Наталья Игнатова
Врагов выбирай сам
За сто лет она стала заметно больше. Или просто так кажется?
Да нет, вон же видно – целая улица протянулась от бывшей окраины дальше к востоку. Выгнулась колечком, как песий хвост, огибая подножие холма.
– Сюда ссылали? – поинтересовался Артур у спутников. – Или сами расплодились?
– Бегут сюда, брат, – ответили ему. – Сначала от эльфов спасались: у Серого леса ни одной деревни не осталось, а сейчас от тварей бегут. Восточнее, у болот, страшные дела творятся.
Отряд уже разглядела от околицы вездесущая детвора, тыкали пальцами, верещали что-то – сверху не разберешь, но звонко.
Стоило перевалить через холм, как мелкота брызнула навстречу. Серко захрапел, мотнул головой, прижимая уши. Он не любил детей, особенно шумных, а от этих шуму было, как от целой приходской школы на прогулке. Ладно хоть близко они не совались, справедливо опасаясь злых рыцарских лошадей.
Когда командир патруля, прощаясь, отсалютовал Артуру, старший… ах ты ж… не старший, а старшая – девица ведь, в штанах просто… Не иначе магичкой вырастет вроде Ирмы. Словом, эта самая девица, почесав разбитый локоть, уверенно сообщила остальным:
– Белый который, он над всеми рыцарями начальник. С севера приехал.
– Тоже, удивила, – снисходительно протянул один из пацанов и сплюнул, щегольски оттопыривая нижнюю губу. – А как у него коня звать, ты знаешь?
– Будто ты знаешь.
– И знаю, – парень смерил девчонку взглядом, – Крыланом, вот как.
– Да брешешь…
Артур направил коня вдоль улочки, указанной командиром патруля, и спор оборвался, дети поспешили следом, а за детьми – вот кому радости! – увязалась стая репьистых шавок местной породы.
Привезти бы в Лынь умников, рассуждающих о трудной судьбе крестьянских детишек, что от зари до зари трудятся, рук не покладая. Привезти и показать. Вот они, детишки, уработались – с ног валятся. Оттого, видать, и скачут как блохи. И визжат, как…
Кто, кроме детей, может визжать так громко и противно, Артур вспомнить не смог. Зато снова вспомнил монастырскую жизнь, временные обеты молчания, смирение и милосердие, а также трудовую повинность, каковая, без сомнения, идет на пользу отрокам и отроковицам.
– К Чопичам едет! К Чопичам! – радостно заблажили позади. – К Илоне-богатейке!
Артур вздохнул, подавляя желание пустить Серко рысью. Миновал дом колодезного смотрителя и подъехал к воротам следующего, такого же большого.
Насчет «богатейки» шумные дети не врали: над высоким забором, неожиданно зеленые на фоне привычной сухой серости, торчали ветки яблонь с завязями плодов второго уроожая. А за деревьями виднелась каменная громада цистерны размерами никак не меньше городских, расставленных по одной на квартал. Чопичева хозяйка, иначе говоря, вдова, бывшая старшая жена Симеона Чопича, покупала столько воды, чтобы хватало и ей и деревьям. Что ж, неплохо живет сумасшедшая матушка Золотого Витязя.
Артур спешился, толкнул калитку и вошел во двор, ведя Серко на поводу.
За домом громыхнул цепью и загавкал басом дворовый пес, судя по голосу – не чета тем шавкам, что пылили за детворой, взлаивая от одного лишь дурного задора. И таким же грозным: – Кто это пожаловал?, – разве что произнесенным по-человечески, а не по-собачьи, встретила Артура выплывшая на крыльцо толстая, высокая женщина.
Правда, тут же, прищурившись, ладонью прикрыв глаза от солнца, она ахнула:
– Сыночка! Приехал, родной!
И Артуру захотелось убраться подальше.
Сумасшедшая. Зако ведь предупреждал…
Илона Чопичева грузно сбежала с крыльца. Захрапел и попятился и без того злой Серко. Артур отступил вместе с конем, собираясь совершить тактический маневр и оставить жеребца между собой и сумасшедшей, но Илона остановилась, как о стену ударилась. И по-девичьи прижала к щекам ладони:
– Ох ты ж господи, обозналась я! Сэр рыцарь, я ж вас за сыночку приняла. Да не вижу ж против солнышка-то, а блестит, ну, думаю: Зако приехал, вспомнил о матушке. А это ж не Зако, это рыцарь благородный. Не мудрено перепутать, вы ж похожи с сыночкой-то моим. Ох, а что ж вы приехали, или беда с ним стряслась?
