Иван Канина
Физкультура и литература
Пёс стоял и слушал. За третье место наградили какого-то дрыща, за второе какого-то крашеного светловолосого пидора. Потом диктор назвал победителя в беге на восемьсот метров. Им оказался какой-то Песков. Пёс не сразу понял, что вызывают его. Слишком редко его называют по фамилии. Он уже и забыл, что Песков. Все только Псом его и кличут. Пёс стоял на высшей ступеньке пьедестала. Ему пожал руку какой-то старый хрен, похвалил и повесил на шею медаль. После рвоты еще оставался неприятный привкус во рту, но вкус победы его перебил.
Когда их фотографировали, Пёс ухмылялся. Только что, незаметно для окружающих, он хорошенько вмазал по ребрам этому светловолосому крашеному пидору. Он не сразу-то его и признал. Это был прошлогодний нытик, которого они с Захаром отпиздили во дворе. Этот гондон даже заплакал, когда узнал, что занял второе место. Так что, удар по ребрам совсем был не лишним.
Свадьба
Поезд прибыл в Калининград точно по расписанию – в 11:03. Сегодня свадьба моего напарника. Роспись должна проходить в соседнем городке, куда мы с девушкой решили не ехать, а присоединиться к процессии во время фотографирования. Могли поехать и на церемонию, но моя голова, после двух суток адских мучений в плацкартном вагоне со сломанным кондиционером, напоминала выгребную яму, а от тела исходил запах забыгавшей рыбы и квашеной капусты. От девушки пахло навозом, и выглядела она чуть лучше, чем большой палец на ноге трупа.
Мы сходили в душ, посидели в интернете, принарядились и перекусили консервами, которые лежали в ящике уже больше полугода. Так как мы не ели со вчерашнего дня, то скумбрия и селедка в собственном соку показались нам божественной трапезой. Я даже хотел облизать банку, но побоялся порезать десны и подхватить ботулизм, или, еще чего хуже, стоматит.
Я созвонился с женихом и уточнил место встречи. Парк "Юность" – излюбленное место гуляния свадеб. Нам пришлось попотеть, чтобы найти наших брачующихся. В итоге, несколько раз обознавшись и выпив пару бокалов шампанского «за совет и любовь» чужих семей, мы их все-таки нашли. Молодожены выглядели чудесно. Невеста светилась от счастья, а жених был сконфужен, и мне показалось, что он смертельно пьян. Оказывается, он был пьян от любви. Поприветствовав молодую семью, я поздравил их и сказал что-то ужасно-торжественное, отвратительно-пафосное и рвотно-банальное. «Счастья-здоровья». Так же я хотел поделиться с новоиспеченным мужем впечатлениями о поездке на чемпионат России, но его новоиспеченная жена, сделав недовольное выражение лица и фыркнув, демонстративно удалилась, и я понял, что сейчас не время говорить о спорте. Мы же не на стадионе.
Компания гуляющих мне сразу не понравилась. Мой напарник и все его друзья – выпускники военного института. Короткостриженые, подкаченные, в белых рубашках, черных брюках и остроносых кожаных туфлях. Я, с собранными в хвост длинными волосами, в мятой зеленой рубашке в полоску, в коричневых льняных брюках и белых беговых кроссовках совершенно не вписывался в тусовку. Если быть объективным, то в таком прикиде я никуда не вписывался. Разве что в массовку фильма «Улицы разбитых фонарей-3». Кате должно быть стыдно находиться рядом со мной. Но нужно отдать ей должное, она не показывала вида. Мы никого не знали и поэтому отошли в сторонку и стали наблюдать за веселящимися.
Мне позвонил Володя. Они с Олегом и компанией отдыхают на балтийском побережье. Судя по пьяным голосам – отдыхают хорошо. Когда я уезжал на соревнования, то оставил Вове книгу «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». Я хотел, чтобы он проникся духом, поскольку считаю его истинным воплощением «Гонзо». Как и ожидал, книга ему понравилась. Он находился под сильным впечатлением, о чем и поведал: «Я читал ее в автобусе, а перед этим хорошенько покурил. После прочтения трех первых страниц, я уже не мог остановить смех».
