А господину Илясу Фортуне не мешало бы поработать над формулировками.
Отсюда бродячие мертвецы, смятение в умах, костры с еретиками по всей Долине, смута в Средеце. Ладно, это все – дело прошлое. Важно, что демонов тот, с Триглава, оставил тогда за собой. И правильно сделал. Демоны – это армия, а направлять армию должен тот, кто больше знает о ситуации. Либо в этот раз враг передал своему эмиссару больше полномочий и, как следствие, больше возможностей, либо он тут вообще ни при чем.
Нет.
Иначе что имела в виду Приснодева, говоря о том, что владыку Адама нужно спасти? От кого спасать, если не от того, с Триглава? Не может человек, пусть даже митрополит, стать его соперником, зато может подвергнуть опасности свою душу, заключив с демоном сделку.
С другой стороны, в прошлый раз вражине мало не показалось. Смерть Козлодуйского отшельника ударила и по нему. Да еще как ударила! Сто лет, гад, прятался, нос высунуть боялся. Если владыке Адаму он дал больше сил и возможностей, значит, и ударить должно сильнее. Этого-то враг, хоть и демон, не может не понимать.
Ударит по нему, впрочем, лишь в том случае, если Артур с Альбертом смогут добраться до митрополита. А если нет, если заедят их твари или эльфы завтра расстреляют, придется сэру Герману самому справляться.
А сэр Герман и не знает ведь ничего. Он, конечно, догадается. Хочется верить, что догадается. Господи, ну сделай так, чтобы догадался, а? Пожалуйста!…
– Эльфы не терпят их, – продолжал рассуждать Галеш, – и тварей, и нечисть, и демонов – всех. И убивают их эльфы совсем не так, как людей.
– Премного благодарны! – ответил Артур. – А зачем же они на Сегед нападали?
– Об этом спроси у них, – посоветовал музыкант, – я спрашивал, но не получил ответа. Эльфы… – он пробежал пальцами по струнам, вызвав дисгармоничную капель звуков, – они прекрасны, жестоки, загадочны. И у них есть цель. Я не знаю, какая, да мне и не нужно. Слушай:
Погребальных костров стелился сизый дым,
Мимо полых холмов, по дорогам пустым,
По равнинам седым в ожиданье снегов —
Ответь мне, чем был твой кров?
Чем была наша цель средь бурлящих копов,
Среди скованных тел, среди плотской тюрьмы?
Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел!
Очнись же, сорван покров…
Альберт равнодушно поглядывал то на брата, то на Галеша. Он отдавал должное мастерской игре, в очередной раз подивился умению менестреля оживлять холодное серебро струн, но эта песня не трогала. Ничуточки. Если она про эльфов, значит, они сродни христианским ангелам.
В не-бе-сах
Плавят медь
Это Смерть —
Рыцарь в черных шелках,
Проводник
К раю,
Где беспечен псалом,
Где за круглым столом,
Как Артурово рыцарство, свита Христова
У чаши с вином…
Надо наконец с подробностями выспросить у старшего о том, кто такой этот король Артур. Интересно же, в честь кого братца нарекли. Вот Альберт – это понятно, был такой ученый, величайший из великих, на основе его открытий выстроена современная магия. А король Артур… Старший бурчит: «сказки». Ясно, что сказки, и все-таки забавно было бы.
Всем, кто большего ждал,
Господь направит гонцов,
В их руках, как Грааль,
Горит смертельный фиал,
Но если это финал —
Он так похож на любовь…
Ты слышишь пенье ветров?
Над сетью белых дорог,
Над дробным стуком подков
Открыта дверь облаков.
Так труби же в свой рог
Над вселенской зимой,
Что была нам землей
Над пеплом наших костров.
Артур – то ли слушает, то ли нет – думает о чем-то своем. Значит, Галеш поет для него. Значит, снова почувствовал, что и как должна сказать песня.
Но при чем тут эльфы?
Оглянись,
Вестник ждет,
Проводник
До последних ворот,
Где меня
Встретят
Все, кого я любил,
Все, кого я любил,
Все, кого, как и нас,
В небеса уносил
Ветер…
– Значит, эльфы? – дав отзвучать последнему аккорду, поинтересовался Артур. – Цель у них, значит?
