Мария Акулова
Эффект бабочки
Видимо, все эти мысли отлично читались в ее мимике, потому что Имагин сел еще ровнее, тоже посмотрел сурово.
– Ты меня в чем-то подозреваешь, Настя? Проблема в чем?
– А никаких проблем, Глеб, – зло отбросив одеяло, Веселова схватила подушку, собираясь провести ночь на диване. Выгонять его – пошло, а вот уйти самой – очень даже неплохо. И обижаться там будет проще. – Какие проблемы могут быть, если ты воркуешь с бывшими на моих глазах?
Он не пытался ее задержать, когда Ася вышла из спальни, бросила подушку на диван, потом туда же отправила плед из комода, упала сверху, рыча, а потом снова яростно заворачиваясь уже в плед. Она и дышала-то тяжело, а вот когда поняла, что Имагин вошел в комнату, почему-то затаила дыхание и прислушалась. Хотя вокруг было так тихо, что услышала бы в любом случае.
– Между нами ничего нет и не будет больше. Я с тобой, и прекрасно это осознаю, а то, что ты допускаешь такую мысль… Ты мне не доверяешь, Настя. Вот и все.
Сказал, а потом вышел.
Настя же так и застыла – приподнявшись над подушкой, глядя на ее узоры, еле видные в темноте, пытаясь переварить. Она ждала откровенно не этого. Думала, он осознает, признает, придет мириться, просить прощения, а он…
И стало стыдно. Потому, что он был совершенно прав. Ревность ее родилась на ровном месте. Причина – пустякова. А вместо того, чтоб спросить, она сама придумала повод для обиды и упивалась ею, во всех красках рисуя в воображении всякие глупости.
В очередной раз отбросив многострадальный плед, она снова встала, взяла подушку.
Глеб вроде как спал. Во всяком случае лежал на боку, спиной ко входу и ее половине кровати. Не шелохнулся, когда Настя положила свою подушку, когда аккуратно опустилась, стала по миллиметру приближаться к спине, скользнула руками от лопаток по бокам, обнимая, прижалась всем телом, целуя в шею.
– Прости. Я доверяю. Просто мне не нравится, когда тебя целуют посторонние женщины.
А потом затаила дыхание, ожидая реакции. Хоть какой-то. Но он, видимо, действительно обиделся. Обиделся настолько, что простым извинением не обойдешься. Успев подумать об этом, Настя почувствовала, как сердце падает в пятки. Вот сейчас она понимала, насколько много Глеб взвалил на себя в их отношениях. Обходом острых углов занимался обычно он, он дорожил, он подбрасывал поленья, он разнообразил, а она воспринимала все как данность.
Но это ведь задача двоих, и сегодня ей чуть ли не впервые приходилось делать кое-что ради сохранения этих, таких важных для обоих, отношений.
Когда мужчина шевельнулся, перевернулся, заглянул ей в глаза, Настя даже не пыталась сдержать облегченный вздох. Она и представить не могла, что станет делать, если он вдруг не пойдет на примирение.
– Больше не будут, просто об этом надо сказать, ясно?
Ася кивнула. Ясно.
– И не думай обо мне хуже, чем я есть на самом деле.
Кивнула еще раз.
– И себя не недооценивай. Если я захочу кого-то поцеловать, это будешь ты.
Кивнула даже дважды.
– И сейчас хочу, хоть ты и не заслужила.
Не заслужила, но тянуть дальше Глеб не стал. У него вроде как был повод обидеться, и он вполне мог бы этим поводом воспользоваться. Но на это было откровенно жалко времени и нервов.
Потому просто сделал то, что хотел.
Засыпать же в этой постели, слыша, как он ровно дышит, Насте было куда приятней, чем злиться на диване. Да и вообще, ссориться – глупо. В ту ночь Настя дала себе слово, что глупить больше не будет. Во всяком случае, постарается.