– Нет, – поспешно заверил Артур, пугаясь того, как округляются, мгновенно наливаясь слезами, глаза хозяйки, – ничего не случилось, напротив, у… гхм… у господина Зако дела складываются как нельзя лучше. Командор Карцагский узнал о его желании стать братом-рыцарем и поручил мне разобраться с… ну, кое-какими неясностями.
– Так что ж вы стоите-то? – встрепенулась Илона, моментально переходя от тревоги за сына к заботе о госте. – Пойдемте в дом, благородный рыцарь. Мы ж понимаем, вы там у себя к простоте нашей непривыкшие, но мы ж от всего сердца. Вы ж человек божий, понимаете, значит, когда от сердца-то, не побрезгуете нашей скромностью. – И тут же, перейдя от квохтанья к прежнему грозному басу, загудела набатно. – Левка! А ну выдь! Выдь говорю! Коня прими!
Здоровенный, чубатый красавец явился, зевая, из дверей конюшни. В светло-русых кудрях его запутались соломинки, а толстые пальцы почесывали живот с таким звуком, как будто железная щетка скребла по свиной шкуре.
– Тута я, тетушка.
– Спал, лоботряс?! – грозно вопросила Илона. – Ей-же-богу, завтра же в поле отправлю. Я тебе что велела?
– Дудика перековать, у Сметанки в деннике настил сменить, сено перетрусить, сбрую поправить…
– Сделал?
– Дак вот, – Левка зевнул, хотел было снова почесаться, но под взглядом Илоны замялся, – вот, – повторил доверительно, – сбрую правлю.
– Я тебе выправлю, – пообещала Илона, – вернутся мужики с поля, я им вожжи выдам, они тебе все выправят. Коня прими, олух.
– Коня? Вот этого, что ли? – Ясные глазоньки из-под длинных ресниц оглядели Серко и моргнули. – Дак, тетушка, оно ж меня само примет. Оно ж рыцарево, драться, поди, обученное.
– В самом деле, – сказал Артур, отвлекая Илону, уже набравшую в грудь воздуха для долгой и обстоятельной ругани, – он у меня кусается. И вообще, мы ненадолго. Я подпруги ослаблю, – он поймал себя на желании заискивающе улыбнуться грозной хозяйке, – и пусть его мальчик какой-нибудь поводит.
– Слыхал, мальчик? – Илона глянула на Левку.
– Слыхал, – вздохнул тот.
Нога за ногу подошел ближе, осторожно принял у Артура поводья и повел Серко по песчаной дорожке куда-то в глубину двора.
– Садик у меня, – скромно объяснила Илона Чопичева, – лошадка в садике погуляет, травки пощиплет, и ей, и садику польза, так ведь, благородный рыцарь? А то они ж у вас, кони-то, травки свежей и не видят. Где ж ее взять, травки, когда рыцарей из обжитой земли отозвали? Ну чего ж на дворе стоять, пойдемте в дом-то.
Людей в хозяйство Илоны Чопичевой отбирали, судя по всему, как в гвардейский ряд – по росту и развороту плеч. Девица, принесшая гостю воды умыться с дороги, и две другие, что подавали на стол, оказались всего на полголовы ниже Артура. Пышногрудые, румяные; юбки колышутся вокруг роскошных бедер; в глубоких вырезах вышитых рубашек…
Артур напомнил себе, что «в Лыни – никогда больше», и вздохнул.
Та, давнишняя девочка была совсем другой. Она, наверное, понравилась бы Альберту – маленькая, худая, ключицы-палочки, грудь помещалась в ладони. Девственница.
Сколько ей было? Лет, наверное, четырнадцать… Другие в таком возрасте уже детишек нянчат.
Артур ничего о ней не знал. Вообще ничего. Она появилась ночью и ни на миг не смутилась тем, что Альберт спал в этой же комнате. Спал или притворялся спящим. И она ушла раньше, чем рассвело, – Артур и разглядеть ее толком не успел. Так и помнил потом – на ощупь. Руки помнили, помнило тело, губы…
Рано-рано утром они с младшим уехали и больше уже не возвращались в Лынь.
