Франц Гюгович Герман
Седьмое евангелие от «ЭМ»
Как-то быстро закончилась третья творческая тетрадь Семёна. Было в ней всего тринадцать работ. Но кроме работ по аналитической и дифференциальной геометрии были исследования и по проективной геометрии. Кружковая работа стимулировала ещё и занятия по школьной планиметрии и было открыто ещё несколько интересных теорем.
Эпиграфом к четвёртой тетради стали слова Германа Вейля: «Занятия математикой сродни мифотворчеству литературе или музыке».
* * *
Как-то на вычислительный центр к Семёну заглянул Сергей, который Рог. Вид у него был не то, чтобы напуганный, но какой-то странный.
– Семён, ты наркотик когда-нибудь пробовал? – таинственным полушёпотом и постоянно оглядываясь заговорил Сергей.
– Пробовал, – ответил Семён, – как-то Юрка-Грек косяк забил и мы выкурили его на двоих.
– И что? – допрашивал Сергей.
– Да ничего, Грека вроде торкнуло, а я ничего не почувствовал. Грек говорит, это сразу не приходит, надо, что-то в себе разглядеть. Правда дома потом часа четыре спал, как убитый средь бела дня и проснулся весь мокрый от пота.
– Может попробуем?
– Ты что гашишь раздобыл?
– Нет, морфий две ампулы. Ты же уколы ставишь?
– Детям задницы колол, когда кто-то болел. Матушка как-то научила, мол, в жизни пригодиться.
– Вот и пригодилось, только надо место выбрать. У меня маман – сам знаешь, у тебя жена, дети. Я подумал, может, у Пещерного, он же один живёт. Я договорюсь с ключами.
– Да Пещерного и я могу попросить. А ты где морфий раздобыл?
– В обед, может, его навестить? А морфий один хрен припёр, бабка у него отвалилась и пара ампул осталась. Я у него на пол литра белой нитры выменял. А краску прошлым годом у Соломона раздобыл – надо было рамы на окнах подкрасить, немного осталось.
Разговор, который Сергей повёл с Пещерным, чуть не сломал всё дело. Пещерный легко согласился предоставить квартиру хорошим знакомым.
– Для тебя и Семёна всегда пожалуйста, – сказал Пещерный, протягивая ключи от квартиры, – баб решили привести?
– Нет, – вдруг сказал Сергей.
– А что, в карты перекинуться? – уже подозрительно покосился Пещерный
– Нет – снова вырвалось у Сергея, а сам тут же подумал: «надо было сказать, что баб приведём и всего делов, теперь выкручивайся…».
– А что тогда? – Пещерный зажал ключи в кулаке.
– Да так, один эксперимент…, – начал выкручиваться Сергей, не зная, что сказать.
– Надеюсь, квартиру не спалите?
– Нет, всё будет аккуратно.
– Семёну привет, – сказал Пещерный, вручая ключи, – потом в почтовый ящик бросьте. У меня есть второй комплект. Работает только верхний замок.
Договорились, что Сергей приедет к Пещерному утром и будет ждать там Семёна после ночной смены. В тот день было очередное дежурство Семёна по вычислительному центру (по приказу, кто-то из программистов всегда должен был быть в ночную смену, чтобы избежать участившиеся сбои в ночные смены).
– Смена была спокойной и Семён прямо с завода отправился к Пещерному. Металлический бокс для кипячения шприцов он загодя положил в свой рабочий портфель.
Дверь открыл незнакомый мужик.
– Вам, кого? – спросил мужик в трусах. Из комнаты выглядывало женское лицо.
– Пещерного, – растерялся Семён.
– Какого Пещерного? – удивился мужик в трусах.
– Володю, в смысле… – пояснил Семён.
– А, – кивнул головой мужик в трусах, – следущая смена, понимаю, – мужик поправил трусы, – мы сейчас уходим.
