Сердце ёкнуло, Паша ощутил, что они не одни. Как незаметно подать сигнал помору, чтобы не спугнуть наблюдателя? Ответ родился сам собой. Степанцев небрежно срывал шишки, подбрасывал их и как бы невзначай несколько раз попал в Михаила. Помор не сбавляя темп, и не оборачиваясь, прошептал:
– Что тебе?
– Тут кто-то есть.
– Приметил уж. Выше двинем.
Михаил по косой свернул влево. Паша обнаружил, что поднимается по склону. Приходилось хвататься за колючие кусты, чтобы продолжать взбираться по мягкому ковру из листьев и иголок. Оказавшись на открытом холмике, Степанцев больше догадался, чем увидел, что они выбрались из оврага. Изнутри пробирала мелкая дрожь, но сознание было ясным, диктовало подсказки: «Слово управляет. Нужное слово. Какие здесь нужные слова? Животные чувствуют человеческий страх. Поворачиваться спиной нельзя. Минимум контакта. От зверя не уйти. Надо готовиться атаковать. Оружие… Надо изготовить оружие». Отломав сук, Паша зачистил его от мелких веточек и бесстрастным тоном спросил:
– Мы потревожили логово зверя? Волка?
– Волки без особого повода на людей не бросаются. Коли встретят человека, переждут в укрытии али убегут, да и стаей охотятся, а этот за нами идёт … Не звериная привычка.
– Я почему-то уверен, что это именно зверь…, – Паша осёкся, – волоколак?
– Накликали на свою голову. Упомяни беду, вот и она… Разнуздались в последнее время слуги тёмных сил, ох разнуздались…
Не успел помор договорить, как раздалось протяжное рычание. Колдун-оборотень в обличии зверя притаился совсем рядом. Паша затаил дыхание. Чернота вокруг. Закрой глаза и картина будет та же. Но у Степанцева словно включилось внешнее зрение, а в недрах сознания сложился алгоритм, как уцелеть в неотвратимой схватке. Он в мгновение ока передал макинтош Михаилу: соблазн воспользоваться велик, но магия убивает способность двигаться, туманит рассудок. Помор принял, ничего не спросив, словно читал мысли Паши. Степанцев скинул шубняк. Сук перекочевал за пояс. Ноги расставлены, чуть согнуты. Тело слегка наклонено вперёд. Руки немного опущены и вытянуты перед собой. На лице проявилось выражение бывалого воина. Он был готов действовать жёстко и без эмоций.
Противник обозначился: оскал волка на чёрном фоне вырисовался белыми клыками, глаза зверя блеснули. Морда всё ближе. Нервы на пределе. Внутренний голос Паши скомандовал: «Сейчас!» и поединок начался. Схватка была короткой. Мощный удар ладонями по ушам. В голове зверя вакуум, он дезориентирован. Точные уколы суком по рёбрам. Тонкая прослойка мышц не спасает. Рёбра хрустят. Волк осел. Предсмертный вой. Зверь повалился на бок и затих. Электрическая волна пробежала по телу, Паша вздрогнул и отбросил окровавленный сук.
– Я убил его. Я убил колдуна. Я убил человека…
– Ты уберёг нас от лютой расправы. И не одних нас. Сколько бы ещё этот оборотень беды наделал? Не убийца ты, защитник.
Что-то тихонько хлопнуло-ухнуло, и волк воспламенился карминовым пламенем. Лес на минуту озарился, и опять сделалось темно. Оборотень сгорел в два счёта, как и не было. О том, что это всё не померещилось, указывал только мерзкий запах горелой шерсти.
– У тебя, милок, отменная ударная техника. Где научился?
Степанцев пожал плечами и смущённо проговорил:
– Спасибо. Само как-то получилось. Я не охотник, истории только слышал о том, как деды голыми руками на зверя ходили.
– Вот оно что. Стало быть, предки позаботились.
Ошарашенный Паша икнул.
– Хотите сказать, что мне их навыки передались?
– Так и есть. Ничего в пустоту не уходит. Всё что род накапливает дальше идёт. И ты молодец, не оплошал, внял что пришло. Слово управляет и кровь помогает. Верная родная речь и живая память предков в крови – непобедимая суть. Ты очистился моим напитком. Он сорвал надуманные затворы. Не засори же боле разум ерундой. Черпай силу, что имеешь, не хорони её. А теперь в путь. Одевайся, шибче. Недалеко уж. Слышу воронов я. Только…
– Что только?
