Мария Акулова
Эффект бабочки
– Я рад, – даже не стал продолжать, принимая такое ее закрытие темы. Наверняка этот вопрос еще всплывет. Если, конечно, их история не ограничится единственным свиданием.
– А что нравится тебе? Расскажи о себе.
Какое-то время Глеб собирался с мыслями, поигрывая вилкой, Настя даже грешным делом подумала, что ответ ей не светит, а потом заговорил.
– Я работаю здесь, – указал в пол. – Живу… там, – потом ткнул куда-то в сторону горящего огнями города. – А нравится мне… вот, – указал на девушку. Уже не пальцем – ладонью. – Давай потанцуем? – за столом собрались истинные мастера перевода темы, поднявшись со стула, Глеб предложил руку, за которую Настя с радостью ухватилась.
Помнила, что он неплохо танцевал на дне рождения Бабочки и была совсем не против повторить опыт.
Повторение получилось удачным.
– Ты никогда не танцевал? – чувствуя в партнере уверенность, силу, попадая под действие его ауры, Настя обвила шею мужчины руками, запрокидывая голову. В его руках и свалиться не страшно – удержит. И руководить не надо – сам направит. Идеальный партнер.
– Как все дети, – пожал плечами, склоняясь к ней, касаясь губами кончика носа. Настя не увернулась и не испугалась – только улыбнулась, послушно переставляя ногу, когда он в очередной раз начал 'наступать'. – Немного танцевал, чуть-чуть играл на гитаре, но вообще я хоккеист.
– Хоккеист? – Настя открыла глаза шире, выражая удивление.
– Не ожидала?
– Нет, думала, что все хоккеисты без передних зубов и с огромными плечами, хотя… – по велению судьбы, плечи-то прощупать она могла – что и сделала. – Плечи подходят.
– Спасибо, – Глеб улыбнулся, прижимая девушку чуть ближе, вроде как этого требовал танец, а на самом деле так просто приятней. – Моя хоккейная карьера и закончилась-то с первым выбитым зубом, не моим, можешь не смотреть так заинтересовано… Просто мама когда-то пришла на тренировку, увидела… в общем, иногда легче уйти в плаванье, чем объяснять женщине, что мужчину украшают шрамы.
Настя хмыкнула, вспоминая Андрюшу. Она прекрасно понимала и маму, и Глеба. Ее братец тоже часто приходил с поля 'брани' – будь то футбол или какая-то другая исключительно настоящепацанская забава, весь в синяках, мама волновалась, она тоже, но ему ведь не запретишь – нужно куда-то девать энергию.
– Но танцуешь ты тоже хорошо, – будто желая подтвердить ее слова, Имагин сделал феерически-неуловимый выпад, резко разворачивая девушку и склоняясь ниже.
– А целуюсь как, мммм, Насть, вообще песня.
Ну и подтвердил. Хорошо целуется. Настя не сомневалась в этом еще с той ночи, которую провела у него в квартире, в подтверждениях не то, чтоб сильно нуждалась, а вот от закрепления знаний не отказалась.
Потом они снова танцевали, ели, танцевали, целовались, смотрели на город, выискивая крыши знакомых зданий, считали звезды, снова целовались.
Уже зевая, подобрав под себя ноги, откинувшись на мягкую подушку пассажирского кресла, несясь по ночному городу в сторону дома, Настя не могла перестать улыбаться. Знала, что Глеб периодически поглядывает на нее, но не открывала глаза, снова и снова смакуя события вечера. Эту его романтику, которая стала приятной неожиданностью, поистине незабываемой.
Машина вновь остановилась за аркой, Глеб заглушил мотор, повернулся к Веселовой.
– Ну что, как оценишь вечер?
Пришлось открывать глаза, поворачивать голову, смотреть, светя блестящими радужками в сторону напряженного мужчины, который на полном серьезе ждет ответа. Совершенно искренне сомневается и ждет вердикта.
– Его надо оценивать? – посчитав, что девочкам положено щекотать нервы представителям сильного пола, Настя решила ответить вопросом на вопрос.
– Ты так этого боялась, что я просто обязан знать – оправдались страхи или нет.
– Я не боялась, – опустив глаза, Настя на какое-то время замялась. – Я пыталась здраво мыслить, – пожала плечами, вновь заглядывая в глаза мужчины.
