Иван Канина
Физкультура и литература
Он очнулся утром на полу в кухне. Один. Голова трещала. Мысли путались. Ночные события, под светом солнца, как силуэты с засвеченной фотопленки, постепенно исчезали из памяти. Но что-то промелькнуло. Какая-то смутная мысль. «Нет. Такого не было. Это алкогольный бред», – размышлял Алекс, убирая пустые бутылки со стола. «А вдруг это правда?» – с ужасом подумал он. Он побежал в комнату, затем в кладовку, потом в ванную. Никого. «Фуууф… Пронесло», – облегченно выдохнул он. Ничего не было. Они все ушли, когда я стал вырубаться. Да точно, я помню, как они уходили, я запер за ними дверь. Чтобы полностью доказать верность своих суждений, он подошел к двери. И вновь опешил. В третий или четвертый раз за последние сутки. Дверь была приоткрыта, а из подъезда дул приятный ветерок с запахом жареной картошки. «Это ничего не доказывает», – подумал Алекс. «Да кого я обманываю», – признался он сам себе. Прошлое не изменить. Было или не было, какая разница? То, что происходит в опьянении, не считается действительным. Если и считается, то ничего плохого он не сделал. Алекс стал жертвой обстоятельств. Так получилось и все тут. Значит, господу или судьбе было так угодно. Легко свалить всю тяжесть ответственности на кого-нибудь другого, пусть даже и несуществующего. Он умывает руки. Он чистит зубы. Они чисты, как и его совесть.
Через несколько дней рыжая предложила ему встретиться. Посидеть где-нибудь в кафе или ресторане. Ему польстило ее внимание, но денег было мало, и он предложил альтернативу – посидеть у него. «И что мы будем делать?» – с сомнением в голосе спросила она. «Посмотрим какой-нибудь фильм, выпьем пива, пообщаемся в спокойной обстановке. Не люблю я по кафешкам ходить», – соврал Алекс. Он любит ходить по кафешкам. Но ей знать об этом необязательно. Не скажет же он ей, что испытывает финансовые затруднения, что последние деньги он пропил. Их отношения еще не настолько близкие, чтобы говорить правду. Рыжей надо запудрить мозги и трахнуть. И желательно не мозг. Это женская прерогатива. К его сожалению, она оказалась готова к такому повороту и предложила заказать японскую кухню на дом. Алекс выругался про себя и согласился на ее условия. Капитуляция. Придется занимать. Ничего другого не придумаешь. Или сказать ей, что болен, и отложить встречу до аванса? А вдруг это ее спугнет. Носи шляпу, пока светит солнце и приставай, пока не получил отпор. Или как там говорится?
Алекс нашел деньги. Именно для этого и существуют друзья. Он заказал суши и сходил в соседний магазин за четырьмя литрами разливного пива. Гулять, так гулять. Нечего мелочиться, когда собираешься завалить медведя. Главное произвести правильное впечатление. Использовать крупный калибр. Женщины любят, когда на них тратят деньги. Это и мужчины любят. Чем больше денег потрачено, тем лучше эффект. Поэтому он не скупился, заказывая самые дорогие блюда. И пиво было под стать – чешское нефильтрованное. Он сходил в душ, смазал дезодорантом подмышки, почистил зубы, надел свежее нижнее белье и немного прибрался в квартире. «Красота, – подумал он, смотря на себя в зеркало. Так оно и было. Похмельная одутловатость спала, отек сошел, он был свеж, румян и вкусно пах. «Она точно тебе даст, приятель», – сказало отражение в зеркале. Алекс усмехнулся и подмигнул.
Девушка пришла без опозданий. И это показалось ему странным. Женщины не могут не опаздывать. Это же закон. Он засомневался, девушка ли она на самом деле, но потом вспомнил, что уже видел ее голой у себя в ванной и сомнения растаяли. Когда она зашла в квартиру, Алекс немного смутился. Он ожидал увидеть симпатичную девушку, которую запомнил по размытым воспоминаниям. А на пороге стояла совсем заурядная баба. Только густая копна рыжих волос отличали ее от окружающей подъезд обстановки. Не будь у нее на голове таких волос, Алекс попросту не заметил бы ее.
