Maria Kowalsky
Багровый горизонт
В холле госпиталя откровенно неуютно. Никаких следов кровавой бойни или злобных призраков в белых халатах – но атмосфера все равно давит. И, как и на улицах – ни единой души. Только куча зеленых растений, несколько разбросанных диванчиков и столиков, стойка регистратуры, а пол покрыт разноцветными журналами и листовками. Лестница на второй этаж, а вдаль уходит темный коридор. В общем, мечта режиссера ужастиков.
– Держи, будешь штурманом, – Коул срывает со стены карту здания, вручает Джиму. Я склоняюсь над картой.
– Наверх или прямо?
– Вопрос интересный. Наверху – палаты, прямо – кабинеты врачей, – Коул пожимает плечами. – Где бы ты спрятался? – он кидает взгляд на Джима. Тот ежится:
– Я бы не захотел выходить на улицу, вот это однозначно.
– Кстати, заметили – здесь никаких следов сопротивления, баррикад и подобного? – я оглядываюсь. – Это подозрительно.
– Здесь все подозрительно, – ворчит Коул, водя фонариком по стенам. – То ли никто не успел вооружиться, то ли…
Он без колебаний делает шаг в сторону коридора – словно бы вдруг обрел способность видеть в темноте. Я спохватываюсь и следую за ним, освещая фонариком путь (хотя приходится секундочку бороться с искушением посмотреть, как этот самоуверенный Рэмбо будет топать во мраке). Джим не отстает.
– Может, пойдем в комнату видеоконтроля? – предлагаю я, когда луч света выхватывает из темноты камеру под потолком. Коул замедляет шаг, дожидаясь Джима, сверяется с картой и молча поворачивает направо. То есть в сторону видеоконтроля, кабинета главврача и хирургического блока, если верить карте.
Стоит такая тишина, что хочется ее разбавить хотя бы легким, душевным ругательством. В конце коридора настежь распахнуто большое окно, в которое игриво заглядывает луна, то и дело становящаяся похожей на сигнал призыва Бэтмена, когда ее закрывают ветки деревьев. По обе стороны – закрытые двери в палаты (я пробую повернуть ручку у одной, отчего Джим моментально покрывается испариной; оказывается заперто), под ногами – далеко не новый, но все еще годный зеленый ковролин.
Коул идет вперед с такой уверенностью, словно работал охранником именно тут, и знает все повороты и углы, как у себя дома. Мне же разгулявшаяся к ночи фантазия беспрерывно подкидывает все новые идеи и теории – аж голова начинает пухнуть. Приходится одергивать себя, а это довольно просто: достаточно посмотреть на крутого парня, возглавляющего наш крестовый поход. Равняться на такого – классно.
Комната видеоконтроля открыта, и Коул по-хозяйски уверенно располагается в кресле диспетчера, оставив меня стоять на шухере у двери, а Джиму велев обыскать все ящики на предмет чего-нибудь полезного. Сам же начинает просматривать камеры, установленные по всему госпиталю. (Спасибо электрическим генераторам, хоть что-то работает) Какие-то радуют глаз непроглядной чернотой, некоторые передают детальное изображение паутины. И только на пяти можно разглядеть коридоры, холл и крыльцо у парадного входа. Ничего интересного – и никакого движения.
– А что там с позавчерашними записями? – любопытствую я, поочередно смотря в коридор и в кабинет. Коул пожимает плечами и вбивает команду. Оказывается, что позавчера в это же время госпиталь жил обычной жизнью: ходят врачи и медсестры в белых халатах, сидят в приемных пациенты, скучают охранники в холле.
Попытка узнать, когда эта мирная идиллия сменилась запустением, приводит нас к тому же результату, о котором поведал мне Джим. В 18-40 охрана внезапно начинает суетиться и бежать за оружием, оставшиеся в госпитале медработники в спешке покидают здание – а потом в поле зрения камеры нагло влезает чья-то харя, злобно щелкает зубами и легко уничтожает оборудование. Потом отключается электричество, а к тому времени, как аварийный генератор заработал, госпиталь пустеет и лишается почти половины камер.
– Странно, – замечает Коул, ероша и без того не шибко причесанную шевелюру. – С чего такая ненависть к технике?