– Не только эльфы, – примирительно ответил Галеш и, словно успокаивая гитару, погладил ее по струнам. – Я петь умею, рыцарь, а не говорить. Разве что так. – И, постукивая пальцами по гулкой деке, он повторил четким речитативом: – «Чем была наша цель средь бурлящих котлов, среди скованных тел, среди плотской тюрьмы? Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел!…»
– Молчал бы ты, Галеш.
– Я смотрю на вас и думаю: разве вы этого хотели?
– Чего «этого»?
– Этого, – обвел менестрель рукой темноту вокруг, – славы, силы, могущества. Ты хотел всего этого, Альберт?
– Вот еще! – фыркнул маг, не понимая, к чему клонит музыкант и на что сердится старший.
– А ты, Артур?
– Понесло тебя на ночь глядя.
– Никто лучше, чем я, не знает старых сказок, – невпопад сообщил Галеш. – А уж старая правда и подавно никому, кроме меня, не ведома. Обряд, который сделал вас тем, что вы есть сейчас, он ведь шел не от сердца. От разума. И я не могу понять – хотя, казалось бы, кто лучше меня разбирается в движениях человеческих душ, – я не могу понять, как вы сумели вынужденное, надуманное, сотворенное по необходимости посчитать единственно правильным и… да, осмыслив сначала, принять затем сердцем.
– Это он о чем? – нехорошим тоном спросил Альберт.
– Да все о том же, – махнул рукой Артур и достал трубку, – о том, как мы кровь смешали.
– Смешали кровь, а теперь мешаете друг другу жить, – без всякой деликатности продолжил Галеш. – Зако прав, хоть мне и не нравится повторять его слова. Но Золотой Витязь не увидел и не понял главного: вы все делаете добровольно. У Альберта есть сейчас выбор между тобой, Артур, и великой силой. Ты, как и сто лет назад, волен выбирать между Небесами и младшим братом. Но вместо того чтобы пойти каждый своим путем, вы остаетесь в клетке, которую выстроили себе сами. Зачем? Есть ли в этом смысл? А если есть, видите ли его вы? Или я прав и вы сами не знаете своей цели?
– Вот зануда! – Альберт зевнул и завернулся в спальный мешок. – Спокойной ночи, братец.
– И в самом деле, – смущенно улыбнулся Галеш, – я, как обычно, завел разговор не к месту и не ко времени. Просто подумалось, Артур: почему все песни для тебя, какие приходят мне в голову, так или иначе обещают смерть?
– Потому что я смертный, – отрезал рыцарь, – заткнись и спи.
– Как скажешь. Но эльфы свою цель знают, а вы – нет.
– Перебить всех тварей и перевешать всех музыкантов.
– Угу, – неразборчиво поддержал Альберт из спальника, – тогда наступит рай на земле и все будут счастливы.
Галеш, и не рассчитывавший на понимание, только вздохнул, зачехляя гитару.
А на следующий день после полудня они подъехали к опушке Серого леса.
– Придется спешиться, – предупредил Галеш и спрыгнул со своего мерина. – там дальше сплошной бурелом, верхом не проехать.
– А ты тропки знаешь? – Артур привычно взял Стерлядку под уздцы, помогая Альберту слезть.
– Не знаю, – помотал головой менестрель, – а если бы и знал, все равно не стал бы рассказывать. Нас встретят. И если не убьют – проводят к Илвиру Высокому.
– Это который король?
– Он не король, – улыбнулся Галеш. – скорее, маршал монастыря, если говорить на понятном тебе языке. Здесь, в Сером лесу, живут только воины.
– И сколько их?
– Артур… – В голосе музыканта слышалась явная укоризна. – Все, что ты увидишь сам, ты увидишь. Стойте. Дальше идти не надо. Теперь будем ждать.
Ждали долго.
Артур успел покурить. Потом лениво поругался с младшим, вознамерившимся поймать нескольких воздушных элементалей на предмет отправить их в глубь леса с разведкой. Потом, устав спорить, оба принялись наблюдать за нахальной белкой, скачущей по веткам ближайшего дерева. И снова поспорили, на сей раз, что случится раньше: Альберт привадит белку сухарем или появятся обещанные эльфы.
Артур выиграл – сухарь увидел и тут же слопал Серко, а испуганная белка сиганула в лес – только хвост мелькнул.