Хоть девушка и не произвела на Алекса приятного впечатления, но он не расстроился. Ведь он не собирался вести ее в кафе, ресторан или в кино. Нет. Никакой публики. Только они вдвоем. Ее вагина и его член. Они сидели в гостиной и ждали, когда привезут еду. Алекс поставил музыку. Гангстерский рэп на минимальной громкости, по его мнению, не помешает приятному времяпрепровождению. Услышав первые биты, девушка и бровью не повела, а значит ей, по крайней мере, было плевать на музыкальный фон. Не на концерт же она сюда пришла. Алекс, конечно, мог поставить старый диск «Romantic Collections», но он не стал напрягаться и искать его, а вместо этого налил пива в винные бокалы, ибо посчитал неуместным заставлять девушку, какой бы паскудной она не была, пить из горла двухлитровой пластиковой бутылки. Они общались, сплетничая об общих знакомых и обмениваясь совершенно бесполезной информацией. Они совсем не говорили о прошлой встрече. Это могло вызвать ненужную неловкость. Об этом молчали. Может через несколько литров пива, но не сейчас. Наконец, привезли роллы, и они принялись за них, как голодные свиньи. Через десять минут с едой было покончено. Оставалось полтора литра пива. Алекс засомневался, а хватит ли этого для реализации замысла. Он запаниковал, но девушка сказала, что выпьет еще один бокал и больше не будет. Это успокоило его. Разговор продолжился. Время приближалось к полуночи. Черные парни из группы «Onyx» выкурили все косяки, трахнули всех баб, убили всех врагов и музыка стихла. Пиво тоже подошло к концу. Алекс немного опьянел. Он хотел сходить за пивом, но девушка его удержала. Она поудобней села на диван и плотоядно ему улыбнулась.
«Неужели сейчас всё произойдет», – думал Алекс. Он уже забыл о призрачном существовании парня у этой рыжей бестии. Он забыл о рэпе, о пиве, о завтрашнем утре и о вчерашнем дне. Вообще, Алекс по своей натуре, очень скромен, и предпочитает не лезть на рожон. Но в ту секунду скромность его подвела, и он бросился на нее, как голодный кабан на трюфель. Она не сопротивлялась. Она только этого и ждала. Ее маленький бойкий язычок забегал по его рту, в то время, как его мускулистый язык блуждал на ее территории. Через несколько секунд бесполезных блужданий они встретились на нейтральной полосе, за пределами их ртов. Минут десять они лизались. Осмелев, Алекс схватил ее за грудь. Она показалась ему твердо-мягкой, как моцарелла. Девушка издала протяжный стон. Он придал ему уверенности, рука скользнула под рубашку. Или под кофточку. Под рубашку скользнула ее рука. Они не отрывались друг от друга. Дыхание становилось все более резким, прерывистым, как у больного астмой во время приступа. Но в отличие от больного, им было хорошо. Алекс весь дымился и дыбился от возбуждения. Он потерял рассудок, как бык, увидевший красную тряпку между коровьих ног. Его грубые руки ласкали ее обмякшее тело. Она тихонько постанывала. Он стащил с нее брюки. Какие, к черту, брюки? Она же девушка! Пусть будут джинсы. Как будто женщины не носят брюк? Но стаскивать с женщины брюки не совсем эротично. Какой нормальный мужчина захочет женщину в брюках? Хуже может быть только женщина в брючном костюме или в тройке. Хотя найдутся и такие извращенцы.