Семён вышел на улицу и сел в беседке, поджидая Сергея. «Проспал, гад» – подумал Семён. Через четверть часа показался Сергей. Семён не стал его останавливать – хотелось посмотреть, как он войдёт в квартиру. Лестничная площадка просматривалась со двора и Семён видел, как Сергей вошёл в квартиру. Через несколько секунд он вышел из подъезда и направился к беседке. Здесь друзья и встретились.
– Сейчас они уйдут, – сказал Сергей после приветствия.
– Ты про ключи у них спрашивал?
– Нет, а надо было?
– Да, чёрт с ними. У нас свои есть.
– Есть, – Сергей достал из кармана ключи, которые получил от Пещерного. Скоро из подъезда показалась парочка – путь был свободным.
Дверь долго не хотела открываться.
– Дай я попробую, – сказал Семён, которому надоело ждать.
– Пещерный сказал, что работает только верхний, английский, – Сергей протянул ключи Семёну. Семён слышал, как щёлкал замок, но дверь оставалась закрытой. Из квартиры напротив вышел старик, услышав разговоры на площадке.
– Дед, иди с миром, видишь, дверь не открывается, – раздражённо цыкнул на него Семён. Дед тут же ретировался.
– Как бы милицию не вызвал, – со страхом в голосе сказал Сергей.
– У него телефона нет.
– Откуда ты знаешь?
– Сам смотри – ни один проводок из квартиры не выходит. Дом не телефонизирован.
Наконец Семёну надоели экспериметы с ключом.
– Пойдём Пещерному позвоним на работу?
– А ты телефон знаешь? – спросил Сергей.
– Позвоним в наладочный участок, где я работал, там скажут, – Семён в последний раз сунул ключ в отверстие, но не английский, а второй, амбарный. Замок звякнул и дверь открылась. Сергей обалдело посмотрел на Семёна.
– Это эти двое не на тот ключ закрыли, – предположил Семён.
Уже через несколько секунд бокс со шприцами стоял на плите. Сергей развернул носовой платок и показал две ампулы с содеожимым чайного цвета объёмом с кубик каждая. Надпись на ампуле почти стёрлась и буквы не читались.
– Снимай штаны, – сказал Семён.
– Прямо здесь, на кухне?
– Ну пойдём на диван, – пожал плечами Семён. Сергей лёг на живот, оголив задницу.
– В левый полужопец, как говорят хохлы, или в правый?
– Давай в правый.
Семён вонзил шприц и сделал инъекцию. Потом вскрыл вторую ампулу, сменил иглу, сел на диван и сдел укол себе в ногу. Потом оба уселись на диван, откинулись на спинку и стали ждать.
– Пойду кофе сделаю, – сказал минут через пять Семён, – тебе сделать?
– Нет, я закурю.
Они сидели так ещё минут десять. Семён допил кофе, а Сергей выкурил сигарету.
– Ты как? – спросил Сергей.
– Что-то никак. Ни в голове, ни в ж…, – ответил Семён, – точно, тебе не те ампулы подсунули.
– Нет, не мог он обмануть. Его бабке уколы больше года ставили.
– Так срок годности истёк.
– А разве у морфия в ампулах бывает срок годности?
– Да чёрт его знает, может и бывает. Надо у Юрки-Грека спросить, он всё про наркотики знает.
Ещё через полчаса друзья покинули гостеприёмную пещеру Пещерного и отправились по домам так и не испытав действия наркотика.
– Во первых надо было в вену колоть, – говорил Юрка-Грек, услышав эту историю от Семёна, – во-вторых, один кубик – это мало. Пулемётчик себе двенадцать кубиков засадил, когда ему решётка светила и выжил.
* * *
Четвёртая тетрадь начиналась очень интересными исследованиями. Семёну удалось не только построить дифференциальное уравнение взаимных базисов, но и решить его. И интеграл взялся сразу. Любопытное получалось решение. Семён назвал его «интегральной метрикой». Кроме того были открыты сразу две теоремы. Теорема из планиметрии о трисектрисах, а вот вторая теорема была из проективной геометрии и в учебнике, по которому занимался Семён, её не было. А между тем, – это была уже пятнадцатая теорема, открытая Семёном. «Так не бывает. Здесь что-то не то» – крутилось в голове у Семёна, – «тут за всю жизнь некоторые и одной теоремы не открывают, а здесь, как из рога изобилия. Это ненормально».