Новобрачные фотографировались на центральной площади, потом в сквере возле драмтеатра. Мы сидели в тенечке, изнывая от духоты. К нам подошел один из гостей. Мы познакомились, и молодой человек любезно предложил мне бутылочку холодного пива. Я с благодарностью принял этот благословенный дар. От нечего делать мы были вынуждены рассматривать гостей, в особенности – свидетельницу. А посмотреть там было на что. Хоть я и не так часто бываю на свадьбах, но с уверенностью могу сказать, что такую отвратную девушку сложно найти даже на похоронах. Не только среди живых, но и мертвых. Зачастую свидетельницы красивей самих невест. Но в этот раз, невеста была Платиновым яблочком в садах Гесперид, а свидетельница – Эриманфским вепрем. Крупная, с некрасивым лицом и, к тому же, в нелепом синем платье. Она не вызывала ничего, кроме отвращения. Хоть я и понимаю, что нельзя так говорить о девушке, но все же – это чистая правда. Катя сказала, быть может она хороший человек, на что я ответил, что ни капли в этом не сомневаюсь, иначе ее бы не пригласили в свидетельницы.
В это время мне снова позвонили с пляжа и сказали, что полчаса назад, Вова уплыл в море и до сих пор не вернулся. Я не стал обращать на это внимания, так как уже однажды был свидетелем такого заплыва. Вова плавал полтора часа. Я попросил перезвонить мне через час.
Приехали в ресторан. Тамада дала нам несколько наставлений и рассказала, как надо приветствовать жениха и невесту. Позвонили с пляжа. Олег говорит, что Вовы нет уже два с половиной часа. Ёб твою мать! Вот же дерьмо какое! Праздничное настроение улетучилось. Неужели, этот придурок утонул?!
Мы встретили молодожёнов, похлопали, прокричали «Горько» и сели за стол. Я чертовски проголодался, и меня мучала адская жажда. Стояла чудовищная жара. Рубашка насквозь промокла от пота. А сердце обливалось слезами. Я постоянно думал о Вове. Рядом сидел его отец, и мой тренер по совместительству. Он улыбается и беззаботно болтает. А я смотреть на него не могу, слезы наворачиваются. Каждые десять минут мне названивают с пляжа. Никаких новостей. Там остался Олег, все остальные смылись, сказав, что они ни в чем не виноваты, и что с них хватит этого дерьма. Я расспрашиваю: что и в каких количествах пили? сколько находились на открытом солнце? И самое главное, в каком состоянии был Вова? Они выпили примерно пять литров пива на четверых. Для Вовы это как слону дробина. За пять часов на пляже он один мог выпить столько и даже не опьянеть. Последнее что он сказал: «Видите вон тот корабль вдалеке, я хочу доплыть до него». У Вовы первый разряд по плаванию, поэтому нет никаких сомнений, что он способен на такое. Может, он доплыл до корабля и каким-то образом забрался на него? Очень на него похоже. Во мне, как на маяке, затеплился слабый огонек надежды. Олег пошел к береговой службе спасения.
Тем временем свадьба набирала обороты. Я вливал в себя литры вина. Никакого эффекта. Я не пьянел, и голова оставалась тяжелой от переживаний. Перед глазами мелькала ужасная картина. Посиневший и раздувшийся Вовин труп. А тут еще и его отец постоянно маячит перед глазами. Звонит Олег и просит меня сообщить тренеру о сложившейся ситуации, он хочет, чтобы тот ехал на пляж и сам занялся поисками своего безумного сына. Я не хочу ничего говорить. Не надо делать преждевременных выводов. Или они уже не преждевременные? Прошло уже пять гребанных часов! У меня слезы наворачиваются на глаза. Катя пытается меня успокоить. Тренер спрашивает, почему я такой печальный. Он думает, я расстраиваюсь из-за провала на чемпионате России. Он подкалывает меня, а я отвечаю, что есть другие причины. Он улыбается и говорит: «Для такой печали может быть только одна причина – смерть». А я думаю про себя, не дай Босх, не дай Босх. Веселье продолжается. Тамада проводит новые конкурсы.
Прошло шесть часов. Не смог дозвониться до Олега. Остальные участники уже дома и ничего не знают, и знать не желают. Пью вино. Грызу ногти. Придумываю эпитафию. Решаю ничего не говорить тренеру. Пусть повеселиться в последний раз. Хоть это и омерзительно. Переживания истерзали душу. Я весь на иголках, а нервы завязаны в узлы. Не могу сидеть в ресторане. Не могу веселиться. Не могу напиться. Выхожу на улицу. В сотый раз звоню Олегу. Через несколько длинных гудков, он, наконец, берет трубку, но кроме своего голоса, я ничего не слышу. Помехи. Катя просит меня вернуться в зал. Говорит, что так некрасиво. Я соглашаюсь и пью, пью, пью.