– Хорошо, что бросила это гнилое дело… – а Имагин, кажется, расслабился. Да, прямого ответа на свой вопрос не получил, но ведь не мог не понимать – дама довольна. Вот только не отстал. – Так что?
– Это было чудесно, Глеб. Спасибо, – следя за тем, как он улыбается, Настя поняла, что это ей нравится. От нее может зависеть, будет ли мужчина напротив улыбаться или разочаровываться, радоваться или злиться. От нее. Причем ей не хочется его разочаровывать или злить. Это ведь что-то значит?
– Настолько чудесно, что завтра ты…
– Завтра вряд ли, у меня планы.
– Какие? – Глеб нахмурился, чуть отстраняясь.
– Медицинского характера, – этого объяснения ему явно было мало, пришлось конкретизировать. – У меня старая травма, которой нужно было заниматься, я этого не делала, завтра пойду признаваться и умолять придумать что-то, что помогло бы наконец-то о ней забыть.
– Хочешь, я отвезу?
– Глеб… Я хочу сама.
– Заберу? – мужчина хмыкнул, приподнимая бровь. Не улыбнуться в ответ было просто нереально.
– У тебя работа.
– Работа… – задумался. – Тогда вечером заеду.
Это был не вопрос, но…
– Вы так хотите познакомиться с моей мамой, Глеб Юрьевич? Потому что завтрашний вечер я обещала ей. Обещала сидеть рядом на кухне и отрабатывать все те нервы, которые она истратила вчера, и, скорей всего, сегодня, то и дело выглядывая в окно…
Конечно, она всей душой и сердцем хотела сказать ему 'да', просто согласиться, чтоб он заехал после работы, куда-то увез, потом целовал, обнимал, танцевал, говорил, но это было бы слишком 'в омут с головой'. А если уж нырять, то нырять постепенно. Так, чтоб хотя бы со стороны это не выглядело ее пропажей без остатка, которую сама Настя все ясней начинала ощущать.
К счастью, Глеб это понял. Кивнул.
– Хорошо, познакомимся в другой раз, – Имагин отвернулся, открывая дверь, выходя… Настя на какое-то время замешкалась, а потом схватила руку успевшего обойти машину и открыть уже ее дверь Глеба, спустилась на грешную землю.
Девушка сделала несколько шагов в сторону от машины, бросая взгляд в сторону окон квартиры, отмечая горящий там свет. То, что не видны силуэты – совсем не значит, что по закону подлости в этот самый момент кто-то не следит за происходящим на улице.
Имагина это явно не волновало – он привалился спиной к автомобилю, сложил руки на груди, чего-то ожидая. Чего – понять-то не сложно, но прямо тут – у дома, чтоб завтра все судачили о поцелуях Веселовой с каким-то хахалем на большой, черной, непременно бандитской машине, Настя была к этому не готова… Ей так казалось.
– Насть, – а Глебу, видимо, очень этого хотелось, просто до безумия. Потому что протянул руку, поймал ее пальцы, потянул на себя, сначала сокращая расстояние, а потом заключая в объятья. – Сама сказала, что завтра видеть меня не желаешь…
– Я такого не говорила, – отрицала Веселова, пытаясь одновременно оценить обстановку вокруг, не расплавиться от взгляда напротив, его прикосновений и интонаций. Вроде бы горизонты чисты.
– А я, между прочим, скучать буду… – на ее ответ обратили целый ноль внимания, поддевая подбородок, заглядывая в зеленые глаза.
– Позвони.
– Можно? – девушка попыталась кивнуть, насколько позволяли удерживающие подбородок пальцы. – Спасибо. А что еще можно?
– Смс-ки писать.
– Спасибо, – с каждым словом Глеб склонялся все ближе к девичьему лицу. – Еще?
– Выбрать время следующей встречи.
– То есть она будет?
– Вполне возможно…
– Еще?
– Целуй уже, дурак.
Ну вот, дурак, значит дурак. В смысле – целуй, значит целуй.
Первых несколько секунд они целовались, улыбаясь, а потом уже серьезно. Очень. Отрывать от себя Глеба пришлось долго, с переменным успехом.
