Евгений Николаевич Бузни
Суданская трагедия любви
На следующий день наша русская бригада улетела в Хартум, и остались мы с Николаем и его семьёй одни русские на весь юг Судана. Хотя я не владею информацией. Может, ещё кто-то где-то работает из русских.
С нашим контрактом целый краковяк. То думаем, что продлят, то нет. Сегодня получили письмо из нашего торгового представительства в Хартуме. Сообщают, что директор завода Тумбара отказался продлевать контракт. А нам он сегодня сказал, что пошлёт письмо на продление. Дурит, наверное. Но меня оставляют в Хартуме переводчиком на строящемся объекте. Там буду знакомиться с центром Судана и, конечно, информировать обо всём тебя.
А пока до свидания!
Твой друг Юджин
Дочитал письмо вовремя: стюарды подвозят на тележке пищу. Она вполне европейская – сыр, колбаска, салат и отдельно горячее – мясо с рисом. Дают и маленькие бутылочки красного вина. Бросаю взгляд в иллюминатор. Летим высоко. Внизу едва виднеются языки пламени. Это горит саванна.
Разворачиваю столовый прибор – нож, вилка, чайная ложка, наливаю в пластиковый стаканчик вино, чокаемся с соседями, провозгласив тост за успешный полёт, и приступаем к трапезе. Завершаю наскоро еду стаканчиком кофе, сдаю посуду и берусь снова за письма. Очень хочу успеть прочитать до конца полёта. Предпоследнее письмо начинается с описания погоды.
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Ну, и погодка, я тебе доложу. Дождь. Но тут дожди не то, что у нас. Тут в голову не могут не придти строки Тютчева.
Дождь в Судане, хоть и снижает температуру на несколько градусов, но не приносит с собой ту щемящую душу свежесть, ту радость и веселье сердца, то неизбывное ощущение нового, прекрасного, что только и позволяет сказать восторженно:
Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.
Дождь в этих местах, хоть и радует, но он тяжёлый от окружающей жары. Под ним не хочется скакать и прыгать, крича во всю мочь:
Дождик, пуще!
Дам тебе гущи,
Хлеба каравай,
Хоть весь день поливай! …
Дождик, дождик, припусти,
Побежим мы за кусты!
За кустами гуща,
А ты, дождик, пуще!
Уж дождь дождем,
Поливай ковшом:
На Иванов и Алён,
Чтоб посеяли весь лён.
А так у нас весело распевают в дождь.
Здравствуй, Джо!
Пусть тебя не удивляет такое начало письма, которое, как и во всех моих письмах тебе, имеет свой смысл. Просто я люблю нашу Россию и её традиции. Каждый день думаю о ней. Ни за какие коврижки не остался бы здесь навсегда, как это собирается сделать Татьяна. Такая уж у меня помнящая Родину натура. Но уж коли зашла речь о традициях, расскажу ка я тебе о местной свадьбе, на которую нас на днях пригласила Рита от имени своего отца.
Выходила замуж её старшая сестра, которой недавно исполнилось девятнадцать лет. Другая сестра учится в России. А эта ещё училась в десятом классе и хотела окончить школу, но отец так решил, и ей приходится становиться женой. Жених капитан армии, намного старше невесты.
Свадебный кортеж из нескольких машин отправляется в Вау в католическую канису. Получив благословение пастора, возвращаются. Наступил вечер. Из украшенного цветами лэндровера вышел жених в чёрном костюме. Я его сначала принял за сопровождающего. За ним вышла Фатима в длинном белом платье со сверкающей серебряной короной на голове, с которой спадает прозрачная кисейная фата, и с золотыми кольцами на руках. Чёрные длинные волосы парика спадают на плечи. Ни на кого не глядя, низко опустив голову, она идёт теперь уже с мужем в дом. Женщины кричат высокими вибрирующими голосами. Вслед за старшей сестрой идёт и Рита, завёрнутая в свой белый топ.