А ту девушку в красном сейчас было даже немного жалко – она ведь потеряла то, что сама Настя держала в руках и отпускать была совершенно не готова. Такой взрослый, сильный, всеохватывающий Имагин, и весь ее. Настя коснулась плеча спящего уже любимого мужчины губами, а потом закрыла глаза.
Что там он говорил вечером о том, что они присоединятся к состязанию 'родить сына'? К этому, возможно, Настя еще не готова, но если ему вдруг придет в голову шальная мысль ее окольцевать, упираться девушка точно не станет. Его окольцевать тоже хотелось, чтоб то, что он весь ее, стало очевидно уже всем и каждому.
Глава 23
– Полине, дочке Снежи с Марком, сегодня год. Они решили, что праздновать будут на даче, насколько знаю, народу планируется не слишком много: семья, ну и кое-какие друзья.
– Снежи, это той, чьи фотографии мы видели?
– Да. Надо, кстати, сказать, что нам понравилось. Нам же понравилось? – Глеб оглянулся, заполучая Настин кивок.
– Очень, – ответила Веселова искренне, а потом попыталась вспомнить, как давно это было. Полжизни тому, не меньше. Глеб же продолжил:
– Вот, Самарских ты уже видела, сегодня познакомитесь. А, ну и еще… – если бы мог, Глеб наверное стукнул бы себя по лбу – ведь чуть не забыл о главном, но бросать баранку было нельзя, потому лоб не пострадал. – Твоя мама работает на фирме Марка и его отца. Отец тоже будет, с женой, Мариной, это их дом, в общем-то, потому не удивляйся…
Настя кивнула. В общем-то, она вообще уже ничему не удивлялась. Всю дорогу из города до дачи Глеб посвящал ее в некоторые факты биографии людей, в гости к которым они ехали. И Настины глаза периодически увеличивались до размера блестящего пятака, а потом сужались в щелочки. Истории Глеб травил… интересные. И теперь увидеть этих людей было то ли любопытно, то ли страшно.
– В общем, мелкая, как-то так… – их машина съехала с главной поселочной дороги на одну из линий, сбавляя ход. Рядом с угловым забором уже стояло несколько машин.
Первым из автомобиля вышел Имагин, достал с заднего сиденья букет – маме именинницы, пакет с милейшими ботиночками для малышей – имениннице, и еще один с чем-то очень дорогим и крайне алкогольным – отцу именинницы, 'мелкая' же немного затормозила, в очередной раз прокручивая в голове все ключевые имена.
Она боялась встречи с родителями Глеба, ей хотелось произвести на них положительное впечатление, получилось… посредственно. Хотя виной тому скорей всего не столько она сама, сколько их жизненные обстоятельства. Теперь же девушка стояла на пороге второго, не менее важного испытания – понравиться предстояло друзьям мужчины.
Почти сразу после звонка, калитку им открыл улыбающийся Марк Самойлов. Его Настя узнала. Помнила еще со времен свидания с Пирожком, ну и несколько раз мельком они действительно пересекались.
Мужчины пожали друг другу руки, Насте Марк улыбнулся, как ей показалось, вполне искренне, она ответила тем же.
А потом мир вокруг завертелся вместе с головой из-за количества взрослых и детских лиц, гула голосов, обилия запахов…
– Неужели тоже решился остепениться? – в прихожей к ним навстречу вышла черноволосая женщина лет тридцати с лишним. Всплеснула руками, окидывая новоприбывших изучающим взглядом, а потом подошла, технично извлекая букет из рук Имагина. – Что-то рано, Глебка. Я думала, дольше продержишься… Марина, – женщина обернулась к Насте, протягивая руку, которую Веселова пожала. Ее будто просканировали, окинув внимательным взглядом с ног до головы, после чего кивнули, отступая. – Гостиную дети уже разнесли, потому мы решили, что накроем в беседке, минут через пятнадцать будем садиться за стол, а пока можно руки помыть, прошу, в общем…
Руки они помыли быстро, а потом попали в самый настоящий балаган.
