Иван Канина
Физкультура и литература
Дерево
«Один из первых симптомов психоза, это когда
человек начинает чувствовать себя психом»
Ф.К.Дик53
Смотри по сторонам, когда перебегаешь дорогу. Налево. Направо. Стоп. Ржавый седан. Водитель жмет на тормоз, машет рукой, уступает. Машу в ответ, благодарю, киваю и пробегаю. Редко встречаются вежливые водилы. Чаще всего, это злые напряженные люди, вечно спешащие и вечно опаздывающие. Так зачем спешить, если уже опоздал? Чтобы не опоздать еще больше. Люди продолжают надеяться. Человек из седана заставляет меня улыбнуться. Бегу дальше. По дороге. Через дорогу. Вдоль дороги. Мимо дороги. Сквозь дорогу. Узкая улица. Транспортный поток в интимной близости от меня. Он почти облизывает мои ноги. Как фут-фетишист. Приходится разворачивать плечи, чтобы не удариться о пролетающие мимо «лопухи». Водители делятся на тех: кто задерживается; кто немного опаздывает; кто бесповоротно опоздал; кто успевает, но не успеет; кто успевает, но продолжает мчаться на всех парах; кто уже отчаялся добраться до места и медленно бредёт вникуда; кто никуда не спешит, потому, что выехал заранее. Слишком много «тех, кто» и слишком много точек с запятыми. Сколько среди них настоящих людей, сколько железных машин, сколько черных знаков препинания? У скольких поезд жизни ушел и скольким его придется упустить? У кого под ногами твердая земля, а у кого тонкий лед? Кто уже по уши в дерьме, а кто только наступил на него? У кого руки в крови, а у кого и молоко на губах не обсохло? У кого нет ничего за душой, а он чувствует себя на миллион долларов?
Что происходит в их головах, когда я пробегаю мимо? Видят они меня, замечают или нет? Спрашивают ли они себя «о чем интересно думает этот парень в футболке с надписью «Russia», когда мимо него проносятся все эти машины?» Что говорит о том, что мы находимся в России? Надпись на моей футболке или разъебанная к хуям собачьим дорога, по которой мы катимся в ад? Кто на полном ходу, кто бегом, а кто и тихим сапом. Земля ждет своих клиентов, и очередь в неё исчисляется часами, днями, неделями, месяцами, годами. Кто начал быстро, а кончил медленно. Кто ровно бежал всю дистанцию. А кто бежал со всеми, но на финишной прямой сделал ускорение и обогнал толпу. Кто победил. А кто проиграл. Финиш всегда один. Ленточка, которую лучше не рвать. Черта, за которую лучше бы не заходить. Но скорость уже набрана. Инерцию не остановить. Назад не повернуть. Время не остановить. Вода течет под лежачий камень. Деревья разговаривают. Весь этот бред проносится в моей голове со скоростью «одна машина – одна мысль». Солнце окрашивает веки в красный. Оно слева, как и сердце. Поток машин редеет, когда начинается лес. Бегу. И бред за мной. Я вырываюсь вперед. Отключаю голову. Наблюдаю за солнцем. И вдруг сумрак. Это «последние часовые Рейхстага». Их широкие кроны заслоняют небо. Они прячут дорогу. Чтобы враги не сбросили бомбу. Война закончилась, а они до сих пор защищают свои рубежи. Свою дорогую дорогу. Я хочу стать деревом. Хочу стоять на месте. Врасти в землю. Напиться солнечными лучами, а осенью сбросить листья. Спать, спать, спать. Стоять вечность.