На днях, зайдя в книжный магазин, он увидел только что «выброшеный» на прилавок трёхтомник известного французского математика Марселя Берже «Геометрия». Два тома теории, а третий – задачник. А на обратном пути столкнулся со своим преподавателем геометрии из вуза.
– Трёхтомник Берже только, что ухватил, – похвастался Семён, показывая книги.
– Это должны быть хорошие книжки, – сказал Артур Иванович, рассматривая приобретение Семёна, – Берже относится к старой французской школе геометров. Где выбросили?
– У нас в «Академкниге».
– Надо заглянуть, у тебя, что новенького? – спросил Артур Иванович. И Семён рассказал ему про новую теорему.
– А ты знаешь, что скоро зональная межвузовская конференция? Вот на ней бы доложить твою теорему. Я в оргбюро, вставлю твоё сообщение на секции по геометрии, договорились?
Семён начал готовиться к конференции и взял на работе неделю отгулов, которые накопились за ночные дежурства. Подготовка требовала времени. Надо было проверить лаконичность доказательства. Надо было выбрать самые яркие задачи, которые порождались этой теоремой. И главное – надо было проштудировать все книги Берже. Семён полагал, что если у Берже нет такой теоремы, то значит её и нигде нет, потому, что книги Берже были последним словом в геометрии сегодня.
Он читал «Геометрию» Берже и всё время ожидал, что перевернёт страницу и увидит там свою теорему. Он просмотрел внимательно весь задачник Берже. Среди задач тоже не было его теоремы. Дочитав до конца, Семёну начало казаться, что он где-то читал не внимательно и просмотрел свою теорему. Он начал всё сначала и снова читал «геометрию» страница за страницей.
На конференции Семёну дали полчаса и он в это время уложился. После доклада он не стал дожидаться окончания конференции и отправился на завод. Через месяц на очередной сессии они встретились с Артуром Ивановичем.
– Ты куда тогда убежал с конференции? Самое интереное началось во время подведения итогов. Твой доклад получил диплом первой степени – это высшее признание конференции. Зайди ко мне на кафедру, там тебя главный приз дожидается.
Спустя много лет он всё вспоминал этот день, может быть – это и был звёздный час в творчестве Семёна. И хотя он много ещё потом сделал различных замечательных и важных математических открытий и теорем (за всё время своего творчества было открыто более семи десятков новых теорем), эта теорема была, наверное, его самой любимой и самой красивой. На этой теореме был потом постреен почти весь диплом и первая диссертация Семёна.
* * *
Тот, кто когда-то работал на вычислительном центре, знает, что между электронщиками с одной стороны и операторами и программистами с другой всегда была стена непонимания, если вдруг начинала сбоить ЭВМ. Операторы и программисты винили электронщиков, мол плохо подготовили машину к работе, а электронщики всё перекладывали на программистов, мол программы надо писать лучше тогда и ЭВМ не будет сбоить.
Семён зашёл в бюро технического обслуживания с очередной жалобой операторов ночной смены.
– Валера, – обратился он к главному электронщику смены, – опять операторы жалуются, что ЭВМ ночью встала. Три раза повторяли задание, а она затыкается на одном и том же месте. Дисководы меняли и всё равно ни в какую.
– Сам посмотри, – Валерий дал распечатку Семёну, – тест идеальный и с вечера прогонял и сейчас повторил – нормально работает переферия. Все дисководы в пределах нормы.
– А что за тест, которым ты пользуешься?
– Стандартный тест, получили вместе с документацией. Разработчик – не кто-нибудь, фирма «IBM».
– Ты дай мне документацию или, если хочешь, давай вместе покумекаем.
– Давай, – согласился электронщик, – вообще на всех ВЦ используют этот тест, другого нет.
