Иван Канина
Физкультура и литература
Темнело. В лесу появились тени. Как когда-то пел Горшок61.«Блуждают тени возле дома разных сказочных зверей». Тени ходили из куста в куст, гремели бутылками, шумели ветками, мычали, хрюкали и сопели. Не совсем приятное соседство, но ничего не поделаешь. Нам больше некуда идти. Мы – пропащее поколение. К тому же у нас кончилось пиво. Было решено идти за подкреплением. Ребята решили поднять градус. Я яростно сопротивлялся. Мне не нравятся крепкие напитки. Водка, джин, текила, раки, граппа, сакэ вызывают у меня отвращение. Ребята были непреклонны, пришлось согласиться на виски. Они просто не оставили мне выбора. Ребята не отказались бы и от водки, но мы же слишком крутые, чтобы пить такое дерьмо. Разве в такой памятный день мы не можем позволить себе виски? Конечно, можем. Не каждый день провожаешь друга в армию. И плевать, что он невкусный, зато тебя будет мучать похмелье от виски, а не от водки. Лучше бы высосал еще пару бутылок пива, но я решил не откалываться от коллектива. Тем более, не мне уходить завтра в армию, а значит и не мне заказывать выпивку. Выйдя из магазина, я почувствовал дикий холод. Он скользнул от рук к телу, спустился вниз. Половой орган, и в теплую погоду не впечатляющий своими размерами, уменьшился еще больше. По коже, как по беговой дорожке, побежали мурашки. В тот момент мечты о холодном пиве покинули меня. Они вылетели из головы и стайкой направились на юг, туда, где солнце обжигает своими лучами. А идея о виски показалась не такой уж и глупой. Мы вернулись на прежнее место. Пришлось согнать нескольких бездомных, успевших за время нашего отсутствия постелить себе газетки и заснуть. Нечего вам здесь ошиваться! Шли бы вы домой. Что? У вас нет дома? Это ваша, мать вашу, проблема! Надо было раньше думать.
Сквозь неровный рваный строй бедняков, идущих на поиски нового спального места, вышел цивильный мужчина. Он приблизился. Сквозь сжатые веки, губы и кулаки я смог разглядеть в нем Никиту. Я расслабился. Это мог быть кто угодно. Даже Короста. Я бы не удивился, ведь все возможно под луной. Допустим, покинувшая нас девушка могла рассказать своим друзьям – уголовникам о моей находке. А у этих друзей, как раз материальные трудности и героиновая ломка. Им просто необходимо разжиться деньжатами. И тут под руку, словно денежный мешок, попадаюсь им я. Идеальная мишень для ограбления. Но слава Босху, это был Никита. Он тоже пришел выпить, то есть, проводить Боба в армию. Он любит провожать друзей в армию. По поводу или без. И вот он тоже знакомится с пацаном и пьет. Мы все пьем. А что еще делать? Для чего мы здесь собрались? Я, наконец, понял, что такое «великая русская мечта» – быть вечно пьяным. Нам не нужны горы денег, горы трупов или какие другие горы. К черту Эверест! Женщин к черту! Спирта мне, спирта. Полцарства за спирт. Да что уж мелочиться! Все царство! И пусть горит оно потом синим пламенем.
Время шло. Стало еще темней. Тени растворились, превратившись во мрак. Количество алкоголя в крови возросло. Я ощущал беззаботность. Помню, чувствовал себя расслаблено, как в своей тарелке, как бычок в собственном соку. Я общался со всеми, как с братьями, как с однополчанами, с которыми прошел не одно сражение. Но не всем нравилось такое отношение. Парень неожиданно проявил свой поганый характер. И произошло это в момент моего очередного приступа вселенской доброты. Я обнял Боба, потом Никиту, ну и для полноты картины еще и парня. Все мы – братья! Я раскрыл свои широкие мягкие и максимально уютные объятия, и направился к нему. На моем пьяном и беззаботном лице сияла счастливая улыбка. Я просто хотел поделиться своим теплом, своим человеколюбием. Совершенно искренне, без какого-либо злого умысла. Не как Петр Ильич Чайковский обнимал мальчиков, а как бесполое ангельское существо. Но, парень усмотрел в этом что-то ненормальное, аморальное, безнравственное и бессовестное.
