Ксения Спынь
Чернее, чем тени. Ринордийский цикл. Книга 2
76.
Феликс двигался сквозь сплетённый лабиринт коридоров, пробираясь в сердце главного штаба связи с населением.
Где-то завывала сигнализация, потревоженная несанкционированным вторжением, но никто почему-то не прибегал на её зов ловить чужака. Люди здесь были – Феликс слышал их за стенками, – но, очевидно, их дела казались им поважнее. Часть ламп не горела вовсе, в других же местах включилось красное или зелёное освещение. Феликс не знал, зачем это. Из больших круглых динамиков по углам то и дело хрипло доносилось: «Опасность на Малой решёточной», «Опасность на Малой решёточной ликвидирована», «Опасность на Речной», «Опасность на Речной ликвидирована», «Опасность на Северном обходном тракте», «Укрепить Северный обходной тракт пока не удаётся»…
Он не знал даже, что это за «опасности»: стараются ли там проплаченные провокаторы или всё же Гречаеву (или кому-то ещё) удалось где-то собрать больше полутора десятка человек. Феликс ведь только сказал им придержать штабную охрану и если не получится, то двигаться дальше без него. (Ну, то есть как сказал – прокричал напоследок). Сам он хотел…
Да ничего он конкретно не хотел сделать. Мелькнула мысль, что, может быть, удастся лично выйти в прямой эфир – теле или радио, какой-нибудь, неважно. Как это осуществить, Феликс был совершенно не в курсе: он только знал, что отсюда выходят все «послания к народу», новости, срочные оповещения и что на штаб завязаны все государственные СМИ. Может быть, Лаванда в чём-то и права: если обратиться к людям напрямую, с экранов их телевизоров, из динамиков их приёмников…
Но пока Феликс не подходил к этим планам впритык: он только бежал, бежал, не останавливаясь, в поисках чего-то, что могло бы сейчас оказаться полезным.
Впереди показалась открытая дверь. Недолго думая, он проскочил в неё и обнаружил вокруг помещение, смахивающее на студию. У стены стоял пульт управления с множеством каких-то кнопок и тумблеров, вспыхивали и снова гасли маленькие огоньки.
Из коридора приглушённо неслось: «Прорыв на Северном обходном тракте», «Прорыв на Северном обходном тракте частично ликвидирован», «Попытки активности на Главной площади подавлены»…
Главная площадь! Ну ничего себе. Если это действительно свои, то молодцы же они.
Феликсу очень захотелось быть там, с ними, в самом эпицентре событий. В конце концов, он же должен там заправлять сейчас, он взял на себя командование… Но нет, надо попытаться здесь – возможно, это даже лучше и действеннее всего остального и здесь должно быть самое важное, хоть кажется сначала и по-другому. Если получится…
Он шагнул к пульту. Было неясно, что делать с этой махиной, как тут всё работает, что и чем включается. Феликс попробовал щёлкнуть наугад случайный рычажок – раздался громкий скрежещущий шум, гулко крикнула сигнализация. Он тут же выключил и попробовал иначе – ещё и ещё. От какой-то кнопки вспыхнул невидимый до того экран над приборной панелью, по нему замельтешило неразборчивое, в помехах изображение.
Похоже, сюда передавался текущий выпуск новостей. Вот чем занимались, наверно, люди, оставшиеся в штабе: нужно должным образом оповестить население, когда в городе творится что-то неладное, а то вдруг поймут слишком правильно – а не как поняли в своё время несчастного скульптора Цапеля с его воительницей и мантикорой (впрочем, власти его поняли отлично).
Надо бы уже, в конце концов, исправить историческую ошибку и показать, кто здесь кто. Как бы только выйти с этого пульта, должна же тут где-то включаться трансляция из студии…
– Неопознанная группировка зафиксирована на подступах к восточным границам Ринордийска, – заговорило вдруг с экрана. – Правительство города убедительно просит не распространять непроверенную информацию и не поддаваться панике: охранные блокпосты работают в усиленном режиме, в случае необходимости они будут реагировать сообразно с текущей обстановкой.
– Неопознанная группировка? – машинально повторил Феликс. Что за неопознанная группировка? Кто-то пытается прорваться в город со стороны? Кому бы это вдруг понадобилось?
