Мария Акулова
Эффект бабочки
– Я лично проголодался, – прежде, чем Настя успела что-то ответить, ее снова на какое-то время лишили возможности говорить, накрывая губы своими. То, что он проголодался, было ясно, как божий день. Вот только рано.
– Я тоже, – первой снова оторвалась Настя, выставила вперед руку, мешая в очередной раз сбить ее с толку поцелуем. – Но только давай я выберу место. Хорошо?
Мужчина на секунду задумался, чувствуя подвох, а потом пожал плечами, соглашаясь. Его мотивы были предельно просты – чем быстрее согласишься, тем быстрей она снова потеряет бдительность, позволяя себя поцеловать. Так и случилось, заручившись согласием, Настя позволила.
А потом наслаждалась его близостью, и еще немного предвкушала реакцию на собственную задумку.
На первом свидании он очень пытался ее впечатлить. На втором, видимо, ее очередь. Просто впечатлять ведь можно по-разному. Например, вернув его в то время, которое он мог уже забыть, окопавшись в своем жутко важном офисе, жутко дорогой машине и безумно изысканных ресторанах.
***
– Поворачивай…
– Куда? – Глеб недоверчиво оглянулся на Анастасию свет Батьковну, штурмана продолжения их совместно вечера. С искренней, просто невероятной надеждой на то, что это шутка.
– Туда.
Нет, не шутка.
"Туда" действительно можно было свернуть. Вот только Глеб вряд ли сделал бы это по доброй воле на втором свидании со своей бабочкой.
– Настюш, на Саксаганского миллион заведений. Если мы проголодались, то поехали, но не сюда же…
– Сюда. – Девушка кивнула, явно показывая, что не ошиблась, не скромничает и не шутит.
Тяжко вздохнув, Имагин включил левый поворот, заезжая на макдрайв.
Нахмурился, тормозя за одной из машин в очереди, посмотрел на Настю как-то обижено.
– Что? – так красноречиво, что промолчать она не смогла.
– Я не был здесь уже лет семь.
– А я часто захожу.
– И совсем не соскучился… по несварению.
– Не преувеличивай, от этого не бывает несварения. Только привыкание, – очередь продвинулась, их машина подъехала к свободному окошку.
Имагин даже открыл свое, вот только в ответ на улыбку, молодой человек – сотрудник получил тяжелый кислый взгляд. Вздохнув, Насте пришлось все брать в свои руки. В смысле пододвигаться к окошку, упираться руками в Имагинскую ногу, извинительно улыбаться, а потом делать неприлично приличный заказ.
– С вас…– паренек занялся распечатыванием чека, а Глеб в этот момент воспользовался ситуацией, снова утыкаясь куда-то в область уха, щекоча кожу дыханием.
– Заплатить-то хоть можно? Или я сегодня совсем в роли мужчины тебя не устраиваю и ужин за счет дамы?
– Можно, – Настя смилостивилась, поглаживая напряженную ногу.
Он ее вполне устраивал в роли мужчины. И его волнения на этот счет – глупы. Просто она все объяснит чуть позже.
Когда, получив теплый пакет, Имагин снова 'задраил люки', Настя с искренней детской радостью выхватила из его рук 'ужин', прижимая к груди, а потом вновь уселась на свое место, руководя, куда рулить дальше.
– На Андреевском вверх, хорошо?
– Хорошо, – не то, чтоб с радостью, но Глеб согласился. Хотя разве у него есть выбор? Бабочка явно что-то задумала, а ему остается только ждать, даже не пытаясь догадаться, что именно. Судя по горящим глазам – ей собственная затея нравится, а ему… А ему, по сути, пофигу, лишь бы с ней.
***
– У тебя ведь есть плед, правда? – выйдя из машины, обойдя ее по духе, Глеб присвистнул, уставившись на лестницу, при взгляде на которую глаза Насти откровенно загорались нетерпением.
– Зачем?
– Хочу устроить пикник, – Настя пошуршала пакетом со снедью, а потом бросила на мужчину полный восторга взгляд.
– Ночью?
– Сейчас вечер.
– В городе?
– Там хорошо.
– С этим? – еще один скептический взгляд достался еде. Если бы картошка с бургерами могли видеть этот самый взгляд, наверняка оскорбились бы.
