Мария Акулова
Эффект бабочки
Нет, все-таки нужно было отказаться от глупой затеи и не идти.
***
Глеб проводил машину серьезным взглядом, а потом… хмыкнул. Если бы Настя считала, это был бы… пятый раз?
Он и представить себе не мог подобной реакции. Так его точно не отбривали, даже во времена студенческих попыток перетра… перепробовать всех и каждую.
Тот случай, когда не знаешь – плакать или смеяться. Нет, таки смеяться.
А еще спокойно продолжать действовать по заданной схеме. Только не по той, которую задала бабочка, а по своей.
И что там дальше по плану? Например, можно узнать ее номер.
Глава 7
Суббота не задалась с самого утра – зарядил дождь, моментально выкрасивший солнечный город в серые тона. Днем он только усилился, а к вечеру напрочь отказался заканчиваться, мелко, но противно морося.
Настя вылетела из дому с опозданием, а потом всю дорогу до Бабочки нервно поглядывала на часы. Наверное, нервничала не столько из-за возможности опоздать, сколько из-за вероятной предстоящей встречи, но кто же себе в этом признается?
Вспоминая инцидент с Имагиным, ей становилось немного стыдно. Казалось, что слова звучали излишне грубо, да и бросить мужчину на глазах у публики – было не лучшим, что можно сделать, а он не обиделся, даже не разозлился – вышел следом, посчитал нужным объясниться. Да, ей было стыдно за то, как она отшила Глеба, но не за сам факт отшивания.
В правильности этого своего решения Настя не сомневалась. Хотя, если быть честной с собой, несколько раз очень хотелось усомниться, например, в минуты раздумий перед сном, или во время нуднейшей консультации перед экзаменом, назначенным на следующую неделю. Но девушка стойко пресекала эти попытки. Она верила только в те сказки, которые в детстве читал папа. Те были красивые, добрые, непременно со счастливым финалом, который, в сущности, является только началом. А в возможность сказки с Имагиным – нет. Она не золушка, он, конечно, может и принц, но вызывает в ней слишком противоречивые чувства, да и намерения его, наверняка, не заходят дальше, чем неплохо проведенное совместно время. И, если уж не кривить душой, против этого-то Настя гипотетически ничего не имела – он красив, силен, с ним приятно было танцевать, чувствовать руки на пояснице, чуть ниже и выше, к нему тянуло на физиологическом уровне, но она не могла расслабиться. Вечно чувствовала зудящую тревогу и раздражение, от которого никак не получалось избавиться. И подобные размышления вечно заканчивались одинаково: она делала вывод, что поступила правильно, можно было бы мягче, но какая разница, если желательный исход один – дать понять, что у них с Имагиным разные дорожки. У него – широкая магистраль на шесть полос, а у нее своя аллейка с лавочками вдоль и горящими по вечерам кованными фонариками.
Костеря себя за то, что забыла взять зонтик, Настя добежала до Бабочки, набросив на голову капюшон, прошмыгнула в свою каморку, уже там поежилась, стягивая противную мокрую кофту, такие же тряпичные кеды.
Хотелось верить, что вечер пройдет без эксцессов, гладко, мирно, спокойно. Хотелось не встретиться ни с Имагиным, ни с Пирожком, оттанцевать и отправиться в гости к родной подушке, которая манила даже так – на расстоянии половины города.
Быстро переодевшись, Настя помчала к остальным девочкам, у которых было назначено обсуждение нововведений в общую схему.
– Привет, – она улыбнулась, устраиваясь на стуле у одного из зеркал, Амина уже начала что-то говорить, потому Насте практически никто не ответил, разве что несколько раз кивнули.
Предводительница бабочек закончила, окинула публику внимательным взглядом, а потом кивнула, давая добро на то, чтоб желающие могли разойтись, чем все тут же попытались воспользоваться, Ася не успела.
Ее схватили за локоток у выхода, придержали, прося остаться, притеснили в уголок. Амина все сделала технично, быстро, аккуратно.
Настя пискнуть не успела, а уже оказалась в ловушке.
– Отшила мужика, Настюш? Не стыдно?