Я снимаю на фотокамеру. Сама свадьба начинается около восьми вечера в местном клубе. Гости расселись вокруг танцевальной площадки. У забора стоят машины и толпятся те, кого пока не пускают. Николай, Лида, Аллочка и я проходим внутрь. Нас сажают в кресла первого ряда. Справа сооружено небольшое возвышение в виде трона для жениха и невесты. Приехали оркестранты, те, кого мы видели на приёме у губернатора. Женщины заносят в клуб на головах подносы с едой, мужчины несут картонные коробки с напитками.
Но вот под вибрирующие крики, я даже не знаю, как их описать на бумаге, появляются жених и невеста. Ниспадающий длинный шлейф невесты несёт её подруга. Молодые, если это можно применить к почтенного возраста жениху, усаживаются в кресла на возвышении. Все аплодируют. Всякий раз потом, когда невеста спускалась со своего трона или поднималась на него, кто-нибудь подхватывал её шлейф.
Музыканты приготовились. Выходит ведущий свадьбы. Это молодой денка, одетый в джинсы и голубую рубашку с короткими рукавами. Он говорит несколько приветственных слов, вызывая смех и аплодисменты.
Я заметил, что все выступающие держатся профессионально. Они свободно говорят, никакого стеснения или волнения, как будто все они прирождённые ораторы. И выступают, не запинаясь. То, что они не краснеют, это понятно – цвет кожи чёрный, но такое впечатление, что чувство смущения им не знакомо.
Ведущий объявляет танец жениха и невесты. Они спускаются и танцуют что-то вроде медленного танго. Одновременно с ними танцует и пара свидетелей. Следующий танец тоже был их, но пары обменялись партнёрами.
Тем временем первому ряду гостей приносят прохладительный напиток типа апельсинового или ананасного сока. Начались общие танцы. Как обычно, приглашают женщины. Неприглашённые мужчины выходят на танец самостоятельно. На площадке много детей самых разных возрастов. Они тоже танцуют и часто выходят первыми. Однажды меня пригласила девочка, махнув в мою сторону рукой, как делают взрослые, и что же, пришлось идти танцевать. Мне было смешно, а девочка меньше вдвое меня ростом была очень серьёзной и танцевала как взрослая.
Спустя некоторое время, игравших музыкантов сменил другой оркестр в составе трёх скрипок, аккордеона, ударника и инструмента типа бандуры. Условно называемый мною бандурист (не знаю, как на самом деле называется инструмент и исполнитель) был в то же время и певцом. Этот состав, наверное, более народный и популярный, потому что, как только они заиграли, на площадку выскочили, пританцовывая, мужчины и в танце наклонялись над сидящими музыкантами, щёлкали над их головами пальцами, похлопывали друг друга по плечам, брались за руки и танцевали кругом. Потом вышли и женщины.
Гостям стали разносить на подносах еду (в основном хорошо приготовленное жареное мясо), шерри, пиво, а особо почётным гостям и виски.
У нас спросили разрешения пригласить на танец Лиду. Мы дали добро, и теперь мужчины приглашали её на каждый танец пока мы не ушли, а это было уже около двух часов ночи. На жениха и невесту уже почти никто не обращал внимания. Они ещё потанцевали немного и ушли, а гости праздновали часов до четырёх утра. Повезло, что в это время не шёл дождь.
Свадьба была в пятницу, а в воскресенье мы договорились с одним рабочим завода Габриэлем, что он поведёт нас на охоту пешком.
Рано утром, когда было ещё темно, я проснулся от звука хлопков. Очнувшись ото сна и прислушавшись, понял, что это пришёл наш проводник и хлопает в ладоши, давая знать, что он уже здесь. Вскакиваю, натягиваю спортивные брюки и выбегаю на веранду, торопясь предупредить его, что я проснулся, и чтобы он не разбудил всех. Я после отъезда лесовиков перебрался жить в дом Николая, где мне выделили комнату. Тут две веранды. На одной мы питаемся, а во второй стоит бильярд. В свободное от рыбалки, охоты и кинофильмов время мы играем.
На веранде вместо стекла натянута большая москитная сетка. Вечерами, когда мы играем, у сетки собираются местные детишки. В те моменты, когда в бильярд играли Николай с Павлом Васильевичем или Дедушкиным до их отъезда, а я был свободен, я развлекался с ребятишками, устраивая с ними хоровое пение. Я пел туристическую песню, которую ты знаешь со словами:
Тёмной ночью совы кружат,
Спят могилы в тишине.