– Имагин, я бы на твоем месте поторопилась, иначе 'это' остынет, и есть его будет категорически нельзя. Плед есть?
– Есть, – пришлось искать в багажнике плед, а потом … – Ты серьезно, Настенька? – это 'Настенька' прозвучало слишком уж елейно. Если не посчитал больной, то откровенно далекой от состояния 'совершенно здорова'.
Не выдержал Имагин, свернув на третий пролет лестницы, ведущей вверх в неизвестность – вокруг темно, лесисто, а они… прут. Мужчина не то, чтоб запыхался, но откровенно задолбался.
– Еще чуть-чуть, правда, ну пожалуйста, – вот только Настя не задолбалась, а ее глаза продолжали гореть – энтузиазмом и мольбой. Потому пришлось молчать и переть вверх. Переть, ненавидя лестницы, Макдональдсы, свое согласие и ее идеи.
'Чуть-чуть' затянулось, и лестницей не ограничилось. Надо было пройти еще чуть-чуть по песку, потом еще чуть-чуть по кочкам и совсем чуть-чуть уже по траве, зато потом…
– Вот, – довольная собой, Настя выхватила из рук мужчины плед, расстелила его прямо на земле, потянула его за руку, заставляя сесть, села рядом. – Здесь красиво, правда?
Глеб кивнул. Было действительно красиво: горящий уже огнями город у твоих ног, а ты сам будто за его пределами, хотя прекрасно знаешь, что находишься в самом центре. Слышишь доносящиеся издалека звуки мегаполиса, чувствуя при этом мягкую траву под пальцами. Странно.
– Красиво. А мы тут…
– Ты показал мне, как живешь, как красиво живешь. Там, на крыше, с музыкой, с шампанским, и мне очень понравилось. Просто я хочу показать, как умею я – не на крыше, но выше всех, – девушка указала на горящие окна где-то внизу. – Без музыки, зато в непривычной тишине. Без шампанского, зато с колой со льдом.
– То есть тебе не понравилось на крыше? – Глеб снова нахмурился.
– Очень понравилось, – а она вдруг забралась на колени, обвила шею руками, мягко поцеловала, заглядывая в глаза. – Просто ты должен понимать, с кем пытаешься строить отношения. Я не львица, и даже не кошка. Я безумно простая. За меня тебе может быть стыдно перед друзьями. Я ем в Маке и чувствую себя неуютно с бокалом дорогого розового в руках. Но мне очень хорошо с тобой, и я хочу, чтоб тебе было так же хорошо со мной, даже если мы находимся в обстоятельствах, к которым ты не привык. Понимаешь?
– Не очень, – прижав ее тесней, Глеб чуть расслабился. Это не была попытка показать, что она думает о нем, как о мужчине, нет. Просто вот таким странным образом его бабочка пытается перейти на новый уровень. Уровень, на котором она впускает его в свою жизнь.
– Ну и ладно, тогда забудь, – Настя даже не расстроилась. Возможно, идея и была глупой, и он со временем все же поймет, что глубоко заблуждался, выбирая в объекты интереса именно ее. Возможно, когда-то она таки опозорит его перед друзьями, оскорбится, получив подарок, который ему будет казаться простым проявлением внимания, а ей платой за секс, возможно, из-за различия между их мирами, рано или поздно придется расстаться, но сейчас первую проверку они прошли. Она – прошла проверку крышей, он – этим наивным пикником.
Прошел, потому что ему понравилось – Настя знала.
Понравилось целоваться, держа ее на руках, понравилось лежать, считая те же звезды, что на крыше, только теперь находящиеся чуть дальше. Понравилось есть не рулетики из баклажанов, а подостывшую уже картошку.
– Вкусно, правда? – Настя опустила очередную картофельную палочку в горчичный соус, а потом поднесла ее к губам мужчины. Он сопротивляться не стал – вдумчиво прожевал, кивнул. Только на верхней губе осталась капелька горчицы, с которой Настя помогла справиться, даря очередной поцелуй.
– Что может быть вкуснее на свете? – а потом довольно замурлыкала, когда Глеб проделал те же манипуляции, что она сама недавно, потчуя вкусностью уже ее.