– Имагин… – каждая попытка отстраниться заканчивалась его 'еще разочек, Настюш', а потом тем самым разочком, минут этак на парочку. – Я так домой только к утру попаду, – удерживая мужчину от очередного поцелуя, Настя заглянула в 'оголодавшие' глаза. Будто не ужинал вовсе.
– Поехали ко мне.
– Нет, – Настя мотнула головой.
Ответила прежде, чем желания снова успели взять верх над разумом. Поехать хотелось до жути, но… Нельзя так сразу, много, с головой. Нельзя.
Больше уговаривать Имагин не стал – вообще не ответил, только кивнул, снова став серьезным.
– Спасибо за вечер, Глеб, – Настя же перехватила его руки, до сих пор покоившиеся на ее талии, взяла в свои, отцепила, отступила.
– Зайдешь в дом – позвонишь.
– Хорошо, – улыбнулась, принимая подобные его замашки уже не как наглость, а как данность, приподнялась на носочки, клюнула в щеку, отпустила руки, развернулась.
– Стой, – окликнули ее всего через несколько шагов. Девушка тут же оглянулась – обрадовалась. – Цветы…
Стукнув себя ладошкой по лбу, Настя развернулась, возвращаясь. Букет ехал на заднем сиденье, а потом о нем как-то успели забыть. Причем совершенно зря – еще там, на крыше, Настя то и дело погладывала на свои цветы, представляя, как поставит их в комнате, как будет просыпаться, смотреть на них и расплываться в улыбке. Оставлять их Имагину в ее планы не входило.
Когда девушка подошла, Глеб успел их извлечь, протянул, но так сразу не отдал.
– Меняю на поцелуй.
– Имагин… – должно было прозвучать укоризненно, – это же шантаж, тем более цветы мои…
– Твои, и ты только подумай, как они обидятся, если ты не пойдешь ради них на такую маленькую жертву.
На самом деле – никаких жертв. Просто нельзя же вот так сразу снова повиснуть на шее, тут же одаривая цветочного спасителя чередой поцелуев.
– Придется пойти…
– Придется, – через секунду Настю снова целовали, а цветы оказались за спиной, мешая Имагину надлежащим образом исследовать территорию – будет знать, как шантажировать.
Во второй раз оторваться было еще сложней. Но теперь инициатором стал именно Глеб – он-то не железный, да и цветы реально мешают.
Передав их девушке, он привычно уже 'благословил' ее легким мальчишеским шлепком по обтянутой платьем стратегически важной точке, а потом смотрел, как она скрывается в арке, считая про себя до хреновых десяти.
Сел в машину, включил музыку, уезжать не спешил – нужно было дождаться звонка. А она, как всегда, не торопилась звонить. Только через пять минут его осчастливили тихим: 'алло, все хорошо, я потом перезвоню', и скинули.
Видимо, в какой-то из квартир планировался разбор полетов, который, судя по голосу Насти, ее не очень-то страшит. Вот и славно. Глеб завел мотор, держа курс на свою квартиру.
***
– И кто это был? – мама выплыла из гостиной, лучась спокойной паникой. Это когда человек дышит ровно, говорит без надрыва, смотрит уверенно, но ты-то понимаешь – стоит приложить руку к сердцу, почувствуешь, как оно выскакивает.
– Хахаль, мам, – Андрюша ответил из своей комнаты.
Значит, следили вдвоем. Наверное, и обсудить уже успели. Андрюшка – напридумывать шуточек, которыми завалит сестрицу, а мама – растеряться, испугаться, ужаснуться, отчаяться.
– Глеб, мой… молодой человек, – Настя выскочила из туфель, улыбнулась маме, а потом помчала в гостиную, разыскивать подходящую вазу. Представлять Имагина своим молодым человеком, было непривычно, странно. Ася попыталась понять, как он отреагировал бы, скажи она подобное при нем, наверняка растерялся бы. – Ты только не волнуйся, мам, – схватив подходящую колбу, Настя вновь обогнула застывшую в дверном проеме Наталью, несясь уже в кухню.
– Как я могу не волноваться? Ты ведь не говорила никогда о нем, вы… Вы давно знакомы? Где познакомились, сколько ему лет? Он… он порядочный человек?