Вечером Семён с Валерием разобрали программу тестирования перефирийных устройств и пришли к выводу, что тест всё-таки поверхостный. Через неделю Семён написал свой тест. Он программировал на ассемблере с применением ещё и макро команд. Как модно было говорить среди программистов: «программировал по железу». Программа проверяла все без исключения биты регистра, где фиксировались различные сбои перефирийных устройств, причём проверялись абсолютно все режимы работы, которые тест фирмы «IBM» почему-то не исследовал. При запуске теста Семёна, ЭВМ вдруг замирала. Операторы говорили, что ощущение такое, что ЭВМ лишалась вдруг в этот момент любого мыслимого произвола со своей стороны – программа крепко держала в своих руках все до единого нерва-бита ЭВМ. Потом дисковод начинал двигать считывающими головками с нарастающей скоростью, бешено перемещаясь с нулевой дорожки на последнюю и обратно. Интенсивность была такая, что по телу всего дисковода шли судороги. Казалось, что он вот, вот просто сорвётся с места и развалится.
– Ну что, – спрашивал у электронщиков начальник АСУ, – переферия не сбоит?
– ЭВМ после теста Семёна работает, как часы. «IBM» отдыхает.
Скоро тестом Семёна стали пользоваться на всех ВЦ города. Вообще системные программисты – это была элита в мире программирования и Семён входил в десятку этой элиты.
Кроме, как «по железу», Семён знал ещё четыре или пять самых популярных языка программирования высокого уровня. Программистов на ВЦ никто не ограничивал в выборе языка. Каждый программировал на том языке, который ему больше всего нравился, но если возникали вопросы, все обращались к Семёну и ему волей-неволей пришлось вникать в подробности программирования на любом языке.
С этого года министерство, к которому относился завод, стало требовать квартальные отчёты на магнитных носителях, то есть на магнитной ленте. В министерство ездили, как правило, два технолога и возили с собой магнитную ленту, на которой был размещён квартальный отчёт. В первой же поездке что-то у них не заладилось и по заводу издали приказ, чтобы в такие командировки должен был вместе с технологами ездить и представитель вычислительного центра. Теперь каждый квартал Семён ездил в Москву, как ответственный за сохранность магнитного носителя. В первой же поездке он познакомился с местным системным программистом и привёз из Москвы на магнитной ленте давно не переиздаваемый роман братьев Стругацких «Гадкие лебеди».
– С лентой поосторожней, – говорил москвич, – иногда КГБ устраивает проверки в поисках запрещённой литературы.
– Напишу программку по перекодировке, – заверил его Семён, – хрен кто прочитает.
Полночи операторы распечатывали ленту, которую Семён привёз из Москвы. А вечером Семён вручил ещё не разорванный рулон другу Игорю. Это было настоящим событием и друзья решили отметить этот случай. Игорь был не женат и его комната всегда была готова к приёму друзей.
На следующий день Семён написал простенькую программу по перекодировке текста на ленте. В каждом, прочитанном на ленте байте, инвертировался третий бит. Лента становилась нечитаемой, а перед распечаткой этот же третий бит каждого байта инвертировался ещё раз. После этого текст снова становился понятным. Перекодированную ленту Семён положил в сейф, где хранились все дистрибутивные ленты, которые получали вместе с ЭВМ и их копии. Все остальные ленты хранились на специальных стеллажах в машинном зале.
Однажды, идя по коридору своего ВЦ, Семён столкнулся с начальником АСУ, рядом с которым шёл мужик, с удивительно знакомым лицом, но кто это такой Семён никак не мог сообразить. Позже, зайдя к начальнику, он узнал, что это был подполковник местного КГБ, который взял на проверку три магнитных ленты из сейфа.
– Говорит, что это профилактическая мера, – сказал начальник АСУ, – надеюсь не испортит. Я отдал только копии. У тебя же есть оригиналы?
– Да, оригиналы есть, – сказал Семён, – а что сигнал был?
– Да нет, вроде все ВЦ сейчас проверяются. Удивительно, что подполковники этим занимаются, могли бы и рядового сотрудника прислать за лентами. У них там свой ВЦ.
– Похож на мужика, с которым я в Ташкенте в гостинице жил, – удивился Семён, – ну, просто одно лицо.