– Чудится мне, что какой-то погребальный настрой у них.
Через вереницу пригорков они выбрались к обрыву. Песчаный покатый откос вёл к реке. Небо розовело. Туманная шапка расползлась по округе редкой дымкой. Образы вокруг приобретали чёткость очертаний. Близился рассвет. Багрово-алые разводы и красные облака предвещали, что ветер не утихнет.
Осторожно ступая по краю, Паша разглядел вдали плоскодонку Михаила:
– По кругу прошлись?
Помор теребил бороду:
– Выходит что так.
– А во́роны где? Я их слышу, но не вижу.
– Вон там, кучкуются. Панихида у них.
Паша подошёл к Михаилу. Он обомлел от того, что увидел: в свободной от деревьев просевшей по уровню с утёсом прогалине над мёртвой птицей кружила стая ворон. Ложбина, образовавшаяся как промоина, кишела чернокрылыми.
– Да тут целая прорва ворон!
– Т-с-с! Пусть окончатся похороны. Нельзя их отвлекать, когда оплакивание. Грядёт траур. Нам нужен совет Брана, а он из-за нашего неуважения может сослаться на обычай во время траура не заниматься мирскими делами, возьмёт, да откажет. Подождём тихонько, иначе уйдём не солоно хлебавши.
– Прямо-таки почести отдают и на тот свет провожают. Они кого хоронят, вожака? Зачем такой суперский концерт устроили?
– Ворон птица ранимая. Переживают они так по любому сородичу.
Шумно отдуваясь, Паша запыхтел как паровоз. Нетерпение поддавливало, и насыщенная событиями неспокойная бессонная ночь давала о себе знать плотно подступившей сонливостью. Край солнечного диска нарастал и вот-вот готовился показаться целиком. Степанцев хмурился и ходил кругами вокруг кривоствольной сосны. Совершив несколько оборотов, он спросил:
– И долго они ещё там переживать будут?
– Скоро уж. Видишь, уселись. Молча горюют. Как взлетать начнут, Брана кликну, испрошу, о чём он ведает.
– Кстати, а как вы с ним разговаривать будете? Птичий понимаете?
– А то, как же. Они язык человечий прекрасно разумеют, а вот отвечают по-своему. Тебе тоже работёнка перепадёт.
Паша впал в ступор:
– К-какая?
– Запоминать будешь, что скажу. Главное не мешкай. Потом разгадывать будем, что он нам тут накаркает.
Оцепенение Степанцева сменилось весельем и он, хохотнув, произнёс:
– Это вы как переводчик, а я как ваш адъютант, парой дознавателей выступим.
Михаил ласково улыбнулся:
– Добрый ты парень, отрадный. Хороший друг у Димы. Справимся. Пробудим ученика моего.
Поджав губы, Паша кивнул и тут в поле его зрения попал цветок. Он протёр глаза. Нет, не привиделось. Поздняя осень и нежный цветок, да не один, лужаечка. Руки сами потянулись к подарочку для Маши. Но только он хотел сорвать серо-зелёный стебель с жёлтыми головками, как помор предостерёг:
– Не рви его. Это бессмертник. Проводник он меж миром живых и мёртвых. Лекарственный прок в нём имеется. Посадить у дома али в горшок можно. Изображение завести тоже хорошо. Однако ж негоже такой сухоцвет только для любования в доме иметь. Пользу пусть приносит. Да и мало его стало, беречь это растение надобно.
Паша будто соглашаясь, кивнул, но идея о маленьком презенте для Маши не отпускала. Он порыскал, ища достойную замену, и снова упёрся взглядом в изящное творение природы.
«Подумаешь, всего один возьму» – рассудил про себя Степанцев. Улучив момент, он тайно сорвал бессмертник и спрятал его за пазуху.
И вот все солнечные лучи озарили небо. Тёплые приветы огненного светила, будто дали отмашку и во́роны как по команде громко захлопали крыльями. Делая виток над прогалиной, они словно самолёты с аэродрома, разлетались по разным направлениям. Михаил несколько раз зычно протянул:
– Бра-а-ан!
