Евгений Николаевич Бузни
Суданская трагедия любви
Джозеф замолчал и вопросительно посмотрел на меня. Я не был готов к такой постановке дела, не смотря на то, что об этом следовало догадаться. Я чувствую, что и Халима рядом со мной напряглась, готовая что-то сказать, но пока молчит. Особенно меня взволновали слова Джозефа о выкупе, который платят коровами. Ни о коровах, ни о какой-либо другой оплате я не думал, как и о том, чтобы приехать жить и работать в Джубу. И я смущённо говорю:
– Я понимаю ваши традиции. Но коров у меня нет.
Меня тут же прерывает Джозеф:
– О традициях я тебе рассказал, чтобы ты знал, кого берёшь в жёны, а не для того, чтобы ты платил за неё. Мы достаточно богаты, чтобы я мог отдать внучку замуж без выкупа. Нам важно, чтобы она потом жила хорошо.
– Я согласен с вами, – говорю я уже более бодрым голосом. – Мы говорили с Халимой на эту тему. Она согласна переехать в Москву. Я надеюсь, там нам будет хорошо. Мои родители живут на Украине в Киеве. Они на пенсии. Правда, в Киеве сейчас беспорядки, и я пригласил родителей пожить пока у меня в Москве. Не знаю ещё, согласны они или нет. Я журналист с большим стажем работы. Платят мне неплохо. Прокормить семью я могу. Я никогда не был женат. Впервые влюбился так, что не могу жить без Халимы. А она в Москве тоже без работы не останется. Подучит русский язык и может преподавать английский или арабский в институте. Так что не пропадём. Так, Халима? – и я поворачиваюсь к своей красавице.
– Всё правильно, – говорит она. – Только я думаю, что буду работать в Москве не преподавателем, а, может быть, в нашем посольстве, если ты, дедушка, поможешь. Посольство Южного Судана недавно организовано в Москве, и там, я знаю, нужны сотрудники. И квартиры им должны давать.
Эта мысль всем понравилась, хотя Джозефу и Рите не хочется отпускать Халиму. Джозеф говорит, что завтра же позвонит в Джубу по поводу устройства внучки на работу в посольство в Москве. Мы обсуждаем перспективу будущего переезда. В это время звонит мой мобильный телефон. Я смотрю на вызывающий номер. Это мой домашний телефон. В трубке раздаётся голос отца:
– Привет, сынуля! Как ты понимаешь мы в Москве, в твоей квартире. А ты где?
Я задерживаюсь с ответом и неожиданно говорю:
– Я в Вау, женюсь тут. Разговариваю с родителями невесты.
Причисляю Джозефа к родителям. Отец не верит, что я говорю серьёзно, думает, что шучу. Но я объясняю, что встретил свою судьбу, о чём расскажу подробнее по приезде домой. Он говорит об этом маме, которая выхватывает трубку, чтобы убедиться, что правильно поняла сказанное. Волнуясь, спрашивает, собираюсь ли я приехать сразу с невестой. Я успокаиваю, говоря, что не сразу.
После разговора, который внимательно слушали в комнате, я, улыбаясь, говорю, что только что сообщил родителям о решении жениться и что они передают привет новым родственникам.
И опять зазвонил мобильник. На этот раз звонила Анна.
– Ты где? – спрашивает.
– Во-первых, здравствуй! А, во-вторых, я в Вау. Есть такой город в Судане.
– Я хочу тебе сообщить, что пока ты разъезжаешь по своим Суданам, я здесь решила выйти замуж.
– Поздравляю, – только и нашёл я что сказать. – За кого?
– Да, есть тут один хороший человек. Давно пристаёт ко мне. Ну, я решила, чего ждать? Ты не возражаешь?
На самом деле информация меня поражает до глубины души. Но не тем, что Анна решила выйти замуж, а очередным совпадением в моей судьбе. Я вдруг вспомнил, что девушку Юджина звали, оказывается, Аня, то есть так же как мою Анну. Но уже не мою, потому что она выходит за другого, и более того, сообщает мне об этом, когда я нахожусь в командировке, так же, как это сделала Аня Юджина. Только я уже к такому варианту событий готов, но в отличие от Юджина, люблю свою Халиму.