– Разве что есть из твоих рук, – когда Глеб говорил, его взгляд был очень серьезным, а вот Настя залилась звонким смехом, чтобы потом вновь прижаться губами к его губам, скрывая румянец на щеках и увиливая от необходимости отвечать что-то, когда все слова вылетели из головы.
Они, наверное, слишком быстро влюбляются. Надо медленней, постепенней, не так рьяно. Нужно больше подтормаживать, реже встречаться, не звонить.
– Поехали ко мне, – иначе сорвутся. Прямо отсюда и в пропасть, а потом оттуда уже не выбраться. Уйдут с головой. Утонут, забудут, забудутся.
– Нет, – Настя еле заставила себя оторваться от мужчины, откидывая голову, шумно выдыхая куда-то в небо.
Пока еще есть силы мыслить здраво, за это нужно цепляться.
– Тогда давай еще посидим…
Они сидели долго. Почти столько же, сколько лежали, а потом еще немного стояли. Не отрываясь друг от друга, целуясь, что-то говоря, шепча, смеясь. Половина пакета с едой осталась невостребованной, зато воду они выпили всю – было безумно жарко. Настолько, что даже комары не рисковали высунуться в поисках жертв. По этому поводу Настя удивлялась уже по дороге домой. Хотя, по правде, там, на холме, они вряд ли заметили бы такую мелочь, как комары. Им было не до того.
– Завтра… – Глеб снова вышел из машины у арки, снова не дал уйти, не попрощавшись.
– Я в Бабочке.
Мужчина нахмурился. Но промолчал.
– Ты будешь?
– Нет. Приеду потом, завезу домой.
– Хорошо.
– Маме привет, – а заметив несмелую улыбку на девичьем лицу, чуть оттаял.
– Вы даже не знакомы.
– Познакомишь? – даже улыбнулся в ответ, касаясь носом нежной кожи на ее щеке, когда Настя обернулась, бросая взгляд на окна своей квартиры. Свет, конечно же, горел.
– Познакомлю, но не сегодня. Поздно уже.
– Ну ладно. Иди.
Направляясь к подъезду, Настя сдерживалась из последних сил, чтоб не схватиться за голову. Ужас-то какой! Это ведь ни в какие ворота не лезет! Она! Та, которая торжественно клялась – больше никаких омутов с головой и влюбленностей, тает от одного взгляда мужчины, при мыслях о котором у нее с первой минуты знакомства загоралась красная лампочка. А он! Он собирается знакомиться с ее мамой. И Настя совершенно не против. Ей даже хочется, чтоб мама его увидела, одобрила, порадовалась… С ума сойти.
– Настенька, – Наталья ждала дочку, стоя у кухонной двери. Посмотрела как-то отчаянно, а потом покачала головой, скрываясь за дверью.
Она помнила то время, когда сама выглядела так же. Когда возвращалась домой ночью с припухшими губами и блестящими глазами, когда с уст не сходила глупая улыбка, а из головы отказывались уходить не менее глупые мысли.
– Втюрилась наша Настенька, – даже на комментарий Андрюши из его комнаты, отвечать у младшей Веселовой не было никакого желания.
Кажется, Настенька действительно втюрилась.
Глава 12
– Настя! – Наталья влетела в квартиру, чувствуя, как сердце практически вылетает из груди. Рвется, мечется, трепыхается. Так и до приступа недалеко. Приступа от радости.
– Что? – оба ее любимых ребенка вылетели из кухни, по ходу дожевывая смастеренные на скорую руку бутерброды. Андрюша придерживал при этом пижамные штаны, на которых, похоже, лопнула резинка, а Настя сжимала в руках телефон – теперь она вечно с ним, даже спит с девайсом на подушке. На всякий случай, если вдруг ее загадочный кавалер позвонит.
– Меня взяли… – Наталья собиралась произнести громко, гордо, счастливо. А получилось тихо, с комом в горле, а потом слезами на глазах. Так тоже бывает, когда от счастья. Когда гора с плеч и мир снова в красках.
