Мария Акулова
Эффект бабочки
Глава 16
– Алло, Глеб? Здравствуй.
– Здравствуйте.
– Мне дал твой номер Марк Самойлов.
– Саша?
– Да. Ты просил узнать относительно места в нашей школе.
– Да, был бы очень благодарен, – Глеб заглянул в ванную комнату, убеждаясь, что Настя его разговор не слышит. Стоит у зеркала, насвистывает какую-то песенку, борясь с образовавшимся колтуном.
– Я узнала, – все же прикрыв дверь, он ушел в гостиную. – Они собираются открывать новое направление – балетный класс. Ищут, кому бы поручить самых маленьких. У меня есть контакты, могу поделиться.
– Записываю, – Глеб метнулся к столу, открыл блокнот. Настя занималась балетом. На заре туманной юности, конечно, но занималась. Да и образование педагогическое получает сейчас затем, чтоб иметь основания преподавать детям. Это то, чего ей очень-очень хочется. А ввиду вчерашнего их разговора – не просто хочется, это ей необходимо.
Саша продиктовала, он записал.
– Спасибо, Саша.
– Да не за что, – в трубке хмыкнули. – Школа хорошая, детей там много, надеюсь, информация пригодится.
– Непременно пригодится.
Распрощавшись, скинув, Глеб вытянулся на диване, улыбаясь.
Кажется, звезды были согласны с ним в том, что Насте пора уходить из Бабочки. Иначе как объяснить то, что им позвонили так вовремя?
– Что? – Веселова вошла в гостиную беззвучно, опустилась рядом с Глебом на диван, вопросительно посмотрела на крайне улыбчивого мужчину. – Чего такой довольный?
– Мне тут с биржи труда звонили… – сравнивать Самарскую с биржей труда, конечно, чревато, особенно если делать это в присутствии ее мужа, но здесь его нет, потому можно.
– Откуда-откуда? – Настя посмотрела на Имагина еще внимательней. Таким взглядом, будто готова лоб пощупать – а друг там уже жар, бред и плавящийся мозг?
– С биржи труда. Так вот, знаешь, что мы делаем завтра?
Настя, конечно, не знала.
– Звоним вот сюда, – мужчина продемонстрировал листочек, – а потом сюда же едем. Работа нашла тебя, Настька.
Чтоб Имагин объяснил все нормально, Насте пришлось постараться – сначала взывая к разуму, потом идя на поводу у шантажиста, сыпавшего 'если ты… то я непременно расскажу', потом немного обидевшись, махнув рукой, уйдя на кухню. Самым действенным оказалось последнее. Глеб пришел мириться, а еще делиться.
И если сначала Настя откровенно испугалась, то постепенно руки затряслись уже от предвкушения.
Это же… Это же мечта. Это то, что ей было так необходимо, а еще не менее желанно. И она обязательно пройдет. Убедит, докажет, сможет. Обязательно.
Воскресенье выдалось маетное, но счастливое, а в понедельник Настя получила лучшую в мире работу.
***
– Ты чего задумалась? – когда сзади подошел Яр, Саша стояла у окна, постукивая телефоном по губам. Самарский обнял, положил подбородок на плечо, нахмурился, пытаясь найти взглядом то, за чем так внимательно наблюдает жена.
– А? – вопрос она пропустила мимо ушей. Зато потом обернулась, улыбнулась, привстала на носочки, дотягиваясь до губ вновь выросшего на полголовы мужчины.
– Задумалась о чем, говорю? – задавая вопрос, он оторвался от губ, а потом прихватил зубами кончик носа жены, тут же отпуская.
– Да так, – Сашка вдруг покраснела. Впрочем, как всегда, когда думает либо о том, что касается только их, либо об очередной своей гениальной авантюре, которые муж непременно не одобряет, но стоически терпит.
– Подробней, пожалуйста, – и сейчас, Самарскому казалось, имеет место именно второй вариант. Потому выяснить все было жизненно необходимо. Хотя… в случае первого варианта не менее жизненно необходимо. Как-то так сложилось, что все, связанное с женой, было для Ярослава жизненно необходимым.
Совмещая крайне приятное с очень полезным, Яр потянул жену к дивану, сел сам, ее посадил на колени, а потом, расстегнув верхнюю пуговку блузки, стал целовать теперь уже шею от уха и до самого выреза, а потом еще немного ниже… И вторую пуговку.