И когда неугомонный младший уже почти убедил Артура сыграть в карты, что, с учетом вчерашнего предупреждения о заклинаниях, было бы ну совсем неразумно, из-за поваленных стволов наконец-то послышался голос:
– Кого ты привел, музыкант?
«… Уши-то, уши!» – в полном восторге бормотал Альберт. Черные глазищи сверкали, он таращился на эльфов без всякого стеснения, разглядывая удивительные одежды, странную обувку, оценивающе хмурясь, принюхивался к незнакомой магии.
Магии?
Наверное, все-таки да.
Ну и, конечно, Альберт не смог обойти своим вниманием эльфийскую внешность. Нет, что и говорить, уши действительно заслуживали восхищения. Не сказать чтобы больше человеческих, но зато они были острыми, с узкой раковиной, и – самое главное! – шевелились, стоило всхрапнуть лошади или хрустнуть ветке под ногой Галеша, или звякнуть стремени. На любой звук, не характерный для обычной лесной жизни, эльфы реагировали настороженным движением острых ушей, что приводило Альберта в искренний восторг.
«Ты, братик, вслух чего-нибудь не брякни, – предупредил Артур, – обидятся еще…»
«Я сам сейчас обижусь! – самоуверенно отрезал юный маг. – Не учи ученого».
Сам Артур, как натура более художественная, уши эльфов, конечно, отметил, но не стал уделять им особого внимания. Галеш не соврал – лесные воины действительно были… ну, не прекрасны, это менестрель по своему обыкновению преувеличил, эльфы были правильными. Такими же правильными, как деревья, трава, цветы и листья. Как снежинки зимой или дождь летом.
Человек, он часто кажется чужим, неуместным даже в собственном доме, не говоря уж о диком лесе. Это музыкантам и сказочникам пристало рассказывать о хайдуках, что душой сродняются со смертельной сечей, или о крестьянах, как неотъемлемой и обязательной части поля. На самом же деле даже священник в храме далеко не всегда уместен.
А еще у эльфов не было при себе оружия. Во всяком случае, Артур не разглядел у них ничего похожего на мечи, копья или луки с арбалетами. А ведь как-то они расстреливали бедолаг, слишком далеко заходящих в Серый лес. И Сегед штурмовали не одной только магией.
Двое нелюдей вели их через бурелом, ступали легко, неслышно, будто скользили над травой, над усыпавшими землю хвоинками. Один из провожатых то и дело вовсе насквозь проходил через поваленные стволы и нетерпеливо морщился, когда люди мешкали, обходя преграду.
Второй был вежливее, хоть и ненамного.
С самого начала эльфы не сочли нужным даже представиться гостям. Представляться они, конечно, были не обязаны, тем более что гости незваные, но Артур сделал в памяти закладку. Так. Просто. Мало ли когда еще доведется встретиться с этими двумя. И с теми, кто незримо шел рядом, тоже, по-видимому, пренебрегая человеческими путями, шагая насквозь там, где пройти было нельзя.
– Если вы умеете так, – кивнул рыцарь на нетерпеливого проводника, в очередной раз скользнувшего бесплотной тенью, – зачем вообще оставлять проходы?
– Для тебя, – отрезал второй. И в дальнейшие объяснения вдаваться не пожелал.
Артур предпочел счесть странные слова образцом эльфийского юмора, но младший сразу преисполнился самых худших подозрений. И украдкой сунул в ладонь брату стеклянную палочку телепорта.
Дальше шли молча. Лес постепенно менялся. Незнакомые деревья проглядывали между привычных сосен и меловых стволов берез. Незнакомые цветы. Нет, Артур не считал себя знатоком лесной растительности, но знал совершенно точно, что в Долине отродясь не водилось медных кленов с серебряной листвой. Медных не потому, что цвета такого, а потому, что металлических. И уж, конечно, никогда в Сером лесу не текло ручьев с россыпями самоцветов на дне. И крохотным – с ноготь – пестрым птицам не место было возле кустов шиповника.
Шиповника, кстати, самого обычного – яркие розовые и белые цветы на гибких колючих ветках.
В конце июля.
В темном лесу.
Обычный такой шиповник.