Те люди из области, внезапно вспомнил он. Те, с которыми должен был договориться Вайзонов. Неужели именно сейчас они собрались и решили вступить в Ринордийск? Сейчас – когда меньше всего следовало это делать? Нет, ну это было бы слишком уж невероятное совпадение, прямо-таки откровенная насмешка над всеми их планами.
Боясь проверить, но зная, что проверить необходимо, Феликс вытащил мобильник и набрал номер Вайзонова. Он, правда, помнил, что на телефоне почти нет денег, но должно же было хватить…
– Слушаю! – грянули в трубку.
– Герман? – ко второму уху он прижал руку, чтоб не слышать вопля сигнализации. – Герман, это Феликс. Где вы сейчас?
– А, привет, – ответил бодрый голос. – Мы на подступах к Ринордийску – считай, на месте. У вас там вроде шумиха какая-то? Поезда даже перестали ходить… Вы держитесь, мы к вам скоро присоединимся. Нас много!
– Что? – они шутят, наверно, так не бывает. – Подожди, туда нельзя сейчас! Все посты в полной боевой готовности, у них приказ стрелять на поражение, – в трубке молчали. – Герман? Ты слышишь? Не вздумайте идти сюда!
– Тебя не слышно, Феликс, – ответили после некоторой паузы. – Тут какие-то проблемы со связью. Увидимся в Ринордийске!
– Подожди, не вешай трубку! – крикнул он, точно зная, что там его уже не слышат и не услышат. – Вы там не прорвётесь. Просто стойте на месте, туда не…
Связь оборвалась. «На вашем счету недостаточно средств», – с издевкой заметил голос-автомат.
– Не сейчас… – в отчаянии пробормотал он.
Конечно, сейчас. Когда же ещё.
Пульт, вспомнил Феликс. Пульт прямо перед ним. Не может же быть, что с его помощью нельзя ничего изменить в нужную сторону.
Если бы знать, как оно работает… Он пробовал так и сяк, давил на кнопки, перещёлкивал рычаги и тумблеры, но ничего не выходило, пульт оставался глух, только пищал иногда коротко и недовольно, будто предупреждал, что лучше держать руки при себе. Какая ирония: стоять над таким грандиозным орудием управления и не мочь сделать вообще ничего. (Лучше бы уж тогда и подохнуть на этом самом месте).
Где эти твари, почему не ищут его? Сигнализация разрывается уже хрен знает сколько времени. Куда они все подевались?
Откуда-то вдруг появилась Китти. Как всегда изящно, она передвинула сверху вниз ручку большого рубильника на стене. Пульт тотчас погас, вслед за ним умолкла и сигнализация. Китти прошла мимо Феликса вглубь студии, не оглядываясь.
– Успокойся, они не будут стрелять.
– Почему? – он обернулся.
– Я сказала только, чтоб не пускали.
Китти прошла ещё несколько шагов, села прямо и ровно на банкетку и застыла – будто у механизма кончился завод.
– Но… – непонимающе протянул Феликс. – Она же сказала…
– Она меня угробит.
– Китти…
– Хотя, если верить в такую вещь как «историческая справедливость», наверно, примерно так она и выглядит.
– Китти, – Феликс решительно приблизился к ней. – Пошли с нами!
Она подняла голову:
– Я не имею права покидать штаб при чрезвычайных обстоятельствах.
– Какое нафиг право! Какой нормальный человек сейчас будет думать, что он имеет право делать, а что не имеет. Нонине может в любой момент… – он перебил сам себя. – Так, ладно, ты пойдёшь с нами.
– Я не имею права покидать штаб при чрезвычайных обстоятельствах.
Феликс несколько секунд просто смотрел на неё, не понимая, какие ещё аргументы нужны существу с этим металлическим голосом.
– Твою налево, да ты меня довести, что ли, хочешь? – крикнул он и, шагнув к Китти, легко поднял её за плечи.
Она позволила себя поднять, но больше ничего не сделала. Вообще ничего. Было в ней что-то жуткое, неживое – будто это был автомат, а не настоящий человек.
