Евгения Ляшко
Приключения ДД. Стрела Амура
Глава 18
Сознание Александры очнулось и затрепетало как муха, чудом освободившая одно крыло из паутины, ей казалось, что она как будто получила пробуждающий удар от электрошокера: в проёме выхода из кладовой на несколько секунд материзовался подросток в оборванном балахоне. Это не было видением затуманенного рассудка. Парень был, что ни на есть настоящий. Он был один. Он был без конвоя! Чуть забывшись, Чарная судорожно вдохнула, и кисловатая вонь наполнила лёгкие, впилась назойливым дурновкусием во все рецепторы. На краткий миг, прикрыв глаза, тошнотворное состояние удалось преодолеть. Восстановив поверхностное дыхание, она вновь собралась с мыслями. Александра могла поклясться, что паренёк тоже её узнал, ибо его сапфировый взгляд будто вспыхнул огнём, когда они пересеклись взорами. Его черты лица были смутно знакомы, но откуда она его знала? Как Александра не силилась, ничего вспомнить не могла, но и не это сейчас её в действительности интересовало. На первый план выходило явственное понимание того, что один из наследников ведической силы действует без контроля отвратных хозяев. Он как-то умудрился освободиться от невидимых цепей треклятых термитов. Продолжая выполнять приказ желтоголового, Чарная раскладывала личинки, но встревоженный разум трепетал: «Есть выход. Его нужно найти. Пацан такой же, как я поисковик наконечника. Он угодил в мышеловку, но этот малолетний хитрец справился с задачкой, стало быть, и я смогу!». Обнадёживающие мысли придавали силы, тело с прытью опытного борца перед схваткой наливалось кипучей энергией просто от веры в то, что побег возможен. Осанка молодой колдуньи выровнялась, движения стали рублено-чёткими, концентрация нарастала. Когда Александра снова увидела парня, эмоционально она была натянута до предела как утончившаяся эластичная тетива арбалета, в руках биатлониста готового отправить стрелу в мишень. Не отдавая отчёта действиям, не видя ничего на свете, кроме того, что подросток подкрался со спины к её желтоголовому мучителю, Чарная совершила резкий выпад: с размаха бросилась на ничего неподозревающего термита, позволяя беспрепятственно нежданному помощнику опрометью связать антенны повалившегося наземь насекомого. Ещё несколько считанных секунд и желтоголовый напрочь обездвижен. Чарная передёрнула плечами, наслаждаясь приятной дрожью от прилива адреналина: «Свобода!». Но тут её парализовали сомнения, будто свинцовая плита придавила к полу, мышцы свело судорогой. Александра абсолютно не знала, что делать дальше. Она где-то в бездонных недрах термитника. Кругом противные существа, мрак, смрад и неизвестность. События разворачивалось слишком быстро, она словно видела себя в кино, а не принимала участия в этом действии. Заторможено она разглядывала парнишку. Он суматошно поглядывает в коридор и шёпотком талдычит, что надо спешить и освободить остальных. Но ей не нужны соратники. Она одиночка, а не командный игрок. И вот её состояние пассивной вялости раскрыто, нежданного помощника накрыло недоумение. Он затряс её за рукав, словно пытаясь привести в чувство, и ускорил мыслительный процесс Александры: «Мне никто не нужен. Я сама спасусь куда быстрее, а толпой сбежать, шансов практически нет. Кто будет сражаться с этими тварями и как? Против них мы безоружны. Нет, я должна бежать одна. Я отыщу наконечник Амура и всё закончится. Весь этот ад для всех закончится…». Будто прочитав её мысли, парень замер. Он не в ступоре, нет, он отстранился, шагнул назад. В его глазах нет упрёка или укора, нет. Он отпустил её рукав. Лучше бы он её ненавидел. Но нет, его взгляд излучал огорчение, сродни тому, что однажды она выхватила от бабушки, будучи застуканной под одеялом со сладкой выпечкой. Мать её матери тогда не злилась, позволила доесть похищенный с кухни пирожок, отмыла внучку, перестелила бельё и уложила спать. Как и тогда Александру калёным железом жгла запоздалая вина от набросившегося удавкой осознания, что она не оправдала ожиданий. Но в этот раз было куда хуже. Она непросто обманула надежды, она чувствовала, что проявила себя предателем… Слабость как будто набросила непроглядное душное покрывало, добавив сумрак в и без того мрачный мир. Пульс забился так сильно, что Александру качнуло от подкатившей дурноты. Её кровь словно бурлила девятибалльным штормом. Чарная сжала кулаки, ногти с острой отвлекающей болью впились в ладони. Она зажала губы меж зубов, чтобы не сорваться на жалкие оправдания и молча скрылась в коридоре, оставив спасителя одного.