Бегу дальше, мысли проясняются. Я снова вспоминаю человека в ржавом седане. Он помахал мне и что-то произошло. Я почувствовал тепло. Понимание. Словно прикоснулся к нагретой солнцем коре. Я видел его глаза. Я поменялся с ним местами. Замечаю бегуна на дороге. Притормаживаю, а потом полностью вжимаю педаль тормоза впол. Пропускаю. Бегун машет мне рукой и пробегает. Я вспоминаю, как в школе занимался бегом. Помню, как мной гордился отец. Би-бип! Кому-то не терпится вернуть меня в реальность. Кто-то яростно жмет на сигнал. Я смотрю по сторонам и никого не вижу…
Дорога поворачивает, и я вижу окутанное дымом дерево. Оно горит. Я поднимаю взгляд на свежие зеленые листья. Мне хочется кричать. Нужна помощь. Срочно. Вода! Полцарства за воду! Мечусь по сторонам. Ищу. Не нахожу ничего, что может затушить пламя. Сбить температуру. Уберечь от лихорадочной горячки. Я не могу помочь. Ничем. Ноги несут меня прочь, но мои мысли остаются там. Они сгорают вместе с деревом. Как оно загорелось? Почему? Зачем? И что дадут ответы на эти вопросы? Ничего. Причина не избавляет от следствия. Знание не убережет горящее дерево от огня.
Чем дальше от горящего дерева, тем холоднее на сердце. Я должен был помочь ему. Но как? Не знаю. Даже не попытался. Хотел… Хотеть – не вредно. Так говорили в детстве. Вредно не хотеть. Так говорят сейчас. Оглядываюсь. Ничего не вижу. Поворот скрывает причину моих переживаний. Земля дымится под ногами. Нет, не земля, это мои корни горят синим пламенем. Что чувствует дерево? О чем оно думает, когда я пробегаю мимо? Обреченность. Не в силах думать об этом я поворачиваю назад. Я хочу, чтобы оно замолчало, чтобы мои мысли унеслись к черту на кулички. Мне это нужно. Или я никогда не остыну. Как вечный огонь. Как память. Как детство. Как отец, которого никогда больше не увидишь. Поворот скрывает правду. Я мчусь сквозь расстояние и время. Материя теряет свои очертания и свойства.
Это произошло. Не могло не произойти. Так было написано. История заканчивается вначале. История описывает не прошедшее, а будущее. То, что есть, и то, чего никогда не будет. Выключи лампочку и посмотри на яркий свет. Включи и всмотрись в темноту. Дерево упало. И осталось лежать. Навсегда. Или на час. Лежит посреди дороги. Сковав движение машин. Крона больше не будет зеленеть. Ветки высохнут, кожа потрескается, и ты исчезнешь. А через несколько часов, дней, недель, месяцев, лет, сотрется из памяти. Заберет все мои мысли. Мои мечты и желания. Меня.
Я останавливаюсь. Дерево лежит у моих ног. Молчит. Я ничего не чувствую, как и тогда, когда умер отец. Он ушел, когда я был в другом городе. Тоже за поворотом. В нескольких тысячах километров. Или в нескольких метрах. В нескольких секундах. Это ничего не меняет. Дерево ушло. Навсегда. Я знал его всего лишь несколько секунд, но я запомню его на всю жизнь. Слезы текут по щекам, и прижимаю лицо к грубой почерневшей коре.
Без химии
В году этак 2008-ом я встречался с одной девушкой. Встречаться-встречался, но не спал. Не было в наших отношениях химии. Но я не мог ей об этом рассказать, поскольку нуждался в человеческом тепле. Я недавно переехал в Калининград. Все мои женщины остались в Якутске. Мне не с кем общаться, обниматься, целоваться и спать. И вот в социальной сети я нашел одну интересную девушку. Она звала себя Хелена Бонем Картер. Именем экстравагантной актрисы, жены Тима Бёртона, тогда еще не скатившегося в унылое дерьмо режиссера. Музыкальные, литературные и кино вкусы у нас совпадали. Дошло до того, что на наших страничках «вконтакте» была общая цитата из "Вожделеющего семени" Энтони Берджесса54: "Жизнь – это только процесс выбора момента смерти". Мы стали переписываться. Однажды я предложил ей зайти ко мне в общежитие за музыкальными дисками. Когда мы пришли в общагу, девушка сама захотела мне кое-что дать, но я сделал вид что не понял. Я не был готов к такому стремительному