И Феликс отступил. Он выпустил плечи Китти и попятился – шаг, другой…
Она улыбнулась своей дежурной улыбкой:
– Иди к людям. Ты там нужнее.
– Китти, ты…
Он не договорил, развернулся и побежал прочь.
Ночной Ринордийск обманчиво тих. Чуть шевелятся от ветра кусты, чуть поблёскивают жёлтые наблюдающие огни.
Площадка сквера пуста, только две тени движутся по ней.
Девушка пытается идти прямо, парню же этого явно слишком мало: он то отходит в сторону и нарезает круги вокруг неё, то вновь приближается и обнимает её за плечи, иногда столь бурно выражая чувства, что её мотает из стороны в сторону. Он сильно подшофе, и язык у него заплетается:
– У меня нет друзей, заявляю официально. У меня только ты. Ты меня всегда понимала. Вот никто из них меня не понимает, а ты понимаешь.
Она не отвечает, оба медленно пересекают бесконечную площадку. Безлюдье.
– Я знаю, знаю, что ты меня иногда убить хочешь, – он обхватывает её сзади и широко улыбается. – Знаешь, я даже не против.
Она приостанавливается, методично оглядывает пустой сквер вокруг.
– Не висни на мне, пьяное чудовище. Дай хоть дойдём куда-нибудь.
Оставшись в одиночестве, Китти просто стояла какое-то время в задумчивости. Свет красных ламп падал на неё и переливчато красил в цвета заката.
Если свечка догорит,
В небе звёздочка висит.
Сквозь метель иди за ней
По дорожке по своей.
Тихо-тихо пропела она старую колыбельную песенку, затем будто вышла из ступора и, оценивая обстановку, огляделась по сторонам.
Пора начинать. Действуя чётко и без промедления, Китти рванула ручку рубильника обратно и вновь включила пульт. Пока приходили в действие все аппараты, быстро проверила пузырёк в кармане. На месте. Пузырёк остался из-под ацетона, но внутри было кое-что понадёжнее.
Китти нагнулась над пультом, готовая в любой момент приступить к работе.
Пузырёк – это на крайний случай. Во всех остальных надо будет выйти в прямой эфир.
77.
Времени уже почти не оставалось – это чувствовалось даже здесь, в полупризрачных прозрачных коридорах. Лаванда бежала по ним без передышки, не позволяя себе остановиться хоть на чуть-чуть, и непрестанно ощущала меж тем спиной холодную шершавую стену убежища. Эта реальность не хотела её принимать, выкидывала, толкала обратно, и Лаванда вцеплялась в неё изо всех сил, не давала улизнуть окончательно. И пусть стены то и дело становились прозрачными, коридоры накладывались один на другой, а пол вдруг просто исчезал, – за пределами этого мира у неё не осталось ни единого шанса.
– Софи! Где ты?
Её здесь не было. Не было никого, кто следил бы за этим местом, кому было бы дело до чьих-то хаотичных передвижений по здешним лабиринтам. Именно сейчас, когда это нужно!
– Софи!
То Лаванда бежала наугад, случайно выбирая направление, то ей казалось, что она точно знает, куда надо, и именно туда и движется. Вот сейчас, – она вспомнила откуда-то, будто уже проходила здесь, – коридор выведет в огромную залу, сверкающую, с блестящим, как зеркало, полом и торжественными драпировками по стенам. Там её встретит Правительница в окружении своей многочисленной свиты, и там они смогут наконец поговорить.
Лаванда вбежала в залу. Тут было пусто.
Более того, тут царило запустение. Пол и потолок утратили всю свою зеркальность и торжественное сияние и лишь чуть поблёскивали сквозь сеть трещинок; слой застаревшей пыли покрывал их. Углы завесила паутина, и холодный ветер руин насквозь продувал залу.
– Где она? – Лаванда растерянно огляделась по сторонам. – Где все?
Здесь давно никого не бывало.
Дальше, дальше! Лаванда оставила залу и побежала вновь, не особо разбирая и не особо интересуясь, куда бежит. В глубине души она знала уже, что всё напрасно. Это с самого начала было довольно-таки бессмысленной затеей. Если и имелась возможность когда-то что-то изменить, находясь здесь, то это время давно было упущено.