– И почему нигде нет кровищи? – отстукивает зубами Джим, боязливо жмется поближе к Коулу. Тот хмыкает, смотря на техника снизу вверх:
– Тебе ее так хочется, hombre? Какой ты кровожадный.
Получается, записи ничего не дали, и придется все-таки пройтись, чтобы узнать чуть больше о том, что случилось в городке. Определенно, это очень странно, что нигде ни трупов, ни выживших (почти). Куда-то же люди должны были подеваться? Не иначе как всем городом ушли куда-нибудь… О!
– А тут есть места, где могут поместиться все жители? – я смотрю почему-то на Джима, хотя Коул ориентируется в городе так же хорошо. – Ну, там парк развлечений, церковь?
Джим смотрит на Коула, и мне чудится на мгновение, что он вопрошает: стоит ли рассказывать чужаку все? Упс, вот и паранойя заглянула на огонек.
– А с чего ты взял, что местные вдруг решили устроить общий сбор? – интересуется Коул, откинувшись в кресле и разглядывая меня. – Может, сидят по домам, трясутся, ждут спасательную бригаду?
– С того, что нигде не видел ни одной панической записи, типа «Здесь выжившие, спасите».
– Вдруг они все умерли, и писать было некому? – Судя по тону Коула, он просто забавляется, наблюдая за моей реакцией и проверяя запас терпения. Я насмешливо фыркаю:
– Ты же выжил. И Джим тоже.
– А мы – Избранные, – встревает Джим. Коул лениво добавляет:
– И сейчас мы прикончим тебя, чтобы наш Владыка был доволен.
Определенно, мы на одной волне. Не сдерживаюсь от смешка, игнорируя непонимающий взгляд Джима, и отзываюсь замогильным голосом:
– «Ты можешь бежать, но тебе не спрятаться, чужак!»
Коул усмехается так открыто и искренне, что я не могу скрыть удивления. Это веселит его еще больше:
– Hombre, ты что, думал, я черствый сухарь и не умею смеяться?
– Даже не сомневался, – отзываюсь я, не договаривая, что у меня нет сомнений еще кое в чем. А именно – в том, что Коул Номад (если его действительно так зовут) далеко не всеми сведениями делится с напарниками. Знает-то он точно куда больше, чем говорит – интуиция редко мне врет. Ладно, об этом будем думать по ходу дела.
– Ну что, пойдем? – Коул поднимается на ноги энергичным движением. Джим тут же подрывается следом: кажется, техник проникся к нашему командиру искренним восхищением и готов следовать за ним куда угодно. Ну, может, почти куда угодно.
– Хорошо бы найти телефон, – виновато вспоминаю Луну, представляю ее тревогу и кару, которая обрушится на мою голову, когда мы встретимся.
Коул кивает и выходит в коридор:
– Поищем.
Шариться по притихшему госпиталю ночью – конечно, милое дело, когда тебе лет двенадцать, рядом такие же безбашенные товарищи, и яркая перспектива – наткнуться на «зомби»-строителей и устроить этакий Рагнарек. То есть, вполне себе хорошо для подростков. Но тут немножко другая ситуация, и как бы мое воображение ни вдохновлялось загадочными событиями, здравый смысл призывает к порядку и логике. А логика говорит, что какие бы обстоятельства ни приключились, позвонить Луне – первостепенная задача, если хочешь выжить. Иначе позавидуешь зомби.
Найти телефон оказывается легко – в кабинете главврача есть даже старомодный дисковый аппарат. Однако позвонить не получается: связи нет. Попробовав несколько раз дозвониться до Луны, в участок или службу спасения, качаю головой и закидываю чей-то почти разряженный сотовый телефон в карман куртки. Может, снаружи повезет.
Кстати, какие там планы у командира?
Коул стоит на углу с автоматом в руках и прислушивается к чему-то. Джим старается повторять его движения и даже позу. Я прислушиваюсь. Вроде тишина и…
И в этот момент на первом этаже раздается звон разбившегося стекла, а следом – разноголосый гул, крики и стоны. Ну точь-в-точь как в зомбокино.