развитию отношений. Мы вообще-то впервые встретились. Первое свидание, а ее ноги уже раздвинуты. Что будет дальше? Ее доступность испугала меня. Я не привык к спешке в этом деле. Мне хотелось добиться ее расположения, а не взять его с ближней полки. Хоть девушка и была симпатичной, но ее раскрепощенность сбила меня с толку. Но, тем не менее, мы продолжали встречаться. Мне было интересно разговаривать с ней, обсуждая книги, музыку, кино. Я старался не оставаться с ней наедине. То подговаривал друга не выходить из комнаты в общежитии. То напрашивался к ней в гости, когда у нее дома был младший брат. А если мы все-таки оставались наедине, то я ссылался на предстоящие соревнования. Якобы за неделю до старта нельзя заниматься сексом. А летом соревнования идут каждую неделю. Хорошо устроился, парень. Позже я понял, что дело вовсе не в скоропостижности ее решения открыть мне ворота, а в том, что между нами не было химии. Кажется, для нее это не имело никакого значения. Но не для меня. Нет химии – нет секса. Мы провстречались несколько месяцев. Чисто платонические отношения. Она бесилась и собиралась уйти. Поэтому мне, после многодневной осады, все-таки пришлось пойти на приступ открытого настежь замка. Это случилось как раз после неудачного выступления на соревнованиях. Я психанул и решился. Пан и пропал! Я готовился к половому акту, как и к соревнованиям – с максимальной отдачей. Выпил бутылку вина, опьянел, возвысился и напал. Но стоило перейти от поцелуев к делу, возвышение стало спадать и вскоре превратилось, если не в низменность, то в равнину. Фиаско, так сказать. Мы оба были разочарованы в одном и том же – в моем органе чувств. Который в наших отношениях играл роль атавизма. Я чувствовал себя импотентом. Она чувствовала себя уродиной. Не удивительно, что вскоре после этого она закончила наше общение.
Первая. Дело было в одиннадцатом классе. Я встречался с девушкой, но она мне не давала. По вполне понятным причинам. Ей было всего четырнадцать лет. Она еще не была готова расстаться с девственностью. В отличие от меня. Мне шестнадцать. Я кипел. Гормоны бурлили. Необходимо было спустить пар. И, поэтому я нашел ту, у которой с этим не было никаких проблем. Конечно, я не стал расставаться со своей девушкой, поскольку очень её любил. А любовница любила меня. Вот такой треугольничек. Может и моя девушка кого-нибудь любила? Да, точно, себя. Она не могла пройти мимо зеркальных поверхностей и не полюбоваться собой. Она страдала крайней степенью нарциссизма. Она никого не замечала, кроме себя. Идеальный недостаток. Любовница хотела избавиться от девственности со мной, но так как я любил другую, она психанула и переспала с каким-то парнем. Я был зол на нее, но устав от бесконечных отказов, решил воспользоваться чувствами бедной девушки. Я позвонил ей, и мы обсудили детали предприятия.
Я ужасно волновался. Сходил в душ. Надел плавки с нарисованным на них фосфором тигром. Они светились в темноте. Я считал их счастливыми и надевал только на соревнования. Мое состояние было сродни предстартовой лихорадки. Если бы меня осмтривал психотерапевт, он бы безошибочно определил, что я пошел трахаться. Впервые. Руки тряслись. Пошатывало. Мандраж. Я взял пачку презервативов, до крови начистил зубы и вышел из дому. Слава Босху жила она неподалеку, иначе я не дошел бы. Жуткая слабость разлилась по телу, мне было сложно дышать. Но я шел к цели, не смотря ни на что. Любовь к своей девочке я засунул поглубже, она мне только мешала. В вопросах секса любви можно дать пинок под зад. Она никуда не денется. Пообижается, а потом вернется, поджав обгрызанный хвост. Совесть тоже была послана к чертям. Я считал себя правым. Мне не давали, а я хотел. Все мои друзья уже имели половые сношения, один я оставался целомудренным. Пора стать настоящим мужиком, блять. Я собирался сделать "это" однократно, а потом продолжить свои девственные отношения.