– А тебе-то какое дело? – вопросы, какого мужика и почему вдруг стыдно, Настя решила упустить в виду очевидности ответов.
– Может, я решу, что раз тебе не нужно, то мне в самый раз? Не жалко-то такими кавалерами разбрасываться?
– Какими кавалерами? – Настя окинула взглядом комнату, убеждаясь, что все либо действительно слишком заняты своими делами, чтоб слушать их разговор, либо очень хорошо притворяются, что заняты.
– Непонятно, за какие заслуги на тебя свалившиеся, Анастасия. Я тебя предупредила, будешь дальше от него бегать, сама займусь. Нравятся мне, знаешь ли, такие…
– Какие такие? – после слов Амины, Настя почувствовала очередную волну раздражения, только уже не в отношении Имагина, а к девушке напротив. Будто у нее действительно что-то хотят забрать. Что-то, принадлежащее ей.
– Целеустремленные.
– Раз целеустремленный, так просто не сдастся.
И вся прежняя рефлексия о том, что ей-то очень нужно, чтоб сдался, забыл об интересе, смирился, канула в лету.
– Ну, знаешь, еще пару неделек вокруг походит, а потом надоест бегать за малолеткой неразумной, а здесь я, вся такая не малолетняя, – Амина загнула один палец, – разумная, – второй, – не менее красивая, – третий, – танцую тоже не хуже, – четвертый. – Или ты просто пытаешься цену набить? Мол, не такая и ждешь трамв… принца? Если да, то по второму пункту можно было два пальца загибать.
– Он меня настораживает, – Настя сама не сказала бы, почему, но захотелось ответить правдиво.
– Это нормально, плохо было бы, если б не настораживал, а так все логично. Ты его не знаешь, какого ж лешего доверять? Не доверяй, но присмотреться можно.
– Никак не могу понять, в чем твой интерес? Он тебе что, денег обещал?
– Нет, скорей обеспечить профессиональный рост.
– За что? За то, что я в его кровати окажусь?
– Ты прямо хочешь, чтоб я 'да' ответила, но нет. Всего лишь за то, я не глупее Пирожка, а с тобой вообще помогаю по доброй воле. Ну понравилась мальчику девочка, а она почему-то ломается, неужели добрая тетя Амина не может помочь им сойтись?
– Добрая тетя Амина может сделать только хуже, потому что мальчик поиграет с девочкой, а потом выбросит из жизни и из клуба, а у девочки есть семья, которую нужно кормить.
– Это называется риском, Настя. А кто не рискует, тот не живет.
Этот разговор закончился ничем, Настя не помчала тут же на поиски Имагина, который, несомненно, сегодня тоже должен был быть в зале, сопротивляться тоже не стала, решила отложить подобные мысли до поры до времени.
Единственное, когда столкнулась с Глебом в коридоре, по дороге на аудиенцию с Пирожком, улыбнулась и кивнула, принимая приветствие.
***
День не задался с самого утра, но только ближе к ночи Настя поняла, что дождь – мелочь. Причем мелочь приятная, потому что может быть в миллион раз хуже.
Этот вечер начался так же, как все вечера до него. Практически та же музыка, частично те же люди, отлаженные движения, профессиональная улыбка на лице, дежурные поглядывания на толпу, даже взгляд Имагина из-за одного из столиков на втором ярусе, без которого чего-то не хватало бы, уже привычный. Все было… привычно, пока Настя не обернулась ко входу, замечая в толпе знакомую макушку. Одну, вторую, третью… Это были они – танцоры ее труппы, когда-то коллеги и товарищи, а теперь чужие люди. Один из них раньше был любимым человеком, кто-то – другом, кто-то – подругой, а теперь они пробирались сквозь толпу, еще не замечая ее, предвкушая неплохо проведенное время, а у Насти вдруг затряслись руки. Она так долго боялась чего-то подобного, что теперь не могла поверить в реальность происходящего.
Поверить в то, что Алина тянет за руку улыбающегося Петю, что несколько человек пятятся перед ними, что-то говоря, а потом заливаясь смехом, что еще пятеро плетутся следом, лучась не меньшим счастьем, что Светы среди них нет, что Алина приближается к Пете, целуя в щеку, слишком уж не по-дружески, что он ловит ее лицо пальцами, поворачивается, целует уже в губы.
