Ксения Спынь
Чернее, чем тени. Ринордийский цикл. Книга 2
65.
Друзьями… Да разве не все они были друзьями?
Кедров щёлкнул выключателем. Свет слабенько озарил его каморку. Молча встретила живущая здесь пустота. Она всегда встречала его после работы. Они были похожи и настолько уже породнились, что сложно было различить.
Кедров с минуту постоял посреди комнаты, оценивая обстановку, достал из секретера флягу. Сегодня можно. Сегодня, наверно, уже всё можно.
Прости, Софи.
Их было двенадцать – двенадцать уличных пацанов, кучкующихся по дворам и подворотням, и Волчонок – прибившаяся к ним девчонка, не пойми откуда взявшаяся впервые. Разумеется, она не имела никаких шансов на главенство, но прошло время – и именно Волчонок повела их, именно за ней они следовали.
Их было двенадцать – двенадцать повстанцев, мятежников, участников Сопротивления. Софи была их лидером, их негласным командиром, их боевым товарищем, их названой старшей сестрой.
Их было двенадцать – двенадцать людей Софи Нонине, вместе с ней наследовавших власть над новым, неведомым пока государством, которое только предстояло создать общими усилиями.
Где была точка излома, за которой всё пошло не так, а огненное колесо закрутилось со страшной силой, метая пылающие стрелы?
Может быть, той зимой… Кедров не раз думал об этом и иногда даже казалось, что он прав. Это был четвёртый год правления Софи Нонине, незадолго до первых и единственных перевыборов. Выдалась очень холодная ветреная зима, и Софи сильно и долго болела. Может быть, дала о себе знать простреленная и так и не залеченная толком рука… Иногда, впрочем, Кедрову всё это представлялось одним большим спланированным представлением: очень уж ловко всё совпадало и служило дальнейшим планам Софи… Но нет же – он ещё раз вспомнил, как это было и что он видел, – люди не могут так притворяться, этот человек действительно умирал.
…Нонине не выходила из своей комнаты уже несколько дней. Она никого не звала к себе, а сами они не решались зайти.
Вместо этого они тихо расхаживали по комнатам резиденции с торжественными и сдержанно-печальными лицами, будто говоря друг другу: вот видите как. Они не разговаривали в полный голос и, разумеется, не делали никаких заявлений – ведь формально ещё ничего не было ясно. Однако уже сходились по двое, по трое, шептались между собой, рассуждали – конечно, не всерьёз, конечно, только так, абстрактно говоря, – но вот если бы… Мы же могли бы договориться, к примеру, вот так.
Для Кедрова всё это отчётливо отдавало мерзинкой. Он никогда не был поборником нравственности, но свои представления о долге и личной преданности у него имелись. И представления эти говорили, что это неправильно – под шепоток делить государство Софи, когда она сама, по-прежнему живая и всё ещё действующая правительница, не может помешать им.
Кедров всё же подошёл к двери её спальни и постучался. На стук не ответили. Дверь, однако, была не заперта. Поколебавшись, он всё-таки решился войти.
Софи лежала на кровати без единого движения. Глаза были закрыты, волосы – беспорядочно рассыпаны по подушке, лицо походило на восковую маску. Даже дыхание не прослеживалось.
Кедров присел на корточки возле кровати.
– Софи, – тихо позвал он.
Она не ответила.
– Софи…
Ну не могла же она сейчас взять и умереть.
– Софи! – окликнул он громче.
Она тяжело разлепила глаза. С минуту просто смотрела – видимо, пытаясь сообразить, кто перед ней. Наконец в её взгляде промелькнуло узнавание, и она охрипшим голосом выговорила:
– Попить дай.
Однако вскоре Софи неожиданно и довольно быстро пошла на поправку. Шёпот среди пар и троек, конечно, сразу прекратился, и все сделали вид, будто ничего такого и не было. Через неделю, проводя собрание в их узком кругу, Софи держалась уже твёрдо и уверенно, разве что была чуть бледнее, чем обычно, и чуть официальнее.