Прежде чем ответить, Настя набрала воду, развязала ленту, которой были опоясаны цветы, опустила их в вазу.
– Не говорила, потому что сама не думала, что из этого что-то получится, – хотя и сейчас-то рано говорить о подобном, но теперь очень-очень хочется. – Мы знакомы около месяца, познакомились на одном выступлении. Ему двадцать восемь, и да, он порядочный.
'Например, забрал меня из бара, после того, как я откровенно переоценила свои силы, отвез к себе, нянчил, терпел, ждал, умыл, переодел, спать уложил, сон сторожил'. Сказать этого Настя не рискнула.
– Почему он не зашел?
– Мам, – Настя бросила на родительницу ласковый взгляд, – я обязательно вас познакомлю, если… Если из этого что-то получится, непременно…
– А у вас еще что, не получилось? – в кухню просунул голову шкодливый Андрей, очень многозначительно поигрывая бровями. – А мы-то с мамой думали, чем вы там столько времени занимались…
– Ану иди сюда, – не выдержав, Настя опустила вазу на стол, а потом рванула за братом. Скорей не из-за возмущения, а чтоб скрыть от мамы расплывающуюся на губах улыбку, а еще убежать от допроса.
Андрея как ветром сдуло, Настя остановилась у закрытой перед ее носом двери в комнату брата, а потом прошмыгнула в свою. Надо было позвонить Глебу.
Она сделала это, выдохнула, снова глупо улыбаясь, привалилась спиной к двери, смотря перед собой. Предстояло вернуться к маме, договорить, успокоить, убедить, что все хорошо, напоить чаем, развлечь какими-то историями, в общем, сделать так, чтоб Наталья смогла нормально заснуть, а не ворочалась всю ночь, волнуясь за дочь, а вот самой Насте предстояло ворочаться – она даже не сомневалась. Будет ворочаться, хихикая в подушку, улыбаясь потолку, то и дело, проверяя входящие, перематывая, смакуя, краснея.
Она ведь не напрасно так настойчиво шарахалась. Знала – стоит подпустить Глеба на полшага ближе, займет все мысли. Так и случилось. Девочка-бабочка влюбилась. Вот так с первого свидания, глупо, легкомысленно? Да. Страшно? Очень. Но, черт возьми, оно того стоит.
***
Глеб сидел на диване, не отпуская кнопку переключения каналов. Нужно было либо заняться каким-то делом, либо лечь спать, либо медитировать таким образом. Первые два плана провалились, потому-то и пришлось прибегнуть к третьему.
Неплохо уже изучив Настю, Имагин знал, что сегодня ей о себе лучше не напоминать. Позвонишь, напишешь, приедешь – сочтет посягательством на личное пространство и время, испугается, замкнется. А замыкаться уже нельзя – теперь только раскрываться. Возможно, как ему кажется, слишком медленно, но даже из этой медлительности можно извлечь прок, завлекая ее со вкусом, наслаждаясь.
Другое дело если сама позвонит… Бросив очередной взгляд на телефон, Глеб снова переключил канал. Пока не позвонила.
Кулинарное шоу, музыкальная программа, кровавое месиво, секс по телефону, снова музыкальный канал, кровавое месиво. Ночь обещала быть длинной и увлекательной…
От череды этой небывалой увлекательности, мужчину отвлек звук дверного звонка.
Глеб резко встал, вышел из гостиной. С каждым шагом, в нем крепла уверенность в том, что посетителю он обрадуется.
Непонятно только, почему Настя не позвонила? Он сам бы приехал, забрал, а еще непонятно, как умудрилась запомнить адрес, если особого внимания на дорогу не обращали ни во время поездки сюда, ни отсюда? Хотя ведь он сможет спросить все это, когда откроет дверь…
– Черт.
Обломы бывают разными. Этот показался Глебу одним из жесточайших. На экране домофона появилась фигура. Женская, с бутылкой вина в руках, которой активно помахивали, улыбаясь, но это была не Настя.
Открыв дверь, мужчина кивнул:
– Привет, – Юля уперлась ладонью Имагину в грудь, предлагая отойти, дать дорогу. Он почему-то воспротивился.