Настя, преподававшая детям, должна была быть готовой к тому, что являет собой великое множество детей в замкнутом пространстве, но… оказалась совершенно не готовой.
Дети разных возрастов носились по комнате, сбивая на своем пути друг друга, визжа и никак не реагируя на просьбы взрослых вразумиться.
Взрослых здесь тоже было достаточно, но музыку заказывали определенно не они.
Настя была представлена всем, все были представлены Настя, кто запомнил ее, а кого она – вопрос второй. Не успело это произойти, как в комнате снова появилась та самая Марина, которая, судя по всему, является хозяйкой дома, приглашая компанию пройти в беседку.
Первыми в том направлении помчали опять-таки дети: ужин было решено начать с десерта. Точнее задобрить дьяволят сладеньким, а потом пустить с миром, позволяя разносить дом дальше, чтобы спокойствием могла насладиться и взрослой компанией.
Снежану Настя определила, в общем-то, без особых проблем. Симпатичная блондинка в интересном положении тепло ей улыбнулась, а потом даже лично подошла, чтоб познакомиться.
Немного смущаясь, Настя тут же выпалила, что они с Глебом видели ее фотографии и им они очень нравились, на что Снежана хмыкнула, сказав, что после каждой выставки клянется, что эта последняя, а потом в очередной раз впрягается в это мучительное занятие.
– Почему мучительное?
– Потому что наслаждаешься ровно один вечер, когда презентуешь, а до этого бесконечно долго страдаешь, разочаровываясь в себе, сомневаясь, работая, в конце концов. Удовольствие мазохиста, в общем, – Снежана улыбнулась, Настя в ответ тоже.
– Я кое-что знаю об удовольствии мазохистов, – Самойлова удивленно вскинула бровь, будто прося уточнить, Ася не стала секретничать, – я танцую…
– Ооо, – разговор мог бы продолжиться, но к ним подошли мужчины, требуя внимания к себе и уставленному едой столу.
Пришлось расходиться, занимая места согласно купленным билетам.
Говорили за этим столом обо всем на свете. Во главе – Самойлов старший, отец Марка, рядом с ним с одной стороны – Марина, с другой – сын, а потом его жена, следом – женщина в возрасте, Глафира, если Настя правильно расслышала, Самарский с женой, другие люди… Много. Даже без детей, и то много. И все говорят – по очереди и в унисон, громко и шепотом.
Настя иногда вникала, даже что-то спрашивала и отвечала, смеялась над шутками, шутила сама, а иногда абстрагировалась, откидывалась на стуле, следя за сидевшим по левую руку Глебом. Он обычно в такие моменты увлеченно что-то рассказывал, а потом замечал, что девушка поглядывает, поворачивался к ней, брал за руку, сжимая ее ладошку под столом, продолжал речь.
После обеда компании разделились – мужчины отправились вслед за предводителем – Леонидом Самойловым – инспектировать сад, девичья же половина предпочла остаться в беседке.
Сюда же время от времени забегали дети, а все та же Глафира или Марина иногда пропадали, чтобы проверить, не вышло ли еще детское бесчинство за грани разумного.
– Никогда не буду рожать, – однажды в беседку ворвалась девочка-блондинка лет шестнадцати – красивая, высокая, статная, стройная, с яркими чертами лица. Она подлетела к столу, налила в стакан лимонад, осушила его, а потом упала на диван рядом со Снежаной, положила голову ей на плечо, практически простонала слова. – Их там столько, Снеж, этих демонят, и они все чего-то хотят!
Самойлова же провела по белым волосам, улыбнулась. Глядя на них, можно было уловить сходство – обе блондинки, обе с тонкими чертами, взгляды тоже похожи. Если бы Настя не знала, что это мачеха и падчерица, посчитала бы, что кровные родственницы.
