Консьерж в подъезде Имагина встретил ее дружеской улыбкой и кивком, мол, помню, проходите, безумно рад…
Она прошла, с опаской, но открыла дверь, быстро и с первого раза справилась с сигнализацией, мысленно хваля себя за это, а потом огляделась, чувствуя, как руки покрываются мурашками.
Беспорядок они оставили знатный, но насколько памятный…
Настя прошла по коридору, ровняя фотографии, ставя на место сброшенные с тумб вещи, бумаги, вновь остановилась только на пороге спальни.
Вот здесь они с Глебом еще шли в сторону… ложа страсти, сейчас напоминающее огромное мягкое гнездо со стянутым бельем, которое теперь валялось кулем вместе с подушками и ватным одеялом. А там Настя уже не чувствовала пол под ногами. Здесь же каким-то образом оказался дофутболеный от самой двери кроссовок…
Хмыкнув, Настя занялась тем, зачем, собственно, пришла.
Для того, чтоб привести комнату в божеский вид, понадобилось не так уж много времени. Ася вполне законно рассудила, что приди она завтра раньше срока всего на полчаса, так же справилась, вот только…
Тогда у нее не было бы времени пройти в одиночку по квартире своего мужчины.
Она всячески пыталась сохранить грань между здоровым любопытством и нарушением личного пространства. Не заглядывая в шкафы, тумбы, не заостряла внимание на том, что сама бы не хотела показывать Глебу, окажись он у нее дома.
Но и такого – поверхностного осмотра – девушке хватило, чтобы многое понять. Он чистоплотен… если не брать во внимание тот беспорядок, который они учинили вдвоем. Минималист, ведь в квартире больше пространства, чем мебели. У него либо хороший вкус, либо умение хорошо выбирать людей, которые занимаются дизайнами помещений. Из окон открывается отличный вид, все достаточно лаконично, удобно, функционально. Это самый настоящий мужской дом. Дом, в котором женщина явно никогда не хозяйничала, а она…
Настя почувствовала одновременно ответственность и страх. Он так просто вручил ей ключи. Так просто предложил остаться, будто знакомы они не несколько месяцев, а половину жизни, и он ей доверяет больше, чем, наверное, было бы разумным…
– О чем ты думаешь? – задав вопрос самой себе, девушка покачала головой, опускаясь на кожаный Имагинский диван. Большой, коричневый, не слишком мягкий, но удобный. На нем, наверное, очень хорошо сидеть вечерами перед телевизором – огромной плазмой на полстены. Если он вообще таким мается. Хотя это вряд ли… Насте сложно было представить Имагина таким просто-человечным. С ноутом на коленях, включенным телевизором, чашкой чая или банкой пива в руках и пультом, лежащим рядом. Вот бы посмотреть на него… такого. Только и эту мысль додумать ей не удалось – теперь из-за телефона. Звонил Женечка.
– Привет, Настенька, – обратился привычным своим елейным голосом.
– Привет.
– Я насчет вечера… – Пирожок как-то долго мялся, а потом выпалил так быстро, что разобрать было не так-то просто. – Алена позвонила, сказала, что может выйти сегодня вместо своего дня, попросила поставить вместо кого-то из вас, я подумал, что ты будешь не против, в общем… сегодня отдыхаешь.
– Ты подумал, что я буду не против… – пытаясь переварить информацию, Настя вычленила то, что, возможно, не передавало суть, но почему-то смутило.
– Да.
– А если я все же против?
– Ну прости, Настя, я уже все решил, пообещал Алене, так что так…
– Спасибо, что хоть сказал, – пожалуй, с работодателем так говорить не очень красиво, даже немного опасно, но сдержаться Настя не смогла.
– Пожалуйста, – а Женечка ноток раздражения не уловил. Святая простота.
Вновь на какое-то время замолчал, замялся…
– У вас с Имагиным что… серьезно? – видимо, слова подбирал. Только в конце концов спросил совсем по-простому, сходу в лоб. Ни разу при этом не спалив заказчика ее отставки на эту субботу.
– Прости, другая линия.
Скинув, Настя шумно выдохнула, подрываясь с дивана. Вот так. Молодец… Уехал, но подстраховался – поручил Женечке не пускать ее на запретную территорию. И вроде бы злиться – глупо, ведь с самого начала было очевидно, что так и будет, но очень хочется. Настолько, что руки зачесались тут же позвонить, что она и сделала.