– Привет, ты какой-то грустный, – она окинула Глеба сканирующим взглядом, надавливая на грудь во второй раз – с тем же успехом. – Ты что, не один? – Юлия заглянула за плечо мужчины, пытаясь увидеть в коридоре признаки пребывания здесь женщины.
– Один.
– Ну так почему мы стоим в дверях? – перевела взгляд на мужчину, подозрительно сощурилась. – У меня был очень сложный день, надо расслабиться…
С третьего раза Имагин тоже не сдвинулся с места.
– Да что ж такое? – не выдержав, Юля посмотрела уже раздраженно.
– Ты на такси приехала?
– Да.
– Давай я тебя отвезу или закажу машину.
– Я вообще-то не затем приехала, чтоб тут же уезжать, Имагин. Или ты…
– Или я.
– У тебя что, кто-то появился? – женщина отступила, окидывая мужчину изумленным взглядом. Неожиданно. Юля-то считала, что первой эти их остаточные недоотношения прекратит она.
– Да.
– Кто она? – из-за этого самого изумления, Юля даже не могла понять, что должна чувствовать – злиться, радоваться, огорчаться.
– Ты ее не знаешь, но это и не важно. В общем, давай я тебя отвезу. Но больше не приезжай без предупреждения.
– А с предупреждением, значит, можно?
– А с предупреждением, я сам приеду, если тебе понадобится моя помощь.
– Какого характера?
– Дружеского.
Юлия кивнула. Вот так.
– Ты что, влюбился, Имагин?
– Я на пути к этому… – мужчина хмыкнул, явно ныряя мыслями в какие-то воспоминания. Возвращать его оттуда пришлось ненастойчивым покашливанием.
– Вы с ней уже…
Имагин нахмурился, явно не желая отвечать на вопрос, хотя ответ Юле и не был нужен.
– Я это к тому, чтоб ты не зарекался. Вдруг, поимеешь, а потом передумаешь влюбляться-то?
– Это мы уж как-то без тебя разберемся, спасибо.
– Ну разберитесь, только… В общем, если что – звони.
– Подожди десять минут, я соберусь.
– Не надо, – Юля достала из кармана телефон, начиная листать набранные. – Спасибо, но я сама. Не хочу, чтоб потом мне какая-то милашка патлы вырывала из-за того, что ее мужик меня ночью домой подвез. И не важно, что этот мужик формально раньше был моим… – дальше Юля бубнила уже себе под нос, выискивая номер такси. Набрала, приложила к уху. – Даже вина не выпьем? Ну, то есть, я не выпью, а ты не составишь компанию? Ты меня жестоко обламываешь, Глеб. Придется самой, в пенной ванной… под музыку… с бокалом… голой…
Мужчина хмыкнул, но решение не изменил. Значит, серьезно.
– Ну как хочешь, – в этот самый момент на той стороне ответили. – Алло, можно машину на…
Закрыв дверь за бывшей, Глеб вернулся на диван, вновь взял в руки пульт.
– Настя-Настя… Где ж ты такая взялась? – остановившись на спортивном канале, он попытался сосредоточиться на трансляции древнего хоккейного матча.
Но мыслями то и дело возвращался к моменту, когда в дверь позвонили. Черт, как все же было бы хорошо, если на пороге стояла она. Это было так нереально, но так желанно.
Хотя почему нереально? Просто не сразу. Но скоро. Иначе и быть не может – он-то точно долго не выдержит, да и она вряд ли… Тянет ведь. Жестоко тянет. Обоюдно.
– Правда, Настя?
– Это, правда, была хорошая передача… – ну хоть кто-то с ним согласен. Отложив пульт, Глеб забросил ноги на журнальный столик, сложил руки на груди, вновь пытаясь вникнуть в происходящее на экране.
Глава 11
– Красиво, правда? – двое стояли у большого полотна, держась за руки. Мужчина периодически совершал попытки перехватить спутницу за талию, притянуть ближе, но она то и дело снимала его руку, вновь переплетая их пальцы.
– Оригинально, – кивнув, Настя потянула Глеба к следующему экспонату.
На фотографии был изображен уродливый помидор. Точнее подписан он был как 'уродливый помидор', а по факту, Насте уродливым он не казался. Даже милым – необычным, не таким, как привыкли. Ну и что, что не идеально круглый? Ну и что, что изогнулся, скрючился, неужели в этом уродство? А вдруг он в миллион раз вкуснее, чем те, которые блестят боками и гордятся идеальностью своей гладкой поверхности?