Алекс стащил с нее джинсы. Его непреодолимо влекло ее междуречье. Его манило к сокровенному экзотическому экзальтированному плоду. К ее микрокосму. Она позволила снять с себя трусики. Алекс своим кровожадным ртом хотел наброситься на поросший мелкой рыжей порослью лобок, но она его остановила. Алекс застыл в нерешительности. Для него такие остановки хуже пощечин. Он чуть не отрезвел. Но девушка шепнула ему на ухо: «Сделай это руками». «Странно», – подумал он и сунул в нее палец. Она вскрикнула, сжалась, напряглась. Томно выдохнула. Она взяла его руку и направила его в нужное русло, задавая темп. Он постепенно приноровился и продолжил наращивать обороты. Она извивалась, кричала, стонала. Минут через десять его рука начала уставать. И он задумался: «Какого хрена здесь происходит?» Алекс стал потихоньку вытаскивать свой свихнувшийся от получасового бдения половой член. Девушка, сквозь полу сомкнутые глаза, увидела его нехитрый маневр и тут же отстранилась. Алекс в очередной раз оторопел. ««У нас не будет секса», – сказала она. «У меня есть парень, я тебе уже говорила, я не хочу ему изменять». Алекс чуть не выпал в осадок. Словно кипящей смолой окатили. «Но…», – начал он, но она его тут же перебила: «Либо так, либо, вообще, никак». Алекс призадумался. Он все еще продолжал верить и надеяться на успех. Может быть, когда я доведу ее до финиша, она больше не сможет себя контролировать, утратит бдительность, сделает неверный шаг, оступится, поскользнется на банановой кожуре, и вот тогда я и вставлю. Я всегда буду рядом. Рассудив таким образом, он продолжил свое начинание. Девушка снова застонала, задрыгала ногами, закатила глаза. Алекс подошел к этому делу с полной самоотдачей. Он собирался создать шедевр. Своими руками. Он поставил цель и принялся за работу. От него требовалась филигранная точность. Тяжелый ручной труд. Он представил себя ювелиром – огранщиком алмаза. Потом сурдо-переводчиком. Пианистом. Телефонистом. И, наконец, стенографистом. Его пальцы метались в затейливом хороводе, смешиваясь, кружась, отплясывая чечетку. Дыхание девушки сбилось. Теперь она хрипела. Зрачки скрылись за веками, обнажив молочно-желтые белки. Она клекотала. Вокруг раздавалось чавканье. Бульканье. Хлюпанье! Девушка дернулась. Затем еще раз. Крикнула и тугая струя секрета выстрелила из ее нутра. Жидкость, оставив темные пятна, разбрызгалась по новому дивану. Алекс опешил в десятый раз подряд. Ее семяизвержение стало для него откровением. Он не знал, что думать. Первым чувством, пришедшим вслед изумлению, была злоба. Она-то и стала основой причиной всего нижеследующего.
«Ты обоссалась на мой диван?!» – в гневе закричал он и рывком поднялся на ноги. Алекс ничего не знал о струйном оргазме. Никогда не слышал. Даже не видел в порно. И, уж тем более, не встречался лицом к лицу. Поэтому, отчасти, можно понять его реакцию. Но вот девушка не знала о том, что он не знает, и никак не ожидала такого отношения. Теперь настала ее очередь опешить. Она попыталась что-то сказать, но не смогла вымолвить ничего вразумительного, слишком уж сильно было ее потрясение. Конечно, ведь это вам не с корабля на бал попасть. И даже не гром средь бела дня. «Это же…наоборот…хорошо», – сбивчиво проговорила она. Но Алекс не хотел ничего слушать, да и ярость, наполнявшая его, не позволяла ничего услышать. «Зачем ты это сделала, дура? Это же новый диван! Теперь он мочой провоняет», – сокрушался он. Алекс сбегал в ванную и принес щетку. Потом сходил еще раз и принес чистящее средство. «Отмывай!» – крикнул он.
Рыжая больше не была бестией, теперь она напоминала обоссавшегося щенка. С грустными потухшими глазками. Всхлипывающего и безвольного. Она взяла щетку, налила на мокрое место средство с запахом лимона и начала тереть, как несколькими минутами ранее Алекс тёр между ее ног. Она была в шоке. Терла на автомате. Ее губы шевелились. Если бы мы умели читать по губам, то могли понять, что она лопочет. Но я и так знаю, что она шептала: «Это же, наоборот, хорошо. Это же хорошо». Откуда Алексу знать, что некоторые женщины в момент наивысшего сексуального удовольствия оргазмируют таким образом? До этого у него были нормальные девчонки, без всяких струй. А некоторые и вовсе без оргазмов.
«Не три слишком сильно», – крикнул Алекс, – иначе обшивку запоганишь». Девушка перестала тереть и униженно посмотрела на него. Ему хотелось плюнуть ей в глаза. Но он не стал этого делать, а вместо этого пошел в комнату и принес оттуда утюг. При виде утюга девушка испугалась. «Пытать будет», – подумала она. Алекс включил утюг в розетку и протянул ей: «Высушивай!», – гаркнул он и ушел на кухню, чтоб глаза его ее не видели. Она осталась сидеть и гладить диван. Через несколько минут Алекс, испугавшись того, что она сожжет диван, вернулся обратно. Диван был сух. Он подошел и критически обнюхал его. Пахло лимоном. Тогда он разрешил девушке одеться и вызвал ей такси. Вскоре машина подъехала и девушка, не попрощавшись, выбежала из дому.
