Франц Гюгович Герман
Седьмое евангелие от «ЭМ»
– Будет погода посолнечней – увидишь, – усмехнулся Погребняк. – Ну, ладно, давай к нашим делам. Честно сказать, я не очень верил в твою затею с грузовиком. Слишком много было факторов, которые надо было учесть. А один фактор так и не учли.
– Это вы о чём? – Грелкин оторвался от созерцания виллы.
– Фактор погоды. Представляешь, если бы дождя не было… Эта стрессовая ситуация могла бы продлиться вдвое дольше. Брызговик-то под дворником на лобовом стекле «Опеля» не работал. Это твои дела?
– Нет, он вообще не работал.
– А вот как они про дождь сообразили. Ведь они не знали, что ты замышляешь.
– Да, я как-то про фактор погоды совсем забыл.
– Да и я выпустил из вида. То ли это случайность, то ли невероятная логика «от противного».
– Это как?
– Ну, если ты дождь не заказываешь, значит противная сторона дождь закажет чисто из вредности. Даже не понимая – для чего это надо или не надо. Бережного обыграть – дорогого стоит. Он мужик с головой. Надо на досуге это всё хорошенько обмозговать. Ну, ладно. За «грузовик» тебе пятёрка. Давай про операцию «Омск» поговорим. Ты уже начал подготовку?
– Если честно, то нет пока. Хочу всё-таки попробовать использовать эту филологиню.
– Ну пробуй, но помни – это человек не из нашей операции. Ты в Центр обращался по этому делу?
– Нет, – Грелкин почесал затылок под кепкой, – вы считаете, что надо соразмено сделать запрос?
– Подстраховаться никогда не помешает, но постарайся всё это делать максимально тихо. У НИХ, там в Центре есть своя рука. Я это точно знаю.
* * *
По просьбе Франца Розенфельд нашёл в Америке адрес Мартина Гарднера и теперь они (Гарднер и Франц) обсуждали книгу, над которой Франц начал работать. Все темы, о которых говорится в книге, Гарднер одобрил и даже написал, что, как только книга выйдет в печати, неважно, на каком языке, он поможет с изданием и переводом этой книги в Америке. Но вот как издать её в России было непонятно. Франц написал письмо в издательство «НАУКА» и там книгу одобрили, но в ответе говорилось: «Как только Вы найдёте спонсора, кто будет финансировать издание Вашей книги, издательство тут же начнёт подготовку к публикации». Но вот где найти такого спонсора было неизвестно.
Из Швейцарии пришёл вежливый отказ. Геометрический журнал сообщал, что он загружен материалами для публикаций на пять лет вперёд, но как только появится «окно», то они выйдут на связь с автором.
В общежитии для переселенцев одна из комнат была отдана, как сказали бы в России, под «красный уголок». Обычно в ней происходили коллективные пьянки и общие собрания. Франц не ходил на такие мероприятия, если они не касались непосредственно их семьи. А это объявление его заинтересовало. Там говорилось, что представитель «Красного Креста» привезёт какие-то документы, где можно будет найти информацию о представителях своего фамильного рода, с которых начиналось немецкое поселение в России. Женщина, которая представляла «Красный Крест» привезла три толстенных тома, где перечислялись фамилиии первых немецких поселенцев на Волге. К удивлению Франца их фамилии в книгах не было, но ни самого Франца, ни членов его семьи это как-то не расстроило.
Во время этой встречи было объявлено, что такого-то числа в Дрездене будет литературный вечер на русском языке, посвящённый Александру Блоку. Это объявление не только заинтересовало Франца, но и удивило. И он решил обязательно посетить это мероприятие.
