По набережной реки Кубань неспешно прогуливалась пара семнадцатилетних подростков. Юные краснодарцы этим первоапрельским утром всерьёз увлеклись отнюдь не шуточным разговором. Подтянутая юнармейка Оля Лагорская, мечтающая стать учителем литературы, поражала бесконечно влюблённого в неё Глеба Бойченко глубиной познаний «Слова о полку Игореве». Солидно овеянный чредой занятных фактов, Глеб, тем не менее, не упускал обращённых на спутницу восхищённых взглядов, пробегающих мимо спортсменов – обладателей атлетических фигур. Он их встречал с улыбкой. Его уже не волновало, разве что совсем чуть-чуть, собственное нескладное плотноватое телосложение. Больше не лишала покоя заурядная внешность типичного умника, по которой сразу было видно, что дружба с книгами ему куда ценнее походов в фитнес-клуб. «Пусть сколько хотят, рассматривают красавицу Олю, вот уже как полгода она моя. Моя фея», – торжествующе думал Глеб.
– Династические браки всегда были инструментом дипломатии, – вещала Оля, едва удерживая длинные светлые волосы от капризных порывов весеннего ветра, – в случае с кочевниками поступали так же, но несколько однобоко. Русские князья охотно женились на дочках половецких князей, а родственниц ханам не отдавали. Потому что из правящей династии могли отдать в жёны лишь равному, а половцев считали влиятельными, но не равными. Чтобы прекратить набеги, князья женились на девушках из степи и крестили их, это было даже делом богоугодным. И как бы ханы половецкие не испрашивали себе жён из русских, не получали. Ведь тут ещё один пункт кроме отсутствия паритета существовал. Кто же из правителей Руси «предательство» своей веры позволит? Так вот, вернувшись из плена, Владимир женился на дочери половецкого хана, которая приняла христианство и стала зваться Настасьей.
Воспользовавшись короткой паузой, пока Оля поправляла спутавшиеся пряди, Глеб как бы, между прочим, проронил:
– Насколько я помню, в поэме не сказано о том, что сын Игоря женился на половецкой девушке. И о том, что он из плена сбежал, тоже не говорилось.
Оля удостоила его островатым взглядом, от которого Глеб ощутил укол самолюбия. Его нутро эрудированного всезнайки зашевелилось и напряглось.
А Оля чуть свысока заявила:
– Роль педагога не только в том, чтобы передавать опыт, нажитый поколениями, но и помогать расти и развиваться. Учитель литературы обязан расшифровать детям и исторический пласт, заложенный в произведении. Ученики должны получать полноценную картинку, чтобы самостоятельно сделать выводы, а не пытаться зазубрить то, что нужно знать для получения хорошей оценки. Поэтому я читаю не только само произведение, но и штудирую позицию историков на его счёт, изучаю мнение литературных критиков.
– И что критики говорят? Всё ещё считают, что школьникам надо изучать, как русский князь в плен попал?
– Ты меня удивляешь! Подумай о духовном наполнении этого произведения! Писатель, он же профессиональный критик, Пётр Иванович Ткаченко хорошо сказал, что рассмотрение исторических событий самих по себе, вне духовного содержания и смысла, лишь набор фактов. Подобное упрощенство обходит мотивацию и причины событий.
– Я не так выразился. Не в девятом, а в одиннадцатом классе проходить бы…
– Не надо оправдываться, – она снисходительно улыбнулась, и словно разжёвывая сложный материал несмышлёнышу, произнесла, – если не спешить и призадуматься, то всё очень даже просто раскроется. В текст заложена христианская основа. «Слово» перекликается со Священным Писанием, – а потом поучительным тоном добавила, – лишать изучения догматов христианства тех, кто получает неполное среднее образование для нашей по большей части православной страны недопустимо. К тому же я думаю, что подобное произведение особо полезно для чтения в смутные времена, – и Оля сделала ударение на конец фразы, – такие как наши времена.