Пока Чарная невесомой тенью неслышно ступала, прячась даже от незначительного шороха, её разум бился над тем, чтобы проложить верный маршрут: «Переходы спирально-закрученные. Уклон. Нужно искать уклон и двигаться вверх…».
Она превосходно помнила, как сюда попала. Внезапный сброс воды по лавовой трубке сбил её с ног и увлёк за собой. Александра вылетела из вулканического туннеля как пробка из бутылки шампанского, пронеслась над каньоном и пробила отверстие искусственной башни-термитника, где её тут же обнаружили. Она успела рассмотреть, что внизу среди отвесных скал пенится грязно-зелёная лента неспокойной реки.
«Обратный путь – это движение против течения, туда, откуда меня принесло… Только бы выбраться наружу… Только бы добраться до реки, а там уж и на поиски» – клубились мысли молодой колдуньи.
В калейдоскопе переходов нежданно-негаданно забрезжил просвет. Дуновение ветерка с примесью сернистых тонов пороха несколько притупило страдание. Ещё немного и она покинет тюрьму. Несколько быстрых шагов как на крыльях. Здравствуй ослепляющая светом свобода. Она проморгала, утёрла слёзы… Разочарование расползлось ломотой по каждой косточке. На краешке отвесной скалы, у основания которой, где-то там, в дымке шумела река, Александру накрыло безысходное отчаяние. Решиться на прыжок с такой высоты было равносильно самоубийству.
Сверху послышалось хлопанье крыльев. Чарная, прижалась к песчанистой тверди и, обняв её, вскинула голову: немного выше находилось гнездо, из которого за ней с интересом наблюдал птенец Василиска. Железный клюв малыша напоминал щипцы кузнеца, а пупырчатыми красноватыми крыльями он походил на сказочного Змея Горыныча. В целом он превосходил орла, но наивный взгляд выдавал ребёнка.
– Дружочек, давай договоримся, – ласково заворковала Александра, моментально сообразив, как применить неожиданную находку. – Мама улетела, тебе, наверное, скучно. Хочешь поиграть?
Ответом было подобие гортанного пения. Чарная озарилась улыбкой. Она изловчилась и забросила несколько камешков в гнездо. Птенец запрыгал, подобрал плоский камень и швырнул Александре.
– Ага, поняла, тебе нравятся приплюснутые. Я буду бросать тебе только такие.
Она забросила несколько подходящих камешков. Птенец оживился и в этот раз выбросил из гнезда всё, старательно кидая игрушки новоиспечённой подруге. С замершим сердцем, Александра взяла камень побольше.
– А теперь вот так брошу, принесёшь? – спросила она и зашвырнула камень вверх.
Птенец летал коряво, но, тем не менее, в стремительном прыжке, ухватил камень, и завис над бездной. Он парил недолго. Продержавшись в воздухе несколько мгновений на распростёртых крыльях, похваставшись, таким образом, что поймал брошенную игрушку, он, под одобрительные возгласы Александры, спикировал в гнездо. И тут она подобрала камушки, сложила их горкой и стала ждать. Птенец захлопал от нетерпения крыльями. Он хотел продолжения игры, но новая подружка сидела к нему спиной. Тогда он взмыл в небо и, описав круг, спустился прямо к ней. Запретив себе думать о смертоносном яде в зубах детёныша Василиска, Александра, крепко ухватилась за когтистые лапы. Тот забил ящероподобным хвостом, закричал, но Чарная не отпускала, тогда очумевший от подобного обращения птенец дёрнулся с желанием взмыть в вышину, однако ноша оказалась для него тяжела. Первые мгновения падения Александра сокрушалась, что совершила роковую ошибку и просчиталась, доверив свою судьбу пернатому. Но птенец, неистово задёргав крыльями, остановил стремительное падение. Они всё ещё спускались, но это уже был контролируемый процесс, за одним исключением – птенец пытался сбросить груз, наглым образом на него напавший. К счастью Чарной, он не мог дотянуться до неё, чтобы клюнуть или применить зубы, все силы и стремления уходили на то, чтобы уцелеть. Он сумел проделать серию простых кульбитов. Но это окончательно обессилило птенца. Река стремительно приближалась. Александра сделала глубокий вдох и разжала пальцы, когда оставалось не больше пары метров. Удар о водную гладь выбил весь запас кислорода. Александра спускалась ко дну. Она ощутила боль в ушах из-за высокого давления на барабанные перепонки. Этот факт не вывел молодую колдунью из равновесия, девушка действовала хладнокровно. Мнимо сглотнув, она избавилась от возникшей глухоты и неприятных ощущений в ушах и совершила всплытие. Барахтаясь и откашливаясь, Александра попыталась сориентироваться. Куда не посмотри обрывы и отвесы. Утёсистые берега недружелюбно смотрели со всех сторон. Мелькнула тень: птенец Василиска жаждал мщения, продолжая описывать круги вокруг островка с термитником. Оставаться здесь было нельзя. Пока он её не заметил, нужно было срочно уплывать. Отыскав неизвестно из каких потаённых закромов силы, Александра принялась усиленно загребать воду широкими гребками, не забывая отслеживать перемещение птенца, и как только он приближался, ныряла. Наконец-то пернатому надоел поиск, и он улетел, а Чарная позволила себе немного расслабиться: она легла на спину и отдалась течению.