Из мельтешащей стаи выделилась горделивая птица. Она устремилась к ним, проворно уселась на толстый сук сосны и закаркала. Паша никогда не видел так близко ни одного во́рона. Чёрное шелковистое оперение имело чуть приметный изумрудный блеск. Бледно-голубые глаза смотрели разумно. Помор вытряхнул из котомки полуметрового сига.
– Давно не виделись. Поклониться зашёл. Гостинец прими, дружочек, не побрезгуй рыбки отведать!
Брану преподношение понравилось или нет, Паша не понял. Ворон перебирал лапами, двигаясь вправо-влево, но не слетал, а только издавал странные звуки, отдалённо напоминавшие типичное карканье. Помор же почтительно кивал, и когда Бран умолк, Михаил изрёк:
– Печально мне, что собрат твой погиб от рук человека. Многое ты на своём веку повидал, разный же люд встречается…
Ворон расправил крылья, интенсивно замахал и грозно заклокотал, а Михаил заговорил без возмущений.
– Да погоди ты во всём от человека отрекаться! Не серчай! Не защищаю я никого и не променял мудрость на безумие. Пособие мне нужно, оттого и усердствую. Ученика моего, Диму видел ты его не раз. Вернуть Диму потребно. Воссоединить дух с телом. Но прежде скажу тебе догадку. Даётся мне, что не обычный человек то был, кто с твоим другом расправился. Колдун-оборотень. Полюбопытствовал твой собрат и на волоколака напоролся, на его тайный обряд. Утешу же тебя. Нет уж неприятеля твоего, – помор махнул в сторону Паши, – этот малец давеча с ним разделался.
Бран переключил внимание на Степанцева, помолчал, покаркал и спустился на землю. Расправившись с рыбой, ворон будто подобрел. Важно расхаживая, как первый министр при императорском дворе, он то прикрывал глаза, то пронзал испытывающим взглядом поочерёдно Михаила и Пашу. Цепкий взор птицы настораживал, наводил трепет, схожий тому, что бывает у абитуриента перед экзаменатором. Паша сглотнул. Необычная встреча будоражила. После паузы с променадом Бран заговорил спокойнее. Михаил, склонив голову, слушал и вдруг стал высказываться обрывками фраз. Паша не сразу догадался, что пора подключиться, но как только уловил что к чему, не упустил ни единого слова.
Речь помора звучала ровно, но трепет ощущался в прерывистом дыхании:
– … В эту пору у меня нет прямых ответов. Однако же нет тайн для меня. Я есть вопрос! Я есть ответ! Бран не приходит поздно. Рано тоже меня не жди. Я глашатай, когда сам повелеваю быть им. Я появляюсь сам, когда нужно. Вы явились почти к сроку. Услуга же за услугу. Крепись, твой путь не будет устлан лепестками роз, всё чаще будут там шипы. Но зажгу я в тебе надежду. Улизнул твой ученик, отсрочил кончину ненадолго. Нужен ещё поступок. Да не способен он ума приложить. Сгинет ученик твой. Нет ему спасения, коли не перехватишь юнца, да не вызволишь, покуда день с ночью дважды не сменятся от сего часа, – Михаил натужно вздохнул и смиренно вымолвил, – благодарствую.
Паша понял, что аудиенция завершилась. Бран улетел. Степанцев повторил Михаилу всё что слышал.
Помор схватился за бороду:
– Не шибко, но и не пусто. Наперво самому предстоит разобраться, а потом уж идти горемычного вызволять.
– Э-э-э… Кажется, в таких случаях говорят – «Мне понятно, что ничего не понятно», – обескуражено, произнёс Паша.
– Будет с тебя, милок. Ступай восвояси. Отныне это мой рок.
– А что вы собираетесь делать?
– Повстречаюсь, с кем следует. Держать совет станем да на соборе всё и порешим.
– Что? Что порешите? – не унимался Паша, которому не нравилось, что его сместили на задний план.
Ответа не последовало. Дальше настаивать не имело смысла, Степанцев догадался, что помор не будет с ним разглагольствовать на ведические темы. Надо было принять, что свою партию он отыграл. Паша шумно выдохнул и отсалютовал.
– Тогда я пошёл. Спасибо вам за всё.