Тамара ехать не захотела, а Франц поехал на своей машине, изучив предварительно маршрут по карте. Это действительно был литературный вечер. Кто-то выступал с докладом о Блоке, а кто-то читал стихи. Небольшой зал был полностью заполнен. Кроме этого после вечера было ещё и чаепитие, на которое тоже не мало осталось народа. Франц впервые за два года видел большое количество симпатичных и интеллигентных людей, говорящих на правильном русском языке и без мата. Из общения стало известно, что в Дрездене существует Немецко – Русский Институт Культуры, который в разговорном обиходе называли просто «Русский Дом», и с некоторыми представителями этого дома Франц тут же познакомился и получил приглашение в ближайшие выходные приехать на «субботник». Оказывается, что «субботники» ещё не вымерли и в них можно было принимать участие. Франц решил посетить и это мероприятие. Надо сказать, что из Косвиговского хайма на вечер Блока никто не поехал и, уж тем более, – на какой-то «субботник» в каком-то «Русском Доме».
В Дрездене было два железнодорожных вокзала и «Русский дом» находился недалеко от одного из вокзалов, но Франц всё равно решил ехать на своём автомобиле, чтобы быть независимым от расписания поездов.
* * *
Когда Франц приехал в Дрезден «субботник» шёл уже полным ходом. «Русский дом» представлял собой двухэтажную виллу с небольшим садиком. На территории сада находился приличный гараж на два автомобиля. Всё это была Российская собственность. Когда-то в 1935 году Микоян, в лице советского правительства, приобрёл несколько таких вилл на территории Германии. Потом это здание попало в ведомство советской армии и в нём жили офицерские семьи. А перед самым концом ГДР здесь вообще, похоже, был офицерский бордель. После объединения Германий армия ушла, и дом стал принадлежать общественной организации под названием «Немецко-Русский Институт Культуры». Это по-прежнему была российская собственность, и полиция зайти на эту территорию даже не имела права.
Руководство институтом осуществляло правление, во главе которого стояла чета: Вольфганг и Валерия. Вольфганг был по профессии военный и, в своё время, закончил МАИ. Сейчас он был уже на пенсии в чине отставного полковника. Его супруга Валерия закончила московский пед по специальности «математика», но никогда в школе не работала, а была всю жизнь, так сказать, при муже. Чтобы отстоять этот дом им пришлось даже «повоевать» с новой русской мафией, но, слава богу, всё обошлось без «крови».
«Субботник» не был формой слова. Вкалывали, что называется – на совесть. Необходимо было сделать новое перекрытие между первым и вторым этажом здания, где балки основательно прогнили и в любую минуту могли просто рухнуть. Кроме того, надо было положить новую крышу на гараж, которая давно прохудилась и начала протекать. Женщины мыли окна и стены. Среди женщин были очень даже симпатичные: Люба, Лена, Лилли и Зоя. Остальные женщины были уже преклонного возраста, как и сама хозяка – Валерия.
Франц помогал крепить потолочные балки и таскал тяжеленные рулоны рубероида на крышу гаража по приставной лестнице.
Болшинство женщин были родом из Москвы и Ленинграда, Лилли была из Барнаула. Оказалось, что её старший брат Вилли – профессиональный художник и на днях у него открывается в Дрездене выставка. Франц пообещал Лилли, что будет её сопровождать во время этого мероприятия.
* * *
В живописи Франц понимал мало, вернее сказать – не понимал ничего, но картины Вилли ему понравились. Было в них что-то романтическое, что-то фантастическое. Чувствовалось что картины просто живут какой-то любовью. Рядом с такими картинами было тепло. Лилли показала картину, которую Вилли ей подарил, и после выставки эта картина должна была переехать в её квартиру. Жила Лилли недалеко от железнодорожного вокзала. Франц специально оставил свою машину в этом районе, чтобы было удобнее провожать Лилли после посещения выставки. Уже стемнело и редкие фонари плохо освещали переходы в тихих переулочках привокзального района.
– Смотри, что это? – вдруг сказала Лилли.
– Лежит вроде кто-то или пытается встать.