Всё это проносится в моей голове, и я отвечаю спокойным голосом:
– Я не возражаю. Я тоже здесь женюсь.
– Ты? Издеваешься надо мной?
– Нет. Вполне серьёзно.
– А кто невеста?
– Тоже хорошая женщина.
– Ну, ясно, что издеваешься надо мной.
– Да, нет же. Представь себе, что это дочь того самого Юджина, письма которого ко мне случайно попали. И я влюбился в неё. И сейчас она со мной сидит рядом. Так что мне не до разговоров.
– Ну, я так и знала, что ты влюбишься. Как чувствовала, и согласилась на предложение.
– Ладно. Не делай только меня виноватым. До встречи в Москве. Приглашай на свадьбу. А я приглашу на свою.
Отключаю телефон и обнимаю мою Халиму. Рита возвращает мне письма и зовёт на веранду к длинному столу на застолье, устроенное в честь нашего прилёта. Родственников много. Все они братья и сёстры от других жён Джозефа, родная сестра Риты и их дети. Халима раздаёт привезенные подарки. Я вспоминаю про коробку со значками, которую взял с собой из Москвы, и вручаю каждому маленькие и большие символы Москвы. Хватило на всех, ещё и осталось несколько.
Обед утомляет обилием питья, еды и людей. Я с облегчением вздыхаю, лишь когда мы снова оказываемся наедине с Халимой. Понятно, что нам выделили отдельную спальню. Шепча ласковые слова, мы засыпаем в объятиях друг у друга.
ГЛАВА 14 И СНОВА СЮРПРИЗЫ
Утром я просыпаюсь от поцелуя Халимы. Она даёт мне мой мобильник, который настойчиво трезвонит. Протираю глаза и вижу, что звонит главный редактор. Разговариваем. Он спрашивает, где я нахожусь, сообщает о том, что моя статья уже вышла и просит не забывать отмечать в командировочном удостоверении места, где я бываю. Как всегда, быстро заканчивает разговор пожеланием успехов. Всё должно быть на контроле.
Я потягиваюсь. Вставать не хочется, но надо. Впереди много дел. Завтракаем с Халимой. Все остальные давно позавтракали. После принятия утренней пищи идём на завод в сопровождении дяди Халимы, младшего брата её мамы, и Джозефа. До завода рукой подать, потому идём пешком. На заводе нас давно ждут. Всё кругом убрано, подметено, почищено. Это заметно. Я с интересом смотрю на конвейерную линию, по которой движутся консервные банки, заполняемые ананасным соком. В одной из комнат нас угощают напитком. Свежий сок очень приятен, тем более, что в цехе весьма жарко и пить хочется.
Здесь я достаю диктофон и спрашиваю то одного, то другого рабочего о заводе, как он работает, помнят ли они, что его строили с помощью советских специалистов, как они относятся к тому, что Судан разделился на два государства. Но не все рабочие знают английский язык. Тогда мне помогает переводом Халима или сопровождающий инженер. К Халиме все относятся с большим почтением, видимо, не только потому, что она родственница нынешнего директора завода, но и потому, что она сама занимает высокое положение. Халима держится вполне соответственно своей министерской должности.
Выходим за ворота завода и замечаем, как рядом двое парней кидают камни в землю. По ней ползёт длинная змея. Один из парней попадает змее в голову, и она прекращает движение. Парень подбегает, торжественно поднимает её за хвост и говорит:
– Халас. Нум.
Я вспоминаю эти слова из письма Юджина. Они означают «Всё. Мёртвая». И опять меня не оставляет ощущение повторяемости событий в жизни. Но следует ли удивляться этому. Ведь змей здесь великое множество. И их часто убивают, если они появляются вблизи людей. И всё-таки мне кажется странным такое совпадение.
Я спрашиваю, где здесь река Суэ. Халима предлагает пройти к ней, так как это совсем рядом. Выходим с завода, поворачиваем по дороге налево. Следуем мимо одноэтажных каменных домов, в которых живут старшие специалисты. Дальше виднеются глиняные хижины с тростниковыми шапками. В них живут простые рабочие. То там то тут раскинули свои густые кроны манговые деревья с висящими, как на шнурках, зелёными плодами, напоминающими внешне груши, но совершенно другие на вкус.
