Франц Гюгович Герман
Седьмое евангелие от «ЭМ»
Сон третий.
Стою на каком-то перроне вместе с Тамарой (супругой). В общем это и перроном-то назвать нельзя, какой-то деревенский полустанок. Рядом с нами ещё стоят люди и взрослые, и дети. В этот момент по противоположной линии проходит товарняк. И что-то с ним не так. Причём, какой был локомотив (паровоз или тепловоз) я не видел. Сон включился, когда локомотив уже прошёл. Тамара тоже заметила, что что-то не так, потому, что мы с ней недоумённо переглянулись. У меня ещё не успела оформиться мысль, а Тамара шутя так говорит: «из одного музея в другой перегоняют». И, дествительно, вагоны были на редкость старые. Как в кино из пятидесятых или сороковых годов. День опять приснился летний, жаркий, солнечный. В это время снова пошёл товарняк, но уже по нашей стороне. И опять я не помню какой был локомотив. И снова были вагоны какие-то древние. Прямо за полустанком начинался поворот и из щелей последнего вагона прямо на землю посыпалось зерно. И просыпалось довольно много. Я потихоньку пошёл в сторону просыпанного зерна. Наклонился, взял горсть. Зерно было какое-то полуочищенное, попадались колоски. И снова я почувствовал, что что-то не так. Зёрнышки были какие-то мелкие, колосок какой-то тоненький. Я взял несколько зёрен в рот. Пожевал. Вроде вкус знакомый. В это время вижу как из кустов напротив полустанка вышла явно деревенская женщина. В каком-то светлом сарафане, и что-то было у неё в руках. Она стала наискосок переходить железнодорожное полотно и, не глядя в мою сторону, почти про себя сказала:
«Да, за такие дела во время войны сразу бы расстреляли».
«Это точно» – встрял я с разговором.
Женщина повернулась, осмотрела меня с ног до головы и говорит:
«Да тебя ещё и в помине тогда не было. Что ты о войне-то знаешь? Хорошо, если из школьного учебника что-то запомнил…».
«Почему, я уже был. Только вот такой маленький».
И показал, какой я был маленький большим и указательным пальцем. Она снова посмотрела на меня. Она уже поднялась на полустанок и остановилась рядом с Тамарой.
«Городские, пшеницы никогда не видели», – она заметила, что я рассматриваю зерно на ладони.
«Видели» – говорю я. А сам вспоминаю, как работал на току в колхозе, когда был абитуриентом после поступления в институт. – «Только, зерно какое-то не такое».
«Зерно как зерно, вы что с Луны свалились?».
Тут какие-то нехорошие предчувствия полезли в мою душу и я вдруг бухнул.
«А когда вторая мировая война кончилась?».
Женщина посмотрела на меня с удивлением и говорит:
«Да я-то знаю, сам-то знаешь?».
«В сорок пятом, третьего сентября» – говорю я.
Женщина как-то укоризненно хмыкнула:
«Третьего сентября…тото и оно, двенадцатого ноября война закончилась».
Как обухом по голове. Тут к нам стали подходить ещё люди, стоявшие на перроне. Разгорелся спор. Все стоявшие на перроне в один голос утверждают, что война кончилась второго сентября, а не третьего и уж конечно не 12-го ноября. А женщина смотрит на всех каким-то ошалевшим взглядом. Тут из кустов показалась местная ребятня и тоже стали переходить железную дорогу.
«Эй пацаны, идите-ка сюда – крикнула женщина – кто из вас знает, когда вторая мировая война закончилась?».
Мальчишки как-то замялись, переглянулись, а потом как-то вразнобой сказали:
«12-го ноября 1945 года».
Тут начался какойто всеобщий спор. До меня краем уха донеслось из детского разговора: «…а Маркс у Вас был?» – «был» – «с бородой?» – «.. с бородой…». А между тем женщина говорила:
«Да откуда Вы. На вас и одежда-то какая-то не такая. Подарите, что-нибудь на память. Ведь уедите, мне ж никто не поверит, что пришельцев из другой жизни видела».