– Ну тебе же не придется сразу десятерых рожать, Котенок. А по одному, это не так страшно…
– По два тоже, – в разговор вступила Самарская, сидевшая неподалеку. Девочка, которую назвали Котенком, как Настя поняла – старшая дочь Марка, хмыкнула, вывернулась из-под руки Снежаны, а потом вновь побежала к выходу. Она сегодня явно была ответственна за развлечения мелочи всех полов и возрастов. И пусть еще минуту тому пыталась показать, как эта участь ее тяготит, обратно бежала с энтузиазмом.
В дверях беседки девочка столкнулась с Глебом. Он вернулся, видимо, чтобы проверить, все ли с Настей хорошо. Боялся, что заскучает или засмущается. Боялся зря. Пусть вступать в беседы Веселова не слишком спешила, но слушала с большим удовольствием.
Глеб отступил, пропуская Катю, она же почти уже проскочила, а потом остановилась, обернулась, заговорила:
– А вы же меня дождаться обещали, Глеб Юрьевич… Верь после этого мужчинам… – тяжко вздохнула, бросила взгляд на Настю, подмигнула Глебу, чтобы тут же унестись к детворе. Беседка залилась веселым смехом, а Имагин подошел к Насте, опустился на ручку ее кресла, склонился к уху.
– Все хорошо?
Веселова кивнула.
– Не скучаешь?
Мотнула головой.
– Когда устанешь – скажи, поедем домой.
Настя бросила на мужчину благодарный взгляд, поцеловала в уголок губ и отпустила с миром, позволяя дальше развлекаться. Ему здесь хорошо, и этого уже достаточно для того, чтоб она не уставала, да и компания действительно собралась не худшая.
Молодые мамы делились опытом, мамы постарше поучали, еще не мамы слушали и мотали на ус. Какого-то особого внимания на себе Настя не чувствовала – нет, конечно, ей периодически задавали вопросы, но вполне дружелюбно и без подоплеки. О том, как они познакомились с Глебом, у обоих была заранее заготовленная история, которую они разработали еще для знакомства с ее мамой – Настя танцевала, он ее увидел. Без подробностей, без упоминания Баттерфляя, обморока, боязни быть тут же уволенной… Эта версия показалась присутствующим очень романтичной, а сама Настя рушить родившуюся в умах романтику не стала. В конце концов, глядя на все происшедшее с высоты нескольких прошедших месяцев, почти полугода, все выглядит совсем не так плохо. В чем-то намного хуже, чем можно было даже предположить, а в чем-то крайне удачно.
Периодически в беседку заглядывали чьи-то мужья, проверяли, все ли нормально, а потом смывались. Иногда забегала малышня – делилась успехами, набивала животы и тоже ретировалась.
В какой-то момент к Насте подошла Самарская, опустилась на ручку кресла так же, как недавно Глеб, заговорила первая.
– А я вас знаю, Настя, вы преподаете в нашей школе.
– У вас там дети? – Ася оглянулась, встречаясь взглядом с вполне доброжелательным выражением на лице Самарской.
– Старшая. Но я хочу туда же определить младших. Они у нас близняшки. Думала, что в вашей группе им было бы хорошо…
– А сколько им?
– Три, – Александра улыбнулась. – Но они у нас сообразительные, хватают на лету.
– Давайте договоримся на вторник. Приходите, мы потанцуем, посмотрим, а потом решит, стоит начинать или пусть еще подрастут. Хорошо?
Самарская кивнула, снова улыбаясь. Настя думала, что девушка тут же уйдет, решив свой вопрос, а она осталась. Сидела рядом, тоже предпочитая больше молчать, чем говорить. Этим они с Настей были похожи. Такое молчаливое соседство не тяготило ни одну, ни другую.
Несколько раз к Самарской прибегала старшая дочка, глянув на которую, Ася вспомнила, что действительно видела девочку на группах. Малышка требовала что-то у матери командным тоном, а когда Александра отправляла со всеми вопросами к отцу, топала ножкой, хмурилась и убегала обратно.