На карте Серый лес выглядел длинным, неровным овалом, протянувшимся с севера на юг, от Сегедского тракта до границы Рудных болот на юге Аграма. Эльфы же, если верить Галешу, обосновались ближе к северо-западной окраине леса и, пока не возвели люди стену от Златой рощи до самого Сегеда, развлекались тем, что нападали на хайдуков, караваны и простых путников.
Это если верить Галешу.
Про вылазки эльфов рассказывал не только менестрель, а вот о том, где именно в лесу следовало их искать, ни от кого, кроме Галеша, Артур не слышал.
И что-то тут не сходилось.
Либо музыкант врал. Либо эльфы по Серому лесу кочевали. Либо умели они не только насквозь проходить древесные стволы и стрелять из луков, этих самых луков при себе не имея. Потому что пути через лес с юго-востока на северо-запад, как шли сейчас, было полторы недели. Быстрее, чем в обход, с учетом того, что идти приходится пешими, но именно недели и именно полторы. Десять дней с поправкой на неизбежные помехи.
А к ставке Илвира Высокого надменные проводники вывели отряд за три часа.
Артур с Альбертом даже переглядываться не стали удивленно. И так ясно, что ничего не ясно.
– Быстро как-то дошли, – пробормотал Галеш, – но место, кажется, то самое. Дома вот…
И действительно – дома. Ажурные, с серебряным блеском стены. Острые скаты крыш. Дыма из труб не хватает, да бреха собачьего, а так – деревня деревней. И дорожки от дома к дому протоптаны. Это у эльфов-то, которые пройдут – травинка не примнется.
И ни единой живой души вокруг.
Нет. На человеческое село это все-таки не походило. А походило на…
– Походный лагерь! – осенило Артура. – Могу поспорить, что эти их домики в пять минут разобрать можно.
– Можно, – подтвердили из пустоты. – Следуйте за светом, смертные, Илвир Высокий готов принять вас в Зале Советов.
«Финтифлюшка какая-то! А гонору!» – насмешливо прокомментировал рыцарь, разглядев, кто говорит с ними. Маленький светящийся шарик, похожий на комок пуха из гнезда лайтгаги. Отличный, кстати, пух. Верный промысел для многих хайдуков – лайтгагачьи гнезда обшаривать, когда птенцы уже на крыло встали. Знатные дамы за него любые деньги платить готовы. И на украшения он годен, и в прическу – чтоб капельки света в волосах таинственно поблескивали, и на шали, боа там всякие. Правда, шаль такую себе разве что герцогская женушка могла позволить.
Храмовники этим пухом спальные мешки набивали. Удобно. С лицевой стороны – камуфляж, с внутренней – свет, неяркий, но издали заметный. Попал кто из братьев в беду, лошадь ногу сломала или еще что – вызывай помощь, выворачивай спальник тыльной стороной наружу и жди. Хоть днем, хоть ночью – свои издалека увидят, а нечисть от света этого подальше держаться будет.
«Умный ты, братец, спасу нет, – хмыкнул Альберт. – Какой гонор? Это ведь то же самое, что ваши рации, просто летает».
«Да? – Артур с сомнением пригляделся к пуховому комочку. – А так не скажешь».
Зал Советов оказался небольшой полянкой, как загон огороженной все теми же кружевными стенами из серебра. Поляна так и кишела светящимися шариками. Они роились в воздухе, сбивались в стайки, разлетались по углам. Одни исчезали, на их место являлись другие, потусклее, повисев неподвижно, наливались светом, словно восстанавливали силы и, в свою очередь, уступали место следующим.
Красиво было. Как будто звезды расположились здесь на дневку, чтобы ночью подняться обратно в темное небо.
А лошадей пришлось оставить снаружи.
Альберт, прежде чем войти в Зал Советов, вытащил мэджик-бук из большого кармана на спине своего жилета.
– Миротворца захвати, – посоветовал он Артуру. Тот кивнул. Стараясь не делать резких движений, перевесил топор с седла на пояс.
– Никто не обидит тебя, рыцарь, – тут же заявил комок пуха, – впрочем, если ты боишься меня, возьми с собой еще и меч.
– Точно, – Альберт, не спросив у Галеша, цапнул с его седла волшебный клинок. Сунул брату: – Держи, – задумчиво поглядел на подвешенный к седлу арбалет…
– Сам понесешь, – предупредил Артур.