– Мамочка… – позабыв о резинках, бутербродах, телефонах, дети побежали по коридору к женщине, сначала помогая той опуститься на табурет, а потом обнимая, целуя, Настя почувствовала, что глаза тоже щиплют от слез, пыталась храбриться, но, в конце концов, не сдержалась – утыкаясь куда-то в материнский бок, Андрюша, конечно, ворчал, что болото разводят, но не отходил – поглаживал своих женщин по головам, позволяя ласкать себя в ответ.
Это ведь… Господи! Это ведь такое облегчение! Это прощание с Бабочкой. Это белая полоса после черной, это…
– Только на работу ждут уже в конце августа. – Слезы резко прекратились, Настя подняла взгляд на мать. – Сейчас штат укомплектован, а в середине августа девочка уходит в декрет, ну и я…
– Ну и отлично, – пока Настя пыталась понять, что это значит для нее, слово взял их самый мужественный в мире мужчина. – Зато мы успеем съездить к бабуле. Правда, Насть?
– Я не поеду, – девушка мотнула головой, вымучивая из себя еще одну улыбку.
Ну и ладно. Какая разница, уйти из Бабочки завтра или еще через несколько недель? Главное – убедиться, что маму точно берут. Вот как только состояние перестанет быть шатким, как только они будут уверены, что место у Натальи в кармане, Настя тут же упорхнет из Баттерфляя. А пока… осталось еще немного подождать.
– Почему не поедешь, Настюш? Мы могли бы все вместе… – мама провела по голове Аси, замечая, как по лицу дочки прошла тень.
– Мы же уже говорили, мам, – а Настя быстро встала, развернулась, вновь направляясь на кухню. – Я останусь дома, а поеду потом, когда вы вернетесь. И бабушке так лучше, не нужно будет сразу такую ораву кормить, и мы не будем волноваться за квартиру.
– За квартиру – нет, за тебя – да.
– Пусть за нее мужик волнуется, мам, а мы поедем отдохнем.
Последнее слова в этом разговоре осталось за Андреем.
Настя же вернулась в кухню, забилась в угол диванчика, подобрала под себя ноги, гипнотизируя взглядом телефон. Ей очень… очень-очень-очень хотелось уйти из Бабочки. Теперь уже не только потому, что этому противилась она сама, теперь все было еще сложней – вопрос ее работы стал вечной причиной споров с Глебом.
Вот уже две недели как не Имагиным с пристальным взглядом, а официальным молодым человеком, милым, ласковым, лучшим Глебом. И эти недели омрачало одно – необходимость нестись в Баттерфляй, необходимость сообщать об этом Глебу, а потом необходимость ехать с ним, молчаливым и злым, домой, когда он забирал из клуба.
Имагин много раз пытался поднять эту тему, Настя много раз объясняла, что пока вопрос работы для мамы не решится, свою подработку она не бросит, мужчина скрипел зубами, но ультиматумы ставить не решался. Понимал, что пока выбор вряд ли будет сделан в его пользу.
Только график у Насти почему-то сменился, и Женечка больше близко не подходил, разве что по важным делам, а девочки…
Амина периодически поддевала, другие тоже хихикали, прозвав золушкой, но как-то не зло, без зависти.
Однажды, когда отмечали День рожденья одной из бабочек, даже на откровенный разговор раскрутили, сидели, слушали, улыбались, вздыхали, а потом несколько раз поднимали пластиковый стаканы с апельсиновым соком за то, чтоб каждой достался такой Имагин, а кто себе такого уже нашел, чтоб не сдулся.
Настя и сама понимала, что ей как-то дико повезло. Дико повезло с тем, что Петя когда-то предал, что потом выгнал, что Алина посоветовала позвонить в Баттерфляй, что Имагин пришел именно в тот день. И дальше продолжало везти, потому что дни идут за днями, а он не разочаровывает. И она его, кажется, тоже.
Будто чувствуя, что думают сейчас о нем, Глеб позвонил.
– Алло, – Настя схватила трубку тут же, улыбнулась.
– Как дела? – голос мужчины звучал достаточно глухо на фоне общего галдежа.
– Хорошо, а у тебя?
– Тоже неплохо, был на встрече, вот закончили, сейчас поеду на другую.
– А мы лентяйничаем, – в этот самый момент на кухню вновь пожаловал Андрей Владимирович, плюхнулся на стул, хватая надкушенный уже бутерброд.