Мертвецы одни не тужат
На проклятой вышине.
Так вот этот запев исполнял я сам, а детишек я научил хором петь припев:
Тумба тумбараса, тумба тумбараса,
а-а-а, а-а-а
И так мы исполняли всю песню. Им она очень понравилась, так что, встречая меня, они всегда кричат «Тумба тумбараса!»
Между прочим, перед моим переездом сюда в доме решили произвести ремонтные работы. Это заняло почти месяц, что представляло из себя настоящий юмор. Пришли рабочие и покрасили веранду, на которой стоит бильярд. Сделали это очень быстро и хотели, видимо, так же покрасить комнаты и на том закончить ремонт. Но мы попросили сначала замазать дырки на потолках и стенах, из которых постоянно сыплется на кровати и столы грязь и куски штукатурки, а затем побелить потолки и потом уже красить стены.
Такая программа затормозила сразу всё дело. Рабочие приходили почти каждый день сначала, чтобы посмотреть, что делать. На следующий день замазали три дырочки, в другой – две под окнами, в третий – поправили маленький уголок у входа в дом. Мы регулярно ходили к ответственному за ремонт Камису, ругались с ним, но всё почти впустую. И всё-таки ремонт сделали: заменили замки в дверях, подогнали оконные рамы, вставили целую сетку на веранде вместо прорванной. Большую комнату покрасили в зелёный цвет, комнату Николая – в розовый, а ту, в которую перебрался теперь я – в голубой. Большую комнату оборудовали под гостиную. Поставили в ней круглый стол, книжный шкаф, кресла. Получилось неплохо. Только полы цементные портят вид своей серостью. Не мешало бы постелить ковры. Но тогда как поливать полы водой в жару?
Ну это я всё пишу между прочим. Сейчас мы собираемся на охоту. Николай тоже выходит из своей комнаты, протирая глаза. Лида и Аллочка не проснулись. Габриэль при виде нас улыбается, а я прошу его немного подождать. Быстро собираемся, каждый берёт своё: Николай – винтовку и пули, я – фотоаппарат, копьё, дубинку и вешаю на локоть себе нож, как меня научили местные охотники. Оказывается, нож из чехла на локте левой руки легче всего достать в случае необходимости.
Идём мимо завода к реке. В месте переправы она совсем обмелела и мы переходим, не замочив ног. Сразу за рекой начинается что-то вроде низкорослого леса, а уже дальше появляются высокие деревья с лианами, дуплами и иногда огромными птичьими гнёздами.
Габриэль идёт довольно быстро, но совершенно бесшумно, в то же время внимательно присматриваясь к следам. Вот он указывает на чёрные шарики помёта газели. А вот следы копыт. Он указывает на них и говорит:
– Амирая.
Это значит антилопа.
Встречаем следы кабанов и натыкаемся на вмятины, оставленные широкими лапами марфаина – гиены. Пытаемся подстрелить гидат – дикая курица и ещё каких-то крупных и, по словам нашего проводника, съедобных птиц, но всё безрезультатно. Не удавалось подойти к ним близко, и два выстрела мимо. Пулей по птице стрелять плохо, но дробовика и патронов у нас нет.
Подходим к другой реке. Здесь намечается встретить бегемотов. Переходим речку по воде в узком месте на изгибе и углубляемся снова в лес. Вскоре подходим к селению из нескольких хижин типа вигвамов. Здесь живёт одна из жён Габриэля. А всего у него три жены в разных селениях.
Сам он ещё довольно молодой парень. Высок, худощав, по-своему красив, с продольными полосками на лбу. Словом, типичный динка. Он подхватывает на руки маленького мальчугана и говорит, что это его сын. Вокруг нас собрались и другие дети. Самой старшей девочке на вид лет десять. По знакам отличия она из племени джур. В ноздре её и на подбородке пришпилены кнопки. Она изредка трогает их руками, видимо, они недавно прикреплены и мешают непривычностью. На шее висит крест.