Тьма дислокации промелькнула как один кадр. Паша хотел было улыбнуться, но не смог. Промах. Макинтош доставил его неизвестно куда. Паша представил дом знахаря, а вместо этого оказался в залитом солнцем зелёном ракитовом саду: стоял под густой шатровой кроной ивовых веток, которые деликатно колыхал ветерок. Отчётливые весенне-летние ароматы сбивали с толку. Досады нет, в душе поселилось странное блаженное умиротворение. Ожидаемая усталость почему-то ещё не напала. Вместо неё Паша испытывал некую заторможенность. Он задумался: «Что пошло не так?». Идей ошибки не было, ни одной. Степанцев обескуражено, пробормотал:
– Этого не может. И вообще сейчас осень. Где же я?
Донёсся неясный шорох. Он замер. Пара степенно проходящих мимо фигур заставила его сильнее затаиться. Ветки ивы касались земли, его не было видно, заинтригованный Паша осмелел и приблизился. Чуть раздвинул листья и обмер. Если одна фигура его ничуть не смущала, хоть и была не знакома, то вторая… Первый – мужчина в военной форме, он беседовал с Ангелом. Они остановились у полукруглой скамьи с высокой спинкой, и присели. Паша точно знал, что он не ошибся. Второй – сущность в белокипельном длинном одеянии – это Ангел. Да и как обмануться, если золотистый нимб над головой сияет, и белые крылья за спиной сложены. Степанцев обратился в слух. Благозвучно, подобно музыке говорил Ангел:
– Знаю. Туго. И потому я пришёл укрепить тебя. Как сказано святым праведным Иоанном Кронштадтским: «Если бы не было Ангелов-Хранителей и наставников у людей добрых, благочестивых, тогда демоны истребили бы весь род человеческий, – если бы, то есть, Господь попустил им делать что им угодно с людьми: ибо злоба бесов к людям безмерна и зависть их к человеку не имеет пределов, ибо человек сотворен по образу Божию и предназначен к наследию вечной жизни на место падших ангелов». Что гнетёт тебя боле всего?
Военный ударил кулаками по коленям, заговорил надрывно:
– Несправедливая смерть! Она косит моих близких, друзей, собратьев. Сначала из-за блокады на Донбассе люди умирали от голода, а потом… Вот уже как девятый год мирные жители погибают под артиллерийским огнём. Народ восстал. Борется за существование на исконно своей земле. Люди продолжают гибнуть. Донбасс превратился в кровавую арену. Запад, снабжая заблудших укров оружием, и нашёптывая об исключительности, режет их как скот. Теряем с двух сторон. Славяне тонут в состряпанной пучине. А смерть безвинных детей? Как это всё вынести? Как не уподобиться адову зверю, не стать рабом мщения?
– Воин – это особый статус. Воин видит мир таким, каков он есть, ёмче, без приукрас. Сейчас ты на больничной койке, есть время подумать. Вспомни, чему тебя учили…
– В любой момент быть готовым защищать Родину и тех, кто не может сам за себя постоять.
– Выбор сделан. Ты не один. Твои близкие молятся, чтобы у тебя на всё хватило мужества, в том числе и устоять умом, не обозлиться, вершить суд, а не чинить расправу, непорочно исполнять ратное служение.
Паша подумал: «Здорово когда есть Ангел-Хранитель. Наставляет в трудный час. Вот бы и мой помог мне разобраться?».
И тут Паша почувствовал, что не один. Он медленно обернулся. Ангел-Хранитель, копия того, что сидел с военным, стоял в метре от него.
– Звал меня?
– Я… Да. Здрасте. П-почему я здесь? Я ведь не умер, да?
Ангел-Хранитель опустил взгляд на грудь Паши и поднял взор. Степанцев тотчас вспомнил, что за пазухой припрятан бессмертник – проводник между миром живых и мёртвых.
– Упс!
Ангел-Хранитель одарил Пашу благосклонной улыбкой.
– Избавься от него. Пройди испытание снова, и ты вернёшься куда надобно.
– Благодарю, – пролепетал Паша, моргнул и обнаружил, что остался один.
Он вытащил растение.
– Вот это цветочек, сильный провожатый. Прошу прощения, что сорвал.