Тамара толкает меня в бок: «Подари часы». Я снял с руки часы, протягиваю женщине, а про себя вдруг думаю. «Вот так часы, прямо прибор какой-то». А часы и впрямь были какие-то навороченные. И заводная головка не сбоку, а прямо сверху, на стекле, в виде многогранника, как призма. Потом вдруг обратил внимание на то, что ребятишки, которые стояли на перроне, все держат в руках ветки кустов.
«Вы зачем это?…» – спросил я.
«Да они ведь не такие, как у нас…»
Я присмотрелся, и, действительно. Ветки все были шипастые, причём шип был не в виде иглы, а закрученный, как коготь.
Потом проснулся. Долго сидел на кровати, вспоминал сон. И вдруг вспомнил деталь, на которую во сне не обратил внимания. Все местные ребятишки были в пионерских галстуках. И нам с Тамарой было лет по 20-25.
Сон четвёртый.
Сижу на кухне в какой-то незнакомой квартире на четвёртом этаже и смотрю в окно. И наблюдаю нечто необычное. Из дома напротив, немного наискосок, из окна третьего этажа бьёт лазерный луч оранжевого цвета. Луч необычный. Даже не луч а пучок параллельных лучей. Причём, все лучи дискретные, т. е. не сплошной луч, а как бы пунктирная линия. И бьёт этот луч прямёхонько в головы прохожих. Но никто на это не обращает внимания, а может быть никто и не видит кроме меня. А под тем окном, откуда бьёт луч, есть какие-то строения, вроде сараев. И если залезть на крышу этого сарая, то можно в аккурат заглянуть в то самое окно, откуда луч светится. И я решил это осуществить. Не помню как лез, а вижу что окно прямо передо мной, и я, нагнувшись в сторону окна, к нему крадусь. Но луча уже никакого из окна нет. Подобрался к окну, глянул в него, а оно фанерой заколочено и на фанере какая-то мазня. Ничего разобрать невозможно. Вроде как акварель потекла. Я стал всматриваться в эту мазню и вдруг вижу, что на ней начинает проступать прямо какая-то дьявольская рожа с рогами и страшными тёмными глазами. И я не могу оторваться от этого взгляда, а у самого ужас аж по спинному мозгу растекается. И думаю, – «не пересмотреть тебе меня взлядом, не отведу глаз». Несколько мгновений шла борьба взглядов и вдруг лопнула фанера. Натурально, как мыльная плёнка. Вижу за окном подоконник и пустая комната. Серая, небелённая и без обоев. Голый бетон. А в стене напротив проём. Довольно большой и без дверей. За ним другая комната. И в центре этой комнаты, прямо напротив меня стоит высокий мужик в дорогом домашнем халате до пят. Подпоясанный поясом тёмно красного цвета, руки в карманах. Лицо красивое и, как говорят, породистое, чуть вытянутое, но не узкое. Волосы слегка вьющиеся, зачёсаны назад без пробора, рыжеватого оттенка. Смотрит на меня внимательнейшим строгим взглядом, а на лице едва заметная, почти ускользающая ироническая улыбка. Возраст за 50. Но видно, что мужик в силе. И вдруг из под подоконника появляется отвратительная старушечья рожа с наганом в руке и начинает его на меня наводить. И понимаю я, что на отход времени нет, надо прыгать. Слева от меня – водосточная труба. И я понимаю, что не выдержит она меня, сломается, но падение всё-таки смягчит. И прыгнул. Труба начала разваливаться, а я по ней скользить. И последняя мысль, которая у меня промелькнула: «всё-таки удачно приземлился». Здесь проснулся.
Я падал во сне много раз. И из окон, и со скал. И всегда просыпался в момент отрыва, когда понимал, что сорвался и падение неминуемо. А этот сон был исключением. Я помню само падение среди обломков водосточной трубы.
Сон пятый.