А если б и вернулись?
Честно говоря, Артуру ничуть не интересна была судьба этой тощенькой, засидевшейся в девицах и зачем-то отдавшей невинность заезжему рыцарю.
– …мы и раньше не бедовали, – услышал он наконец воркотанье-рокотанье Илоны Чопичевой, – хозяйство, садик – это уж как водится. Чопичи ж семейство в Лыни не последнее. А как сыночка наш, Зако, золотенький мой, в дальние земли подался, так и стал он матушке родной подарки один другого краше слать. Он же ведь у меня один. У Симеона-то Чопича, хозяина моего, жен пятеро было. Уж они рожали себе и рожали. Да вы ж и сами видите: парни-девки у меня как на подбор все. Сестрицы[7] мои по второму разу замуж пошли. В старшие жены. А и то, с приданым, что Симеон за ними оставил, чего ж им старшими не быть? Они – замуж, а детишки в отцовом доме остались, пасынки да падчерицы, послал Господь, я на них не нарадуюсь. А я Зако вот только родила. Зато удался сыночка – весь в отца. А отец наш, ох и греховодник был! – Илона сладко зажмурилась. – Я ж ведь, грешным делом, когда вас-то разглядела, благородный рыцарь, я ж подумала ну не иначе и здесь Чопичева кровь. Похожи ж ведь вы на Зако, ну как брат младший. Вы уж не обижайтесь, если я не так чего скажу.
Артур не обижался. Зако он видел лишь в облике Галеша, в чернявом и тонкокостном – плюнь, переломится – теле менестреля. Вполне возможно, что настоящий Золотой Витязь и вправду светловолос, светлоглаз и высок ростом. Почему нет? Вон Левка (интересно, его когда крестили, знали уже, каким вырастет?) – здоровущая орясина, и кудри русые, и глаза – как голубые стеклышки. И вправду ведь похож, как если бы кто Артура взял и в щелоке как следует выполоскал, чтоб краски сошли.
Он помалкивал, изображая внимание, кивал согласно время от времени, предоставляя хозяйке возможность выговориться. Кому еще ей здесь о любимом сыне рассказать? Не соседям же, те давно все наизусть знают. А новые люди бывали в Лыни нечасто: четырежды в год приезжали купцы, да, может быть, редко-редко забредали сюда какие-нибудь бродячие театры. В таких деревеньках трудно заработать денег, зато накормят селяне от пуза, напоят, да еще и с собой дадут – на месяц хватит.
Однако вряд ли Чопичева хозяйка привечала актеров. С таким забором да с басовитым кобелем на цепи – нет, странничков здесь не любят. Иное дело «благородный рыцарь», и не простой, патрульный, а в форменной эсклавине с крестами. Такого в своем доме принять – всей деревне на зависть.
И лучше, конечно, так, чем наоборот, На севере теперь храмовнику даже воды не подадут напиться.
А в горах шелухи словесной нет-нет да попадется семечко, из которого при известном умении можно не деревце, так хоть кустик вырастить. Листочки-веточки, тут слово, там два, выстраивается, складывается картинка… если повезет. А не повезет, так не убудет с сэра Артура, послушает старую женщину. В первый раз, что ли?
– Скажите, госпожа Илона, – он наконец-то выбрал подходящий момент, чтобы придержать лавину воспоминаний и наивного хвастовства хозяйки, – не заметили ли вы во время крещения Зако каких-нибудь странностей, может быть, помех, что отвлекали священника, или нарушения порядка таинства?
– А… – прерванная на полуслове хозяйка запнулась, – а-а, вот вы зачем приехали. Да и я ж говорю, давно пора было, двадцать лет ведь прошло. Дозволения на крещение нам так и не дали, грех, говорят, по второму-то разу. А где же по второму, когда господин рыцарь, что в Тырнове над всеми старший, ясно сказал: не крещен. А если не крещен, так ведь крестить же надо. Как же это, когда душа и без крещения? Двадцать лет я за сыночку Бога молю, помоги, Господи, разобраться, спаси душу грешную… Или дел столько у господ рыцарей, что для простых людей у них и времени нет? Да нет, я ж понимаю, – замахала она рукой, предупреждая возможные оправдания или объяснения, – я ж все понимаю, дела, чудища, в последние годы и вовсе страшное творится. А вы что же, из самого Сегеда к нам?