– Привет, – Глеб ответил сразу же, будто ждал. Хотя наверняка ждал.
– Мне только что звонил Пир.
– Что говорил? – тон такой спокойный, что если раньше Настя еще допускала возможность того, что это совпадение, теперь сомнений не оставалось.
– А сам не знаешь? Имагин, ты понимаешь, что отношения не дают тебе права распоряжаться моей жизнью?
Тишина.
– Если ты еще раз попытаешься сделать выбор за меня…
– Дома поговорим, Насть, хорошо? Жди.
Хорошо или нет, интересовались у нее чисто для проформы, так как тут же скинули.
Это тоже разозлило, но перезванивать и устраивать скандал Настя не стала. Какой смысл делать это по телефону? Это что-то решит? Ей действительно так важно именно сегодня сверкать в Бабочке? Нет. Ей важно, чтоб он просто понял, что решать за нее не должен. А подобные разговоры вести лучше лично.
Вновь опустившись на диван, Настя вытянула ноги, глядя остекленевшим взглядом в одну точку, пытаясь понять саму себя.
Она дорожила своей работой. Пока еще дорожила. Дорожила самостоятельностью, к которой давно уже привыкла, и вот так сразу отвыкать, была не готова. Отчитываться перед Глебом о том, куда, когда и на сколько идет – изначально и это делать было сложно. А теперь он пытался проникнуть в ее жизнь еще глубже, вполне законно предъявляя права на определенную долю контроля. К тому же, ведь не стала она скандалить, когда он помог маме с работой. Почему? Потому что это было ей очень даже выгодно. А теперь что? Они ведь, в сущности, хотят одного, просто идут к этому по-разному. Имагин – быстро, уверенно, успешно. Она – медленно и окольными путями. Но ей так важен этот свой путь! Только бы он это понимал.
Выходя в тот день из квартиры, Настя решила, что раз уж вечером в Бабочке ее не ждут, она займется тем, чем хотела сама и, в сущности, что нужно было Имагину – ему не нравилось, что женщина, которую он называет своей, танцует перед другими. Она попытается решить эту проблему так, как видит сама.
***
Третий, четвертый и пятый день прошел для Насти в поисках работы. К сожалению, поиск этот был не так результативен, как она надеялась, но отчаиваться было рановато.
Девушка обзванивала школы, даже ходила в некоторые, предлагала свои услуги. Танцевальные кружки находились почти во всех, проблема лишь в том, что хореографов тоже хватало.
Ей отказывали очень деликатно, дальновидно просили контакты, помня, что текучка кадров на этом поприще достаточно сильная, а потом отправляли с миром, советуя обратиться в соседнюю школу, садик, развивашку.
Промаявшись подобным три долгих дня, Настя дотаскивала тело домой, потом, натягивая улыбку, дежурно перезванивалась с мамой, отчитывалась перед Имагиным, не задевая больше волнующей темы, неслась в магазин, в парк, оставалась дома или… перлась в Бабочку.
Не для того, чтоб танцевать, просто как-то так случилось, что университетские друзья разъехались по дачам и морям, друзей из танцевального прошлого вдруг не осталось, а сидеть самой в четырех стенах было хорошо далеко не всегда. Зато в Бабочке ее ждали… родные люди.
Колючая Амина, простодушный разгильдяй Женечка, вреднючий, но безвредный, остальные девочки, веселые бармены и молчаливая охрана. Она жутко хотела выпорхнуть из Баттерфляя раз и навсегда, но… кажется, ей предстояло оставить там, как минимум, кусочек сердца.
В среду, как и обещала Имагину, Настя была у него в квартире в обед. Мастера оказались пунктуальными, тихими и деловитыми.
Не лезли ни с разговорами, ни с вопросами, ответы на которые Настя все равно не знала бы.
Единственное, провожая до ванной, а потом, предлагая чай, девушка чувствовала себя слишком по-хозяйски. Впрочем, Имагин, кажется, именно этого и добивался. О том, почему вдруг ему так резко захотелось видеть ее у себя в квартире, Настя тоже думала.
Версий было несколько. Он собственник. Ему не нравится, когда она танцует в Бабочке, видимо, он в принципе любит, когда большая часть Настиного времени, если не всё, посвящена именно ему. А пока приходится делить это время с родными, той же работой, друзьями.