В посёлке, кроме детей и старой женщины с обнажёнными висящими тощими грудями, никого нет. Все на рыбалке или охоте. Мы с разрешения Габриэля и вместе с ним заходим, согнувшись, в одну из хижин.
Она круглая. Внутри на метр высоты сделана глиняная стена. А уже позади от земли, конусом образуя крышу, всё обложено связками тростника. Внутри едва можно стоять во весь рост. Над головой нечто вроде притолоки из того же тростника. На этой полке хранят дурру. Остальная провизия лежит на полу у стены. Никакой мебели здесь нет и в помине. По всей стене, между нею и тростником, торчат железки, топорики, наконечники для копий, висят горшочки с какими-то маслами и пряностями. В стене непонятно для чего проделано одно маленькое чуть толще пальца отверстие. Пол покрыт глиной. У стены лежат шкуры газелей. Очевидно, на них спят. Справа сделан очаг, если его можно так это назвать. Среди выложенных на полу камней горит огонь, на камнях стоит котелок с каким-то варевом, которое готовит в отсутствие матери девочка.
Я спрашиваю Габриэля, не боятся ли они, что в хижину заползут змеи.
– Нет, – отвечает он, – мы их отпугиваем дымом или ароматическими веществами.
Вылезаем из хижины и идём снова в направлении реки, чтобы посмотреть на бегемотов. У берега их следов очень много. Ночью они выходят и удаляются далеко от воды в поисках травы. Берега реки местами очень высокие. На отмелях сидят большие стаи уток. Вес попытки подстрелить хотя бы одну не удавались. Стаи поднимались и с громкими криками уносились при первом же неудачном выстреле, а иногда и раньше. Мы слегка отходим от реки и видим антилоп. Габриэль хватает винтовку и бросается за красивыми животными, которые грациозно вскинув головы, быстро удаляются, не позволив охотнику приблизиться. Он останавливается, поняв бесполезность погони.
Николай забирает оружие и отправляется сам в сторону убежавших антилоп. Место было равнинное, поросшее высокой травой. Так что мы видели вдалеке только белое кепи Николая. На краю этой огромной поляны видны беспокойно поворачивающие головы газели. К ним и направился наш неудачник. Но, почуяв опасность, газели срываются с места и несутся прямо к нам. Мы видим их прекрасный полёт в прыжках. Я едва успеваю сделать снимок своей камерой.
Габриэль хватает моё копьё, бросается навстречу газелям, но те мгновенно замечают новую опасность и резко отворачивают в сторону. Габриэль осознаёт, что для броска копья добыча слишком далеко и прекращает преследование.
Подходит Николай. Как выяснилось, он газелей не видел, а шёл к антилопам, но те тоже умчались, подгоняемые выскочившими неожиданно собаками.
Так, не приобретя ни одного трофея, мы возвращаемся к реке, добираемся до её изгиба, где образовалась целая заводь, и, как ни странно, обнаруживаем там много народу. На высоком берегу стоит грузовая машина. От неё к заводи идёт группа мужчин. Это приехали охотники за бегемотами. Видимо, у них есть лицензия на отстрел. Нас же интересует пока зрелищная сторона. Но она в этот раз была не очень эффектной.
Пять бегемотов плавают посреди заводи, напоминающей озеро. Однако могучие тела постоянно скрыты под водой и видны только их широкие ноздри, большие глаза (собственно, сами зрачки маленькие) да небольшие уши. Бегемоты периодически скрываются под водой и через несколько минут то по очереди, то все сразу выставляют носы и тогда мы слышим мощное п-ф-ф! Если это п-ф-ф начинается из-под воды, то над носами взвиваются эдакие сноповидные фонтанчики воды. Я сделал много кадров, но не уверен, будет ли понятно на снимках, что это бегемоты. Может только при солидном увеличении, да и то вряд ли.
Один бегемот ухитрился сделать нечто вроде кувырка, для чего высунул из воды всю огромную голову и кинул её вперёд, показывая блестящую чёрную спину. Этот его кульбит вызвал взрыв радостных воплей собравшихся на высоком берегу негров. Мы стояли у самой воды, поэтому не так хорошо видели. На другой стороне реки женщины набирали в вёдра воду, ставили их на головы и уносили.