Паша присел. Бережно положил бессмертник и тот тут же пророс, словно давно ждал, когда его пересадят. Степанцев повеселел, представил себе комнату Димы в доме Георгия Максимовича и в мгновение ока в ней очутился. Акела ощетинился и тут же успокоился. Паша отшатнулся, мысленно успокаивая себя: «Этот серый друг свой. Не волоколак». Он опёрся о стену: воспоминание о встрече с колдуном-оборотнем взвинтило уставший разум и лишило остатка сил. Степанцев поймал обеспокоенный взгляд знахаря. Георгий Максимович сидел на стуле с кружкой чая. В помещение, где вовсю хозяйничали лучи солнца, витал стойкий запах мелисы. Дима по-прежнему был в летаргическом сне. Где-то в деревне заголосил петух, ему вторил другой. Пауза после появления Степанцева затянулась, и дедушка Димы нетерпеливо спросил:
– Какие новости?
– Михаил подключился. Обещал довести до конца.
Голос Паши был настолько слабым, что знахарь подскочил. Помог снять макинтош. Вблизи он разглядел потрёпанный вид Паши. Озабоченно Георгий Максимович скомандовал:
– А ну-ка за мной. Отдохнуть тебе надо. Приляжешь на мою кровать. Я тебе травок заварил, пропьёшь. Посмотрю чем ещё тебе помочь.
– Идёт. Только Глебу позвоню, скажу, чтоб моим передал, что я у вас на лечении.
Паша порыскал в котомке, отыскал мобильник. Батарейка тревожно мигала. Глеб начнёт расспрашивать и на один звонок зарядки может не хватить. Паша насколько мог быстро, набрал текст и отправил сообщение: «С М. встретился. Скажи моим, что я ночью кашлял и с утра к знахарю пошёл за лекарством. Как подлечусь, приду».
Мила обняла себя за плечи и, поджав ноги, съёжилась в кресле. Дима у входа в капсулу продолжал следить за чужаком. Силуэт в белёсой просторной одежде приближался, вырисовывался образ старца. Удивительная безмятежность юного волхва порождала внутренние вопросы: «Почему я так равнодушен? Мою волю дистанционно парализовали или это состояние предвещает встречу с доброжелателем?». И тут, как некогда в лабиринте страхов, он ощутил знакомое спокойствие.
– Он снова явился! – Дима выглянул наружу и закричал, – мы здесь! Как хорошо, что ты пришёл!
– Кто явился? Кто пришёл? – всполошилась Мила, поправляя волосы.
Встав посреди двери, Дима с упоением смотрел на фигуру, которая уже больше не выглядела незнакомой:
– Дух прапрадедушки. Он нам поможет!
Послышался приветливый голос. Мила покраснела, оправила балахон, привстала, села обратно. Дима боковым зрением заметил суету.
– Он хороший, – всё, что нашёлся сказать он, чтобы хоть как-то успокоить её.
В капсулу вошёл мужчина преклонного возраста. Мягкие черты лика добронравного святого располагали. Наузова вскочила, скромно улыбнулась, почему-то с поклоном поздоровалась и шмыгнула за дальние кресла.
– Внучек, ты у меня не из робкого десятка. Гляди, как опять далече забрался. Занятная прогулка получилась.
– Э-э-э… Это не прогулка. Я вот… Мы, в общем, в морок угодили.
– Ведаю… Возобновили Дивинус козни с размахом устраивать. Но да справимся. Некогда в кручине пребывать.
Дима уселся в кресло, прапрадед тоже присел, поодаль, чтобы видеть сразу обоих. Мила стыдливо прятала глаза и непривычно молчала, словно набрав в рот воды, и Диме об их злоключениях пришлось «выкладывать» всё самому. Он изложил лаконично, буквально в нескольких предложениях. Что-то ему подсказывало, что, несмотря на размеренность в движениях и умеренный тембр речи, прапрадед торопится.
– Ну, что же, мой родной, порадую – выявил ты с подружкой портал. Не каждому такое по зубам.
Наузова робко подала голос:
– Какой портал?
– Гать.
Мила предположила:
– Это как дорога гаченая, что на болотах прокладывают?
Почёсывая переносицу, Дима вставил:
– И я знаю про такие. В Ипатьевской летописи времён князя Всеволода о них говориться, и при Петре I бревенчатые и дощатые пути строили. Наши нефтяники их в диких местах прокладывают. Но только какое мы имеем к этому отношение?
