Франц Гюгович Герман
Седьмое евангелие от «ЭМ»
– Никого, Босс.
– Хочешь сказать, что это ты один всё выпил?
-Соразмерно за неделю, Босс, – Грелкин попытался встать, но снова завалился на кровать и стал шарить по голове, видимо, пытаясь снять или надеть свою кепку.
– Этого ещё не хватало. Ты что, запил? На две недели нельзя оставить…
– Босс, вы знаете, что такое эндогенный алкоголь?
– Ты мне это брось… Пойди умойся…
Грелкин, покачиваясь, встал с кровати и вышел из комнаты. Слышно было, как он включил в ваной воду и что-то со звоном уронил на пол. Когда он вернулся, Погребняк сидел за столом. Закуска была сдвинута на одну половину стола, а на второй половине одиноко стоял наполовину наполненный стакан.
– Выпей, – Погребняк пальцем показал на стакан, – в двух словах, что здесь произошло?
– Не-е могу, – Грелкин отрицательно покачал головой.
– Выпей, – Погребняк оглядел стол и пододвинул кусок надкусанного хлеба, – будет лучше.
Грелкин взял стакан, зажмурившись выпил и тут же стал заталкивать хлеб себе в рот.
– Садись, – Погребняк показал на стул, – слушаю.
– Эксперимент, Босс, – Грелкин развёл руками.
– Можешь не продолжать…
Грелкин понурился и сложил руки на коленях.
– В общем – я покидаю Землю.
– ?? – Грелкин вытаращил глаза.
– Не выпучивай глаза. Ты что же думал, в стажёрах проходить сорок лет?.. Меня переводят на другую операцию… Я сказал, что здесь будешь ты всё дело завершать. На днях должен в Центр прибыть для ознакомления с приказом. Кстати, операцию «Полигон» одобрили и даже хвалили. Если честно, то я был удивлён. Так что продолжай. Теперь всё будешь сам делать. И планировать, и осуществлять, и отчитываться, и выговоры получать…
Грелкин снова начал шарить по голове. Погребняк встал.
– Ну, Зигмунд, – Погребняк посмотрел куда-то в угол комнаты, – не оставь нашего стажёра.
Глава 18
Тайны воды на линии катастроф.
Бережной медленно ходил из угла в угол по своей комнате дрезденского офиса. Он не понимал, куда мог исчезнуть Погребняк. Уже больше месяца он никак себя не проявлял. Бережной тайно наведывался к ним офис. Видел там Грелкина, видел, как Грелкин впал в запой. Потом видел, как Грелкин выходил из запоя. Потом исчез и Грелкин, но через неделю появился и стал вести себя, как-то необычно. Бродил много по лесу, но Погребняк так и не появлялся.
– Хоть бы Востриков объявился, – бурчал тихонько себе под нос Бережной, – тоже неизвестно, где черти носят.
Погребняк, конечно, мог быть в отпуске, но не бывает таких отпусков у работников Центра. «Это же не крайний север, где отпуска по пол года, – думал Бережной, – может быть он вообще погиб? Попал ненароком под протуберанец и всё…, но об этом бы весь Центр знал. Куда девался?».
В этот момент он услышал, как звякнул замок входной двери и вышел в прихожую.
– Здрассьте, вам, – на пороге стоял Иван с большим своим портфелем.
– Давненько не видились, – ответил вместо приветствия Бережной, – ты где пропадал так долго?
– В Центре работал, случилось что-нибудь, – Востриков положил свой портфель на ближайший стол.
– Случилось. Погребняк исчез.
– Фу, ты, – выдохнул Иван, – я уж думал, что с нашим…
– С нашим всё нормально, а Погребняка нет. Когда он вдруг исчезает, мне нехорошо делается. Что-то затевает, а я не знаю.
– А Грелкин что?
– Из запоя вышел.
– Из запоя? Точно – это он потому, что Погребняка нет. Может катастрофа?…
– Про катастрофу стало бы известно. Ты ведь из Центра, были катастрофы?