– Самарский, – Саша потянула его лицо вверх, заставляя вернуться к губам. – Дети.
Он вернулся, хоть и нехотя.
– Они с Глашей, заняты, нам бы тоже заняться. Хотя нет. Давай говорить.
Застегнув сначала одну пуговку, а потом, очень уж тяжело вздохнув, и вторую, Яр снова встретился взглядом с медового цвета глазами Саши. Такими же, как получились у их младшеньких. Молодец он, все-таки. Постарался. Сашка тоже, кстати, молодец.
– С кем говорила? Что задумала?
– Не задумала, – Саша пожала плечами, выводя узоры на плече мужа. – Марк попросил узнать, есть ли вакансии в той студии, где танцует Лиза. Я узнала, позвонила человеку, который интересовался. Все, в общем-то. Просто…
– Ну вот, а ты говоришь, не задумала. Просто… – укоризненный взгляд Саши Яр принял с достоинством.
– Там есть одна девочка, в их группе…
– Начинается… – Яр закатил глаза, Саша прекратила выводить узоры на рубашке.
– Самарский.
У каждой пары есть свои 'стоп-слова' и такие же 'стоп-интонации'. Это 'Самарский' звучало именно так.
– Сашка, тебе нельзя сейчас в очередной раз нервы себе трепать, помнишь об этом?
– А я не буду трепать, я просто… помочь хочу…
Раньше Яр вздыхал тяжело. Теперь же просто вселенски тяжко, а потом склонил голову, позволяя потрепать себя по всклокоченной шевелюре. Шевелюре, в которой совсем недавно они с Сашкой обнаружили седину. Самарская тогда долго копошилась в волосах, выискивая еще хотя бы один седой волос, а Яр, чувствуя ее мягкие прикосновения, как-то прибалдел, практически заснув. Потом Саша целый день ходила, глядя на него внимательней, чем обычно. Видимо, смирялась с тем, что время летит непозволительно быстро, ну или вспоминая, как же давно они ступили на общую дорожку.
Он мог отказать любому. Любому человеку в целом мире, к сожалению, за одним исключением. Да она и не спрашивала. Ставила перед фактом. Мол, Самарский, готовься. У меня снова дело, а у тебя снова нервы, любимый.
– Спасибо, – его ответ был понятен без слов. И в том, что услышав благодарность, иронично хмыкнул, Саша даже не сомневалась.
– Почему я тебе салон не купил, а, малышка? – когда Яр снова поднял голову, Саша увидела, что в уголках губ играет улыбка. Вот и славно. Самое сложное позади. Теперь он в курсе, можно спокойно заниматься делом. – Ходила бы туда раз в неделю, забирала наличку, а всем представлялась бы как гипер-важная бизнесвумен.
– Потому, что ты меня любишь, и ты меня знаешь, и что я хочу делать, тоже знаешь, и одобряешь, – произнося каждый глагол, Саша загибала палец.
– О да, одобряю, – последний из которых Яр ухватил, раскрывая. Чего он точно не делал, так это не одобрял. Ему бы… чтоб она была всегда дома, всегда рядом, в безопасности. Она, дети, Глаша. Он-то заработает столько, сколько нужно, и даже в сотню раз больше. Но дело ведь не в деньгах. Ей хочется… А он… Если это нужно ей, значит, нужно и ему.
– Ну делаешь вид, во всяком случае. А я делаю вид, что твои дома мне еще не осточертели.
– Я неплохо делаю дома, на самом деле…
– А я неплохо делаю вид, что твоя бесконечная работа меня не бесит…
– А еще мы неплохо делаем детей… – Яр протянул очень уж мечтательно. Конечно, о таком можно рассуждать, когда дети с Глашей.
– Самарский… – теперь закатила глаза уже Саша, за что была поцелована в смеющиеся губы.
– Ладно, договорились, – в какой-то момент, оторвавшись, подняв на ноги сначала Сашу, следом поднявшись сам, Яр сложил руки на груди, окидывая жену внимательным взглядом. – Я делаю дома, ты делаешь дела, а вместе делаем детей?