– Убери свои грязные руки, – угрожающе произнес он, – иначе пожалеешь.
Я совершенно не ожидал такой грубости и в тот же миг рухнул с райских пастбищ на заблёванную землю. Хрустальная радость разбилась вдребезги, и множество осколков обиды засверкало в моих глазах. Я – с распахнутой настежь душой, а он – навстречу тараном своей узколобости. Двери добра разорвало в щепки, петли любви сорвало напрочь. Нет в моей душе больше добродетели. Абсолютное ничто. Никаких иллюзий. Я отвернулся от грубияна и вычеркнул его имя из анналов этой истории.
На следующий день я узнал, что Никита следил за этой картиной, и был готов в любую секунду наброситься и разбить голову этому придурку. Но у парня хватило крупицы ума не переступать за черту. Сам я плохо помню это недоразумение, алкоголь к тому времени уже вступил на танцплощадку моей памяти. В ход были пущены дымовые пушки забвения. Только отдельные, несвязные картинки того вечера мелькают в отдалении на самом краю пустыни моей памяти. Нам не хватило одной бутылки виски, и мы взяли еще одну. Но это было еще до инцидента с пацаном. После такого я бы не стал с ним пить.
Я уехал на такси, пообещав Бобу, что обязательно приеду на его присягу. По пьяной лавочке чего только не наобещаешь. Терпеть не могу все связанное с армией. Саму армию. Военных. Войну. Все. И всякие пафосные, лишенные всяческого смысла обряды посвящения в защитники отечества меня не прельщают. Защищать отечество от самого отечества? Тем более, сейчас служба в армии сводится к работе грузчиком. Не везде, конечно, но много где. Это театральная постановка, а не армия. Вам выдают костюм для представления, и – вперед на сцену. Выкладывайте фотографии в социальных сетях, получайте комплименты о том, как вам идет форма. Приезжайте домой ряжеными героями. Смотрите на неслуживших, как на говно, презирайте их, ведь вы прошли настоящую школу жизни, а они – нет. Спрашивайте своих друзей и знакомых, где и в каких войсках они служили, делитесь впечатлениями от стрельбы, имевшей место всего один раз за год. Справляйте военные праздники. Напивайтесь и плачьте на плечах сослуживцев.
В машине было уютно и мне не хотелось ее покидать. Но водитель был непреклонен. Даже мои преклоненные колени не вызвали у него должного сочувствия. Ну и ладно. «Дома меня ждет любимая женщина», – не зная зачем, сказал я ему. Потому что так оно и было на самом деле. Я отпер дверь ключом и увидел ее. Она лежала на животе с согнутыми в ногах коленями. То есть, согнутыми в коленях, ногами. Маша, не дождавшись меня, уснула на не расстеленной кровати. Она была так обезоруживающе мила. Так хрупка и прекрасна. Несколько минут я стоял и смотрел на ее бесконечно красивый сон. Невероятная нежность наполнила меня. Слезы выступили на глаза. Боясь пошевелиться и потревожить ее сон, я стоял, не двигаясь с места. Даже алкогольная штормовая качка прекратилась. Мне хотелось засыпать ее лепестками всех видов цветов, заключить в легкие облачные объятия и никогда не отпускать. И это вовсе не пиво и виски сделали меня таким сентиментальным. Это сделала любовь. Ради таких редких моментов стоит мучиться все остальное время. Хоть Шопенгауэр и говорил, что оно того не стоит, но кто такой этот Шопенгауэр для влюбленного? Меня качнуло в сторону, и я чуть не оказался на полу. Я чудом сохранил равновесие и уже поднес указательный палец ко рту, собираясь прошипеть: "Ш-ш-ш", но вовремя остановился. Маша уже открыла глаза и испытующе смотрела на меня. Я резко выпрямился, думал, может она и не заметит мое легкое «подшофе». Почему-то, все пьяные думают, что умеют скрывать свое состояние. Но это не так. Все эти безуспешные попытки держаться молодцом, контролировать бессвязную речь, сохранять равновесие для трезвого человека являются совершенно очевидными фактами твоего опьянения. Обычно я получаю нагоняй не за то, что перебрал, а за то, что попытался скрыть это. Стараешься контролировать каждое свое движение, ведешь себя неестественно. Двигаешься, как деревяшка, как сломанный часовой механизм. Когда мой отец приходил домой пьяный и пытался нас всех наебать, я называл такое состояние – "контроль движения номер пять". Но детство кончилось, а отец умер. Теперь уже я пытаюсь взять расшатанный алкогольными парами вестибулярный аппарат в свои руки. Подчинить его полному контролю, даже более тотальному, чем, когда бываю трезв. Но алкоголь нанёс мне сокрушающее поражение. Естественно Маша не осталась довольной от представшей ее взору картины. Но краски на ней высохли, а сверху уже нанесли защитный раствор. Ничего не поделать.