Звонит телефон. Меня передергивает. На экране «Боб». Звонок с того света. Душа уходит в мошонку. Приплыли, блять. «Алло!!!!» – ору я. На том конце Олег. Они со спасателями сплавали до корабля, но ничего не нашли. Никого. К кораблю никто не подплывал. «Течение какое?» – спрашиваю я. «Непонятное», – отвечает он. Твою же мать! Голос Олега неузнаваем. Он чуть не рыдает. Я советую ему пройтись по берегу, вдруг, этот придурок, спит где-нибудь на песке. Время идет, и уже нет никакой надежды на благоприятный исход. Вывод один. Не хочется об этом думать. Вино не помогает.
Странное ощущение присутствовать на празднике, зная, что случилось нечто ужасное, и, чтобы не испортить событие, ты никому об этом не рассказываешь. Диссонанс. Хоть Катя и в курсе всех событий и всячески старается поддержать, но я все равно чувствую себя одиноким и несчастным.
«People are strange when you are stranger. Faces look ugly when you are alone71».
«Вова был безбашенным долбоебом. Он любил ходить по черте, лазить по крышам, прыгать с мостов. «Мне нечего терять», – говорил Вова. Он не боялся смерти и хохотал ей в лицо. Он искал встречи, и она нашла его. Теперь тебе точно на все похуй». Такие слова эпитафии вертелись в моей голове, а желудок, меж тем, заполнялся вином. Организм, не расщепляя, выводил алкоголь сквозь поры. Рубаха не высыхала. А вокруг кричат: "Горько! Горько! Горько!". Не то слово, блять.
Звонит Олег. Он собирается ехать домой. Пиздец. Звонок по второй линии. Серега. Еще один общий друг. Я звонил ему, чтобы рассказать о пропаже Вовы, но он был недоступен. Теперь Серега говорит: «Ваня, привет. Вова не может найти свои вещи, скажи телефон Олега, пожалуйста». В смысле??? Так этот гондон жив? Какого хуя!!! Я ору в трубку. Ах, он пидорас ебаный! Я его убью нахуй!!! Я убью эту суку!!! И бросаю трубку. Меня отпускает. Кандалы сняты, узлы развязаны. Я могу вдохнуть полной грудью.
Олег не разделяет моей радости. Его можно понять. Он хочет проучить Вову и разбить ему его «охуевшую рожу». Поддерживаю. Лоббирую. Хотя трудно себе вообразить, как неказистый и худосочный Олег избивает Вову -широкоплечую гору мышц. Но Олежа не такой безобидный, каким кажется. Он рос в неблагополучных районах Якутска. И постоянно дрался. Случись им с Вовой схлестнуться, я поставлю на Олега.
Меня отпустило, и вино, наконец, начало действовать. Язык развязался, и улыбка выползла на мое лицо. Я как безумный смеялся над тупорылыми конкурсами. Жизнь продолжается.
Что же произошло с Вовой? О-о-о, это долгая история… Вот она. Итак, Проплыв около пятисот метров, Вова решил повернуть влево и плыть вдоль берега. Проплыв еще километр, он вышел на берег. Там он отдыхает. Потом идет к Олегу и компании. Но не находит их. Он обшаривает весь пляж, выходит на променад и ищет там. Проходит еще час. Он встречает знакомого. Тот предлагает прокатиться на гидроцикле. Вова соглашается. Они мчатся по морю, разбрызгивая пену. Вова на полном ходу падает в воду. После удара начинает болеть бок. Он подозревает перелом ребер. Теперь приятели садятся в машину и едут в больницу, до которой около сорока километров. Вове делают снимок. Диагноз: ушиб. Они возвращаются на пляж, и только теперь Вова додумывается позвонить Сереге (единственный номер телефона, который он знает наизусть). Серёга звонит мне. Дальше вы знаете.
Меня развезло. Расперло. Расхуячило. Опьянение наступило совершенно неожиданно. Как гильотина. После третьей бутылки вина. Я не мог остановиться. Дыра, оставшаяся от пережитых потрясений, требовала наполнения. Мы вызвали такси, но оно так и не подъехало. Ресторан закрывался. Я спер бутылку коньяка. В последний раз наполнил бокал вином и вместе со всеми гостями пошел пешком. О чем-то с кем-то разговаривал, смеялся. Голова перестала соображать. Я позвонил Вове. Он с тем же приятелем находился неподалеку. Я попросил нас забрать.