После ухода девушки Алекс залез в интернет и прочитал о струйном оргазме. В этой, так называемой струе, и вправду содержится мочевина. Дальше он читать не стал, этого было достаточно. «Эта сука обоссала мой диван», – промелькнуло у него в мыслях перед тем, как он погрузился в кошмарный влажный сон.
Через пару недель обоссыха написала ему сообщение. Она желает встретиться. Алекс ответил, что скоро к нему из Москвы приезжает девушка. «Ну и что?» – парировала она. «Она будет жить у меня», – ответил Алекс. Девушка долго молчала, а потом написала: «А как же Мы?» Ха-ха-ха. Интересно, а кто это Мы? Ты и твой парень? Или, ты и твоя струя?
Ночь груба
«…довольно трудно продолжать хорошо относиться
к тем, кто уже не относиться хорошо к тебе»
Ф.С. Фицджеральд67.
– Сегодня ночью ты опять ударил меня. Локтем. По глазу. По больному глазу. Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты этого не делал? Ты глухой? Или тупой? Разве ты не можешь себя контролировать? Все нормальные люди могут, а ты, значит, нет? Ненормальный какой-то. Ведь ты знаешь, что у меня болит глаз. Помнишь, что сказал доктор: «Ни в коем случае, и не при каких обстоятельствах не травмировать глаз». Иначе, я могу ослепнуть. А тебе видимо на это наплевать. Ужасно! И как после этого ты можешь говорить, что любишь меня? Настоящий мужчина не бьет локтем по больному глазу любимую женщину. А ты бьешь. И не в первый раз. Значит, ты меня не любишь. Если бы любил, держал бы свои проклятые локти подальше от моего глаза. Но ты этого не делаешь. Разве я много от тебя прошу? Нет. Просто контролируй себя во сне. А если не умеешь, то моя мама может научить тебя. Я ей позвоню. Сейчас. Я ей уже рассказывала об этом в прошлый раз. И, если честно, она была в шоке. Она предложила мне подумать, стоит ли мне, после всего этого, оставаться с тобой. Она просто не могла понять, как взрослый мужчина не может контролировать себя во сне. Как? Мама уж точно бы не встречалась с таким человеком. У мамы есть гордость. И ум, между прочим. Это я, видимо, совсем без мозгов, раз продолжаю жить с тобой. Я тебя предупреждаю, в последний раз. Если ты не возьмешь под контроль свое тело во время сна, я уйду от тебя. Соберу чемоданы, вызову такси, открою дверь и уеду к маме. Она, по крайней мере, будет мне рада. И уж точно, по ночам, не будет лупить меня своими тяжелыми острыми локтями по больному глазу. Живет она одна. И, если ты забыл, то мы с ней лучшие подружки. А кто мы с тобой друг другу я не знаю. Да, это безумие, оставаться с тобой. Но сердцу не прикажешь. Приходится терпеть. Я и так терплю все твои выходки. Но такого я больше не потерплю. Всему приходит конец, так и моему терпению он тоже подошел. Чаша наполнилась. Еще капля и все, конец. Ты хочешь, чтобы мама дала несколько советов, как контролировать себя во время сна? Ты не хочешь? Значит, не любишь меня. Мама так и сказала: «Кроме самого себя, он больше никого не любит». Конечно, ведь, чтобы контролировать себя нужно прилагать усилия. А для меня ты даже пальцем о палец не ударишь. Уходишь в восемь, приходишь в девять. Пожрал, помылся, спать. И бить меня по глазу. Больному, к тому же. Ведь в своих снах ты именно этим и занимаешься. А я весь день убираюсь, готовлю, стираю. Думаешь, я не устаю? Да я с ног валюсь от усталости. А головные боли? Мигрени! Невыносимо. Поэтому я и лежу, когда ты приходишь. Под вечер боли становятся нестерпимыми. Нахождение в горизонтальном положении – единственное, что меня спасает. Единственное. За весь день так уработаюсь, что даже не могу тебе