– Через неделю сказал вернёт.
Практически из каждой такой поездки в Москву привозил Семён такие перекодированные ленты. В основном это были произведения Булгакова и Стругацких. Но КГБ на ВЦ, где работал Семён, больше не появлялся.
* * *
Удивительно быстро закончилась четвёртая творческая тетрадь. Семён написал за этот период двадцать две работы. Среди рабрт по геометрии появились исследования по нелинейной алгебре. Как это произошло, Семён не задумывался. Просто попалась интересная задача, а Семён никогда не отказывал себе в занятиях, к которым возникал спонтанный интерес.
Эпиграфом к пятой тетради Семён выбрал слова А. Н. Колмагорова: «Математика – это то, посредством чего люди управляют природой и собой».
Летом Артур Иванович сказал Семёну, что готовится новая конференция.
– Не хочешь принять участие? – спросил Артур Иванович, – есть что новенького на твоём творческом фронте?
– Я занимался последнее время координатно-двойственными конфигурациями. Вообще геометрическими конфигурациями когда-то занимался ещё Гильберт, но о таких конфигурациях речи не было. Я порылся в библиотеке – такое ощущение, что эти конфигурации вообще ещё никто не исследовал, а там возникают интересные теоремки.
– Заходи на днях на кафедру, обсудим.
Для обсуждения темы выступления на конференции Семён предложил два направления.
– Тема координатно-двойственных кофигураций интересна сама по себе и этими вопросами, пожалуй, действительно никто не занимался, – говорил Артур Иванович, – но тема прямых Паскаля, мне кажется, здесь больше подходит. И вот почему. Этим вопросом когда-то занимался знаменитый Штейнер, а после его смерти, как ты знаешь, и англичанин Киркман. Но никто не сказал, что точки пересечения третьего порядка в этих исследованиях полностью исчерпаны. Твоя теорема «о циклических шестиугольниках» даёт ответ на этот вопрос. Но самое главное, как мне кажется, и самое ценное в твоём исследовании – это то, что ты показал и обосновал возможность применения математического аппарата теории алгебраических подстановок и теории графов в исследовании вопросов проективной геометрии.
– Так, что, – сказал Семён, – берём для конференции задачу о прямых Паскаля?
– Я думаю – это будет интереснее, ты подумай, как назвать своё сообщение и я подумаю. Но сильно не затягивай. В ближайший понедельник заявка на доклад должна уже быть в программе конференции.
Название доклада получалось длинным, но его вставили последним в повестку первого дня конференции. Последним доклад сделали по просьбе Артура Ивановича, так как он предполагал, что по этому сообщению будет много вопросов.
Ведущий объявил тему доклада Семёна и среди прочего сказал: «Семён Молнар – студент-заочник четвёртого курса. Он сам ставит себе задачи и сам же их и решает». После этих слов в зале послышался шум. Среди пришедших на конференцию, возможно, были те, кто Семёна запомнили ещё с прошлого года.
По итогам конференции доклад Семёна опять завоевал диплом первой степени.