Чувствуя подвох, но не зная еще, в чем он, Самарская аккуратно кивнула.
– Отлично, – этого было достаточно, чтоб ее тут же развернули, подталкивая прочь из гостиной, а потом и вовсе подняли на руки, бубня о том, что так будет быстрее. В спальню они добрались без происшествий. В очередной раз возблагодарили небеса за то, что Глаша согласилась окончательно переехать, а значит, дети под контролем. – Дома сегодня строить нельзя – церковный праздник. Не помню какой, но какой-то точно. Дела делать тоже. А детей можно.
– Самарский… – Саша снова закатила глаза, а потом прижалась к щеке мужа, целуя нежно-нежно, скользнула губами к уху, касаясь уже его, и шепнула. – Как же я тебя люблю.
– Я больше.
И последнее слово, как всегда, за ним.
***
– Алло, Настен.
– Угу, – шел пятый день совместного проживания.
Сегодня Глеб работал, а Настя ждала его дома. Девушке было не то, чтоб плохо, но не очень комфортно, непривычно.
К сожалению, его работу никто не отменял, а время для ее еще не настало.
Не желая ударить в грязь лицом, Настя вовсю училась… учить. Вспоминала, как строила урок раньше с малышами, занятия с которыми курировал Петя, поднимала учебники, которые уже по миллиону раз читала, но ведь вполне могла что-то забыть, смотрела записанные уроки именитых школ, делала кое-какие заметки… и жутко нервничала.
А когда уставала заниматься этим, решалась сыграть еще один тур в игре 'хозяйка Имагинской квартиры'. Настя готовила ему ужины, смахивала пыль с телевизора, который они даже иногда смотрели, застилала вечно скатанную клубком постель. Дважды ездила домой – создавала видимость проживания и там.
Сегодня же решила, что должна сделать кое-что еще.
– Я задержусь сегодня. Мы тут совещаемся, не знаю, когда закончим.
– Хорошо, совещайтесь. А я… Глеб, я в Бабочку смотаюсь.
– Зачем? – мужчина напрягся. Зря.
– Хочу попрощаться со всеми. А сегодня многие должны быть.
Какое-то время он молчал. Настя даже успела представить, как в голове мужчины мысли сменяют друг друга. Неужели думает, что она пустится плясать на тумбе, испытывая ностальгию? Если так, то дурак. По людям, возможно, ностальгия и осталась, по работе – нет.
– Хорошо, тогда я за тобой в Баттерфляй и заеду. Телефон только не отключай.
Настя клятвенно пообещала не отключать и вообще вести себя прилично и прилежно. Обула любимые кеды, футболку 'девушка моряка', как тогда, схватила волосы в высокий хвост, взяла рюкзак, вставила наушники в уши, поехала на метро.
Так, как делала каждый раз, направляясь в Бабочку на работу.
***
На входе ей кивнул суровый охранник, она кивнула в ответ, а потом поздоровалась уже в голос. Раньше делала это редко, а теперь здоровалась с каждым. И прощалась тоже.
Первым делом – с Женечкой.
– Так значит, ты с Имагиным, да? – увидев ее на пороге кабинета, он даже с кресла своего кожано-пафосного подскочил, обошел стол, остановился в нескольких шагах, засунув руки в карманы. Перекатился с пяток на носки, глядя сначала на эти самые лаковые носки туфель, а потом уже на нее. Обижено. Кто бы сомневался? – Быстро он тебя… окрутил.
Не приди Настя исключительно ради того, чтоб попрощаться со всеми, оставив в памяти хорошее, молча хлопнула бы дверью после этих слов, и дело с концом. Но ведь Женечку ей тоже было за что благодарить – взял же в бабочки, относился хорошо, пусть и с некоторыми оговорками, платил исправно, не зверствовал.
– Это я его быстро окрутила, Жень. А он меня долго окручивал.
Она имела в виду одно, он понял другое. Объясняться смысла Настя не видела. Зачем? Они, в общем-то, никогда не понимали друг друга.
– Ключ в общей гримерке оставишь, ну и казенное имущество не выноси, – пытаясь хранить все такой же обиженный вид, Пир передернул плечами, бросая еще один взгляд побитой собаки на девушку.