Нахожусь на какой-то площадке. Красивейшее место. Какой город не знаю. Вижу аллеи, клумбы. Как-то всё просторно. Фантастическое освещение. Много гуляющих каких-то беззаботных, красиво одетых людей. Прямо за моей спиной куда-то вверх полукругом уходит лестница. Вечер, тепло. Небо тёмносинее с какими-то сиреневыми отливами. В общем красота, мир и покой. А по небу движутся, вернее плывут камни, глыбы и целые скалы. Плывут они ровными рядами параллельно земле. При этом некоторые из них ещё имеют и собственное вращение. Вроде как кувыркаются в воздухе. Некоторые люди поднимают головы и смотрят на небо. Причём, я понимаю, что они видят этот парад камней (иначе не назовёшь), но никого это не пугает. И тут на небе моё внимание привлекает какая-то точка. Я смотрю на эту точку, как завороженный. И вдруг понимаю, что это тоже камень, целая скала. Но движется она не в общем потоке, а поперёк и через несколько секунд грянется на землю и именно на меня. В каком-то паническом страхе бросился я вверх по лестнице – мне обязательно надо туда подняться. А спиной чувствую надвигающуюся махину. Рву все жилы и уже в последнем отчаянном прыжке достигаю верхней площадки, а там прямо на полу лежит компьютерная клавиатура и я успеваю стукнуть пальцем по какой-то клавише. При этом мысль: «где-то произошёл координатный сбой, такой красивый мир смоделировал, а он угодил в кольцо Сатурна». И на этом проснулся.
* * *
(ещё из дневника Франца Молнара)
Можно научиться управлять событиями сновидений и я тоже имею такой небольшой опыт. Всю необходимую подготовку я проделывал по инструкциям и советам, описанным в книгах В. Зеланда. Это не сложно и даже, порой, забавно и смешно. Так как в этом случае события сна выполняют все ваши пожелания, а в голову при этом лезут почему-то всякие озорные мысли.
Вадим Зеланд советует, чтобы управлять сновидением, надо научиться просыпаться во сне, не нарушая происходящих событий. И, если это произойдёт и вы поняли, что сон продолжается, а ваше сознание активно, то всё, что вы в данный момент пожелаете, будет тут же реализовано на ваших глазах. Вы просто станете волшебником и сможете творить настоящие чудеса.
Чтобы научиться активизировать своё сознание во сне надо привыкнуть проверять и контролировать себя. Контролировать: во сне происходят эти события или в нашей реальности. Как этого можно добиться. Для этого надо выбрать какой-нибудь предмет из постоянного обихода или вашего окружения, который будет выполнять роль своеобразного катализатора, и всякий раз, когда этот предмет будет попадать в поле зрения вашей повседневной жизни, необходимо самым нешуточным образом проверять, сон это или явь. Расскажу, как это делал я.
В качестве такого катализатора я выбрал воду. И всякий раз, когда я видел воду, я тщательно проверял, во сне ли я или я бодрствую. Иду по улице, вижу: фонтан, вода. Начинаю осматривать себя, окружающую действительность… Если бы такая ситуация случилась во сне, то явно можно было бы увидеть какое-нибудь несоответствие с действительностью, понять, что это сон. Я старался реагировать таким образом на любую воду. Умываюсь – вода. Завариваю чай – вода. Идёт дождь – вода. Выхожу на набережную реки – вода. Необходимо было, чтобы в сознании выработалась устойчивая привычка реагировать на воду таким образом.
Несколько раз, просыпаясь утром, я помнил, что видел воду, но сознание во сне не просыпалось. Проснуться во сне мне удалось на десятый, примерно, день. Вот как это было.