– Да уж… – Имагин, видимо, думал о чем-то другом, склонил голову, сканируя взглядом уродца, потом в другую сторону, потом прямо… – Ну цвета красивые.
Подняв взгляд на мужчину, Настя сощурилась.
– Глеб, а напомни мне, пожалуйста, зачем мы сюда пришли?
– Мы гуляем, Настя.
– Ясно, – гуляем, значит гуляем. Пожав плечами, девушка потянула мужчину дальше.
На этот раз, как и в случае с первым свиданием, сценарий встречи планировал Имагин. Ей сказали во сколько быть готовой, что форма одежды свободная, а будут они… гулять. Вот и получилась прогулка по Экспоцентру.
Сборная выставка молодых/перспективных фотохудожников, большая часть из которых показалась Насте крайне артхаузными. Нет, они с Глебом иногда попадали на достаточно интересные подборки. Например, серию фотографий детских кукол – немного жутковатые, но достаточно интересные картины. Были серии, в которых нужно было уловить смысл, были такие, на которые просто любопытно посмотреть, но совсем немного тех, которые хотелось бы перепечатать себе на фотообои, а потом часами напролет любоваться, лежа на комфортном диване.
Пройдя очередную перегородку, Настя с Глебом оказались в нише уже другого фотохудожника.
Молодые люди остановились у первой картины – сидящий на рыбацком стуле мужчина. Фотография будто звенит тишиной. Тишиной, спокойствием, предчувствием. Такое впечатление, что 'модель' не подозревает о том, что за ним следят. Он смотрит перед собой остекленевшим взглядом, думая о своем, и в то же время готовый в любой момент дернуть спиннинг, чтобы достать рыбу.
Бросив быстрый взгляд на Глеба, Настя поняла, что он пока уходить не готов – изучает, а значит она может окинуть остальные объекты, чтоб выбрать, к какому подойти следующему. Окинула, нашла…
– Смотри, вот эта красивая… – огибая сразу несколько фотографий, Настя направилась прямиком к заинтересовавшей ее вещи.
На полотне изображена гладь воды и стремящаяся к ней снежинка. Красивая в своей геометрической правильности, нежная, но, в то же время, остроконечная, а вода спокойная, ни тебе блика, даже намека на волны, и ты невольно ждешь, что будет, когда снежинка коснется поверхности – пойдут круги или бедняга просто растворится, отдавшись во власть стихии? Вот бы еще один снимок – через секунду…
Настя опустила взгляд в уголок полотна, читая название: "Мой океан" С. Самойлова.
– Это Снежкина…
–Чья? – Настя оглянулась на Имагина, который в этот самый момент таки приобнял ее, притянул ближе, а теперь, довольный собой, разглядывал фотографию.
– Жены друга. Это уже ее экспозиция…
Вторично окинув взглядом отведенный этому фотографу сектор, Настя воспряла духом – поразглядывать эти работы хотелось.
– А что это значит, не знаешь? – вновь склонив голову, Настя поняла, что если смотреть под таким углом, один из снежинкиных кончиков касается "океана" и противостояния не происходит, она не начинает "таять в муках", вода будто обволакивает гостью, принимая.
– Понятия не имею… – проследив взглядом за тем, что делает Настя, Имагин тоже склонил голову, правда ему это не особо помогло – красиво и красиво, а смысл… Он наверняка есть, просто не всем понятный. – Лично спросим, когда встретимся.
– А она что, здесь? – тут же напрягшись, Настя вновь оглянулась. Нет, знакомиться с друзьями Имагина она еще не готова. Ей стыдно за то, как произошло его знакомство с ее… друзьями, в лице Пети и однокурсников, а предстать перед серьезными людьми, которыми, несомненно, и являются Имагинские друзья, опозорить и себя, и его перед теми, чье мнение он ценит – нет, этого Настя сейчас хотела меньше всего.
– Нет, она была на открытии, а сегодня вряд ли.
Ася незаметно выдохнула.
– Ты, кстати, знаешь ее мужа…
– Я? – не успев толком выдохнуть, Веселова тут же снова напряглась. Не хватало только, чтоб этот самый муж видел ее танцы в Бабочке.