– Да нет, там всё тихо.
– Ну, дьвол, точно что-то необычное затеял. Ты-то надолго?
– Кстати, надо бы посоветоваться.
– Давай, чем могу…
– Опять моделирование в мою линию вклинивается. Не пойму – хорошо это или нет. Хоть назад в Центр с запросом возвращайся.
– В таких вопросах я, конечно, слабый помощник. А чем это может грозить?
– Да грозить вроде нечем, но сценарий мой немного искожается. Не так я планировал.
– А Погребняк здесь никак не проглядывается?
– Думаешь, какой-то сложный ход?
– Да у меня голова набекрень. Я могу в чёрта поверить… Ведь нет его… Что-то ведь за этим кроется…?
– Ну давай Грелкина подвергним тотальному контролю.
– Это, пожалуй, единственное, что мы действительно сейчас можем сделать.
– Попасём его недельку, наверняка где-то проколется…
* * *
Что такое спектр? Обычно под спектром понимают распределение какой-то физической величины. Мы все помним из школьной физики о цветовом спектре. Франц начал сопоставлять каждому натуральному числу длину цепочки его производных чисел, а наглядную картинку такого распределения назвал числовым спектром. Это было вторым приложением к своей книге. Потом был «промежуточный ряд» и Х-формула (характеристическая формула). На этом книга была завершена. Через нзакомых Франц нашёл адрес Тихоплава и послал ему диск со своей книгой. Ответ пришёл довольно быстро. Книга понравилась Тихоплаву и он прислал Францу адрес издательства, где издавались его книги, и свою рекомендацию.
Франц быстро написал в редакцию письмо. Редактор одобрил рукопись, но сказал, что в книге много математики, а «читатель этого не любит». «Надо бы постараться уменьшить число математических выкладок». Франц вспомнил, что действительно в книгах Тихоплавов практически нет ни одной формулы. Но книга была о математических представлениях опытов Монро и называлась она «Математитка и тонкий мир». Как же здесь без математики? После очередного обмена письмами Франц понял, что в этом издательстве его книге не суждено увидеть свет. И книга была положена в стол.
Когда-то Франц задумывал написать книги о проективной геометрии, о работе кружка «Пифагор», о неисчерпаемой планиметрии, о тайнах математической науки и природы, а получилась книга об опытах Монро. Но Франц не жалел, что издать книгу не удалось. «Всему своё время».
Сейчас он получил предложение от научно-инженерного общества возглавить проект по созданию программно-технического комплекса (ПТК) для обучения математическому моделированию динамических процессов. Это было реальным последствием того семинара, что случился на одном из заседаний Дрезденского общества.
Кроме самого Франца в проекте должно было участвовать ещё пять человек. Физика и математика прислала биржа труда, а ещё двоих (математика из Ташкента и конструктора из Казани) пригласило инженерное общество по рекомендации Франца. Была ещё и делопроизводитель-бухгалтер по совместительству – очаровательная Диана, в которую сразу все влюбились.
Кроме того для проекта была организована ещё и инженерная группа поддрежки из двух специалистов самого общества. В общем, коллектив подобрался неплохой.
Через пару недель Франц понял, что идею этого моделирования не понимает никто, несмотря на ежедневные планёрки и попытки разъяснений. Математик рылся в интернете, пытаясь отыскать что-нибудь полезное для проекта, хотя Франц ему и говорил, что этого делать не надо.
– Идея такого моделирования давно создана и опробована на практике. Модели успешно работают по всему миру. Мы разрабатываем только методику для его обучения. Это пионерский проект. В интернете всё равно ничего такого нет, – пытался растолковать Франц, но упрямый Франк не хотел отступать от своей линии.
Физик Лутц ежедневно показывал страшные формулы из гидравлики, которые он вывел накануне.
– Лутц, – говорил Франц, обреченно вздыхая, – мы не занимаемся научной задачей исследования. Эта задача будет решена при помощи нашего моделирования. Здесь не нужны твои формулы. Мы должны научиться строить модели, а не решать конкретную задачу.