Николай увидел на воде у берега утку, подобрался осторожно, выстрелил и, наконец-то, попал. Утка хлопнула крыльями и уронила голову. С высокого берега раздался смех и крики одобрения. Габриэль сбросил сандалии, влез по колена в воду и вытащил трофей. К одиннадцати утра довольные вернулись домой.
Тут узнаём, что забрали в полицию нашего сторожа Абду Сомака. Это молодой парень, живущий в хибарке рядом с нашим домом и выполняющий функции по охране нашего дома от воров. Как выяснилось, одна пятнадцатилетняя девица сообщила в полицию, что будто бы Абду Сомак вынудил её провести с ним ночь. А случилось это ещё осенью, и теперь она ждёт ребёнка. А по местным законам парень должен уплатить родителям девушки 20 фунтов, 5 фунтов властям и, самое главное, жениться на этой красавице.
Девушка из племени баланда. Абду Сомак араб. А согласно арабских законов он не имеет права жениться на девушке из племени, то есть не арабке. Сам Абду Сомак, во-первых, отрицает свою связь с этой девушкой, а, во-вторых, не хочет на ней жениться. Но, говорят, что в таком случае он попадёт в очень трудное положение, так как отец девушки будет следить за ним и может побить или даже убить. Поэтому Абду Сомаку лучше всего уехать отсюда. Если же теперь, когда он «обесчестил» девушку, а потом ещё и отказался брать её в жёны, он всё же согласится на ней жениться, то отец потребует с него уже не 20, а 60 фунтов.
Ну а местные законы на этот счёт таковы, что девушку можно брать в жёны после того, как ей исполнилось 12 лет. Если кто-то посягнёт на неё до этого возраста, то его наказывают сурово. В случае, когда это произойдёт с девушкой от 12 до 16 лет, с виновника берётся штраф 25 фунтов, а при отказе его жениться сажают в тюрьму сроком на один год. Если же прелюбодеяние совершено с девушкой после 16 лет, то ограничиваются штрафом, поскольку шестнадцатилетняя девушка считается совершеннолетней.
У южан разрешают браки с северянами и запрещают браки с родственниками из одного племени. У арабов запрещаются браки с южанами и разрешены браки с двоюродными братьями и сёстрами. Однако в связи с тем, что арабов на юге много и они приезжают сюда надолго, а, может, и навсегда, арабы всё-таки женятся на девушках из племён. Такие случаи бывают.
Всё это мне рассказала Рита, подчеркнув при этом, что ей уже исполнилось шестнадцать, а потому она сама может решать, за кого выходить замуж. Я напомнил, что её старшая сестра была отдана замуж против её желания по выбору отца, на что Рита упрямо заявила, что с нею будет по другому, так как она любимая дочь отца, и он ей всё позволяет.
Вот такая смешная девчонка. Честное слово, не хотел про неё писать, но так уж получилось.
Как всегда, желаю тебе спокойной ночи, ибо созвездие Южного креста уже давно на небосклоне.
Скучаю. Грущу.
Твой Юджин
ГЛАВА 11 ЗАГАДКИ РАЗГАДЫВАЮТСЯ
Последние слова письма навели меня на грустные размышления. Я в Африке вдали от дома всего три дня и то меня уже тянет в Москву и кажется, что сто лет там не был. Столько впечатлений, которыми хочется поделиться с друзьями, что готов сам писать письма. А тут, человек прожил целых полгода, и его слова «Скучаю. Грущу.» вполне осязаемы. Все эти письма наполнены ценнейшей для меня информацией и в то же время загадкой, которую я никак не могу разгадать. Это загадка начала писем.
Задумываюсь ненадолго, так как всё же летим быстро. И время летит. Скоро должны приземляться. Я прослушал информацию о времени нахождения в воздухе, и не могу сориентироваться. Можно, конечно, спросить стюардессу, но решаю просто скорее прочитать оставшееся последнее письмо. Аккуратно складываю уже прочитанные письма в дипломат, и беру оставшиеся страницы. Первая начинается с длинного стихотворения.