Второй вариант – мужику элементарно лень постоянно таскаться через половину города, загружая/выгружая/выгуливая. А так проще – объект интереса всегда под боком. Практически готов к труду и обороне. Обидно ли? Нет. Имагин и так делал для нее куда больше, чем любой ухажер до. Иногда даже слишком много. И ей, если честно, самой жутко хотелось узнать, как это – проводить с ним вечера просто дома, просто вместе.
Вариант номер три самой Насте казался самым по-девчоночьи глупым. Имагин реально имеет на нее далеко идущие планы, и не видит смысла распыляться на дальнейшие игры в конфетно-букетный период, если можно перейти на новый уровень семейно-притирочный. И это с одной стороны страшно, они же вместе чуть больше месяца, а с другой… С Петей она и через год после начала отношений о подобном задумываться побоялась бы, а с Глебом не просто думает, в какой-то мере даже надеется.
Кондиционер был успешно починен, мастера отправлены с миром, а Настя сидела на кровати, клацая пультом. Ей поручено было испробовать систему, сменяя режимы и температуру. Она собиралась со всей ответственностью подойти к исполняемой миссии, потом позвонить Имагину, чтобы отчитаться о проделанной работе, ну и отправиться домой.
Вот только звонить ему можно не раньше шести, ибо все равно скинет – до этого времени будет на очередной жутко важной то ли встрече, то ли конференции, то ли еще на чем-то, но непременно жутко важном.
Часы показывали четыре, кондиционер вроде работал, а сама Настя проголодалась. Приблизительно так в ее жизни произошла вторая собственноручно приготовленная трапеза в Имагинской квартире.
Вся кухонная техника казалась жутко неудобной. Все дело, конечно, в том, что Настя просто привыкла к другой, но без боевых ранений не обошлось. Ранения получала и техника, и девушка. Но хотя бы в этом туре восстания машин победил человек.
Когда Имагин позвонил первым, она как раз поглощала плоды своей работы – макароны получились немного недосоленными, но соус с сыром спасли ситуацию.
Медленно пережевывая, Настя почему-то подумала о том, что Глеба таким кормить не стала бы. Точнее для него старалась бы лучше…
– Ну что? – а он будто чувствовал – телефон заорал тут же.
– Все хорошо, – девушка отложила приборы, крутнулась на табурете, уставляясь в глянцевую поверхность стены. Отражение глупо улыбалось Насте, а сердце сбилось с ритма. – Они все сделали, я проверила, должно работать.
– Должно или работает? – Глеб хмыкнул. А Настя пожалела, что не может его сейчас увидеть. Она безумно соскучилась. Стыдно сказать, но, кажется, соскучилась даже больше, чем по маме с Андрюшей.
– Я игралась с пультом на протяжении получаса. Вроде бы холодит, дует, жужжит.
– Он вообще-то не должен жужжать, Настасья.
– Ну, значит, не жужжит. В смысле жужжит, но тихо.
– Ладно, но если вдруг станет громко жужжать, позвони этим архаровцам еще разок, пусть снова приедут. Хорошо?
Настя замялась. Она-то думала, что после этого звонка сможет со спокойной душой отправиться домой и больше появляться в квартире Имагина причин до его приезда не будет. А потом нужно будет только как-то впихнуть ему ключи. Но он, видимо, планировал иначе.
– Переночуй там сегодня, ладно?
Настя поперхнулась воздухом. Пришлось залпом выпивать чуть ли не полный стакан воды, а потом прокашливаться.
Имагин пер танком по ромашковому полю, не иначе. Причем ромашковым полем была ее психика и неуверенность в реальности всего происходящего. А танком… Ну танком был он, тут без вопросов.
– Зачем? – получилось тихо, сдавлено, через кашель.
– Все затем же, Насть. Просто проследишь, как он работает. На улице жара, а в квартире должно быть приятно прохладно. Вот выставь комфортную температуру, а потом расскажешь, нормально ли спалось.
– Имагин, у меня вообще-то своя квартира пустая стоит…
– Ты в нее дверь хорошо закрыла?
– Хорошо.
– Ну, значит, выстоит твоя квартира. Или тебе настолько не нравится у меня, что даже ночь здесь не проведешь?