Она сидела посреди какого-то коридора, до бесконечности тянущегося в обе стороны, и уже не смотрела ни на что вокруг, просто прислонилась к стене и тихо покачивалась. Она устала и никуда больше идти не могла.
Где-то за стеной тихо струилась вода, всё струилась и струилась, как много её уже должно было быть – наверно, целое море, целое огромное море…
Море, словно коготками царапающее камни.
Лаванда уловила, подняла голову и прислушалась внимательнее.
– Это не море, – отчётливо произнесла она. – Это крысы.
И, поняв, что это может значить, с надеждой закрутила головой по сторонам.
– Софи?
Звук шёл из конца коридора. Лаванда прошла немного туда и заметила, как бластится вдалеке неяркий свет.
Нет, ей не показалось. Коридор выводил в круг под одинокой тусклой лампой со старым железным абажуром. Она висела на длинном проводе и иногда слегка покачивалась.
Прямо под лампой стоял большой широкий стол. За ним, спиной к коридору, сидела Софи Нонине.
Лаванда осторожно пошла вперёд. Её снова попыталось было выбросить отсюда, но она крепко вцепилась пальцами во впадины и трещины стены, переждала немного и двинулась дальше.
Дойдя до дверей, Лаванда остановилась, робко прислонилась к косяку. Тихо позвала:
– Софи.
Та не ответила. Даже не пошевелилась.
Лаванда обошла её сбоку, приблизилась почти вплотную и даже оперлась руками о стол. Никакой реакции. Нонине продолжала что-то писать.
– Софи Нонине!
– А? – Софи вскинула голову. – Ты кто?
– Ты меня не помнишь? – удивилась Лаванда.
– Нет… Я вообще сейчас мало что помню, – она негромко и чуть насмешливо хохотнула. – Ничего не держится в голове.
– Я Лаванда. Мы уже встречались.
Софи неуверенно окинула её взглядом, покачала головой.
– Не помню… Вообще не помню. Хотя нет, что-то такое вспоминается… Да, да, – Лаванда. Было такое.
Лаванда смотрела на неё в замешательстве, почти испуганно. Что этот человек сделал с собой? Под глазами залегли глубокие чёрные круги, лицо осунулось и сильно постарело, волосы были спутаны и взлохмачены, сбились в войлок.
Лаванда решила всего этого не озвучивать. Она спросила:
– А что это ты пишешь?
– Я… делаю список врагов, – Софи умиротворённо улыбнулась, глядя в пространство. – Я хочу записать их всех углём и сжечь их имена.
Лаванда заглянула в длинный свиток, расстелившийся перед Софи, и похолодела.
– Но… здесь же полгорода.
Софи согласно закивала:
– А ты знаешь, они… они повсюду. Они как крысы. Либо ты их перестреляешь… либо они тебя сожрут, – она доверительно поглядела на Лаванду. – Третьего не дано.
– Софи… – она только в бессилии смотрела на этот список, не зная, что ещё сказать, что сделать.
Нонине внезапно оживилась:
– А хочешь, тоже кого-нибудь запиши? – она протянула Лаванде остро отточенный уголь. – Будет наш общий список. Хочешь?
Лаванда в испуге отшатнулась и затрясла головой.
– Почему? – Софи удивилась чуть печально. – Почему, Лаванда, милая девочка?
Она не ответила. Нонине рассмеялась:
– Столько людей многое бы отдали, чтобы воспользоваться такой возможностью… А я сегодня добрая, я его тебе просто так дам.
Лаванда продолжала качать головой.
– Разве у тебя нет врагов? – Софи вопросительно заглядывала ей в глаза. – Нет людей, которые хотят уничтожить тебя? Или твоих друзей? Неужели нет, Лаванда?
– Да, – медленно произнесла она, смотря на Нонине. – Есть такой человек.
– Так запиши его, – Софи радостно кивнула. – Только имя и фамилию – и минус столько проблем сразу… Столько проблем, – она вздохнула над чем-то задумчиво.
Лаванда колебалась. Софи протягивала уголь и смотрела с таким убеждением.
– Запиши, Лаванда.
Медленно, как во сне, она протянула в ответ свою руку и медленно взяла уголь из пальцев Нонине.