Когда мы встретились, на Вовином лице притаилось нечто, напоминающее смущение. Да что вы говорите? Он выглядел чуточку виноватым. Но я уже был не в том настроении, чтобы обвинять его в распиздяйстве и долбоебстве. Я рад видеть его живым. Пока они везли нас домой, Вова выпил полбутылки коньяка. Мы вышли из машины, голова сохраняла какой-то проблеск сознания, а вот ноги отказывались подчиняться. Меня шатало из стороны в сторону. Давненько я так не надирался.
Превращение
«Был ли он животным, если музыка так волновала его?»
Франц Кафка72.
Ира чувствовала себя очень плохо. Проблемы со здоровьем продолжались уже долгое время, но она, как и любой нормальный человек, думала, что они временные, и вот скоро она выздоровеет. Но боли не только не стали меньше, а наоборот, усилились. Наконец она решила сходить к врачу. Вот только дождется подходящего момента на работе. Ведь не будешь же отпрашиваться из-за этого. А по выходным врачи не принимают. Или принимают, но только за деньги. А она не хочет платить за непонятно что. Скорей всего, она вообще ничем не болеет. Ира придет на прием, сдаст анализы, сделает МРТ, заплатит кучу денег, а доктор скажет: «Женщина, вы – здоровы, как бык. Ну, или как корова. Как вам больше нравится». И за это я должна платить? Нет, так дела не делаются. Надо немного подождать, через месяц отпуск. А пока помогут обезболивающие.
За прошедший месяц болезнь только усугубилась. Таблетки и мази перестали помогать. Еле вытерпев последний рабочий день, Ира приползла домой. Был вечер пятницы, значит, придется терпеть до понедельника. Оставалось последнее средство. Водка.
Утро понедельника ознаменовалось ужасным похмельем и ожесточенным болями от неизвестного недуга. Приведя себя в какое-то подобие порядка, она отправилась в больницу. Пешком. Боль причинял каждый шаг. Голова взрывалась, как дешевые китайские петарды. Вид у нее был неважнецким. Как будто ее постирали в сломанной стиральной машинке и прополоскали в грязной ржавой воде. Еще и запах перегара был совсем не к месту. Пока она шла до больницы, ветер растрепал ее жидкие волосы, обветрив кожу на лице и высушив губы. Казалось, это было невозможным, но она стала выглядеть еще хуже. Если сравнивать ее пятничную и сегодняшнюю – это разные люди. Кто же знал, что за два дня можно так поплохеть? Даже больные раком не портятся так быстро. Она представляла собой убогое зрелище. Он еле держалась на ногах. В регистратуре не хотели ее обслуживать, приняв за алкоголичку в состоянии делирия. И если бы не вовремя случившаяся потеря сознания, ее бы и не приняли.
Она очнулась возле кабинета врача. Рядом с ней сидели две толстухи, а напротив – старуха с молоденькой девушкой:
– Бабуль, вы пойдете следующей, – сказала девчонка, обращаясь к Ире.
Ира хотела ответить, но ей было слишком больно. «Какая я тебя бабуля, сучка ты малолетняя?» – прожигая девушку взглядом, думала она. Ей хотелось вытащить из сумочки открывалку и вспороть живот этой вонючей рыбине, выпустить ее кишки и растоптать их каблуками. Но в ее сумке не было открывалки, а на ногах не было каблуков. Она перестала их носить с тех пор, как упала, разбив колени. Они потом еще долго заживали. А открывалку она с роду не носила в сумке, она же не алкоголичка какая-нибудь. Правда, по последним выходным и ее внешнему виду можно было сделать другой вывод.
Две толстухи, сидящие рядом с ней, тихонько переговаривались. Ира прислушалась:
– Говорят, он лучший хирург в этой области, – сказала одна.
– Да-да, самый лучший, – ответила другая.
– Конечно, не красавец, но это не главное для мужчины. Тем более для врача, – продолжила первая.