– Ну лентяйничайте… – Имагин на какое-то время замолчал. Настя подумала, что отвлекся на разговор с кем-то извне. – У вас там ничего… нового? – а потом снова заговорил.
– Мама прошла собеседование.
– Поздравляю! – голос Глеба сочился энтузиазмом. Видимо, этого момента ждали не только в семье Веселовых.
– Единственное, приступать можно будет только в августе. Пока вакансия еще занята.
– Все равно поздравляю, – и даже не погрустнел, будто не удивился. – Когда к Пирожку пойдешь?
– Когда буду уверена, что здесь все срослось…
Глеб снова замолк. Теперь Настя могла бы с уверенностью заявить – наверняка нахмурился – недоволен.
– Ладно, вечером поговорим, я в восемь заеду.
И сбросил, предварительно выслушав ее согласие и попрощавшись. Вечером непременно вновь будет поднята вечная тема ее работы в Бабочке, и в миллионный раз Насте сложно будет объяснить, что брать деньги от него она не может, что уйти в никуда пока тоже, что в его офисе ей делать нечего. И в миллионный раз он будет злиться, но смиряться. На это они потратят добрых полчаса, зато остальное время пройдет под знаком полного удовольствия.
Чистейшего кайфа из-за того, что они рядом, он касается, его голос отзывается вибрациями где-то в груди, что от его взглядов таешь, а в объятьях плавишься.
И даже уже не важно, куда они пойдут – в кино, театр, ресторан, гулять в каком-то парке или как два дурака-переростка кататься на отечественных то ли американских, то ли русских горках.
Это все равно будет удовольствие, которое вызывает большую зависимость, чем любой наркотик.
Следом за сыном, с несколько минутной задержкой, в кухню вплыла уже Наталья, успевшая переодеться в домашнее, включила чайник, повернулась к детям.
– Знаете, мне собеседование проводила такая интересная женщина… Марина. Она, наверное, немного младше меня, но выглядит… Есть люди, которых годы не берут, это о ней. Очень эффектная женщина, вот только…
– Что? – первым интерес проявил Андрей.
– Была бы я мужчиной, наверное, смотрела бы, а подойти не рискнула.
– Почему?
– Очень уж… острая, колкая… И взгляд такой, и манера общения. Хотя, как потом оказалось, – она жена одного из основателей. Значит, кто-то все же рискнул.
– Это она с тобой, колко и остро что ли говорила? – 'допрос' продолжал проводить Андрей.
– Нет, со мной очень вежливо, деликатно, по-деловому. Просто когда мы общались, к ней заходил директор, и вот с ним… – Наталья усмехнулась, вспоминая ту небольшую перепалку.
– Тот, который муж? – Настя поняла, что начинает путаться.
– Нет, этот – пасынок. Сын мужа.
– О господи, – Ася закатила глаза, прощаясь с любыми надеждами что-то понять. – И это ты тоже от них все узнала?
– Я потом, после собеседования, еще час знакомилась с коллективом, Настюш. Теперь чувствую себя… как это у вас говорят… в теме? Ну вот, теперь я в теме.
Дети улыбнулись, одобрительно кивая. Когда мать в теме – это определенно круто.
– Так я не понял, она тебе понравилась или нет?
– Кто, Марина?
– Ну да.
– Нууууу… – женщина задумалась, вновь прокручивая в голове воспоминания утра. – Да, – улыбнулась, повторяя за сыном. – Думаю, сработаемся. Коллектив у Самойловых неплохой, атмосфера…
– У кого? – Настя вынырнула из мыслей, переспрашивая.
– У Самойловых… Фамилия руководства. Леонид Самойлов – основатель, Марк Леонидович сейчас у руля, а Марина, жена Леонида, главбух. А что?
– Нет, ничего, – Настя мотнула головой, прикусывая изнутри щеку, чтоб не улыбнуться. А надо бы злиться! Очень-очень злиться на Имагина, который влез туда, куда не просили.
Настя отлично помнила подпись на одной из фотографий той выставки. Очень уж много Самойловых в ее жизни в последнее время. Жена друга Имагина, теперь весь состав начальства в фирме, которая !сама! пригласила Наталью на собеседование… Если выражаться совсем уж попсово: 'совпадение? Не думаю'. Вот и Настя не думала.