Когда её пальцы сжались, их будто ударило током. Лаванда открыла глаза в круглой комнате убежища, где дышала красным жаром железная печка, а за окном раздавались чьи-то громкие голоса. Пальцы сжимали колдовской мел.
– Софи… – она в бессильной ярости ударила рукой по стене. Мел раскололся пополам, и его острым краем стало теперь очень удобно писать.
Вот и дощечка под рукой. Гладкая пока, нетронутая дощечка – как раз той длины, чтоб на ней поместилось имя.
Кричали уже совсем близко. В окно влетел камень, пролетел через всю комнату и, глухо ударившись о стену, упал на пол. Лаванда не обратила внимания: это сейчас было совсем неважно. Важно было только одно.
Не отрываясь, она смотрела на дощечку.
Уголь. Список. Очень длинный список.
Бушующие волны. Много-много воды.
Она решилась.
Рука взяла поудобнее мел и вывела широкими, чуть корявыми буквами – почерк человека, не привыкшего много писать, – два слова: «Софи Нонине».
Готово. Сильно, коротко и предельно ясно.
Лаванда поднялась.
– Софи Нонине. Прости, но ты перешла черту.
Точным движением она зашвырнула дощечку в самое сердце горящей печи. Дерево, ярко вспыхнув, исчезло в огне.
– И я перешла.
Лаванда медленно закрыла глаза и сползла по стене.
78.
От долгого записывания у неё болели обе руки, а пальцы то и дело сбивались и норовили начертить не ту букву. Софи уже несколько раз перекладывала уголь из правой в левую и обратно, но всё равно выбивалась из сил, а список не кончался и не кончался. Едва ей казалось, что вот теперь-то уж точно всё, вспоминался вдруг ещё кто-нибудь, и Софи снова склонялась над бумагой.
Ну, кажется, все здесь? Она бегло пересмотрела список от начала до конца, хотя уже мало что разбирала в написанном: буквы в строчках скакали и не складывались в целое. Но вроде бы на этот раз…
– Вот чёрт! – вспомнила Софи. – Ещё же эти…
Она забыла про целую ватагу журналюг Видерицкого – из тех, что не появлялись ни на каких сходках, а просто что-то там строчили тихой сапой в его мерзенькое издание. Они как-то всегда вспоминались отдельно, без всякой связи с основными делами, но, безусловно, это были враги, и их следовало включить сюда всех до единого.
И ещё та фирма, которая несколько лет назад устроила уличное празднество в День Великого Стояния.
И ещё подпольные продавцы шампанского. И апельсинового сока.
И, конечно…
Позади неё громко пробили часы.
Софи вздрогнула и поднялась со стула. Она слишком хорошо знала этот звук.
Уголь выскользнул из пальцев, упал на желтоватый свиток, исписанный именами.
– Не меня, – пробормотала она. – Не меня сегодня.
Этот заговор был довольно наивен, он, конечно, не мог сработать.
Плащик из шкурок вдруг зашевелился, и ожившие крысы расползлись по плечам и рукам Софи, живым покровом разбежались по её платью. Она завизжала, стряхнула зверей и кинулась к двери. Там только Софи решилась остановиться и посмотреть назад.
Они ползали у её стола большим буроватым ковром. Некоторые поднимали мордочки, нюхали воздух и смотрели вопросительно.
– Что смотрите? Жрать хотите? – она отступила за порог и захлопнула тяжёлую дверь кабинета. – Жрите друг друга, твари!
Привалившись снаружи к двери и тяжело дыша от пережитого испуга, Софи зорко оглядывала расстилавшиеся теперь перед ней коридоры. Первая опасность миновала, но ведь часы били, а значит…
– Я так просто не дамся, – прошептала она. – Это мои коридоры, я лучше знаю, куда тут идти… Я убегу и спрячусь, и вы меня никогда не найдёте. Никто не найдёт!
За стенами шуршало. Сложно сказать, кто это был: её навязчивые призрачные спутники – тени живших здесь когда-то – или кто-то другой, более реальный и осязаемый. Если прислушаться чутко-чутко, можно было разобрать (или это показалось бы только) чьи-то тяжёлые шаги и смутный лязг оружия.