Все это растянулось в мыслях Насти на долгие минуты, хотя на самом деле прошли считанные мгновения. А потом компания окупировала заказанный столик, и каждый занялся тем, что решил изучить взглядом зал…
***
Глеб заметил перемены в поведении интересующей его бабочки. Все было хорошо, точней привычно. Хорошо не было потому, что ему не нравилось, как она танцует для толпы.
Так вот, все было привычно, они привычно иногда встречались взглядами, в ее уже не было той враждебности, но и страсти особой не замечалось, она будто проверяла – на месте ли он, а потом продолжала заниматься своим делом. Он всегда был на месте. Куда ж ему деться, если она-то тут?
Девочка танцевала, иногда оглядывалась, находя его, время от времени окидывала взглядом толпу, а потом застыла. На долю секунды застыла, забыв обо всем. Только глаза стали размером в пять копеек и улыбка слетела с губ, а еще она побледнела. Этого Глеб не видел, но почему-то был уверен – побледнела. Так, как бледнеют, когда видят привидения или гостей из прошлого, которых встретить не хотели бы. Проследив за направлением взгляда девочки, он разыскал компанию, активно проталкивающуюся сквозь толпу.
Ничего особенного – человек восемь, смеются себе, никого не замечая, так почему она так всполошилась?
Когда Глеб вернулся взглядом к Насте, та уже взяла себя в руки, снова танцевала, отвернувшись от того столика, за который села компания. Вот только страх из глаз не пропал, и бледность, наверняка, тоже. И на него она больше не смотрела – за ночь ни разу.
***
Настя уже не вспомнила бы, когда в последний раз так неистово молилась. Может в детстве, еще когда верила в реальную возможность повлиять на что-то с помощью собственных желаний, обращенных к высшим силам. А теперь, отчаявшись, не нашла ничего лучше, как вновь взывать к богу, моля о том, чтоб ее не заметили. Не заметили под боевым раскрасом, в толпе таких же, за собственным весельем. Как же она на это надеялась! Как бессмысленно и обреченно надеялась!
Ее состояние не укрылось от остальных девочек, некоторые, боясь повторения инцидента с падением, бросали встревоженные взгляды, мол, все хорошо? И Настя натягивала на лицо улыбку, неуверенно кивая. Сейчас она с удовольствием спрыгнула бы вниз, а потом убежала куда подальше. Но нельзя – Имагин здесь, и еще одного промаха ей не простят. Потому бежать нельзя, можно только молиться. Бессмысленно и обреченно.
Настя почувствовала тот момент, когда ее заметили. Наверняка, заметили не просто так. Скорей всего, Алина сделала для этого многое.
За что? Может, Настя когда-то получила партию, которую хотела она. Может, еще в детском классе Асю поставили в пару с мальчиком, с которым танцевать хотела Алина, а может, все дело в том, что именно Алина сейчас так ластится к Пете, что-то шепчет ему на ухо, улыбается, держит за руку, кладет голову на плечо.
Она оказалась права – Света – лишь временное увлечение. Только неужели думает, что сама станет постоянным? И за что так жестоко с ней, с Настей? Чувствует конкуренткой? Зря. Теперь-то точно зря.
Веселова изо всех сил пыталась не смотреть в сторону затихшего столика, а он правда затих. Не было больше того веселья, с которым компания ввалилась в зал, веселья вообще не было. Такие знакомые и одновременно неизвестные ей люди все как один молча следили за ней, прожигая дыры, не хуже Имагина.
Хотя победителем сегодня однозначно был Петр. Пусть невольно, но несколько раз Настя встречалась с ним взглядами. Он не замечал попыток Алины прижаться тесней, поцеловать, приласкать, смотрел на одну из бабочек, явно одновременно злясь и чувствуя отвращение.
И этот его взглядом подстегивал танцевать еще откровенней, ярче, сильней.
Он будто кричал – 'как ты могла?!'. И у Насти был ответ. Могла. Могла приблизительно так же, как он смог ее вышвырнуть. Вышвырнуть по протекции Светы, а потом и ее наверняка выбросить из коллектива, уже по просьбе Алины, а потом и дредастую подругу отправит в отставку, теперь уже по желанию очередной, греющей постель и другие приглянувшиеся горизонтальные поверхности.