Подходим к реке. Она не очень широкая и, мне кажется неглубокой. На противоположном берегу высокое дерево всё облеплено сидящими на нём большими белами птицами с широкими гигантскими клювами.
Халима замечает направление моего взгляда и спешит подсказать:
– Это марабу. Они у нас частые гости.
– А вон лиса, – восклицаю я восторженно, показывая на серое животное с большим пушистым хвостом, которое быстро скрывается в прибрежных зарослях.
– Это не лиса, – говорит Халима, – а шакал. Он похож на собаку, и морда не лисья.
Подходим к мосткам, протянутым до середины реки. Они выглядят новыми. На моё удивление Халима поясняет, что старые, подмытые водой, обрушились и пришлось построить снова. Мы идём по настилу до конца. Халима показывает мне на проплывающую у самого берега выдру. Смотрю на дно реки. Вода прозрачная, и видно, что глубина метра два. Прямо под ногами плавают стайки мелких рыбёшек. Но есть и отдельные покрупнее. Те плывут торжественно медленно. А вот и змея. Извиваясь длинным тонким телом, она плывёт от нашего берега к противоположному. Видно, мы спугнули её своим появлением, и она решила убраться подальше.
Я фотографирую Халиму на фоне реки и дерева с птицами марабу. Мы с Халимой целуемся и возвращаемся домой. Во-первых, жарко – середина дня, а, во-вторых, мне надо поработать с ноутбуком: всё-таки я в командировке. После обеда предстоит ещё поездка в Вау за билетами на самолёт и в канису.
В спальне Халимы есть небольшой журнальный столик. Я сажусь за него и раскрываю ноутбук. Прежде всего, захожу в интернет и смотрю новости по Украине. Они неутешительны. Продолжаются беспорядки. Мои родители уже покинули Украину, но все же не могут так поступить? В Киеве происходят ужасные вещи. События меня волнуют, и я пишу и отправляю шефу новую статью.
ПОМОЖЕМ БРАТЬЯМ УКРАИНЦАМ БОРОТЬСЯ С ЕВРОЭКСТРЕМИЗМОМ
Центр Киева бурлит. Оживились и другие регионы Украины. Захватываются административные здания. Полыхают зажжённые автомобильные покрышки и дома. Погибают и горят от факелов милиционеры, которым не позволяют применять силу. И всё осуществляется кучками специально подготовленных боевиков. Народ безмолвствует. Власть почему-то бездействует. Вот тут, казалось бы, и надо проявить себя партиям, возглавить народное движение, стать стеной против экстремизма. Я называю это евроэкстремизмом, потому что подогревается он открыто представителями евросоюза.
Первое время выступлений на Майдане обозначилось выступлением, так называемого, антиМайдана. Но теперь он куда-то ушёл, а Майдан то отступал под давлением силового подразделения власти Беркута, то Беркут снова по чьей-то команде отходил, уступая вновь место экстремистам. Такая вот игра в кошки-мышки. И продолжают гибнуть люди, а президент обещает освободить всех арестованных, предлагает посты оппозиционерам, изменить конституцию, но его не слушают, и продолжаются захваты евроэкстремистами всё больших и больших территорий.
Ночью автобусы с боевиками проехали в Крым по Перекопскому перешейку для захвата здания правительства Крыма, но жители Симферополя окружили живой цепью правительственное здание и не позволили боевикам совершить их чёрное дело. Обстановка накаляется и там, но я надеюсь, что крымчане отстоят свою независимость.
Что касается Киева, то, как мне кажется, пары вертолётов с десантом на площади, вполне достаточно для разряжения обстановки и решения всех проблем. Это силовое мероприятие, но против силы экстремизма можно действовать только силой. Последние события это доказывают. Фашизм, а это именно он обострил свои зубы на Майдане, не должен пройти.