Внутренние враги, – впервые сказала в тот раз Софи. Вы их не замечаете, зато я прекрасно вижу. У нас очень много внутренних врагов. И они куда ближе, чем можно подумать.
Я должна быть уверена, что могу положиться на каждого из вас, – сказала Софи, оглядывая их всех, стоявших вокруг. – Должна знать точно, что если попрошу прикрыть меня с тыла, то не получу ножа в спину. Не подавайте мне повода сомневаться в вас.
И они обещали, что не подадут.
Пожалуй, это было одно из последних собраний, где присутствовала вся их старая сплочённая компания проверенных друзей.
Быстрицына, Эппельгауза и Тортурова судили по обвинению в госизмене, совершённой незадолго до окончания южной войны. Вдруг выяснилось, что эти трое на самом деле поддерживали контакт с местными сепаратистами и хотели, объединившись с ними, свергнуть власть Нонине и разрушить страну. Дело около года не сходило с главных полос газет и шло медленно и показательно, на публику. Для Тортурова и Эппельгауза оно кончилось пожизненным заключением, и больше о них не слышали (не исключено, что они уже успели отбыть его). Быстрицына же – курчаво-чёрного и большеглазого Макса Быстрицына – таскали по разным заседаниям ещё около полугода, затем его следы затерялись. (Похоже, с ним у Софи были личные счёты. А может, и нет).
Уже после присвоения Софи титула Правительницы грянул ещё один скандал – с Георгом Аметистовым, – не получивший, впрочем, широкой огласки в массах.
Остальные уходили и того тише: лишь под аккомпанемент возвышенно-скорбных заявлений новостных дикторов, занимавших один-два дня.
Савровский погиб вместе с пароходом «Звезда Цирцеи», на первое плаванье которого его долго и умилительно приглашали и который затонул, лишь немного отойдя от берега. Причина катастрофы выяснена не была.
Акшутин попал под обвал в скалах под Ринордийском. Никто не знал и не мог даже предположить, что он делал там глубоким вечером, будучи человеком исключительно городским, и почему в таком уж случае пребывал там в полном одиночестве.
А вот с Валипаевым вышло совсем глупо. Ну надо же было оборваться лифту, когда в нём находился индивид, всю жизнь старательно лифтов избегавший. Двадцатый этаж, срочное поручение и перекрытый намертво участок лестницы – как раз плановый ремонт. Это было даже смешно, смешно и очень жутко, потому что подобным образом мог шутить только один человек.
Иногда же так и оставалось неизвестным, что и как всё-таки произошло. Юнкер, Дольцев, Кавенский… Все эти ребята просто один раз не появились на работе и вообще больше нигде не появились. (Может быть, их съела мантикора).
Кедров мог только строить догадки, был ли во всех этих происшествиях замешан колдовской уголь или Софи пользовалась и другими методами… Хотя нет, почему, касаемо одного случая он знал точно: сам руку приложил. Так что не одна Софи… Конечно, не одна.
Это было около двух с половиной лет назад. Софи пригласила его поздно вечером в резиденцию, но не в кабинет, а в личные покои. Так она делала, если разговор был очень важным и строго конфиденциальным или – что тоже случалось в прежние годы – ей просто хотелось поговорить с кем-нибудь.
Софи, казалось, была чем-то расстроена: всё вертела в руках бокал вина, но так ни разу и не отпила из него, спросила какую-то мелочь и, похоже, сразу же забыла ответ, как и сам вопрос, но всё больше молчала и над чем-то раздумывала. Молчал и Кедров: зная её привычки, он предполагал, что самое важное она скажет позже и надо подождать.
И действительно.
Неспешно перехватывая бокал из руки в руку, Софи спросила как бы невзначай:
– А ты не знаешь, случайно, где сейчас наш общий друг?
– Вольдемар? – удивился он.
– Да.
(Вольдемар Замёлов, их единственный оставшийся общий друг…)
– Не знаю, Софи. Мы почти не пересекаемся в последнее время.