– Понимает, что с папой топанье не пройдет, вот и дуется, – глядя на то, как маленькая в очередной раз сбегает, Саша приложила руку к животу, поглаживая – тот малыш, который на подходе, что-то разактивничался.
Настя посмотрела на лицо Самарской, а потом скользнула взглядом ниже, по силуэту…
– У вас ведь это будет уже четвертый, да?
– Четвертая, – Александра улыбнулась, глядя лукаво. – Слышала о споре?
Настя кивнула.
– Ярослав до сих пор надеется, что наконец-то будет сын, но я знаю, что снова девочка.
Будто чувствуя, что тема непосредственно касается его, следующим рейд в беседку совершил Самарский.
Ну и слух у него, кажется, отменный. Он подошел, окинул Сашу внимательным взглядом, заговорил.
– Сын, Сашка. Точно тебе говорю.
– Упрямый… – спорить Самарская не стала. Все равно очень скоро станет понятно, кто прав.
А когда муж ушел, снова посмотрела на Настю с улыбкой. С настолько доброй улыбкой, что сдержаться от вопроса Веселова не смогла.
– Это ведь жутко сложно – трое детей. Да и не трое…
– Сложно, – отрицать очевидное Саша не стала. – Но если рядом есть те, кто может помочь, становится легче, да и каким бы сложным ни было, это ведь счастье. И чем его больше, тем ты сам богаче.
На самом деле, планировали они с Яром только третью беременность, прошлые стали для них сюрпризом, но глядя теперь на своих детей, Саша уже с трудом вспоминала те времена, когда сомневалась, стоит ли рожать.
– Так что не бойтесь, Настя. Придет время, поймете, что это самые приятные сложности, какие только можно представить.
Настя кивнула. Когда-то непременно поймет. А, возможно, вот прямо сейчас потихоньку начинает понимать. Смотрит на Глеба или закрывает глаза, представляя его лицо, и думает о том, что совсем не против приятных сложностей с ним в дуэте.
Уже вечером, перебравшись из беседки в дом, все в ту же гостиную, которая чудом выжила после нашествия младенческого ига, компания зажгла камин. Умаялись все, но больше других девочка-Котенок, которая просто-напросто заснула на плече дедушки. Тот явно не возражал, отгоняя от себя всех, кто порывался разбудить ребенка и отправить спать.
К девяти вечера люди начали потихоньку разъезжаться. Первыми отчалили Самарские. Стоя у ворот, провожали их всем миром.
– У меня новое дело… – Саша рассказывала что-то Марине, а услышав, как муж хмыкает сбоку, бросила грозный взгляд на него. – Еще раз закатишь глаза, Самарский, ночевать будешь в одном из своих недостроев.
Теперь хмыкнул уже стоявший неподалеку Марк, получивший за это укоризненный взгляд Ярослава.
– Не радуйся, Самойлов. Все равно мы вас сделаем…
И снова время закатывать глаза – теперь уже синхронно Саше и Снежане.
– Да все знают, что девки у вас будут, мальчики. Не петушитесь, – решающее слово взяла Марина, махнув рукой на глупых мальчишек тридцати с лишним лет. – Ох уж эти мужики… Лишь бы меряться. Не достоинствами, машинами и домами, так детьми…
Меряться мужики перестали, но глядя на происходящее сбоку, Насте казалось, что ненадолго. Самое веселое начнется после родов. Девушка поймала себя на мысли, что даже она теперь будет следить за течением и исходом спора…
Вслед за машиной Самарских укатило еще несколько автомобилей. По мере того, как дети засыпали, а взрослые начинали позевывать, дом пустел.