Они подошли поближе. На земле лежал человек, рядом валялись костыли. Человек лежал на спине и потихоньку стонал, пытаясь перевернуться на бок. Лилли и Франц наклонились над ним и попробовали заговорить. Человек никак на них не реагировал и продолжал стонать. Франц попытался помочь ему встать и человек вдруг издал протяжный крик-стон и снова завалился на спину, что-то односложно повторяя тихим голосом. Лилли присела и положила голову человека к себе на колени. Приоткрытый рот вдруг начал пузыриться кровавой пеной. Глаза молодого человека были закрыты и он тихо повторял: «Штихвунде».
– Что он говорит? – спросил Франц.
– Кажется, он произносит: «колотая рана», – страшным голосом проговорила Лилли, – делай что-нибудь!
– Помогите раненному, – Франц бросился к одинокому прохожему, появившемуся в конце переулка, – врач нужен.
Прохожий не стал спрашивать в чём дело, а быстро добежал до одинокой телефонной будки, стоявшей на углу улицы, и стал куда-то звонить. Буквально через несколько минут приехала машина медицинской помощи и полиция. Оказалось, парня ударили сзади в область поясницы чем-то острым: шилом или стилетом и выбили из рук костыли. Раненого увезли на скорой и записали имена и место жительства Лилли и Франца.
Тихий, малолюдный вечерний Дрезден оказывается иногда становился опасным.
* * *
Моделирование характеристик элементарных частиц так захватило Франца, что он практически всё своё время отдавал этой задаче. Все возможные модели уже были построены и возник соблазн – построить модели и для кварков. Известных Францу кварков, соответственно, и антикварков было всего три. И модели их легко были построены. Возникала следующая проблема – надо было совместить модели элементарных частиц и кварков. В противном случае всё это моделирование было бы неинтересно, так как и для элементарных частиц, и для кварков формула Гелл-Манна – Нишиджимы была справедлива одинакого. Франц взял характеристики девятнадцати элементарных частиц, для которых была справедлива формула Гелл-Манна, и все они хорошо укладывались в его моделирование. Характиристики получались очень наглядными и понятными. Первая частица, полную модель которой стал строить Франц, состояла из трёх одинаковых кварков. Построение такой модели оказалось делом не сложным. Сложнее было с другими частицами, которые состояли из двух и трёх различных кварков, но и здесь моделирование не дало ни сбоя, ни даже малейшей какой-то натяжки.
Оформив всю работу начисто, Франц решил показать её в «Русском Доме». Никто из постоянных посетителей института не знал физику элементарных частиц, но муж одной женщины когда-то преподавал в местном университете – он был профессором химии – и обещал свести Франца с одним физиком-теоретиком.
И в один из дней Франц отправился в Дрезденский университет. Кабинет профессора Йоппе найти оказалось не сложно.
– Добрый день, – сказал Франц, когда на стук в дверь он услышал приглашение войти, – я от профессора Гроссманна.
– Входите, он мне звонил. Так что там у вас?
Франц постарался покороче, но в то же время стараясь не упустить какую-нибудь важную деталь, изложить суть своего моделирования.
– Любопытно, любопытно… Вы ведь – математик? – задумчиво произнёс профессор Йоппе, – вот так с разгона очень трудно оценить вашу работу. Я ведь не специалист по физике элементарных частиц. Если бы самому Гелл-Манну её показать, – профессор похлопал по исписанным листам, разложенным на столе, – к сожалению, у меня нет выхода на него, и в нашем университете такими вещами никто не занимается. Получилась красивая математическая игрушка – это точно. Я буду думать, как с этим со всем быть. Если что – дам знать профессору Гроссманну.
На этом и расстались. Франц тоже не знал, что с этим делать и отложил свои исследования до лучших времён.
* * *
С некоторых пор Франц начал замечать у себя на животе какое-то вздутие в районе пупка и рассказал об этом в «Русском Доме» Валерии – она увлекалась домашней медициной.
– Ты знаешь, – говорила сердобольная Валерия, – у нас с Вольфом есть хороший приятель-хирург, профессор Лаушке. У него своя клиника, надо ему показать твой живот.
Симпатичный профессор Лаушке быстро пришёл к выводу, что это пупочная грыжа.
– Зашьём, делов-то.
Операция была назначена через неделю.