– Да.
– Ой, таких детишек в такую даль отправляют! – Илона жалостливо покачала головой. – И о чем только думают? Неужели ж постарше никого не нашлось? У нас-то детки храмовые одни не ездят, со взрослыми только. Опасно ж ведь в Лыни-то.
Артур стиснул зубы и очень вежливо напомнил хозяйке:
– Вы хотели рассказать о крещении Зако.
– Да я ж и говорю, – удивилась Илона, – как раз к тому и подхожу. Когда Зако крестили, не приняла его душа таинства, потому как неправедно оно было и не от Господа. А Чопичи, я вам скажу, благородный рыцарь, они на это дело чуткие, потому что род свой ведут от самого Миротворца. Тот, всем известно, ни чудищам, ни друидам, ни чернецам-ведьмакам спуску не давал. Разговор короткий был: нечисть – смерть тебе собачья! – С неожиданным воодушевлением хозяйка ударила ладонью по столу, словно изображая Миротворца, дорвавшегося до «нечисти». – Знал, – она наставительно и благоговейно подняла палец, – знал Миротворец-то, что души черные в черные одежды рядятся…
– Госпожа Илона, – терпеливо произнес Артур, – оставьте Миротворца, расскажите о крещении вашего сына. Почему вы считаете, что таинство было неправедным?
– Да потому что Зако его не принял.
– Понятно. – Рыцарь уставился в узорчатую скатерть, мстительно предвкушая, как будет дословно пересказывать сэру Герману все рассказанное Чопичевой хозяйкой.
Не позволит. На самом интересном месте прервет и велит докладывать по делу…
– Госпожа Илона, а крестный отец Зако жив ли еще?
– Да жив, куда ж он делся бы? Водяник наш – крестный сыночки и есть.
– Водяник?
– Ну смотритель колодца, если по-вашему, по столичному. А по-нашему, так водяник. Вы там, у себя, водяником водяного деда называете, что в канале живет, девок топит. А у нас…
– Спасибо, – Артур поднялся, – вы мне очень помогли. До свидания, госпожа Илона.
– Что так скоро? – Она искренне удивилась и, кажется, даже слегка обиделась. – Вы ж не отдохнули, не покушали даже. Ну где ж это видано, в такую даль добираться и обратно сразу? Да куда ж я вас отпущу? К вечеру дело. А ну как обидит кто? У нас же здесь не то что на Севере, у нас же и чудища водятся. Вот завтра рыцари обратно в Стополье отправятся, так вы с ними и поедете, а сегодня здесь заночуете. И про сыночку, – Илона взглянула на Артура жалобно и тревожно, – что ж вы мне про сыночку моего ничего не расскажете?
– Он сам все расскажет, – пообещал юноша, дав себе зарок при первой же возможности отправить Золотого Витязя в Лынь, если надо – пинками пригнать, – он скоро приехать собирался.
– Когда?
– Когда выполнит поручение, возложенное на него командором Единой Земли. Поручение это очень важное и ответственное, но совершенно безопасное, и в самом скором времени, я надеюсь, господин Чопич освободится Он говорил мне, что сразу, как только позволят дела, навестит вас. Он… – господи, ну хоть бы одно вспомнить живое, человеческое слово, – он скучает, – нашелся наконец Артур, – и… очень вас любит.
– Он так сказал? – переспросила Илона. – Он сам вам так сказал?
– Да. – Артур отступал к дверям. – Всего хорошего, госпожа.
– Там еще мальчик был, – сказала вдруг хозяйка, – помогал батюшке во время крещения. Мальчик – все беды от него. Батюшка ж у нас хороший был. Он же еще и Симеона моего крестил, и меня, и сестриц моих, и… да у любого спросите, скажут вам, что батюшка наш, упокой Господи его душу, святой был человек. А мальчик этот – чужой был, приезжий какой-то мальчик…
«Сумасшедшая? – Артур взлетел в седло и рысью погнал Серко к дому „водяника“. – Несчастная она, а не сумасшедшая. А Зако – скотина. Подарки он присылает – то-то ей радости. Вернет себе тело, я его за шиворот к матери притащу. И ноги отрублю по колено. Чтоб уехать не мог».