* * *
Семья Семёна продолжала каждое лето снимать домик в том же посёлке, где когда-то восьмилетний Сёмка первый раз увидел огромного чёрного лесного муравья. Практически каждый год лес продолжал удивлять Семёна своими лесными чудесами. Он хорошо помнил, как однажды наткнулся на «потеющий» шар. Семён мчался под откос по каким-то своим делам и вдруг, что-то необычное привлекло его внимание. Он резко остановился. Когда-то давно эта огромная сосна была кем-то спилена, но пень ровный, как стол, продолжал стоять и потихоньку обрастать со всех сторон различными побегами и травами и продолжал свидетельствовать о большой сосне. И на этом пне прямо в его центре находился сейчас нежно розовый шар. Он был практически идеальной формы, не видно было никакой подпорки или основы, на которой бы он стоял. Ощущение было такое, что шар твёрдый, может быть каменный или металлический. Но нежно розовый цвет почему-то подсказывал, что шар живой. И самое главное – вся поверхность шара равномерно была покрыта большими прозрачными каплями. Шар потел. Причём капли не стекали с поверхности, а были словно прилеплены к шару. Шар был больше чем мячик для игры в пинг-понг, но меньше мяча для игры в большой теннис. Семён, испытывая непонятный трепет, осторожно приблизился шару, стоявшему в центре поверхности замшелого пня, и дотронулся мизинцем до капельки на поверхности. Капля перетекла на палец. Жидкость имела тягучий вид, не такой какой был у обыкновенной воды. Семён без всякого страха и, не отдавая себе отчёта в том, что он делает, лизнул свой мизинец. Вкус капли пыл сладковатый. Семён куда-то очень торопился. «Завтра надо будет снова сюда прийти и исследовать шар», – мелькнуло у него в голове и он бросился далеше по своим неотложным лесным делам. На следующий день прямо с утра Семён отправился к старому пню. Пень был на месте, а вот шара на нём не было. Не было даже никаких следов, что говорили бы о вчерашнем присутствии таинственного шара. Семён потом всю жизнь жалел, что не остался тогда рядом с шаром и не исследовал его.
Сегодня Семён возвращался из леса налегке – грибов не было. До дачи оставалось метров сто пятьдесят. Впереди под откосом уже угадывалась дорога, которая проходила мимо дачного посёлка. Вдруг внимание Семёна привлёк большой куст акации. «Под кустом должен быть гриб», – подумал Семён и полез под куст на четвереньках. Куст был обширный и разлапистый, и просто заглянуть под куст, раздвинув ветки, не получалось. Надо было пробираться под куст почти ползком. Раздвинув последние ветки, Семён увидел под кустом нечто необычное. На миниатюрной полянке стоял игрушечный деревянный сруб без крыши. В одной стене была прорублена дверь, в другой стене было окно. Внутри дома был малюсенький стол. Пол был не земляной, а дощатый. Всё это было засыпано каким-то мелким мусором и хвоинками. Более того, всё это строение было с трёх сторон обнесено маленьким забором. Забор был старый и заросший во многих местах пожухлыми и свежими травинками. Это была настоящая заброшенная, но очень маленькая заимка-хуторок. Семён даже забыл, что он лежит под кустом. Быстро выбравшись из под куста, Семён постарался запомнить это месторасположение и бросился бегом на дачу. Восьмилетний Мишка и шестилетний Гошка были дома. Семён, ничего не объясняя, сказал сыновьям, чтобы тотчас следовали за ним в лес и все двинулись на поиски странного куста акации. Семён помнил приметы, где находится этот куст и они быстро его нашли. Были видны следы самого Семёна, когда он пробирался ползком под куст. Следуя этим следам, Семён снова полез под куст. Мальчишки пробирались следом. Достигнув заветной полянки под кустом, Семён в нерешительности остановился – никакой заимки не было. Мальчишки недоумённо смотрели на отца, а Семёну хотелось заплакать. «Так не бывает, это нечестно, ведь я всё это видел всего пол часа назад. Не просто видел, а внимательно рассматривал аккуратно сделанный сруб, забор-плетень, огораживающий с трёх сторон этот маленький сруб», – думал Семён, не веря своим глазам. Потом они выбрались из под куста. Стали искать рядом похожий куст, но ничего подобного не было. Так ни с чем и вернулись на дачу.
Вообще место, где находился дачный посёлок было необычным. С южной стороны посёлка текла небольшая таёжная речка. На дне речки в большом количестве можно было намыть чёрный порошок, который реагировал на магнит. Позднее Семён узнал, что это магнитный железняк – спутник россыпного золота.
С востока посёлка были скальные разломы. Там среди обвалов можно было найти удивительные прозрачные кристаллы в виде шестигранных пиромидок, которые росли прямо на камнях – это был кварц. Говорят, что кварц – это спутник жильного золота.
В самом лесу Семён, Жорик и Геня однажды наткнулись на деревянную вышку. Такие вышки ставят для наблюдений вдаль. Но какая может быть даль, если рядом росли деревья, которые уже переросли саму вышку. Ей было лет пятьдесят. Лестница на верхнюю площадку этой вышки была такой ветхой, что по ней никто из друзей не решился подняться.