И вот я на месте. Трясущейся рукой звоню в дверь. Девушка открывает. Она в халате. Светлые, чуть вьющиеся на кончиках, мокрые волосы. От нее вкусно пахнет. Жасминовый гель для душа. Нет, конечно! Я ничего такого не припоминаю. Что за привычка у писателей обращать внимание читателя на подобного рода детали? Это так пафосно и отвратительно, что меня иной раз выворачивает наизнанку. Я не чувствовал никаких запахов. Не различал цветов, не обращал внимания на обстановку. Я не чувствовал ничего. Мне было абсолютно наплевать. Сикнул ботинки, и мы пошли в родительскую спальню. Легли на кровать и начали целоваться. Я подумал, что чего-то не хватает. Остановился. Встал с кровати и включил музыку. Для этого случая я взял с собой диск группы "Ленинград". Оркестр заиграл, Шнур начал петь. Стоя в соседней комнате, я проверил свои причиндалы. Такими маленькими я их еще никогда не видел. От страха и волнения они скукожились, сморщились и окоченели. Их легко можно было незаметить. Но я знал, что они там, хоть они и не подавали признаков жизни. Я взял хозяйство в пальцы. Встряхнул. Сжал. Сдавил. Немного потеребил. Такой реанимации было недостаточно. Нужен дефибриллятор, аппарат искусственной эрекции и несколько капель выдержки из адреналиновой железы. Я убрал в трусы окоченевший труп, и, надеясь на чудо, пошел обратно. В рукопашную. С криком: «Поебать!». Шнур затянул: «Нуууу, где же вы бляди? А выручайте дядю…», – и я ринулся в спальню, запрыгнул в кровать и стал яростно ее целовать. Сначала я ничего не почувствовал. А потом спустившись пониже и перехватив губами сосок снова ничего не почувствовал. Я начал задыхаться. Выпустил грудь и сделал глоток воздуха. Потом продолжил. Девушка подо мной изнемогала от желания. Обхватывала мои спину, ягодицы. Она дрожала и стонала. Все это помогло мне ничего не почувствовать. Я оставался таким же понурым и несчастным. Я высунул свой язык из ее пупка и перевернулся на спину. Я был выжат как лимон. Сражение на поле секса было проиграно. Девушка, не понимая этого, оседлала меня и стала лизать мою шею, мою грудь и живот. Хотела спуститься ниже, и снять трусы, но я остановил ее. Ничего не выйдет, а точней не войдет. Девушка положила руку на нарисованного тигра и ничего там не нашарила. Тигр задохся и сдох. Она недоумевающе посмотрела на меня, и я чуть было не разрыдался. Я сел на кровати, быстро натянул штаны, чтобы спрятать мертвого тигренка. Девушка разочарованно уставилась в потолок. Ее дыхание становилось равномерным.
Я пошел в комнату и заткнул вопящего Шнура. Сейчас мне не нужна музыка, мне нужна виагра. Химическое воздействие, которого не хватает. Девушка заправила кровать, надела халат и предложила чай. Мы вышли в кухню. Она поставила чайник на плиту. В это время в замочной скважине раздался щелчок, и через мгновенье открылась входная дверь. На пороге возник ее отец, забывший дома какие-то документы. Я чуть не напустил в штаны от страха, неожиданности и облегчения. И я бы напустил, если бы в штанах у меня находилось что-нибудь менее мертвое. Я поздоровался. Он зашел в спальню, где всего несколько минут назад произошло фиаско, взял документы и вышел. Попрощался и был таков. Фуф, пронесло…
С тех самых пор я стал доверять своему органу. В этой ситуации он повел себя как настоящий экстрасенс, почувствовал надвигающуюся опасность и вовремя капитулировал. Так он спас мою шкуру и свою крайнюю плоть. Отец девушки был служащим внутренних органов. Огромный мужик со стальными кулаками и яйцами тоже. Девушка чуть не умерла от страха. Бледная и молчаливая, она налила нам чаю и медленно опустилась на стул. На ней лица не было. Не знаю, было ли оно на мне или где-то в другом месте. Искать я не стал. Я залпом выпил кипяток, надел ботинки и покинул помещение. Я вприпрыжку бежал домой. Мне было радостно и грустно одновременно. Радостно, что все так благополучно кончилось. Грустно, что все так неблагополучно началось. Мой первый сексуальный опыт оказался провальным. Повальным, поваленным. Я испугался, а вдруг я импотент? Вернувшись домой, я взял себя в руки и удостоверился в обратном. Все было в порядке. Значит, дело все-таки не во мне. Это был первый раз, когда химия взяла надо мной верх. Тогда я винил во всем любовь, которую испытывал к своей четырнадцатилетней девочке. Мне казалось, что настоящее чувство не обмануть. Ах, как я был наивен и глуп. В этом мне предстояло убедиться через несколько месяцев.