Компания выходила во двор еще неединожны. И каждый раз с Настей прощались, как со своей. С некоторыми людьми она обменялась телефонами. С Самарской – на почве детей, с Самойловой – у нее давно была идея насчет фотосессии, и она совсем не против была бы поснимать Настю, еще с одной из барышень, которая очень хотела узнать рецепт маски для волос, которой пользовалась Веселова…
В этот вечер пополнилась не только телефонная книга, рассеялись некоторые Настины страхи.
Она искренне считала, что попадет в компанию, в которой все, во-первых, будут старше, а значит априори другими, а во-вторых, не просто другими, другими по-богатому. Оказалось, что среди друзей Глеба много интересных людей. Простых в общении, улыбчивых, доброжелательных, гостеприимных.
Последними из дома отчаливали именно они с Глебом. Имагин, возможно, сидел бы и дальше, им с Марком явно было, что обсудить. Но Настя чувствовала, что ее глаза уже предательски слипаются, а Катя успела трижды проснуться, сходить за бонусным куском торта, съесть, а потом снова уснуть. Идти в свою комнату девочка категорически отказывалась – как же она уйдет, если здесь столько интересного?! Потому просто меняла плечо – сначала дедушка, потом Марина, потому Марк, засыпая по очереди на каждом.
Но провожать их девочка уже не стала, зевнула, клюнула в щеку сначала Настю, потом Глеба, пожурив, что не дождался, пока она вступит в брачный возраст, а потом пошлепала по лестнице вверх, на ходу бубня что-то о том, что так всех приличных мужиков разберут…
На улице было уже достаточно холодно, потому прощания растягивать не стали.
– Тогда я позвоню на неделе, Настя, договоримся о времени, хорошо? – Снежана говорила, параллельно записывая напоминалку в телефоне, а потом подняла взгляд, тепло улыбаясь.
– Хорошо, но, по правде, из меня такая модель…
– А я и не люблю фотографировать моделей, – Снежа отмахнулась, пряча телефон в карман. – Так что не проблема, – к Насте подошли сзади, приобняли. Так же подкрались и к Снежане.
– Что планируете? Танцы на столах? – вопрос задал Марк, отвечать, соответственно, предстояло Самойловой, что она и сделала.
– Я сейчас не очень по танцам-то, особенно на столах, – прижала руку мужа к не менее внушительному, чем у Александры, животу, чтоб не сомневался. Да он, судя по всему, сомневаться и не собирался. Так… Просто соскучился за вечер, а теперь пытался наверстать.
– Аккуратно там, – кивнув напоследок, Глеб развернулся, потянул Настю за собой к машине.
И снова была дорога, в голове – галдеж, отголоски смеха, детский визг. Дурдом, но такой сочный и насыщенный, что заставляет вспоминать о себе с улыбкой.
Они долго ехали, не разговаривая. Настя думала и улыбалась, а Глеб следил за дорогой. Уже въехав в черту города, мужчина включил музыку, периодически бросая на Настю странные взгляды.
Такие… нервные, что ли.
– Ты чего? – не выдержав на пятый или шестой раз, Настя посмотрела в ответ, улыбнулась.
Глеб не ответил, пожал плечами, но продолжил периодически поглядывать.
Это могло бы раздражать, но девушка настолько устала и была так довольна, что решила воспринимать философски – все равно рано или поздно не выдержит, заговорит.
Так и произошло.
Они въехали на территорию своего жилищного комплекса, Глеб остановил машину на привычном месте, Настя почему-то замялась, не вышла из машины тут же, поняла, что он тоже не спешит.
Чуть повернувшись, Глеб смотрел на нее.
– Что? – девушка улыбнулась, отвечая на такой пристальный взгляд искренним непониманием.
– Открой бардачок, пожалуйста.
***
К этому дню Глеб готовился больше, чем Настя. И нервничал, пожалуй, тоже больше, чем девушка.
Для него действительно было важно, чтоб Настя почувствовала себя органично в компании, которую Имагин считал своей. Вот только не ради одобрения компанией избранницы, а наоборот.