Франц уже лежал на операционном столе, когда с ним вдруг заговорил профессор Лаушке.
– Сейчас кровь из вены возьмём на контрольный анализ и всё. Операция быстрая, через полчаса будешь, как новенький. Кстати, пупок тебе очень нужен? Тут такое дело. Если пупок сохранять, то хлопот больше… Шов получится сложнее, надо будет вокруг пупка обходить. А если без пупка, то останется прямая ниточка, ровненькая… Через месяц вообще ничего заметно не будет.
– Давайте без пупка, – согласился Франц.
Открыв глаза, Франц понял, что лежит он по-прежнему на операционном столе. Более того, он оказался уже забинтованным вокруг пояса. Когда его могли забинтовать он не слышал. Пришедшая медсестра сказала, что операция закончилась полчаса назад, а Франц поспал пока не закончился наркоз. Оказывается профессор Лаушке уже позвонил в «Русский Дом» и внизу его ждут на машине Валерия и Вольфганг.
Через день Франц явился на перевязку, а через неделю и вовсе швы сняли. Действительно, теперь у Франца пупка не было, а вместо пупка была белая полоска длиной в пять сантиметров, которую ни швом, ни шрамом даже и назвать-то было невозможно. Франц таким образом превратился в инопланетянина. У всх людей были пупки, а у Франца пупка не было. Вместо пупка была небольшая пологая впадинка перечёркнутая белой полосой в горизонтальном направлении. Полгода Францу было запрещено поднимать тяжести, а потом все и вовсе забыли, что была сделана операция. Только отсутствие пупка ещё напоминало об этом. Больше пути Франца никогда в жизни не пересекались с добрым профессором Лаушке. Сам Франц иногда в интимных компаниях напускал на себя таинственный вид и под секретом говорил собравшимся, что он – инопланетянин и заброшен на Землю другой цивилизацией с секретной миссией. А в подтверждение демонстрировал отсутствие пупка. Случались люди, в основном женщины, которые искренне верили в это и, перейдя на шёпот, спрашивали: «расскажи, как там у вас?».
Истории с инопланетянинами уже случались несколько раз в жизни Франца.
Они среди нас.
(истории про людей из других миров)
Когда-то очень давно, когда Франц ещё был беззаботным молодым Семёном, довелось ему как-то попасть в местный клуб любителей фантастики. Его пригласил туда знакомый программист Евгений, с которым Франц познакомился в Ташкенте, когда был там на трёхмесячной учёбе по повышению квалификации. Евгений просто бредил фантастикой, особенно, если фантастика косалась программирования или вычислительной техники.
В этот вечер в клубе обсуждалась карта планеты, по известному произведению братьев Стругацких «Трудно быть богом». Семён солидно был представлен членам клуба, которые в основном были моложе Семёна лет на десять. Совершенно случайно Семён сел в торце стола и тем самым оказался во главе фантастического собрания.
Карта планеты была представлена, прошла по рукам и участники приступили к её обсуждению. Семён любил фантастическую литературу и особенно Стругацких, поэтому тема заседания была ему очень близка. Все выступающие во время своих речей стали обращаться почему-то именно к Семёну. А Семён серьёзно надувал щёки и давал свои резюме очень профессионально. В общем карта была принята с небольшими доработками и было решено отправить её на утверждение самому Борису Стругацкому. Как-то незаметно речь зашла на тему инопланетных цивилизаций и пришельцев с других планет. Видя искреннюю серьёзность собравшихся, Семён вдруг решил разыграть здесь небольшой импровизированный спектакль.
– А, между прочим, дорогие друзья, – с самым серьёзным видом и без малейшей тени улыбки или иронии на лице, начал Семён, – эти пришельцы давно уже живут рядом с нами. Причём, настолько рядом, что мы все к ним давно привыкли и перестали обращать на них внимание. Помнишь, Женя, – обратился он к Евгению, – мы обсуждали этот вопрос ещё в Ташкенте.