Ялта тоже часть России,
только, может быть, над ней
больше слёз пролито синих
стаей серых журавлей.
И порою летней кажется:
в самых лунных вечерах
голубые слёзы катятся,
рассыпаясь на камнях.
Это слёзы о России,
эти слёзы обо мне.
Я бы тоже их рассеял,
если б плакать бы умел.
Я бы горе всё рассыпал
на забеленном снегу.
Я бы сам снежинкой выпал,
но теперь уж не смогу:
нет уж граней непорочных,
нет уж белой белизны.
В небе колокол грохочет,
от ударов весь изныл.
Ялта тоже часть России,
только может быть над ней
больше слёз пролито синих
стаей серых журавлей.
Здравствуй, Джо!
Здравствуй, Джулия!
Здравствуй, Юля!
Вот так начало. Стало быть, Джо – это Джулия и связано с именем Юлия, то бишь Юля? Значит, все письма писались девушке Юле? Вот почему меня не оставляло ощущение того, что письма пишутся с любовью, как если бы писались женщине. Тогда все преамбулы, поэтические послания принимают совсем другой оборот, полны другого смысла. И эти стихи о Ялте. Разве это не трагедия? Ведь это же слёзы. Почему слёзы об авторе? Почему он их не может рассеять? Я думаю, надо перечитать письма теперь уже под другим углом зрения.
Но почему избран такой вариант обращения – Джо? Так, помнится, они договорились в своей студенческой группе называть друг друга не реальными именами, а выдуманными. Да, но почему же он сейчас раскрывается?
Вопросы сменяли один другого, а ответ не находился. Читаю дальше.
Мы договорились, что я буду тебя называть Джо. Так мы условились, и я выполнял этот наш уговор до сегодня, когда получил твоё письмо. Теперь в этом нет смысла. Это моё последнее послание тебе, Юля. Я не думаю, что твоему мужу будет приятно читать мои письма и, главное, знать о том, что они приходят.
Да, ты выходишь замуж. А я просил тебя обращать внимание на мои начала писем, в которых я высказал то главное, что хотел тебе сказать. Но сейчас я ставлю, как говорится, последнюю букву в том, что теперь не имеет смысла.
Ты, как я понял, не сумела прочитать того, что я не решался сказать тебе всё это время. Если бы ты прочла… Если бы я сказал…
Кто знает, что могло бы случиться, если бы не было в жизни этого «если бы»?
Странная штука – жизнь. Она радует нас, тая одновременно в себе огорчения. Сегодня мы восторгаемся чем-то, а завтра от этого же страдаем. И никто не знает доподлинно, что будет завтра – счастье или горе. Но все его ждут, надеясь на лучшее. А если не надеются? Всё равно ждут, хоть с опаской, но ждут. Жизнь не может состоять только из сегодня. Обязательно будет завтра. Если не будет завтра, не будет жизни. А хочется, чтобы она была – эта странная штука – жизнь.
Я напишу тебе стихи, которые родились только что, после твоего письма.
Что случилось и кому на радость
ранним утром в журавлиный лёт
на щеке слезинка задержалась,
словно уж никто меня не ждёт?
Отчего рассветы загрустили?
Так печально вытянулась синь,
словно я в огромном этом мире
навсегда теперь уже один.
И во сне что ль, стиснутый до боли,
я как будто вырваться хочу.
А сквозь окна прямо из-за моря
солнце жёлтым брызнуло на тюль.
В небе голос слышен журавлиный.
По высокой полевой траве
кто-то сыплет серебристый иней
украшает ложе, да не мне.
Вот и спрашиваю я, кому на радость
ранним утром в журавлиный лёт
на щеке слезинка задержалась,
словно уж никто меня не ждёт?
О, я не плачу,
только ты поверь мне –
На вербу в поле я смотрел с тоской.
Ах, кто бы мне любовь свою навеял,
как шёпот ветра ей порой ночной?