А потом в спокойной обстановке нужны, разумеется, новые выборы, в которых народ решит, справляется ли нынешнее правительство и президент страны со своими прямыми обязанностями.
Для России народ Украины более чем брат. Он дорог нам, как дороги мы себе сами. Триста лет мы боремся вместе с нашими общими врагами. В Великой Отечественной войне мы плечо к плечу стояли против фашистской Германии, украинцы так же как и русские отстаивали Москву и Сталинград, Севастополь и Ленинград.
И у нас в России живут экстремисты, готовые поднять головы, как подняли их на Украине, которые очерняют историю, стремятся доказать, что всё в нашей стране было не так, как говорилось и писалось. Сеять сомнения в головах относительно истории нашей Родины, сомнения в необходимости революции, сомнения в справедливости отражения фашизма – это ли не начало нашего русского Майдана?
Вот что меня сегодня беспокоит. Вот почему мы должны помочь нашим братьям украинцам бороться с евроэкстремизмом.
Халима давно сидит рядом со мной и смотрит, как я печатаю текст. Краем глаза я замечаю это, но продолжаю работать. Наконец, вхожу в почту и отправляю материал. Смотрю на Халиму. Она говорит:
– Мы хочу обедать.
Я улыбаюсь её неправильному русскому языку, но не спешу поправлять. Придёт время – научится. За столом нас ждут мама Халимы и Джозеф. Во время обеда Рита рассказывает о том, как она полюбила Женю и какой он хороший, как он учил её и двух инженеров русскому языку, как он пел песни с ребятами. Она помнит всё до мельчайших подробностей и больше всего мечтает встретиться с ним. Рассказывая, она иногда подносит край своего топа к глазам. Воспоминания не проходят без переживаний.
Джозеф говорит, что разговаривал с влиятельным лицом из Джубы относительно работы Халимы в Московском посольстве. Он обещал посодействовать. Халима расцвела улыбкой и поцеловала деда. Я уже представляю Халиму в моей московской квартире. Думаю, надо будет к её приезду купить машину, до чего у меня всё не доходили руки из-за постоянных командировок.
После обеда Джозеф предлагает ещё часик переждать жару. Я думаю, ему хочется поспать. Ну, это и разумно. Ему уже восемьдесят шесть лет. Да и вообще в Судане принято днём в самое пекло отдыхать.
Сажусь снова за ноутбук. Теперь переписываю, приводя в порядок, взятые на диктофон интервью. Переношу в память компьютера фотографии с фотоаппарата, чтобы освободить место для новых снимков. Халима разговаривает по телефону с кем-то из Джубы. Наверное, даёт распоряжения или, наоборот, выслушивает указания шефа. Слышу, как она звонит в аэропорт и заказывает нам билеты до Хартума. Она решила проводить меня до самого отлёта в Россию. Да у неё есть и другие дела в северной столице.
Работу мою прерывают предложением ехать в аэропорт. Халима сама садится за руль, освободив от этой обязанности своего деда, который вместе с Ритой садится на заднее сиденье. Я сажусь рядом с Халимой, и мы едем.
Уже темнеет, но ещё всё вокруг видно, когда после проезда примерно с километр пути нас встречают, перекрыв дорогу с копьями, готовыми для броска, четверо полностью обнажённых воина. По краям дороги впереди стоящей линии ещё по два обнажённых воина с копьями. Позади них ещё несколько.
У меня в голове мгновенно мелькает рассказ о том, что именно здесь на юге Судана существовало племя ньям-ньям, относившееся к каннибалам. Они ели людей. Неужели это есть на самом деле? Я смотрю на Халиму, которая тормозит и останавливает машину, говоря мне:
– Не волнуйся, Женя, это наши.
Воины подбегают к машине, из которой тут же вылезает Джозеф. При виде его воины останавливаются и опускают копья. Только теперь я замечаю на лбах у воинов по три продольных шрама, такие же, как и у Джозефа. Мне становится понятным слова Халимы «Это наши». Воины были из племени Динка.