Как сказал Чарльз Буковски: «На утро было утро, и я был все еще жив». Похмелья не было. Первой моей мыслью при пробуждении было: «Олег, обещаю, я найду тебя!». Днем на работе я постоянно думал о Коросте. Короста превратилась в навязчивую идею. Захожу в интернет, вбиваю его имя и фамилию в поисковик. Удивительно, но я нахожу нескольких Олегов Корост. Ни один из которых не подходит под описание. Дата рождения не совпадает, внешние данные тоже. Я пробую написать его имя и фамилию латиницей «Oleg Korosta», но результат тот же. «Моего» Коросты нет в интернете. А это значит, что он либо глупец, либо наоборот – гений. Ведь надо иметь огромную силу воли, чтобы не сидеть в социальных сетях. А еще Олег мог взять себе другую фамилию, вымышленную. Допустим такую как: Мозоль, Болячка, Вавка, Рана, Царапина, Ссадина, Порез, Ожог и так далее. Каких только фамилий у нас не нет. Широкая поляна для фантазии, океан идей и горы всякой чепухи, мусора и шлака, из которых вы можете выбрать себе ту самую, единственную и неповторимую фамилию. Раньше я часто размышлял на эту тему. В те незапамятные времена я много думал над тем, какую фамилию себе взять. Настоящая не устраивала меня своей излишней простотой. Мне хотелось, чтобы фамилия была интересной, чтобы она отражала богатство моего внутреннего мира, мою индивидуальность. Чтобы звучала гордо, сильно и стильно. Было много разных идей, я примерил на себя несколько сотен фамилий, сменил несколько личин, примерил миллион масок. Но никуда не делся. От себя не убежишь. Ведь есть великие люди с совершенно тривиальными фамилиями. Взять того же Джима Моррисона. Для американцев это тоже самое что и наш – Олег Короста, шучу, как Иван Петров. Кстати, и Генри Миллер, что-то типа нашего Саши Соколова. Зачем бежать от себя, придумывать и что-то менять? Оставайся самим собой, чти своих предков. "Не забывай свои корни – помни, есть вещи на порядок выше, слышишь". А если у тебя убогая фамилия, как у Олега, то тут сам Бог велел сменить ее. Никто не обидится. Отец поймет. Надеюсь, его мать не взяла фамилию мужа, будь я на ее месте, ни за что бы не взял. Правда, он мог заставить ее. Мне кажется, у бедной женщины не было выбора. Либо Короста, либо обезображенное побоями или помоями лицо. Хотя, альтернатива, как таковая, всегда имеется, но любовь зла, полюбишь и Коросту. В общем, у человека та фамилия, которую он заслуживает. Это не относится к одному моему знакомому по фамилии Балбахов. Очередное исключение. Мало кто заслуживает фамилии, означающей замерзший кусок коровьего говна. Будь он американцем, все было бы нормально. Vasiliy Coldshitoff. Их фамилии, в отличие от наших, не говорящие. Но Василий не унывает, он говорит: "Дерьмо случается". Знавал я еще одного парня. По фамилии – Вагин. И мне всегда было интересно, а у его мамы такая же фамилия? Если да, то мне ее бесконечно жаль. Бедная Вагина. От фамилии зависит твое будущее, она формирует его с самого рождения. Когда тебя начинают дразнить в школе, первое что используют дети – фамилию. И если она с перчинкой, то будь уверен, что комплексы тебе гарантированы на всю жизнь. Если ты Твердохлебов, думаешь тебя не будут обзывать «Сухарем»? А если ты Кобылко, то тебя не будут называть «Кобылой»? Или Конищеву – «Конём»? Легко рассуждать, когда у тебя простая фамилия, так ведь, Сергеев?
