Дима терял дням счёт. Точно прошло больше месяца, а Борзун всё не объявлялся. Юный волхв переживал, не потерял ли главарь к ним интерес и уповал на то, что Борзун обратился к различным наникам, чтобы в цене не прогадать, поэтому и медлит, ответы ждёт. Об Акеле слухов тоже не поступало – Епифей на контакт больше не шёл. На закате запирал, на рассвете проверял пленников скорым взглядом, и целый день сиднем сидел на крыльце. Судя по характерному скрипу досок, ночевал приставник там же. Посещала пленников только насупленная девица. Каждое утро она исправно приносила горшки с едой на весь день и драила пол в избе. Выходили лишь по нужде. Чернава вопросов избегала: то песнь затянет, то небылицы рассказывать начнёт. Всё что угодно, лишь бы в беседу не вступать. Юный волхв рассудил, что это не детский каприз, а природная прозорливость. Их вполне могли подслушивать через неприметное слуховое окошко. Поэтому расспросы Дима до поры до времени отложил. Помышлял, как обернуть всё в свою пользу и придумал. Не зря яркие сны на восходе будоражили. Сновидение запомнилось мелкими обрывками. Символы не разобрать. Но юный волхв не унывал. Образы могут улетучиться, однако ощущения сновидца не менее важны. Дима истолковал остаточное после ночи волнение как приближение развязки. Он словно на старте. Проведение готово нажать спусковой механизм и Дима был начеку. Сегодня произойдёт что-то очень важное.
– Может, обиделся Епифей? – пробормотал Дима, получив очередной отказ от приставника присоединиться к утренней трапезе.
Чернава закрутила головой, и активно работая ложкой в овсяном киселе, выдала:
– Боится он тебя.
– С чего бы?
– Чтоб ты его Борзуну не выдал.
Дима недоумённо вытаращил глаза, а Чернава уже по привычке разъяснила захожему путнику:
– Злоупотребление квасом карается. Пуще того наказание дают, если на службе захвачен был. То и в Своде князем прописано. И важные мужи тоже не одобряют. Наники первые нос воротят. Не переносит их нежный нюх такого смрада. А этим, – она кивнула в сторону усадьбы, – покупателей терять нельзя.
– Всё то ты знаешь, всё то ты ведаешь.
– Да. Я такая, – заиграла плечиками Чернава.
– Вот и скажи тогда, неужели не водятся тут кудесники?
– Почему ты так думаешь? – с растерянным видом спросила Чернава, чуть медленнее налегая на кисель.
– В приличном обществе заведено, что кудесник – это добрый советник правителя. Он ко всему интерес имеет, в любых промыслах способствует. На то он и советник. А к нам до сих пор никто подобный носа не показывал. Неужели нет тут такого, кто без длительной подготовки к встрече с незнакомцами готов? Где правая рука главаря? Слабенький умом или нет доверия у Борзуна к местному кудеснику?
За печкой что-то грюкнуло. Как если бы кто-то спешно спрыгнул с табуретки. Тайная каморка всё-таки имелась.
Девочка тихонько проговорила:
– Накликал.
Дима едва сдержал улыбку: дело пошло на лад, кудесник или жрец должен проявиться, подслушанное нелестное высказывание непременно передадут. Не бывает так, чтоб слуга, имея случай, не подколол хозяина, ибо застарелая обида всегда найдётся. Хоть и рискованно с ведуном местным встречаться, а всё же был в этом толк: не все вопросы напрямую решаются, ходоки к правителю должны поусердствовать, чтобы миром дело выгорело.
Как стемнело, Епифей задвинул засов. Лёжа на лавке, Дима почёсывал шею, отгоняя грустные мысли. Неужели план не сработал? Кудесник не повёлся. А если нет такого, то с кем диалог вести? Может у них Борзун единственный за главного?
Так терзался юный волхв, как вдруг Епифей недовольно ворча, прогрохотал засовом. Дима сел. Дверь скрипнула. На пороге появился низкорослый посетитель в хитоне и хламиде. Факел держит низко, лица не видно.
– Следуйте за мной, – скромно изрёк посетитель ломающимся юношеским голосом.