Но Лутц этого не понимал и продолжал изводить массу бумаги своими формулами.
Александр из Ташкента внимательно слушал Франца два дня и вопросов не задавал, но через два дня Франц понял, что «С++ – модельно ориентированный» для него труден и он даже не пытается его освоить и что-то программирует на усечённом «Си-шарп» по старинке, не вдаваясь в тонкости объектно-ориентированного программирования.
Но конструктор из Казани Дмитрий и инженерная группа поддержки работала исправно и создание объекта исследования (гидродинамической установки) успешно продвигалось.
Программную часть Франц полностью взял на себя. Проект был рассчитан на год работы.
Многие праздники коллектив проекта отмечал совместно. Конструктор Дмитрий оказался большим затейником и предложил очередной праздник отметить с простмотром российского кинофильма. Просмотр организовали в конференцзале общества. К просмотру решили подать уху, так как фильм назывался «Особенности национальной рыбалки». Уху варил сам Дмитрий из трёх сортов рыб. К ухе, конечно, всё было, согласно русского гостеприимства, как и должно быть на рыбалке.
Через час после начала просмотра, отлучившийся в туалет Лутц, был найден лежащим в кухне офиса, как колода. Он был мертвецки пьян, и привести его в чувства не было никакой возможности. Математику Франку было предложено отвезти его домой на такси.
– Зачем он мне сдался, – удивился Франк, – он что – родственник мне? – и, держась за стены, покинул праздник.
Русскоговорящий коллектив проекта во главе с Францем ещё два часа доедал уху прежде чем Лутц подал какие-то признаки жизни и стал что-то соображать. После чего он был отправлен на такси домой.
* * *
Из Штатов от Розенфельда пришла большая посылка. Борис Абрамович закончил свой эпохальный труд. Весь известный человечеству Аполлоний, все его «конические сечения» были переведены на русский язык. Это была двухтомная рукопись. Первый том – был сам Аполлоний Пергский. Второй том – были коментарии профессора Розенфельда. С российскими издательствами договориться не удалось и Розенфельд один экземпляр рукописи прислал Францу.
«Может быть, тебе удасться издать Аполлония в Германии», – писал Розенфельд в сопроводительном письме к посылке, – тогда гонорар оставь себе мне он не нужен».
Франц листал рукопись и думал, – «Это же настоящее сокровище. Весь Аполлоний… Разве он может быть не нужен… Сотни теорем о конических сечениях… Коментарии корифея геометрии с мировым именем… Ни в одной стране мира ничего такого нет…».
Франц написал письмо в Российскую Академию наук, но какой-то учёный секретарь ему ответил, что, мол, очень хорошо, что вы печётесь об отечественной науке, но сейчас академические издания заняты другим делом, более важным, чем издание Аполлония.
Было просто обидно.
А через некоторое время стало известно, что академик Б. А. Розенфельд покинул этот мир, не дожив несколько лет до своего столетия.
С уходом Розенфельда у Франца оборвалась связь с «высокой» геометрией. Не стало общения с большим человеком.
* * *
«Пифагор» теперь перебрался под крышу инженерного общества. В конференцзале была хорошая большая доска. Занятия также проходили в субботу. Конференцзал в этот день практически всегда был свободен. Иногда там занимались какие-то йоги или сторонники космоэнергетики, но в основном этот день был отдан «Пифагору». Состав его полностью уже обновился, но Слава иногда приходил и даже присутствовал на занятиях.
Когда-то давно он подбил Франца заняться обобщением теории о «золотом сечении». Так была построена «планарная пропорция», которая указывала направление на изучение объёмной пропорции и обобщение всей теории о «золотом сечении». И опять же было удивительно, почему этого никто не сделал раньше. Ведь понятие «золотой пропорции» существует с незапамятных времён, но все говорят только об одномерной пропорции, на отрезке. А пропорция в двух измерениях или в трёх почему-то оставалась незамеченной.