А ещё на вершине одной из лесных сопок стоял мёртвый лес. На площади, примерно сто метров в диаметре, стояли осины. Они были очень высокие, метров до пятидесяти-шестидесяти, но все они были мертвы. Можно было пальцем толкнуть любое дерево и оно с грохотом падало. Папоротник в этом месте был почти в рост человека. Одно из таких деревьев ещё во время падения рассыпалось на несколько частей и один большой кусок ствола саданул точнёхонько по голове Жорика. Жорик практически не почувствовал удара – ствол рассыпался при ударе в прах. Почему умерли осины на вершине холма среди хвойного леса – было загадкой.
А однажды друзья наткнулись на пещеру и всё лето её исследовали. В это лето им было по пятнадцать лет. На дне пещеры было холодное озеро, глубину которого так и не удалось измерить.
Замечательное это было место со своей историей и со своими тайнами.
* * *
Бережной пригласил Вострикова вместе отужинать. Сидели в отдельной комнате ресторана «Север».
– Могли бы и дома это обсудить, – говорил Иван, – если честно, то я не очень жалую эти рестораны. Вечно пьяные рожи, да и шумно…
– Здесь не потревожат, – успокоил Антон, – я всё продумал. Ну когда мы так сидели? Вкусно поедим, выпьем как надо. Никто не помешает – я строго наказал. Помощь мне твоя нужна. Серьёзная помощь.
– Всегда готов, как пионер.
– Я должен уехать, когда вернусь не знаю, а присматривать здесь ох как нужно. А если тебе самому понадобится отъехать? Кстати, много дел в твоём производстве?
– Вообще четыре дела, но я бы сказал: дело – здесь, а остальное – скорее подготовка на будущее.
– По большому пространству прыгаешь?
– Да нет, всё рядом.
– Рядом – это по Галактике?
– Да ты, что, – возразил Востриков, – какая Галактика, по рукаву, да и то в пределах трёх-четырёх переходов. И, конечно, не напрямую. Напрямую – это же годы, а мы по четвёртому вектору от светила к светилу.
– А мне кажется – ты на годы исчезал?
– Один раз был пробный ход, но здесь только группой. – сказал Иван, и в этот момент тихонько звякнул телефон. Востриков даже не обратил внимания, что на тумбочке у зашторенного окна стоит телефон. Бержной, не торопясь, поднялся, взял трубку и коротко сказал: «Закуски давно надо было нести».
– Специально сказал, чтоб с телефоном, чтоб не мельтешили здесь без надобности лишний раз.
Официант – как будто ждал за дверью – быстро поставил графин с водкой и три каких-то салата.
– Рыбный, мясной, – показал Антон, отвечая на вопросительный взгляд Ивана, – а это по моему рецепту, оценишь…
Выпили и закусили.
– Ты конечно знаком с теорией квантовой корреляции? – спросил Антон, разгребая рыбный натюрморт на тарелке.
– Слышал, конечно, но не специалист.
– И я не специалист. Ты ведь заметил, что в нашей «высокой» игре в большинстве случаев я проигрываю. Погребняк правит бал. Я пытаюсь разгадать его ходы. Но в основном руководствуюсь интуицией, а не наукой. Да и не успеваю – быстро работают, гады. А в этот раз подал запрос в Центр на просчёт корелляции по объёму. Двадцать семь параметров и для нашего объекта, и для группы Погребняка пришлось выискивать. Двадцать семь в квадрате – это семьсот двадцать девять уравнений корреляции, представляешь. И вдруг получаю ответ: есть корреляция. А это значит, что можно предугадать их очередной шаг. Я позовчера вернулся из Центра. Расшифровали первое решение. Ничего не понятно, но решение есть. Представляешь, завод «КВАНТ» и фото лаборатория в квартире Погребняка.
– Какой завод «КВАНТ»? – тихо спросил Востриков.
– Действительно, есть такой завод в километре от квартиры, где живёт наш объект 2107-1954. Представляешь, фотобумагу делают на этом заводе.