В этот момент дверь в кабинет отворилась и оттуда вышла согбенная фигура в черном плаще, она проследовала к выходу, издавая странный шипящий звук. Никто не обратил на нее внимания. Из кабинета высунулась голова в маске и вызвала Иру. Кое-как встав на ноги, она, шатаясь и качаясь, прошла в кабинет. Молодая девушка с издевательской улыбкой наблюдала за ней. Глаза ее были холодными, как ледники на вершине горы в февральскую ночь за полярным кругом. Проходя мимо девушки, Ира хотела плюнуть ей в рожу, но во рту у нее пересохло, словно в Сахаре. Поэтому, она только кашлянула, испустив смрад зловония. Девушка скривилась, сдержав поднявшуюся рвоту. Айсберги ее глаз растаяли, заслезились, она отвернулась, достала платок и приложила к лицу. Маленькая победа доставила Ире немного радости, придав сил для нескольких шагов.
Внутри все было белым, как и должно быть в больничном кабинете. Белый кафель, яркий белый цвет ртутных ламп, белый стол, только пол серого цвета. Она села на стул возле стола, за которым сидела медсестра. Она записала данные паспорта и медицинского полюса, встала и повела Иру через еще одну дверь в другой кабинет. Открываясь, белая дверь скрипнула. Свет в этом кабинете был еще ярче, жарче и белее. Ира зажмурилась, у нее заболели глаза, через несколько секунд они привыкли. Абсолютно белоснежная комната. Стены, потолок, пол. Стол, стул, кушетка и простыня.
– Присаживайтесь, – сказала медсестра, – доктор сейчас будет.
Ира всей своей тяжестью грохнулась на стул. Она почувствовала себя такой неповоротливой и неуклюжей. Боль продолжала глодать ее бедное измученное тело. Белизна окружающей обстановки заставляла ее нервничать. Она посмотрела на свои руки. То ли яркий свет, то ли так было на самом деле, но она видела их какими-то грязными и потрескавшимися. «Нет, это все из-за света», – подумала она и немного успокоилась, пытаясь больше на них не смотреть. Ира огляделась по сторонам, но ничего интересного не увидела. Идеальная чистота, минимум обстановки. Даже пол казался таким, словно по нему никогда не ступала нога человека. Ира хотела потрогать его рукой, но в это время, справа от нее растворилась еще одна дверь, и в темном провале возникла огромная черная фигура в белоснежном халате. «Чернокожий», -мелькнуло у нее в мыслях. Фигура сделала шаг или точнее – скачок, и дверь закрылась. Ира все еще не могла разглядеть лица вошедшего. Таким резким был контраст между белым светом кабинета и черной кожей врача. Ира почувствовала странный мускусный запах. Фигура сделала еще несколько скачков и приблизилась. Что-то в поведении доктора показалось ей странным. Почему он передвигался скачками, а не ходит, как нормальный человек? Это выглядело бы нелепо, если бы не чудовищная грациозность движений. Вдруг Ире стало дурно, она спрыгнула со стула и, вереща, побежала к двери. Точней, она хотела побежать, но силы покинули ее, и она упала на пол. Что стало причиной такого поведения? Врач. А точней – огромная уродливая саранча в белом халате. Насекомое в один прыжок оказалось возле женщины, взяло ее на свои огромные перепончатые лапы и опустило обмякшее тело на кушетку.
Очнулась Ира от резкого противного запаха. Нашатырный спирт. Сначала она ничего не увидела, только услышала какой-то мерзкий писк. Потом постепенно взгляд ее сфокусировался. Она лежала на спине и смотрела на белые потолочные лампы. Писк повторился. Она повернула голову на звук. Мерзкая огромная голова насекомого с обеспокоенными человеческими глазами, продолжая пищать, наклонилась к ней. Ужасные жвала, длинные усы, уродливые дыры носа. Тошнота подступила к горлу. И не в силах больше сдерживаться, она опорожнила содержание желудка прямо на безупречно белый пол кабинета. Саранча что-то запищала, зачирикала, заурчала, тонкие гибкие лапы взметнулись вверх, и в этот момент в кабинет заглянула медсестра. Доктор показал ей на рвоту, чирикнул, сестра кивнула и закрыла дверь. Через секунду она зашла в кабинет с тряпкой и ведром воды, как будто бы заранее подготовленным для этого. Ловким движением она собрала рвоту, вытерла пол, брызнула каким-то раствором и ушла. Саранча, скрестив хитиновые лапы, стоял возле стола и изучающе смотрел на Иру.
– Ну и долго вы еще будете так себя вести? – проурчал нечеловеческий свистящий голос доктора. – Успокойтесь и расслабьтесь. Я вылечу вас. Ведь именно за этим вы сюда пришли?