Это было правдой: вот уже несколько месяцев Кедров пребывал в состоянии перманентного загруза в виде штатной работы и многочисленных особых поручений.
Софи подошла к столу, поставила на него бокал. Медленно, отчётливо проговаривая каждое слово, она сказала:
– Он сейчас на юго-востоке Ринордийска. В тёплой компании своих западных знакомых. Делится соображениями, как бы лучше устроить переворот и убрать меня отсюда.
Кедров даже не сразу нашёлся, что ответить. Ни по одному каналу связи к нему не поступало подобной информации, хотя было много куда менее приметных мелочей. Да и вообще: Вольдемар – и западные агенты…
– Но это же… госизмена.
– Да, – кивнула Софи. – Это предательство.
– А это точно?
Софи метнула в него такой взгляд, что Кедров тут же опустил глаза, проклиная себя за столь глупый вопрос.
Но Софи уже будто забыла про него и рассуждала сама с собой:
– Подумать только – Вольдемар. От него я этого не ожидала. Хотя, наверно, пора было уже привыкнуть, что этим всегда кончается. Вокруг одни предатели, ни на кого нельзя положиться… Правда, Эндрю?
Он чуть было не ляпнул механическое «правда» в ответ, но вовремя сообразил. Опять эти её чёртовы вопросы-ловушки. И у кого только она подхватила эту манеру?
– Софи, ты прекрасно знаешь, что можешь положиться на меня, – ответил Кедров.
Она с сомнением взглянула на него:
– Да?
Он кивнул.
Софи постояла ещё в задумчивости, достала из кармана револьвер. Кедров не помнил, чтоб она когда-нибудь использовала его в реальной ситуации, но Софи никогда не расставалась со своим оружием, даже уже будучи правительницей. Покрутив револьвер в руках, Софи небрежно бросила его на диван и быстро направилась вон из комнаты. Огибая у дверей Кедрова, она остановилась на момент и произнесла у самого его уха:
– Ты знаешь, что делать.
И, не оглядываясь больше, удалилась.
А ведь даже сейчас, – поймал себя на мысли Кедров, – даже сейчас он не знал точно, был ли Вольдемар Замёлов и в самом деле в контакте с агентами или это просто стало подходящим поводом. Самого Вольдемара он спросить не успел…
Но если поводом, то для кого он был нужен? Новости кричали о громком и дерзком, но нераскрытом убийстве – и только. Тогда для самого Кедрова? Может, поэтому Софи и не воспользовалась углём на сей раз? Может, это была проверка?
Что ж, в таком случае Кедров её выдержал. Из двоих оставшихся Софи почему-то предоставила эту возможность ему.
Фляга почти опустела.
Кедров выдвинул ящик стола, достал на свет старое чёрно-белое фото. Тут были они все, молодые и весёлые, в каком-то ринордийском дворе. Наверно, кто-то приволок откуда-то фотоаппарат, сейчас уже не вспомнить, как появился этот снимок. Вся чёртова дюжина расположилась на брикетах сушёного сена: кто сидя, кто лёжа, кто стоя рядом. Волчонок сидит на самом верху, свесив ноги вниз, и победно улыбается. Она всегда любила быть над всеми остальными.
Все эти люди уже мертвы.
Кто знает за что она мстила им: за ту зиму, или за первые годы знакомства, или ещё за что-то неведомое… Одно было точно: Софи никогда никому ничего не забывала. Если казалось, что она махнула рукой и оставила прошлое прошлому, – это только казалось до поры до времени. Она просто выжидала подходящую минуту.
Он остался последний из двенадцати.
Почему-то Софи не тронула его за все эти годы. Может, сказалось то, что он пришёл к ней, пока остальные делили власть за дверями её спальни. Может, ей льстило, что в её подчинении – потомок того самого Кедрова, что служил другому Правителю. А может, и наоборот – она ненавидела его больше остальных и потому только сохраняла на сладкое.
Уже неважно. В любом случае это теперь не продлится долго, и финал, каким бы он ни был, близок.
Он поднял последний стакан и чокнулся им с пустотой.