Сотрудничество с инженерным обществом нравилось Францу ещё и тем, что время от времени появлялась возможность подготовить свой семинар и выступить перед серьёзными людьми. Причём тему семинара можно было выбрать самому. На семинар пускались все желающие. Порой, кружковцы Франца тоже приходили на такие семинары, а, порой, и принимали в них участие.
Франц начал готовиться к семинару о тайнах воды. Лет десять назад Франца пригласили в комиссию по приёму армейской библиотеки. Когда-то в Дрездене существовала библиотека «Дома офицеров». Это были времена, когда советская армия стояла в ГДР. Потом войска ушли, и библиотеку решено было передать «Русскому дому». Была создана комиссия из четырёх или пяти человек, которая должна была решить, какие книги брать, а какие можно выбросить. Коммисия работала три дня, и давался ещё один день членам комиссии для выбора книг, из тех, что остались на выброс, для себя. Франц взял тогда в домашнюю библиотеку Толстого «Войну и мир», томик Лермонтова и несколько книг Чехова. Кроме этого была взята толстая книга «Курс общей астрономии», вероятно под впечатлением Вернадского и тоненькая книжечка «Вода. Известная и неизвестная».
По сути дела, как потом рассуждал Франц, ведь вся его личная жизнь так или иначе была связана с водой. Первая специальность в политехе непосредственно касалась воды, первая должность на заводе и первое избретение, за которое Франц был награждён знаком «Изобретатель СССР», были связаны с водой. Сам Франц дважды тонул. В детстве вместе с другом Геней изоретали акволанг на базе противогаза. Жил Франц на берегу великой реки Енисея. Первые опыты по изучению вихрей и воронок были поставлены в ванне. Первые модели в концерне «Дженерал атомикс» были также связаны с водой. Первый проект в инженерном обществе был тесно связан с водой. А, между тем, мысли о том, что же такое вода никогда и не возникало. Вода и вода. И вдруг – такая тоненькая книжка. Франц проглотил её мгновенно, а потом не один раз ещё перечитывал. И очередной семинар Франц решил посвятить воде.
Молекула воды самая маленькая из всех трёхатомных молекул. В этой молекуле всё особенное. И теплоёмкость, и вязкость, и точки замерзания, плавления и кипения, и ещё много чего. Вода – удивительный растворитель. Вся таблица Менделеева в морской воде. Вода бывает и «тяжёлой». Вспомните водородную бомбу. И всё живое состоит практически из воды. И в сказках есть вода «живая» и «мёртвая». И чудеса намагниченной воды. И геометрия самой молекулы. И «золотое сечение» там присутствует. А снежинки… – это же просто чудо природы. А океан Курилова… – это какое-то Вселенское Сознание.
Водород – это и Космос, и звёздное топливо. А тайна остаётся: непонятна структура жидкой воды. Она есть, она должна быть, но всё время ускользает от понимания. Лёд изучен до мелочей, пар изучен до тонкостей, а жидкая вода не поддаётся изучению. Водородные связи не разорваны, нет в спектре воды свободных водородных связей, но она течёт. Что же там в воде происходит? Много было предложено различных моделей, но все они не подходили для полного объяснения. В одной модели что-то было слабым местом, в другой – такое-то свойство воды не находило объяснения. Были даже гипотезы, что вода – разумна. Вода обладала и какой-то удивительной памятью.
У Франца была своя модель для структуры жидкой воды. Ему казалось, что жидкая вода должна «чувствовать» геометрию самого пространства, ведь вода – самая маленькая молекула. И Х-формула у воды была красивой. И числовой код «формулы воды» был идеален. С водой хотелось общаться и дружить. В детстве он мог часами сидеть на берегу Енисея и смотреть на воду. Но рыбалку не любил и никогда не принимал в ней участия.
В инженерном обществе у Франца была своя комната с рабочим столом и компьютером. Он приезжал туда самый первый и мог находиться здесь целый день. В морозильнике общего холодильника он всегда держал бутылку с водой, а днём пил из неё талую воду.