Ира все еще пребывала в шоковом состоянии. Она отказывалась верить в происходящее. Это не реально. Это бред. Безумие! Идиотизм!
– Вы сейчас думаете о том, что все это какое-то сумасшествие, ужасное недоразумение, фальсификация и розыгрыш, не так ли? – спросил шипяще-шелестящий голос гигантской саранчи, – Но боюсь вас разочаровать, я – настоящий сертифицированный врач с многолетней практикой и отличными рекомендациями. Я вылечил множество Людей. И вас тоже вылечу. Так что, рассказывайте, что с вами произошло? – сказал доктор и его жвала расплылись в отвратительном подобии улыбки.
Ира не верила своим ушам и отказывалась верить глазам. Огромная мерзкая, вонючая саранча разговаривает с ней и к тому же пытается шутить. Надо срочно бежать, подумала она и попыталась сесть. В ту же секунду ее пронзила нестерпимая парализующая боль, и она упала обратно. Саранча чирикнул и бросился к ней, размахивая своими тонкими коричневыми лапами. Из-под полы его халата виднелись гнусные, мерзопакостные неестественно согнутые мощные мускулистые лапы. Это было последним, что она увидела, перед тем как потерять сознание.
Она погрузилась в беспокойный бредовый сон. Ей снилось, что по ее телу прыгают кузнечики. Она пыталась сбросить их с себя, но на освободившемся месте сразу же появлялись новые, в еще большем количестве. Она стала задыхаться. Внутри ее все зашевелилось, задрыгалось, задергалось. Затем изо рта стали выпрыгивать кузнечики, она пыталась кричать, но все во рту было заполнено мерзкими скользкими насекомыми. Теперь они лезли из всех отверстий ее тела. От ужаса она не могла пошевелиться.
Ира очнулась от мерзкого запаха, только в этот раз пахло уксусом. Женщина чувствовала ужасную усталость и мышечную слабость. И больше ничего другого. Боль прошла. Она лежала в темной комнате. Ей даже показалось, будто она ослепла, но она закрыла глаза, и темнота изменилась, став более густой и черной. Она выдохнула, и звук свистом вырвался из ее груди. «Это еще что за херня?» – подумала она и попыталась встать. Тело ее не слушалось. Ноги и руки как-то странно дернулись. Чем-то накачали, промелькнула догадка. Через несколько минут она стала различать очертания комнаты. Она была какой-то вытянутой, закругленной на полях зрения. Да и общее состояние было странным. Она не чувствовала свое тело, точней она чувствовала тело, но оно было не ее. «Наверное, так чувствуешь себя после наркоза», – подумала она.
Ира лежала на кушетке, рядом была тумбочка, на которой стояла пластиковая бутылка с водой. Она попыталась взять ее в руку, но что-то пошло не так, и бутылка отлетела в стену. Ира чертыхнулась. Ее слух уловил какой-то писк. Похоже, в комнате находится доктор.
– Доктор, вы здесь? – спросила она и снова услышала писк.
– Доктор? – повторила она и прислушалась. Короткий писк и тишина.
«Нет, этого не может быть», – мелькнуло в сознании до того, как тьма снова поглотила ее.
Через несколько недель она смирилась с тем, что превратилась в огромного рыжего комара. Доктор все объяснил. Ее тело стало отвергать человеческую натуру. Чтобы выжить, ей необходимо сменить вид. Природа пришла на помощь. Через год не останется ни одного нормального человека, мир будет состоять из громадных бабочек, мух, богомолов и прочих тварей. Однажды она увидела жука – навозника, но только мельком, он видимо не любил показываться на глаза. Поменялся только человеческий вид, а все остальное осталось прежним. Каждое насекомое так же, как и люди, ходили на работу. А некоторые летали, прыгали, скакали, скользили и ползли. Но и это, в конце концов, кончилось. Клопы стали собираться в группы, мухи в стаи, божьи коровки в сообщества, каждое насекомое вступало в товарищества своего вида. А затем наступила война, из которой победителями вышли муравьи. Которые оказались умнее всех. Но этого Ира уже не узнает, так как на производстве ее жизнь унесет несчастный случай. Их завод выполнял заказ на производство огромной статуи человека. И когда они перемещали тяжеленую бетонную кисть, трос оборвался и кисть упала прямо на Иру. Какая ирония.