Короче мне не удалось найти в интернете никакого Олега Коросты. Даже в сети для престарелых школьных товарищей его не было. Он как будто и не существовал никогда. Может это фейк? Призрак оперы? Призрак отца Гамлета? Жилец дома на холме призраков? Пес-призрак? Может, и нет никакого Олега? Только вот тот парень говорил, что они вместе ходили на борьбу. Ведь не мог он бороться с призраком. Или мог? Олег существует, и я это знаю. Я чувствую его своим нутром. Между нами протянулась невидимая нить. И она пульсирует, не давая покоя. Даже, не побоюсь этого слова – свербит. Для меня это вопрос чести. Я должен его найти. Доказать себе и всему миру, что он настоящий. И что он такой же человек, как и вы.
После фиаско в интернете, я не отчаялся. Вообще, я не из тех, кто сразу отпускает руки. То есть, опускает. Мои руки всегда подняты. Как на уроках биологии, литературы и физкультуры. Я всегда готов продолжать начатое. Зачем начинать, если не можешь закончить? И как сказал один замечательный бегун: «Если что-то делаешь, то делай это хорошо».
Я тут порылся в интернете, и оказалось, что эти слова принадлежат буддистам, а не бегунам. Черт возьми, что это за бегуны такие, которых опередили буддисты?
Следующим моим шагом был банк. По счастливому стечению обстоятельств, собака моего друга сгрызла его банковскую карту, и он собирался идти в банк, чтобы поменять ее. Карту, а не собаку. В портмоне Олега было не только водительское удостоверение, но и собака. Но и банковские карты. Одна из которых – того же самого банка, в который собирался мой друг. Надеюсь, я не сильно вас запутал. Мы направились в банк. Там я сообщил менеджеру, что нашел документы на такое-то имя и такую-то фамилию и попросил, чтобы ему дали знать о том, что его документы нашлись. В банке сказали: «Для этого нам нужна его банковская карта». Хитрецы какие, подумал я и сказал: «Послушайте, дамочка, я не думаю, что в вашей клиентской базе так много Олегов Корост». И действительно, там был только один Короста. Ему сразу же позвонили. Нет ответа. Мне сказали, что перезвонят позже. Я оставил свой номер телефона и ушел. Миссия не выполнена. Может быть, Олег не отвечает на звонки с неизвестных номеров? Вдруг это очередная обрюхаченная им девчонка названивает. Мало ли?
Прошла неделя. Олег так и не позвонил. Молчание стало меня напрягать. Видя, в каком состоянии я нахожусь, Маша предложила выбросить документы или просто забыть о них. Но я не мог просто так все бросить. Я вышел на тропу войны. И я должен победить. Плевать на нервы, оно того стоит. В документах находилась еще одна маленькая бумажка. Справка с места работы, на которой значилось, что он трудиться на таком-то предприятии. И волею судеб, оказалось, что это предприятие находится возле моей работы. Закончив пораньше, я отправился туда. На контрольно-пропускном пункте я узнал, что да, такой работник де существует. Радость наполнила мои чресла. Короста есть, я его не выдумал! Я оставил свой номер телефона контролеру, который пообещал довести дело до конца. Он искренне проникся ситуацией. Я немного всплакнул на его засаленном вонючем плече. Я обрел в нем друга. Он поможет! Обещал! И я ему верю. Контролёры слов на ветер не бросают. Не плюют в колодец и не писают против ветра. Настоящий мужик. Добрый, твердый, надежный, как скала. Со спокойной совестью я пошел домой. Не будь я корыстолюбивым, то оставил бы все документы там. Но я не такой. Я собирался нажиться на этом. Поэтому документы остались у меня.