– Хм-м прочтение через библейские образы…, – рассеянно пробормотал Глеб, и попытался переосмыслить древнерусское произведение вслух, – всё хорошо, но князь Игорь возжелал ратных побед и пошёл на вражескую землю. Он недооценил врага и собственные силы. Князь попал в плен. На Руси поднялись мятежи, и началась кровавая междоусобица. Хм-м-м…, – он щёлкнул пальцами, – я, кажется, понял – беды человека приходят от крушения личности. Такое случалось в прошлом, такое случается и в наши дни, и вероятно будет происходить в будущем. Это обыденно для человеческой сущности. Заблуждение и проступок идут рука об руку.
– И раскаяние. На кого сходит просветление, может исправить ошибку и обрести мир, как для себя, так и для своего народа. С высокородными пленниками половцы хорошо обращались. Летописцы сообщают, что Игорь даже на любимую ястребиную охоту частенько выезжал, священника ему предоставили. Но князь Игорь сбежал. Он рисковал и вернулся. На Руси праздник, – Оля, задумчиво рассматривала что-то вдали, – главе государства нужно справедливо, но жёстко править. Сладкого няшку – «слижут». Горького деспота – «выплюнут». На таком месте не честолюбие тешить надо, а мудрость проявлять. А Игорь вначале повёл себя как мальчишка, которому лишь бы мускулами поиграть. Как жаль, что даже самый сильный лидер имеет изъян, – она заговорила быстрее, – выражаясь словами Петра Ивановича: «Это поэма о том, как живёт, как погибает в безверии и как спасается в вере человеческая душа». Я дам тебе книгу Ткаченко «Поиски Тмутаракани», в ней подробный анализ изложен.
Глеб кивал, а сам, почуяв скрытый вызов в словах Лагорской, впал в раздумье. Страстное желание захватило разум отличника: он неистово захотел доказать Оле, что заботливые правители существуют. Но припомнить идеальные примеры из истории никак не удавалось.
Умиротворённо вздохнув, она спросила:
– Мы ещё «Домострой» хотели обсудить…
– На сегодня достаточно. К тому же я его не читал. Уверен, что там тоже не всё на поверхности. Когда ознакомлюсь с текстом, обязательно поговорим. Мне интересна твоя точка зрения.
Он остановился. Оля, продолжая идти, обернулась и удивлённо посмотрела.
– Что?
Глеб качнулся и, степенно набирая ход, двинулся дальше.
– У меня возник вопрос. Тогда люди жили без современных заморочек о пресловутом успехе. Каждый с самого рождения знал своё место в обществе – в чужие сани не садились, совершенствовались в ремесле или в чём-то другом. Они не страдали от проблем с экологией. Всё натуральное. Всё своё. Традиции предписывали ясный уклад жизни. Законы прозрачные, а не то, что сейчас, не всегда разобрать, о чём сказано. И так далее. Если бы не набеги кочевников, созидай и радуйся.
– И если бы не наследственное дробление земель и междоусобные войны, – смеясь, добавила Оля и спросила, – так в чём вопрос?
– Ты бы хотела жить в такую эпоху?
– О нет! Лекарств нет, да много чего нет. А ты?
– Я бы попробовал. Эх, туда бы наши технологии…
– Автомобили? Интернет?
– Не. Чтобы природу выхлопами не загрязнять. И без вредного влияния соцсетей. Какую-то одну технологию, но самую важную.
– И кто бы её туда доставил?
Весенние каникулы с виду обычный десятиклассник Дима Дроздов встретил на берегу Голубого озера – одного из самых глубоких карстовых озёр в мире. Следуя по тенистой дорожке за худым, как щепка специалистом-подводником из Русского Географического Общества, почёсывая шею, он сонно слушал ознакомительную лекцию об уникальном природном комплексе – подпитываемом артезианскими водами каскаде пяти водоёмов, соединённых пещерами и объединённым общим названием. Бирюзовая гладь озера приятно радовала глаз. Лёгкий запах сероводорода не портил впечатление, потому как забористый горный воздух правил бал. Постепенно Дима пробуждался и настраивался на рабочий лад.