– Пока, – а Настя только слегка улыбнулась. К Пиру пошла первому, в сущности, только потому, что это и должно было пройти быстро и без особых эмоций. Здесь она скорей соблюдала приличия, чем действительно хотела попрощаться.
Развернувшись, Веселова открыла дверь.
– И ты это… – оглянулась, когда Пир снова заговорил. – В случае чего, замолви перед Имагиным пару слов за меня, ладно? Баттерфляй ведь загнется совсем, если меня здесь не будет, а тебе не сложно.
Настя не ответила.
Хлопотать перед Глебом за Пира она не собиралась. Даже проработав здесь несколько месяцев, поняла, что Бабочке долго еще придется лететь очень низко, если у руля останется он.
А вот за кого могла бы и попросить, так это за другого человека.
***
Невообразимо длинные ноги были на месте. Снова, как когда-то, Настя зашла в зал, заставая там главную бабочку. Она была на сцене одна. Видимо, раньше тренировалась, а теперь отдыхала, свесив те самые ноги вниз, разминая шею.
Амина заметила Настю не сразу, а когда заметила, только бровь приподняла. Но очень уж удивленно.
– Как это тебя, личная бабочка Имагина, занесло в нашу дыру? Неужели шмотки забрать пришла?
– По тебе соскучилась.
Настя огрызнулась, но для виду и без злости.
Амина стала для нее… в какой-то мере образцом. Ася так до конца и не поняла таинственную танцовщицу, да никогда и не поймет, потому что главная бабочка этого не позволит. Ни ей, ни кому бы то ни было. Но именно Амина в чем-то стала ее крестной матерью. Научила, как нужно относиться к жизни, когда наступают сложные времена, как-то умудрялась зажечь, когда Насте казалось, в ней искры больше нет, а главное – помогла открыть глаза на Глеба.
– Добился своего, да? – соскочив со сцены, Амина сделала шаг в сторону Веселовой. Она такой же в ответ. А потом снова и снова. Остановились они ближе, чем были когда-либо.
– Добился. Ему не нравилось…
– Да ни одному нормальному мужику не нравилось бы, Настя. А он нормальный. И ведь терпел долго…
– Терпел.
Настя кивнула, а потом они замолчали. Она – глядя в пол, Амина – на нее.
– Знаешь, – вновь заговорив, Ася вскинула взгляд на черноволосую девушку. – Я нормальную работу нашла. Буду деток учить, как хотела. Закончу пед, получу парочку сертификатов, свою школу открою. Может, и ты бы…
Амина фыркнула – не обиделась, ей просто стало смешно.
– Не меряй всех по себе, бабочка. Для тебя это была не нормальная работа, а для меня, – она окинула темные стены взглядом полнящимся такой любовью, что даже Настино сердце дрогнуло. – Это мой дом, Настя. Мой любимый дом. Мне нравится здесь работать. И я не дам ему уйти на дно.
А потом Амина посмотрела прямо Насте в глаза и улыбнулась. Впервые без ехидства и чего-то напускного.
– Так что передай своему хахалю, что если подумает прикрыть лавочку, то есть Бабочку, дело будет иметь со мной. Я не дам. Почку продам, но здание выкуплю. А не хватит моей почки, еще и Женечкину продам. А лучше мозг, ему-то он ни к чему…
Настя хмыкнула, Амина тоже, после чего они дружно ненадолго замолчали.
– Ты лучшая бабочка, Амина.
– Я знаю.
– До встречи, – а потом, не навязываясь с объятьями и прочей лабудой, Настя развернулась, направляясь к сторону гримерных.
Амина проводила ее взглядом, вернулась на сцену. Сначала просто присела, а через несколько минут забралась повыше, притянула ноги к груди, обняла их руками, прерывисто вздыхая.
Она немного завидовала Насте. Ведь у той получилась красивая история. Очень красивая. Но на себя примерять ее Амина не хотела бы. Ей нужна другая история. История о ней и о Бабочке. Ее Бабочке.
***
Девочки попрощались с Настей куда более эмоционально, чем Женя или Амина. Были даже слезы, а еще был торт и сок.
Когда позвонил Глеб, Настя уже сидела в своей каморке, потушив свет.
На том диване, на котором пришла в себя после обморока, который так любил Пир, на котором неплохо спалось Имагину.