– Нравится, – врать причин не было. Как ни странно, в этом исключительно мужском Имагинском царстве Насте было достаточно комфортно. Но просто ей и днем-то здесь хозяйничать неудобно, а ночью… спать на его кровати… самой…
– Тогда договорились? – в тоне Глеба звучало сомненье. Он готов был к очередной попытке Насти отказаться. Готов к попытке, но не к тому, чтобы сдаться. Попытайся она артачиться, получит еще вагон аргументов.
– Договорились, – тяжело вздохнув, Настя поднялась с табурета, направилась из кухни в сторону спальни, остановилась в дверном проеме, оглядывая комнату. Сегодня она здесь гостья, ну или хозяйка…
– Ты там хоть скучаешь, вздыхающая? – а от него, кажется, вообще ничего не скрыть. Ну и ладно.
– Скучаю, – Настя улыбнулась. – Сильно.
– Смотри мне, – Глебу ответ явно понравился. Даже голос зазвучал как-то более довольно.
– А ты?
– Дважды уже билет обратный собирался менять. Хотел сюрприз сделать – раньше приехать. Только пока не получается.
– Не будет сюрприза?
– Судя по всему, не будет. Приеду в пятницу, как договаривались.
– Хорошо.
Они как-то время молчали. Настя – обводя взглядом спальню, немного вспоминая, немного предвкушая… пятницу, а Глеб где-то тоже обводя что-то взглядом, наверное.
– Ладно, роуминг, завтра созвонимся, – Настя опомнилась первой.
– Я еще перед сном наберу, хочу убедиться, что моя бабочка не слиняла из квартиры, поняла?
– Твоя бабочка вообще-то дала честное слово, – сердца победный кульбит и тот самый бабочковзрыв в животе произошли одновременно.
– Тогда просто позвоню, чтоб послушать, что-то рассказать…
– Ладно уж, звони, – формальное одобрение было получено, а через минуту щебетания, пришлось действительно скидывать – ему пора было выдвигаться на очередное мероприятие, а Настю ждали макароны.
Доесть их не получилось. Не то, чтоб они были очень уж невкусные, просто… Влюбленность – лучшая диета. Еда не нужна, вода не нужна, да ничего не нужно, лишь бы он снова и снова называл своей бабочкой.
***
– Мам, да, все хорошо, – Настя открыла верхний шкафчик комода, провела рукой по стопке футболок Имагина, потянула верхнюю.
– Ты там не голодаешь? – голос Натальи звучал встревожено. Впрочем, как голос любой матери, звонящей своему непременно недокормленному ребенку. Ведь любой ребенок априори недокормлен. Особенно тот, который должен этим вопросом заниматься сам.
– Нет, мамочка, ем много, часто, с аппетитом.
– Знаю я твой аппетит… – женщина покачала головой.
– Бабушке с Андрюшей привет передашь?
– Передам. Они тебе тоже передают.
– Дай мне, Наташ, – в трубке послышалось шуршание, а потом телефон перекочевал в руки уже другой женщины. – Настенька, зайка, приезжай скорей. Я ведь после рассказов твоей матери только и могу думать, что об этом твоем Глебе.
Настя улыбнулась, наслаждаясь звуком ласкового голоса бабушки. Антонина Николаевна души не чаяла во внуках. Андрюша напоминал ей шебутного Володю, когда сыну было столько же, а Настя… Настя всегда для нее, как и для сына раньше, была цветком, который рос в их оранжерее, украшая дни и грея мысли.
– Мы скоро приедем, ба. Глеб сейчас в командировке. Вот он вернется, и мы…
– Когда вернется?
– Скоро.
– Ну глядите мне, а то со старческим сердцем и не менее старческим любопытством ведь нельзя шутить. Знаешь, сколько всего я могу себе напридумывать?
Первой рассмеялась Настя, а за ней и Антонина Николаевна. Ася искренне обожала маму отца. Она всегда была для нее образцом, авторитетом, важнейшим советчиком и невероятной силы женщиной. Пережила смерть сына, кончину мужа, сохранила вкус к жизни, мудрость и доброту, не спешила судить и ставить клейма. Учила так же поступать внуков. Ненавидела сплетни и сплетниц. Во многом не согласна была с Натальей, но… Настя понимала обеих женщин, и обеих любила.