Евгений утвердительно кивнул, хотя ничего не помнил и вообще не понимал о чём речь, но Семён так убедительно к нему обратился, что он не мог здесь публично выказать свою некомпетентность в данном вопросе. И что там было в этом Ташкенте. Если честно, то кроме большой пьянки он вообще ничего не помнил. Может правда, что-то обсуждали. Он знал, что Семён был одним из сильнейших и уважаемых программистов города и заподозрить Семёна в каком-то розыгрыше просто не мог.
– Все ведь, наверно, знают Андрюху и его родителей, что убирают улицы вокруг кинотеатра «Луч», – продолжал Семён ни к кому конкретно не обращаясь.
Многие при этих словах утвердительно закивали.
– Он ведь вроде того, – заметил один парень, покрутив пальцем у виска, – дебил или имбицил?
– Более того, – подхватил Семён, – настоящий олигофрен.
На самом деле Семён понятия не имел чем дебил отличается от имбицила и, уж тем более, от олигофрена. А Андрюха был здоровенный детина, который помогал своим престарелым родителям мести улицы рядом с кинотеатром. Семён много раз замечал, что речь его совершенно не развита, и на обращения к нему родителей он в лучшем случае что-то мычал, покачивая головой, но метлу и лопату держал в руках исправно, и чувствовалось, что силой обладает он недюженной.
– Шепнул мне однажды один мой хороший знакомый из дома, что напротив «Луча» – рассказывал Семён, – чтобы я обратил на него внимание. Они давно за такими ведут наблюдение.
Все понимающе кивали головами и конечно знали о каком доме напротив «Луча» идёт речь. Там находился краевой КГБ.
– Надо быть понастойчивей, и если он в конце концов вам поверит, то может выйти на контакт, – продолжал Семён.
– И что, был контакт?
– Был, – утвердительно качнул головой Семён. – Я не верил до последнего, но на всякий случай готовился и как только увидел, что он ясно и осмысленно на меня посмотрел, сразу сказал ему в лоб: «покажи какую-нибудь математическую формулу, которая незнакома ещё человечеству на нашей Земле». А он вдруг вытаскивает из кармана клочок бумаги и карандаш и, перевернув лопату, нацарапал.
При этих словах Семён придвинул к себе чистый лист бумаги и написал на ней математическую формулу.
– Я всю библиотеку перерыл – нет такой формулы в справочниках. Это формула для извлечения корня кубичкского из матрицы второго порядка. Проверял, формула работает, а в учебниках нет её.
Все сидели за столом разинув рты. Потом наконец Евгений очнулся первым.
– И что дальше?
– Посмотрел он на меня не то с иронией, не то с усмешкой и снова замкнулся. Ну полный олигофрен. То ли надо понастойчивей быть, то ли надо подкараулить, когда старики его не будут рядом маячить… Не знаю, надо искать контакт. Вот он вам – пришелец, – Семён многозначительно замолчал.
Формулу, которую он написал на листе бумаги не знал никто, он её вывел буквально в прошлом месяце и никому пока о ней не говорил.
Через пару недель Евгений позвонил Семёну и напомнил, что сегодня очередное заседание клуба любителей фантастики.
Перед началом заседания к Семёну подошли два пацана.
– А вы знаете, – вежливо обратился один из них к Семёну, – и у нас был контакт. Правда мы не поняли, положительно это надо расценивать или нет.
– С инопланетянином Андреем? – не веря своим ушам спросил Семён.
– Да! Мы дня три пробовали войти к нему в доверие. Всё искали случай, когда он будет один.
– И что? – Семён начал подозревать, что его хотят разыграть, но уж больно серьёзные были лица у пацанов.
– Он Сашку так огрел своей лопатой, что я думал она переломится – деревянная, снегоуборочная.
– До сих спина болит, – добавил второй.
Семёну стоило невероятных усилий, чтобы не заржать. Он чудом сдержался, немного раскашлявшись.
