Наталья Игнатова
Врагов выбирай сам
Он сделал паузу, хитрый, ехидный старик. Сделал паузу, во время которой успели понимающе переглянуться и рыцари, и послушники; и сержанты проворчали что-то разочарованно; и даже Галеш открыл было рот, но закрыл на всякий случай.
– Брат Артур – это Артур Северный, – как ни в чем не бывало продолжил командор. – Вы знаете его как Миротворца, и я уже привык к этому имени, хотя, конечно, на самом деле Миротворец – это топор.
– К вашим услугам, – буркнул Артур, ни на миг не смутившись под перекрестьем взглядов.
Не поверили. Верят. Гонят веру, взывая к здравому смыслу.
Уже для отцов их отцов Артур Северный был сказкой, легендой, героическими балладами да сотней-другой похабных песенок.
– А крылья? – пробормотал обиженно один из мальчишек. – И нимб. Святой же.
– Сам ты святой, – привычно огрызнулся Артур.
– Со святостью до сих пор не все понятно, – почему-то виновато объяснил сэр Герман. – Вы и сами знаете, сын мой, что официально брат Артур не был причислен к лику святых.
– Угу, – сам для себя заметил брат Петр и почесал шрам на щеке. – Святые, они все замученные, а храмовника кто обидит, тот трех дней не проживет. Значит, говорите, брат Артур, топор ваш чувырл убивает, а не развоплощает?
– Да.
– Это выходит, те четыре, что в хайдуков перекинулись, больше уже не напакостят?
– Да.
– Ну и хватит о них, – подытожил брат Стефан. – Сэр командор, позволите за знакомство? – Он вытащил из седельных сумок бурдюк с вином.
– Вроде знакомились уже, – напомнил сэр Герман.
– Да ладно, – укоризненно сказал брат Петр, – мы ж не с Миротворцем, а с потомком знакомились. А сейчас за предка выпить надо.
… Не помешало, ох не помешало бы мальчику сейчас учинить что-нибудь в его духе. Какое-нибудь маленькое – он таких и не замечает – симпатичное чудо. Для Артура чувырлы, убитые, а не развоплощенные, – доказательство того, что Господь направляет его руку и его сердце. Если не прах сухой от тел остался, а кровь живая потекла – значит правильно все. Но это Артур. А братьям и уж тем более послушникам этого мало. Или, наоборот, много слишком. Четыре трупа, чувырлы или нет, а выглядят-то как люди.
Однако чудеса они на то и чудеса, что по заказу не являются.
Жаль.
Потому что сейчас братья верят, пока огонь горит и ночь вокруг полна тайны, не опасной – загадочной, а при свете дня, под солнцем, где для тайны нет места, скепсис вернется. Эх, Арчи, Арчи, ну почему ты всегда создаешь столько проблем для своего командора? И почему тебя самого эти проблемы нисколько не беспокоят?
Миротворец… Миротворец – это топор!
К стенам, где кладку седых камней
Плавит тепло лучей,
Мы направляем своих коней
И острия мечей.
Шелк моего плаща – белый саван
Проклятой Богом орде.
Ave Mater Dei.
Все-таки это была хорошая идея: сделать парадную форму по образу и подобию тех, древних, рыцарей-храмовников. Алое на белом – броско. Запоминается. Чистота и свет. И серебряные доспехи – почти как у Недремлющих.
Почти.
Мрачно. Внушительно. Надежно. Сила и спокойствие.
Лица в темницах стальных забрал,
Сердце – в тисках молитв.
Время любви – это лишь вассал
Времени светлых битв.
Крест на моей груди ярко-ал,
Как кровь на червленом щите.
Ave Mater Dei.
Разумеется, ни один нормальный храмовник не выйдет в поле, нацепив парадную форму. Но для песни простительны многие вольности, особенно для хорошей песни. Белый плащ с алым крестом.
Да. Именно так – кровь врага и сияние шелка.
Есть два пути: либо славить Свет,
Либо сражаться с Тьмой.
Смертью венчается мой обет,
Как и противник мой.
Взгляд Девы Пречистой вижу я
В наступающем дне!
Ave Mater Dei.