Софи не стала дожидаться их и устремилась в глубину коридоров.
Коридоров в резиденции было много, и только часть их пролегала на поверхности. Большинство же уходило под землю и сплеталось там в запутанный клубок, огромную, раскинувшуюся далеко вокруг сеть паутины. Софи казалось, что она знает, по какому принципу расположены нити и куда надо двигаться… Раньше казалось, по крайней мере.
Здесь, в подземельях, было прохладно и от стен веяло сыростью. Софи поёжилась. Сейчас бы плащ очень пригодился. Но чего нет, того нет, – она попыталась выкинуть это из головы и уверенно идти дальше.
Коридоры теперь пошли незнакомые и очень старые – гораздо старше Софи. Кто и когда прорыл их, кому потребовался гигантский подземный лабиринт без конца и начала и для чего… Пожалуй, здесь можно было бродить бесконечно, прячась от всего мира, постепенно превращаясь в земляного червя, что никогда по своей воле не выбирается наверх. Да бесконечность, наверно, и так уже была с ней: здесь не существовало времени. Прошлое, настоящее, будущее… Их не стало, они слились в неделимое и тягучее.
Поворот вдруг привёл в тупик. Там, в углу, кто-то стоял лицом к стене. Софи остановилась в нерешительности и тревоге.
– Эй! – позвала она. – Кто ты?
Девочка повернулась. Ей было лет пятнадцать или около того, одета она была довольно богато, хоть и сдержанно, а взгляд казался несколько надменным и чересчур взрослым – взгляд человека, привыкшего к постоянной незнакомой публике вокруг. Светлые волосы, не достающие до плеч, светло-голубые глаза… Кого-то она напоминала Софи – кого-то, виденного совсем недавно, сейчас уже не вспомнить. Но её саму, эту девочку, Софи, разумеется, узнала.
– Здравствуй, Персик, – сказала она.
– Здравствуй, – ответила та.
– А что ты здесь делаешь?
– Жду тебя.
– Меня? – удивилась Софи. – Зачем?
– Наверно… потому что жертвы часто приходят посмотреть, как заканчивают их убийцы.
Холодок прошёл по спине, но Софи не показала этого.
– Но ведь не я тебя убивала, Персик, – сказала она вместо того. – Там была толпа, была революция… Наверно, ты прошла у них по той же категории, что твой отец. Но при чём здесь я?
– Ты могла остановить их, – заметила её собеседница.
– Они бы меня не послушали. Моё влияние на тот момент было не так велико, как ты думаешь.
Девочка скептически посматривала на Софи.
– Послушай… – заговорила та в странном порыве объясниться и быть понятой. – Это, конечно, вышло несправедливо, но люди вообще несправедливы… Знаешь, мой прадед в «чёрное время» был, как это тогда называлось, «оттуда» и служил режиму. Но не из правительственных кругов, просто мелкий исполнитель. Ну и, конечно, после ему зачли по полной, потому что в отличие от всех этих тварей у него не было возможности свалить за границу или отмазаться через какие-то связи. А его семья… – Софи прервалась, удивившись вдруг, зачем она рассказывает всё это практически незнакомой и вообще-то уже не особо живой собеседнице – дочери Эдуарда Чексина. Конечно, это было совершенно излишним. Софи зажмурилась и потёрла лоб между бровями.
– Неважно, – оборвала она. – Послушай, Персик, я тогда, наверно, даже хотела бы спасти тебя, но у меня бы всё равно ничего не получилось. Понимаешь?
– Лжёшь, – холодно констатировала девочка. Она отошла от своей стены, обогнула Софи и остановилась у неё за спиной. – Впрочем, ты уже всё время лжёшь.
Вдалеке, из глуби коридоров донёсся вдруг громкий и чёткий топот, будто много ног шагали в одном ритме.
Софи вздрогнула и, вслушиваясь, вскинула голову.
– Кто это?
– Они пришли, – слегка насмешливо отозвалась девочка и оглянулась на неё. – На этот раз за тобой.
– За мной нельзя прийти! – яростно вскрикнула Софи. Она подорвалась с места и вновь помчалась по пустым заброшенным коридорам.