Пока добирались обратно в Стополье, Артур всерьез задумался о том, чтобы от имени сэра Германа и от себя лично испросить у Тырновского маршала поощрения для рыцарей брата Евстафия. Они честно ждали его до вечера, как и было обешано, а когда сроки вышли, старший патруля связался со Стопольем и получил от командора рыцарей разрешение ждать брата Артура Северного столько, сколько будет необходимо.
Дождались, хотя к тому времени, как выехали, солнце уже садилось.
Не дело добрым христианам ходить в темноте, подобно чудищам или нечисти. Но Артур тревожился за младшего, а командир патруля непременно хотел послушать заутреню, тем более что не получил от сэра Евстафия разрешения пропустить ее. Поехали. И всю дорогу что-то шло следом, взвихряя пыль, ступая тяжко, так что вздрагивала земля. Шло, но не приближалось, не показывалось на глаза, и распознать, что же это за тварь, Артур так и не смог.
– За вами идет, – услышав незаданный вопрос, сказал командир, – мы здесь таких не встречали.
А Альберт еще не спал. Даже не ложился. Артур нашел младшего в зале для капитулов, где маг бессовестно обдирал в карты двух братьев-рыцарей, капеллана и самого брата Евстафия.
Денег больше чем по три бани ежедневного содержания рыцарям не полагалось, поэтому играли на что придется. И «чего придется» к появлению Артура громоздилась на столе перед Альбертом изрядная кучка. В частности, наличествовали там: корня мандрагоры – три, крепко связанные нитью, они попискивали и делали попытки уползти; жало мантикоры – одно, с защитным стеклянным пузырьком на острие; связка «драконьих ресничек», к драконам, разумеется, отношения не имеющих, но незаменимых в изготовлении домашних охранных систем; слезных сердоликов – два, откуда взялись они здесь, на Востоке, оставалось только догадываться; маховых перьев складчатого грифа – аж пять, и разной ценности карт – россыпью.
Артур прикинул общую стоимость выигрыша и одобрительно хмыкнул:
– Разоримся – будешь семью кормить.
– Буду, – пообещал довольный Альберт, рассовывая добычу по многочисленным карманам своего жилета, – на твое жалованье долго не протянем.
– Содержание, – поправил Артур, – нам жалованье не платят.
– А все равно мало. – Младший поклонился всей честной компании, капеллану – на особицу. – Засим, благородные господа, позвольте вас оставить.
– Ничего, сыне, – медовым голосом промурлыкал святой отец, – бог даст, завернете вы еще в Стополье. Отыграюсь.
– А мы думали, обдерем сэра Альберта как липку, – печально сообщил Артуру брат Евстафий. – Ну куда ему против нас? Индюк вот тоже думал… Ладно, дело полезное. Спокойной ночи, благородные господа.
– Весело они здесь живут, – констатировал Альберт уже в келье, высыпав трофеи на стол, – всего месяц в Стополье стоят, а вон сколько набралось. Перья себе оставлю. – Он рассовал пять тяжелых черных пластин по кармашкам для детонаторов холи-гранат. – Полетаем!
– Нет уж, – сказал Артур, – лучше пешочком.
– Скучный ты, братец. – Младший уже вертел в руках тяжелое мантикорье жало. – О! Давай каменного тролля поищем. Я слышал, этот яд даже его берет. А еще феникса астрального. Проверим? – Альберт посмотрел на лицо Артура и вздохнул: – Понял. Ну, нет так нет. Хочешь корешок подарю? – Он протянул брату пищащую мандрагору.
– Зачем? – нехорошим голосом спросил Артур.
– Ну… – Черные глазищи мага стали безобидно-наивными. – Ты разве не знаешь, зачем мандрагора нужна?
– Мне – не нужна.
– Так это пока. – Альберт увернулся от подзатыльника. – Знаешь, а у отца Лазаря хорошая колода. Красно-зеленая, быстрая такая. Но у меня все равно лучше. Сыграем, может?
– Не наигрался?
– Да ну, – младший поморщился, – мне тут разве что капеллан противник. Ну давай, хоть разочек. – Он сгреб трофеи в горку, освобождая место на столе. – Тащи свою колоду.