– Возможно, контакт состоялся, – задумчиво рассматривая потолок произнёс Семён, – но вы поаккуратнее, не перегните палку, – наставительно рекомендовал он юным контактёрам, представляя при этом, как инопланетянин в сердцах перетянул любителя фантастики поперёк спины.
Второй инопланетный контакт случился прямо у Семёна дома во время одного из праздничных ужинов.
Лена всегда приезжала на такие застолья без опоздания. Дядя Серёжа (так сыновья Семёна называли друга их отца – Сергея, того самого, что на санках летом катался) тоже приходил пораньше и старался всё время кому-то помочь. Словом – путался под ногами, но всегда был на подхвате.
Семён принёс в зал небольшое блюдце, на котором горкой лежали почищенные зубчики чеснока, и поставил его на праздничный стол.
– Для чего? – спросил Сергей, взглядом показывая на чеснок.
– Мало ли…, – сказал Семён, – вдруг кому-то захочется прикусывать с борщом.
Тут же, стоявшая рядом Лена, выбрала на блюдце самый большой зубчик и отправила его в рот. Смачно хрустя, она, с не изменившимся, не дрогнувшим ни одним мускулом лицом, целиком его съела даже не попросив чем-нибудь запить. Потерявшие дар речи друзия отправились на кухню за следующим блюдом.
– Что это было? – спросил перепуганным голосом дядя Серёжа.
– Инопланетянка, – не моргнув глазом ответил Семён, – не обращай внимания.
Семён любил угощать друзей необычной кухней и, порой, на столе оказывалисьочень экзотические блюда, которые прежде, чем быть съеденными, трбовали предварительного объяснения или хотя бы рекомендации, как и с чем это едят. Сегодня прямо в центре стола стояла тарелочка, на которой угадывалось змеиное колечко в каком-то соусе.
– Африканская гадюка в собственном соку, – рекомендавал Семён, – и под кетчупом.
На самом деле эту гадюку Семён поймал когда-то в лесу и собирался из неё сделать чучело или хотя бы просто снять кожу. Пока он продумывал, как это лучше сделать, гадюка сдохла и пришлось её заспиртовать. Так она и хранилась у Семёна где-то на полке. Подавая гадюку на стол, Семён просто решил пошутить перед гостями.
– Гуанчжоу – мясо по-китайски, – продолжал рекламную акцию Семён, – готовится в сладком красном соусе. Употреблять можно с различными гарнирами, а можно и просто так.
Краем глаза Семён заметил, что тарелочка со змеёй исчезла – он тут же догадался, куда она могла деться.
Лена старательно пилила проспиртованную змею своим столовым ножём.
– Лена! – сказал громко Семён, – это на десерт.
С этими словами он убрал гадюку в собственном соку и под кетчупом со стола, от греха подальше.
– Как ты думаешь, – после ужина спросил дядя Серёжа Семёна, – она ведь и змеюку съела бы?
– И не сомневайся. В собственном соку и под соусом-то… Инопланетянка.
* * *
Погребняк отчитывал Грелкина вне Земли.
– Ты ведь «соразмерно» – не совсем дурак. Понимаешь, что ты вторгся в другой ментальный слой? Где ты нашёл этого немца?
– Он итальянец, Босс. Бездомный. Я давно его приметил, автостопом соразмерно путешествует, в ночлежках ночует.
– Боже… Итальянец. Это уже не второй, а третий ментальный слой! Когда ты мне про «филологиню» говорил, я, думал, ты решил повторить операцию, как с той чокнутой поэтессой, а ты, что хотел? – Погребняк задумался: «Нет, тогда Гредкин был отстранён от дел. Засветился с литейным цехом. С поэтоссой я сам операцию проворачивал. Вовремя тогда Бережной его к тёще упрятал», – он перевёл взгляд на Грелкина.
– Да пугнуть я хотел…, – оправдывался Грелкин, – стрессовая ситуация, может соразмерно и компромат…
– А инвалид на костылях?
– Этот совершенно случайно появился. Не было его… Вдруг вынырнул. Я итальянцу на пальцах растолковывал, мол, двое идут, – Грелкин продемонстрировал двумя пальцами, как идут двое, – а он понял: не двое, а один, но на костылях.