Судя по мрачному взгляду, который Коул кидает на меня, и приглушенному «Carajo!», не один я считаю, что ситуация резко осложнилась.
1.5
– Это еще что? – Джим предсказуемо пугается и подскакивает, едва не выронив пистолет. Коул привычно проверяет автомат, а меня осеняет, и я бегу обратно в комнату видеоконтроля. Одна рабочая камера как раз показывает зону входа.
Картинка не радует: толпа вооруженных всем, что под руку попалось, людей вливается нескончаемым потоком внутрь и начинает крушить холл. Замечаю даже нескольких человек с факелами; у многих – холодное оружие. Отсюда не разглядеть, во что они одеты или как выглядят, но на мирную демонстрацию не похоже точно.
К моему возвращению Коул с Джимом успевают изучить карту, и мы спешим к запасному выходу. Никто не хочет встречаться с гостями. Обходимся даже без шуточек, и молча добираемся до запасного выхода…
Только чтобы понять, что и эта дверь вот-вот рухнет под натиском обезумевших людей. По какой-то счастливой случайности эта дверь оказывается прочнее, так что нападавшие только разбили стекло и пытаются открыть замок.
Коул подлетает к двери и едва успевает заблокировать замок, прежде чем с той стороны прорвутся. Яростный вопль разочарования становится ему ответом. Кто-то засовывает руку в дыру в стекле и пытается схватить Коула, но тот благоразумно отступает и знаком приказывает нам сделать то же.
– Да чего же они хотят-то?! – вопль души Джима, в общем-то, наш общий.
Оглянувшись, я встречаюсь взглядом с гостем по ту сторону двери. Покрасневшие глаза внимательно и холодно изучают меня, и в этом взгляде явно читается обещание чего-то очень нехорошего.
– Полный п…ц, – выдыхает Коул. Он смотрит на меня, и в его ухмылке куда больше предвкушения чего-то интересного, чем страха или озабоченности. Наверно, я такой же, потому что Джим смотрит на нас обоих с одинаковым ужасом: «Занесло же меня в компанию придурков с манией самоубийства!»
– И где здесь запасной черный ход? – выдыхаю на бегу. Коул усмехается и указывает вверх:
– На крыше, amigo.
– С вертолетной площадкой?
– Размечтался!
Не, ну а что? Помечтать уже нельзя?
Но не успеваем мы добраться до спасительной лестницы на крышу, как позади раздается звон разбитого стекла, а следом – топот множества ног. Коул чертыхается и резко толкает Джима вперед: иди первым. Сам, кажется, собирается остановиться и вести переговоры (может, и с помощью автомата – уж больно безумные у него глаза), но я хватаю его за рукав и тащу с собой. Коул сильнее меня, но к счастью, сам уже понял, что погорячился, и через мгновение я его отпускаю, и он замыкает процессию.
Джим возится с засовом металлической двойной двери, руки у него трясутся, так что приходится Коулу оттеснить его в сторону и самому взяться за дело. Топот превращается в более осторожный шаг, но гостей много. Очень много.
Обернувшись, я встречаю все тот же холодный, оценивающий взгляд. Он принадлежит мужчине средних лет, одетому вполне прилично: костюм, галстук, белая рубашка. В руках у него чемоданчик, и это выглядит настолько нелепо, учитывая, что во второй руке у него скальпель. За ним толпится еще человек десять, и это только те, кто сумел втиснуться в тесный коридорчик. Остальные гомонят позади, нагоняя холодной дрожи.
– Что вам нужно? – Я смотрю на лидера, сосредоточившись на его движениях и мимике, и надеясь, что Коул с Джимом возьмут на себя наблюдение за остальными. Однако мужчина смотрит мимо меня и, кажется, вовсе не собирается отвечать. Он смотрит прямо на Коула и улыбается – медленно растягивая тонкие губы, так паскудно, что нога так и зудит отвесить ему хорошего пинка.
– Мистер Вальенте, – цедит гость вежливо. – Как мило, что вы вышли нас встречать, да еще и с друзьями. Давайте закончим на этом.
Коул скалится и бросает:
– Besa mi culo, hijo de puta!