Ну вот и Арчи улыбнулся. Мальчик, мальчик, трудно это – быть святым, даже если сам не веришь в собственную святость. Улыбайся, пока умеешь, брат Артур. Святые, те, что в легендах, суровы и мстительны, и лица их, истощенные постами, не знают улыбок. Улыбайся. А брат Стефан, позабыв о вине, глядит и не может понять – это пламя костра отражается от золотых волос? Или…
Или, брат Стефан, именно что «или». И брат Петр – отражением брата Стефана таращится на Артура с недоверчивым изумлением во взоре.
Она улыбается. И стыдно было забыть об этом тебе, сэр Герман, старый, глупый вояка.
А мальчик сейчас там, рядом с Пречистой, и вот оно – маленькое чудо из тех, на которые сам Артур не обращает внимания.
Если я буду копьем пронзен
И упаду с коня,
Ветром мой прах будет занесен
С павшими до меня.
Нет, это не смерть, лишь только
Ангельских крыльев сень!
Ave Mater Dei.
– … Все равно я в Нее не верю, – пробормотал Альберт во сне.
Ветка, приподнявшись на локте, заглянула ему в лицо.
Спящий, Альберт казался совсем ребенком. И улыбался он по-детски, открыто и доверчиво. Улыбка противоречила словам.
Тяжелый перстень на цепочке, что юный маг носил на шее не снимая, как носят христиане нательные крестики, скатился на подушку и светился в полумраке спальни таинственно и мягко.
Алый крест на белой эмали.
– Сгинь, – приказала Ветка шепотом и провела над перстнем ладонью. Тут же отдернула руку, поморщившись.
– Что? – спросил Альберт, мгновенно просыпаясь. Взгляд его был пристальным и чистым, ни следа сонливости.
– Сон, – объяснила Ветка, – тебе сон плохой снился.
– Да? – Юноша зевнул, тут же брякнувшись обратно на подушки. – Странно. Не помню. Ну и ладно.
– Сними ты это, – попросила Ветка, пока Альберт не заснул, – удавишься ведь цепью когда-нибудь.
– Не-а. – Он обнял ее, притянув поближе к себе, сонно объяснил: – Это же Артур подарил. Меня Пречистая Дева бережет. Только… – и уже во сне, проваливаясь в теплую яму, пробормотал снова: – Все равно я в Нее не верю.
Утром, едва начало светать, отправились хоронить заеденных чувырлами хайдуков. Сэр Герман взял с собой обоих послушников, брата Петра и двоих сержантов. Послушников – чтобы преподать наглядный урок, брат Петр и он сам должны были позаботиться о душах убитых, ну а сержанты – выкопать могилу.
Оставшиеся в лагере тем временем собирались в дорогу.
– Вот так это бывает, – наставительно говорил сэр Герман, указывая на изуродованные тела и с удовольствием отмечая, что детишки держатся хорошо, если и боятся, то виду не подают. Совсем не то что вчера, когда Арчи у них на глазах порубил на куски чувырл. – Видите, земля здесь более рыхлая, чем вокруг. Это так называемый круг лиха. Что вы знаете о кругах лиха, Мартин?
– Там прячутся земляные чувырлы. Если живая тварь заходит в круг, чувырла убивает ее и принимает ее обличье, – без запинки ответил послушник. – Я думал, круг лиха лучше видно, – добавил уже от себя, – а его, вон, с коня и не заметишь.
– Рано или поздно у вас, дети, появится чутье на подобную мерзость, – пообещал сэр Герман, – а вот у хайдуков подобного чутья обычно не бывает. Этим же, как вы видите, не хватило и обычной наблюдательности. Что вы можете сказать, исходя из расположения трупов, Сергий?
– Ну, вот этот, – мальчик, тот самый, что спрашивал ночью о нимбе и крыльях, ткнул пальцем в один из трупов, – он первый в круг зашел. Его чувырла схватила, и еще один хайдук, вот этот, выручать побежал. А потом… – мальчишка склонился, разглядывая следы, сделал несколько шагов от круга лиха к дороге, вернулся, – потом, – сказал чуть менее уверенно, – чувырлы уже в людском обличье из круга вышли и оставшихся догнали. Притащили обратно и тоже заели.
– Верно, – кивнул командор. – Что нужно делать, если твой товарищ попал в круг лиха и на него напала земляная чувырла?
– Застрелить его стрелой с серебряным наконечником или из арбалета – таким же болтом. Стрелять надо сначала в живот, потом – в голову, – на два голоса, довольно-таки вяло ответили послушники.