Сутки поездом по маршруту Воронеж-Нальчик порядком его уморили: выспаться юному волхву за всю дорогу не удалось. И совсем не из-за шумных соседей, собравшихся штурмовать двухпиковый Эльбрус и покорять горнолыжный курорт, где туристы будут кататься ещё до середины мая. В какой-то степени Дима был даже благодарен этим любителям активного отдыха. Слушая их байки, он отвлекался от терзающих раздумий, немного притупляя выхолаживающе-бередящее ощущение, что ненароком может упустить нечто важное. Последние тридцать километров от столицы Кабардино-Балкарской Республики до места назначения, он на самую малость прикорнул, угомонившись под шуршание шин по ровной дороге. Когда такси умчалось, Дима протёр слипающиеся глаза, закинул на спину почти невесомый рюкзак и твёрдой походкой зашагал мимо зданий турбаз к дайвинг-центру. Он не собирался здесь гостить. Визит носил однодневный характер. В кармане лежал билет на вечерний рейс. Автобус в Краснодар отправлялся около полуночи. Дима рассчитывал прибыть к дедушке знахарю уже утром завтрашнего дня.
Внимание юного волхва приковал объект на пристани. Издали приметив выпирающий стеклянный пузырь, Дима невольно сглотнул. Пожалуй, только теперь он до конца осознал, что ему предстоит. Они быстро преодолели последний виток пути. На воде едва заметно покачивается батискаф. Вблизи он и вовсе казался игрушечной посудинкой, сродни аттракциону в детском аквапарке. Юный волхв слегка оробел. Подводник же выглядел счастливым и, любуясь крошечным чудом техники, громче прежнего произнёс:
– На подобном аппарате местные глубины некогда изучал знаменитый исследователь Жак Ив Кусто, но до дна в восьмидесятые добраться никто не мог. А вот наш современный удалец куда поживее будет. Шесть лет назад впервые дна позволил нам достичь. Двести пятьдесят восемь метров здесь. Скорость погружения один-два метра в секунду. Скоро справимся. Но рассмотреть всё успеешь, прозрачность отменная, – сосредоточенно оглядев худощавого молодого гостя, он посоветовал, – скинь куртку и с рюкзаком оставь Лене, чтоб не так тесно и не жарко было, – он как-то странно улыбнулся, – надо же, твои голубые глаза темнее, что ли стали.
– Егор Аркадьевич, это озеро отражается, – уверенным тоном ответил Дима, прекрасно зная, что цвет воды совершенно тут ни при чём.
Сапфировый оттенок всё чаще проявлялся во взгляде юного волхва и особенно был ярок тогда, когда Дима двигался в верном направлении. Его глаза словно компас указывали путь к осколкам Коркулум. Но, к сожалению, это был лишь индикатор приближения, а не прибор для ориентирования. Дорогу к частицам сердца Вселенной ещё предстояло отыскать.
Отдав вещи, появившейся точно призрак ассистентке Лене, Дима забрался за подводником в батискаф. Ладони вспотели и скользили. Украдкой он вытер их о джинсы и невзначай посмотрел на Егора Аркадьевича. Тот, был занят запуском аппарата и вроде ничего не заметил. Подводник увлечённо продолжал рассказывать о геологических тонкостях, вздыхал, что может быть, однажды откроется секрет, почему в озере круглогодично температура девять градусов Цельсия и, пророчил, что обязательно отыщется тоннель, ведущий в океан, который позволит из этой точки планеты оказаться в любом месте Земного шара.