Для нее было крайне важно знать, какого мнения бабушка о Глебе. Она не успела еще познакомить Имагина с мамой, но, если уж признаваться только себе, вердикт бабушки имел для Насти даже большее значение. Наталья намного мягче, она слишком любит детей и искренне боится их ранить, если Глеб вдруг ей не понравится, просто помолчит, а бабушка… Разложит все по полочкам и заставит держать ответ – его. Потому что расклад по полочкам будет происходить прямо при нем.
Потому-то Настя и похихикивала, когда Имагин начинал с энтузиазмом обсуждать грядущую поездку. Не знал, бедняга, что ему светит…
– Глеб вернется, мама с Андрейкой приедут домой, а потом мы вместе к тебе рванем, ба.
– Хорошо, Настюш, – голос женщины будто обволакивал нежностью и лаской. Настя прижала футболку Имагина к груди, чувствуя, как там разливается тепло сразу и из-за бабушкиного тона, и немного из-за запаха его стирального порошка. – Маму давать?
– Ага, – трубка снова перекочевала к Наталье. Они продолжили разговор.
Хорошо, что мама не спрашивала, что дочка делает сейчас, и что собирается. Видимо, искренне считала, что Настя дома, а огорошивать мать Ася не стала.
Девушка чувствовала, что ее отношения с Имагиным тревожат Наталью. Понимала ее, сама же раньше тоже думала, что нырять во влюбленность с головой – не лучшая идея, но ведь уже нырнула и плывет, задний ход давать поздно, а маме просто нужно время, чтобы свыкнуться со всем происходящим.
Они говорили долго. Закончили, только когда Наталья начала позевывать, а у Насти затекла шея, попрощались, договорились созвониться уже завтра вечером, а потом рассоединились.
Ужинать не хотелось. Настя, пользуясь гостеприимством хозяина, сходила в душ, облачилась в его же футболку, а потом вернулась в спальню, села на кровать, включая злосчастный кондиционер.
Ну вот… Она в его квартире. Одна. А за окном ночь. Имагин приказал хозяйничать. И, по идее, можно было бы пойти в гостиную, включить телевизор, попереключать каналы. Или взять какую-то книгу, если такие здесь найдутся, конечно. Или заварить чай. Коллекция у Глеба знатная – миллион сортов и видов. Все стоят в стеклянных банках с бирками, на которых написаны названия. Чая много, а вот алкоголя нет. Хотя чего-чего, а этого Насте сейчас совсем не хотелось. Ей хотелось…
Вновь заорал телефон.
***
У Глеба снова была Цель. Точнее Цель была все той же, а вот план по ее достижению расширен.
Насте предстояло привыкнуть к изменениями, которые происходили в их жизни. Возможно, бабочка еще не поняла, что теперь его квартира – часть их жизни. И, рано или поздно, она станет центром. Весь этот бред о кондиционере, необходимости проверить, убедиться – все это только предлоги, чтоб она сделала еще один маленький шажок в сторону осознания неизбежного.
Глеб хотел видеть ее в своем доме. Желательно, конечно, рядом с собой, но в ожидании его возвращения тоже неплохо.
Справившись с делами, добравшись до гостиницы, вынырнув из-под душа, тут же позвонил ей. Нет, не для того, чтобы проверить, просто поговорить – он-то тоже соскучился.
– Имагин, твою энергию, да в мирное русло…
А она где-то там, на его кровати, явно улыбалась, слушая не слишком его скромные рассуждения на тему того, как они будут проводить время после его возвращения, положила подбородок на голое колено, натягивая футболку пониже.
– Это крайне мирное русло, Настька. Крайне мирное и приятное русло. Только ты же не дослушала…
Пришлось дослушивать. Окончательно краснеть, глупо хихикать, а потом и вовсе валиться на подушку, заливаясь смехом. Это уже истеричное, наверное, ну или следствие того, что успела жутко соскучиться, но Настя не могла перестать улыбаться, слыша в трубке рокочущий голос, который перескакивал с темы на тему, то смущая, то смеша, то рассказывая что-то важное, серьезное, ценное.
– Ну что, тебе там удобно? Бабайка за пятки не кусает? Кондиционер не жужжит?
– Приемлемо, – Настя спрятала те самые пятки под одеяло, перестраховываясь на случай бабайки. Мало ли. Вдруг не пошутил?
– Если станет неприемлемо, звоните, Анастасия Владимировна, разберемся.