– Покажи сперва, какие карты выиграл.
– Ну сейчас! – Альберт зловредно ухмыльнулся. – Нет уж, начнем играть – увидишь. Хочешь? – Он повертел перед носом у брата картонной пластинкой, переливающейся всеми цветами радуги.
– «Сворд-твистер», – ахнул Артур, – настоящий! Ты его здесь нашел?
– А то! – Младший шустро спрятал карту за спину. – Играем? «Гробовщика» поставишь?
– Да легко!
За «сворд-твистером», полицветным монстром, атаки которого были неотразимы, а защиты при соответствующей тактике почти непробиваемы, Артур охотился, еще когда жил в монастыре Приснодевы. О карте этой ходили легенды. Изначально в Единой Земле их было две – одна хранилась в коллекции Его Высочества, вторая, по слухам, – у ректора разрешенных магов. Больше «сворд-твистеров» не делали, потому что, опять же, по слухам, герцог желал остаться единственным известным обладателем этого сокровища.
Ректор – не в счет, во-первых, потому что ректор не играл в карты, во-вторых, потому что глупо конкурировать с человеком, реально контролирующим все карточное производство.
Но однажды, когда Большой мир в очередной раз изменился, тамошние купцы привезли в монастырь Приснодевы несколько колод, неотличимых от тех, что ходили в Долине. Артур помнил взаимное удивление хозяев и гостей, когда первые узнали, что для вторых волшебные карты – обычные картинки. То есть, если честно, это рыцари удивились. А купцы, увидев, как картонные прямоугольники в руках крестоносных горцев превратились в армии крохотных чудищ, солдат, диковинных животных, быстро собрались и уехали, осеняя себя какими-то языческими знаками. Даже товар бросили, и деньги не взяли, и вообще торопились очень.
В привезенных колодах нашлось в общей сложности десять «сворд-твистеров», одного отец Лучан оставил себе, остальных продали, обновив на вырученные деньги стены и все хозяйственные постройки.
А потом стало не до карт.
– Ты вот мне скажи… – «Зомби-плеватели» бежали по столу в безнадежную атаку, не успевая уже отвернуть от смертельного для них «дыхания вечности». – Почему храмовники все за бело-синий контроль цепляются? Хорошая тактика, я не спорю, – Альберт отправил вслед своим мертвякам огненный смерч, и «дыхание вечности» паром взвилось к потолку, – но не для таких колод, как у меня, или, вон, у капеллана. Медленно очень. Твой черно-синий куда эффективнее.
– Черные карты в ордене не любят. А белый с синим, это ж холи-символы. – Артур поддержал воздушных элементалей «колесницей ярости». – Заодно тренируемся.
– Ага, то-то у них там проксевых карт штук по двадцать напихано. Интуиты тоже думают, что с проксями играть полезно.
– А разве нет? – Элементали уже гнали огонь обратно на позиции младшего. «Колесница ярости» увязла в болоте, расстеленном «генералом трясин», но «генерал» у Альберта был всего один, поэтому Артур смело двинул вперед «рыцарей заката». – Прокси же не карты – картинки. Вместо них свои заклинания приходится использовать. Чем не тренировка?
– Но это же игра! – Младший аж подпрыгнул. – Как вы все не понимаете?! – И перед «рыцарями заката» протянулось еще одно болото, куда они благополучно и въехали. – Если игра – надо выигрывать, а пока он свое заклинание на проксевую карту выложит, я его своими монстрами сто раз затопчу.
Словно в подтверждение его слов, целые стаи «огненных крыс», шипя и подпрыгивая, помчались по вырастающим из трясины кочкам. Огонь был им нестрашен, элементали воздуха – тоже.
Артур выложил «великий потоп» и с удовольствием наблюдал, как армия Альберта захлебывается в волнах бушующего на столе океана.
– А вот это, – прокомментировал младший, вытаскивая «киношных зомби», – тебе еще икнется.
«Киношные зомби» в воде не тонули, в огне не горели, «осиновые рощи» проходили насквозь и поражаемы были лишь красными «бейсбольными битами» да «серебряными арджунами», последних у Артура хватало, но они как раз-таки не умели плавать.