Несколько минут беспорядочных метаний вывели её к подземной речке. Мелкие бурливые волны текли по широкому коридору, а потолок – непривычно далёкий – терялся где-то наверху. Стены здесь были прочны и, наверно, специально покрыты металлом.
Софи спустилась к воде. Волны смоют её следы и собьют с толку погоню. Речка оказалась неглубокой и не доставала даже до колен. Только дно её было неровно и скрывалось под слоем взбаламученного ила. Осторожно переступая с плиты на плиту, Софи пересекла реку примерно наполовину, когда неожиданно сильная волна прошла по всему потоку и сбила с ног. Софи попыталась подняться, но тут же пришла вторая волна, протащила её по дну и стукнула о железную лестницу у противоположной стены. Несмотря ни на что, Софи успела вцепиться в перекладину.
Медленно, с передышками, но крепко держась, она вскарабкалась выше, так, что вода плескалась внизу и не доставала до неё больше. Ничего, сколько раз уже она умирала – столько не рождаются люди – и всегда возвращалась вновь. Вернётся и на этот раз.
Наверху лестница упиралась в узкую железную площадку. Добравшись до неё, Софи обнаружила прочную с виду металлическую дверь. Полустёртые цифры на ней всё же было легко разобрать – «101».
Под сто первым номером, – вспомнила Софи, – проходили служебные двери из подземных водных систем в стратегически важные точки – в том числе транспортные узлы. А значит, есть шанс…
Она налегла на дверь и решительно толкнула её вперёд.
Здесь было темно. Слабый свет проливался откуда-то сверху и со стороны: там виднелся кусочек ночного неба. Постепенно глаза привыкли к скудному освещению, и Софи поняла, где она.
Это был старый вертолётный ангар на западной окраине Ринордийска. Ангар давно не использовался и пустовал. Многие элементы конструкции успели снять и перевезти на более нужное место или просто растащить, поэтому сейчас это была длинная, продуваемая насквозь ветром металлическая арка на самом краю тянущегося в небо скального утёса. Только рассохшиеся ящики да бочки с горючим стояли кое-где у стенок.
Отлично. Здесь никто и никогда не станет искать её. Просто не придёт в голову.
Переждать тут ближайшие часы, да хоть целую ночь – сколько понадобится, – а потом рвануть куда-нибудь, прочь из города, в глубинку, по сверкающей ленте ГГД! (Не зря же Софи так долго её строила).
Теперь же можно было пока просто отдохнуть здесь, никуда больше не бежать, точно зная, что сюда никто не придёт.
Зажёгся свет. Софи резко обернулась: перед ней стоял вооружённый отряд.
– Сдавайтесь, Ваше Величество, – произнёс тот, что был впереди всех, по-видимому, командир.
Она отступила назад:
– Не подходите!
– Вам всё равно некуда бежать. Так что пройдёмте с нами.
Бежать было действительно некуда: за спиной скала уходила наверх и там, сразу, как кончалась арка, обрывалась пропастью.
Софи быстро прикинула все варианты. Оставались, видимо, только слова.
– И против кого вы сейчас идёте? – заговорила она с отрядом, чуть с иронией, чуть с укоризной. – Против меня – вашего законного правителя? Которого вы сами и выбрали себе когда-то?
– Мы не выбирали себе королеву! – крикнул один из них, судя по всему, вообще штатский (он стоял несколько отдельно, и у него, похоже, не было оружия). – Нам нужен правитель, который будет с нами, а не над нами.
– Игра слов, – пренебрежительно бросила Софи. – Громкие и ничего не значащие фразы.
– Они значат, что вы должны покинуть своё место. Эта страна не может принадлежать вам, когда она принадлежит людям.
– Людям? – усмехнулась Софи. – Может, кто-нибудь из этих людей сделал хоть что-то полезное? Я спасла эту страну, когда она погибала.
– Чтобы вновь погубить. Чтобы всё довести до катастрофы, а граждан – до состояния рабов.