Надо полагать, въявь представили себе, как один из них, крепенький Мартин или внимательный Сергий кричит, поедаемый живьем, а второй хладнокровно и тщательно целится. Это ведь непросто – попасть точно в голову человеку, который корчится в смертных муках. Да и в живот – тоже уметь надо.
– У вас появится чутье, – повторил сэр Герман. – За всю историю ордена было лишь три случая, когда земляным чувырлам попадались наши братья. И все три раза это случалось из-за небрежения к правилам. Я надеюсь, дети мои, вы отчетливо представляете себе, что случится, если чувырле удастся принять облик рыцаря храма?
– Ее сэр Артур убьет, – заявил Мартин. – Насовсем.
– Брат Артур не вездесущ, – строго напомнил командор, – и, между прочим, он всегда следует правилам.
Тела, завернутые в конские попоны, сложили в могилу. Помолились искренне за упокой четырех безымянных душ. Водрузили крест из досок, на который разобрали груженную железом подводу.
– Камнями бы привалить, – сказал один из сержантов.
– Не нужно, – сэр Герман коснулся креста, – никто сюда не сунется – ни зверье, ни нечисть.
Брат Петр встал рядом. Тоже положил ладонь на шершавое дерево:
– Упокой, Господи, души усопших рабов твоих…
Дальше ехали в другом порядке. То есть сержанты по-прежнему охраняли обоз, а обоих послушников сэр Герман отправил в арьергард, поручив брату Стефану проэкзаменовать обоих на предмет чувырл всех видов, их повадок и особенностей. Рыцарь покривился, но возражать не стал. Еще бы он возражал, когда оба мальчишки его оруженосцами вскорости станут. А такие вот экзамены в полевых условиях куда лучше в памяти откладываются, чем когда в учебных залах по картинкам занимаешься.
Так что теперь брат Стефан выслушивал от своих подопечных все, что и так знал прекрасно: о чувырлах огненных, которые наиболее опасны, ибо умеют затаиться в любом пламени – от костра до малого, неволшебного, светильника. А бывает, что и в волшебных прячутся, если маг-создатель напутает что-нибудь в защитных заклятиях. О чувырлах воздушных, от коих легче всего защиту найти, потому как приходят они с сильными, ураганными ветрами, и, чтобы спастись, достаточно от такого ветра спрятаться. Не обязательно в доме, сойдет и палатка, и повозка крытая – были бы стены. С земляными разобрались еще возле трупов. А водные чувырлы водились, разумеется, в воде. И для избавления от них достаточно было раз в месяц проводить соответствующие обряды у озер и рек да по берегам каналов. Обрядами занималась епископская церковь.
Круги лиха встречали еще дважды.
Если вчера ночью сэр Герман мечтал о чудесах, то сегодня его мечты начали сбываться с настораживающей легкостью. Что к одному, что к другому кругу лиха Артур подъезжал, не считая нужным даже спешиться. Брал в руки топор, и чувырлы, невидимые, зато истошно вопящие, выскакивали на поверхность в комьях сухой земли и взрывались, брызгая фонтанчиками черной крови.
– Как и не было ста лет, – пробормотал командор после второго раза, – ну ничего не меняется.
– А правда, – привязались Мартин с Сергием на дневке, – правда, что вас в рыцари в десять лет посвятили?
– Нет, – ответил Артур, попыхивая трубкой.
– А-а, – протянул Сергий и глянул на Мартина: слышал, мол?
– Нас тоже не посвящают, – пожаловался тот, – даже в оруженосцы. Мне уже тринадцать скоро, а брат Стефан – все рано, рано. Так до старости в послушниках и проходим. А вам сколько лет было, когда посвятили?
– Месяца четыре или пять.
– Это как?! – ахнули оба парня. Артур в ответ молча пожал плечами.
– Брат Артур был очень болен, – счел нужным вмешаться сэр Герман, – и его наставник, э-э… сэр Лучан провел обряд посвящения, уповая на милость Пречистой Девы.
– Мне бы так заболеть! – с завистью сказал Мартин. – А правда, что вы первое чудище еще в три года задушили?
– Нет.
– А когда? – спросил Сергий, уже сообразивший, что за коротким «нет» может скрываться самая неожиданная история.
– Я вообще никого не душил.