Всё ещё застенчиво Мила голубкой проворковала:
– Никакого. Не там гадаем, – она подмигнула Диме и кивнула на ленточный узор в шестиугольной пластине, – разгадка здесь кроется.
Скромность Милу украшала, Дроздов был приятно удивлён её поведением. Он положил ладонь на узор. Гладкий металл неожиданно будто подал электромагнитный импульс. Дима сжал кулак и воскликнул:
– Мила, какая же ты молодец! Гать – это телепорт! – юный волхв посмотрел на прапрадеда, – она открывает дороги на разные планеты, так?
– Гать сама есть дорога. Тока вселенского разряда. И Портал это она или же Проход, или Врата, кому как понятнее. А эти петельки на стене не что иное, как её отметка – Печать Гати. Была построена нашими предками, соединяла в незапамятные времена множество Домов в Космосе, где родовые общины жили. Ей можно было и наяву, и в напускном сне пользоваться, силы беречь путешественника и за короткое время в тридевятые царства заглядывать. Опять же для гонцов сподручно. Да только после страшного бедствия перестала она работать. Сколько не пытались восстановить всю сеть, не удалось. Вроде как очагово она исправна. После той большой поломки побаиваются Гать использовать и светлые, и тёмные ведуны: отправиться порой можно комфортно, да домой вернёшься или нет неизвестно. Давно это было. В древних текстах, где есть упоминания о Гати, говорится, что она уже разлаженной была. Сегодня и не сыскать того кто в ней что-то смыслит. Потому-то и огорчение в этой находке для вас есть – без толку она, раз незнамо, как пользоваться.
Хмыкнув, Дима задумчиво произнёс:
– Получается, что те инопланетяне на Марсе Гать чинят.
Мила икнула и опасливо сказала:
– Только бы не для вторжения.
И тут Дима поник. Он грустно спросил:
– Деда, ты не знаешь, как нам вернуться? Подсказки не будет?
– Твоя правда, внучок. Но ты не спеши руки складывать, нельзя прекращать прилагать усилия. Сюда-то вы сами добрались. До дома шажок всего.
Пожав плечами, Дима растеряно проронил:
– Мы не знаем, как у нас это получилось.
Раздалось сопение. Наузовой хотелось выступить. Дима обрадовался.
– Мила, у тебя есть предположение?
– Так случайно вышло, что я упомянула о Луне. И мы тут оказались…
– О Земле ты тоже упоминала, тогда почему мы туда не переместились? – озадачился Дима.
Прапрадед пояснил:
– Прореха, стало быть, тут в портале имеется.
– М-м-м… Контакта нет… А как же его возобновить? Как это сделать, если с незапамятных времён никто не смог этого провернуть? – засыпал вопросами юный волхв.
– До этого ты сам дойти должен. Это твоё испытание, – прапрадед поднялся, – я прибыл по другой причине, предупредить тебя.
– О чём? – в один голос спросили Дима и Мила.
– Погоня идёт. Близко уж, а ты и в ус не дуешь. Твоя миссия не выполнена. Ты обязан уберечься, – сказал прапрадед и рассеялся как дым.
– Вот тебе и помощь! – возмутилась Мила.
– Предупреждён, значит, вооружён, – смурно ответил Дима.
– И где же твоё оружие? Покажи, – съязвила Мила, снова став самой собой.
– Милаш, не кипятись, дай подумать… И помоги мне, пожалуйста.
Ласково сказанная просьба благоприятно подействовала. Наузова обуздала себя. Она сдержано спросила:
– Что нужно?
– Печать Гати – это своего рода пусковая панель. Что мы о ней уяснили? Она почему-то реагирует на твой голос. Попробуй поназывать какие-нибудь планеты…
– Неостроумно. Капсула может перенести нас туда, где будет куда хуже, чем здесь. А тут Земля рядом. Подадим сигнал своим. Они же не бездействуют, обнаружат нас. Есть ведические обряды взывания к близким, – она наморщила лоб, – надо постараться их вспомнить…
– Это долго! Оставаться нельзя! Сейчас тут появится… Я должен сохранить осколок Коркулум невредимым.
– Тогда вот что. Нам надо разойтись. Выходи из капсулы, – она подошла к Диме с намереньем теснить его к дверям, – если Дивинус каким-то образом отслеживают наши перемещения, то пусть заберут меня. Обождёшь, и когда все исчезнут, попытаешься вернуться на Землю.