Рыцарь улыбнулся и бросил на стол «Ноев ковчег», с которым никакой океан был «арджунам» нестрашен.
– Вот гад! – возмутился Альберт, глядя, как его козырных монстров кромсают на куски сияющие витязи. – Ты почему не сказал, что у тебя «ковчег» есть?
– А ты мне про второго «генерала» сказал?
– А ты знал, что я карт навыигрывал!
– А ты.. ах ты..
– Хе!
И «пламя Фархара», шипя, испарило «великий потоп», сожгло «ковчег», в пепел превратило «арджун» вместе с «киношными зомби».
Потом армии Альберта громили друг друга под контролем Артуровых «наставников», а сами «наставники» потихоньку дохли в окружении «веселых гидр». «Голубые парни» заражали «пацифизмом» мужественные «красные бригады», клацали зубами «баскервильские проглоты», потрясали серпами «безумные жнецы». Когда на столе воцарилась мешанина всеобщего смертоубийства, Артур выложил «бич Божий».
Сверкнуло.
Грохнуло.
И стало тихо.
И в этой тишине Альберт, обиженно шмыгнув носом, перевернул свою последнюю карту. Одинокого «голодного монашка». Этот якобы монстр был почти ни на что не годен, если только не выкладывалось против него заклинание, доступное лишь владельцу черно-синей колоды. С нехорошим предчувствием Артур взглянул, что осталось у него самого…
– «Рог изобилия». – Он бросил карту на стол. Изобилие не замедлило посыпаться, но «голодный монашек» только того и ждал.
Как он жрал дары с небес, от которых любые другие фигуры пучило и разрывало на кусочки, как из раздувшегося мешка для подаяния выползали другие «голодные монашки», братья уже не смотрели. Артур со вздохом отдал Альберту вожделенного «гробовщика» – сволочная карта, ну что ей стоило хотя бы раз за игру прийти в руку?! А младший с неожиданным великодушием протянул брату «сворд-твистера».
– Забирай. Мне он все равно не нужен.
– Ну, знаешь, – Артур не спешил принять подарок, – это тебе не «гробовщик»…
– Да ладно. Разоримся, продашь его – будешь семью кормить. Еще и детям хватит Не всем, конечно, но так, двум-трем десяткам – вполне.
– У меня столько нету, – проворчал рыцарь, забирая карту и разглядывая переливающуюся картинку.
– Это ты так думаеш. Ладно, рассказывай, как съездил. Узнал, что хотел?
Альберт – не сэр Герман, ему не нужен был «доклад по делу», напротив, младший потребовал рассказывать со всеми подробностями. Артур и рассказывал: все, что говорила Илона – дословно, до мельчайших деталей. И про «садик», и про крыльцо резное, и про меч Зако, игрушечный, деревянный, что Золотой Витязь себе в шестилетнем возрасте выстрогал, а Илона по сей день хранила бережно, и про скатерть с петухами, и про Левку с глазами-стеклышками – все так все. Он, правда, не понимал, для чего это «все» Альберту. Младший никогда не рвался собирать в картинку разноцветные кусочки смысла. Не любил он этого, предпочитая долгим раздумьям мгновенные озарения. И сообразил Артур, что к чему, лишь когда Альберт сказал недовольно:
– Как она его любит… а он ее видеть не хочет, – помолчал и добавил вопросительно: – Если бы у нас была мама, мы бы к ней ездили, правда ведь?
– Малыш, ты чего? – Артур пересел на койку, обнял младшего за плечи. – Конечно, ездили бы. Но нам ведь и так неплохо живется.
– Врешь, – равнодушно заметил Альберт.
– Почему?
– Ты бы не ездил. Тебе твой Бог не велит. А еще ты из-за меня в ад попадешь.
– Что?
– Что, что? Как будто ты сам не знаешь.
– Зако… – Рыцарь покрепче прижал к себе брата. – Удавлю мразь. Что он тебе еще напел?
– Да при чем тут Зако? Вы же все… а он спросил, какая разница, что я, что рыцари. Артур, и правда ведь. Они тебе все братья. Вы друг за друга… а если бы тебе сэр Герман сказал, что нельзя?
– Что – нельзя?
Артур не знал, кого ему сейчас хочется убить больше: Золотого Витязя, плюющегося ядом без цели и смысла, или проклятого профессора Иляса Фортуну. Взялся, мерзавец, растить пацаненка, так научи его жить по-человечески, а не забивай голову одной только поганой магией.