С плавной качкой посреди крутых пурпурно-коричневых скал воды реки несли молодую колдунью в неизвестном направлении. Александра понимала, что удаляется от вулкана, удаляется от цели, теряет перспективу отыскать дорогу, теряет возможность быть первой, но силы окончательно покинули её. Последний рывок словно обескровил и она, сродни крошечному засохшему листку, безропотно подчинилась стихии.
Глава 19
С уходом Александры кладовая как будто опустела, а Дроздова накрыла тоска сиротливости. Немного помешкав, немое оцепенение Димы всё же улетучилось. Звон в ушах от накатившего негодования стихал. Мнение насчёт Чарной окончательно сформировалось, и юный волхв собрал обрывки мыслей в последовательный ряд, отзеркалив собственное восприятие жизни: «Александра другая. У её нет друзей. Она не умеет доверять. Привыкла рассчитывать только на себя. И я так раньше думал, что только сам могу со всем справиться. Я понадеялся, что она старше и поможет. Ошибка в том, что я наделил её качествами, которые подразумевается, имеются в каждом взрослом человеке. Ха, а ведь как там шутят… К одним мудрость приходит в старости, а к некоторым старость приходит одна. Неважно какой возраст, важно насколько сформировался разум… Я даже как-то не подумал, что она может струсить. Она поддалась страху. Будто не знает, что он плохой советчик. Человек как социальное существо безопаснее себя чувствует, ощущая плечо себе подобных, разделяя общую опасность, он в разы сильнее. Но нельзя её за робость попрекать… Что же я снова один. Нужны ли мне компаньоны? Хм-м команда часто всего-навсего временное понятие: вышли на поле, вместе поиграли против соперника и разошлись после матча…».
Он нахмурился, замотал головой и тихо произнёс:
– Нет. Не так. Нас здесь много… Пусть в тот раз я ошибся в соратнике, но из этого не следует, что остальные поступят со мной так же. Я никого бросать не намерен, я так не могу. Я обязан помочь остальным. В людей надо верить. Надо обязательно давать им кредит доверия. Делать добро надо, не унывая. Доверять, не сомневаясь».
Дима посмотрел на желтоголового. Связан надёжно. Юноша выглянул в коридор и заскользил точно заматерелый лазутчик, намереваясь освобождать всех, кого встретит.
Запущенный Дроздовым освободительный мятеж прокатился по термитнику с такой скоростью, что обескураженные насекомые даже не успели оказать сопротивление. Через какое-то время желтоголовые вместе с командирами были обездвижены. Бывшие рабы, несколько десятков человек, прославляя избавителя, праздновали победу громкими выкриками. Братия в балахонах скандировала так громко, что Дима поспешил вывести всех наружу. А там, на выстроившихся вплотную по тесёмке каменистого берега потомков ведунов напали другие эмоции: мандраж и озабоченность, ибо мост через бурлящий поток отсутствовал, лодок тоже не было.
Всеобщее ворчание и тихое раздумье прервало звонкое каверзное высказывание Милы:
– Но мы же не оставим их всех связанными? Малютки без ухода погибнут!