– Ну убили. Правда, что в три года?
– В семь, – сказал Артур, – и это было не чудище, а человек. Купец один. Я его отравил.
Сэр Герман про себя охнул, а вслух погнал мальчишек напоить отдохнувших лошадей.
Арчи, чуждый деликатности, такого мог понарассказывать о своем золотом детстве, что не только мальчишкам сопливым – рыцарям плохо стало бы. Историю с купцом сэр Герман знал. Артур же когда-то и рассказывал.
Большой мир на тот момент представлял собой вполне цивилизованные земли, населенные людьми, без всякой там нечисти. И люди эти конечно же искали путь через Ледяной перевал. А упомянутый купец, подрабатывая, как и большинство его собратьев, еще и лазутчиком, узнал чуть больше, чем ему полагалось.
Там ведь все просто было, в строгом хозяйстве отца Лучана. Хочешь торговать – с нашим удовольствием. Собираешься напакостить – будь готов к неприятностям. Купец же, на свою беду, был человеком совсем не злым, да еще и педерастом к тому же. Вот и пригрел он в караване маленького золотоловосого бродяжку с прозрачным и ясным взглядом синих-синих глазищ. А отец Лучан, изучив поступавшие от бродяжки сведения, пришел к выводу, что добрый мужеложец представляет опасность.
Сэру Герману иногда становилось интересно, сколько же людей на совести у «безгрешного мальчика». Но интерес свой командор подавлял в зародыше. Незачем. Незачем знать слишком много. Того, что уже есть, более чем достаточно. Неудивительно, что «Не убий» стало у Артура любимой заповедью. Особенно если учесть, что узнал он о ней, только приехав в Единую Землю. Отец Лучан такую мелочь в Десятисловии не задумываясь опускал. Он куда более серьезное правило для своих агнцев придумал: «Защити».
«Защити» – это значит любой ценой.
Кошмар! У них ведь там одна Библия на весь монастырь была. И не читали ее – наизусть помнили. Выборочно.
А уж толковали как…
До первого входа в метро добрались уже к вечеру. Оставили повозку, лошадей и Галеша в защитном круге, разобрали оружие и отправились вниз. Там, под землей, что днем, что ночью одинаково опасно, так зачем откладывать?
Мартин и Сергий, вцепившись в арбалеты, держались, как им было велено, в середине строя, и пока спускался отряд по ступеням эскалатора, все вертели головами, разглядывая стены. Гадали, наверное, о происхождении мрачного вида пятен.
Дальше была рутина. Ревущие выдохи огнеметов. Вопли и визг. Рычание. Лучи фонарей метались по стенам, по узким полоскам рельс, уходящих в ожившую тьму. Привычно, в отработанном порядке, сменяли друг друга пары: рыцарь и сержант. Послушники, бормоча молитвы, стреляли из арбалетов в чудищ, что умудрялись обойти колонну.
– Вы не бойтесь, – подбодрил их Артур, – когда боишься, молитва не от сердца идет.
– А откуда? – спросил Сергий.
– От пяток. – Артур улыбнулся. – Зачем Господу твои немытые пятки? Да и чудища любят, когда их боятся.
За вечер успели сделать порядочно. Нашли парочку новых проломов. В одном месте обнаружили уже изрядно расшатанную кладку и укрепили ее. Как следует вычистили несколько тоннелей. Прошлогодние проломы все были заложены надежно.
Жаль, нельзя взорвать метро совсем, чтобы все засыпало. Для этого нужен специалист, а где его взять? Тут и маги не помогут. Разве что Альберт достаточно силен. Но строили-то с умом – чтобы обрушить все это, одной силы недостаточно.
– Завтра весь день работаем в Ямах, – распорядился сэр Герман, когда отряд устраивался на ночлег, – а послезавтра займемся здешним хозяином. Потом – в Цитадель Павших. Есть вопросы?
Вопросов не было. Очень уж спать хотелось.
Назавтра к рыцарям и солдатам присоединился Зако. Гитара была брезгливо приторочена к седлу, с того же седла был бережно снят волшебный клинок. Брат Петр и брат Стефан только хмыкали, один – в усы, второй – так просто, да головами крутили. Где это видано, чтобы в одном теле два человека уживались? Но командор не возражает. Значит, так и надо.
Зако молча наблюдал за сборами.