Экскурсия началась. Вода забулькав, сомкнулась над батискафом. Аппарат быстро погружался в тёмно-изумрудные воды. Какое-то время Дима привыкал к полутьме, бойкому миганию огоньков на датчиках в кабине и специфической подводной тишине. Видимость составляла чуть больше десяти метров. По форме озеро напоминало кувшин с узким горлышком. На глубине до ста метров прожектор регулярно высвечивал водолазов, которые собирали пробы растительности. Дальше только рельефные отвесные скалы. Ближе ко дну в обзор попала миниатюрная подлодка: пилот отбирал грунт с самого дна. Ничего необычного или примечательного Диме не попадалось. На лбу юного волхва выступила испарина. Избыточная сосредоточенность нудила, однообразная обстановка убаюкивала. Чтобы не уснуть, он пару раз себя больно ущипнул – не помогло. Тогда, получив разрешение подводника, Дима фотографировал всё подряд, параллельно размышляя над тем, кто же всё-таки сподвигнул давнего знакомого полковника ФСБ, возглавлявшего секретный Отдел Преданий организовать эту поездку. Основных версий сложилось две: новый штатный ведун надоумил или очередной вредитель с более высоким званием, будучи последователем инопланетных Дивинус, запретил самостоятельное изучение. Но версии не приближали Диму к тому, что было сокрыто в озере. Он покусывал нижнюю губу и с усердием продолжал фотографировать.
После экскурсии Диму сопроводили в уютное кафе, оформленное с национальным колоритом. Оно располагалось непосредственно на берегу. Сначала Дима обрадовался. Он специально сел на летней веранде, где свежий воздух бодрил прохладой. Юный волхв хотел пересмотреть сделанные снимки и расспросить Егора Аркадьевича, в случае если обнаружит что-то интересное. Но не тут-то было, ему компанию составила Лена, которая по характеру напоминала словоохотливую тётушку-хлопотунью и обладала незаурядным аппетитом. Озадаченный неуместным и упорным вмешательством в личное пространство, Дима из вежливости сдался. По настоянию ассистентки он плотно перекусил дымящимися мясными и сырными хычи́нами, запивая, тающие во рту лепёшки, айраном. Когда Лена узнала, что он совершенно свободен до самой ночи, оживилась.
– Поедешь со мной в Нальчик! – сотрясая ключами от автомобиля, восторженно объявила она. – Ребята всё время заняты, а мне нужен сильный компаньон!
Будучи не против сократить дорожные расходы и избежать прочих неудобств, Дима снова согласился, но всё же уточнил, что от него потребуется.
– На рынок! Базар на Кавказе это нечто большее, чем торговля!
– Неужели? Это ещё и обилие сплетен, да? – съязвил Дима, не сдержав разочарование от предстоящей участи носильщика.
– О-о-о, ты ещё многого не понимаешь! На базаре можно узнать правила выбора лучших гранатов, получить советы как правильно специи применять, выяснить тонкости приготовления сыров, пирогов, чурчхелы! Попробовать разные вкусности!
Дима решил выторговать себе утешение.
– А культурная программа будет?
– Отчего нет. Что интересует?
– Музей!
Собственно что ещё мог попросить сын историка?
Поход по рынку был ровно таким, каким его себе Дима и представлял: тучные неудобные сумки, бойкая толкотня, смесь назойливых ароматов и нескончаемый гул людских голосов. Когда он с Леной наконец-то добрался до музея, времени для полноценного осмотра не было: до закрытия оставалось меньше часа. И пока ассистентка беседовала с кассиром, Дима как угорелый носился по выставочным залам. Падение было предопределено. Споткнувшись, он расстелился на паркетном полу. Взгляд упёрся в каменное конусообразное изваяние. За малым Дима не расшибся об него. Переведя дух, юный волхв поднялся и, потирая ушибленные места, поплёлся на выход, мимо череды карт Черноморско-Каспийской территории.
– Молодой человек, разве вам это не интересно? – окликнула седая дама в форменном платье, указывая на стенд с картами.
– Интересно. Но я и так знаю, о чём здесь сказано.
– И о Пятиморье в курсе? – с хитрой улыбкой полюбопытствовала она, насмешливо взирая сквозь очки в роговой оправе.