Взяла со стола телефон, набрала Имагину сообщение.
'Придумай до вечера, пожалуйста, внятное объяснение тому, что новым начальником моей мамы, кажется, будет тот самый друг…'
Он ответил быстро, еще и со смайликом: 'объяснение уже готово, детка, целую'.
Вот так вот, не мытьем, так катаньем, Глеб, похоже, решал волнующие его проблемы. И не разозлишься толком, не обидишься, да и зачем? Остается только благодарить. Но благодарить лучше лично и многократно.
***
Прочитав ее сообщение, ответив, Глеб еще долго улыбался, продолжая пожимать многочисленные руки многочисленным важнейшим персонам.
А мысленно сам себя хвалил – ну молодец же! Молодец! Позвонил Марку, спросил, не нужен ли им бухгалтер, выслушал язвительную шуточку насчет того, что от его, Глебовых, математических способностей, Марина вряд ли будет в восторге, а потом назвал фамилию, поручился за женщину, как за чудеснейшего специалиста, без которого фирма Самойловых просто загнется. В конце концов, Марк пообещал, что что-то придумает. Похоже, придумал очень быстро. А минут десять тому позвонил и сказал, что какую-то Веселову на работу они взяли, и теперь он искренне надеется, что именно ту, о которой просил Глеб.
А еще сам Глеб теперь немного в должниках, и этот долг придется отрабатывать страшным образом – соглашаясь на роль крестного отца будущего чада Самойловых. Он согласился.
Потом позвонил Насте, убедился – ту. Немного, конечно, напряг тот факт, что взяли на работу с отсрочкой, но что для него какие-то пара недель, если он уже несколько месяцев живет с навязчивой мыслью? Ему очень не нравится, что Настя до сих пор работает в Бабочке, но, в конце концов, именно благодаря этому они и познакомились, нашлись, а теперь нельзя ее потерять, прессуя, давя и требуя. Нужно просто запастись терпения и дождаться, когда уйдет сама. Ну и немножко подталкивать к этому. Например, найду работу для мамы, или…
К сожалению, знакомых с танцевальными студиями для детей у Глеба не было, но в этом направлении он тоже активно работал.
А еще предвкушал, когда настанет тот момент истинного удовольствия, и его бабочка будет танцевать исключительно для него. А он непременно настанет.
***
На вокзал решено было ехать на такси – толкаться с сумками в метро вечером в пятницу – последнее дело.
Настя устроилась на заднем сиденье, рядом с Андреем, с улыбкой вглядываясь в огни горящего города. Она чувствовала себя до безумия хорошо. Так, будто собиралась не провожать, а лично отправиться в долгожданное далекое путешествие.
Видимо, все дело в том, что она уже почти месяц в этом самом путешествии. В путешествии по неизвестной стране по имени Глеб.
Со времен их первого свидания прошло уже двадцать дней, скоро первая круглая дата, но с каждым днем становится все более волнительно, необычно, хорошо…
Они побывали в десятке ресторанов, на всех премьерах, будь-то кино или театр, катались на детских аттракционах, на взрослых тоже, участвовали в велосипедном проезде, организованном какой-то общественной инициативой, облюбовали себе несколько лавок в парках, еще по разу взбирались на Настину гору, Глебову крышу.
Немного спорили, всегда мирились, попадали под дождь, под ним же целовались, ели мороженое – тонны мороженого, изучили, какое любит он, какое она.
Настя знала, что он не пьет, Глеб знал, что Настя терпеть не может болгарский перец.
Их переписка была забита глупостями и нежностями, которые Ася иногда бралась перечитывать, а потом отказывалась от идеи из-за невозможности читать это без похрюкивающего смеха и пылающих щек.
Глеб всегда забирал ее после смены в Бабочке, она всегда благодарила его за это и просила отвезти домой. У него в квартире она до сих пор была всего раз – в полной несознанке. Он же в ее не был еще ни разу – рвался, но все как-то не складывалось.
Имагин искренне хотел познакомиться с Настиной мамой. Настя тоже этого хотела. Не заочно, например, показав общую фотографию, а так, чтоб Наталья могла убедиться – он надежен, положителен, и ее дочка в него по уши влюблена.