А потом, словно он спустил курок невидимого ружья, начинается хаос. Hijo de puta нехорошо прищуривается, вытаскивает из своего чемоданчика пистолет и направляет его на Джима. Остальные явно намерены начать потасовку.
Коул оказывается быстрее меня, и прежде, чем я успеваю что-то сделать, сдергивает с пояса дымовую гранату и бросает в толпу, а я дергаю Джима за рукав – как раз за миллисекунду до того, как мимо его щеки пролетает со свистом пуля. Джим взвизгивает, Коул рывком тянет его на себя и буквально вталкивает в открытую дверь. Рявкает на меня:
– Вперед!
Времени геройствовать нет: разъяренная толпа расчехляет оружие и движется в нашу сторону, а лидер остается где-то за их спинами. Коул чуть ли не подбрасывает меня в сторону выхода, влетает следом сам и успевает захлопнуть дверь в то самое мгновение, как внизу бухает взрыв.
Тишина оглушает. Как и осознание, что это была не дымовая граната.
Джим с ужасом отползает прочь от мрачного соседа. Я готов сделать то же, но закипающий гнев сильнее:
– Какого дьявола, Коул?! Это же люди!
– Мне важнее было спасти вас, – раздраженно отвечает Коул, сверкая глазами.
– Так кинул бы дымовую! Ты хоть понимаешь, что натворил? – У меня вдруг иссякает запал, так что я готов сесть прямо там же, где стою. Настолько меня шокирует его поступок.
Сам же Коул, кажется, не мучается угрызениями совести. Он спокойно садится на парапет и закуривает. Джим молча переваривает случившееся, растерянный и испуганный.
– Вальенте.
Коул раздраженно выдыхает дым сквозь зубы и поднимает тяжелый взгляд:
– Да. Я назвал другую фамилию. И что?
– То, что маленькая ложь часто тянет за собой большую. – Я встаю так, чтобы заслонить Джима, и поднимаю пистолет. Целюсь в человека, только что кинувшего гранату в толпу. – Кто ты такой?
Коул медленно встает, и вся его поза кричит о напряжении и опасности. Я стараюсь даже моргать реже, чтобы не упустить из виду малейшее движение.
– Что именно ты хочешь узнать, hombre? – Тон Коула обманчиво мягок, и это раздражает. Я сжимаю зубы:
– Что за хрень тут творится? Ты явно в курсе.
– Джим был прав, – он небрежно кивает в сторону нашего товарища по несчастью. – Это все Коллайдер.
Он замолкает и почему-то улыбается – вполне себе миролюбиво. Я тщетно жду продолжения рассказа: он молчит. Джим издает какой-то звук – нечто среднее между вздохом разочарования и стоном боли.
– Дальше! – рявкаю, не опуская пистолет. Коул нехорошо прищуривается:
– Прекрати уже этот цирк, парень. Со мной тебе не справиться.
– Дальше!
Его взгляд становится совсем уж недобрым, и прежде, чем я успеваю заметить, в лоб мне смотрит дуло пистолета. А поверх него – такой холодный взгляд, что хочется поежиться.
– Кишка у тебя тонка знать все, – цедит Коул, делает шаг ближе, и теперь дуло щекочет мне лоб. Коул выше, так что мне нужно поднять руку, если я хочу ответить такой же любезностью. Я не двигаюсь, хотя злость распирает изнутри. – Ты неплохой человек, и я не хочу причинять тебе вред. Так что давай разойдемся сейчас, по-хорошему.
– Cabeza de mierda, – отвечаю я с горечью и гневом.
Коул хмыкает и неожиданно выкидывает очередной фокус: делает молниеносное движение в сторону, оказывается за моей спиной и заламывает руку, одновременно нажимая на какую-то точку на запястье, отчего я не сдерживаю стон боли и роняю «Глок». Попытка вырваться оканчивается неудачей и новым приступом боли в локте. Коул завершает дуэль, легко заставляя меня опуститься на колени.
– Давай закончим на этом, – доверительно шепчет он, склонившись.
– Пошел ты!
– И пойду, – соглашается он, так же неожиданно отпуская меня. Усмехается почти добродушно: – Ты славный паренек, Адриано.
– А ты… ты негодяй! – наконец прорывает Джима. – Мерзавец, двуличная тварь, убийца!