Проводник выскользнул во двор, освещая путь факелом. Дима, выдерживая степенность, пошёл следом, хотя испытывал острое желание ускориться. Странное дело, чем дальше он отходил от места заточения, тем больше нервничал. Анонимность происходящего страшила. Он столько репетировал и всё зря. Сценарии путались и рушились. Юный волхв попробовал отвлечься, в таком состоянии перед кудесником появляться нельзя.
– Долго ещё идти? – деланно бодро спросил Дима провожатого.
Тот не ответил. Завязать разговор не удалось. Звёзды зажигались одна за другой. Показалась луна. Повеяло ночной сыростью. Влажность как после дождя нагнала лёгкую дрожь. Дима вычислял, куда его ведут. Они покидали поселение. Когда юный волхв с провожатым под бесстрастные взгляды стражи удалился за внешний периметр, Дима забеспокоился. Кудесник живёт вне общины. Как такое может быть? Ведь ведуны, жрецы, знахари и любая подобная братия должна быть в лёгкой шаговой доступности? Может их кудесник отшельник? Загадки теребили нутро, для успокоения разыгравшихся нервов Дима прочёл ряд формул для поднятия духа, ритмично отстукивая пальцами по бёдрам и чуть слышно напевая. К технике восстановления энергии он раньше не прибегал. Учил потому что положено, и сейчас чувствовал, что данный подход был ошибкой. Только практика регулярных повторений позволяла действительно подзарядиться и застабилизироваться. А в условиях нахождения в стрессе всё чего Дима смог добиться – перестал накручивать себя дальше, затормозил проникновение страха в сердце. Что тоже было немало.
Упругая ветка больно шлёпнула по лицу. Дима встрепенулся. Лес стал гуще. Сосредоточившись на медитации, юный волхв не заметил, как потерял скудные ориентиры. Угрюмый ночной лес непринуждённо подавил звуки разбойничьей слободы, предоставив в эфир редкое ауканье сонной природы. Дима кинул безнадёжный взгляд выше. Кроны деревьев на совесть запрятали небо. Ориентация по звёздам не доступна. Только кромешная тьма, шорох шагов и шум учащённого дыхания. Дима поддался лёгкой панике. Они словно не имели заданного направления и блуждали во мраке. Заплутали? Ведёт в западню? На лбу выступили крупные капли пота. Умиротворяющий эффект от медитации едва не улетучился.
Юный волхв до предела сжал кулаки и помолился. Ум прояснился: «Обычные тёмные дебри. Хотели бы убить, давно удавили бы. Я им нужен».
Последняя мысль заставила улыбнуться и настроила на хладнокровное наблюдение. Чуть погодя Дима различил, что вектор движения всё-таки присутствует, они идут не по тропе, а как если бы напрямик, поэтому деревья и возникают непосредственно на пути, норовя истерзать ветвями в клочья или одарить тумаками. Юный волхв разгорячился от быстрой ходьбы. Он еле успевал увёртываться от хлёстких шлепков листвы и уколов сухих сучков, перепрыгивать через валежник и торчащие боковые корни. Мхи и лишайники тоже доставляли хлопоты: кроссовки скользили, заставляя Диму лавировать зигзагами, хвататься за что попало, чтобы избежать падения и удержать равновесие. А провожатый как будто не испытывал никаких сложностей. Он словно не шёл, а перемещался по воздуху. Его факел мерцал впереди, периодически пропадая из вида, но всегда появляясь на одном и том же уровне. Парень превосходно знал дорогу. Юный волхв отметил, то провожатый не останавливался и не оглядывался, как если бы был убеждён, что Дима не удерёт.
Вдруг бег с препятствиями прекратился. Чаща как по приказу расступилась. В ночном небе ясный месяц и прямо под ним на залитой лунным светом полянке приземистый бревенчатый дом, от которого веет стариной: крыша отсвечивает мхом, дверь немного перекосилась, некоторые брёвна зияют в стенах чернотой. В одном оконце теплится огонёк. Нутро юного волхва в миг всё сжалось и тут же отпустило, разум захлестнула волна радости. Интуиция прошептала, что его любимый волк здесь.