Лицо
«Если ты ищешь проблемы,
ты пришел в правильное место.
Если ты ищешь проблемы
просто взгляни в мое лицо»
Элвис Пресли55.
Я не люблю ходить по магазинам. Если быть точным – ненавижу. Терпеть не могу гребаных продавцов-консультантов. С их вечными высокомерными гнилыми ухмылками. Они всегда смотрят на тебя, как на говно. Словно они продают не одежду, а манну небесную. Как будто я пришел выпрашивать милостыню, а они стоят такие со снисходительной улыбкой в уголках губ и с презрением в уголках глаз. Я с превеликим удовольствием выколол бы им глаза и вырвал с их мерзких лиц противные губы. Нечего на меня так пялиться! И не хрен лыбиться!
Мне нужны ботинки. В очередной раз. Можно было поручить это дело своей девушке, но, к сожалению, обувь необходимо мерить. Диапазон колеблется от 40 до 42 размера – это зависит от производителя и модели. И от того, подстриг ты ногти накануне или две недели назад. Если бы ноги моей девушки были как у гориллы, тогда бы я мог послать ее в магазин одну, но ее чертовы ноги перестали расти после 37-го поэтому придется всё делать самому. Почему всё приходится делать самому? Выбрасывать крупногабаритный мусор. Перетаскивать чугунную ванну. Готовить завтрак, обед и ужин. Мыть посуду. Строить дом. Сажать дерево. Рожать сына.
Девушка пошла со мной, но её присутствие совершенно не облегчало моих страданий. Скорее усиливало. Поскольку она тоже хотела себе «что-нибудь» купить. Неважно что, лишь бы купить. Мы прошли уже несколько магазинов, но так ничего и не нашли. Будь я один, взял бы первое попавшееся. Но девушка не позволит. Так просто не отделаешься, парень. Ты должен пройти все круги ада совместного шопинга. А это примерно два десятка магазинов. Я не привередлив, но ей сложно угодить. «Обувь должна нравиться», – говорит она. Почему-то она не уточняет, что обувь в первую очередь – должна нравиться ей. Личное мнение не учитывается, потому что после того, как у меня появилась девушка, его у меня не стало.
Однажды, когда у меня появились лишние деньги, я купил «мартинсы», о которых мечтал всю жизнь. В школьные времена такая обувь считалась самой крутой, и позволить её себе могли только очень обеспеченные люди. Идеальные боты с неубиваемой кожей. Ударом такого ботинка можно с легкостью разбить унитаз или сломать тазовую кость. Кстати, об одном таком ударе я могу рассказать маленькую историю.
Маленькая история.
Год где-то двухтысячный. Зима. На улице холодно, хоть глаз выколи, но это совершенно не мешает нам тусоваться. Мы собирались в подъездах, сидя на трубах отопления или на деревянных ящиках с картошкой. Мы курили, общались и лапали девчонок. В общем, занимались всем тем, чем занимаются подростки. Мы ждали, когда потеплеет, чтобы подраться на свежем воздухе и повалять девчонок в снегу.
Все подростки делились на группировки. Наша называлась «Гриши» и была самой многочисленной, но отнюдь не самой сильной. Сильными были «Скины», состоявшие, в основном, из крупных парней. В составе «Гриш» не было ни одного настоящего Гриши, зато было много девчонок, которых мы набирали в качестве санитарок. В их обязанности входило ухаживание за ранеными на поле боя. Как-то в один из мирных и теплых зимних дней, объединившись с малочисленной и слабосильной группировкой «Отбросы Общества», мы вышли на площадку, на которой обычно проходили разборки.
В то время девушки для меня еще не были в приоритете. Они мне нравились, были и влюбленности, но ничего серьезного. Период полового созревания только-только начинался, и гормоны еще не полностью захлестнули меня. А до занятий любовью было так же далеко, как до ботинок Dr.Martens.