поесть наложить. Уж простите за это. Но, ты же взрослый мужик, сам можешь подогреть. И чай налить. Я не прислуга какая-нибудь. Ты же не замечаешь результатов моих трудов. А любящий человек всегда внимателен. Полы блестят, на шкафах ни пылинки, а тебе хоть бы хны. Ругаешься из-за какой-то посуды. Ну, а как же мой маникюр? Ты хочешь, чтоб я его испортила? Ты хоть заметил, какие у меня красивые ногти? Куда там. Ты под своими-то грязи не замечаешь. Если я подстригусь налысо, ты и этого не заметишь. Дальше своего собственного мерзкого носа и не видишь. Правильно, мама говорит, избаловала я тебя. Это ж надо? Дожили. Здоровый мужик не может посуду помыть. Бить во сне по больному глаза своей девушке он может, а посуду помыть нет. Где это слыханно? А если я с мамой в отпуск поеду? Ты без меня тут с голоду сдохнешь! Неблагодарный. Пою, кормлю, всегда ведь с иголочки одет. А он что? Бьет меня по больному глазу. Этого я заслужила? Спасибо. Да, ты пятки мои должен целовать. И не только. Только побрей сначала свою колючую щетину. И помойся. От тебя воняет за километр. Потный весь и грязный. Фу. Посмотри на себя в зеркало. А теперь на меня. Думаешь, я не достойна лучшего? Трачу свои драгоценные молодые годы с тобой, грубым мужланом. И что получаю взамен? Локтем в глаз. Ладно бы – в здоровый, но нет, ты же стараешься сделать побольней. Назло. Мерзкий ты человек. Чего я только в тебе нашла? Ни рожи, ни кожи. Хотя нет, кожа, как раз есть, рябая вся и мешок костей, в придачу. Да на тебя смотреть без сожаления нельзя. Тощий, хилый. Замухрышка. Мне по ресторанам с тобой стыдно ходить. Поэтому я и хожу туда с мамой. Работаешь без выходных, хорошо устроился, ничего не скажешь. Только деньги твои и вижу. Думаешь, они мне нужны? Откупаешься от меня, шубу даришь, золото, духи. Я тебе не проститутка какая-то. Своим старухам на работе дари. Ага, тем, кто подкармливает тебя там мясом. Травят. А ты за обе щеки, небось, наяриваешь еще и «спасибо» говоришь. Я тебе дома здоровую пищу готовлю, овощи, фрукты, зелень, орехи. В лепешку разбиваюсь. А ты в благодарность за это – по ночам бьешь меня локтями по больному глазу. Молодец. Ты-то своим старухам, боюсь, не рассказываешь, как ты со мной обращаешься? Когда я захожу к тебе на работу, они всегда меня видят при параде, с макияжем, маникюром, на каблуках. Я же вида не подаю, что ты меня избиваешь, чтоб тебе при коллегах неудобно не было. Забочусь о твоей репутации. Хочу, чтобы тебя уважали. Хотя, честно говоря, ты и яйца выеденного не стоишь. И мама моя того же мнения. Ведешь себя как царь, разговариваешь красиво, а внутри – гнилой, как труп. Да ты такой никому на хрен не сдался. Одна я – святая, терплю тебя, грешника. Да мне за то, что я твою убогую жизнь делаю счастливой, памятник надо поставить. Из чистейшего золота и в полный рост. А мне не то чтобы памятник, мне «фонарь» под глаз ставят. Еще один раз и все. Баста. Уйду. Никакими кольцами и бриллиантами меня сюда не затянешь.
Джек
Было уже темно, когда Джек вышел из общежития. Улица манила его своими темными углами и опасными подворотнями, и для начала он решил просто прогуляться. Не стоит гадить там, где живешь. Настроение было отвратительным. Он завалил экзамен. Надо было готовиться, но он не желал этого делать. Были дела поважнее. Джек еще не досмотрел третий сезон сериала, а он не привык оставлять дела незаконченными. Да еще и компьютерная игра затянула его в свои сети. Необходимо выполнить столько заданий и квестов, что на подготовку к экзаменам у него совершенно не хватает времени.