За тебя, Софи. За то, что я сдал тебя сегодня.
66.
Утро пришло самое обыкновенное, разве что очень ясное и спокойное.
В резиденции было всё как всегда. Кедров даже неожиданно удивился этому: оказывается, подспудно он считал, что «как всегда» быть не может. Хотя почему – вполне возможно, даже наиболее возможно. И это наилучший вариант.
Время обычного утреннего доклада Нонине близилось, но ещё не подошло. Но пока Кедров прикидывал, будет ли теперь лучше зайти к ней чуть пораньше или подождать точного часа, в коридоре внезапно появилась Софи.
– Эндрю, зайди ко мне на минуту, – она кивнула на дверь кабинета и тут же вошла сама.
Он последовал за ней. Тихо-тихо звякнул тревожный звоночек, но пока это ровным счётом ничего не значило. Софи закрыла дверь и, деловито усевшись за свой стол, уставилась на Кедрова со всем вниманием. Мельком он отметил, что пепельница на столе доверху забита окурками. Похоже, Софи шмалила сигарету за сигаретой всё утро. А может, и ночью.
– Ну? – заговорила она с требовательным интересом. – Что слышно? Ещё восстания, забастовки, массовые протесты?
– Ничего такого, Софи, – спокойно и даже искренне ответил он.
– В Воломееве всё подавлено?
– Я приказал принять меры, и они должны быть достаточно действенными. Не думаю, что у этого эпизода будет какое-то продолжение.
– Хорошо, – Софи одобрительно кивнула. – А в Ринордийске?
– В Ринордийске всё спокойно… – Кедров пытался смотреть ей в глаза и по возможности убавил официальщины. – Ну, ты же видела, о чём они болтают даже в своей Ленте. Едва ли в ближайшее время кто-то из них дёрнется что-то устраивать.
– Угу, – Софи кивнула, словно на такой ответ и рассчитывала. – А как же субботний вечер в северо-западном лесу?
– Субботний вечер? – повторил он машинально.
– Ну как же, – нарочито удивилась Софи. – Северо-западный лес, платформа «Болотная», двадцать минут по лесной тропе, поляна с большим дубом и ещё пять минут вглубь чащи. Суббота, девять вечера. Ты ведь так им передал, правда?
Кедров отвёл от неё взгляд, мимодумно поискал что-то на столе, в неровных древесных узорах. В них, впрочем, ничего не было. Наверно, следовало что-то ответить… Ясно пришло осознание, что от того, что он сейчас скажет (или не скажет), ничего не изменится.
Поэтому, уже просто так, Кедров сказал:
– Ваше Величество… А можно спросить, как вы узнали?
– А я всё про вас знаю, – мрачно ответила Софи. – Даже то, чего вы сами не знаете.
Они помолчали немного.
– Хотя нет, вру, не всё, – продолжила она уже с чуть заметной иронией в голосе. – Я не знала, что в тебе погиб поэт, Эндрю. Это же надо… – она повела рукой и торжественно процитировала. – «Волчонок превратился в крысу».
Кедров поднял взгляд.
– Ваше Величество, если вы хотите, чтоб я подтвердил собственные слова, – да, я это сказал. И да, я по-прежнему так считаю.
Он чуть наклонился к ней:
– Ты и в самом деле изменилась, Софи. И не в лучшую сторону.
Нонине несколько растерянно поморгала: будто она отыгрывала какую-то роль, а её незапланированной репликой сбили с мысли.
– Ясно, – быстро пробормотала она, глядя куда-то в сторону. – Ну, тогда иди.
– В смысле? – не понял Кедров.
– Ну, иди, я тебя не держу, – опять будто бы удивилась Софи.
– Куда?
– Н-ну, я не знаю, куда ты собирался, – она пожала плечами. – Может, они тебя ждут уже…
Она очень внимательно занялась какими-то бумагами из тех, что лежали у неё на столе, и больше не смотрела на Кедрова – как будто его тут и не было. Он не стал уточнять, какие «они», по её мнению, ждут, и, поднявшись со стула, медленно направился к выходу.