Джозеф что-то говорит им. Они улыбаются. Я прихожу в себя от испуга и, быстро оценив ситуацию, тоже выхожу из машины и быстро делаю кадры фотоаппаратом. Увидев мою камеру, воины замирают в воинственных позах. Почти все они молодые, совсем мальчишки, но уже высокие с рыжеватыми от мытья в коровьей моче короткими волосами на головах. Дарю им два значка, не представляя, куда они их денут. Но те, кому достались значки, хорошо знают, что с ними делать. Они вкладывают их на головы, поместив среди курчавых волос.
Халима зовёт, и мы с Джозефом садимся в машину. Джозеф объясняет, что это отряд молодых воинов племени, которых обучают, как останавливать машины, когда будет в том надобность. Они знают, что война кончилась, но готовятся на тот случай, если арабы придут снова. Это пояснение меня очень интересует, и, пока мы едем, я записываю его в блокнот. Халима улыбается, уверенно ведя машину. Я опять думаю, что надо обязательно купить в Москве автомобиль. Халима привыкла ездить на машине.
Мы едем в управление аэропорта, которое, как оказалось, находится в Вау, где Халима берёт отложенные ей билеты. Затем Халима ведёт меня прямиком в находящийся по соседству ювелирный магазин, где уже ждут нас Джозеф с Ритой. Я ничего не понимаю, а Халима говорит:
– Дедушка покупай тебе и мне кольцо. Посмотри здесь.
Я ошарашен, но смотрю на прилавок. Там в витрине много разных золотых колец. Я растерян и говорю, что не знаю, какое выбрать. Тогда Халима сама выбирает широкие кольца и показывает на них продавцу. Тот просит мою руку и руку Халимы, смотрит на них оценивающим взглядом и через минуту протягивает кольца. Я примеряю – точно по пальцу. Продавец угадал. Так же было и с Халимой. Мы снимаем кольца, продавец укладывает их в коробки. Джозеф протягивает банковскую карточку для оплаты и забирает кольца, затем передаёт их Рите, она прячет в сумку.
Выходим из магазина и идём к машине.
– Сейчас едем каниса, – говорит Халима.
– О кей! – соглашаюсь я, поскольку мы ещё днём запланировали посетить их старого друга Фильберто, у которого я собираюсь тоже взять интервью.
Каниса, или католическая церковь впечатляет меня вблизи своими размерами и красивой отделкой. Мы входим через главные двери, но из прихожей ведёт лестница на второй этаж. Мы поднимаемся по ней и, нажав на кнопку звонка, входим в раскрывшуюся дверь квартиры. На пороге нас встречает одетый по европейски в костюм пожилой мужчина. Он радостно обнимает пришедших, а мне протягивает руку, представляясь:
– Фильберто. Я уже знаю о вас. Знаю, что вы журналист из Москвы. У меня были раньше друзья из Советского Союза. Мы очень дружили.
Говоря это, он усаживает нас на стулья и предлагает чай. Я включаю диктофон. Мы сидим за столом, за чашками чая и Фильберто говорит, посмеиваясь радостно воспоминаниям, о том, как он с мальчишками ловил по двору свинью, чтобы отдать русским, которые боялись покупать мясо на рынке из-за того, что оно всегда там облеплено мухами, как ездили на охоту и всегда делились добычей, кто бы не убил газель или зайца.
Спрашиваю Фильберто о его отношении к арабам. Он посерьёзнел и стал говорить о недобрых законах мусульман, о том, что все люди братья, но мусульмане по-другому это понимают, и поэтому с ними трудно. Он говорит о войне, которую ведёт его паства с мусульманским миром, но, что он желает всем добра.
Я достаю из дипломата матрёшку, самовар и дарю их Фильберто. Он приходит в бурный восторг и говорит, что таких сувениров у него нет.
И вдруг Халима говорит мне:
– Женя, мы можно обвенчаться здесь. Фильберто согласен.
Мгновенно я понял, зачем мы поехали в канису: не для того, чтобы я взял интервью, а для того, чтобы обвенчаться и тем скрепить навечно наш союз. Я никогда не был верующим человеком, меня не крестили в детстве, я настоящий атеист. Но я люблю Халиму и готов пойти на всё ради её любви. И я отвечаю ей тоже на русском языке:
– Милая Халима! Я не верю в бога, но я люблю тебя и, если тебе хочется, мы обвенчаемся с тобой. Это единственный способ сегодня сделать наши отношения официальными. Я хочу быть твоим мужем. Давай обвенчаемся.