Дима взглянул на часы над дверями. Десять минут, чтобы ответить на брошенный вызов. Изобразив задумчивость, он в профессорском темпе произнёс:
– Геополитик Маккиндер ввел понятие «пятиморье» в своей работе «Географическая ось истории». Он составил условный пятиугольник между Каспийским, Чёрным, Средиземным, Красным морями и Персидским заливом. Кавказу Маккиндер отвёл важную роль в истории данного региона. Окаймлённый морями Кавказский хребет и сегодня стратегический плацдарм для продвижения вглубь Среднего и Ближнего Востока, выход в Персидский залив и Средиземноморье. Кавказ естественный барьер и он же «мост» между Европой и Азией. По этому «мосту», какие только обитатели евразийских степей не хаживали: сарматы, скифы, аланы, гунны, хазары… Все они участвовали в этногенетических процессах, способствовали формированию народов и этнических групп, живущих сегодня на данной территории.
– Браво! Как приятно осознавать, что наша молодёжь так много знает. Нет слов! – растрогавшись, всплеснула руками смотритель.
Довольная удачным выездом, ассистентка после сытного ужина в ресторанчике, подкинула Диму на автовокзал, вручив «на дорожку» бумажный пакетик конфет. В тёплом зале на широкой скамье, разморённый юный волхв, ели сдерживался, чтобы не заснуть. Спасали тягучие карамельки: они нещадно прилипали к зубам, и Дима усердствовал над удалением липкой массы. И вот он в автобусе. Повезло: в своём ряду он один, ближайшие пассажиры только спереди. Дима смело скинул кроссовки с гудящих от усталости ног. Примостил рюкзак, как подушку и разлёгся на сиденьях. Автобус тронулся. Но блаженный сон не приходил. Одолевало беспокойство. Поездка вышла на завершающую стадию. Он покидает регион. Что-то упустил. Но что? Негодование взяло вверх. Хмурясь, Дима принялся листать снимки в фотоаппарате. Что-то не давало ему покоя. Тёмные глубины озера представали идентичными фотографиями. Ничего необычного. Он просмотрел трижды и хотел уже убрать фотоаппарат, как вдруг замер. Подобное временное замешательство испытываешь, случайно разглядев на рисунке обоев морду неведомого чудища. Дима резко сощурился и широко раскрыл глаза. Сомнений не было, на него пустыми глазницами смотрел человеческий череп.
– Как я раньше его не заметил? – прошептал юный волхв.
Он увеличил кадр, уменьшил, покрутил по сторонам света. Определённо на отвесной подводной скале вырисовывался череп, как если бы повёрнутый полубоком. На теменной части просматривался узор. Изысканной красоты в нём не было. Завитки походили на простоватый орнамент. Дима задумался. Где-то в журналах отца мелькало нечто схожее… Ну, конечно! Тибетские резные черепа. Резьба по черепу являлась одной из старых ритуальных традиций. К этой практике прибегали, желая избавить семью покойника от проклятия или направить на верный путь заблудшую душу владельца. Но здесь был иной случай. Он ещё раз критически осмотрел находку. Это не игра света и теней. Скалы так причудливо сформироваться не могли. Череп высекла рука человека. Но когда? Некто нырял под воду или побывал у скалы, когда озера ещё не было? Кто-то из просвещённых мужей забрался в пещеру? Хотел что-то оставить в назидание, избавлял, судя по гигантюре, целое селение от проклятий или что? Вопросы копились. Ответов не было. Но, несмотря на отсутствие ясности, Дима удовлетворённо заулыбался. Он съездил не напрасно. Он нашёл зацепку. Поездка имела результат, пусть пока и не понятно какой.
С утра понедельника на даче Степанцевых посетителей поубавилось. Как не хотелось чете Степанцевых и их друзьям супругам Бойченко покидать благоухающий весной Чёрный лес, но работа в Краснодаре ждать не могла, поэтому раздав детям последние наставления, они умчались. Хозяйский сын Паша с одноклассником Глебом и его младшей сестрой Машей имели немалый список поручений. Однако недельный горизонт каникул позволял расслабиться в первые деньки и не спешить с делами. Но казалось, временно́е послабление Маши не коснулось. Она, сразу после завтрака, собрав длинные волосы в косу, как и ребята, нарядилась в камуфляжные одеяния и целеустремлённо сновала по всей даче. Пока Паша во дворе демонстрировал её брату мастерство в метании ножей и набивании мяча, она, сопровождаемая белоснежным остроухим псом, сначала ворошила ящики комодов по всей кухне, а потом принялась грохотать в сарае. Когда Маша появилась с коробом, Глеб поинтересовался:
– Дай угадаю, консервные банки разыскиваешь?