Ясное дело, что не могло быть так, как она сказала, но откуда именно ждать удара, Кедров пока не понимал. Может быть… дверь, – осенило его. Он настороженно обернулся к Софи.
– Она не заперта, – небрежно бросила Нонине.
Кедров повернул ручку: да, действительно не заперто.
– Как скажете, Ваше Величество, – он быстро поклонился и вышел.
Как только закрылась дверь, Софи в ярости вскочила со стула и хотела запустить вслед гипсовой фигуркой, но в последний миг удержалась.
«Так, успокойся, поставь на место. Поставь-поставь. В дверь-то уже какой смысл».
– Вот же дрянь.
Она села обратно, хмуро подпёрла лоб кулаками. Потёрла ими переносицу. Лучше от этого не стало.
– Вот же дрянь, – пробормотала Софи повторно. – Где б ты был сейчас, если бы не я.
Посидев так немного и утихомирив разбушевавшиеся волны, она подняла голову и оглядела свой кабинет. Надо бы сейчас закончить.
Интересно, далеко он успел уйти? Софи, поднявшись, неторопливо прошагала по кабинету, приблизилась к окну и из-под прикрытия шторы выглянула наружу.
Нет, недалеко. Вон он, в сухом осиннике, посреди деревьев – гладких и совсем без листьев. Он казался таким маленьким отсюда – глупым беспомощным человечком, который, видимо, не очень-то понимал сейчас, где находится и что ему надо делать дальше. Он попытался закурить, но никак не мог поджечь сигарету: похоже, у него дрожали руки.
Губы Софи сложились в хищную ухмылку.
– Курить в сухостое… Как неосторожно. Ты ведь всегда боялся лесных пожаров…
Так же неторопливо и твёрдо она вернулась к столу, подняла телефонную трубку и набрала номер пожарной бригады спецреагирования. Чётко проговорила:
– Пожар в Правительственном палисаднике. Будьте в течение пятнадцати минут.
– В палисаднике? – откликнулись с той стороны и замолчали: по всей видимости, сверяли показатели. – Но, Ваше Величество, по нашим данным, там ничего нет, даже дыма…
– Я же сказала, будьте в течение пятнадцати минут, – повторила Софи и повесила трубку.
Из кармана она достала угольный карандаш, а из стола – специально для этих целей существующий блокнот. Блокнот был удобен тем, что листы в нём складывались гармошкой и можно было набросать список в сколько угодно имён, а затем легко оторвать. Впрочем, Софи редко вписывала больше одного за раз.
– Никогда не думала, что здесь будет твоё имя, – будто заклиная бумагу, она пристально вглядывалась в желтоватый листок. – Если уж совсем честно, этого я тебе не хотела. Но ты первый меня предал, – Софи кивнула. – Да, ты первый меня предал.
Она аккуратно вывела чёрным «Андрей Кедров», оторвала листок и подожгла свечу на столе.
Автоматически стряхнув пепел (шестерёнки заело), он даже не сразу понял, что что-то не так. И что здесь неоткуда взяться бьющим часам.
А когда понял, было уже слишком поздно. Быстро вспыхнула сухая трава, огонь потянулся вверх по голым стволам…
Когда листок догорел, Софи разжала пальцы. Последние пепелинки упали на гладкую поверхность стола.
Вот и всё.
– Ваше Величество! – в дверях появилась Китти. – Кедров…
– Его больше нет, – не оборачиваясь, сказала Софи.
– Да… Поняла.
Китти исчезла.
Где-то за окном гудели сирены, полыхали остатки огня и разносился едкий запах дыма.
Софи опустилась за стол, машинально смахнула с него несколько пепелинок.
– Крысиная королева, – лицо её застыло в негнущейся усмешке. – Кто ж вам виноват, если вы сами такие… Такие.
67.
– Ну, то есть мне предлагается поверить, что к нам сюда приходил начальник охранки и сдал Нонине, – вслух размышлял Феликс, расхаживая по комнате и время от времени чиркая зажигалкой. – Ну, смешно, да.