Они уже дважды пытались выбраться на совместный ужин – каждый раз срывалось, несколько раз Глеб провожал Настю до самых дверей подъезда, с явным намерением пожаловать в гости, но в последний момент ему звонили, приходилось срочно нестись по делам.
Настя расстраивалась, но ненадолго. А сегодня…
Сегодня Глеб должен был приехать на вокзал, чтобы проводить Наталью Александровну с Андреем на поезд.
Вообще, он должен был сам же их завести, но снова не сложилось – завтра уехать должен был и он, в командировку на неделю, потому сегодня разгребал авралы на работе. Позвонил в шесть, извинился, сказал, что домой за ними уже не успеет, но на вокзале встретит точно, и они наконец-то познакомятся. Наконец-то Настя представит своего молодого человека самым родным. А потом увидит, как мама разглядывает его с опаской, но ласково, а Андрей изучает серьезно, потом кивает. Они не могут его не одобрить. Нет в мире человека, которого Глеб не очарует. Если не считать ее саму, которая на протяжении месяца мотала ему и себе нервы, противясь неизвестно зачем.
– Алло, – в очередной раз Глеб позвонил, когда они уже вошли в здание вокзала, направились к эскалаторам, которые служили местом встреч всех времен и народов.
– Настька, я, кажется, застрял…
Оказалось, что из офиса выехать он успел, да только пятница – не тот день, в который вечером можно рассчитывать на то, что доберешься быстро. На что рассчитывал Глеб, одному богу известно, но Имагинский план провалился – он плотно засел в пробке, которой конца и края не видно.
– Я очень постараюсь успеть, но если вдруг…
– Хорошо, только не гони, – Настя сбросила вызов, извинительно улыбнулась, глядя на маму.
– Что сказал?
– Стоит в пробке, попробует не опоздать.
– Ну и ладно, времени же еще много, да? Через сколько посадка?
Андрей, вернувшийся от табло, на которых высвечивалась информация о поездах, авторитетно заявил, что через двадцать минут, и времени еще валом.
Правда, прошло оно быстро. Настя слушала мамины наставления, поглядывала на огромные вокзальные двери, проверяла телефон, дважды отвечала на звонки Глеба, который то двигался, то снова стопорился, не знала, плакать или смеяться, волноваться из-за отъезда родных или из-за того, что встреча снова под угрозой срыва.
В конце концов, пришлось выйти на перрон, снова позвонить Глебу, сказать, что ждать они будут уже там, а потом проследить за тем, как останавливается состав, занести в вагон сумки, пройти паспортный контроль, снова спуститься на перрон, теперь уже налегке.
– Настенька, пожалуйста, будь очень осторожна! Проверяй газ, вентили воды, если перегорит лампочка, знаешь, где взять?
– Знаю.
– Номера разных служб у нас на тумбочке в прихожей.
– Они и в Интернете есть, мам, – встрял уже Андрей.
– Не забывай покупать себе еду, Настюш. А то так и будешь две недели сидеть на крупе, что дома найдешь. Денег у тебя достаточно?
– Более чем, мамуля, не волнуйся, – Ася в очередной раз обняла маму, касаясь губами теплой щеки. – Вы как приедете – сразу звоните. Только не на домашний, я его не буду брать. Лучше на мобильный.
– Хорошо.
– Бабушке – большущий привет. И поцелуйте ее от меня. Хорошо?
– Хорошо.
– Скажите, что я приеду ближе к сентябрю. Мы с Глебом приедем.
Эту поездку они уже даже успели запланировать. Конечно, если Имагину позволят дела. Позволят не так, как получилось с сегодняшними провожаниями.
Они должны были домчать до города, в котором живет лучшая из существующих бабушек – Антонина Николаевна – за каких-то пять часов, а потом провести у нее по меньшей мере выходные. Конечно, Глебу предстояло снять себе номер в гостинице, а Настя провела бы все это время с бабулей, непременно подготовив к знакомству, а потом получив одобрение еще и от нее. Она одобрит, Настя знала точно.
– Просьба провожающим – покинуть вагоны…
Настя бросила еще один отчаянный взгляд в сторону выхода из тоннелей, ведущих на перроны. Не успел. Все-таки не успел.