Приснился мне Доктор (Доктор – это прозвище одного моего однокласника). В жизни я его не встречал уже лет двенадцать, а во сне и подавно никогда не видел. Находимся мы с ним в какой-то небольшой комнате. Утро. Доктор по пояс голый, в одних брюках, что-то рассказывает мне о своей новой службе. Ходит по комнате туда-сюда. Подходит к небольшому столу, берёт стеклянный кувшин и начинает наливать из него воду в миску. Я отчётливо вижу струю воды и вдруг в голове очень ясно вспыхивает мысль: «Ах, так это сон! Ну тогда у Доктора начнут сейчас сваливаться штаны!». И … ничего не происходит. Скорее всего, я думал, что всё произойдёт мгновенно. Но ситуации даже в сонной действительности развиваются, видимо, медленнее, чем происходит наше мышление. В следующее мгновение декорация сна вдруг изменилась. На какую-то долю секунды я увидел вдруг нос корабля, плывущего по реке или по морю, и снова оказался в комнате с Доктором. Подсознательно я вдруг ощутил, что это каюта, а прежде думал, что это комната в квартире. Я стою спиной к иллюминатору, Доктор ставит кувшин на стол и в этот момент я вижу, как на нём сами расстёгиваются брюки и начинают ползти вниз. Показались трусы в сине-зелёный цветочик. Доктор чертыхнулся, подхватил брюки, снова их застегнул и пошёл в ванную комнату. Пересёк каюту, открыл дверь и тут брюки снова начали сваливаться. Доктор опять их поймал и зашёл в умывальник. Что он там делал, я не видел. Через несколько секунд Доктор вышел из умывальника, и брюки вдруг снова сами собой расстегнулись и поползли вниз. В этот момент я проснулся. Вернее сказать, я просто открыл глаза и оказался у себя в спальне, а проснулся я давно, ещё во сне. И, действительно, сна не было, как говорят, ни в одном глазу.
Настроение было потрясающе восторженным. Я, действительно, чувствовал себя волшебником.
* * *
Если бы мы сочиняли современную сказку, то образ Иванушки-Дурачка вполне можно было бы писать с нашего Франца. Конечно, в прямом смысле дураком назвать его нельзя, но вот доверчивый наш герой был просто до наивности. Он верил всем, но только до тех пор, пока не поймёт, что его обманули. Второй раз, обманувшему его человеку, он уже не верил никогда. Но самое обидное, что он верил нашей, почти окончательно завравшейся, жёлтой прессе.
Однажды, совершенно случайно попался Францу репортаж об «удивительном» человеке. В заметке говорилось, что этот человек изобрёл новую математику. Франц был потрясён прочтённым. Как это – «изобрёл новую математику». Будучи сам математиком, он просто не мог понять, как можно изобрести новую математику. Использовать другую систему счисления или придумать новые арифметические действия или ввести новое число при делении на нуль или что…? Звали избретателя новой математики Григорий Грабовой. Не долго думая, Франц написал в книжный магазин в Берлине, который продавал книги Грабового, и попросил прислать ему все имеющиеся в магазине книги этого автора. По экземпляру каждую книгу. Через неделю Франц получил по почте пять или шесть книг и принялся их читать. Автор писал о каких-то геометрических мыслеформах и подкреплял это непонятными формулами, похожими на иероглифы. Франц ничего не понимал, но верил, что прозрение придёт. Так было с общей теорией относительности, понять которую было невозможно, не проникнув предварительно в тензорный анализ.
В очередной отпуск Франц полетел в Россию с мыслями о Грабовом и новой математике. Уже на второй день приезда Франц столкнулся на улице «Ленина» со своей бывшей одноклассницей. Ольга покупала с уличного лотка-прилавка виноград. Франц не стал ей мешать, а тихо стоял неподалёку и наблюдал за происходящим. Ольге взвесили виноград, завернули в кулёк, она расчиталась и, прижав к груди кулёк и зажав в руке кошелёк, пошла по улице, оставив на прилавке свою сумочку. Франц подождал несколько минут, потом подошёл к прилавку и сказав: «забыл», забрал ольгину сумку. Никто в очереди даже ухом не повёл, все были сосредоточены на винограде.