Сестра кивнула.
Паша, поглядывавший на Машу, перестал чеканить. Он поправил кубанку и ласково спросил:
– Машуль, тебе помочь?
– Я уже справилась. Маловато. Пройдусь по деревне.
– Я с тобой, – сказал Паша, устремив вопрошающий взор на Машу.
Она отставила короб под навес, приласкала пса, отряхивая его от паутины.
– Оёёюшки! Как ты же перепачкался! – Маша взглянула на Пашу, тот ещё ждал ответа, она деликатно произнесла, – Моцарт со мной прогуляется. Он грозная лайка. В обиду не даст, если что. А если ты начнёшь меня ревновать к местным ребятам, то жестянок мне не видать.
Пробурчав что-то себе под нос, Паша продолжил набивать мяч.
Глеб посмотрел на часы мобильника и вдогонку сестре изрёк:
– Дима скоро будет. Думаю, что Георгий Максимович, наверное, уже кормить внука заканчивает.
Маша, спохватившись, резво развернулась.
– Вот поздороваюсь с Димой и пойду. Вы же по фотке, что он ночью прислал, ещё ничего не придумали, и у меня идей нет. Зато реальную пользу могу принести. Соберу банки и привезу их в штаб, а там из них блиндажные свечи изготовим. У юнармейцев перерыва на каникулы не бывает.
– Как и на войне, – мрачно подметил Паша.
Калитка скрипнула. Моцарт рванул встречать гостей. Он приветливо запрыгал между Димой и его мохнатым товарищем – волком Акелой.
Дима потрепал Моцарта за уши.
– Какой большой вымахал! Уже всё, не щенок совсем. Достойный напарник для игр у Акелы появился.
– Это только если твой Акела серьёзность с морды отбросит, тогда напарника для игр и обнаружит, – смеясь, сказала Маша, рассматривая исполненного величием волка, который полуприкрыв янтарные глаза и ухом не повёл на пылкие заигрывания Моцарта. – Ладно, привет и пока. Не скучайте!
Друзья, обменявшись приветствием, расположились на ротанговых креслах.
– С дедом находкой поделился? – спросил Паша.
– Он с таким не сталкивался, – посетовал Дима.
– Хех, к нунтиусам бы обратиться, но они что мяч, который ушёл на трибуны. Попробуй, отбери у фанатов. Где они сейчас? Куда их как ветром унесло? Но кто мы такие, чтоб перед нами отчитываться? – возроптал Паша и пихнул Глеба, – что молчишь? Неужели у нашего умника совсем идей нет?
Глеб пожал плечами.
– Мало данных.
Паша тихо рыкнул, взглянул на Диму.
– А помор твой, что говорит?
– Так Пасхальная неделя. Наставник просил его по пустякам не беспокоить. Я ещё не дорос до того, чем он сейчас занимается, а то бы он меня с собой позвал.
– Вот те на-а-а, – протянул Паша и спросил, – а если это не пустяк? Что тогда?
– А какие у меня доказательства? – вопросом на вопрос ответил Дима, и наступило тягостное молчание.
Все трое уткнулись в мобильные телефоны, пристально вглядываясь в загадочный снимок. Через какое-то время Глеб расплывчато произнёс:
– Хм-м-м как если бы подобие контурной карты… И очертания как будто знакомые… Надо ещё подумать.
Юный волхв потёр щёки.
– Я чувствую, что в этом что-то есть… Осколок Коркулум где-то совсем рядом.
Паша звучно хлопнул в ладоши.
– Отпустим, и всё само сложится. Не зацикливаемся!
– Да, твоя мама так часто советует, – на длинном выдохе пробормотал Глеб и, прокашлявшись, поделился, – мы тут с Олей на днях обсуждали жанры литературы. И я вот о чём подумал. В фантастике есть полезное зерно. Это не только развлекательное чтиво с уходом от реальности.