Коул откровенно смеется:
– А ты воспитан в духе аристократов, верно, Джимми? Adios, ребятки.
Он легко спрыгивает с парапета и исчезает из поля зрения. Мы с Джимом одновременно подбегаем к краю крыши – чтобы увидеть лестницу, ведущую на этаж ниже, и коридор к соседнему зданию. Коул без колебаний открывает дверь и скрывается в коридоре.
– Внизу… – бормочет Джим растерянно. Я перевожу взгляд на улицу и чертыхаюсь. Потому что толпа осаждающих не сдается. Кажется, их стало только больше, и они явно разъярены. Хорошо, никто пока не смотрит вверх.
Осмотр доступного нам участка крыши оказывается неутешительным: с высоты третьего этажа без последствий не спрыгнешь, а единственная альтернатива – путь, которым воспользовался Коул. Дьявол его побери.
Пока я предаюсь мрачным размышлениям, Джим смотрит вниз. Внезапно он с визгом отшатывается от края крыши, держась за окровавленную щеку и смотря на меня с ужасом:
– Они знают!
Мда. Надеяться на мирные переговоры, наверно, глупо – с таким-то багажом смертей за плечами. И пусть я был не в курсе, что собирался сделать Коул, все равно на сердце тяжесть. Я был рядом, когда он кинул гранату. Я не попытался помешать.
«Я же не знал!»
Чуть дальше от парапета обнаруживается скамейка, и я буквально падаю на нее, чувствуя опустошенность и усталость. Внизу кричат, ругаются, обещают смерть от миллиона разных причин… а у меня сил хватает только на то, чтобы сидеть и рефлексировать. Щеку Джиму только оцарапало метким броском, так что он довольно быстро приходит в себя и начинает расхаживать по крыше, нервно заламывая руки и причитая.
Какой у нас выбор, если мы хотим выжить и понять, что вообще происходит? Только путь вперед. Возможно, там тоже опасно, но сидеть и ждать расправы – глупо.
Вот только встать не получается: тело словно перестает слушаться, и я могу только тупо смотреть в облачное ночное небо. Пока в сознание не врывается визгливый голос Джима:
– Эй! Ты меня вообще слышишь?
– Тебя очень трудно не расслышать, Джим, – устало выдыхаю я и поднимаюсь. Подавляю тяжкий вздох: это ничем не поможет. – Пошли.
II. Адриан
– Ну слава богу! – выдыхает кто-то с огромным облегчением и дрожью в голосе.
– Крепкая у тебя голова, парень.
– Не так уж уверен в этом, – бормочу я. – Джим?
– Я в порядке, – отзывается он, помогая мне подняться на ноги. Меня терзает ощущение, что что-то здесь не так. Оглядываюсь, но разглядеть что-либо не так-то легко.
С трудом удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, когда луч фонарика освещает сначала валяющийся в луже крови труп психа со свернутой шеей, а потом – прислонившегося к стене человека, который стоит, скрестив руки и выглядя таким бессовестно-спокойным, что аж завидно становится.
– Tienes cojones, – одобрительно отмечает он, отлепляясь от стены и делая шаг вперед. Коул Вальенте протягивает мне руку так, словно мы не были противниками полчаса назад. – Так и быть, я расскажу все, что знаю об этой заварушке. Гарантирую: тебе понравится.
– Hijo de puta, – отвечаю я, а потом жму ему руку.
Совершенно точно нам еще много чего есть что сказать друг другу. Но это может подождать. Пусть даже я наивный дурак, которого жизнь ничему не учит.
Самый главный урок этой жизни – помнить, кому ты должен.
2.1
Говорить, что в отделении психиатрии тихо и спокойно – это, конечно, странно. Но только в нормальные времена. А сейчас это даже радует: идешь себе по коридорам и буквально погружаешься в вязкую тишину, которой веет от каждой двери и даже от стен.
Никогда бы не подумал, что холодный металл пистолета в руке способен так успокаивать. Хотя и не вижу никакой явной угрозы. Ключевое слово – «явной». Потому что в таком месте не может быть спокойно на душе. Вон Джим – тот в своем репертуаре: тихо паникует и чуть ли ногти не грызет, посекундно оглядывается и собственной тени шугается (я не упускаю возможности проверить это, за что едва не получаю монтировкой по дурной голове).