Он шёл за Ольгой метрах в пяти сзади и ждал, когда же она вспомнит о сумке. Ольга вспомнила о сумке через два квартала и бросилась бежать назад чуть не сбив Франца с ног. Он поймал её за руку и, с трудом удерживая, начал объяснять ей, кто он такой и что сумка её здесь, и не надо никуда бежать. Подслеповатая Ольга не сразу сообразила в чём дело. Наконец признав, в поймавшем её мужчине, своего одноклассника и получив в целости свою сумку, она успокоилась и пригласила Семёна-Франца к себе в гости. Оказалось, что они уже стояли на пороге её дома. Дома пили чай и вспоминали одноклассников – кто чем сейчас занимается. Франц без всякой надежды спросил, известно ли что-нибудь о Тамаре. К своему удивлению Ольга была почему-то в курсе её дел. Оказывается Тамара, выйдя в пятый или шестой раз замуж, обосновалась теперь в Англии и сама позвонила по телефону Мишке, ещё одному их однокласснику, с которым когда-то дружила в школе.
Выйдя от Ольги, Франц тут же навестил Михаила. Тамара, действительно, была с ним на связи. Мишка записал Францу длиннющий телефон в Англии.
Рассказы о Грабовом никого в Красноярске не удивили. Единственным собеседником Франца, кто историю с Грабовым воспринял с интересом, была жена Жорика Наталья. Она почитывала какую-то эзотерическую литературу и про Грабового уже что-то слышала.
Снова ездили с Жориком на дачу и снова бутылку водки закопать не удалось.
Франц привёз из Германии материалы по игре для казино, которую он недавно изобрёл. Игра была построена по строгим законам математики, и Франц подал заявку на изобретение. Эта игра была названа «50 на 50» и всегда давала вероятностный выигрыш для казино, хотя внешне казалось, что шансы у игравшего в эту игру с казино были равны. Во время оформления заявки в городском БРИЗе от женщин, которые помогали осуществлять поиск, Франц, к своему удивлению, узнал, что игральный кубик до сих пор никем не запатентован во всём мире.
– Так, может стоить офрмить такую заявку на патент кубика? – заметил Франц.
– Ну тогда вас легче будет убить, чем платить за патент, – сказала одна из сотрудниц БРИЗа, – представляете, сколько игральных кубиков по всему миру используется в казино.
* * *
После возвращения из России оставалось ещё несколько дней отпуска и Франц решил заняться исследованием числа 138. Генетика числа (простые делители) оказалась довольно проста: 1, 2, 3, 23. С первыми тремя числами вопросов не возникало, а вот число 23 оказалось довольно необычным. Оно встречалось постоянно и в теории графов, и в проективной геометрии, и в теории чисел. Кроме того числа, кратные числу 23 были ключевыми и в естествознании. Число 46 равное произведению чисел 2 и 23 – это число хромосом человека. Число 92, получаемое как произведение числа 4 и 23 – это число стабильных элементов в химии. Число 23 встречалось и в генетике. А число 138 было одним из чисел квантования Вселенной. Было ещё число, обратное постояной тонкой структуры в физике, но оно было не целым числом, а дробным, но его целой верхней границей было опять число 138. Число 69 – это 3 на 23 – очень любили эзотерики, но это Франца мало интересовало. Оно походило на стилизованный знак зодиака «рак», а Франц именно «раком» и был. В общем – это опять наводило на мысли, что вся эта игра с числами не случайна. Единственный человек, которого Франц посвятил в числовую эпопею, был любимый ученик, из тех, кто посещал «Пифагор». Звали его Слава. Пацан он был любознательный, ищущий. Много задавал вопросов на занятиях, во многом стимулировал работу кружка и доверял Францу, как самому близкому человеку. Франц и Слава стали встречаться и в неформальной обстановке. Бывали друг у друга в гостях и, порой, вместе отмечали праздники.