Повстанцы единовременно загалдели. Дима поддержал Наузову:
– Она права. Освободим одного, а заодно поинтересуемся, как перебраться с острова на сушу.
Нежданная идея обрела разумное объяснение и все безгласно условились, но тут же повинно склонили головы: возвращаться в термитник никто не хотел. Дима тщетно рыскал взглядом. Он понимал, что один не справится. Недооценивать способности термитов нельзя. Дроздов не собирался брать женщин с собой и отрицательно покачал головой, заметив попытку Наузовой пойти с ним. На удивление Мила послушалась, но на челе девушки отражалось сомнение. Напряжение затянувшейся паузы нарастало…
Внезапно по толпе как от ветра по неглубокому водоёму пошла рябь: молодой чернявый мужчина, примерно вдвое старше Дроздова, танковым клином протискивался сквозь ряды. Смуглое лицо светилось типичной горячностью южан. Он выступил вперёд и зычно крикнул:
– Я с тобой, малец!
Больше никто не вызвался, но юный волхв и без того был неописуемо рад. С коренастым добровольным помощником он привёл желтоголового на берег. Антенны ему не развязали, а конечности от пут освободили. Термиту жестами показали, что требуется. Насекомое испуганно затрясло лапками.
– Он нас боится. Толку не будет, – огорчённо резюмировала Мила.
Южанин сдвинул брови, оскалился и с утробным рёвом изобразив свирепый темперамент гладиатора, встал в стойку как на боксёрском ринге, красноречиво давая понять желтоголовому, что запросто превратит его в отбивную, если термит откажется сотрудничать. Применённая тактика возымела отрицательный эффект: недавний узурпатор сжался от страха сильнее. Его реакция натолкнула Диму на свежую мысль. Он пантомимой показал, что хочет пить и есть, а потом покачал руками так, словно в них был младенец. Затем он указывал пальцем в термита, показывал кивками и, махая руками, что желтоголовому надо скорее спешить домой. И так несколько раз по кругу. Казалось, что термит, насилу, сообразил, что его отпустят к личинкам и позволят освободить сородичей, в обмен на подсказку: указать переправу. Он приободрился, взобрался на плоский коричнево-сизый валун с зернистой поверхностью и замахал лапками так, будто что-то тряс. Теперь повстанцам пришлось разгадывать шараду из непонятных жестов. Версии отсутствовали. Термит повторял и повторял. И вот его энтузиазм стух. Он временно затих насовсем и вдруг резко подпрыгнул. Кто стоял ближе, с возгласами шарахнулись, а термит продолжал прыгать.
– Он хочет, чтобы мы скакали вместе с ним? – раздался из толпы чей-то голос.
– Нет! Он хочет, чтобы надавили на этот камень! – просиял Дима, и он ринулся к термиту, который услужливо освободил место.
Других предложений не поступило, потомки ведунов впали в молчаливое ожидание. Дима надавил на камень. Ничего. Ещё и ещё. Огляделся. Ничего не произошло.
Южанин отодвинул его:
– А ну-ка, братское сердце, пропусти старшого!
Дроздов соскочил, а чернявый усиленно принялся нажимать. Под его яростным натиском валун противно заскрипел и немного подался.
Мила с волнением воскликнула:
– Смотрите! Там!
В неприметной узкой расщелине выступил обтёсанный каменный бортик.
– Ещё! Давай ещё! – скомандовал Дима, рассмешив южанина, который, тем не менее, подчинился и сильнее приложился к валуну.
Бортик выдвинулся дальше, а на противоположной стороне показался такой же. По каньону разнеслись крики:
– Ура! Мы нашли мост!
Силовое упражнение по активации разводного моста привело к ожидаемому результату: над рекой появилась полноценная перемычка. Мост был узкий, без перил, но это обстоятельство совершенно никого не заботило. Повстанцы вновь обрели свободу и, вспомнив, зачем они здесь, хлынули штурмовать гору. Самые отважные пробирались по тонким уступам. Те, кто осторожничали, пошли в обход. Желтоголовый скорёхонько скрылся в термитнике. Существовал риск, что он может вскоре появиться с армией собратьев и попытаться усмирить рабов. Дима решил, что именно поэтому попытка проговорить со всеми общий план действий у него провалилась. Только что с обожанием смотревшие на него парни и девушки, никак не откликались, и казалось, вовсе забыли о его существовании: пик объединения прошёл, теперь каждый снова был сам за себя…
Только южанин отсалютовал на прощанье:
– Меня зовут Анвар. Моё имя имеет арабские корни и переводится как «лучезарный». Это значит, что я призван творить добро. Ещё увидимся!