На семинаре предполагалось демонстрировать и различные опыты, вода, например, была практически несжимаемой жидкостью, а на её разрыв требовалось столько энергии, что дух захватывало. Семинар обещал быть интересным.
* * *
Слава встречал Франца на перроне.
– Я специально, Франц, приехал, чтобы встретить вас и поговорить до начала семинара, – начал Слава после традиционных приветствий. – Извините, я на прошлом семинаре не мог присутствовать, а хотелось бы эту тему услышать.
– Ты, Слава, не одинок. Наверное в первую очередь всех привлекало название: «Теория катастроф». Все ожидали услышать, наверное, что-то необычное: крушение кораблей, падения самолётов, всякие катаклизмы, землетрясения, наводнения…
– А разве это не так?
– Можно, конечно и о самолётах и кораблях поговорить, но я рассказывал о математической теории катастроф, которая с катастрофами в бытовом смысле никак не пересекается. Грубо говоря, катастрофа в математике – это особеность кривой или поверхности, когда на кривой, например, является точка самопересечения, возврата или точка перегиба. Такая точка и называется катастрофой. Когда эта наука только начиналась было, конечно, много спекуляций. При помощи теории катастроф, например, пытались вывести теорию гениев и маньяков. Да, много было всякой ерунды. Многие математики называют эту теорию теорией особенностей, но и теория катастроф как-то прижилась. Я занимался «шевелением» прозрачного тора. Там возникает при определённом наклоне линия, как рыбка без головы, но с двумя хвостами. А спустя несколько лет, узнал, что такая кривая называется линией катастроф. Любопытная задачка. Я через неё узнал много новых свойств эллипса. Если хочешь, приходи на «Пифагор». Более предметно поговорим.
– А сегодня что за тема?
– Сегодня хочу рассказать о группах конфигураций. «Горячая» тема. Буквально на днях завершил построение вводной теории.
– Это нпосредственно касается теории групп?
– Да. Представлений групп. Элементы абстрактных групп можно представлять числами или подстановками, или матрицами, или геометрическими преобразованияими. А я в виде элемента группы стал рассматривать конфигурацию – структуру из точек и прямых. Этот вопрос давно не давал мне покоя. Нутром чувствовал, есть конфигурации, которые можно объеденить в группы. И вот несколько месяцев назад вдруг прозрение случилось. И построил такую теорию. Сегодня расскажу. Постараюсь в математические дебри не заползти и сделать всё более-менее популярно. Народ собирается, сам знаешь, какой… В основном технори.
– Вы продолжаете заниматься «золотым сечением»?
– Нет, пока. Так на «планарной пропорции» и остановился. Но дальнейший путь там понятен. Может кто угодно продолжить. Можешь сам заняться, если время выкроишь. На всё надо время. Подожди, не звони, у меня ключ есть.
Франц открыл ключом дверь и они вошли в офис инженерного общества. До семинара было ещё пол часа и Франц принялся подключать бимер. Слава протирал доску.
Кроме проекта по моделированию, занятий в «Пифагоре» и семинаров Франц был задействован ещё в нескольких работах инженерного общества. Он активно участвовал в исследованиях по текучести полимеров, инженерных рассчётах по облучению различных образцов материалов в активной зоне атомного реактора и был одним из главных действующих лиц в программе нанотехнологий. Последняя работа проводилась совместно с институтом Лейбница. Франц создавал фуллерены теоретически, согласно законам геометрии, а в лаборатории профессора Дунша пытались получить фуллерены практически. У них в институте Лейбница была специальная печка.
Буквально на днях Франц рассчитал теоретически возможный «алмазный» фуллерен, который особенно понравился профессору. Его наглядную модель даже удалось сделать из подручных средств. Фуллерен был назван «алмазным» потому что в основу его построения был положен ромбический додекаэдр, а это одна из трёх форм кристаллов природного алмаза.