С каждым его новым взглядом, в Насте все сильней клокотала ярость – он не имел права ее упрекать. Кто угодно, но не он.
Долго душа поэта не выдержала. Веселье у компании не задалось. Не задалось настолько, что они ушли уже через час. Все молча, тихо, без улыбок и шуток, только Алина оглянулась уже у выхода, пожала плечами.
Мол, прости, но на войне…
Да, на войне бывает по-всякому. Например, гадко и больно, приблизительно так, как Насте было сейчас.
***
– Что это было? – уже в коридоре Настю поймала Амина, придержав за локоть.
– Ничего, – Веселова же выдернула руку, безразлично пожимая плечами. Не хватало еще перед посторонними отчитываться.
– Знакомые заходили, да? – второй вопрос заставил Настю остановиться, обернуться. В нем почему-то звучало злорадство.
– Пошла ты… – бросив прямой взгляд в глаза главной бабочки, Настя направилась в свою каморку.
По правде, послать следовало не Амину. Но ей можно было сказать спасибо за то, что стало немного легче.
Еще легче стало, когда Настя хлопнула дверью в каморку, а потом пнула казенный диван казенной же босоножкой.
Ну вот, самое страшное случилось, чего ждать дальше? Когда новость дойдет до мамы? Когда над Андрюшей начнут издеваться в школе? Когда он полезет из-за нее в драку и разобьет какому-то дураку нос? Когда бабки у подъезда уже официально станут смотреть, как на сильно неприличную женщину?
Зло стянув с себя весь блестящий латекс, Настя забралась в джинсы, любимую футболку. Услышала телефонный звонок, но даже не полезла в сумку, предпочитая не смотреть, кто это.
Может, Пирожок с очередным предложением, может, Петя, жаждущий что-то выяснить, может, Алина – чисто поржать. Ну или Амина, не ожидавшая такой наглости и теперь желающая взять ответ. Пофиг.
Настя вышла на улицу, не ответив ни на один оклик, приветствие или прощание, развязала лямки рюкзака, доставая трубку. Оказывается, звонил неизвестный номер. Какому олуху захотелось связаться – было фиолетово. Набрав номер такси, Настя отошла от заднего входа в здание, с тоской смотря на бетонную урну.
Она предпочитала не курить, но сейчас жутко хотелось сделать пару затяжек. Прям до смерти. Почти так же, как отмотать время назад и все переиграть. Например, поменяться с кем-то из девочек, не приходить сегодня, или встретить Алину раньше, и тут два варианта: либо оттаскать за волосы, что она честно заслужила, либо в чертов миллионный раз объяснить всем, что Петя ей нахрен не нужен.
Не стоит он того, чтоб сначала выдворять ее из группы, лишать возможности заработать, а теперь еще и унижать – приводя посмотреть.
Нет, время однозначно нужно отматывать до того драного момента, когда она застенчиво улыбнулась, отвечая на вопрос Пети, не против ли она сходить с ним в кино.
От раздумий девушку отвлек еще один телефонный звонок.
– 'Вас ожидает белая Шкода, номера…' – к бордюру подкатила указанная машина, Настя юркнула на заднее сиденье, повторяя водителю адрес.
Краем глаза она увидела движение за окном, но внимания на него не обратила, как и на очередной звонок с незнакомого номера.
***
– Остановите здесь, пожалуйста, – девушка выпрямилась на сиденье, впервые подавая голос после десяти минут молчания. Ехать по пустынному городу было хорошо, даже тревога немного забылась, с каждой минутой становилось все светлей. Говорят же, что утро вечера мудреней, Настя очень надеялась, что так и есть, что с окончательным приходом утра, станет легче.
Не желая спорить, водитель затормозил у обочины, принял оплату, даже улыбнулся грустной уставшей девушке, не похожей на тех, кого обычно приходится забирать из-под стен клуба, не упитой и не обкуренной, просто грустной.