Джек шел по освещаемой тусклым фонарным светом улице. Тусклым, как его гребаная жизнь. У него не было определенного маршрута. Он шел, куда глаза глядят, пиная пустые бутылки и тихонько матерясь. Джек вспоминал мерзкого старикашку-преподавателя, задающего идиотские вопросы, ответов на которые он не знал. Вспоминал вонь из беззубого старческого рта. Блеклые, почти бесцветные битые катарактой глаза. Трясущиеся, разбитые артритом пальцы рук. Джек не хотел отвечать на его вопросы, больше всего на свете он желал воткнуть ручку в профессорский глаз, затем во второй, чтобы его глазницы наполнились черной кровью. Он желал услышать не свою оценку, а булькающий хрип этого старого мудозвона. Его предсмертный вопль. Джек представлял свои руки, сжимающие тонкую дряблую шею, чувствуя, как ломается кадык.
От дурных воспоминаний Джек рассвирепел. Следующая бутылка, попавшаяся ему на пути, разлетелась на осколки, ударившись о стальные прутья забора. Где-то в темноте залаяла собака. Он остановился. Посмотрел по сторонам. Дорога длинной серой полосой уходила вперед и вверх. В нескольких десятках метров от него был перекресток. Дойдя до него, Джек повернул налево. Там практически не было фонарей, но невдалеке мерцали окна многоэтажек. В этом районе он еще не бывал. Значит, сегодня будет. Мимо по брусчатке прогромыхала черный седан. Свет фар на мгновение осветил его тонкую фигуру. Щуплую, худосочную, дохлую. Вот уже несколько месяцев он безуспешно пытается нарастить мышечную массу. Точней, он пытается нарастить ее уже несколько лет. Но только в последние месяцы он стал принимать анаболики. Метан. Сказали, должно помочь. Но ни хрена не помогает. Только спина покрылась прыщами – вот и весь результат. Ну и сила подросла. Жим лежа теперь девяносто килограмм. Но мышцы-то никак не растут. Говорят, телосложение такое. И метаболизм какой-то. Все сгорает. Такие дела. Нет. Он должен стать здоровее. Любыми путями. Для начала метан, а дальше будет видно.
Джек дошел до киоска, внутри которого сидела огромная жирная корова. Она разговаривала по телефону. Точнее, орала, перекрикивая музыку из магнитофона. Он постучал в окошко. Жирная тварь недоуменно выпучилась, мол, чего надо. Он попросил бутылку пива. Не прекращая орать, она подала бутылку, взяла деньги, дала сдачу и закрыла окошко. Свиноматка вонючая. Разбить бы эту бутылку об ее заплывшую жиром башку. И розочкой полоснуть по животу, чтоб тысячелетиями накопленное дерьмо вывалилось наружу. Но нет, слишком опасный соблазн. Наверняка, под прилавком есть тревожная кнопка. Приедут менты. Начнут искать. Нет. Все должно быть тихо. Без последствий. Пиво он выпил залпом. "Охота. Крепкое" – самое то. Дешево, и в голову бьет сразу. Внешний вид продавщицы еще больше испортил поганое настроение Джека. Усугубила, сука. Но, ничего, скоро поправится. Джек встал за магазинчиком и стал ждать. Через пару минут к киоску подошли две полупьяные тетки. Они были одеты по последней моде десятилетней давности. Мини-юбки и высокие, выше колен, лаковые сапожки. Сверху шубки из искусственного меха. На головах сожжённые гидроперитом, напоминающие прошлогоднюю солому, волосы. Ну, и густо намалеванные всеми цветами радуги рожи. Ярко красные потрескавшиеся губы, а синие тени под глазами и обильные румяна должны скрыть синяки, трещины, гематомы, рваные раны, кровоподтеки и царапины на лице. Они курили и тоже громко разговаривали. Мерзкие прошмандовки.