Рыцари и солдаты облачались в доспехи, проверяли оружие. Мартин и Сергий, пытаясь сохранить приличествующую невозмутимость, возились с ремнями, по десять раз пересчитывали серебряные болты в обоймах. Сегодня они боялись куда меньше, чем вчера. В Ямах, конечно, темно, но здесь, на поверхности, уже светило тускловатое утреннее солнце, так откуда бы взяться страху?
В очередной раз поймав взгляд Зако, сэр Герман не выдержал.
– Останешься снаружи, – приказал он одному из сержантов, – доспехи и шлем хайдуку отдай. Пойдешь с нами? – обернулся он к Зако.
– Пойду, – с напускным спокойствием ответил тот. – Только доспехи у вас хитрые, разобраться поможете?
– Хитрости тут никакой нет, – охотно взялся объяснять сэр Герман. – Рыцари у нас, как видишь, в шкуры беловолков облачаются. Их ни когти, ни зубы, ни огонь не берут, только магия на серебре и золоте. Ну а для солдат такие вот… хм, бронежилеты. Кевлар. Металлокерамика. Надеваешь через голову, вот так. Тут застегиваешь.
– Вроде кирасы, – хмыкнул Зако, подгоняя под себя ремешки, шевельнул плечами, согнулся, выпрямился, – удобнее только.
– Вот именно. Ну, поножи, наручи, перчатки – с этим никаких сложностей. Теперь главное – шлем.
– Хитрая штука.
– Это да, – сказал командор с нескрываемой гордостью, – это всем штукам штука. Надевай. Ага. Вот переговорное устройство. Это называется микрофон, он должен быть возле губ. Все, что ты скажешь, мы услышим, а монстры нет.
– Монстры?
– Чудища. В метро… в Ямах оно нам не особо нужно, мы там как раз-таки шуметь собираемся, но на будущее лучше запомнить. Так. Это целеуказатель. Очень удобно, сам убедишься. Забрало не стеклянное, не смотри так. Оно не бьется, не горит, не царапается. И не запотевает, что ценно. И вот еще респиратор. Не запоминай, просто пристегивай. Без респиратора там, внизу, нельзя – надышишься дрянью, в пять минут сдохнешь. Теперь огнемет…
Арчи краем глаза наблюдает за сборами. Не поймешь, что он там себе думает. Глаз вроде веселый. Синий. Как обычно. Вот скажи, думал ли ты, сэр Герман, когда еще не был никаким сэром, что доведется тебе живьем увидеть рыцаря-храмовника из романов Вальтера Скотта? И какого храмовника! Сидит, красавец, на борту подводы, как на танковой броне. В камуфляже «хамелеон», в «хакингах», в шлеме с пластиковым щитком-забралом. Забрало поднято, сияют холодно-синие арийские глаза. И респиратор, еще не пристегнутый, болтается над плечом символом извечного армейского разгильдяйства.
А на коленях лежит огромный двуручный топор с полированным лезвием и потемневшей от времени, выщербленной множеством принятых на нее ударов рукоятью.
Красота! В кино бы снимать! Да. И в сумасшедшем доме показывать.
Зако быстро освоился с диковинным оружием. Сообразительный парень, чего ж его в свое время в орден не взяли? Была ведь какая-то причина… Надо будет посмотреть в архивах, вспомнить.
Сержант, освобожденный на сегодня от зачистки, остался дежурить по кухне. А остальные, посерьезнев и вмиг утратив благодушие, отправились «работать».
И весь день, с коротким перерывом на обед, было одно и то же: рев огнеметов; короткие хлопки арбалетных тетив; быстрые проблески меча Зако; сырость и грязь.
– Да уж, – заметил под вечер брат Стефан, за хвост выволакивая на улицу незнакомое чудище, – что-то я раньше таких не видел.
Добычу осмотрели. Пришли к выводу, что раньше таких не было. И запихали в специально для подобного случая припасенный контейнер. По возвращении зверюгу отдадут магам, а уж они разберется, как ее лучше убивать, с какой стороны бояться и почему она не сгорела.
– Демон-то твой где? – поинтересовался сэр Герман у Артура, когда через улицу пролетел одинокий шар перекати-поля.
– Дух.
– Ну, пусть дух.
– Близко. Ночью придет.
– Почему не доложил?