Настя же проводила машину взглядом, а потом засунула руки в карманы, медленно ступая в сторону дома. Она вышла всего за несколько кварталов от своего парадного, захотелось прогуляться, проветриться, подумать.
Например, о том, что делать дальше? Бежать и перед кем-то оправдываться? Перед кем? Перед Петей, который сам же толкнул ее в бабочки. Перед другими, которые пусть и не толкали, но за это время даже ни разу не позвонили, не спросили, как дела? Или пойти поплакать вместе со Светой, которую, кажется, ждет или уже постигла та же участь? Да и за что оправдываться? Неужели это настолько постыдно, позорно, противно и пошло, насколько гневным был взгляд Пети? И вообще, какого черта он так смотрел? По какому праву осуждает?
А еще жалко, что сорвалась на Амину. Та-то ни в чем не виновата, и даже не в курсе, просто под руку попала не вовремя. Попытайся ее остановить в тот момент кто-то другой, точно так же схлопотал бы. Любой, хоть сам Имагин.
Настя миновала арку, ведущую во двор, направилась через площадку в сторону своего подъезда.
Глупости… Ей богу, глупости все это. Что изменилось? Ровным счетом ничего. Она не потеряла доверие людей, в чьем доверии нуждается, не упала в глазах тех, в чьих глазах не хотелось бы падать, да, не слишком приятно… Но на этом все.
– Настька, – когда ее окликнули, схватили за руку, потянули в темноту ниши соседнего подъезда, она даже пикнуть не успела, а пришла в себя, уже чувствуя холодный камень за спиной, и злой… злющий взгляд нависшего сверху мужчины.
***
– Придурок! – Настя толкнула мужчину в грудь, не столько, чтоб отпустил, сколько выражая все, что думает о нем. – Какого ты тут…
– Тише, – ее рот накрыла знакомая рука, заставляя заткнуться. Настя попыталась дернуться, но результат ее не удовлетворил – только стукнулась затылком о бетонную стену, руку же нападавший не убрал. – Тише, не кричи.
А она и не собиралась кричать – разве что боднуть пару раз, заехать в пах, стукнуть по башке, расцарапать морду, кричать – нет.
– Ммммм, – вот это-то она и попыталась сказать, получилось… не очень разборчиво.
– Так ты у нас теперь так танцуешь? – когда Петя почувствовал острые зубы на подушечке пальца, зашипел, отдернув руку, но не отступил, даже наоборот – вдавил сопротивляющуюся Настю в стену за спиной.
– Отстань, идиот! – Петр получил заслуженный тычок под ребра, который стойко снес. Жилистый, зараза, но сильный.
– Что ты там делаешь, Настенька?
– Не твое дело! – и еще один, и еще, а с парня – как с гуся вода. Перехватил руки, прижал к туловищу, и смотрит… смотрит так, будто она действительно должна перед ним отчитаться. Прямо здесь, сейчас, правдоподобно, иначе… иначе убьет, вполне законно.
– А чье? Тебя туда хахаль какой-то пристроил? Кто? Какой-то жирдяй с корпоративов? Они вечно на тебя глазели, потом подходили, предлагали за девочку отдельную плату… А я всегда тебя отмазывал. Поняла?
Сейчас его откровения были до лампочки. Сейчас признайся он в любви, Насте было бы наплевать. Она могла думать только о том, с каким удовольствием съездит по морде идиоту, когда тот ее отпустит.
– Иди к своей Свете, придурок. Или к Алине! Или кто у тебя сейчас? Им и устраивай свои сцены, а меня отпусти, – очередная попытка сбросить с себя руки мужчины закончилась приблизительно так же, как прошлые, он прижался еще ближе, когда кажется – ближе не бывает.
– Прости, я идиот, – а то, что случилось потом, заставило Настю перестать сопротивляться. Просто застыть, не понимая, что происходит.