– Ладно, не расстраивайся, Настюш. Познакомимся, как вернемся, – чувствуя это ее состояние, Наталья еще раз прижала дочь к себе, поцеловала в щеку. – Не сердись на него. И передавай привет.
Настя кивнула, целуя уже ершистого Андрея, а потом отступила.
– Как доберетесь…
– Позвоним.
Первым в вагон запрыгнул Андрей, доскакал до отданного в их полное распоряжение окна, прилип к нему, вновь махая Насте. Через полминуты машущих было уже множество, но Ася смотрела только на две самые родные мордашки, чувствуя, как горло сжимается от тоски. Прощаться всегда сложно, пусть даже на две недели.
Поезд тронулся, медленно, постепенно ускоряясь, заставляя сначала идти, чтоб не упустить из виду самое важное окно, а потом даже немного бежать, улавливая еще мельтешение рук.
Как только Настя остановилась, в очередной раз загудел ее телефон.
– Ну что, я уже не успел?
– Не успел.
По голосу Глеба было слышно, что он и сам расстроился. Возможно, не меньше Насти. И злиться на него за опоздание она не собиралась, обижаться тоже.
– Черт… – какое-то время мужчина молчал. – Я у центрального входа.
– Сейчас выйду, – скинув, Настя поплелась в сторону тоннеля. Ну вот, впереди две недели полного и безоговорочного царствования в квартире. Будь она чуть помладше – сходила бы с ума от счастья, а сейчас… Сейчас ее занимали другие мысли.
Вот уже три недели, как они с Глебом были парой, завтра он тоже уезжает, и этот день должен был стать для них особенным. Он должен был быть представлен Наталье Александровне, а еще… Настя собиралась сделать кое-что еще.
***
Большая черная Имагинская машина стояла прямо перед выходом. Внедорожник моргнул фарами, привлекая внимание не только Насти, но и еще десятка вышедших из здания людей.
Оглянувшись по сторонам, Ася направилась прямиком к нему, запрыгнула на свое привычное место, подставила губы поцелую.
– Прости…
– Ничего.
– Это был дурдом, Настен. Они как сговорились все! Думал, что поездка накроется, придется оставаться и самому заниматься делами.
– Но ты же все решил?
– Решил, – чувствуя, что она спокойна, Глеб тоже успокаивался. Она всегда влияла на него так: успокаивающе, убаюкивающе, умиротворяюще, когда сама спокойна, и вызывая шторм, когда ее переполняют эмоции.
– Ну и хорошо. Съездишь спокойно.
– Сильно сомневаюсь, – мужчина покачал головой, вспоминая, какими отчаянными взглядами его провожали, когда он направлялся к лифту.
– Значит, быстрее вернешься, – Настя лукаво усмехнулась, получая в ответ такой же взгляд.
Конечно, ей не хотелось его никуда пускать – она и дни-то, проведенные не вместе, считала разлукой, а здесь им светила целая неделя. Но ничего ведь не поделаешь. А помечтать о том, что он вернется быстрее, никто не запрещал.
– Куда поедем? – бросив взгляд на часы, Глеб снова обратился к спутнице. – Может, где-то поужинаем? Голодный – жутко.
А она вдруг перестала улыбаться. И моргать. И дышать. И стала очень-очень серьезной.
– К тебе хочу.
– Зачем ко мне? Холодильник пустой, есть нечего, пить тоже… – Глеб скривился, видимо, вспоминая, как выглядит повесившаяся в его холодильнике мышь.
– Хочу. К тебе.
Ну вот почему тогда, когда мужчине положено быстро соображать и брать то, что предлагают, они начинают жестко тупить? Наверное, потому же, почему девушки находят, на что обидеться там, где обижаться абсолютно не на что.
Так и Глеб сначала долго-долго непонимающе смотрел на Настю, а потом сглотнул.
– Ко мне? – переспросил, с сомнением.
– К тебе.
А потом замолчал, сосредоточился на дороге, погнал.
В такой тишине и напряжении они не ездили еще ни разу. Нет, машину-то Глеб вел очень плавно, как делал всегда, просто иногда бросал быстрые косые взгляды на Настю, и тогда она забывала, как дышать. Потому что…