Он и сегодня застал ее здесь.
Увидел силуэт в темноте, опустился рядом, не спеша прерывать ее задумчивую тишину.
– Насовещались? – первой заговорила она. Опустила руку на мужское колено, чуть сжала, а потом склонила голову, прижимаясь лбом к его плечу.
– Завтра продолжим, а сегодня я спать всех отправил. Может мы тоже, спать?
– Ага, дай мне минуточку, и поедем.
Минуточка затянулась. Они долго еще сидели в каморке. Глеб – глядя в темноту, а Настя – уткнувшись в его плечо, думая о разительных жизненных переменах.
– Я решил сюда нового администратора пригласить. На место Пира. С отцом уже переговорил, он обещал не вмешиваться, теперь ищу человека.
– Дай шанс Амине.
– Она танцовщица, Насть. Не администратор. Она не сможет.
– Но тогда поставь того, кто станет прислушиваться. Она любит Бабочку. Даже больше, чем ты.
– Хорошо, я подумаю.
И снова тишина. Длинная, спокойная, прощальная.
– Все, я готова.
Резко подскочив с дивана, Настя отвернулась от мужчины, незаметно вытирая глаза. Еще не хватало, чтоб подумал, что расплакалась, начал утешать…
Нет, совсем даже она не плакала, просто… Со всем прощаться тяжело. Даже с этим местом, осточертевшим до зубовного скрежета, но таким судьбоносным для нее.
– Идем, – а он сделал вид, что не заметил слез. Взял ее за руку, поцеловал солоноватую щеку, открыл дверь, направляясь в сторону заднего входа.
Идя по коридору, Настя чувствовала, как сердце успокаивается, а потом снова начинает биться немного быстрей, несколько раз даже возникало желание выдернуть руку, вернуться в зал, к Амине, попрощаться еще раз с ней, или в гримерную к девочкам, чтоб выплакаться там, но поддаться порыву было не суждено – Глеб держал крепко. Сжимал ее пальцы в своей ладони, вроде бы просто выводя из клуба, а на самом деле – ставя жирную точку в очень длинном и важном предложении Настиного жизненного рассказа.
Сев в машину, Ася не оборачивалась и не смотрела на здание. Зачем, если этот этап позади? Интересно только, что дальше?
Глава 17
Оставшееся до приезда мамы с Андреем время Настя с Глебом провели вместе. Почти все, за исключением рабочих будней Имагина и тех моментов, когда Настя сбегала от него вроде как затем, чтоб зайти в свою квартиру, а реально – чтоб подумать, ну и потихоньку снова привыкнуть к мысли, что скоро все закончится.
У них было очень много совместных планов: сначала они должны съездить к бабушке, через две недели начнется учеба, Глеб говорил, что хочет в начале сентября еще успеть смотаться с Настей куда-то на море, а Веселова вечно отмахивалась. У нее в начале сентября и так слишком много начал: снова учеба, наконец-то работа, какое море? Да и опять-таки, уровень серьезности все повышается.
Она начала пить таблетки, Глеб не настаивал, даже не заикался, но когда Настя, краснея, сказала об этом, явно одобрил.
У них иногда случались если не скандалы, то перепалки. Имагин все же слишком часто настаивал на том, что самой Насте было ненужно, и даже немного напрягало. Например, напрягали счета в ресторанах, где еда такая же, как в тех кафе, в которые ходила раньше она, но Глеб снова и снова тащит ее именно в те, которые считаются статусными. Еще мужчина подарил телефон… Не спросив, а когда пыталась отказаться – обиделся. Она тоже обиделась. Так и ходили весь вечер – ели молча, сидели на диване – молча, Имагин – в ноутбуке, сама Настя – глядя на экран телевизора. А потом новый девайс, который будто немым укором лежал на журнальном столике перед ними, оповестил о приходе нового сообщения.
Глеб, державший до этого свою трубку в руках, отложил ее.
Настя видела, кто отправитель, даже несколько слов можно было бы разглядеть, если постараться. Он сделал первый шаг, ей нужно было либо пойти навстречу, либо развернуть телефон экраном вниз, настаивая на своем. Она поступила так, как приказало сердце.
'К черту телефон, хочешь – утопим его, только не дуйся'.