Все присутствующие по счастливому лицу Халимы поняли только одно, что я согласен на венчание и радуются вместе с нею. Мы спускаемся по лестнице, входим в огромное, но скромно украшенное помещение, где за алтарём становится Фильберто, и происходит наше венчание. Мама Халимы достаёт кольца, и мы с моей невестой надеваем их друг другу на пальцы и целуемся. Фильберто достаёт откуда-то бокалы, а Джозеф, словно фокусник, достаёт из сумки Риты бутылку шампанского. Мы выпиваем, и я становлюсь в понимании родственников и самой Халимы её настоящим мужем.
Возвращаемся в посёлок вместе с Фильберто. В доме устраивается настоящее пиршество. Гуляем почти всю ночь. Неизвестно откуда, все узнали о торжестве и приходят в гости, дарят подарки. У меня никогда не было столько родственников и столько подарков. Вручают статуэтки из эбенового дерева, охотничий нож, наконечник копья, костюм, майки, фотокамеру, отрез на платье и золотой перстень моей маме, перстень и зажим на галстук папе и ещё много разных предметов, которые я не успеваю уложить в своей памяти. Все желают нам с Халимой детей и счастливой новой жизни.
Лечь спать удаётся только под утро, и до середины дня нас никто не беспокоит. Наш самолёт улетает в пять вечера. Поднимаемся, умываемся, завтракаем и упаковываем вещи. Мне подарили и чемодан, который быстро заполняется подарками. В аэропорт нас провожает несколько машин родственников и друзей Халимы. В этот раз она не садится за руль, а устраивается рядом со мной и мамой на заднем сидении.
По дороге я мысленно прощаюсь с югом Судана, который стал мне таким дорогим. Прощаюсь с саванной, с рекой Суэ, с полуголыми племенами, отдельные представители которых встречаются нам по пути, с газелями, прячущимися за деревьями, с бегемотами, так и не выглянувшими из воды, с большими белыми птицами марабу и такими же белыми, но маленькими и крикливыми чайками, встретившиеся нам на реке. Я прощаюсь со всем диким миром юга Судана, со всем его народом, таким отзывчивым, таким искренним, таким добрым, принявшим меня в свою семью столь легко, столь сердечно, что слёзы выступают из глаз от такого радушия, которое вряд ли где-нибудь встретишь в нашем современном цивилизованном мире европейского или западного капитализма с его вечной погоней за наживой, за которой забывается человеческая душа, честность, искренность, неподдельная любовь.
Боюсь пошевелиться, потому что опять чувствую голову Халимы на своём плече. Она счастливо уснула. Я тоже счастлив.
ГЛАВА 15 РАССТАВАНИЕ
Я прощаюсь с Халимой. Объявили посадку. Заканчивается моя командировка в Судан. Фантастическая командировка пролетела как сон, как один день, но полный событий.
Я прощаюсь с Халимой. Она стоит передо мной красивая с заплаканными глазами. На ней та же белая кофточка, в которой я увидел её впервые в Джубе в министерстве иностранных дел Южного Судана. Чёрные брюки и белые туфли на высоком каблуке, делают её фигуру стройной и как бы устремлённой вперёд. На каблуках она кажется даже выше меня, человека, который сам метр восемьдесят ростом. Но она же из племени самых высоких мужчин. Чёрные волосы рассыпаны по плечам. На открытой груди золотая цепочка с золотым медальоном, что я подарил ей вчера, купив здесь в Хартуме, вопреки всем возражениям любимой мной женщины. Я сказал ей, чтобы она не снимала цепочку с медальоном, как напоминание о моих поцелуях.
Я прощаюсь с Халимой. Позавчера, всего два дня назад, мы улетали с нею из Вау. В аэропорту собралась вся её семья, школьная подруга, Фильберто и даже официальные лица городской власти. Халиму чтят в Вау, втором по величине городе Южного Судана. Кто-то из них был на нашей внезапной импровизированной свадьбе. Когда только успели узнать?