– Ну и что?
– Сам не понимаю, но фотолабораторию у Погребняка я вводил, как один из параметров корреляции, а откуда этот завод вылез – непонятно. В общем для прояснения других возможных решений мне необходимо быть в Центре, а тебя прошу последить здесь. Если хоть что-то заподозришь, намёк, хоть самый маленький, сразу меня вызывай. Если бы разрешили заглянуть чуток вперёд…
– А вот мне разрешили причинное нарушение.
– Как так?
– Обратная связь была меньше двух сотых процента, наверно, потому и разрешили.
– И что же такое ты учудил?
– В очередной командировке я подсунул контробандный роман нашему объекту на магнитной ленте, а он ещё не написан.
– А если догадаются?
– Да не догадаются. Не задаются они вопросом – когда написан роман. Они в суть его пытаются вникнуть.
– Толковый должно быть роман?
– «Отягощённые злом», через пару лет появится в печати и то в журнальном варианте. По моей задумке – роман сегодня нужен объекту.
– Как же ты такое протолкнул?
– Я же говорю: коэффициент обратной связи меньше двух сотых процента. Иначе бы не пролезло. Слушай, что за салат?
– Криветки там, кальмары, брусника свежая, лучок репчатый меленько нарезанный, всё под майонезом, да, тёртое яблочко. Вроде ничего не забыл.
– Необычный вкус и под водочку хорошо.
В этот момент опять звякнул телефон.
– Подсматривают они что ли? – сказал Бережной, вставая из-за стола. – Можно горячее, – кому-то разрешил Антон, сняв трубку телефона. – А я вот не могу заниматься сразу несколькими делами.
– Я же говорю: другие дела – это скорее подготовка на будущее, – сказал Иван. Официант внёс большой поднос с двумя блюдами. На одном, судя по форме, угадывалась небольшая стерлядка в зелени какой-то растительности. А вот что было на втором блюде оставалось загадкой.
– Опять по твоему рецепту? – спросил Иван, указывая пальцем на второе блюдо.
– Угадал, но расскажу потом, когда попробуешь.
Они выпили водки и Антон не закусывая направился к телефону.
– Неси второй графинчик, – сказал он в телефонную трубку и вернулся к столу. Иван обсасывал косточки какого-то животного, которое было подано на втором блюде.
– Вроде кролика напоминает по вкусу, но строение тела не очень похоже на кроличье. Что за зверь? Мясо нежное.
– Надеюсь, ты человек не брезгливый?
– Не пугай, я уже трескаю за обе щеки.
– Всегда мечтал отведать тушёного в черемше крокодила, – блаженно закатил глаза Бережной, – в одном произведении вычитал и никак не получается, то крокодила нет, то для черемши не сезон.
– Крокодил? Правда что ли? – удивлённо промолвил Востриков, перестав на секунду жевать.
– Нет. Я говорю: «мечтал», а это – рагу из нутрии. Однажды подсмотрел рецепт у одного частника, который подпольно разводил нутрий в гараже.
– Ей же вода нужна.
– А у него в гараже ванны с водой стояли.
* * *
В этот год отмечали пятидесятилетие любимой школы и Семён решил по этому поводу написать письмо школьному другу Вовке-Генералу. Генерал был первой любовью его сестры Виктории, а та к этому времени была уже в разводе. Жил Генерал где-то на Украине, кажется, в Черкассах. К удивлению Семёна Вовка тут же дал согласие и в канун юбилея школы прибыл в Красноярск. Последний раз Генерал приезжал в Красноярск лет девять назад на свадьбу к Семёну, где он был свиделем жениха.
Двух дней хватило, чтобы первая любовь снова встала в полный рост. Вовка отбыл на Украину, чтобы развестись во втором браке и снова вернуться в Красноярск. Все эти события последних дней живо напомнили Семёну его собственную первую любовь и он снова, заходя в книжный магазин «Знание», вспоминал, что в этом доме ещё пять лет назад жила Тамара, которая теперь уже была неизвестно где.