Мы стояли на площадке, заигрывая с девочками, задирали парней. Было весело и шумно. Из-за моей грубости некоторые особи женского пола меня недолюбливали. Одна из них – Варя. С ней у меня была взаимная антипатия. Ненависть с первого взгляда. Она встречалась с моим приятелем, и я вынужден был с ней общаться. Она из обеспеченной семьи, а я – нет. Варя презирала меня. Такие как она оценивают тебя по благосостоянию твоей семьи. У Вари были блестящие черные кожаные «Мартинсы», а у меня – дурацкие коричневые ботинки, отороченные искусственным мехом, под неизвестным лейблом. Поэтому она считала меня нищебродом. Но я плевать хотел, что она обо мне думает.
Началась потасовка и я случайно, а может и по злому умыслу, поставил Варе подножку. Она шлепнулась на задницу, вызвав взрыв смеха. Естественно, ей это не понравилось. Какой-то чертов бич при всех хватает её и валит на снег. Она такого не потерпит. Не по Сеньке шапка! Варя вскакивает и пинает своими «мартинсами» по моей ноге. Резкая боль. Теперь уже я падаю на снег. Слезы наворачиваются на глаза. Вокруг все смеются. А Варя, возвышающаяся надо мной, смеется громче всех. Я катаюсь по снегу, держась за ногу. Слезы текут по щекам и сразу замерзают. Злость заполняет меня, и я кричу Варе, чтобы она заткнулась или …. Все замолкают, затаив дыхание. Она посылает меня на хуй и продолжает смеяться. Резко вскакиваю на ноги. Злость вытесняет боль. Я бью ладошкой по Вариному лицу. Она отшатывается, не понимая, что произошло. Но до нее тут же доходит. Она собирается пнуть меня еще раз. Я опережаю ее и бью ногой в бедро. Она падает. На ее лице последовательно появляются удивление, затем злость, потом беспомощность и, наконец, обида. На глаза наворачиваются слезы, но ни одна из них не скатилась по ее холодной щеке. Меня трясет от возбуждения, негодования и страха от содеянного. До этого я никогда не бил девочек. Да и после этого тоже. Кто-то из ребят отталкивает меня от Вари, и я кричу:
– Я тебя предупреждал, сука! Сама виновата!
– Да пошел ты на хуй, урод! Зря ты это сделал. Тебе пиздец! – истерично кричит Варя.
На помощь бросились девчонки, они отряхнули ее и стали успокаивать. Парни оттащили меня подальше. Не дожидаясь прихода Вариных друзей, я пошел домой.
Я лежал в горячей ванне. На месте удара Доктора Мартинса вздулась шишка, а кожа вокруг нее посинела. Гребаные ботинки. Возбуждение прошло, осталась пустота и разочарование. И обида. Обида на Варю, но больше – на самого себя. Не надо было ее бить. Но как я должен был ее остановить? Я же предупреждал. Но она продолжила смеяться, думая, что я не решусь ударить. Ну что ж, теперь будет знать, что я держу своё слово. Кроме обиды я испытывал страх. Варины друзья могли подловить меня и избить. Поразмыслив, я перестал бояться. Никто не будет меня ловить. Ничья рука меня не ударит. Гарантом этого выступает мой старший брат.
История с Варей закончилась «хэппи эндом». Через несколько лет, повзрослев, мы стали довольно близкими друзьями и до сих пор продолжаем общаться. Она считает, что у меня есть талант. Я жалею, что ударил её. Ни при каких условиях нельзя бить женщину. Мужчина должен быть умнее. Он должен раздавить женщину интеллектом, а не физической силой. Просто тогда я еще не был так умен. Кажется, я никогда не извинялся перед Варей. Тогда самое время сделать это сейчас. Прошу прощения, крошка.
Через одиннадцать лет сбылась моя детская мечта, и я купил себе «мартинсы». Высокие, бордовые, с желтыми шнурками на полупрозрачной гельевой подошве. В этот раз я точно знал, чего хочу. Я примерил ботинки, и они оказались впритык. Продавец сказала, что кожа твердая, но она разносится. И я поверил ей. Ведь они были такими красивыми. Такими желанными. Ботинки стоили пять тысяч рублей – чуть больше половины моего тогдашнего месячного жалованья. Но разве мечту можно измерить в денежном эквиваленте. У меня чесались ноги, так хотелось надеть их, но я справился с искушением и принес их домой в коробке. Только переступив порог, я накинулся на коробку, разорвал ее и вытащил двух красавцев. Ботинки, как произведение искусства. Идеально все – цвет, текстура кожи, высота, подошва. Воплощение вкуса и стиля.