Я не заметил, когда мне позвонили. Мои мысли были далеки от кармана, в котором лежал телефон. Они были в другом кармане. Там, где лежал кошелек. Я посмотрел на телефон и увидел, что пока отдавался алчным мыслям, мне звонили с неизвестного номера. Аж три раза. Кому это интересно так не терпится со мной поговорить? Кажется, я знаю ответ. Всего четыре буквы: О.Л.Е.Г. Я перезвонил и мне ответил мужской голос:
– Здравствуйте. У вас мои документы?
– Да, они у меня. Вы – Олег? – поинтересовался я.
– Да. Как я могу их забрать?
– Короста? – уточнил я.
– Да.
– Я живу на "Сельме", вы можете подъехать в любое время и забрать.
– Хорошо, спасибо. И еще один вопрос, – произнес он потухшим голосом, – сколько я вам должен?
Мне потребовалось время, чтобы обдумать его слова:
– Сколько не жалко, Олег. Я человек бескорыстный, – соврал я.
– Спасибо. Скоро буду. До встречи. – голос его стал намного веселее.
Надеюсь, он не подумал, что я совершенно бескорыстный человек. Без малейшего намека на корысть. Таким, каким я представляю себя в своих самых сокровенных мечтаниях. А если он принесет мне коробку конфет и скажет: «Спасибо, друг!» Будет ли мне приятно? Не накроет ли меня зловонное облако разочарования? Буду ли я чувствовать себя на коне или под конем? Зато плюс к карме. Доброе дело все-таки. А хорошие дела должны хорошо оплачиваться. Хорошие дела даются сложнее, чем плохие. Надо переступать через себя, а значит и оплата за них должна быть выше. Так что я требую хорошего вознаграждения!
Я весь на иголках, одновременно с этим меня бьет озноб. Состояние закипающего чайника, таяния вечной мерзлоты и оледенения тропиков. Горящий воздух. Жидкий огонь. Твердый туман. Газовый лед. Тремор, судороги и агония. Говорят, счастье – это ожидание. Если бы вы видели меня в тот момент, то так не сказали. Красный, как переспелый помидор, мокрый от пота, с лопнувшими глазными капиллярами, со зловонным дыханием, судорожно мечущийся по квартире. Отмеряя шагами комнату, что-то бубню себе под нос. Безумец, подумали бы вы. Да, это я. Дошедший до предела. Ждущий. Счастливейший человек на проклятой прокаженной Земле. Чистый, как болотная жижа. Легкий, как чугунная ванна. Красивый, как мусорный полигон.
Через несколько бесконечных минут приехал Олег. Я взял документы, надел обтягивающую футболку, чтобы было видно мои мышцы. Вдруг ему захочется забрать документы силой. Вид моих накаченных рук и широких плеч должен отпугнуть его. Хотя, судя по фотографии на правах, он больше меня в несколько раз. Но чем больше шкаф, тем громче падает. Для меня эта поговорка никогда не имела смысла. Я не умею драться. Но говорю, что просто не люблю этого делать. Мне не по душе физическая близость с особями моего пола. Наверное, я бы любил драться, если бы умел. Но на нет и суда нет. Так что, если Олег решит применить физическую силу, не поддавшись иллюзии моих мышц, я отдам документы без боя.
Вот он момент истины. Подмышки моментально взмокли. Я обошел вокруг дома и увидел Коросту. Он был в спортивных штанах, шлепанцах и футболке. Он оказался не таким большим, каким я его представлял. Не так страшен Олег, каким его малюют. С таким бы я справился. Чисто теоретически. Но не стоит судить по внешности. Тем более, он когда-то занимался борьбой с другими парнями. Олег протянул мне руку, и я пожал ее. Я передал ему портмоне. Он взял и поблагодарил. Олег вытащил из кармана несколько смятых купюр и передал мне. Не разворачивая, я убрал их в карман.
– Спасибо тебе, – сказал он, – ты – хороший человек, другой бы на твоем месте заломил цену.
А что так можно было? Черт… Мокрой от пота рукой, я ответил на рукопожатие, сказал: «Не за что», – и удалился. Дома я развернул купюры. Полторы тысячи рублей. И это всё?! Пиздец! Ну и жадная ты тварь, Короста! Столько сил, времени и нервов я на тебя потратил!!! Где, блять, справедливость?
Маяк
«В твоих объятиях нашел я остров,
В твоих глазах – страну.