– И чем полезны розовые единороги? – расхохотался Паша.
– Я о НФ. О научной фантастике, – уточнил Глеб. – Сама суть НФ – это повествование о вариациях устройства будущего. Размышление о концепциях существования будущего человечества как такового. Читателю предоставляется анализ возможного бытия. Я думаю, что НФ должна задавать ход. Раздвигать рамки реальности. Побуждать думать о сверхзадаче, а не о рутине. В науке что-то давно ничего этакого не было. Нет прорыва. Всё топчется на уже существующих открытиях или вертится вокруг создания искусственного интеллекта. Такое ощущение, что людям в конец надоело развивать себя, все хотят только на кнопки тыкать и чтобы всё само делалось. Этакий добровольный переход в рабство к машинам.
– А я был бы не прочь, чтобы за меня тут кто-то граблями прогрёб и дров наколол, – расхохотался Паша. – Не вижу в этом ничего плохого.
– Это пока не видишь. А когда твои мозги и «кубики на животе» жиром заплывут, иначе запоёшь, – усмехнулся Глеб.
– Так я это, с мячом наверстаю! – отшутился Паша, но серьёзный взгляд говорил о том, что он понял, о чём толкует одноклассник. – Слушай, а что ты на других пеняешь, сам что-нибудь изобрети. Кто тебя останавливает? Возьми и соверши прорыв, – он хохотнул, – ты уж извини, но мне кажется, что даже у такого умника как ты ничего не получится. Всё, что было нужно, уже есть. А волшебные палочки нам «не светят», с их помощью мы бы та-а-а-к накуролесили. Так что прорыв в науке отменяется.
Глеб сложил пальцы в замок.
– М-да всё есть. Даже Вечный двигатель. Но использовать не дают.
– Да ладно?! – в один голос сказали Паша и Дима.
– Да. Ещё во времена СССР советский учёный Нурбеем Гулиа изобрёл устройство с КПД в небывалые девяносто восемь процентов. Должен был случиться прорыв, но финансирование свернули. В то время бензин стоил копейки, а внедрение изобретения потянуло бы немалые затраты. Более того если бы это изобретение попало за границу, то нашу нефть перестали бы покупать. В итоге супермаховик Гулиа стал угрозой национальной безопасности. Но главная причина сокрыта в другом месте. Мировые игроки, которые протянули свои щупальца и в науку, а не только расставили своих людей по правительствам государств, не заинтересованы, чтобы нефть прекращала быть основным планетарным энергоресурсом. Это несколько вопрос денег, это больше об управлении будущем. Верхушка хочет создать условия, чтобы их потомки продолжали управлять. Это способ выживания верхушки.
– Везде политика. Всё завязано на экономику, – фыркнул Паша.
– А как по-другому? Руководство страны обязано учитывать все аспекты. Это как папа сказал однажды, что когда едешь в потоке машин, который двигается со скоростью шестьдесят километров в час, хотя на знаках предписано сорок, то и ты едешь с превышением, иначе произойдёт коллапс.
– Масоны рулят, – добавил Дима и тут же поправился, – но опаснее масонов иезуиты.
– Согласен, – закивал Глеб.
Паша сжал кулаки.
– Хватит умничать!
– Я поясню, – миролюбиво предложил Глеб, – а Дима дополнит, если что. Орден Иезуитов весьма влиятелен. Начиная с основания, за пятьсот лет их акторство прослеживалось в самых различных сферах. Сегодняшний папа Римский Франциск из их числа. Иезуиты и масоны противоборствуют. Они пользуются схожим стилем ведения тайной политики. Множество могущественных персон из транс-национальных корпораций и правительств стран их ставленники. Иезуиты двигают слово Божие в своей обработке. Масоны занимаются циркуляцией капиталов. Где-то на стыке воспитания народных масс они пересекаются, якобы заботясь о духовном просвещении и финансовой грамотности населения. В разгаре религиозная война. Перетрактовка Священного Писания и введение в нормы того, что ещё недавно было аморальным становится обычным делом. Куда это всё приведёт одному Богу известно. Россия сегодня чуть ли не единственный оплот всего традиционного мира и многое, если не всё держится на фундаменте Православной веры.