– Ладно, – вздохнул маг, – если что, тебе другой выдадут.
– Если «что»? – не понял Галеш, уже расчехливший гитару.
Альберт смерил его жалостливым взглядом и промолчал.
… А Илвир Высокий оказался слепцом.
Он действительно был высок ростом – на голову выше Артура. Бесстрастное, длинное лицо с узким подбородком и широкими, острыми скулами слегка пугало. И непривычными для человеческого взгляда чертами, и пустыми бельмами огромных, вытянутых к вискам глазниц. Надменный и строгий, Илвир ждал, пока гости приблизятся, а пушистые комочки света кружились над его головой.
– Ближе не нужно, – холодно прозвучало сразу со всех сторон, когда до эльфа осталось шагов десять, – оставайтесь на месте, смертные.
Они послушно остановились. В чужой монастырь, как известно, не след соваться со своим уставом. И даже Артур, непривычный к подобной пренебрежительной брезгливости, счел за лучшее делать так, как велено.
Стояли. Смотрели на гордого слепца. Тот хоть и не мог видеть, а казалось, тоже смотрит. Не на гостей – не было эльфу дела до смертных, – слепые глаза видели что-то недоступное зрячим.
– Ты пришел, – изрек наконец Илвир.
В первый раз за все время губы его шевельнулись, обнажив острые треугольные клыки. Кажется, так он улыбался. Неживая улыбка на неподвижном лице.
– Я вижу, смертный, ты не знаешь еще, какая судьба тебе уготована. Но ты здесь. И Меч с тобой. Ты хотел спрашивать – я позволяю тебе это. Возможно, ты даже услышишь ответ. Итак?
– Говори, Артур, – прошептал Галеш, – спрашивай, пока можно.
– Благодарю за разрешение, Илвир, – церемонно произнес рыцарь.
И неожиданно получил в ответ еще одну страшноватую улыбку.
– Тебя оскорбляет мое пренебрежение, смертный? Потерпи. Очень скоро все мы склонимся перед тобой. И как твоя жизнь зависит сейчас от моей прихоти, так моя судьба окажется в твоей власти. Позволь же мне говорить с тобой так, как привык я разговаривать с твоим народом. Последняя уступка гордости. Я жду твоих вопросов, рыцарь Храма.
– Зачем вы здесь?
– Чтобы отыскать Меч и того, кто станет Мечом. Наша миссия завершена, смертный. Мы готовы уйти, мы устали от вас больше, чем вы от нас. – Илвир помолчал, медленно кивнул. – Ты хочешь подробностей? Изволь. Но сначала позволь мне оглянуться твоими глазами.
– Что это значит?
– О, ничего опасного для тебя. Что ты видишь вокруг, смертный? Просто лес, где привычные тебе деревья сплетаются ветвями с чужими, невиданными ранее. Просто лагерь в этом лесу, шатры из серебра, комары и сырость от близких ручьев. Просто слепого эльфа, позволяющего себе тон, недопустимый по отношению к таким, как ты. К рыцарям Храма. Бесстрашным истребителям всего злого и доброго, что кажется опасным для людей. Я прав, смертный?
– Да.
– Благодарю, – сказал Илвир так же церемонно и насмешливо, как несколькими минутами раньше благодарил его Артур, – я видел твоими глазами. Теперь ты посмотри вместе со мной. И пусть моя слепота не будет тебе помехой.
По-птичьи резко повернулось узкое лицо, длинный палец указал на Галеша:
– Пой, музыкант. Тебе не нужны чужие глаза, чтобы видеть.
И под пальцами Галеша зазвучала мелодия, какую не могли родить гитарные струны: тонко, прерывисто запела флейта – птицы, пробующие на вкус воздух нового утра, тяжким вздохом откликнулся орган – туманный рассвет, плывущий над росистыми травами, медью – цимбалы, капли солнца на каплях воды.
Небо.
Звезды
Прозрачная свежесть и запах листвы.
Серебряных листьев.
Звездная радуга – стройною аркой.
Звонкая лютня, гордая арфа.
Яркий костер, полыхающий жарко.
Шелковый шорох зеленого шарфа.