Но объятия сковывают нас,
А глаза – лгут»
Джим Моррисон.
Море. Сильные волны бьют в корпус корабля. Так далеко от земли, дома и жены. Небо черное, как и вода вокруг. Такое ощущение как будто они слились воедино, образовав союз абсолютного мрака. Если долго смотреть в эту темноту, пропадает всякое представление о времени и пространстве. Как там сказал Ницше? «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна начинает смотреть в тебя». Перестаешь понимать где верх, а где низ. И так проходит вся ночь. И только когда становится светло, ты понимаешь, что простоял здесь целую вечность. Ночь и бесконечность. Они привлекают меня. Чувства тускнеют. Внутри воцаряется тишина. Покойно. И только звук волн, разбивающихся о сталь корпуса. И ветер, как сытый пес, нежно обгладывающий кость, ласкает мое лицо. Все остальное исчезает. Мысли, как бактерии, размножающиеся днем, исчезают ночью, уносимые ветром и каплями соленой воды. Бесконечность и спокойствие. День порабощает, а ночь дарует освобождение. Как только на горизонте покажется солнце, я пойду спать. Работать не могу. И не хочу. Но только не из-за усталости, нет, она тут вообще не при чем. Я уже свыкся с ней. Сроднился. Все дело в голове. Меня беспокоят мысли, словно сорняки, заполняющие плантацию. Я потерял себя. И уже не знаю, смогу ли обрести вновь. Светает. Небо и вода расстаются на моих глазах. Теперь между ними появилась черта, которую они не в силах переступить. У каждого свои владения. Свет открыл то, что сокрыла ночь. У моря беспокойные штормовые сны, наутро простынь измята. Небо опять мучили грозовые кошмары, простынь на его стороне влажная от пота. Небо и море – любовники, проводящие вместе ночь и разбегающиеся по утру.
Несколько месяцев назад я узнал, что жена мне изменяет. Все началось с глупой шутки…
Мы уже полгода находились в море, и нам все осточертело: карты, шахматы, алкоголь, домино, книги, разговоры. Все одно и то же. Вдруг местный юродивый, по кличке Маяк, предложил вызвать духа. Ладно, давайте попробуем, ради смеха. Хоть какое-то разнообразие. Все согласились и тут же стали спорить, чей дух вызвать. Маяк сказал, что вызываемый обязательно должен быть атеистом. Иначе не выйдет. После долгих и ожесточенных споров выбор пал на Достоевского. «Камю считал Достоевского атеистом, предшественником Ницше» – вставил свои пять копеек Маяк. «Сам-то понял, что сказал?» – засмеялись мужики. Несколько матросов встали из-за стола и разошлись по каютам. Наверное, испугались.
Маяк нашел стрелку от компаса, взял альбомный лист и написал с краев: «да» и «нет». Когда все успокоились и замолчали, Маяк начал вызывать духа. Не помню, что он говорил. Но мне стало как-то не по себе. Я посмотрел на лица мужиков и заметил на них беспокойство. Наверное, и у меня самого в тот момент было испуганное выражение, поскольку я обратил внимание на то, как на меня смотрит Васька-Якут. Презрение сочилось из щелочек его узких глаз. Заметив мой взгляд, он ухмыльнулся. Я постарался спрятать эмоции подальше, надев каменную маску. Вася отвернулся, выискивая другую жертву. Вдруг Маяк громко и торжественно заговорил:
– Приветствуем тебя, дух Федора Михайловича Достоевского, – Ты здесь?
Компасная стрелка, висевшая на ниточке в его руке, дернулась, повернулась и указала на "да". Это вызвало бурю эмоций у сидевших за столом моряков. Все стали громко переговариваться, кто-то заржал как конь.
– Кончай нас дурачить, Маяк! По – любому, ты стрелку вертишь!
– Ничего я не верчу! Не мешайте! Он может обидеться, а это может плохо кончиться. Предупреждаю вас. Тише!
Голоса постепенно стихли. Маяк спросил у Достоевского, хорошо ли ему, все ли устраивает.
«Нет»
– Тебе не нравится кто-то из присутствующих?
«Да»
– Кто?