– Сколько ты ему заплатил?
– Сто марок, да он и за десятку был согласен.
– Если в Центре будет из-за этого скандал, я откажусь от твоей помощи. Уж лучше сам всё буду делать. Хотел специалиста из тебя сделать…
– Босс, не будет скандала. Он наверное уже укатил из Дрездена, а может – и вообще из Германии… А тот и не видел его – он же сзади напал. Не сильно он его кольнул… Один раз… Шилом соразмерно.
– Шилом и убить можно.
– Да выйдет он завтра из бльницы.
– Точно – «дуракам везёт». Запорол многообещающее дело. Эту филологиню можно было так раскрутить… Многоходовая могла быть комбинация…
– Так, не всё ещё потеряно.
– Нет уж. Сильно я теперь в тебе стал сомневаться. И «Омск» загубишь…
– Босс, «Омск» не загублю. Каждый шаг будет соразмерно согласован…
– Смотри, никакой самодеятельности. Если в чём будешь хоть чуть чуть сомневаться – ставь меня в известность. «Омск» – ёмкая операция, там много чего можно накрутить. Реально можно главное направление пересечь. Это не косвенные пути, понимаешь? Ты уже что-то успел сделать?
– Всё как по плану, Босс. К бургомистру по культуре уже подобран человек. Местная, филолог-русист.
– Опять филолог?
– В России стажировалась много лет… Я её нашёл после вашего рассказа про Гестапо. У неё вообще много культурных связей в Дрездене. Доктор наук соразмерно.
– Каких наук?
– Филолог – она.
– Ладно, что б каждый шаг докладывал, а то смотри – будешь статистом астероиды считать.
* * *
Франц что-то делал в саду «Русского Дома», когда Вольфганг пригласил его поприсутствовать на заседании правления Института.
– Посиди, послушай чем мы живём.
В правлении было двенадцать человек. Семеро из бывшего СССР и пятеро местных дрезденцев. Разговор шёл на двух языках одновременно. У Франца было такое ощущение, что все одинакого хорошо изъяснялись и на русском, и на немецком.
– Давайте, думайте, какой ещё можно придумать проект, чтобы под него культурамт мог дать деньги. Библиотека – это мало. Проект, вы знаете, утверждается заранее. Откладывать на потом нет смысла, – Вольфганг нервно постукивал ручкой по столу.
За столом воцарилась гробовая тишина. Все сидели, как двоечники в классе, пряча от учителя глаза в пол. Франц наконец решился подать голос, хотя он и не был членом правления.
– В будущем году будет сто семьдесят пять лет со дня рождения Достоевского.
– Причём здесь Достоевский? – Вольфганг с удивлением повернулся к Францу.
– Достоевский – писатель с мировым именем, больше двух лет жил в Дрездене. Может можно какие-то встречи организовать. Чтения. Показ фильмов. Дочь у него здесь родилась и крестил её Достоевский здесь…, «Бесов» здесь писал, – продолжал развивать свою мысль Франц, – может, можно будет специалистов-достоевсковедов пригласить. В Лепциге живёт Опитц, кто-то – в Москве, Захаров – в Пертрозаводске…
– Это кто? – спросил Вольфганг.
– Опитц – это немецкий достоевсковед, я читал его статьи… Достоевский и «Жену под кровтью…» здесь писал.
Члены правления таращили на Франца глаза.
– Ты что, Достоевским занимаешься? – спросила Валерия, – ты же – математик.
– Это так, хобби. Вообще я давно Достоевским интересуюсь, лет двадцать, небольшая библиотечка даже есть дома по Достоевскому.
– А ведь это идея. Ты задержись сегодня, поможешь мне план проекта набросать – обратился Вольфганг к Францу, – а ты, Ута, сходи завтра к бургомистру по культуре, надо почву подготовить. Нет, вместе, второём с Францем пойдём.