Начинаю проникаться мрачной атмосферой психблока, и впервые в жизни понимаю, что это за место такое. Спасибо, Скартум, за новые знания. Я бы и без них прекрасно обошелся, впрочем. Мазохизмом никогда не страдал, «стеклом» не зачитывался…
– У нас даже нет карты, – шепот Джима вклинивается в тягучие размышления, заставляя вздрогнуть и шепотом же выругаться. – Куда мы вообще идем?
– Назад пути нет, – изрекаю я великую истину. – Дверь заблокирована, это должно их задержать.
– А что мешает им встретить нас у входа в этот блок? – Джим, кажется, не постесняется устроить маленькую истерику. Только этого мне не хватало. – Вот будь я на их месте…
– Вот иди и будь, если так рвешься, – не выдерживаю и повышаю голос. Джим как-то моментально съеживается, и мне становится стыдно. – Извини, я тоже немного нервничаю.
Джим отвечает рваным вздохом и понуро кивает. Да, парень, мне тоже не по себе от всего этого бардака, я прекрасно тебя понимаю. Но все, что в моих силах – это продолжать идти вперед. В конце всегда находятся ответы.
Наглухо закрытые двери с узкими окошечками провожают нас, недобро смотрят в спину, и от этого хочется стать очень-очень маленьким и незаметным. Назло холодным мурашкам расправляю плечи и шагаю дальше. Джим не отстает ни на шаг, и я замечаю, что он старается идти точно за мной: ни на сантиметр не приближаться к дверям.
Тишина давит на нервы, темнота обволакивает. Ощущение полного одиночества. Никогда такого раньше не чувствовал – и не хочу.
– Куда все подевались? – шепот Джима разрезает мрак, и парень сам пугается этого, замолкает. Я пожимаю плечами:
– Возможно, никуда?
– Не… не надо, – Джим слишком поздно спохватывается – я уже подхожу к одной из дверей и беззвучно сдвигаю в сторону панель окошечка. За спиной слышу сдавленный выдох.
Ну конечно, внутри ни хрена не видно: ни окна, ни света.
– Только не вздумай…
Поздно, Джим. Я уже.
В палате на одного гостя обнаруживаются аж двое: один лежит на полу, раскинув ноги и руки и тупо уставившись в потолок пустыми глазами. Луч света падает в красное пятно, роршаховской кляксой разлитое под телом, отражается от стали воткнутого в грудь санитара скальпеля… а потом от безумных глаз, вдруг занимающих весь мир перед моими глазами.
Джим с визгом отшатывается, задевает мой локоть – и тем самым спасает: вторым скальпелем безумец рассекает воздух перед моим лицом, демонстрируя нереальную скорость. Неудача вырывает у него тихий горловой рык, от которого по спине тут же начинают скатываться мерзкие мурашки.
– Стреляй! – хрипит Джим, почему-то оказавшийся на полу – прямо под дверью напротив. Я матерюсь сквозь зубы, замечая такой же скальпель в руке второго пациента, осознавая, что уговоры тут бессмысленны…
…с такими не ведут переговоров.
…И стреляю в первого безумца, готового метнуть скальпель в Джима. Звук выстрела разрывает почти полную тишину, пуля попадает в лоб противнику, и тот отшатывается.
Джим захлебывается сбивчивым бормотанием, но я не слышу его, не понимаю смысла. Разворачиваюсь ко второму и… в последний момент удерживаюсь от выстрела. В руке у безумца нет ничего. Он ухмыляется так мерзко, что палец чешется на спусковом крючке, но я только посылаю его, повторяя слова Коула. И только потом в плечо попадает скальпель – к счастью, он летит рукояткой вперед, и падает на пол.
Джим разражается такой великолепной истерической речью с многоэтажными конструкциями, словно все это время усердно копил эмоции. Меня прорывает на нервный смех, и безумец в палате охотно вторит ему. Джим увлекает меня за собой, мимо дверей, за которыми начинают копошиться обитатели комнат, к лестничной площадке, где есть окно. Охотно позволяю ему вести в этом туре вальса.