Девайс топить они не стали, дуться Настя прекратила, единственное, что сделала – настояла на том, что больше подобные подарки без ее ведома делаться не будут. Хотя бы пока. Пока она не привыкнет.
Они притирались. Настя – к излишнему, как ей казалось, пафосу и расточительству, а еще к иногда очень уж дрянному характеру, нежеланию кое в чем менять привычный ход жизни, Глеб – к ее попыткам все же кое-что изменить.
– Мне звонила Екатерина Павловна, сказала, что ты ее отправила… – это был один из таких случаев. Он – на работе, а Настя чудит.
– Не отправила, просто сказала, что сегодня убирать и готовить не надо, я сама.
– Зачем? – он то ли злился, то ли недоумевал.
– Тебя не устраивает, как я готовлю и застилаю постель?
– Зачем делать это, если Екатерина Павловна получает за это деньги?
– Наверное, потому, что я получаю от этого удовольствие. Получала.
Настя обиделась, скинула.
А Глеб еще несколько минут сидел молча, пытаясь сообразить, на что?
Неужели ей действительно в кайф заниматься домашними делами? А потом постепенно начал догонять. Видимо, в кайф. А если ей в кайф готовить для него… она ему практически в любви призналась только что, а он…
В тот вечер Имагин примчал домой с букетищем наперевес и целый час убеждал расстроенную Настю, что умрет, если не попробует хоть что-то, приготовленное лично ею.
Несмотря на все мольбы, сама готовить девушка наотрез отказалась, пришлось вдвоем.
Конечно, Екатерину Павловну Глеб не рассчитал, но теперь каждая совместная трапеза, когда она готовит для него, или он для нее, что случалось реже, но случалось, обрела новый смысл.
В последнюю ночь, перед возвращением Настиной родни, они мало спали. Это был будто последний день отпуска, а завтра начнутся будни. Хотя все ведь не так – завтра им предстояло очень важное событие – знакомство с родителями. Пока – с Настиной мамой, а потом уж и очередь старших Имагиных не за горами.
– Во сколько прибытие? – Настя перехватила руку мужчины, вложила в ее свою, забросила ногу на бедро, прижимаясь тесней, вздохнула. Сложно будет засыпать и просыпаться без него.
– В десять. Утром.
– Хорошо, тогда я мотнусь на работу, а потом на вокзал.
– А я отсюда сразу на вокзал поеду. Там и встретимся.
– Отвезу вас домой, познакомимся, но потом снова до вечера нужно будет умотать.
– Хорошо. Им бы отдохнуть, подготовиться ко встрече…
– И мне же подготовиться нужно… морально, – Глеб хмыкнул, сжимая в своей руке ее – маленькую, тоненькую хрупкую.
– У меня лучшая в мире мама, Глеб. Она тебя не съест. И нервничать будет больше, чем ты.
Они замолчали, одновременно думая о том, как все пройдет завтра.
Настя когда-то знакомила с мамой Петю, но то знакомство было совсем другим – ей самой тогда было восемнадцать, да и Петр не дотягивал до Имагина способностью произвести впечатление. Тот был немного раздолбаистым, легким на подъем и смешливым, а этот – мужчина-скала. Мужчина. С парнем маму она знакомила, с мужчиной – нет. А это ведь разница. Она ее ощущает, значит, Наталья тоже почувствует.
А Глеб размышлял о том, что положено делать, чтоб произвести впечатление на матерей своих избранниц. В конце концов, решил, что утром позвонит Самойлову. У того проблем с тещей вроде как не возникало. Пусть делится опытом. Кажется, час настал.
– Я только вещи не собрала еще… – в какой-то момент Настя снова нарушила молчание. Сказала вслух, хотя планировала вроде как про себя.
Имагин мог сделать вид, что не услышал, или плечами пожать, чтоб Ася расценила молчаливый ответ так, как сама посчитает нужным, но он поступил иначе.
– Насть, ты так хочешь домой? – повернулся на бок, заглядывая в лицо, отчетливо различимое в полумраке. – Переезжай нормально. Хочешь, завтра твоим скажем? Если боишься, я сам скажу.
– Что скажешь?
– Что хотел бы, чтоб ты ко мне перебралась.
– Родителям обычно не об этом говорят, Глеб.