Вообще тема нанотехнологий в жизни Франца возникла совершенно неожиданно и случайно. Живя в России, он ничего подобного не слышал. Нанотехнологии родились не из какого-то физического фундаментального открытия, а благодаря тому, что уровень техники и различных тонких технологий к двадцать первому веку значительно возрос и позволял глубоко заглянуть внутрь материи. «Нано» означает ведь десять в девятой. Для наглядного представления, что такое «нано», один знакомый Франца говорил: «это один китаец на фоне всей своей китайской нации».
Для поиска фуллеренов Франц построил программу для компьютера, что значительно облегчало исследования.
В работе изучения текучести полимеров Франц трудился сразу в двух направлениях. Им был разработан компьютерный метод обсчёта экспериментальных кривых. То, что раньше делалось за пол года, при помощи этого метода решалось за одни сутки. Франц назвал это «метод реперных точек». Координаты четырёх известных экспериментальных точек заносились в компьютер, а потом уже компьютер сам строил всю кривую. Построение такой программы стало возможным после решения интегральных уравнений, которые были самим Францем и решены.
Ритм жизни был настолько высок, что Франц сам удивлялся: «как на всё хватало времени».
* * *
Они тихо поднялись на последний третий этаж.
– Ты уверен, что их нет в офисе, – спросил Иван шёпотом.
– Погребняк так и не появлялся, а Грелкин сейчас на базе, – сказал Бережной, – ты чего шёпотом, на этаже кроме этого офиса ничего нет.
– На какой базе?
– Хим реактивы получает.
– Что получает?
– Сейчас поймёшь, – Бережной достал из кармана хитрую отмычку-ключ и вставил в дверь. Замок слегка щёлкнул, и они вошли во внутрь.
– Вот это, да-а, – Востриков присвистну, замерев на пороге. – Это когда же здесь всё переменилось?
– Уже больше месяца. Исчез Погребняк, Грелкин вышел из запоя, вернулся из Центра и … – Бережной развёл руки перед собой.
Востриков не верил своим глазам. Письменные, офисные столы исчезли. Вместо них простирался один, но широкий и длинный, почти до самого окна лабораторный стол.
Первое, на что обратил внимание Востриков, был какой-то замысловатый явно физический прибор-установка. В сердце прибора был прозрачный цилиндр, опутанный проводами. Вокруг установки располагалась система зеркал.
– Газовый лабораторный лазер, – пояснил Бережной, – я тоже сразу не допёр.
– Он точно не вернётся?
– Не волнуйся, не вернётся, – успокоил Антон Харитоныч, – если и вернётся, я защиту поставил, – в руке Бережного мелькнула маленькая коробочка, с одиноко горяшим красным глазком.
Дальше на столе возвышалось несколько массивных штативов. На них было много стекла в виде колб, трубок и змеевиков. Стояло несколько газовых и спиртовых горелок. На другом конце к столу примыкал вытяжной шкаф. А у стены стояла муфельная печь с открытой дверцей. В углу стояли друг на друге несколько ящиков с магазинной минеральной водой. На рабочем кресле валялся современный военный противогаз. Было ещё что-то, что сразу не запомнилось, но вызывало вопросы.
– Антон, мы по адресу попали?
– По адресу, – как-то недобро ответил Бережной.
– А в других комнатах что?
– В комнате Грелкина ничего не изменилось, а в комнате Погребняка, что-то вроде библиотеки. Какая-то техническая документация…
– А ты понимаешь что-нибудь?
– Ты знаешь, Иван, мне легче его убить, чем ломать над всем этим голову, – тяжело сказал Бережной.
– Как убить? – Иван вдруг заметил в руке Бережного его любимый наган.
С момента приезда в Германию Иван ни разу не видел у Бережного нагана. «Неужели привёз из России или здесь новый приобрёл?». Через интернет можно было не только наган купить, но и пулемёт Дегтярёва.
– Лишить его физического тела и всё…, а может и тонкое по электронам разнести.
– Это преступление, Антон!