– Когда вы с Пирожком… ужинали, – Глеб усмехнулся, – я встречался с Марком. Марк Самойлов – муж Снежки.
– Помню, – Настя кивнула, оживляя воспоминания о том вечере.
По правде, мужчина, с которым тогда Имагин сидел за столиком, ее не особо волновал. Вот будь он с женщиной – наверняка запомнила бы, а так…
– Я тоже помню, между прочим, – ее, заботливо приобнятую, подвели к следующему полотну, склонились к уху. – Скажите мне, Настенька, а что вы делали тогда с Пиром? За что он был удостоен чести вас отужинать?
Получив щипок куда-то в бок, Глеб скривился, но принял наказание с достоинством – руки не отцепил и не отстал.
– А что, я не имела права с ним поужинать?
– Нет, право-то, несомненно, имела, вот только желание откуда такое возникло? – ему хотелось задать этот вопрос еще там, на крыше, но удалось сдержаться.
– Ниоткуда, – Настя пробурчала очень тихо и не слишком вразумительно, пытаясь отвернуться к следующему полотну.
– А поконкретней? – только кто ж ей даст? Имагин повернул к себе, заглянул в лицо. А Настя почувствовала, как щеки розовеют.
– Я должна была ему за то, что вроде как спас, защитил перед тобой…
– Когда ты упала?
– Да. И я согласилась на ужин.
Глеб хмыкнул.
– Вот почему он такой сообразительный, когда нужно закадрить мою бабочку, но такой тупой, когда нужно управлять? – после слов 'мою бабочку', Настя воспринимать информацию перестала. Мою бабочку. Звучит, как… Рановато для второго свидания, но так приятно.
– Почему ты его не уволишь? – справляясь с улыбкой, девушка заглянула в лицо мужчины, который сейчас, нахмурившись, разглядывал очередную фотографию.
– Он – сын отцовского старого друга. Бестолочь, которого нужно было куда-то приткнуть. Решено было приткнуть в Бабочку. Не мной… А я… Все как-то не до того, чтоб самому заняться клубом серьезней, а поиски надежного человека – это же время…
– На самом деле, он не так уж и плох… – запоздало подумав, что сама может стать причиной увольнения человека, который, в общем-то, зла ей не причинил, а даже здорово помог, Настя попыталась исправиться.
– Защищаешь друга? – Глеб же отреагировал не так, как от него ожидали – опустил взгляд, улыбнулся, вопросительно вскидывая бровь, снова приобнял за талию.
– Он мне не друг.
– А кого тогда защищаешь? – мужчина практически мурлыкал вопросы, но Настя почему-то была уверена – от ее ответов многое зависит. Например, сносит ли бедный Пирожок голову.
– Я никого не защищаю, – девушка пожала плечами максимально безразлично, посмотрела в глаза честно-пречестно. – Просто терять работу – ужасно… Даже, наверное, для такого как Пирожок. Я это прекрасно понимаю…
– Понимаешь? – Имагин стал серьезным, в глазах зажегся неподдельный интерес. Настя обратила внимание, что выпытывать информацию о ней и у нее же, Глеб любит намного больше, чем делиться рассказами о себе.
– Маму недавно сократили, я, кажется, рассказывала…
– А кем она работала?
– Бухгалтером.
– Почему сократили?
– Потому что сейчас всех сокращают, – Настя хмыкнула, пожимая плечами. Самое обидное, наверное, было именно это – Наталья ведь не провинилась, не оплошала, просто так выпала карта. Женщина элементарно вытянула короткую спичку и все – как-то так и уволили.
– Давно?
– Ровно с тех пор, как я в Бабочке, – не то, чтоб Настя сильно хотела откровенничать, но, во-первых, если у них будет третье, четвертое, пятое свидание, эти вопросы все равно поднимутся, а во-вторых, Глеб так резко включил 'деловой режим' быстрых требовательных вопросов и честных ответов на автомате, что увиливать не получилось бы.
– И до сих пор не нашла другую работу?
– Она ищет… Просто возраст, кризис, укомплектованные штаты… Это сложно, в общем…
– А пока она ищет, живете вы на…
– На мой заработок в Баттерфляе, – Настя вскинула быстрый взгляд на Имагина, а потом уставилась на полотно.