– Через круг ему не пройти, – Артур зевнул, – а поедем мы завтра с молитвой, так что не достанет он нас.
– Извести бы его как-нибудь. Житник вот от огня дохнет. Чувырлы…
– Угу, – кивнул Артур, вытягиваясь на одеяле и снова зевая, – житник – дохнет, а остальные развоплощаются просто. Воплощение Города и Пустошей – Развалины. Что вы с ними сделаете?
– Дорогу торную надо будет оставить, – решительно сказал сэр Герман, – через город, хотя бы до сортировочной станции. Крюк, конечно, получится…
– Для бешеной собаки… – язвительно пробормотал Артур. Только что сонные, глаза вдруг сверкнули насмешливой синью. – А и правда, чего бы нам жизнь интуитам не облегчить?
– Маги тоже люди, – буркнул сэр Герман, – а нам не трудно.
– Может, еще и Кочевье почистим?
– Только не ври, что недоволен. Ирма твоя драгоценная туда же, полагаю, за цацками ходит?
Артур изобразил губами презрительное «пф». Но улыбнулся. Заповедь «Защищай» включала в себя и магов тоже. А крюк… ну какой там, в самом деле, крюк к этому Кочевью? Так, пара часов. Спешить все равно особо некуда.
С утра, поразмыслив на свежую голову, решено было разделиться. Сэр Герман, братья-рыцари, послушники и сержанты продолжали путь к Цитадели Павших. Артуру с Зако надлежало проехать через Развалины до Кочевья, оно же Чистилище, или, на языке сэра Германа – сортировочная станция. Обе группы должны были проложить «торные дороги» – то есть мечом и молитвой очистить свой путь от чудовищ, да так, чтобы духи и твари долго еще обходили эти улицы стороной.
– Встретимся у памятника Освободителям, – решил командор и указал место на карте. – Как у вас с братцем это называется?
– Менгир, – без тени смущения ответил Артур.
– Да уж, – вздохнул сэр Герман, – знал бы скульптор.
Артуру плевать было и на скульптора, и на Освободителей, что бы там они от кого ни освобождали. Памятник, с его точки зрения, даже называться так не имел права. Каменный столб, торчащий из каменного постамента. Тоже, нашли скульптуру!
Артур этим утром вообще был склонен к недовольству окружающим миром. Сэр командор, в неизъяснимой мудрости своей, отрядил к нему в напарники Зако, и впереди ожидал веселый денек в расчудесной компании. С Галешем и то лучше было бы. Тот трепло, конечно, но трепло дружелюбное. А этот?
– Скучная у вас работа, – заявил Зако, едва лишь они с Артуром отделились от отряда, свернув в узкий замусоренный проулок, – вонь, грязь, чудища, а зачем все?
Артур молчал. Оглядывался по сторонам, заранее намечая путь отступления, если Город и Пустоши предпочтет большому отряду малый и выберет в качестве добычи их с Зако. Хотя сейчас, при отдаленной, но заметной поддержке сэра Германа, отбиться от духа было проще, чем в прошлый визит в Развалины.
– Вот я понимаю – хайдуки, – продолжал Зако, так же цепко, как и Артур, оглядывая пустые дома, зияющие выбитыми окнами, – у нас цель есть: клады ищем, побрякушки для магов. А вы?
– Мы за кладом едем, – напомнил Артур.
На поверхности души масляной пленкой плавало недовольство, но в глубине, у сердца, он был благостен и спокоен.
– Это сейчас, – не унимался доблестный хайдук, – а обычные патрули без всяких кладов головой рискуют. За что?
– А вы за клады? – поинтересовался Артур.
– Дурак ты, – снисходительно бросил Зако. – Я говорю, мы хоть знаем, зачем работаем. И с нечистью не связываемся, с тварями только. А что найдем – продаем. Интерес есть.
– Деньги?
– Да хотя бы.
– Деньги у нас и без кладов есть.
– Это у тебя. Я про весь орден толкую.
– А-а, – Артур улыбнулся. – Ну да. Ты болты серебряные у пацанов видел? Это для послушников, чтоб целились как следует. Учились, значит. А для рыцарей болты из золота льют – золото убойней и знаки святые лучше держит.
– Брехня, – непонятным тоном заявил Зако.
Артур лишь плечом шевельнул: не хочешь – не верь.