– Хорошо, – Настя вытянулась на кровати, сладко зевая. Так сладко, что Глеб в миллионный раз пожалел, что находится на расстоянии нескольких тысяч километров. И ему здесь как-то плохо спится.
– Спишь уже?
– Угу, – она явно устала. Глеб услышал хруст постельного белья, значит, перевернулась на бок. Представил, как Настя подкладывает ладошки под телефон, закрывает глаза.
– Завтра что делаешь?
– Не знаю еще… Хочу к врачу сходить, и в школу одну. У них вакансия была.
– Утром?
– Да.
– А вечером?
– Дома. Цветы надо хотя бы полить. Да и вообще…
– А ночью?
– Глеб…
– Насть. А вдруг он завтра жужжать начнет?
– Не начнет.
– А вдруг?
– Имагин…
Он усмехнулся, а она почти проснулась. Но сейчас так лениво было спорить. Очень-очень лениво.
– Что? – и мужчина, а точнее Глеб Жуликович Имагин, это прекрасно понимал.
– Ты будто собаку дома оставил, а не кондиционер. Честно. За ним прямо глаз да глаз…
Имагин чуть не стукнул себя ладонью по лбу. Идея-то хорошая! Жаль, не его.
– Еще раз, Насть, хорошо?
Она немного помолчала, а потом снова зевнула. Ладно уж, победил.
– Хорошо.
– Договорились, – победил, просиял, явно приободрился. – Я прилетаю в шесть. Дождешься дома?
– У тебя?
– Угу.
– Дождусь. Что-то приготовить?
– Угу, – Глеб повторил ее ответ, ухмыляясь. Уже спит почти. Завтра может даже не вспомнит, о чем говорили сейчас, да и отключиться может на каждом слове…
– Что?
– Не знаю… Но я голодный буду. Спишь? – да, на этот раз уже даже не ответила – заснула.
Глеб еще несколько десятков секунд слушал ровное дыхание, а потом сбросил, отложил телефон, соскочил с кровати.
Из окна открывался хороший вид. Бодрящий такой – ночные огни, снующие снизу люди – лето, туристы, красоты вокруг. А ему нестерпимо захотелось домой в Киев.
Там тихо, мирно, жужжит кондиционер, сопит Настя… А может действительно собаку завести? Такую… чтоб потом ее выгуливать по утрам, дрессировать, лужи вытирать, блин. Семейную такую собаку, которую Настя не могла бы бросить на произвол. Пришлось бы переезжать, чтоб убедиться – животному не грозит смерть из-за истощения и недосмотра. Да и ему не грозит – от тоски.
Глеб прошелся по комнате, туша свет, размял руки, плечи, спину, хрустя позвонками, поотжимался – так, чтоб хоть немного согнать эту самую нерастраченную энергию которую положено в мирное приятное русло, а потом смачно плюхнулся на кровать, подскакивая, закрыл глаза. Осталось немного, а дома его уже ждут. Впервые за много-много лет ждут. Впервые за много-много лет ему хочется, чтоб ждали.
Настины же размышления о причинах такого его поведения были совершенно напрасны. Ему просто хочется, чтоб она встречала его. Хочется, и все.
***
Настя выспалась. Проснулась бодрой, довольной, счастливой.
Поднялась в кровати, окидывая взглядом комнату. Небо вроде бы не упало, земля тоже не разверзлась, кондиционер не жужжал. Это оказалось не так уж и страшно.
Настолько, что возможность еще одной ночи в чужой квартире уже не пугала. Впрочем, если все и дальше будет развиваться так стремительно, таких ночей будет много.
Здесь же был приготовлен завтрак, принят душ, а еще принято решение, что стоит привезти в эту квартиру хоть какие-то свои вещи. Мысль смелая, но Имагин вряд ли будет против. А она сама… Пожалуй, пора уж махнуть рукой на все пытающийся подтормозить события разум, полагаясь на чувства.
Оставшиеся до его приезда дни Настя провела так, что скучать было некогда. Дома, в ванной, отвалилась-таки плитка, которая уже полтора года грозно нависала над головами домочадцев, отклеившись от штукатурки. Решив, что сильной самостоятельной женщине подобное – раз плюнуть, Настя сначала погуглила, потом отправилась в магазин, чтобы купить необходимое, а потом занялась точечным ремонтом квартиры. Получилось… Ну как-то получилось. По крайней мере, теперь плитка сидела крепко. Вот только ушел на это практически весь день.