– Я понял, хорошо, – правда, медленно но верно покрываться красными пятнами стыда ей не дали, Имагин наклонился, касаясь губами виска.
– Что понял? – Настя резко обернулась, непроизвольно подставив под поцелуй еще и губы, Имагин мешкать не стал – прижался и к ним.
– Не важно, – отмахнулся, перехватывая инициативу, которая раньше принадлежала исключительно девушке – поволок к следующему полотну.
Главное – не забыть позвонить Марку. В бухотделе Марины Самойловой текучка кадров – жуткая, у дамы сложный характер и высокие требования, значит, там какое-то место непременно найдется. Нужно будет только потом ненавязчиво намекнуть Насте, что туда тоже можно было бы послать резюме, и дело в шляпе.
– Тоже красивая, – остановившись перед следующей фотографией, Настя вдруг забыла обо всем. На ней – танцовщица. Девочка лет шестнадцати, смотрящая в сторону фотографа. Нога – в вертикальном продольном шпагате, она так легко взметнулась вверх, будто у девушки ничего не тянет, не болит, не рвется. Хотя ведь у нее действительно не тянет, а у самой Насти, от одного только взгляда, вновь заныла ниточка-мышца.
– Ты же так тоже можешь?
– Могла, – Настя поежилась, – сейчас не могу.
– Травма? – Глеб бросил на девушку участливый взгляд.
– Да, – а потом откровенно засмотрелся на спутницу, по лицу которой скользнула боль и зависть.
Настя действительно завидовала танцовщице на фотографии. Нет, она никогда не связывала свою жизнь с танцами слишком серьезно. Потому и не пошла в хореографическое училище, хотя могла. Потому и выбрала специальность педагога – чтобы учить, а не выплясывать. Но легко было делать подобный выбор, когда это действительно выбор, когда это твое решение, а не когда ты просто не можешь. Больше не можешь делать то, что раньше проворачивала с такой же улыбкой на лице, как у девушки на фотографии.
– Что говорят врачи?
– Что травмой нужно заниматься, а у меня нет времени, – и денег.
– Уйди из Бабочки, сейчас лето, можно заняться…
На Глеба бросили скептический взгляд.
– Для чего? Чтобы вернуться в труппу? Так туда я больше ни за что не вернусь. Чтоб организовать свою? У меня нет таких амбиций, да и сил. А заниматься тем, чем хотела бы, смогу и без этого.
– А чем хотела бы? – экспозиция С. Самойловой была последней. Окинув серию фотографий еще одним взглядом, Глеб подтолкнул Настю к проходу. Сопротивляться девушка не стала – от искусства тоже устаешь, хоть и удовольствие получаешь немалое.
– Хотела бы учить деток, – Настя мечтательно улыбнулась, вспоминая своих самых любимых учеников. Самых-самых серьезных, самых-самых больших, самых-самых талантливых. Интересно, кто тренирует их теперь? Света в отставке, Алина… Неизвестно, но скорей всего, тоже. Кто дальше? А ведь дети ни в чем не виноваты, но страдают. Им так сложно привыкнуть к новому преподавателю, а еще сложней выбросить из сердца старого.
– Серьезно? – из размышлений Настю вырвал вопрос Имагина, который, воспользовавшись ее замешательством, обнял, склонился к уху, клюнул в висок, слово вообще промурлыкал.
– Серьезно, – ловя его улыбку, Ася улыбнулась в ответ. – Я неплохо учу. Почти так же хорошо, как ты продаешь предприятия, – оценив ответ, Глеб снова наградил девушку поцелуем, мысленно ставя очередную пометку.
Отлично – позвонить Марку, узнать насчет бухотдела, а еще разведать, нет ли у знакомых острой необходимости в неплохих учительницах танцев. Если необходимости нет – срочно создать.
– Поехали гулять дальше?
– Поехали, – воодушевленная, Настя подставила щеку для нового поцелуя. Получила его. А потом еще один и еще. И так по дороге до машины несколько десятков. И еще один в машине, только уже более вдумчивый, долгий, сладкий. Оторвалась от губ первой тоже она, просто потому, что у девушки родилась одна мысль. – А куда ты хочешь… дальше?