Мила медленно перебралась на другую сторону. Дима понял по размеренности в её движениях, несмотря на природную шустрость, участвовать в общей давке Наузова не собиралась. Она прислонилась к валуну поодаль моста. Её взгляд скрупулёзно бороздил по скале в поиске наилучшего курса. Она лениво водила пальцем по крупной прожилке в камне и вдруг с сарказмом выдала:
– Мы с ними одной крови, а они даже спасибо не сказали.
– За что спасибо? – истощённо спросил Дима, с отрешённым видом примостившись поодаль, но на самом деле он был более чем сосредоточен. Мила желала общаться, и Дроздов не хотел упустить этот момент: пытливый ум осознал, что через проговаривание можно не наживать и избавляться от множества проблем. И если у девушки возникла потребность высказаться, то он с удовольствием предоставит ей эту возможность.
– Очень остроумно! Хочешь поскромничать, герой?
Юный волхв внутренне усмехнулся: эта прекрасная особа умела удивительную способность взвинчивать собеседника с полуслова. Он незаметно сделал медленный вдох, усилием воли сфокусировался и прикинул: «Раздражённый тон маскирует повышенную тревожность. Гипотетически угроза опять попасть в заточение не миновала. Если Милу не остановить, то мы снова поссоримся. Надо аккуратненько помочь ей справиться со стрессом. Она всё равно не признает, что нервничает». И Дима, интуитивно ощущая, что термиты не нападут, вопросительно уставившись на Наузову, устало спросил:
– Извини. Я отвлёкся. О чём ты?
Она смерила его надменным взглядом:
– Это же ты нас всех освободил. Благодарю, молодец! Поступил как герой. Можно и грудь выпятить.
Заложенная в речь язвительность не ускользнула от слуха Дроздова: «Она рада, но надуманные состязания, всё ещё её не отпустили. Нужно срочно проговорить о чём-то ином, но Мила не даст этого сделать… Тогда так, я тему углублю, разовью, но сделаю это на базе неоспоримых смыслов…». Насколько мог нейтральным тоном он произнёс:
– Не время почивать на лаврах… Да и чем собственно гордиться? Знаешь, мой дедушка рассказывал подвиг земляка, разведчика Бориса Кириенко. Ходили бойцы в очередной раз «языка» доставать. Кириенко был на чеку, и спас командира дважды за один выход к немецким окопам. А расслабился бы, что в первый раз погеройствовал и свою жизнь мог потерять, когда снова фашист вдруг с автоматом выскочил, а командира и подавно не защитил бы. К чему это я? Понятие «герой» у каждого своё.
– И что сиё для тебя? – с вызовом осведомилась Мила, но в её глазах уже обосновалось спокойствие.
– Для меня это следовать примеру предков, быть похожими на них в делах. Чтобы не было стыдно за свои поступки. Герой – это качество, которые должно быть как часть натуры, а не случайный всплеск. Тот же Кириенко, например, после войны мог сидеть дома и былыми ратными заслугами хвастаться, а он на протезах пошёл в школу учителем, ребятне знания давал, наставлял. И не он один такой. Мужчина – это защитник и от физической угрозы, и от морального и умственного разложения потомков. Он последователен и скромен. Я думаю, что «герой» это не про сказочную храбрость и доблесть, а про состояние души, приверженность высоким ценностям, способность действовать самоотверженно. Подобным поступкам, когда кто-то делает что-то во благо других, не сто́ит удивляться, надо рассматривать их как нечто само собой разумеющееся, «у нас так принято» и всё. Хотя сегодня для детей, конечно, надо вводить понятие «герой», но только для того, чтобы предметно указать ориентир, для того, чтобы они не путались, ведь в современном мире размылось значение этого слова. Как ни посмотришь в кино, мультиках, комиксах, компьютерных играх сплошные супергерои. Причём одиночки. Пропагандируется как феномен страдальца, который прошёл испытание, получил какую-то супер силу, натянул цветные лосины и пошёл мир спасать. Бррр!
Размеренность повествования и общий смысл сказанного возымел успокаивающее действие. Мила оправила волосы и с долей тоски в голосе поведала:
– Мой папа как-то дискуссию завёл о супермене и ему подобных персонажах. Он подметил, что образ американского героя в облегающем трико плохо зашёл в нашей стране как бы изыскано голливудские фильмы его не преподносили. У нас, у русских, хватает своих героев для подражания и из исторического прошлого, и сейчас на Донбассе. И вообще, как врач по образованию, он поставил такой диагноз: у русских массовый героизм в крови.