Истёртый порог, тесные сени, и вот Дима в просторной горнице. Сердце ёкнуло и неистово забилось. Акела на привязи в напряжённой стойке: корпус неподвижен, ноги выпрямлены. Мохнатый друг облизнулся, блеснул янтарным взглядом и мирно улёгся под лавку. Дима, пряча нахлынувшие чувства, осмотрелся. Обстановка классическая обитель знахаря-травника. Куда ни глянь, взгляд упирается на пучки трав, мешочки и гербарии. Запах стоит соответствующий – как в аптекарском саду. Но юный волхв уловил и оттенки средиземноморских благовоний: эфирные нотки цитрусовых и розовое масло. У печи женская фигура. Курчавая незнакомка с непокрытой головой хлопочет с лучинами, расставляет их в светец, отчего тёмные углы отступают, рассеиваются. Провожатый закинул факел в топку. Парочка одновременно обернулась. Их внешний вид заставил Диму замереть. Эталонный греческий облик: строение тела коренастое, смугловатая кожа, нос длинный, без впадинки – переносица почти не обозначена, широкие густые брови, тёмные волнистые волосы. По виду типичные греки. Похожи меж собой как близкие родственники. Грубые шерстяные хитоны одной рукой шиты. Их взгляды показались юному волхву несколько растерянными, как будто оба не знали, как к нему подступиться. Это придало юному волхву смелости, и он по-хозяйски осведомился:
– Где глава дома?
Парень, плюс-минус одногодка Димы, юркнул на дальнюю лавку. Потому как переменилась женщина, Дима мигом сообразил, что мирное знакомство на грани провала. Она выступила вперёд, её карие глаза словно выедают душу, привлекательные черты исказились.
– Я глава дома, – осадила она и представилась, – зови меня Аминта, на моём родном языке это значит «защитница», – она проделала грациозный жест в сторону парня, – Клим, что переводится как «милосердный».
– Кто вы? – спросил Дима и прикусил язык, выхватив новую порцию раздражения на лице Аминты.
Юный волхв изобразил, что виноват. Он внешне стушевался. Лучше уступить и помолчать. С ведьмами, Дима уже не сомневался, что это была именно такого сорта личность, иметь дело опасно. Мало ли какая женская блажь в её головке обитает. Ведьмы так законы мироздания выкрутить могут, что и не поздоровится. Это они к седым годам мудростью обрастают, а пока краса с лица не сошла, соблазны и прихоти их не обходят, властвуют над неустойчивым к радостям рассудком. Дамские причуды не одну могучую армию в могилу загнали. Горка исцарапанных тонких свинцовых табличек в открытом сундуке красноречиво указывала на то, что Аминта промышляет продажей проклятий. Такие таблички – послания высшим силам известны со времён Древней Греции, там, как и в Риме ценили волшебниц, позволяли работать легально. Покупатель платил за то, что ведьма в заготовленный листок с проклятием, вписывала имя обидчика.
Мысли Димы заскакали как малые козлята: «Что имеем? На чародеек только в Европе гонения в пору Средневековья устраивали. Что же у этих двоих за отношения с бандитами? Борзун в обмен на что-то приютил изгнанников? Позволил поселиться в старой избушке какого-то отшельника? Почему поселил их в отдалении от разбойничьей слободы, неужели не нашлось угла в поселении? Как же он может им покровительствовать? Или им не нужна защита? Как тут всё перемешано. Бррр… Глеб хотел единоначалия. На Руси разные национальности испокон веков объединялись, каких только союзов племён не существовало. Так, так, так… Здесь что-то другое… Иноплеменников колдовского сорта никто не тронет. А ведь не все диаспоры на самом деле дружелюбно настроены. Их члены вполне могут вести разведывательную, да и подрывную деятельность. А что если греки специально расселяют ведьм? А те за пропитание и кров делятся плодами умений, но сами фактически являются «глазами и ушами» державы, к которой принадлежат по крови. В истории же случалось, что диаспоры являются рассадником недовольства и бандитизма. Национальная рознь никогда к хорошему не приводила. Законы должны сглаживать отличия ментального понимания и верований, делать так, чтобы всё было по справедливости. Почитать бы этот загадочный Свод законов… Так не отвлекаться. Кто населял Причерноморье? Греки, аланы, скифы, русичи…».