Несколько дней я не вылезал из ботинок, тщетно пытаясь их разносить. Даже ночью они были на мне. Но это не помогло, пальцы по-прежнему чувствовали себя неуютно, как в деревянных колодках японских гейш. Я не отчаивался, продолжая верить, что кожа растянется. Несколько раз я надевал ботинки мечты в город. Я был без ума от их внешности, но это единственное, что мне нравилось. Их внутренний мир был ужасен. За время короткой прогулки я натер несколько десятков кровавых мозолей. Вскоре они лопнут, и я не смогу носить ничего кроме войлочных тапочек.
Но я не опустил рук. То есть, ног. Когда мозоли зажили, я с энтузиазмом продолжил разнашивать ботинки. Пошел на принцип. Дело чести. Иметь в ногах журавля и не знать, что с ним делать. Черт возьми, я так просто не сдамся.
Начиналась весна, и на улице шел дождь. Я надел черную кожаную куртку, синие «левайсы» 501 модели и бордовые «мартинсы». При полном параде. Я хотел встретиться с подругой, которая готовилась к чемпионату по бодибилдингу. Я помогал ей подготовиться и считал себя ее тренером. Мы договорились встретиться у фитнес-клуба. Я взял с собой спортивную форму и засунул ее в черную кожаную сумку. Выглядел я на тысячу баксов. Но к моменту прибытия на место встречи, я чувствовал себя обосранным. И выглядел соответствующе. Вместо новых «мартинсов» на мне красовались старые кроссовки. Я снял ботинки, когда понял, что не смогу сделать больше ни шагу. Новые мозоли на месте старых, только еще страшнее и больше.
Я не люблю эклектику. Но сейчас я был ярким представителем этого направления. В черной рокерской куртке и белых спортивных кроссовках я выглядел больше, чем нелепо. Мне хотелось провалиться сквозь землю, но я не мог подвести подругу. Я ненавидел себя и презирал. Увидь меня кто из знакомых, сгорел бы со стыда. Хоть я вечно говорю всем, что не важно, как человек выглядит, главное – содержание. Но кого я обманываю? Говорю одно, думаю другое. Как, в принципе, и все остальные.
Подруга встретила меня улыбкой и спросила, почему я так ужасно выгляжу. Моему карнавальному наряду соответствовало печальное лицо клоуна. Когда чувствуешь себя придурком, не удивляйся, если тебя назовут придурком. Но подруга не стала меня троллить. Она видела, что я нахожусь на грани нервного срыва. Пожалела. Я снял куртку перед входом в клуб. Мне не хотелось показываться в таком нелепом наряде. Как можно меньше свидетелей. Подругу все же придется убить. Достаточно одной жертвы. Но её ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять в живых. Она видела слишком много. Конечно, она не виновата в этом, просто оказалось не в том месте и не в то время.
После этого я не надевал ботинки мечты. С меня хватит. Ноги заживали долго и мучительно. Муку вызывала не физическая боль, а моральная. Надо же быть таким «El idioto», как сказали бы мексиканцы. Купил дорогущие неподходящие по размеру ботинки. Cretino! Надо от них срочно избавиться. Я стал искать золушку среди друзей. Тщетно, ботинки ни на кого не налезали. Даже одной знакомой девушке они оказались маловаты. Меня ужаснул размер ее ноги, слава Босху мне не надо заниматься с ней фут-фетишем. Ну и лапища! Брррр. Я не знал, что делать, поэтому убрал «мартинсы» в шкаф. С глаз долой – из сердца вон!
Вскоре из Иркутска приехал мой лучший друг (это он назвал своего сына Евгением в мою честь). Лёха стал заниматься юриспруденцией. Он посоветовал мне вернуть ботинки в магазин. Еще не прошло двух недель с момента покупки, и по закону я имел право возвратить товар. Мы вместе пошли в магазин. Одному мне с этим не справиться. От бесконечных мозолей и переживаний мое здоровье стало давать сбои.