Наслаждаясь тем, что его отвлекающе-расслабляющий приём удался, Дима успокоился и не преминул блеснуть знаниями по истории.
– США как государству отроду всего ничего. Пара сотен лет. Они никогда не воевали на своей территории. В культурном коде американцев отсутствует эмоция переживания за отечество, их гражданская Война за Независимость не в счёт. «Плавильный котёл» из переселенцев не имеет народообразующей базы из общих сказаний, легенд. Они индивидуалисты. Просто ищут выгоду. А как можно посчитать прибыль за любовь к родине? Никак. У нас, к сожалению, с этим тоже не всё гладко, – он кивнул в направлении удаляющихся потомков ведунов, – разобщённость пропитала, по большей части молодёжь. Развал СССР и последующие три десятка лет под неолибералами породили «бесхребетных слизняков» и у нас в обществе. Сама знаешь из новостей, сколько «миролюбивых тараканов» сбежало из страны. Как удобно им было не замечать, что восемь лет на Донбассе стреляют в русских, идёт планомерный геноцид русскоговорящего населения. А тут Специальную Военную Операцию объявили и они засуетились. Удрали, боясь попасть под мобилизацию. А попрятавшиеся за рубежом артисты? Посмотри, как ярко проявилось их отношение к родине. Россия для них кормушка, не более.
– Зато настоящих деятелей культуры стало видно, когда «поющие трусы» схлынули. Но ты прав, патриотов мало. Мы ещё в самом начале гражданской войны…, – Мила прикрыла глаза и, будто стесняясь собственного вопроса, проронила, – а какая, по-твоему, должна быть героиня? Какие героические характеристики ты видишь у женщины?
Её заалевшие щёки запустили по Диме арктический холодок, лоб покрылся испариной. Ему хотелось не то петь, не то кричать или всё вместе: Милу интересовал его идеал женщины!
Сиплым голосом, переняв у отца преподавательскую манеру изъясняться, он стал тезисно излагать:
– В этом вопросе я, безусловно, отталкиваюсь от образа мамы. Женщина наполняет жизнь смыслом, начиная с того когда с первой минуты после рождения она учит ребёнка говорить и понимать мир. Она заботливый воспитатель и вдохновитель. Она терпеливый наставник и кладезь житейской мудрости. Она бережный хранитель традиций. Семья – это колыбель будущего. Женщина, как и мужчина, неотъемлемая составная часть традиционной семьи. В противном случае нацию ждёт деградация и гибель.
– С тобой интересно, – промурлыкала Наузова.
Она случайно коснулась его пальцев. Прикосновение обожгло, но было приятным. Жаркая волна неукротимых мурашек стремительно промчалась по Диме. Сердце подпрыгнуло. В желудке образовалась невероятная облачная лёгкость. Определённо Наузова имела над ним странную власть. Стоило ей сменить гнев на милость и ему хотелось замурчать у её ног, тешить себя мыслью, что Мила ему доверилась. А ещё очень хотелось подольше удерживать её в добром расположении духа. Он помышлял иметь силы уберечь её от любых напастей. От этих мыслей Диму жахнуло холодящим изумлением, его затряс озноб.
Она обеспокоенно поинтересовалась:
– Ты чего? Замёрз что ли?
Дима сглотнул. Сознание юного волхва лихорадочно заметалось в поисках подходящего ответа.
– Н-нет. Кое-что по-о-онял, – протянул Дроздов.
– И что же?
– Надо верить в себя, а это возможно, если знаешь, что сражаешься за правое дело, и тогда можно стать кем угодно, а не только чародеем.
– Ух ты, ну и наворотил! – в глазах девушки запрыгали смешинки.
– Сила в правде. Так пойдёт?
Она плавно закивала, как китайский болванчик. Дима рассмеялся, и хохот всецело завладел им. Мила смотрела с добродушным удивлением, а Дроздов продолжал смеяться. Он не замечал особенностей этого странного мира, не видел трудностей. Мила была рядом. Она улыбалась. Её дианитовые глаза смотрели только на него, и ему было от этого хорошо. В этот момент для Димы существовали только они двое, всё остальное отошло на второй план, стало несущественным.