– То есть, если замуж позову, пойдешь?
Настя прикусила язык. Очень опасные разговоры. Пока их лучше избегать и обходить.
– Мама не поймет, Глеб. Пока рано.
Он долго смотрел на нее, а потом кивнул.
– Ладно. Но мы вернемся к этому разговору.
Настя и сама это понимала. А еще понимала, что вернутся они к нему очень скоро. Но хотя бы минимально подготовить к такому быстрому развитию событий маму, девушка была обязана.
Вот съездят к бабушке, тогда и решат, стоит ли гнать вороных. Или дело все же просто в скоротечном увлечении, которое рано или поздно наскучит Имагину.
Утром просыпать было нельзя, а они… как всегда…
***
– Опять?
– Да, прости.
Из-за того, что они снова проспали, вещи утром собрать Настя так и не успела, а Имагин, соответственно, опоздал на совещание.
Как результат, Веселова прибыла на вокзал вовремя, но совсем не готовая, а Глеб вновь задерживался в офисе.
– Я еще даже не выехал, Насть. Вы на такси доберетесь или будете ждать?
– На такси.
– Прости.
– Ничего страшного, – Настя разговаривала с Имагиным, глядя на табло, на котором информация о прибывающих поездах периодически сменялась. Нужный должен быть на месте уже через десять минут.
Если ждать Глеба – это не меньше получаса. А за это время, если действовать быстро, они с мамой и Андрюшей могут успеть добраться домой своим ходом.
– Тогда в семь я у вас?
– Да.
– Какие цветы я должен купить, скажи-ка еще раз, а то забываю вечно.
– Герберы. Они на большие ромашки похожи.
– Хорошо, я записал. – Настя хмыкнула. Ей нравилось, что Глеб подходит к знакомству с мамой так ответственно. Пытается угодить – спросил о любимых цветах, любимом вине и шоколаде. Узнал имя отчество, собирался тоже записать, но потом почему-то сказал, что запомнит так. Попытался разузнать у Насти, есть ли в доме какие-то темы, затрагивать которые нельзя, Веселова вспомнить такие не смогла. Даже по поводу того, что лучше надеть, Имагин справился. Настя посмеялась, после чего совершенно искренне призналась, что как бы он ни оделся, что бы ни принес и какую чушь ни нес, все равно понравится маме. Ей же нравится. Очень-очень нравится.
Улыбаясь этим мыслям, девушка вышла на перрон.
Первым из вагона выпрыгнул Андрейка. Настя увидела брата, тут же неосознанно расплываясь в еще более счастливой улыбке. Жуть как скучала!
Настолько, что даже обниматься полезла. Он, конечно, уворачивался, не пристало ведь, с сестрой-то родной обниматься, что люди-то подумают? А потом сдался. Даже по спине похлопал, выражая крайнюю степень нежности.
А с мамой Настя обнималась куда дольше и совсем по-женски. Даже выйдя из здания, выпустить руку Натальи Настя не смогла.
– А где Глеб? – женщина крутила головой, волнуясь из-за предстоящей встречи. Все смешалось в их доме – волноваться положено ему, а ей смотреть оценивающе, решая, достоин ли мужчина ее дочери, но пока она сама волнуется, как казалось самой Наталье, намного больше, чем дочь или ее молодой человек.
– Не смог, мам. Дела. Но вечером договорились, что в семь – у нас.
– Хорошо, – Наталья ободряюще улыбнулась Насте, провела по щеке дочери, сама же даже облегченно вздохнула. До вечера еще есть время, а встречать потенциального зятя на своей территории ей будет куда спокойней.
– Как там бабушка? – переводя тему, Настя улыбнулась в ответ.
– Хорошо, тебе приветы, ну и ждет, конечно…
Домой они ехали, обсуждая все, что произошло с ними за время разлуки. Настя похвасталась плиткой и новой работой, Наталья сотней вкуснейших рецептов, которые были освоены, а Андрей парой боевых ранений.
Дом же их встретил чистотой, тишиной и спокойствием.
Сегодня все трое возвращались в квартиру. Вот только Наталья с Андреем этому радовались, а Настя… она немного грустила. Говорят, что в гостях хорошо, но дома лучше. Настя либо готова была спорить с этим утверждением до хрипоты, либо… готова была признать, что свой дом легко могла бы променять на квартиру Глеба, просто потому, что там живет он.