– А это что? Это человеческий подход? – Бережной показал пальцем в сторону стола. – Здесь не преступление готовится?
– А кто Грелкин по образованию, по профессии?
– Да шут его знает. Кстати, надо поинтересоваться.
– Если бы собирался отравить, то зачем тогда эта вся физика и химия?
– Закатаю я его в асфальт или в кислоте растворю, а элмага зашью в саван Фарадея и подвешу где-нибудь под мостом. Сроду никто не найдёт. А если ещё и электрод заземлить, истечёт весь по електронам в Землю….
– Это невозможно, Антон! – Востриков смотрел на него со страхом.
– Ладно, пошли, Иван. Я ещё ничего не решил.
Они вышли из офиса и Антон снова достал отмычку.
Дома Ивана не покидали страшные мысли: «неужели Бережной может на такое решиться?».
* * *
Проект был завершон в срок и презентация была назначена на пятницу.
– Кто эти люди? – спросил Франц президента инженерного общества, – шарахаются по всем комнатам, даже в холодильник заглядывают.
Среди этих людей спокойно расхаживал и Грелкин. Франц его не узнал, да и мало он сегодня походил на давнего соседа по общежитию Вэрмефляшке.
– Официально мы приглашали на презентацию людей из мерии, гороно, биржи труда, ну тех, кто деньги на проект давал. Кроме того, не забывай, было объявление в местной газете. Сегодня же у нас день открытых дверей. Вон тот мужик, – президент кивнул головой, – из университета, я точно знаю.
Люди заглядывали в мастерскую, где стоял непонятный агрегат полимерщиков, заходили в комнату Франца и с удивлением разглядывали модели фуллиренов на столах и чертежи нанообъектов на стенах. В кабинете президента были выставлены фотографии атомных реакторов и картины страшной Чернобльской катастрофы. Объект исследования – гидродинамическая установка – стоял в конференцзале и сверкал прозрачными резервуарами с водой и бликами на сгибах соединительных трубопроводов, которые, как паутиной, заплетали установку в фантастический кокон. На стенах были плакаты с формулами и схемами. Кроме того стоял стенд с фотографиями, на которых была отражена история создания самой установки.
Презентация началась вовремя. После вступительного слова президента общества началась демонстрация работы ПТК на экране. Вёл презентацию Лутц (нужен был хороший немецкий язык), который время от времени светил лазерной указкой то на экран, то на саму установку.
Потом задавали дурацкие вопросы, на котрые отвечал в основном Франц. Потом накрыли столы и всех пригласили на чаепитие с шампанским. Вступительное слово опять говорил президент и выссказал уверенность, что на этом работа не заканчивается и «хочется верить, что следующий проект будет по внедрению ПТК в жизнь».
Грелкин отхлебнул из фужера и тут же услышал шопот прямо в ухо.
– Беги отсбда, – сидящий рядом с Грелкиным мужик слегка наклонился в его сторону, – бросай всё и беги.
Грелкин поперхнулся шампанским. Сосед выглядел немного старше Грелкина, был строго одет и не улыбался. Вообще в его глазах читалась какая-то стальная уверенность.
– Прямо из-за стола?… – немного заикаясь и тоже шёпотом проговорил Себастьян.
Он не был робкого десятка, таких просто не берут на такие должности, но взгляд соседа не оставлял никаких сомнений в том, что бежать надо.
– Нет, – улыбнулся сосед, – попей чай, скушай коржик, забери своё барахло из холодильника и рви когти.
– Вы кто? – глаза Грелкина полезли из орбит.
– Не доводи до того, чтобы тебя потом искали по электронам, – тихо продолжил сосед, – всё равно не собирут. Соперничество порой переходит в войны, – непонятно закончил фразу сосед.
Потом мужик тихонько встал из-за стола и незаметно покинул шумное чаепитие.