Стрелка указала на Ваську – Якута. Все рассмеялись, а он сразу же рассвирепел, обозвал Маяка "куском китого говна" и пообещал закатать его в палубу. Он не собирался выходить из-за стола, но мужики пригрозили ему, и он был вынужден покинуть помещение. После того, как дверь в кубрик затворилась, разговор продолжился. Достоевский стал более охотно отвечать. Затем мы по одному стали задавать интересующие нас вопросы.
– Я буду долго жить?
«Да»
Радостный возглас.
– У меня будут дети?
«Да»
– Я встречу женщину своей мечты?
«Нет»
– Ну и ладно.
И тому подобные вопросы и ответы. Да и нет. Подошла моя очередь. Я подумал о своей замечательной жене. Уже больше полугода я ее не видел. Не касался ее тела. Наяву. Во сне же она являлась довольно часто, и мы занимались любовью.
– Жена любит меня?
«Да».
Класс. Супер. Все заулюлюкали. И ради смеха последний вопрос:
– Она мне изменяет?
«Да».
Тишина… Не может этого быть.
– Блядь! Вот сука! Обуреваемый разрывающей нутро болью, я бросился на палубу. Рыдания подступили к горлу, хотелось взвыть. Но я сдержался. Свежий воздух, темнота, холодный свет звезд и ледяные брызги помогли взять себя в руки и отстраниться. Как же глупо я себя повел. Ха-ха-ха! Достоевский, блин! Чушь, херня на палочке, брехня и бред сивой кобылы. Маяк, сучара, разыграл меня! Ну я ему устрою, пидорасу.
Когда я вернулся в кубрик, мужики смотрели на меня с жалостью. Я же улыбался во весь рот. Надо же, попался на удочку, как последний олух. Ох и провел меня этот придурок. Дураком перед всеми выставил. Да я и сам постарался, ничего не скажешь.
– Достоевский еще здесь? – спросил я.
Стрелка повернулась, показывая "да".
– Хорошо. Кто из нас умрет первым?
Стрелка медленно повернулась по кругу и остановилась на Маяке. Улыбка сбежала с его лица.
– Моя мама жива?
«Да».
– Хорошо. Дальше. Отец жив?
«Нет».
Холодок пробежал по коже. Я посмотрел на лица, окружившие стол. Хмурые, задумчивые, кто-то улыбается, не веря в происходящее. Маяк расстроен, губы беззвучно шевелятся.
– Изменяет ли мне моя жена? – переспросил я.
«Да».
Будь ты трижды проклята, сучья дочь! Мои яростные мысли прервал следующий вопрос.
– Есть ли в этой комнате педик?
«Да».
Мужики заржали.
– Кто он?
Стрелка начала описывать круг, но Маяк отпустил ее на столешницу и прикрыл ладонью.
– Не задавайте глупых вопросов! Нельзя гневить духа. Простите, Федор Михайлович. Всего вам доброго. И простите, если обидели, – закончил Маяк и вышел из кубрика. Вслед ему раздавался веселый смех и улюлюканье.
В ту ночь я не мог заснуть. Не получалось прогнать тяжелые мысли. Неужели она мне изменяет?! Как сложно представить это. И как же больно осознать. Но скорей всего это неправда. Злая шутка Маяка. Гребаный Достоевский. От воспоминания о крутящейся стрелке мурашки бегут по спине. Нельзя так шутить. Тем более на море, где в соленой воде, как змеи на голове Медузы Горгоны, переплелись тысячи суеверий. Здесь за каждый свой поступок несешь ответственность перед всеми. Где неосторожно брошенная на стол бескозырка может вызвать смерть. Моряки – истиные язычники. Никто из нас не верит в Бога. В того, в которого верят сухопутные крысы. Для нас Море – это и есть Бог в своем физическом воплощении. Никто не властен над ним, и никому оно не подчиняется. Только собственным прихотям. А характер у него скверный, хуже бабского. Только настоящий мужчина может стерпеть такое. Поэтому у нас не принято брать на корабль женщин. Женщина начнет устанавливать свои порядки, тогда как мужчина подстроится под порядок, установленный морем. Море – единственная реальность. Капризная. Неустойчивая. Непредсказуемая. Прекрасная…
Жена. Если она мне изменяет, то ее тоже можно понять. Три четверти года меня нет рядом. Женщину нельзя оставлять одну. Она не может без тепла. Она завянет, как цветок без солнца. А я не могу ничего сделать… Нет, могу, но это значит бросить все, чего добивался, к чему шел всю жизнь. Невозможно. Даже она не в силах заставить меня уйти. Покинуть море. Нет, я не могу этого себе даже представить. Море течет по моим венам. Как там пел Карл Перкинс62? «Ты можешь сжечь мой дом, украсть мою машину, выпить мой ликёр, но даже не пытайтесь забрать у меня море».