В это же время случилось событие, которое можно считать буквально поворотным во всей этой невероятной, но правдивой истории. Младший сын Франца Георг увлекался астрономией, имел домашний телескоп и, порой, мог всю зимнюю ночь просидеть на балконе, что-то рассматривая на небе. Кроме того он почитывал иногда эзотерическую и паранормальную литературу, связанную с космосом. Однажды он приобрёл трёхтомник Роберта Монро. Исследования этого человека просто потрясли Франца. Он буквально проглотил эти три книжки. И тут же принялся читать во второй раз. Читая их по новой, он стал замечать, что то, о чём пишет Монро, вполне можно описать математическим языком. Когда-то в опытах Фарадея Максвел тоже усмотрел в описаниях опытов математическую сторону явления, благодаря чему появилась электродинамика. Здесь у Монро Франц видел структуру пространства, группы взаимодействий и числовые отношения. Кроме того, опыты Монро очень многое могли объяснить в удивительной жизни самого Франца. В общем – явление Монро было важной частью немецкой жизни Франца, и отмахнуться от этого было невозможно. Первой такой ступенькой в новой немецкой жизни был Вернадский. Второй – Роберт Монро. После Монро Франц, наверное впервые, стал внимательно всматриваться в прожитые годы и анализировать происходящие события своей жизни.
* * *
Вернувшись из России, он каждый день звонил в Англию по телефону, который ему дал одноклассник Мишка, но трубку никто не брал, однако уже одно то, что такой телефон существовал, радовало Франца и давало некоторую надежду. Потом вдруг трубка ответила, но это был мужской голос, а Франц ни слова не знал по английски и ничего сказать не мог. Прошло уже несколько месяцев и однажды утром в воскресенье он услышал женский голос. Это был ЕЁ голос. Голос той Тамары из далёкого детства, который невозможно было перепутать ни с каким другим голосом. Франц был счастлив. После слов приветствия он по буквам записал продиктованный адрес в Англии и тут же взялся писать письмо.
Писем было много. Это были письма о невысказанной когда-то любви, о воспоминаниях «золотого» детства и юности, о потерях и поисках и, конечно, о надежде на будущую встречу.
Очередной Новый Год Франц с супругой встречали у друзей в Берлине и решено было пригласить на этот праздник и одноклассницу из Англии. Самолёт, которым Тамара добиралась до Лондона, опоздал и она не успела на нужный рейс, но всё-таки прилетела следующим рейсом. Застолье было весёлым. Кроме того удалось ночью дозвониться до Красноярска и поговорить с Жориком. Наметили даже коллективную встречу на ближайшее лето.
Ночью Франц проснулся от того, что его кто-то легонько толкал в бок.
– Подвинься, – Франц сразу узнал дорогой ему голос, – ну что я там одна на полу…
Кровать была довольно обшироной и Франц оказался между двух Тамар. Наверное в таких случаях надо загадывать желание, но об этом как-то сразу забылось.
Когда-то очень давно, когда Семёну было лет двадцать, а Юрке-Греку и того меньше, их пригласили в гости девчонки, одна из которых была Юркиной подружкой. Дело было всё на тех же знаменитых дачах под Красноярском. Грек тогда решил, что этой ночью лишит девственности свою подружку. Дело осложнялось тем, что девчонок было трое. Пришлось Семёну взять на себя сразу двух подружек, чтобы дать возможность Юрке-Греку осуществить задуманное. Семён всю ночь пролежал между двумя симпатичными девчонками, как замороженный, а те обнимали его по очереди и закидывали на него ноги, думаля, наверное, кому первому выпадет жребий быть обнятой и обласканой.
В эту новогоднюю Берлинскую ночь Франц очень сожалел, что природа не дала возможность человеку видеть руками. Видеть пальцами те места, к которым он мог прикоснуться, а прикоснуться разрешалось ко всем тайнам. Это были две удивительных, сказочных берлинских ночи, которые не забываются всю жизнь.
Когда на следующий день провожали Тамару в аэропорт «Тегель», водитель включил вдруг радио на русской волне и из динамиков врезался в душу незабываемый голос Кикабидзе: «По аэродрому, по аэродрому, лайнер пробежал, как по судьбе и осталась в небе….».
На душе Франца взорвалась бомба, а в голову навязчиво лезли строчки стихов: «Скрипела до зари кровать, а может быть, скрипело Мирозданье, хотелось звёзды трогать и ласкать, и Млечный Путь открыт был для познанья. И музыка подлунная плыла и можно было тайны открывать, а центром Мироздания была, скрипящая всей вечностью кровать».