У Лаванды уже несколько мельтешило в глазах от его бесконечных перемещений, и она недовольно моргала и хмурилась.
– Ты ему не веришь?
– Он ссо-шник, – бросил Феликс так, будто это объясняло всё.
(Сколько успела узнать Лаванда, слово «ссо-шник» в устах Феликса было самой уничтожающей и безапелляционной характеристикой, ещё похуже, чем «сволочь»).
– Мне не кажется, что он лгал, – задумчиво произнесла Лаванда, хотя знала, что к ней, скорее всего, как всегда, не прислушаются. – Его тяготило что-то… Он будто бы хотел и одно, и другое и не мог решиться.
– Они же все отличные актёры, не забывай. Это фактически один из необходимых им профессиональных навыков. Впрочем… – Феликс остановился и несколько раз щёлкнул зажигалкой в напряжённом раздумье. – Если он по каким-то причинам действительно сказал нам правду, а мы не поверим и упустим эту возможность… Нет, это даже не смешно.
Лаванда незаметно нашарила мел в кармане, погладила пальцами амулет. Она догадывалась, что, если уж речь пошла о «возможностях», вполне вероятно, что сейчас опять пристанут к ней. Будто не понимают, что она просто не может этого сделать. Ей нравилось, что колдовской мел, принёсший из глубин веков такую огромную, диковатую, неотёсанную ещё силу, здесь, у неё под рукой, нравилось ощущать этот гладкий кругляш подушечками пальцев, но использовать его – нет, и не просите.
Но всё же она спросила:
– И что собираешься делать?
– Не знаю, – Феликс пожал плечами. – Надо бы, по идее, связаться с нашими… Какой сегодня день?
– Четверг.
– Хреново. Это, значит, уже послезавтра. Сами они, конечно, не позвонят. А палиться с этим вдвойне не стоит. Кстати, собираться всем вместе по этому случаю – тоже. Не исключено, что на это и рассчитано.
– Что рассчитано? – не поняла Лаванда, она совершенно не успевала за скачками его мыслей.
– Всё это рассчитано на то, что мы устроим незапланированную сходку, чтоб обсудить, и там нас и накроют. Провокация, – он посмотрел на Лаванду как-то даже удивлённо, будто подобная мысль самому только пришла в голову. – А что. Вполне может быть.
Она всё равно поняла лишь приблизительно. Но в любом случае ей это казалось таким пустяшным, неважным, не имеющим никакого отношения к действительности… Что же было по-настоящему важно – она никак не могла уловить, но, думалось, что-то совсем другое.
– Или даже не на самой сходке – встретиться-то можно и с кем-то отдельно. Может, и на месте. В этом самом лесу, – Феликс снова переглянулся с Лавандой и нервно рассмеялся. – Представляешь, приходим мы туда такие выслеживать Нонине, а нас там уже ждут. Ну а что – натуральное покушение на правительницу, и не прикопаешься же, – он снова засмеялся.
– Ты так считаешь? – очень тихо, глядя в пол, сказала Лаванда.
– Нет, ну, я не знаю, конечно. Но очень возможно, что так. Прямо-таки очень возможно.
Снаружи вдруг всё огласилось протяжным и тоскливым карканьем. Лаванда по привычке подняла голову к окошку, но неба оттуда было не разглядеть.
– Что это они? – спросила она у Феликса.
Он даже не обернулся:
– Углядели чего пожрать, мало ли.
Лаванду это не успокоило. В криках ворон слышалось что-то тревожное, почти пугающее. Будто они первыми почуяли грядущую беду и принесли её на своих перьях.
Это было как запах гари…
Гарь. Лаванда потянула носом воздух. Нет… кажется, на этот раз ей не показалось.
Феликс, по-звериному вскинув голову, принюхался.
– Ты тоже чувствуешь? – с тревогой посмотрела на него Лаванда.
– Да. И ты тоже?