Хайдуки убегали от нечисти не только потому, что нечисть опасна. У хайдуков оружия не было. Не то что чувырлу – какого-нибудь дикого овинника обычным клинком или стрелой, пусть даже серебряной, не развоплотишь. Серебро и золото, если уж на то пошло, только против тварей и действенно: против оборотней там, мертвяков, друидов и прочей погани, что во плоти существует. И молиться правильно хайдуки не умели. И чутья на нечисть почти ни у кого из них не было. И… и Зако сейчас совершенно по-детски завидовал, но, кажется, даже сам себе в этом не признавался.
– Тебя почему в орден не взяли? – спросил Артур после паузы.
– Да иди ты!
И снова тишина. Только копыта тукают по пыли, изредка взрываясь звонким цоканьем, когда попадаются чистые участки мостовой.
– Сказали, некрещеный, – буркнул наконец Зако. – Мамка… я ж тогда сопляк совсем был, лет пяти, что ли… мамка и так и этак, и записи в книгах приходских… Да поп, который меня крестил, живой еще был! И ни хрена! Некрещеный, и все тут.
– Это как так?
– А я знаю?
– А крестили тебя где? И кто?
– В нашем приходе. – Зако махнул рукой куда-то в пространство. – Я сам из Лыни.
– Лынь? – Артур нахмурился, вспоминая. – Это Добротицкий диоцез?
– Епархия! Диос… как там, не знаю, что такое. А ты что, про Лынь слышал? Она ж вся – десять дворов, там и храма своего нет.
– Был я там, – неохотно объяснил Артур. И вздохнул.
Сэр Герман клятвенно заверял, что Золотой Витязь – никакой не потомок Миротворцу, но про Лынь сэр Герман мог и не знать.
Нет уж, лучше о таком не думать.
– Ты лет двадцать назад крестился?
– Двадцать два.
– Я посмотрю, – пообещал Артур, сосредоточенно уставившись на челку Серко, что мерно подпрыгивала между острыми ушами, – вот тело твое освободим, и посмотрю. Сейчас не разобрать: Галеш-то крещеный, а ты к нему близко слишком.
– Что ты посмотришь? – В голосе хайдука проглядывала снисходительная насмешка, но проглядывала одним неуверенным глазом, а второй жмурила в тревожном ожидании.
– Все посмотрю, – неопределенно сказал Артур. – Сэр Герман не зря тебя в Ямы позвал. Даже в этом теле.
– Понесло меня с вами, – недовольно буркнул Зако.
– Это Галеша понесло. О! – Озадаченный новой мыслью, Артур даже придержал коня. – Слушай, а как вы с ним договариваетесь, кому куда ехать? Ну, он вот в Сегед отправился, а если ты хотел в Шопроне быть? Как тогда?
– Вот если бы ты мне гитару не подсунул, – Зако сжал и разжал кулак, глянул с отвращением на тонкие музыкальные пальчики, – если б не подарочек этот, мы бы не договаривались.
– Я понимаю.
Тогда, в Цитадели, доблестный хайдук, поймав брошенную ему гитару, застыл ошеломленно, а потом сказал севшим голосом: «Вспомнил. Меня Галеш зовут А… а Зако тогда где?»
– Это как самому с собой разговаривать, – недовольно объяснил Зако. – Бывает у тебя такое?
– Да.
– Он все равно главный.
– Ты разве не мог из Сегеда уехать?
– Мог.
– Ну?
– А что? Решил посмотреть.
– И как?
– Говорю же, скучно. На кой черт мы в Чистилище едем?
– Не чертыхайся, – серьезно сказал Артур, – мешаешь.
– Чему я мешаю? По сторонам глазеть?
– Молитве. Мы дорогу чистим. Нечисть сюда долго не сунется.
– Ну-ну. А что ж ты в прошлый раз не молился? Когда вы за мной в Цитадель ехали.
– Я всегда молюсь. Он и в прошлый раз напал не сразу, а сейчас нас четверо.
– Это что ж, – язвительно поинтересовался Зако, – если один праведник молится, так Бог слышит хуже?
– Нет. Но в тот раз трое некрещеных было. А за них молись не молись… Да не бери в голову, – Артур махнул рукой, – нас-то с тобой он и сейчас сожрать может.
– Угу, – хмыкнул Зако, – это, конечно, меняет дело.
Артур лишь молча кивнул.