Дима положили руки на плечи Милы и, глядя прямо в глаза, ультимативно заявил:
– Нет. Я не оставлю тебя одну.
Мила сдалась:
– Так и быть… Давай пробовать вместе.
– Ты сказала слово «Земля», а если надо называть какие-нибудь места на нашей планете. Предположим, что таких капсульных пунктов существует много? У себя на планете мы уж разберёмся! Мы…, – увидев скептическую улыбку Наузовой, Дроздов умолк. – Хочешь сказать, что я опять размечтался?
– Есть такое дело. Мы не знаем коды мест. Представь сколько разных наименований. Нам необычайно повезло, что Гать на слово «Луна» среагировала, а ведь спутник Земли зовётся по-разному: Син, Селена, Иях, Цукиёми… И какое более древнее имя? У праславян называлась Луна. Если верно помню, произошло от праиндоевропейского «светлая». В латынь тоже в этой форме обозначения попала, – Мила улыбнулась, на лице Диме читалось, что он поражён её знаниями, – Луна влияет на водную стихию, поэтому я про неё немало читала.
– Хм-м «гать» тоже из общеславянских слов… А что ещё ты знаешь о Луне?
Освещение мигнуло, прошлась вибрация, белая мгла наполняла капсулу. Не раздумывая, Дима вытолкал Милу наружу. Толстый слой пыли идти не мешал, напоминал не глубокий снег. В теле ощущалась лёгкость, но прыгать высоко, как на Марсе не получалось, накладывалось вращение и от такого небезопасного способа хождения Дима быстро отказался. Поспешно, но осторожно вышагивая, подростки спрятались с обратной стороны каменной глыбы, в которой находилась капсула. Звук разъехавшихся дверей, заставил Диму отодвинуть Милу и загородить собой. Пульс стучал тысячами молоточков. Их обнаружили. Почти обнаружили…
Грянул отстранённый мужской голос:
– Уважаемые дети, не бойтесь. Вступите в наши ряды. Станьте почётными членами тайного ордена. Получите доступ к особым мистическим знаниям. Вы слышали условие? Оно вам понятно? Ступайте ко мне?
Превосходная дикция, точно у выпускника филологического факультета, звучала инородно. Отсутствие человеческих эмоций «резало слух». Излишняя правильность, подсказывала, что русский язык не родной. Как это часто бывает заметно у иностранцев, которые, даже избавившись от акцента, выдают себя правильной литературно сложенной речью. Вне всякого сомнения, преследователь обращался к ним.
– Когда говорят «не бойтесь», следует бояться, – уличила Мила скрытый смысл. – Он нам угрожает…
– Не заставляйте меня прибегать к силе, – так же бесстрастно произнёс преследователь.
– Я же говорила, – хмыкнула Наузова, и поделилась наблюдением, – он спешит, уговаривать не стал.
– Мы ему не нужны. В инструкции же говорилось, что неподчинение равно ликвидация, – ответил Дима.
Раздались рычащие звуки. Преследователь с кем-то общался и получал ответы звериными рыками. Дроздов затаил дыхание. Наузова шумно задышала, Дима ощущал спиной её страх.
«Он не человек. Ищейки? Он натравливает на нас собак?» – содрогнулся Дроздов, подыскивая взглядом камни для обороны.
Пред ними предстал мухортой масти зверь. Он мягко ступал широкими, словно медвежьими лапами. Размером с молодого льва. Морда как у пумы. Хвост как у кенгуру. Под лоснящейся шерстью играют мощные мышцы. Строение тела хищника. На юного волхва наступал сильный противник, такого камнями не отогнать.
Дима прошептал:
– Лучше б это были собаки…
Зверь обнажил острые клыки. Он не мигал: вертикальные зрачки оценивали расстояние до жертвы. Зверь приготовился к прыжку.
– Наконечник! Дерись! – жёстко приказала Мила.