Глеб посмотрел на Диму. Тот кивнул и взял слово.
– Только один комментарий. Я приведу пример, тайной политики. У историка Андрея Фурсова есть видеолекция, где он в подробностях рассказывает, из-за чего произошёл раскол Русской Православной Церкви в семнадцатом веке. После него, кстати, и появились старообрядцы. Иезуиты смогли убедить царя Алексея Михайловича, что Османская империя слаба, а это было совсем не так. Они предложили немного помочь грекам, и вместе захватить Константинополь. Но чтобы договориться с греками, стояло условие – следовало привести в соответствие русскую веру с греческой. Удар тогда по русскому обществу случился колоссальный. Действия иезуитов привели к общему ослаблению государства.
Паша отмахнулся.
– А ну вас! И так понятно, что всюду договорняки и заговоры, – он улыбнулся словно хитрый лис, – Глеб, ты лучше скажи, что там насчёт прорывного изобретения? Слабо?
– Я бы наноробота создал, – мечтательно произнёс Глеб.
Лицо Паши вытянулось.
– Может, я тебя удивлю, друг, но нанороботы уже существуют.
– Да. Я знаю. Я не так выразился. Конечно же, я не учёный. Ещё им не стал. Но вот если бы выучиться по нужным дисциплинам, получить грант на содержание соответствующей лаборатории, то я бы трудился над тем, чтобы нанороботы, как машины по ремонту на клеточном уровне смогли Человека Разумного преобразить в Человека Вечного. Ну, почти… в Вечноздорового точнее будет.
– Чего?! – хором спросили Паша и Дима.
– Я вживлял бы всем нанароботов и те бы как личные врачи постоянно поддерживали идеальное состояние организма. Понятное дело, что возраст возьмёт своё, но… Представляете, столько бы жизней мог спасти мой наноробот, если бы его смертельно раненым подсаживали или безнадёжным больным?
– Это только для избранных будет. Отберут у тебя такую технологию, – хмыкнул Паша.
Глеб протяжно вздохнул.
– М-да общество перерасти должно. Справедливым повсеместно как сделается, тогда все технологии на благо и заработают.
Взъерошив волосы, Дима возразил:
– Только каждый под справедливостью своё понимает. Сталин как-то высказался: «Я всегда думал, что демократия – это власть народа, но вот товарищ Рузвельт мне доходчиво объяснил, что демократия – это власть американского народа».
– Поправочка, – щёлкнул пальцами Глеб, – под демократией американского народа понимать надо – власть американских олигархов. Иначе бы у них треть населения за чертой бедности не жила.
– А у нас в стране уровень бедности какой? – с кислым видом спросил Паша.
Наморщив лоб, Глеб важно протянул:
– В одной аналитической статье давалось сравнение по наличию жилья. В США это они сами у себя посчитали, что треть американцев в картонных коробках на улицах спят и приютами бездомных пользуются. А вот наши статисты, по этому признаку нищеты чуть больше четырнадцати процентов выявили. По субъектам незначительный разброс цифр имеется, – он невидящим взором уставился на пролетающую стайку птиц, – я вот задумался, а в чём причина нищеты.
– И как? Преуспел? – не без ехидства осведомился Паша.
– У этого социального явления две подноготных. У некоторых в семейном культурном коде заложен фатализм вкупе с ложным смирением и неумением планировать. У других структура общества с экономическим неравенством главенствующий фактор. Пособиями и льготами этого не перекрыть… Люди должны понять, что надо постоянно учиться, повышать уровень собственного образования, тогда и возможности шире. Здоровье все должны укреплять, чтобы вдруг не заболевать и не сидеть без денег на больничных или вообще без работы не остаться. И жить посредствам!
Паша похлопал по креслу Димы.
– Он не учёным стать хочет. К политической карьере готовится.
Дима рассмеялся вместе с Пашей.
– Не иначе.