Свечи кипрея – малиновым шелком…
Просто лес. Просто лагерь в лесу. И над серебряными стенами Зала Советов высятся деревья, прямые, стройные, устремленные кронами в ясное небо, до которого не достать им, будь они и в сотни раз выше. А в невидимой отсюда дали небо – такое же. Синее. Высокое. Там деревья из золота и серебра соседствуют с живыми, неведомыми людям. Там драгоценными ожерельями вьются по ветвям цветы. Там, мелькая солнечными пятнами на шерсти, бродит по траве единорог. А птицы не боятся подпевать флейтам и скрипкам.
Там нет времени, и пространства покорны. Там ночь сменяет день лишь потому, что звезды так же прекрасны, как яркое солнце. Там не убивают. Не умирают. Не ведают зла.
И не ведают Бога.
– Вы пришли к нам, – вплелся в музыку равнодушный голос Илвира, – пришли незваными, нежеланными, опасными. Не гости – нищая и злая толпа, ворвавшаяся в хрустальный замок.
– Мы пришли, – повторил вслед за эльфом Галеш, такой же равнодушный. И даже глаза менестреля глядели слепо, не способные увидеть мир вокруг.
Безнадежно и гневно.
… Сюда, где ночь и мгла, судьба нас завела,
И тень от вражеских ворот раскинула крыла.
Мы сведены, как сводят брови,
Слепит глазницы едкий дым,
Но будет май, и встанут травы вровень
С руническим надгробием моим…
С руническим надгробием моим.
– Вы пришли и остались, и начали перестраивать наш дом так, как сочли нужным. Зачем? По какому праву? По праву сильного, быть может? Нет, смертный, вы всего лишь животные – грязное стадо, бегущее от хищников. Стадо, способное растоптать любую преграду, но не от силы, у вас нет сил.
От страха.
Здесь птицы не поют, деревья не растут,
Корона вражеских зубцов венчает наш приют.
Уже горит вторая башня
И тонут лестницы в гробах.
Мы не от гордости своей бесстрашны
То цвет отчаянья белеет на гербах…
И хищные твари, гнавшие вас, пришли по вашим следам. Мы вынуждены были защищаться, смертный. Мы защищали наш мир от вашей войны…
И нет пути по бездорожью.
Бессчетна вражеская рать.
Скрепи сердца, как плащ скрепляют брошью,
Еще не вышло время все переиграть.
Взметнутся в небо искры
Берилловых корон.
Наш вечный пост, он был не нами избран…
– Достаточно, – поднял руку Артур, – достаточно Илвир. Это все красиво и грустно, и я сожалею о том, что мы причинили вам столько беспокойства. Но среди людей принято думать, что это вы пришли к нам. Пришли и начали убивать. А мы – защищались. От хищных тварей, которых вы ненавидите так же, как люди. И от вас, куда более опасных, чем любая тварь. Может быть, ты объяснишь мне, как это вышло?
– Красиво, – презрительно повторил эльф, – ты полагаешь это красивым, смертный? Да, вы находите красоту лишь в разрушении, вы оскверняете все, к чему прикасаетесь, и говорите потом: это красиво и грустно. Что ж, я объясню. Тебе, смертный, я объясню все, чего ты не понимаешь. Помнишь, ты проклял того, по чьей вине не можешь вернуться в свой дом? Проклял, не ведая тогда, как не ведаешь и сейчас, какую силу имеют твои слова. Ничтожная букашка, обреченная на великую судьбу, ты смеешь нарушать законы и хочешь остаться безнаказанным…
«Артур! – Альберт встал рядом, чуть позади, стряхнул с пальцев и разбросал вокруг вязкое сияние защитного поля. – Н-нам, кажется, пора».
«Подожди, – попросил рыцарь, – успеется».
– Противоестественный союз разума и невежества. – Илвир пренебрежительно поморщился. – Ты мог бы стать великим волшебником, маленький колдун, но предпочитаешь оставаться фокусником. Сейчас не время для твоих трюков, прибереги их для более благодарных зрителей. Ты готов слушать меня, рыцарь?
– Я только это и делаю, – заметил Артур, отодвинув брата подальше за спину – очень уж нехорошо сверкнули глаза младшего. Еще хуже будет, если он озадачит Илвира каким-нибудь из своих «фокусов» раньше, чем эльф ответит на все вопросы.
Интересно, почему все, кроме Флейтиста, склонны при первом знакомстве Альберта недооценивать?