Альберт… не Альберт, конечно, он сам в жизни бы не додумался – Зако, скотина злоязычная… А младший хочет верить в то, что они с Артуром братья, настоящие, кровные. Не понимает он и не желает понимать, что кровь ничего не значит.
Или наоборот – понимает. Но тогда все рыцари и вправду такие же братья Артуру. Настоящие братья, перед Господом чистые, крещеные, далекие от магии. Совсем не то что Альберт Северный, дикий маг без роду и племени.
Сын Неба…
– Если бы тебе сэр Герман сказал, что меня надо, ну… вы ведь магов убиваете… убивали. Раньше. И что тогда?
– Так он и сказал. – Артур не единожды рассказывал младшему о своем споре с командором Единой Земли, споре, без преувеличения историческом, ибо тогда были пересмотрены устои ордена. – Он сказал сначала, что нужно тебя убить. А я сказал, что не нужно. Ты ведь знаешь.
– Ты сказал, что магия угодна твоему Богу. А сейчас ты уже и сам не знаешь, какому Богу молишься. А если окажется, что ты не прав? Если магия – зло? Если…
– Проще говоря, что будет, если Господь захочет твоей смерти? Не сэр Герман, не пастыри – сам Господь велит мне тебя изничтожить? – Артур развернул брата лицом к себе, внимательно посмотрел в спокойные – слишком спокойные – черные глаза. – У меня есть орден и Бог – это моя семья, мой отец, моя мать, мой дом и моя любовь, так? Обменяю ли я все это, включая свое имя, свою душу и своего Господа на одного-единственного грешника? – Он покачал головой. – Братик, ну я понимаю, Зако – дурак, и вопросы у него дурацкие, но ты-то у меня ученый: Священное Писание раньше, чем я, прочитал, неужели сам ответить не можешь?
– В твоем Писании…
– Не в моем – в Священном – черным по белому написано: нет того, что не сделал бы Господь ради грешника. Рано или поздно ты уверуешь, спасешь свою душу, и Он будет этому очень рад. Очень. Тебе Он обрадуется больше, чем всем нашим рыцарям вместе взятым. А ради того чтобы доставить Ему радость, я, честное слово, пошлю на… э-э… далеко пошлю и сэра Германа, буде ему вздумается говорить глупости, и всех братьев-рыцарей, и себя самого, если потребуется. Ну это же просто, братик. Это так же просто, как то, что Он есть.
– И ведь не врешь. – Альберт пытливо смотрел ему в лицо. – Вижу, что не врешь. Но почему у таких дураков, как Зако, есть все, а у нас с тобой – ничего нету? У Рыжей – и мать, и отец, а она про них даже вспоминать не хочет. Ирма твоя врет, что нет никого, а на самом деле есть, я знаю… то есть знаю, что врет. Даже у Галеша мать в Вылче живет. А он ей только деньги присылает, сам не показывается. – Альберт сердито поджал губы. – Ведь мы же не сироты, Артур, были бы сироты – не так обидно. Она же нас не захотела. Сама. Родила и бросила. Почему?!
– Может, она болела чем? Откуда нам знать? Или при смерти была? Или… не знаю, Недремлющие за ней охотились.
– Между нами год разницы, – неохотно напомнил младший, – многовато для «при смерти», да и рыцари Кодекса обычно быстрее работают.
– Ты не спал – боялся, что сны плохие будут? – вместо ответа спросил Артур.
Альберт молча поморщился.
– Вот тебе всякая гадость в голову и лезет, не спишь потому что.
– Засну – приснится, как тебя Цветочница на кусочки режет.
– Так и так – неладно, – улыбнулся Артур, – а спать все-таки надо. Я с тобой посижу. А завтра Зако морду набью.
– Завтра Галеш будет.
– Вот же… ладно, завтра и посмотрим.
С утра Галеш, деликатно постучав, заглянул в келью Альберта.
– Артур, – позвал шепотом, – а я тебя ищу, ищу. На заутрене тебя нет, на поле для занятий – нет, а ты, оказывается, здесь. Артур, я…
– Сгинь.
– Я только спросить: с Альбертом все хорошо?