***
– Настюш, застегнешь? – Наталья крутилась у зеркала, пытаясь самостоятельно справиться с замысловатым замком любимого янтарного ожерелья. Это был еще подарок мужа. Немного амулет, немного просто красивое украшение. А еще… Владимира-то сегодня за столом с ними не будет. Только фотография в серванте да это ожерелье на ее шее.
– Ага, – Настя же, нервничающая не меньше матери, подлетела к ней, справилась с задачей достаточно быстро, а потом закусила губу, поглядывая на лежащий на тумбе телефон.
Тот самый, который подарил Имагин. Андрей игрушку оценил, присвистнув, а мама ничего не сказала, лишь покачав головой. Видимо, считала так же, как сама Настя – от ценных подарков больше головной боли, чем удовольствия.
Экран загорелся, абонент 'Глеб' прислал сообщение о том, что подъезжает.
– Я встречу, – схватив телефон, бросив быстрый взгляд на свое отражение в зеркале, Настя побежала к двери.
Вылетев на лестничную клетку, она попыталась сбавить шаг, ступая аккуратно. Не хватало только навернуться на ступеньках, расшибить лоб. Вот будет встреча всех встреч…
Девушка вышла на улицу, тут же хватаясь за подол платья-разлетайки, которое взметнулось вверх из-за достаточно сильного порыва ветра.
Почти сразу же в арке показался Глеб.
Он отнесся к предстоящему ужину не менее серьезно, чем ее домашние. Черный костюм удивительно удачно сел, подчеркивая деловитость и статусность мужчины. Видимо, машину он по привычке оставил за аркой. Теперь же шагал, еще не замечая Настю, опустив букет красных гербер, щурясь из-за ветра. Каждый его шаг отзывался стуком набоек по асфальту.
Настя застыла, следя за тем, как он приближается. Сердце сделало победный кульбит, а потом застыло – он поднял глаза.
– Привет, – подошел, притянул, поцеловал. Не скрываясь и особо не скромничая, прошелся свободной от букета рукой по спине, спустился ниже, вроде как придерживая платье, которое продолжало рваться на свободу, но вряд ли только для этого. – Вы там готовы, или мне еще погулять? – задал вопрос, склонившись к уху.
– Если ты сейчас не зайдешь, Имагин, придется отпаивать маму каплями, так что давай уже подниматься.
Спорить мужчина не стал, позволил взять себя за руку, пропустил Настю первой в подъезд, зашел сам.
Когда они стояли у лифта, заметил, что Настя нервно постукивает пальцем по губам, глядя в одну точку, снова приобнял, притягивая ближе, клюнул в щеку.
– Все будет хорошо, не волнуйся. Мне сегодня Марк мастер-класс проводил. Рассказывал, как тещ обольщать.
Настя хмыкнула, но нервничать не перестала. На душе было неспокойно. Очень. Так же ветрено, как на улице. Так, будто скоро разразится гроза. Непонятно только, с чего вдруг?
– Какой?
– Пятый.
В лифте они поднимались одни. Глеб скептически оглядывал букет, даже встряхнул, видимо посчитав, что выглядит он недостаточно шикарно, а Настя поигрывала кулоном, считая секунды до такой волнительной и долгожданной встречи.
– Готова? – последнюю остановку они сделали уже у двери. Глеб взял Настину руку, заглянул в глаза, коснулся губами губ. – Все будет хорошо. Чувствую.
– Ага.
Уносясь из квартиры, взять ключи Настя забыла, потому пришлось звонить.
– Драсьте, – открыла им не мама – улыбающийся Андрей. Открыл, отступил, прошелся оценивающим взглядом по Имагину, потом глянул на сестру, то ли одобрительно, то ли с сомнением, как она такого-то захомутала?
А Глеб же почему-то затормозил…
Рука, сжимавшая ладонь Насти, дрогнула, он ступил в квартиру только после того, как младшая Веселова слегка потянула, обернулась.
– Глеб, познакомься, это Андрей, мой брат.
Оглянувшись, Настя заметила, что что-то изменилось. Имагин нахмурился, смотря сначала на герберы, потом на Андрея, на нее, снова на герберы.