Мы уже сидели в самолёте, а все махали руками и радостно улыбались. Летели без приключений. Прибыли в Хартум вечером и, получив багаж, отправились в гостиницу, которую заказала Халима. Величественное здание Коринтиа отеля впечатлило и величиной, и необычностью архитектуры. Ну, да, это пятизвёздочная гостиница не просто со всеми удобствами, а с шиком и блеском. Здесь присутствовал дух цивилизованной Европы. Огромный зал для приезжающих, стойка администраторов гостиницы в специальной униформе, сверкающие витрины магазинов для туристов, рекламы товаров. Здесь не было и намёка на бедные домики того же Хартума, которые я видел в первый свой приезд. Здесь трудно было представить себе, что где-то рядом находятся бесплатные открытые для всех туалеты и ходят нищие оборванцы. Здесь всё блистало богатством, застилающим глаза на мир, находящийся всего в сотне метров отсюда. Здесь всё было хорошо за хорошие деньги.
В прекрасном номере мы провели две ночи, как принц с принцессой. В большой красиво обставленной комнате стояла широкая кровать с множеством подушек. Мраморная ванна. На стенах висели пейзажные картины знаменитых художников мира.
Нас не интересовал телевизор. Я почти не включал свой ноутбук, не входил в интернет. Мы не могли налюбоваться друг другом, не могли надышаться нашей любовью.
Я прощаюсь с Халимой. Двое суток пролетели как один час. Хотя было это время насыщенным необыкновенно. Мы прибыли в гостиницу. Устроились в номере, разложили вещи и спустились с одиннадцатого этажа на первый поужинать в ресторан. По пути я увидел магазин ювелирных изделий и попросил Халиму войти. Там и настоял на том, чтобы я купил ей эту цепочку с медальоном, которую тут же надел ей на шею. Мне казалось, что цепочка символически свяжет наши души и судьбы.
Утром мы встали рано, так как на следующий день у меня предстоял отлёт (билет на обратный путь я купил ещё в Москве), а до этого нужно было всё успеть – и побывать в посольстве и консульстве, и взять, если удастся, новые интервью.
После завтрака выходим с Халимой из гостиницы. Видим, как по улице идут демонстранты. Они заполонили всю дорогу. В руках небольшие транспаранты, написанные на арабском и английском языках. Идёт в основном молодёжь. Многие одеты в белые рубашки с коротким рукавом и брюки, но есть и в длинных почти до пят белых джелобиях.
Меня интересует, против чего выступление. Халима предупреждает меня, что надо быть осторожным. Она говорит, что это студенты, и неизвестно, чем всё может кончиться. Но я журналист. Прошу Халиму подержать мой дипломат и делаю несколько снимков камерой. Потом достаю из кармана диктофон и обращаюсь к проходящему мимо с какими-то криками молодому парню. Спрашиваю, против чего они протестуют.
Студент в красной майке останавливается и отвечает:
– Цены на бензин выросли. Растут и другие цены. Жизнь становится всё хуже, а правительство ничего не делает, только ворует, набивая свои карманы.
Мы идём по обочине дороги вместе с демонстрантами. Халима опять говорит, что это может быть опасным, но не останавливает меня. По пути она объясняет, что Южный Судан в ответ на требование севера платить большие деньги за транспортировку нефти через северную территорию прекратил вообще поставку нефти и перестал платить за нефть. А северный Судан привык жить за счёт этих средств и потому оказался в кризисной ситуации. Он воровал нефть из нефтепровода для себя бесплатно, поэтому южане и перекрыли трубопровод. Отсутствие поступления нефтяных денег в бюджет страны сказалось на жизни бедного населения. Кто был беден, стал ещё беднее.
Я вспоминаю, что аналогичная ситуация сейчас у Украины с Россией, которая транспортирует в Европу газ через Украину. Россия пошла на снижение цен на газ для Украины, но в расчёте на то, что Украина останется в союзе с Россией. А выступающие на киевском майдане, требуют от правительства вступить в союз с Европой и запретить на Украине русский язык. При такой постановке вопроса по меньшей мере странно продавать Украине газ по льготным ценам. Параллель с нефтепроводом с юга Судана напрашивается сама собой.