Но не будем об этом. Хоть и трудно даются сегодня мне строки, напишу по традиции о нашем житье-бытье, тем более, что оно подходит к концу. Николай сегодня всё ещё на работе в такое позднее время – восемь часов вечера. Но это и понятно. Последние дни дорабатываем здесь. Никакие потуги с контрактом не увенчались успехом. Провели нас за нос до последнего. Даже сейчас не хотят говорить, что всё кончено. Между тем, завтра будем заказывать билеты на самолёт и упаковывать багаж, который давно следовало бы отправить.
Почти каждый день идут дожди, иногда по несколько часов, иногда с ветром. Небо всё время в тучах. Первого мая допили последнюю бутылку виски. Пятого поехали с Фильберто на охоту. Были недалеко за речкой. Искали уток. Удалось подстрелить одну крячку и одну большую птицу с острым клювом, венчиком на голове и словно в чёрной бархатной шапочке. Большущие крылья чёрные с желтоватыми и белыми перьями. Шея длинная.
Видели и фотографировали бегемотов, но опять же только макушки голов в воде. Плёнку проявил: много интересных кадров.
И ходили на рыбалку. Воевали со змеёй. Сидели у реки, ловили рыбу, когда неожиданно заметили её у себя над головой на ветке дерева. Выскочили на пригорок и стали швырять в неё камни. Долго не удавалось сбить её. Наконец, она сама спрыгнула в воду, и камни бомбами поднимали столбы воды вокруг неё. Но она всё уворачивалась и пыталась прорваться к берегу в нашу сторону. Мы ей этого не давали градом камней, и она исчезла. Видимо, уплыла к другому берегу или скрылась в траве под водой.
Шестого ходили пешком с ружьём, надеясь подстрелить утку на реке. Нас сначала застал небольшой дождик, под которым мы всё же промокли, пережидая на берегу под корнями дерева, а когда возвращались, то нас застал такой ливень с ветром, что мы почти выбились из сил, пока добрались до дома. Чертовски трудно было идти в темноте навстречу дождю и ветру, когда молнии сверкают над головой и кажется, что они вот-вот ударят тебя по макушке.
Габриэль принёс мне в подарок зуб бегемота. Он похож на наш коренной зуб, только значительно больше, сантиметров пять на два в ширину и три в высоту. Это настоящая слоновая кость. Я уже приспособил его в качестве оригинальной подставки для ручки.
Сегодня был в Вау. Никак не можем достать сахар. Владелец магазина мистер Антон кормит обещаниями и каждый день даёт сахар бесплатно маленькими порциями по 300-400 грамм. Говорит, что больше пока дать не может, так как в городе проблема с поставками. Когда я вышел из магазина, неожиданно услышал песню.
Со стороны базара, пританцовывая, шли молодые девчата. Одеты они были в разноцветные платья, но что самое странное, у каждой сзади был привязан длинный пучок травы. Танцуя, они ловкими движениями подбрасывали эти хвосты в воздух. Среди них один мужчина нёс барабан, а другой шёл позади него и усиленно бил по натянутой коже ударного инструмента.
Два мужика примчались по улице и тоже стали танцевать. Один из них облапил девчушку и довольно неприлично затанцевал с нею, пока она не вырвалась из его рук. Временами барабан опускался на землю, и все танцевали вокруг него.
Я стоял на дороге, а вся процессия протанцевала, обходя меня справа и слева. К сожалению, в этот момент у меня не было фотокамеры.
А, вернувшись в посёлок, я получил твоё письмо. Оно не выходит у меня из головы, даже когда я пишу о Судане. Вспоминаю, как мы часами с тобой ходили, разговаривая о чём угодно, только не о… Впрочем, какое это теперь имеет значение?
Нам всегда было интересно ходить и болтать без умолку, забывая о подготовке к занятиям английского языка. Мы оба были мечтателями. Надеюсь, что остаёмся ими и сегодня. Я, во всяком случае, как мечтал стать писателем, так и мечтаю. Да уже здесь начал писать рассказы. Но пока не закончил, не рассказываю, о чём они. Важно то, что делу моей жизни начало положено. Собственно говоря, маленькие рассказики я пописывал ещё в школьные годы, но никому не показывал. А здесь я начал серьёзно.