Продавщица отказалась принимать ботинки. Сказала: «Они ношеные». Это лишь отчасти правда. Я надевал их всего несколько раз, и выглядели они как новенькие. Невозможно невооружённым взглядом определить степень их изношенности. Друг заявил, что необходимо провести экспертизу. Продавщица согласилась. Мы написали заявление на возврат и отдали ботинки на суд экспертов. Друг заверил, что все будет хорошо. Я расслабился. Жизнь снова забила ключом. И только в дальней комнате души горела свеча сомнения.
Через несколько дней мне позвонили. Попросили прийти в магазин. Мы вместе с Лёхой отправились за деньгами. Но не тут-то было. В магазине нам показали документ экспертизы, в котором черным по белому было написано: «Обувь возврату не подлежит». Кровь и проклятый пепел! Не надо было надевать ботинки в дождь! Ты думаешь? Блять, не надо было вообще их покупать. Друг внимательно ознакомился с документом. И сказал, что это брехня. Экспертизу проводили сотрудники магазина. А решение подписал директор. Таким образом, об объективности не может быть и речи.
– Это чистый развод, – сказал друг, – Как твой адвокат, советую принять дозу из коричневой баночки в моем бритвенном наборе и написать заявление в РОСПОТРЕБНАДЗОР о нарушении потребительских прав.
Я был убит горем. Мне вернули сбывшуюся мечту. Я возвел на продавщицу печальные очи, она плюнула в них и удалилась, не скрывая издевательской ухмылки. Я взял ботинки и пошел домой. Печаль, как змеиный хвост следовала за мной по пятам.
Друг занялся делом всерьез. Он решил не сдаваться. Я же погрузился в апатию. Пускай делает, что хочет, мне уже все равно. Он прочитал законы, определил статьи, нарушенные магазином, указал все это в заявлении. Лёха пора было возвращаться домой. Он объяснил, что надо делать. Я сказал, что не буду ничего делать. После этих слов он чуть было не избил меня. Не для этого он проделал такую кропотливую работу. Я был вынужден заверить его, что сделаю все, как он сказал.
Надо ли говорить, что я не стал ничего делать? Мне не хотелось. Я, как и большинство людей, оказавшихся в такой ситуации, не стал отстаивать свои птичьи права. Я не думал, что от этого будет хоть какой-то прок. Таскаться по судам, общаться с юристами, искать адвоката. Не говоря уже о деньгах, которые надо вложить. Лёха же считает по-другому. Он говорит, что мы обязаны отстаивать свои права и бороться за справедливость. Будь то испорченная колбаса, купленная в магазине, или оскорбление в общественном транспорте. В конце девятого класса наша учительница назвала Лёху – "Совестью класса". У него гиперболизированное чувство справедливости. Недаром он уволился из полиции, поняв, что «справедливость» – это всего лишь набор букв.
Маленькая история номер два.
В десятом классе я затащил Лёху на легкую атлетику. У него не было обуви для бега, поэтому я предложил ему давно валявшуюся в шкафу пару неношенных кед. Они были выполнены из белого кожзаменителя, с твердой, словно камень, подошвой. Фирмы – "Mara". Кеды были китайскими, но по словам моей мамы: «Не абы какими, а – фабричными». Сам я никогда такие бы не надел и поэтому с радостью продал их Лёхе. Сказать по правде, для бега они подходили так же, как и армейские сапоги, но это не имело значения, поскольку мне необходимо было от них избавиться. Тем более, Лёха за них заплатил. Естественно, я соврал ему, что они идеально подходят для тренировок. Так у меня получилось и на ёлку залезть, и задницу не ободрать.
Целый год Лёха пробегал в этих, не побоюсь этого слова, уродах. Не знаю, как у него это получилось. За это время я износил пару фирменных тренировочных кроссовок, а он по-прежнему щеголял в своих "марасах" (так он их называл). На ногах кеды смотрелись безобразно, и я из-за этого постоянно подшучивал над Лёхой. Но ему было совершенно наплевать на мои усмешки, ибо он не ощущал никакого дискомфорта. Однажды я решил пробежаться в его кедах, но вынужден был отказаться от этой затеи. Я чуть не отбил себе стопы – настолько твердая была подошва. А что могло произойти с моими ногами за год, проведенный в этих кирпичах, я даже не мог себе представить. А Лёха бегал, как ни в чем не бывало.