Ветер ли гонит листву,
Я ли прощаюсь навеки?
Небо горит под ногами и пеплом восходит к земле…
Облачных крыльев канву
Пеною вздыбили реки,
Смыв отпечатки следов наших ног на песке
– Мы защищались от вас, – как учитель, повторяющий материал для нерадивых учеников, напомнил Илвир, – но отнюдь не сразу мы решились на открытое столкновение. Очень долго наш народ просто избегал вас. Не из страха. Мы не боялись вас и не боимся. Из брезгливости. Сияющая-в-Небесах – люди назвали бы ее Богиней, но для нас она госпожа – непроницаемой стеной отделила ваш грязный мир от нашего, прекрасного и чистого. И, накрытые этим куполом, вы, как паучий колокол в воду, все глубже проваливались в наши земли, не зная, даже не подозревая о том, что вокруг вас лежат иные земли.
Дивные земли. Чудесные, как Парадиз, воспетый в сказках ваших жрецов.
Гордость с Отчаяньем долго скакали в седле.
Поздно.
Гибкое тело твое не для тленья в земле
Мерзлой,
Встань!
Слышишь звучание Музыки Сфер?
Это конец!
Встарь
Судьбы сплетались в оправу колец.
– Твое проклятие, смертный, разрушило стену. Твое проклятие, сказанное в плохой день и воистину в черный для мира час, было услышано. И исполнено. Мы потеряли величайшую из наших святынь, охраняющую и хранимую. Меч – основа миропорядка – исчез из мира. Мы лишились опоры. Лишились защиты. Вы же, грязные, невежественные твари, получили великий дар, не зная о том и не умея этим даром воспользоваться. – Илвир покривил губы не то насмешливо, не то горько. – Вы не умеете. Мы – не способны. Видишь, как странно все получается, смертный. И я, Илвир Высокий, верная стрела из колчана Сияющей-в-Небесах, повел своих бойцов в проклятые земли. Чтобы вернуть Меч и найти человека, что станет Мечом, и спасти мой мир. Или погибнуть.
Вы быстро учитесь, рыцарь, и хорошо научились убивать нас.
Что же теперь?
Месть
белую лестницу краем плащей,
Лечь
на перекрестие ржавых мечей,
Спать
лишь в погребальном рыдании струн,
Стать
гербовой надписью, вязью из рун…
– Ты хотел знать, зачем мы нападали на вас? Да лишь затем, чтобы защитить себя. Ваши земли – сплетение множества дорог, тайных путей, неведомых и недоступных вам. Сколько несчастных, следуя по ним, выходило прямо под удары ваших мечей! Духи, гении, феи, призраки, майи – для непохожих на людей приговор один: смерть. Вы не ведаете жалости. И тем более страшно, что в своем невежестве вы сами волею случая можете ступить на одну из дорог, ведущих в наш мир. Этот лес – брешь в стене. Пробоина, закрыть которую долг мой и моих бойцов. И вот после стольких лет мы вознаграждены. Меч вернулся. Вместе с тем, кто станет Мечом. И сейчас ты держишь в руках не просто оружие – Силу. Воплощенную в тело Меча Силу, ту самую, которой поклоняешься ты сам, рыцарь. Ту самую, что заставляет тебя быть защитником своего народа. Ту, что ведет твое сердце по единственно верному пути, и путь этот близок к завершению. Дальше тебе предстоит другая дорога.
Жгут ли сухую листву
Или последние вехи?
Тлеет ли сердце мое
Вместе с пламенем ваших сердец?
Чайки ли к морю зовут,
Я ли прощаюсь навеки?
Гордость с Отчаяньем в сговоре.
Это – конец.
– Сколько слов… – в некотором ошеломлении пробормотал Артур. – Ты хочешь сказать, этот меч – от Господа? Но Он же сказал «не убий».
– Потом про меч спросишь. – хмуро сказал Альберт. – Мне про купол не все понятно. Если Долина была закрыта, как же тогда Большой мир? Скажи ему, пусть уточнит даты. Кто окружил нас пузырем, когда, где… А то дурь какая-то выходит.
– М-да… – Артур покрутил волшебный клинок в руках. – Илвир, ты, наверное, прав насчет невежества, но нельзя ли привязать все, что ты рассказал, к человеческому летосчислению? Видишь ли, Единая Земля соседствует с другими за горами на севере, но там никогда не слышали об эльфах. Когда ваша госпожа возвела невидимую стену?