Бабы подошли к киоску, и он ощутил их зловонный смрад. От трехдневного покойника пахнет лучше. По крайней мере, от его полуразложившегося отца, когда его нашли, пахло не так плохо, как от них. От этих же тварей шла смесь вони дешевых духов, перегара и запаха табака. Ядреная смесь. Совершенно не похоже на настоящий запах женщины, не так ли? Или сейчас так модно, и все они так пахнут? У него возникло резкое и неодолимое желание размозжить их соломенные головы об асфальт. Выбить им зубы, и прыгать, прыгать на их головах, пока кости черепа не превратятся в кашу. Бабы разговорились со свиньей в киоске. Стали обсуждать каких-то знакомых мужиков. Коль, Петь, Володь. Ублюдков, каких свет не видывал. Не в силах больше выносить их хриплые голоса и дремучую вонь, Джек двинулся дальше. Прямоугольные КПД-шки стояли по обе стороны разбитой дороги, мигая десятками желтых глаз. На пятом этаже открывается глаз – зажигается свет. На втором закрывается – гаснет. В другом глазу мигает призрачный свет, там кто-то смотрит телевизор. Должно быть там все хорошо, тепло и уютно. На кухнях пьют чай, по комнатам бегают дети. В спальнях спят уставшие люди. Где-то собака не дает старикам заснуть, они включают телевизор, и бессмысленно смотрят дрянной русский сериал, наполненный трупами, стрельбой, проститутками и горем.
Джек замечает человека, идущего ему навстречу. Он оглядывается по сторонам. Никого. Джек ускоряет шаг. Это мужик. Ну, слава Богу, наконец-то. Когда они встречаются, Джек бьет его кулаком в лицо. Но удар лишь вскользь задевает челюсть. Мужик замирает, не понимая, что произошло. В его глазах застыло недоумение. Что это было? Но тут второй удар достигает первоначальной цели, отвечая на так и не заданный вопрос. Мужчина падает на землю. Удар пришелся в нос, и кровь брызнула, как сок из перезрелого граната. Мужчина застонал, пытаясь подняться. Сильный удар ногой в живот подбрасывает его тело в воздух. Глухой звук от падения. Вырубился. С него хватит. Руки хоть ненадолго, но перестали чесаться. Пора уходить. Быстрым шагом он двинулся обратно по той же дороге. Приходя мимо киоска, Джек увидел ту же картину. Две старые уродины снаружи и жирная свинина внутри. Сигаретный дым и пластиковые стаканы. Водка и яблочный сок с завода, что в Чернобыле. Самый дешевый и самый яблочный. Чтоб все они перетравились, сдохнув от заворота кишок. Кровавая рвота подошла бы их лицам больше, чем румяна, тени и помада. Но на них у него уже нет ни времени, ни злости. Да, и женщин Джек никогда не бил. Правда, этих тварей сложно назвать женщинами. Бляди.
Через десять минут Джек в своем общежитии. Подогрел чайник, налил в чашку кипятка, добавил три ложки чая. Только крепкий чай. После он досмотрел сезон сериала и лег спать.
Снова не выспался. Надо идти на лекции. Гребаный институт. Еще два года учебы. Учиться ему никогда не нравилось. Школу он закончил кое-как. На одни "тройки". Только по физкультуре у него был высший балл. Что и определило его дальнейшую судьбу – физкультурный факультет. Там было то же самое. Только теперь вместо "тройки" было "удовлетворительно", но, чтобы перейти на следующий курс этого было вполне достаточно. Да никакого труда это не стоило: ходи на лекции, пиши, не пропускай, и тебе автоматом поставят "удовл". Джеку этого хватало. До поры до времени. Несколько недель назад в нем проснулась необъяснимая агрессия. Ему захотелось избивать, кромсать, резать, убивать людей. Это чувство возникло резко. Не было никаких причин. Кроме одной – его никчемной жизни. Джек был никем и ничем. Пустым местом. Будь он рекой, его бы не оказалось в самом подробном атласе. Он плыл по руслу, не оставляя за собой следов. Очередная дождевая капля на мокром асфальте. Ничтожество. В спорте он не преуспел. Тренер поставил его в напарники к сильному бегуну. Он сделал из него "зайца". Джек был разгоняющим. Вел начало дистанции, задавая темп, а когда кончались силы сходил с дорожки. А тот, которого он вел, потом выигрывал соревнования. Джек бы и его убил с радостью. Или покалечил, сломав ноги. И руки заодно. Джек мог и сам хорошо бегать, но не позволяла лень. Бегать двухчасовые кроссы ему не нравилось. Слишком монотонно и неинтересно. Лучше сидеть в общаге и смотреть сериалы или играть в компьютерные игры. Он выбрал это. Но и в онлайн игре у него тоже не заладилось. Там, чтобы прокачать персонажа, нужны деньги. А их у Джека отродясь не было. Стипендия уходила на еду. Родители присылали копейки. Сами еле справлялись. Вот и приходилось ему довольствоваться малым. Когда-то у него была девушка, но и она ушла, как и все его мечты. Если они когда-то и были. Вот уже несколько месяцев он не бегает, ходит в бесплатный тренажерный зал от университета. Три тренажера, мат и шведская стенка. С таким же успехом можно в луже плаванием заниматься. Один знакомый качок сказал ему, что для того, чтобы набрать массу, нужно делать три базовых упражнения и не больше трех раз в неделю: жим лежа, становая тяга и приседания со штангой. Он так и делал.