Эксперимент удался – это доказывало и то, как она вела себя во время обеда, а потом и посиделок, и то, что улыбалась всю дорогу, даже не подозревая, что это еще не конец…
У Глеба был заготовлен гениальный план. Их снова ждала крыша – все та же, где прошло их первое свидание. Опять бутылка розового, букет, уфо, которое не дало бы замерзнуть, пледы. Этот вечер должен был остаться в памяти Анастасии Веселовой на всю жизнь.
Но в какой-то момент мужчина передумал – не свернул на нужной развилке, в сторону офиса, а поехал домой. Почему? Сам бы толком не сказал, но весь пафос и запланированный романтизм вдруг показался лишним. Видимо, все дело в том, что действительно слишком нервничал.
И Настя не могла этого не заметить. Даже несколько раз спрашивала, улыбаясь, а Глебу нечего было ответить. Сама все узнает. Осталось совсем чуть-чуть.
Можно было, конечно, сделать это и в квартире. Не крыша, но вид из окон у них тоже неплох, а делать предложение, стоя на одном колене перед окном во всю стену, из которого видны огни половины города – тоже очень даже романтично, но эта мысль почему-то тоже была отброшена.
Потому, чуть повернувшись в кресле, Глеб просто посмотрел на нее, замечая, как она в очередной раз улыбается, отвечая на такой его пристальный взгляд.
– Открой бардачок, пожалуйста.
***
Пожав плечами, Настя исполнила просьбу. Там было пусто. Почти… На подсвеченном дне стояла только маленькая коробочка.
Веселова бросила вопросительный взгляд, мол, достать? Глеб кивнул.
Продолжая улыбаться, девушка извлекла вещицу, вытянула руку, Имагин забрал, повертел в пальцах…
– Глеб, ты меня пугаешь, – не выдержав, Настя повернулась к мужчине так же, как он к ней, участливо заглянула в глаза. Он вел себя странно. Ему не свойственна такая задумчивость, а здесь зависает каждых три минуты.
– Настя… – зависать вдруг перестали. Посмотрели в ее лицо, глядя серьезно и даже немного сурово, а потом то ли предложили, то ли приказали… – Выходи за меня замуж.
Коробочка открылась, являя миру кольцо.
Это должно было бы быть ожидаемо, а Настя растерялась. И исключительно поэтому кивнула. Даже не сказала, а невразумительно промычала 'ммгг', отрывисто кивая.
Так из девушки Имагина, Настя стала его невестой. Без букетов, брызг шампанского, слез и криков от счастья. Под домом, в машине с до сих пор тихо играющей музыкой.
Но это 'ммгг' явно удовлетворило вопрошающего, потому что теперь в улыбке расплылся уже он. Притянул к себе девушку за подбородок, поцеловал, потом быстро натянул кольцо на дрожащий палец, и полились речи…
Видимо, они должны были литься раньше, а из-за нервов о них забыли, но разве же это повод, чтобы лишать речи возможности увидеть мир? Нет!
– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?
Глядя на кольцо, на дрожащие пальцы, чувствуя, как в горле почему-то становится ком, а глаза начинает щипать, Настя кивнула.
– Очень люблю, Настя. Хочу прожить с тобой жизнь, ты ведь понимаешь, что так и будет?
Сообщать о том, что пугать сразу же – совсем не обязательно, Настя не стала.
– У нас с тобой теперь парное катание, Настюш. И танцы тоже парные…
Речи еще долго лились в машине, а потом уже дома. Его будто прорвало, а Настя не имела против совершенно ничего. Она-то в один миг растеряла все слова. Даже полноценное 'да' сказала позже, на следующее утро, когда первый шок прошел.
Тогда же немного поплакала, как положено, от счастья, получила заслуженную охапку цветов, тоже сказала, что любит.
Предложение руки и сердца оказалось для нее крайне неожиданным, хотя и было вполне ожидаемым. А дальше… они продолжили жить.