Бургомистр долго не мог понять, как связаны Дрезден и Достоевский, но в конце концов дело сдвинулось с мёртвой точки. Наступили горячие деньки. Проект предполагал не только чтения и показ фильмов, но и проведение в Дрездене международного симпозиума с приглашением достоевсковедов со всего мира. Список известных достоевсковедов составил Франц. Второй основной задачей Франца по проекту было – написание статьи о «Днях Достоевского» в Дрездене. Статью разослали сразу в несколько немецких газет. Валерия отправилась в архив местной православной церкви и нашла там запись о рождении и крещении дочери Достоевского.
Франц рассказал Вольфу, что в Омске есть музей Достоевского. Кроме того, в Омске живёт достоевсковед Вайнерман, который разыскал чертежи омского острога, где был на каторге Достоевский.
– Я летом собираюсь в отпуск, в Красноярск, может есть возможность в Омск заскочить? – «забросил удочку» Франц, – куплю билет с остановкой в Омске.
– Это не плохо, – согласился Вольфганг, – мы можем финансировать твоё пребывание в Омске. Три дня тебе хватит?
* * *
Самолёт выполнял рейс по маршруту: Берлин – Москва – Омск. Рядом с Францем сидела симпатичная женщина примерно его лет. «Ну всем хороша», – подумал Франц, искоса разглядывая попутчицу.
– Вы до Москвы летите? – решился заговорить Франц.
– Нет, до Омска, а вы? – улыбнулась соседка.
– И я до Омска. Есть небольшое дело. Вы домой или в гости?
– В гости. Долго планируете пробыть в Омске?
– Да хочу в тот же день и улететь, если, конечно, такая очаровательная женщина, как вы, не пригласит в гости. Кстати, вы знаете где находится в Омске музей Достоевского?
– Кто ж его не знает. А вы только за тем и едите, чтобы музей посетить?
– Да, только за этим.
– Вы что же – достоевсковед?
– Ну, в какой-то мере – достоевсковед. Может составите мне компанию в посещении музея?
– Если вы проводите меня до дома, то потом можем и в музей сходить. Хотя, боюсь, что от подружек будет трудно вырваться.
– А вы к подружкам едите? Меня Франц зовут, – вдруг спохватился Франц.
– Галина, – кивнула головой соседка. – Сначала к подружкам, потом к родителям.
Пять часов до Омска с посадкой в Москве пролетели, как одно мгновение. Галина, как оказалось, живёт с семьёй тоже в Саксонии, в городе Гросенхайн. По образованию она была медицинским работником и до Германии работала в аптеке. Так же, как и у Франца, у неё было двое сыновей, причём, практически ровестники сыновьям Франца. В Омске её действительно встречали весёлые подружки. Франц был представлен, как старый знакомый Галины и все сразу же отправились домой к одной из подруг, где уже был накрыт стол.
Ни в какой музей Франц не попал, а на утро отправился вместе с Галиной в деревню к её родителям под Омск. Для Франца была придумана легенда, что он дальний родственник из Семипалатинска. По профессии журналист. Приехал в Омск в командировку и решил навестить дальних родственников и столкнулся с Галиной у её троюродной сестры. А теперь решил познакомиться с дальними родственниками, которых никогда в жизни не видел, поближе. Легенду о родственниках Галины в Семипалатинске Франц постарался запомнить, как молитву.
Оба Галинины брата и отчим и глазом не повели, и поверили в легенду с первого слова, а вот мать решила, что Галина привезла с собой любовника. Непонятно было только – откуда он взялся. Может быть из Германии? Имя Франц – немецкое, а фамилия правда, как у родственников – Парфёнов. Только уверена была мать, что не было в Семипалатинске никакого Франца. На второй день пребывания в деревне Галине пришлось тайно частично сознаться матери, что это действительно её друг из Германии, но для остальных Франц оставался родственником из Семипалатинска.
Неделю пили самогонку, ходили по грибы и парились в бане. Франца разместили на сеновале и Галина по ночам, когда все уже спали мёртвым сном, лазила к нему потихоньку под крышу.