Зато ты с осуществлением своей мечты, видимо, задерживаешься. Замужество дело серьёзное. Открывать детский дом, как ты хотела, тебе не скоро удастся, раз вы собираетесь ехать за границу работать. Как я понимаю, и свадьбу вы ускорили, по той причине, что ему предложили выгодную работу в Англии. Все мы люди, все мы человеки. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Я тебя понимаю.
Пишу тебе последнее письмо. Как жаль. Привык тебе писать. Но я догадываюсь, что твоему мужу будет неприятно читать письма бывшего друга. Да ты, пожалуй, сожги эти письма, если не сделала этого раньше.
Да, последнее письмо о юге Судана. Это символично. Мы как раз собираемся покидать этот край, который мне запал в душу своей первозданностью, его полуобнажёнными людьми с открытыми добрыми сердцами, искренними и честными, готовыми всегда и во всём помочь. Я покидаю дикую природу, пишу последнее письмо отсюда, и я расстаюсь с тобой, моим другом. Да, жаль.
23.05.1975 г. Не успел дописать письмо. Теперь пишу перед самой его отправкой из Хартума, снова из гостиницы «Лидо».
Дело в том, что не с кем было передать письмо, и я его не закончил тогда. А потом мы и сами уехали. А было это так.
Двадцать первого мы пригласили к себе Фильберто и Абдель Самию с женой на небольшой прощальный ужин. Пили местную суку-суку и шерри. Говорили много о нашей стране, желали друг другу всяческих успехов. После того, как гости ушли, я вышел из дома прогуляться, подышать воздухом. Твоё письмо не давало мне покоя. Навстречу мне Рита. Ну, она знала, что у нас гости, и поджидала, когда они уйдут.
Наши занятия русским языком тоже подошли к концу. Я в наших разговорах рассказывал ей о тебе. И сейчас, когда мне было очень грустно, она заметила это и спросила, в чём дело, не потому ли я расстроен, что уезжаю. Пришлось признаться, что и это тоже, но главное – письмо.
Мы проходили мимо её дома, и она пригласила меня зайти ненадолго попить кофе. Я знал, что Джозеф Тумбара в отъезде, но, что в доме вообще никого не будет, не предполагал, и пошёл. Я был выпивши. А Рита была сама не своя от радости, когда узнала, что ты выходишь замуж. Мы пили кофе, а она уговаривала меня жениться на ней и увезти её в Советский Союз.
Ты же понимаешь, что решить и сделать это в одночасье нельзя, и мы договорились завтра обменяться адресами. На следующий день у нас были волнения с багажом. Вес оказался больший, чем хотелось бы. Нам за дополнительный вес по десять килограмм к двадцати, положенным по билету, выдали по семь фунтов, но не хотелось их тратить на багаж. Книги я отправил раньше с официальным грузом, и всё же у меня было на десять килограмм больше положенного веса. Решили, что так и будет, так как выбрасывать было нечего.
Повезли сдавать чемоданы в пять вечера, так как на другой день вылет был намечен с утра, а багаж сдают за сутки до вылета. Привезли в агентство чемоданы. Навстречу выскакивает служащий аэропорта и спрашивает, не согласимся ли мы лететь сегодня, так как завтра прилетает президент на открытие нового моста через реку, и нельзя быть уверенными, что наш вылет состоится.
Я это предполагал и раньше, когда узнал, что итальянцы наметили открытие моста на двадцать третье. А за сутки раньше, то есть сегодня, должен был прилететь заместитель президента, и этим самолётом решили отправить в Хартум прямым рейсом желающих.
Мы подумали две минуты – больше не дали – согласились и тут же сдали чемоданы. В спешке вес определили неправильно, и нам не пришлось доплачивать. Мы сразу помчались в посёлок собираться. За полчаса запихали оставшиеся вещи в сумки и сетки, роздали оставшееся набежавшим со всех сторон женщинам. Интересно было наблюдать, как бегут к нашему дому и бегом же уносят тарелки, кастрюли, ложки, туфли, майки, лекарства. Не было только среди них Риты. Она куда-то выехала ненадолго. Я ничего не мог поделать.