Еще секунду тому весь из себя злой, сильный, яростный, он вдруг обмяк, ослабил хват, опустил голову на ее плечо, утыкаясь носом в шею, а потом зашептал:
– Как же я скучаю, Настюш. Не представляешь, ты мне уже даже снишься, просыпаюсь, а тебя нет… И позвонить не мог, думал, не простишь, что выгнал, а это все она… Я не хотел. Черт, дураком был. Думал, что влюбился в Свету, а на самом деле – так, интересно было, а получается, что из-за нее, вот так с тобой… Прости меня, маленькая. Прости, пожалуйста. Я когда тебя сегодня увидел… Я думал, очумею от ревности, ты там… и вся такая… – Петя сжал Настины запястья до боли, а когда девушка зашипела, быстро отпустил. – Возвращайся, Настюш, возвращайся ко мне, в группу возвращайся, хочешь, деток своих забирай, а Свету… Я всех выгоню. Кого хочешь? Хочешь, Алину? Кого выгнать? – он вновь навис, смотря в глаза напротив.
– Себя выгони, – в холодные, полные если не отвращения, то жалости, а еще непонимания. Настя не понимала саму себя. Не понимала, как могла трепетать от прикосновений этого человека, желать его внимания, гордиться тем, что он с ней…
– Настюш…
– Отойди от меня, Петя. Тошнит от тебя, – высвободив руки, Настя попыталась толкнуть его в грудь, но он, черт его дери, снова воспротивился.
– Ну что мне сделать, чтоб ты простила? Что?
– Да отойди ты от меня просто! И все! – почему-то не хотелось кричать. Не хотелось, чтоб кто-то стал свидетелем сцены, чтоб судачили, чтоб осуждали, потому говорить Настя пыталась тихо. Тихо кричать очень сложно, но она делала именно это.
– Не отойду, пока не скажешь, что простила, что вернешься… – Петя попытался провести по девичьей щеке, Настя дернулась, уворачиваясь.
– Никуда не вернусь. Ни к тебе, ни в группу. Выгнал – наслаждайся. Трахай тех, кто посмазливей, а потом выгоняй, чтоб трахать новых или возвращаться к хорошо забытым старым.
– Настюш…
– Тошнит от тебя, понимаешь?! – не выдержав, Настя сорвалась-таки на крик.
– Я исправлюсь…
Хотелось завыть. Или вбить ему в голову кувалдой то, что понимала и она, и он. Не исправится. Сегодня взыграла гордость, ревность, глупость, а завтра эмоции поутихнут, вокруг снова будут Светы, Алины, танцы. А главное – он уже давно не нужен Насте. Теперь Петя – не больше, чем ошибка юности.
– Не отойдешь, я закричу, – Настя посмотрела в глаза бывшего, в случае чего собираясь реализовать угрозу. Иначе, судя по всему, он не поймет.
– Кричи, я не…
– Не отойдешь, конечности переломаю.
Меньше всего Настя надеялась, что в их диалог вмешается третий. Хотя нет, меньше всего ожидала, что этот третий скажет именно эти слова. Или нет, что этим третьим станет человек, который схватил Петра за плечо, развернул, впечатывая уже его в стену подъезда.
Бедные сплетницы… Знали бы они, что пропускают, досматривая последние сны, рвали бы на себе волосы. А вот Настя с удовольствием поменялась бы с одной из них местами – лучше наслаждаться снами, чем застывать в ступоре, круглыми глазами следя за тем, как перед носом разворачивается странная, нереальная, нелогичная сцена.
– Кто это, Настя? – Имагин, а, черт возьми, это был именно он, держал Петю за горло, не давая тому ни вдохнуть, ни выдохнуть. Петя же, уже порядком покрасневший, размахивал руками, требуя подать воздух. – Ты его знаешь?
Надо было что-то ответить. Срочно. Надо было как-то остановить смертоубийство. Тоже срочно. Надо было внести каплю разумности в происходящее, но Настя смогла только кивнуть. Благо, это помогло.
Хват был чуть ослаблен, Петя уже сам схватился за горло, пытаясь откашляться, но долго 'отдыхать' ему было не суждено.
– Он что-то сделал? – вопрос, заданный убийственно спокойным тоном, адресован был Насте, от нее если не требовали, то ждали ответа. Поняла это Ася не сразу, сначала не меньше, чем полминуты, переводила ошалелый взгляд с одного мужчины, на другого. А потом мотнула головой, мол, нет.