Дима задёргался будто ужаленный, но ничего сделать не успел. Зверюга накинулась на него. Схватила за торс и повалила. Коркулум так и остался в тряпице за пазухой. Тяжёлые лапы придавили юного волхва, пасть грозно распахнулась у горла. Зверь замер, будто ждал команду хозяина. Дима не мог и шелохнуться. Мила завизжала, когда появился ещё один зверь. За ним показался преследователь: убелённый сединами мужчина в чёрном сюртуке старомодного кроя. В ухе покачивалась чудной формы серьга: кристалл горного хрусталя в серебреной оправе. Старик имел длинное туловище и не пропорционально короткие конечности. Поросячьи глазки бегали вокруг. Он источал злобу. Преследователь шёл вразвалочку, поглаживая курчавую бороду и ехидно приговаривая:
– Я предупреждал, предупреждал. Но нет, ослушались старого Прокула.
Рухнув на колени, Наузова закричала:
– Я укажу вам, где наконечник Амура!
Диме сделалось дурно. Предательства от Милы он никак не ожидал. В голосе преследователя появилась властная интонация, он алчно желал заполучить артефакт:
– Умница, девочка, и где же он?
Указав на Диму, Наузова хладнокровно произнесла:
– Наконечник здесь! Но это я его нашла! Я была первой! Вы меня примете в почётные члены вашего ордена?
Такой боли Дима никогда не испытывал. Настоящая пытка. Во рту появилась противная горечь. Им овладела мучительная тоска. Подбиралось уныние… Худший враг – это бывший друг. Беспредельное горе отразилось на лице, мёртвой хваткой сжало сердце. Но тут Дима поймал плутовской взгляд жулика, которого раньше не замечал в прекрасных дианитовых глазах. Его душа воспряла и запела: «Это уловка! Моя Мила не предатель! Она тянет время, а я раскис!». Дроздов мгновенно оценил обстановку: «Я чувствую, что зверь вызван чарами. Он сама мощь, но даже у таких есть болевые точки! Он обычное животное!». Дима изогнулся и укусил зверюгу за нос. Существо дёрнулось, ненароком подставило шею, и Дроздов, что было сил, вгрызся в горло. Прокусить жёсткую шкуру не получилось. Зубы заскользили по шерсти. Рот набился грубыми волосками. Дима надсадно отплёвывался. Зверь безучастно принял прежнею позицию. Мила онемела от ужаса. Прокул давился смехом, утирал слёзы.
– Уважаемые дети, что за манеры? Врёте, не краснея, обижаете бедное животное, – весёлость из его голоса окончательно пропала, появились стальные нотки, – я слежу за вами с первой минуты вашего появления в мороке. Думаете, вы случайно рядышком оказались? Мне нужен был катализатор для этого сопляка, чтобы его влюблённость наверняка вывела к осколку сердца Вселенной. С Гатью накладка вышла, но как видите, я вас легко отыскал.
– Что вам нужно? – растерянно спросила Мила.
– До тебя мне дела нет. Блуждай здесь. А вот он с камушком пойдёт со мной.
Наузова шагнула вперёд:
– Что вы хотите с ним сделать?!
– Пока не решил, – снисходительно ответил Прокул и противно захихикал. – С избранными всегда такая штука сложная: надо уничтожить, но соблазн оставить великолепный козырь себе очень велик.
Дима продолжал демонстративно сплёвывать шерстинки, в то время как его мозг зациклился на мысли: «Гать – Накладка. Гать равно Накладка».
Словно потеряв всякий интерес к Миле, Прокул отвернулся. Он рыкнул зверюгам, и те встали около юного волхва как конвой. Он жёстко обратился к Диме:
– Вставай.
Дима медленно поднялся. Хилость старика была обманчивой. О нападении речи быть не могло. Дима отмёл этот план как не состоятельный. С колдунами нужно бороться их методами или хитростью. Поскольку способности Димы в мороке были ограничены, он уповал на природную изворотливость, которая просыпается у любого человека в час опасности.
– Что вы хотите? – устало сказал Дима.
– Иди. Гать ждёт.
Мила судорожно сглотнула.
– Я без неё никуда не пойду.
Категорически произнесённое заявление прозвучало как неукоснительное к исполнению условие.
Прокул едко усмехнулся:
– Пусть так. Позже разберёмся.
Дима взял Милу за руку, крепко сжал.
– Я с тобой, – громко произнёс он и, имитируя поцелуй в щёку, чуть слышно добавил, – иди к панели. Как дам знать, тихо скажи «Соль То́темская. То́тьма».