Здесь я обрел свой дом. И здесь я потерял свою любовь. Нет, еще не потерял! Мало ли, что там сказал какой-то бес – Достоевский. Точней, дурень – Маяк. Но с другой стороны, когда я спросил, кто умрет раньше всех, стрелка показала именно на него. Но он мог это подстроить, чтобы отвести от себя подозрения. Но когда стрелка показала на него, он не смог скрыть своего искреннего удивления. Я помню выражение его лица. Испуг, удивление, досада. Настоящие, не напускные. Да и не будет он шутить на такую тему, находясь в открытом море. Здесь никто не шутит о смерти. Она всегда рядом. В кипящем пеной шторме или в тихом дремлющем штиле. Здесь таится множество опасностей, и лучше молчать, если не хочешь их накликать.
Корабль стоит на дрейфе, и дни тянутся мучительно долго. Мы бездельничаем, иногда ходим в наряды и проверяем сто раз до нас проверенное оборудование. От ничегонеделания устаешь еще больше. Я веду ночной образ жизни, отсыпаясь днем. Таких как я немало. Мы любим темноту, слияние неба и воды, и тишину. У меня депрессия. Если можно это так назвать. И не у меня одного. И все от безделья. Но у меня еще и мысли об изменяющей жене. Как она спит с каким-то другим, чужим мужиком. А может он для нее уже не чужой. Да, скорей всего так. Я думаю, что такая женщина, как она, не может быть с человеком, которого не знает достаточно хорошо. Да и вообще, моя жена, по моим соображениям, не может спать с другим. Никогда. Но это всего лишь мои соображения. Женщин невозможно понять. Казалось бы, вот она спит на твоей руке, ты видишь ее всю до мельчайших подробностей, каждый золотистый волосок, морщинки у глаз, но стоит моргнуть, как она оборачивается змеей, шипит и кусает. Но мне не хватило времени, чтобы разглядеть ее. Море постоянно звало к себе. А когда я возвращался домой, то не видел или не хотел видеть каких-либо изменений. Она всегда ждала. Улыбалась. Была ласковой, нежной, заботливой. Любила меня. А сейчас? По словам Достоевского-Маяка, до сих пор любит. Но… спит с другим.
Раньше я тоже изменял ей. И другие женщины спрашивали меня: «Почему ты не уйдешь от нее?». А я отвечал: "Потому что люблю". Они не понимали: «Почему же ты тогда спишь с другой?». Или выносили приговор: "Это – не любовь". А я любил и изменял. Спал с теми, кого точно не любил. А зачем, не понятно. Тогда, наверное, у меня были причины. Но сейчас я их не припомню. Наверное, основная причина – молодость. И возможности. Зачем каждый день есть одно и то же блюдо, когда вокруг столько разных яств. Да, ты любишь это блюдо, но все-таки не каждый день его есть. Такими темпами оно в нелюбимое может превратиться. Так я и думал тогда. А сейчас мне хочется только одну. Мою. Любимую, которая никогда не надоест.
Раньше я не думал, что когда-нибудь встречу такую женщину. Думал, буду изменять всегда. Что такова природа мужчины – завоевание. Но шло время, кухня менялась. Пока наконец не попробовал практически все. Объелся. Надоело. Захотелось покоя, уюта и тепла. Настоящего женского тепла, не только в постели, но и в других местах. Даже в море можно чувствовать нежное тепло ждущей тебя женщины. И самое странное, что я до сих пор его чувствую. Только теперь это тепло с душком подгнившей с головы рыбы.