– Тогда в качестве профилактики, – Имагин засадил Пете кулаком в область солнечного сплетения. Тот, теперь уже не кажущийся таким большим и сильным, согнулся вдвое, одновременно кашляя и издавая странные сипящие звуки. – А теперь вали, пока живой, потом встретимся, еще поговорим.
Как ни странно, на этот раз уговаривать Петю не пришлось. Он бросил полный боли взгляд на Настю, судя по всему, это должно было ее впечатлить, потом зыркнул на Имагина, все так же, полусогнувшись, а потом поковылял прочь, предпочитая на прощаться и не борзеть.
Имагин же проводил его тяжелым взглядом, периодично сжимая и разжимая кулаки, дождался, пока бедняга скроется за аркой, а потом перевел взгляд на Настю.
– Не надо было его отпускать, идем, – взял ее руку в свою, потянул. Судя по всему, сделал вывод, что спрашивать сейчас у нее что-либо, смысла все равно нет, потому решил действовать так, как считает нужным.
А нужным он посчитал открыть дверцу довольно высокой машины, усадить ее на пассажирское сиденье, упереться о дверную раму, внимательно разглядывая безразличное лицо.
– Кто это был? – Глеб хмурился, смотрел сурово и внимательно, а Насте почему-то было стыдно поднять взгляд на спасителя. А еще она почувствовала, что ее вдруг начала бить дрожь.
– Это… знакомый…мы… вместе танцевали, потом я ушла, – язык еле ворочался, слова путались, мысли тоже, было сложно не то, что говорить – думать.
– Что он хотел?
– Он… я не знаю, просто… просил прощение…
Имагин ругнулся сквозь зубы, отчего Настя непроизвольно сжалась. Бояться следовало раньше, а инстинкты проснулись только сейчас, как-то запоздало.
– Не трясись, все хорошо, – заметив такое ее состояние, Глеб чуть смягчился. У него тоже случилась отдача, просто немного другого рода.
Большую часть ночи он привычно уже наблюдал за бабочкой, а потом вышел, вспомнив о том, что должен позвонить заокеанским коллегам. Позвонил на свою голову. Когда вернулся – ее уже как ветром сдуло, а еще она не взяла трубку, когда ей звонили, и поехала не так, как обычно – с одной из девочек, а судя по всему, взяла такси.
Так и было, взяла такси, только подъехала не под дом, что было бы логично, а вышла за несколько кварталов, потом медленно шла, то и дело, пиная подвернувшиеся камушки. А потом пропала… Глеб даже не понял, как такое произошло, отвлекся на долю секунды, а ее уже нет.
Он вышел из машины, пытался понять, увидеть, услышать, а она будто провалилась под землю, если б не крик, так и осталась бы незамеченной. Хорошо, что додумалась крикнуть.
– Он точно ничего не сделал? – ее руки в который раз за ночь схватили за кисти, теперь намного нежней, перевернули, проверяя, нет ли отметин.
– Нет, ничего, простите, мне домой пора… – Настя понимала, что несет чушь, но лучше это, чем впасть при нем в истерику, которая непременно будет.
– Сиди, – встать ей, естественно, не дали, отпустили руки, потянулись к бардачку, открыли его, доставая воду. – Вот, пей, – протянули ей.
А потом с тяжелым вздохом открутили крышечку, которая не поддалась бы трясущимся пальцам, поднесли к губам, давая сделать несколько глотков, потом закрутили и забросили куда-то в машину.
– Полегчало?
По правде, нет, но Настя кивнула. Ей бы не воды, а чего-то градусов на сорок покрепче, но просить она постеснялась, да и не смогла бы – слишком много слов.
– Сиди, я сейчас, – Глеб окинул ее внимательным взглядом, будто оценивая, сможет сбежать или нет. Видимо, пришел к выводу, что не сможет, потому оставил в машине, а сам направился к месту недавней стычки, скрылся в нише, которую несколько минут тому занимала сама Настя, а потом вышел оттуда с ее рюкзаком, вернулся, параллельно отряхивая его, без спросу полез в боковой карман, достал телефон, разблокировал. – Почему трубку не брала?
– Это вы звонили? – ну вот, благодаря глотку воды и целой минуте времени, она смогла сформулировать первый здравый вопрос.