А все, что осталось, было потрачено на поход к врачу и в очередную школу. И еще немного – на подготовку к встрече Имагина.
Готовилась Настя тщательно. Готовилась сама, немного готовила квартиру – снова убирала, теперь уже собственный беспорядок, составляла меню, ходила в магазин.
По списку забрасывала в корзину продукты, улыбалась консьержу, волоча пакеты до лифта, разгружала их в холодильник…
Чувствовала себя непривычно, но приятно. Поглядывала на часы, рассчитывая, сколько времени ей нужно на то, чтоб порадовать зверски голодного, как он сам говорил, мужчину, а еще ставя мысленные зарубки – сейчас он должен был выехать в аэропорт, пройти контроль, ждать самолета, взлететь…
– Мы сели, Настя, встречай, – когда Имагин позвонил, сообщая, что приземлился, Настя ставила мясо в духовку. За проведенное здесь время, с техникой она все же разобралась, что стало еще одним поводом для гордости.
– Ага, – она скинула, а руки задрожали.
Ей очень хотелось поскорей снова встретиться, увидеть его, поцеловать, обнять, услышать голос уже не в трубке, а вживую, но когда встреча стала такой реальной, сердце сжалось на секунду в тревоге. Это ведь будет, по сути, первое их свидание после. И как бы там ни было, все равно страшно…
Разрываясь между процессами и мыслями, Настя понеслась в ванную, переодеваться. Встретить его сытным ужином – это прекрасно, но и самой ведь нужно не упасть в грязь лицом.
То самое платье, которое ему когда-то понравилось, село отлично, несмотря на трясучку в руках, стрелки получились ровными, а губы очень даже красиво розовыми.
Осталось дождаться…
***
– Ты уже дома, Имагин? – Глеб ехал по вечернему городу, нервно постукивая пальцем по колену. Вот, что значит невтерпеж. Аж ладони чешутся, как хочется подогнать водителя, но положено держаться и терпеть. Зачем торопиться? Все равно ведь никуда не убежит. Ни он от нее, ни она от него. До дому осталось не так-то долго.
– Нет, скоро буду, а что? – они с Марком договорились созвониться сразу, как Глеб прилетит. Самойлову нужно было что-то уточнить относительно работы его ребят, да и просто поприветствовать.
– Ты меня спрашивал насчет детской, прости господи, хореографии.
– Да, – если быть совсем уж честным, слушал Глеб вполуха, но изо всех сил пытался не отвлекаться.
– В общем, я спросил у Саши. Самарской. Их старшая танцует где-то, она обещала узнать, есть ли у них вакансии.
– Спасибо.
– Не за что пока… А ты это для…
– Для Насти.
– Мммм, – Марк протянул, явно желая продолжить беседу. – А у вас с ней…
– Самойлов, я сейчас еду домой, и там меня ждут, и думать я сейчас могу только об этом, так что ты прости, но давай завтра поговорим?
– Ну ладно, – наседать Марк не стал. Он же не зверь, в конце-то концов. Тоже иногда припекает. Хорошо, что сам он редко уезжает, а Снежка, которая раньше часто моталась по своим творческим делам, в последнее время все же больше дома. Это, конечно, та еще пытка, но так спокойней.
– Пока, – Глеб скинул, не заботясь особо о том, насколько грубо это выглядит, устремил взгляд за окно – они въехали в нужный двор.
Потом было приветствие консьержа, вбрасывание чемодана в лифт, следование за ним, бесконечно долгий подъем, поиски ключей, дверь на все замки, а потом …
Настя не заметила тот момент, когда он оказался в квартире. Злосчастные гренки, которым положено было стать составляющей салата, сгорели, и чтоб выгнать их запах, девушка включила вытяжку. Сама же повернулась спиной ко входу, зло дергая листья салата, отрывая полоску за полоской…
Глеб же, увидев ее, почему-то потерял дар речи. Вот просто. Без причины. А потом отпустил этот долбанный чемодан, который так и волочил за собой по коридору, сбросил по пути к девушке пиджак, подошел.
Она практически подпрыгнула, почувствовав руки на талии, поцелуй на плече, прижавшееся к спине тело.
– Вернулся, – а потом бросила так и не дорванный лист в салатницу, разворачиваясь.
– Настька, я ж голодный был…
Был. Только, кажется, оголодал не по еде. По человеку.