Они молча уставились друг на друга, по-видимому, с одной и той же мыслью: где-то совсем рядом случилось что-то нехорошее, сильно нехорошее, и, может статься, оно имело к ним непосредственное отношение, слишком уж всё сходилось.
Запах гари ворвался теперь в реальность, он прошёл сквозь сферы и нагрянул на их привычный человеческий мир.
Вороны всё пролетали мимо, и всё не смолкали их голоса. Феликс перевёл взгляд на окошко и всматривался куда-то в невидимую отсюда даль.
– Это в Ринордийске, – тихо сказал он.
– Думаешь?
– Чувствую.
Радио вдруг разразилось прерывистым хрипом:
– Главная ли… Китти Башева. Внимание, экстр… Внимание…
Феликс метнулся к приёмнику, включил на полную громкость.
– Полчаса назад произошёл крупный пожар у резиденции Её Величества Софи Нонине. Причины оперативно устанавливаются, предварительная версия – организованный диверсионный акт. Последствия пожара практически ликвидированы, Правительница Нонине в безопасности. Однако есть потери среди ближайшего окружения Её Величества. Вычислить преступников пока не удалось, но работа по их поимке активно ведётся, приняты все меры безопасности. Её Величество Софи Нонине проведёт запланированную на середину мая конференцию досрочно – в девятнадцать часов сегодняшнего дня, место проведения – Турхмановский парк. Внимание: конференция не будет транслироваться по видео. Правительница желает высказать своё мнение по поводу случившегося и касательно будущего нашей страны глаза в глаза тем, кто сочтёт нужным посетить мероприятие. Её Величество Софи Нонине напоминает каждому из вас о существующем гражданском долге и призывает ответственно подойти к присутствию при её словах. Информация прозвучит только на встрече и не будет нигде повторена. Ответственность за её незнание полностью ложится на граждан страны. Повторяем: конференция Её Величества Софи Нонине состоится в девятнадцать часов сегодняшнего дня, место проведения – Турхмановский парк. Также призываем соблюдать бдительность при столкновении с подозрительными лицами и немедленно сообщать…
Феликс убавил звук и отошёл от радио.
– И что это? – испуганно и растерянно спросила Лаванда. – Почему?
– Ты же слышала? Диверсионный акт.
– На самом деле?
– Ну конечно.
– Нет, я серьёзно… Это Софи или правда чья-то диверсия?
Феликс развернулся к ней:
– В двух шагах от резиденции, где круглосуточная охрана? И уже ищут преступников, хотя причину даже не выяснили? И кто-то из компании Нонине вот так случайно подставился – причём на следующее утро после того визита? – он со смехом развёл руками. – Да ладно!
– Так, значит, Софи, – Лаванда опустила глаза. – И это из-за вчерашнего разговора?
– Не исключено. Я даже не удивлюсь, если «потерями среди ближайшего окружения» и был тот самый Андрей Кедров, – Феликс о чём-то задумался. – А ведь если она за это его кокнула и он действительно говорил правду… То, возможно, мог стать не таким уж плохим человеком.
Лаванда нахмурилась: как-то слишком быстро определял он людей в «хорошие» и «плохие», исходя исключительно из того, помогали они ему или наоборот.
– А как нам быть с конференцией? – вспомнила вдруг она. – Вдруг там и правда будет что-то важное?
– С конференцией… – протянул он. – С конференцией похоже, что придётся идти.
Он поймал удивлённый взгляд Лаванды и закивал:
– Да, я понимаю, что это всё равно что лезть в пекло… Тем более если устранила она действительно Кедрова и именно за это, а не за что-то другое, то это ведь означает, что и весь наш вчерашний разговор ей известен. А если так, то мы с тобой фактически под прицелом, сестрёнка, – Феликс взглянул на неё с несвойственной ему серьёзностью, даже как будто с грустью. Быстро добавил. – Ты, впрочем, можешь не ходить.
– Нет, я пойду, – Лаванда быстро закивала.
– Пойдёшь… Хорошо. Мне, конечно, не следовало впутывать тебя во всё это… Но, кстати, мел по-прежнему при тебе.