– Что ж, – она кивнула и быстро, жёстко заговорила, иногда только шумно втягивая воздух, которого так не хватало. – Может, и рабов. Только это не я сделала. Вы сами по себе такие. Да, вы всегда были и всегда останетесь рабами – потому что это удобно. Можно ничего не уметь, ни из чего не выбирать, быть никчёмным балластом, а кто-то другой уж позаботится, куда вас приспособить. Да, будет плохо и больно – зато просто. Ничего не решать и ни за что не нести ответственности – ведь для этого есть кто-то другой: тот, что на самом верху. И если вдруг всё не так, как хочется, всегда можно обвинить его. Это он во всём виноват, это он плохой, а мы – что вы, мы ведь жертвы, это нас притесняют, а мы тут вроде как и не при чём. Поэтому того, кто наверху, вы не прогоните никогда: иначе вы просто не умеете. Нет, – она подняла руку, как бы предвидя возражения, – вы, конечно, можете убрать меня лично – меня, Софи Нонине. Только лучше вам от этого не станет. Мне на смену придёт кто-нибудь другой, и всё повторится и будет повторяться бесконечно. Вы никогда не выберете себе никого нормального, потому что сами ничего из себя не представляете.
– Молчать, Нонине! – не выдержал штатский. – Мы сами решим, что мы можем, а что нет.
– Ну что ж, – она возвела руки совсем как её любимый памятник. – Тогда стреляйте. Что вы ружья-то опустили? Стреляйте, я никуда не убегаю.
Они стояли, не двигаясь, будто в ступоре.
– Что такое? – насмешливо протянула Софи. – Руки не поднимаются?
– Прекратите этот спектакль, Ваше Величество, – оборвал её командир. – Мы конвоируем вас в город. Судить вас будет народ.
– Ах, народ… – пробормотала она. – Ну, народ, наверно, имеет право. Они же позвали меня когда-то. Если так, то это, пожалуй, даже справедливо. Сейчас, одну секунду, – Софи чуть замешкалась, отвернулась от них, как бы ища что-то.
В следующий миг она выхватила револьвер и наставила его на ближайшую бочку с горючим.
– Назад, или я стреляю!
Они вздрогнули, вскинули было ружья, но тут же опустили, испуганно глядя на неё.
– Но… Ваше Величество, если будет взрыв, вы тоже погибнете…
– А мне по любому туда, – Софи быстро окидывала их взглядом. – Так что по большей части уже всё равно. А вот вас завалит, определённо.
– Эй! – штатский неуверенно оглядел ряды отряда. – Ну вы чего, у неё всего лишь револьвер. Если быстро и всем сразу…
– Я успею спустить курок, – Софи судорожно кивнула, не отводя руки от бочки. – Вы не думайте, я хорошо стреляю.
Они смотрели теперь в страхе и растерянности. Только тяжёлое дыхание Софи разбивало тишину, да ещё ветер, гремящий металлом.
– Ну что? Всё ещё вы здесь власть? – проговорила она, невольно пародируя старый оппозиционный лозунг, ещё времён эпохи Чексина. – Одно движение – и вы сдохнете.
– Ваше Величество, – произнёс командир. – Не делайте глупостей.
– Тогда положили ружья, – они недоумённо переглянулись друг с другом. – Положили, положили. Вы, гражданин, – кивнула она штатскому. – Вы тоже положите пистолет, – тот попытался было протестовать, но Софи оборвала. – Кладите, кладите, я прекрасно вижу, что он у вас есть.
Небольшая заминка – и всё оружие кучкой лежало у ног отряда.
– А теперь назад, – скомандовала Софи.
Они отступили на шаг.
– Дальше. Дальше… Ещё дальше! – вскрикнула она, потеряв терпение. Они поспешно отходили вниз по скале, к выходу из-под металлической арки. Теперь, даже если кто-то из них попробует рвануть за оружием, то просто не успеет.
Софи ещё раз с насмешкой окинула весь отряд взглядом. Губы её презрительно улыбнулись. В воцарившейся тишине она бросила:
– Какие же вы всё-таки трусы!
А потом развернулась и устремилась вверх по скале. У неё в запасе оставалось всего несколько секунд, но их было достаточно. Добежав до края скалы, Софи раскинула руки, как крылья, и полетела вниз – никем не пойманная, не побеждённая и так и не понятая.
Несколько секунд прошло, прежде чем они вышли из ступора и бросились за ней, к обрыву.