* * *
Бережной пригласил Вострикова на срочный совет.
– Я летом полечу в Красноярск, – сказал Антон, когда они уселись друг против друга, – ты же видишь, какая складывается ситуация.
– Думаешь, – это происки Погребняка? – Иван вдруг стал выкладывать на стол какие-то бумаги из своего портфеля.
– Не знаю я, чьи это происки, но ситуация выходит из под контроля. Мне кажется – это и тебя касается.
– Я вообще не знаю за что хвататься. Я тут набросал схемку…
– Давай своими словами, я всё равно в твоих схемах долго буду разбираться и не уверен, что пойму.
– Короче. UIT засасывает так, что линия математики, той, которая мне нужна, оказывается под страшной угрозой. Я из всех сил стараюсь держать «Пифагор» на плаву, но дети растут… Не вечен «Пифагор»… Во-вторых, баба эта – школьная подружка – может вообще всю линию переломить… Всё прахом пойдёт. Он ведь может или в Красноярск вернуться, или в Москве якорь бросить, или в Англию намылится, что, однако, думаю, мало вероятно.
– А что UIT?
– Ты понимаешь, моделирование, которое они там разработали, может нормального человека с ума свести.
– Это как?
– Это так, что человек начинает чувствовать себя если не богом, то полубогом. Ему становится всё подвластно. Любая задача моделируется. Это мощнейший аппарат управления. Помнишь, как у Артура Кларка: «Любую достаточно перспективную технологию невозможно отличить от волшебства». Человек, который этим владеет, может поставить эту деятельность во главу всей жизни. Все остальные дела по боку. И математику, и естествознание…. Всё становится не интересным, когда через моделирование появляется возможность любого познания, любого проникновения в истину….
– Что-то страшное ты говоришь. Что же во всём мире это до сих пор никто не делал? Не было моделирования?
– Да было моделировпание, и кучу книг написали. А вот так, когда через компьютер можно заглянуть в бущее любого динамического процесса, только они допёрли.
– Ты-то сам, как это умудрился прочухать?
– Да не прочухал я. Я запрос официальный подал. Наши аналитики из Центра прочухали и на пальцах мне разложили сложившуюся ситуацию. Надо вытягивать его как-то из этого моделирования.
– Он же не один этим занимается.
– Да на других плевать – это не наша забота. Возможно там Центр свои имеет какие-то интересы. Мне свою линию держать надо.
– Мне кажется, при таком раскладе нам вместе надо на лето в Красноярск перебираться. Чувствую там будет главная завязка. Вернее, развязка.
– Ты когда собираешься лететь?
– У меня пока нет никакого конкретного плана, хоть консультацию проси из Центра. Здесь можно и момент упустить и главное событие не просчитать. Начнёшь что-то одно предпринимать, а «собака» окажется зарытой совсем в другом месте. Это не просто же так – опоздание на самолёт устроить. Это сам самолёт надо взрывать или поезд пускать под откос, как партизаны. Но ведь это не метод нашей работы, ты же понимаешь…
– С фирмой у меня тоже нет пока никаких задумок, ни плана действий. Возможно здесь мне тоже без тебя не обойтись. Я ситуацию постараюсь для себя максимально прояснить, и, думаю, в мае уже надо быть в Красноярске.
– Ну я тоже постараюсь к маю быть готовым. Погребняк ведь не ждёт наших шагов. В лучшем случае мы можем только предполагать их действия, исходя из логики.
– Договорились.
Часть IV
Передача опыта
«Множество глаз, а душа не у всякого,
И пообщаться практически не с кем.
Верю в евангелие от Булгакова,
Ещё – в евангелие от Достоевского.»
И. Рукша (из утраченного)
Глава 16.
Конец моделированию
Капризы начались уже в самолёте. Сначала она поругалась с впереди сидящими пассажирами. Их пацан так вертелся, что всё время толкал коленки Тамары, которыми она упиралась в его кресло. Потом «наехала» на стюардессу, которая принесла ей томатный сок без перца и мало солёный. Потом пассажир, который сидел у неё за спиной, якобы мешал ей откинуть кресло. В общем весь полёт прошёл в препирательствах. А ведь всё так замечательно начиналось.