Мы подходим к площади. В конце её замечаем полицию. Площадь заполняется молодёжью, которая хором выкрикивает лозунги. Я включаю видеокамеру на своём мобильном телефоне. В это время раздаются выстрелы. Полиция стреляет по студентам. Началась паника. С площади все побежали. Парень в красной рубашке падает. Халима быстро хватает меня за руку и затаскивает в магазин. Мимо бегут, размахивая руками и крича проклятья, демонстранты. За ними, продолжая стрелять, двигаются медленно полицейские в касках. Халима отнимает у меня мобильник, которым я продолжаю снимать через стекло витрин, забирает с шеи фотоаппарат и прячет их в сумку. И вовремя. Один из полицейских, какой-то высокий чин без оружия в руках, заходит в магазин, проверяя, нет ли здесь студентов. Он подозрительно смотрит на нас. Звучит вопрос на английском:
– Кто вы?
Я не успеваю раскрыть рот, как Халима затараторила тоже на английском:
– Я работаю в отделе информации министерства иностранных дел. А это мой муж. Он итальянец и не говорит по-английски и по-арабски.
– А как же вы общаетесь? – удивлённо спрашивает офицер.
– На итальянском.
– А ну, скажи что-нибудь по-итальянски, – просит полицейский.
Но эта просьба не застала Халиму врасплох, так как она некоторое время учила итальянский в школе, где был преподаватель итальянец. И она проговорила что-то на интальянском.
Но полицейский, что-то заподозрив, всё не унимался и попросил Халиму, чтобы я что-то сказал.
Заметив панику в глазах Халимы, я, обратившись к ней, сказал длинную фразу эмоционально размахивая руками:
– Ля соля феличе ля боро сур кампо че стаблё че стабль, ля боро джиш швит кум ферворо, ля боро де горо аль горо, ля боро дум эстас капабль.
Полицейский, как и Халима, ничего не понял и спрашивает:
– Что он сказал?
Халима, быстро сориентировавшись, говорит без тени смущения:
– Мой муж возмущается и спрашивает, о чём мы так долго беседуем.
Полицейский кивает головой и спрашивает, что мы тут делаем. Халима отвечает, что мы укрылись в магазине от демонстрации.
Тогда тот просит нас не выходить некоторое время и покидает магазин. Мимо, тревожно сигналя, проезжают машины скорой помощи.
Выждав приличную паузу, Халима решилась спросить у меня, что я ей сказал и на каком языке, который, хоть и звучал немного по-итальянски, но совсем немного. Я объяснил, что когда-то в юности изучал язык эсперанто, который был изобретен как всемирный язык, который было бы легко изучать французам и итальянцам, англичанам и русским. А сейчас я вспомнил переложение стихотворения русского поэта Брюсова «Работа» на эсператно, которое в оригинале звучит так:
Единое счастье – работа,
В полях, за станком, за столом, —
Работа до жаркого пота,
Работа без лишнего счета, —
Часы за упорным трудом!
Халима смеётся, но тут же прекращает. С площади ещё убирают раненых и убитых.
Я вспоминаю митинги в Москве на Болотной площади. Один из них прошёл спокойно. Тысячи людей собрались, протестуя против действий правительства. Никто не мешал им выражать своё негодование, и ничего криминального не случилось. Пусть не все высказывания были правильными. Пусть подогревались они западными провокаторами. Но с ними нужно бороться другими средствами.
Зато майское шествие было остановлено полицией, и произошли столкновения, полицию били камнями, были арестованы многие участники шествия, некоторые до сих пор находятся под арестом.
О чём говорят эти два мероприятия? Народ нельзя останавливать силой. Народ должен иметь возможность высказывать своё мнение и требовать к себе от власть имущих человеческого отношения. Всегда нужен диалог между правящей верхушкой и народом. Если диалога нет, нет понимания друг друга, и властью применяется сила, народ использует свою силу, и происходят революции.