Они пересекли Развалины с юга, через центр, по восточным окраинам. Оставили город за спиной, поднялись на насыпь и вдоль проржавевших рельсов медленно поехали к Кочевью-Чистилищу.
Границы его традиционно считались отмеченными решетчатыми и тоже проржавевшими фермами высокого моста, перекинутого через пути. Когда жеребец Артура вошел в ажурную тень, Зако потянул повод, разворачивая своего мерина. Хотел было отпустить очередную шуточку насчет молитв, но рыцарь бросил, не оборачиваясь:
– Следуй за мной. – И въехал на землю Чистилища.
– Ты куда? – оторопел Зако. – Тебе же велели…
– Молчи.
Чудища – твари и нечисть – налетели со всех сторон. Они выскакивали из повозок, пикировали с неба, появлялись из-под земли, из воздуха. Появлялись и останавливались, натыкаясь на незримую преграду. Словно широкая лента разматывалась за Артуром, и ни одно из чудовищ не смело ступить на нее. Зако видел, как они скапливаются за невидимой границей, выстраиваются в почетную шеренгу, все равно что гвардейцы на торжественных выходах герцога, шипят и скалятся – те, у кого есть что скалить и чем шипеть.
Вот, значит, что имел в виду Артур, когда говорил «мы чистим дорогу».
Никогда не приходилось встречать столько тварей сразу. Зако даже и не знал, что в Чистилище их столько. Самых разных. Что же до нечисти, так с ней раньше просто не приходилось встречаться близко. От нечисти нужно убегать – это любой знает.
Любой хайдук. Храмовники иначе рассуждают. А ведь правда, что нечисть на Благодать сама бежит. Поэтому в храмах опоганенных опаснее, чем даже здесь. В храмы и рыцари без крайней нужды не суются. Было страшно. Слишком близко опасность, и призрачна, непонятна сила, удерживающая чудищ от нападения. А злость их, ярость бесноватую, кажется, можно руками потрогать. Вот она – сквозь нее, как сквозь подлесок густой, идти тяжело. Вязнешь. Если Артур что-то не так сделает, если чудища смогут прорваться – убьют сразу. И сделать с ними ничего не получится. Тварь еще можно мечом угостить, а вон тех, не пойми кого, с виду вроде людей…
– Не смотри на них, – прошептал Артур.
И вынул из петли на седле свой топор.
Зако с трудом отвел взгляд. Те, похожие на людей, были одеты как дозволенные маги. Белые хлопковые балахоны, белые же шапочки на головах. Они танцевали. Дерганый, нелепый танец: подпрыгивали, пожимали плечами, ноги и руки подергивались вразнобой. Они хихикали. И ни один из них не повернулся к людям лицом.
Артур смотрел прямо перед собой, уверенно сдерживая испуганного, порывающегося убежать Серко. Он чуть улыбался. Зако не поверил, глянул внимательнее, хоть и опасался нарушить молитвенное сосредоточение, – да, Артур улыбался. В глазах светилась совсем уж нездешняя синь. Если б не капельки пота, что выступили на лбу под прозрачным забралом, впору было увериться, что благородный рыцарь просто прогуливается по Чистилищу, брезгуя глядеть на толпящуюся вдоль дороги нечисть.
Надо было бросать все и бежать отсюда. В Развалины. Туда, где властвует один-единственный сильный Хозяин. Но бежать нельзя, это Зако, хоть и не был рыцарем, понимал. Стоит поддаться страху, и возводимая Артуром стена рухнет. Наглый, самоуверенный щ енок верил сейчас за двоих, за себя и за безбожника-хайдука, и, не в силах помочь, Зако старался хотя бы не мешать. В прошлый раз на шестерых было трое некрещеных. Половина. А сейчас?
– Немного осталось, – тихо сказал Артур, – ты только не в меня верь, дурень, мне с твоей веры толку мало. Ты руку Господа чуешь над собой?
– Ни черта я…
Чудища прыгнули со всех сторон. Уши заложило от пронзительного воя. Громко заржали перепуганные лошади. Зако выхватил меч, онемевшими пальцами натягивая поводья, удерживая своего коня на месте. Рядом взлетел и опустился топор Артура.
Гремя железом по железу, огромные повозки вздрогнули, сдвинулись с места, покатились прямо по тварям, не успевшим выскочить из-под колес.