– Сколь глупы вы оба! – устало ответил Илвир Высокий. – Есть великое множество пространств, сосуществующих, не подозревая о том. У ваших земель и нашего мира давным-давно общая граница, но почему ты думаешь, колдун, что это мешает вам одновременно граничить и со множеством иных миров? Я повторяю еще раз: Сияющая-в-Небесах окружила вас стеной лишь тогда, когда граница оказалась нарушена. Сто лет назад. По вашему календарю – в третий день второго месяца весны.
– Это когда мы побратались, – будничным тоном заметил Альберт. – Говорил я тебе, что обряд всем пяти княжествам икнется.
– Ты и про купол говорил, – с уважением добавил Артур, – помнишь?
– Что он из-за нас появился? Говорил. А ты мне не поверил.
– Дурак.
– О! – Младший был доволен. – Дошло наконец-то. Ладно, что там с мечом?
– Принявший его обретет великую силу, – на сей раз Илвир не стал дожидаться, пока Артур передаст ему слова брата, – сам станет Силой. Для всех нас великая удача в том, что инициация произойдет в этом пространстве и в этом времени. Меч может нападать, а может защищаться. Ты – Защитник, рыцарь, а значит, на долгое время и люди, и дивные существа будут избавлены от бед. Ты не позволишь злу приблизиться, но не станешь подвигать нас на войну. И сердце мое исполнено радости, а гордость уязвлена. Смертный… Всегда смертный – повелитель, равный Сияющей-в-Небесах. Но чего ты ждешь? Или мало того, что я уже сказал? Достань клинок из ножен, остальное он сделает сам.
– Да что он сделает? – Артур потряс головой. – Зачем тебе я?
– Ты – один из немногих, кто способен стать Мечом.
– А почему тебе не взять его и не поискать кого-нибудь среди эльфов? Всем лучше будет. И гордость при тебе, и клинок при деле.
– Почему я? – тоскливо вопросил Илвир у безмятежных древесных крон. – Почему не Учителя? Не Воспитующие? Объяснять недоумкам законы мироздания – это их дело. Я – воин… Меч, – он нервно оскалился, – нельзя просто взять. Нужна плата, неужели это непонятно? И ни у кого из нас нет того, что требует Меч в обмен на силу. Ни у кого из нас нет бессмертной души, рыцарь.
– Так, – сказал Артур, отступая к выходу из Зала Советов и подталкивая туда же Альберта, – понял, – Артур прихватил за шиворот растерянного Галеша, – пошел бы ты к рогатому, – посоветовал Артур Илвиру.
– У вас осталось десять дней, – эльф не тронулся с места, – у всех вас, людей. Осень не наступит, смертный. Десять дней – и все. Вас больше не будет.
– Первое августа, – сосчитал Альберт, выметаясь за серебряные ворота. – Братец, числа двадцать девятого стоит нанести визит господину Ольжеху. Ага? По-моему, в Теневой Лагуне довольно уютно.
Сияющие стрелы ударили им под ноги. Вздрогнула земля. Жесткие стебли травы оплели ноги, мешая идти.
Теперь ясно было, почему эльфы обходятся без оружия: вместо луков и стрел в руках лесных воинов переливались полосы света.
Новый залп. Уже прицельный.
– Фокусник, значит, – обиделся Альберт, когда стрелы разлетелись, ударившись в защитные поля, – в противоестественном, так его, союзе. Артур, может, в телепорт?
– К лошадям, – скомандовал рыцарь.
Поля под очередным ударом сильно заискрили.
Артур свистнул негромко, но пронзительно, и Серко с места в карьер рванул навстречу хозяину. Стерлядка и мерин Галеша заржали, вытянув морды.
Однако тоже побежали – к седлу привязаны, куда тут денешься?
И лишь забросив младшего на лошадь, убедившись, что Галеш, которому страшно мешала гитара, тоже забрался на своего мерина, Артур разрешил:
– В телепорт!
А во дворе профессорского дома, под ржание испуганных лошадей, младший язвительно заявил:
– Спорим, праведник, что ты рад здесь оказаться.
– Впервые в жизни, – признался Артур.