Вечер, теплый ветерок обдувает тело, но от этого настроение не становится лучше. Полчаса назад на своей спине Джек обнаружил с десяток новых белоголовчатых прыщей. И очень. Очень сильно разозлился. Ублюдочные гнойники с чавканьем взрывались под его пальцами. Он находил их, блуждая по скалистой пустыне своей спины. Они взрывались, как клопы, пережравшие крови. Гной выстреливал в покрытую известковым налетом кафельную плитку ванной комнаты. После того, как он закончил процедуру, спина напоминала расстрелянное дробовиком ржавое ведро, наполненное свиными кишками. Противное зрелище. Выдавленные прыщи, распухли и сочились сукровицей. Футболка сразу прилипла к спине. Через несколько минут раны подсохнут и затвердеют.
Было уже поздно, а Джек так и не нашел себе жертву. Он долго ходил по углам и подворотням, но встречал только уродливых женщин и кучки гопников. Кулаки его чесались как никогда. Он уже был готов пойти на толпу, как вдруг увидел одинокого путника. Мужчина шел, шатаясь из стороны в сторону. «Брёл, брёл, брёл в розовый край на солнце» как в песне Гарика Сукачева. Мужик голосовал, но машины на полном ходу мчались мимо. Легкая жертва. Подняв из кювета огромную ветку, Джек направился вслед. Мужик, не оглядываясь, шел вперед, даже не представляя, что будущее нагоняет его сзади. Его беспокоило только настоящее. Дорога домой. Вперед и назад одновременно. Ветка шумно волочилась позади Джека. Желтеющие листья разлетались по асфальту. Он следовал за жертвой, выжидая подходящий момент. Прошло несколько минут и машины перестали проноситься мимо. Затишье. Идеальное время для атаки. Джек ускорил шаг, нагоняя мишень. Финишный рывок. Для того, чтобы поднять тяжеленую ветку пришлось использовать обе руки. Ветка с громким треском опустилась на пьяного мужика. Удар пришелся по голове и плечам. Тело вместе с листьями и обломками рухнуло на холодную влажную землю. Мужик не издал ни звука. Повалился, как подкошенный. Удар получился славным. Даже чересчур. Аж кисти заломило. Джек подошел к лежащему: «Что случилось, друг? Как же тебя так угораздило?». Мужик без чувств лежал на животе, раскинув непослушные руки по земле. Джек наклонился и увидел кровь, бежавшую из разбитых носа и губ. Удар оказался слишком сильным. Джек испугался. Он быстро нашел на шее артерию, проверил пульс. Слава Богу. Прощупывается. Хороший четкий ритм. Джек огляделся по сторонам. Никого. Затем перевернул неподвижное тело на спину и поволок его на обочину. К деревьям. Оставив мужика под опадающим каштаном, Джек сходил за веткой и бросил ее сверху на тело. Вернулся на место и ногами раскидал остатки листьев. Замел следы. Осталась сделать что-нибудь с кровью. Гениально! Струя горячей желтой мочи смешалась с бурой, чернеющей кровью. Через несколько минут земля поглотит эту влагу. Он стряхнул член, засунул его обратно и застегнул ширинку. Мимо проехала машина. Из ее окон, как с того света, доносился голос Михаила Круга: «Приходите в мой дом, мои двери открыты…». Автомобиль скрылся за поворотом, и снова стало тихо. Он оглянулся. Темнота. Джек не сразу разглядел труды свои рук. Тело было надежно укрыто травой и ночным сумраком. Отряхнув руки, Джек со спокойной совестью пошел домой.