Три дня назад Франц прилетел в Москву, и уговорил Тамару, которая уже приехала в отпуск из Англии, вместе с ним полететь в Красноярск. Тамара согласилась на условии, что после Красноярска они поедут вместе к её матери на «Белое» озеро в подмосковье. Эти три дня они прожили у старшей сестры Тамары Людмилы. Всё было замечательно. Даже посетили учебный центр Григория Грабового (там шёл ремонт и пообщаться ни с кем не удалось). И вдруг капризы… Франц это сразу понял, но вот причину капризов понять не получалось. Но всему приходит конец, и самолёт, наконец, и без приключений приземлился в Красноярске. Уже наступала ночь. Встречал их Жорик. За рулём сидел его коллега по техникуму, поэтому выпивать начали прямо в автомобиле.
– Ты за мной приглядывай, – шепнула Тамара Францу, когда они вылезали из машины у квартиры Жорика, – а то я оногда контроль теряю.
Но контроль осуществить не удалось. Тамара и здесь продолжала капризничать и не пропускала ни одной рюмки, не уступая мужикам.
– Я разденусь, а ты ложись так, – заявила Тамара, укладываясь на диван, который предоставил им Жорик, – а то будешь ко мне приставать…
– Да не буду я к тебе приставать, – сказал Франц, – спи спокойно.
Тамара тут же заснула, предварительно закинув на Франца свою длинную красивую ногу. Францу не спалось. Завтра предстоял хлопотный день, и надо было продумать различные комбинации возможных событий. А событий накручивалось много, и надо было быть к ним готовым.
День начался с поисков квартиры, где они могли бы с Тамарой остановиться. Дело в том, что во всём городе и на левом берегу Енисея, и на правом не было горячей воды.
– Это просто происки врагов, – сетовал Жорик, – во всём городе отключили, как специально к твоему приезду. Мы уже три дня воду на плитке греем… Ни помыться, ни постирать… Даже посуду невозможно толком помыть. Давай-ка, дружище, сядем на колёса. Может так оперативней получится, по телефону, чувствую, мы не решим этот вопрос.
Франц пытался найти гостиницу и звонил по объявлениям в поиках квартиры, где была бы горячая вода. Но всё было напрасно – в городе произошла какая-то неведомая катастрофа, и горячей воды нигде не было. Город не хотел этого приезда и всячески сопротивлялся. Друзья «оседлали» автомобиль Жорика и отправились на поиски счастья, а женщины стали готовиться к вечернему застолью. Накануне Жорик («чёрт его дёрнул за язык») позвонил Мишке – их однокласснику и сказал, что Франц приедет не один, а с Тамарой. И теперь предполагалось, что к вечеру набегут не только одноклассники, но и поклонники бывшей «звезды» Красноярска 70-х годов.
В середине дня друзья заехали к Жорику в техникум по каким-то его делам и оказалось, что в гостиничных номерах общежития техникума есть горячая вода.
– Так у нас независимый бойлер, – похвастался начальник общежития, – мы от города независим. Был бы ток в сети.
Франц тут же снял двухкомнатный номер на десять дней и они с Жориком сами удостоверились, что горячая вода в душе есть.
Вечером, действительно, налетело много народа, кто хотел увидеть одноклассницу-англичанку. Мишка просился на ночлег в гостиницу, но Франц был непреклонен.
На следующий день Франц отправился навестить сестёр (родную и двоюродную), а Тамара собиралась навестить родственников. Мишка должен был за ней заехать в гостиницу. Днём Мишка позвонил Жорику и сказал, что Тамара решила остаться у родственников, но обещала навестить сестру Франца. Однако, у Виктории она так и не появилась, и вообще пропала. Франц был расстроен происходящим, но попыток разыскать Тамару не предпринимал. «Это её выбор», – крутилось в голове.
– Это моя вина, дружище, – сокрушался Жорик, – чёрт дёрнул меня за язык позвонить Мишке.