Повезло, что вроде обошлось без ранения, хотя по оханью Джима можно заключить, что я истекаю кровью и вот-вот окочурюсь прямо на месте.
– Привал, – бурчит Джим, скидывая мою тушку со своего локтя и без сил опускается на подоконник, едва не вывалившись в сад. Я хватаю его за рукав, возвращаю в исходную позицию. Киваю согласно:
– Привал. Поможешь глянуть?
Куртку жалко, конечно – почти новая, а тут ее дырявят с такой бесцеремонностью. Ладно плечо – зажило бы, но вот так портить униформу…
– Ты ужасно везучий, – выдыхает Джим с облегчением, констатируя, что я цел и невредим. Соглашаюсь с не меньшей радостью:
– Уж что-что, а это у меня есть, ага.
Психи наконец затихают, недовольно поурчав и пошаркав. К черту такую акустику: ощущение, что сидишь рядышком, и нет между вами никаких стен. Уютно – для мазохистов или садистов (смотря, предпочитаете вы страдать или причинять страдания).
– Ну вот, а ты беспокоился, куда они подевались, – ехидничаю, поднимаясь на ноги и размышляя, что делать с курткой. Мда, на показ мод я в ней точно не попаду: безупречно ровный разрез на плече, пятна неведомого происхождения везде и невесть как забившийся в карманы вонючий мусор – совсем не мой стиль. Придется оставить ее – неохота щеголять в виде мусорной кучи. Хорошо, под ней теплая футболка, а то здешняя погода не очень похожа на майскую. Наверно, из-за тумана.
Пока Джим нервно топчется на площадке, поочередно поглядывая то вверх, то вниз и прислушиваясь к малейшему шороху, я методично проверяю все боеприпасы (несколько обойм для «Глока», коробка картечных патронов для «Ремингтона», оставленный Коулом боевой нож – хотя я не спец в боевых искусствах с холодным оружием), после чего показываю: вверх. Джим не возражает.
Может, мы идем совсем не в том направлении, и выход на самом деле внизу, но чутье ведет меня наверх. На следующем этаже нас поджидает такой же коридор, но в этот раз мы не останавливаемся и идем мимо, стараясь не шуметь. Как назло, пол покрыт кафельной плиткой, так что при каждом шаге сначала получается; цок! – а потом услужливое эхо раскатывает его по всему коридору: цок-цок-цок! Это не нравится и обитателям палат: они просыпаются и начинают бузить, требуя тишины (а может, еще чего другого, выяснять нет желания).
Наконец коридор позади, и мы выходим на неожиданно хорошо освещенную галерею, похожую на ту, по которой мы пришли сюда. Осматриваюсь, пытаясь сообразить, где здесь могут быть кабинеты. Хоть какая-то информация там должна быть? План здания, записи в журнале, видео, например.
Парадокс: я стараюсь сосредоточиться на всем, что нас окружает, чтобы не пропустить ничего – и в то же время настолько погружен в размышления, что Джим первым замечает надпись на стене напротив. Вопреки законам жанра, буквы написаны не кровью и даже не краской: банальный маркер, к тому же зеленого цвета, которым кто-то вывел на белой стене: «Не все мертвы».
– Ну вот тебе и «выжившие», – язвит Джим нервно. Я уточняю:
– Не-мертвые. А это немножко другое.
– Демагогия, – ворчит он, но соглашается.
Не-мертвые, не-живые – это весьма расплывчатое определение, и пока оно не станет более явным, лично я не собираюсь поворачиваться спиной к кому бы то ни было.
– Ладно, пошли искать этих… выживших.
Галерея выводит нас к еще одной лестнице. Такое впечатление, что психбольницу строили фанаты коридоров и ступенек. Ну да фиг с ними. Главное, чтобы двери от палат не открылись. Мне хватает одного убийства за вечер.
Одного. Первого. Пусть даже это было для защиты другого человека. На душе мерзко, словно в нее наплевали черти, хохоча и скаля зубы.
Джим молчит, и кажется, ему тоже хреново. А может, просто боится. Не настолько хорошо мы знакомы, чтобы я был в чем-то уверен. Так и идем в молчании, как усталые путники в пустыне, пока не натыкаемся на кабинет главврача.