У Грелкина мгновенно пропал апетит. Он крутил в пальцах недопитый фужер с шампанским и думал, что босс не зря настаивал стараться изучать действия противника. Похоже, наступал момент, когда на изучение времени уже не остаётся. «Но что произошло? Где он дал маху? И посоветоваться не с кем. Не лететь же в Центр за консультацией… Да и что я там им скажу… Меня мол пугают…Но что-то же надо было делать…». Голова пошла кругом. Он поставил фужер и, стараясь не привлекать к себе внимания, тихо вышел из зала. Проходя по коридору, он вдруг остановился, открыл машинально холодильник, взял из морозильника бутылку и вышел на площадку лестничной клетки.
На улице был ураганный ветер и почти уже стемнело. Из-за угла как-то незаметно выскочил автомобиль, зацепил урну и чуть не сбил Грелкина. Падающая урна больно стукнула по колену.
– Козёл, – громко крикнул по русски Грелкин вдогонку умчавшемуся автомобилю, – сфетофоры, как на зло не работают…
На остановке трамвая на Грелкина упал рекламный щит, сорванный порывом ветра.
– Это не к добру, – прошептал Грелкин и не стал стоять на остановке, а пошёл на вокзал пешком, благо идти было недалеко.
На вокзале он прочитал на информационном табло, что его электричка не придёт, а очередная будет только через сорок минут. Грелкин вышел на улицу. В привокзальном сквере ветер не так свирепствовал и Грелкин медленно двинулся по аллее сквера. Неожиданно острая боль пронзила правую ногу. От неожиданности и боли он сильно вскрикнул и дёрнул ногой. Болшой чёрный пёс шарахнулся от него к кустам. Грелкин, придерживая ногу, добрался до скамейки и закатал штанину. Удивительно, но крови не было, хотя след от укуса явно был виден.
– И откуда он взялся, – Грелкин не успел закончить фразу.
Что-то больно стукнуло его прямо в глаз. Огромный жук упал на колени Грелкину и тут же снова взлетел. Даже шум ураганного ветра не заглушал его жужжания.
– Блин, – проскрежетал зубами Себастьян, – на второй круг что ли пошёл?
Он инстиктивно пригнулся и тут же над головой пронёслось страшное насекомое. Грелкин подскочил со скамейки и бросился к вокзалу. В ветвях кроны, ближайшего дерева что-то захрустело и на землю в метре от Грелкина шмякнулся здоровенный сук. Грелкин чуть не зацепился за него ногой и, не выбирая дороги, бросился на свет дверей вокзала. У портала слонялся чёрный пёс, и Грелкин не стал испытывать судьбу. Обойдя вокзал с другой стороны, он попал наконец в спасительное фойе здания.
На перрноне информационное табло не горело. «Наверное, отключилось питание», – подумал Грелкин.
Тут что-то громко стукнуло и погас общий свет. Грелкин стал пробираться к лестнице, ведущей в нижний зал. Оттуда доносились голоса поздних пассажиров. Грелкин вышел на привокзальную площадь. Ветер неистовствовал в высоте и слышался грохот, где-то падающей с крыши черепицы. «Если идти пешком, часа полтора уйдёт, – думал Грелкин, – и надо ещё Эльбу переходить…».
Грелкин почему-то был уверен, что при переходе через Эльбу обязательно рухнет мост. Он развернулся и пошёл в сторону привокзальной гостиницы. Сняв однокомнатный номер, Грелкин, наконец, не раздеваясь, завалился на кровать. Однако, уснуть сразу не получилось.
Утром Грелкин не нашёл свою сумку. Причём, он не мог вспомнить, когда она исчезла. Может быть он забыл её в инженерном обществе, может быть оставил на лавочке в сквере, когда его забодал жук-комикадзе и укусил бешеный пёс, а, может быть, её спёрли уже в гостинице. В сумке были все личные документы и бутылка воды из морозильника. Он помнил, как забрал бутылку из морозилки, но вот куда её дел… Положил ли он её в сумку или оставил на кухне, он не знал.
Выйдя на улицу, он несколько секунд стоял на крыльце гостиницы.
– Вызов принят, – сказал он самому себе и отправился к зданию вокзала.