– Я. Почему не брала?
– Я не беру незнакомые, – в горле снова пересохло, чуть отклонившись, Настя попыталась нащупать бутылку.
– Сейчас запишу, – и все так же, не интересуясь разрешением, Имагин занялся вбиванием своего номера в адресную книгу. Но по факту, Насте было на это плевать, лишь бы не отказался откручивать крышечку с протянутой бутылки, а потом поддерживать ее, чтоб не выскользнула из рук.
– Спасибо вам.
На благодарность мужчина ответил оригинально – скривился, вручил телефон хозяйке.
– Если б взяла трубку, и благодарить бы не пришлось.
– А что б вы сделали?
– Подвез бы, Настенька, просто подвез.
– Спасибо, я сама…
– Только глупостей не говори, ладно? Мы-то с тобой видели, что происходит, когда ты сама.
Ответить было нечего. Да, такое с ней не каждый день, но это не отменяет сегодняшний эксцесс, которого хватит еще на долгие годы осторожности.
– А как вы тут…? – Имагина смело можно было благодарить не только за спасение, но еще и за то, что он догадывался о смысле вопроса исходя из таких вот неоконченных формулировок.
– Мимо проезжал, – а ответил он неохотно.
– Мимо моего подъезда? Ранним утром?
– Что ты хочешь услышать? Что следил, или что случайно? Выбирай сама.
– Значит, следите за мной…
– Провожаю, – вновь их взгляды встретились, как иногда на танцполе, первой не выдержала Настя, отвернулась. Потому, что… сердце как-то неправильно ускорилось.
– Все равно спасибо.
– Пожалуйста. Еще будешь? – Имагин покрутил бутылку в руках, а стоило Насте отрицательно покачать головой, вновь забросил в машину. – Встать можешь?
– Да.
– Хорошо, тогда говори код подъезда или ключ найдешь? Я провожу…
– Нет! – Настя ответила даже громче, чем крикнула не так давно на Петю. Имагин на ее пороге – это слишком. Слишком не только для сегодня – в принципе слишком.
Но прозвучало грубо, Глеб хмыкнул, а Настя залилась краской, чувствуя стыд.
– Не подумайте, просто…
– Дома что, ревнивый муж ждет?
– Дома ждут мама и брат, и я не хочу их волновать, простите, но я лучше сама.
Подтверждая собственную готовность ковылять хоть на край света, Настя медленно поднялась с кресла, пошатнулась, но устояла, взяла в руки рюкзак, сжала лямки в кулаке, чтоб не выскользнул из рук, запрокинула голову, смотря в глаза спасителю.
– Спасибо за помощь.
Он не ответил – кивнул.
– И вы ему сказали, что поговорите…
– Не сомневайся, поговорим.
– Не надо, – Настя сжала свободной рукой кисть мужчины, а потом резко отпустила, будто испугавшись. – Он того не стоит, да и я… Поверьте, я того не стою.
– Скорее ты этого не оценишь.
– И не оценю, вы правы.
– А что оценишь? – по девичьей руке, от локтя до плеча, прошелся легкие ветерок из прикосновений, а вслед за ним будто пронеслась стая бабочек, щекоча крылышками.
– Я оценила помощь, спасибо.
– То есть, чтоб добиться твоего внимания, мне придется вечно тебя спасать? – в уголках губ такого серьезного мужчины заиграла улыбка.
– Чтоб добиться моего внимания, на меня не нужно давить, это главное, – мужская рука вновь прошлась по коже, теперь уже сверху вниз, вызывая новую волну приятных ощущений, не хотелось признавать, но эти его касания успокаивали. Настя даже подумала, что позволь она себя обнять – стало бы намного лучше.
– Хорошо, зайдешь в квартиру – позвонишь. Номер я забил. Свалишься по дороге – тоже позвонишь, даю пять минут на то, чтоб добралась до квартиры.
Настя кивнула, разворачиваясь. Пожалуй, можно было бы возмутиться, спросить по какому праву… Но не было ни сил, ни желания, ни смысла. Он ее действительно спас. И теперь имел право хотя бы на этот небольшой приступ самодурства. Если все ограничится этим, конечно.