Дверь гостеприимно открыта, так что заходим мы со всей осторожностью. На столе горит лампа – видимо, питание от батареек, и вообще кабинет выглядит вполне безобидно (если из шкафа не выскочит псих с ножом). Я на секунду отвлекаюсь, чтобы осмотреть коридор, и пропускаю момент, когда околдованный теплым светом Джим переступает порог.
В следующее мгновение ему на голову обрушивают толстенную книгу, так что бедняга Джим падает подкошенным деревцем. Я влетаю внутрь, тут же разворачиваюсь и направляю пистолет на девушку в белом халате, что стоит за дверью. Незнакомка, отоварившая Джима фолиантом, с испуганным писком прикрывается этой самой книгой и жмурится, словно это может спасти от смерти.
Как ни странно, именно так и происходит. Такое обыкновенное движение заставляет меня расслабиться и чуть опустить оружие, разглядывая девушку. Джим охает, привлекая к себе внимание. Девушка приоткрывает один глаз, косится на парня и издает еще один писк:
– Джим?!
– Я, конечно, козел, Алисия, – бурчит тот, садясь и держась за голову, – но и ты – далеко не ангел. Это ж надо так…
– А что, мне надо было ждать, пока ты представишься? – интересуется Алисия, явно чувствуя огромное облегчение. – Здесь нормальных нет, если ты еще не заметил!
– Заметили, – говорю я и выглядываю в коридор: слаженная работа этих двоих по нарушению тишины может привлечь нежданных гостей. Пока все тихо, и я кидаю взгляд на смущенную девушку и страдающего от шишки на макушке Джима. – Ты в курсе, что здесь творится?
– Не особо, – неохотно признается Алисия, откладывая книгу и поправляя халат. Симпатичная: темные локоны, карие глаза, фигуристая. Понятно, на что клюнул Джим. По ходу, они давно и прочно знакомы, раз такой обмен любезностями в порядке вещей.
– И все же? Расскажешь?
– У меня позавчера была смена, – Алисия присаживается на спинку диванчика; выглядит она уставшей. – Обычные процедуры, ничего такого. Разве что больные чересчур активные были, – ее передергивает, но она тут же берет себя в руки. – Потом решила прибраться в кабинете томографии. Выхожу – а тут такое… – голос срывается, но снова только на секунду. – В той стороне вообще никого в живых не осталось, – она машет куда-то в сторону, – а здесь – одни психи. Хорошо, что заперты. Я отсюда выходить не рискнула.
Джим с трудом держит себя в руках, а вот я почему-то холодно-спокоен. Если не равнодушен.
– Только люди?
– Что? – Алисия непонимающе смотрит на меня, пожимает плечами, потом мотает головой: не понимаю, о чем ты?
Значит, уличные беспорядки не затронули госпиталь.
– Кабинет томографии, значит… Там наверняка есть облучение. Ну, радиационный фон, все такое? И обслуживающий персонал как-то защищен от этого.
Алисия медленно кивает, не понимая, к чему я веду. Я смотрю на Джима:
– Когда все это началось, ты был в боксе, я так понимаю?
– Ну да, но…
– Я видел такие. Когда в ремонт попадают особо чувствительные к внешнему воздействию детали, механик находится в экранированном от магнитных волн помещении, верно?
Джим сначала трясет головой, затем спохватывается и тут же начинает кивать. Алисия хмурит брови:
– И что с того?
– Изоляторы в участках тоже защищены от внешнего воздействия – после нескольких нахальных афер, которые провернули хакеры, желающие вытащить своих подельников, – я говорю медленно, одновременно разъясняя Джиму и Алисии свои догадки, и все больше уверяясь в своей правоте. – А значит, ты был прав, Джим.
– Да? – он недоуменно моргает. Я объясняю:
– Цепь совпадений – уже не просто совпадения. Какова вероятность, что весь город сразу сходит с ума без всяких причин?
– Коллайдер! – от возбуждения Джима снова начинает трясти. Алисия выглядит и шокированной, и растерянной. – Это все они!
– Сюда же добавляем и отсутствие связи, – подвожу я итог, хмыкаю. – Да уж…