И тут Дима понял, что не уловил чуждого акцента или отличительных слов в образной речи Аминты. Новый виток размышлений привёл к выводу, что длительное время тесно проживающие народы вполне могли общаться так же как, например, бельгийцы. Папа рассказывал о визите в университет иностранной делегации из Брюсселя. Один спрашивает по-французски, другой отвечает по-немецки и оба друг друга понимают. Необязательно смешивание языков в нечто усреднённое. Голова шла кругом, но Дима отметил жирный плюс от встречи с Аминтой – вскрылось то, что хоть религиозная атрибутика повсеместно в открытом доступе и отсутствует, но во что-то местные жители, тем не менее, верят. И как-нибудь он выяснит во что конкретно.
Пока Дима думал, с отстранённым взором, Аминта изящно выхаживала по горнице. Наконец она остановилась у стола, села на лавку и предложила ему присоединиться. Юный волхв повиновался. Он устроился по другому краю стола таким образом, чтобы видеть Акелу, примечать, чем занят Клим и не быть строго напротив главы дома. Эта позиция позволяла не только видеть всех присутствующих, но и подпитываться позитивом от мохнатого любимца и давала возможность избежать позы конфронтации с неоднозначной дамой.
Ведьме понравилось, что гость ведёт себя подобающе. Она выждала ещё немного, и благосклонно улыбнувшись, спросила:
– Что ищешь в этих краях, Димитриус де Дроздовикус?
– Зачем тебе знать? Ради любопытства? Так поди тебе уж люди добрые всё донесли.
– Мало ли что народ болтает. Кто знает, может, я тебе в чём пригожусь…
– Не интересуют меня дары ведьмы. Не скопил ещё столько энергии, чтобы расплачиваться.
Она расхохоталась. В глазах заиграли шаловливые огоньки.
– А ты занятный. Проси, что сердце желает, сторгуемся.
– На что я тебе вздался?
– Не буду ходить вокруг да около, нужно мне добыть твою покорность. Хорошую цену за тебя дают. Да опасается Борзун, что ты фортели выкинуть можешь. Из Крылатых же ты?
Последний вопрос прозвучал больше как утверждение, но глаза Аминты вглядывались, ища ответа.
Юный волхв на всякий случай кивнул, абсолютно не понимая, что это может значить таинственная каста «Крылатых», о которой он ещё ни разу не слышал. Но увидев немое благоговение, которое появилось на лице собеседницы, он решил, что поступил правильно.
– Ты ведь мог скрыться. И волка своего без труда отыскал бы. Что тебя сдерживает?
– Данное знание не приблизит тебя к решению задачи. Мой путь лежит в Глебург. Я выполню обещание. Моё слово нерушимо.
– Ты о девчонке? А как ты собираешься отыскать её родителей?
– Я же не спрашиваю, к чему ты прибегаешь, чтобы проклятия действовали, как задумано?
Вопрос застал Аминту врасплох. Она мертвецки побледнела.
– Думаешь, я плутовка?
– Не я это сказал… В смысле, я другое имел в виду.
Она скрестила руки на груди:
– Не будем ссориться. Говори условия, да не зазнавайся. Цена должна быть подъёмной.
– Я готов стать товаром. Любопытно пожить питомцем у учёного наника. Но прежде я должен выполнить обещание данное Чернаве и отыскать друга.
– Так я тебе и поверила. Ищи свищи потом ветра в поле.
– Ты спросила, я ответил.
– Нужны гарантии.
– Что тебя устроит?
– Мы проведём обряд. Ты передашь мне свою силу. И прикажешь волку мне служить.
– В таком случае я потеряю ценность для Борзуна, не так ли? – потешаясь над её наивностью и замешательством, язвительно спросил Дима и поинтересовался, – другие предложения есть?
Что-то тяжёлое припечатало затылок Димы. Радость в мгновение ока улетучилась. Юный волхв повалился с лавки под протяжный вой Акелы.
Дима очнулся не то в яме, не то в высохшем колодце. Где-то наверху кружок небесной синевы, вокруг плотные земляные стены. Диаметр колодца метров десять, глубина примерно такая же. К низу расширяется. Стены как будто оплавлены. Смрадный затхлый запах с примесью керамзита убивает способность думать. Затылок опух и нещадно болит. От долгого лежания в неудобной позе тело не слушается. Окоченению поспособствовала и сырая земля. Дима с трудом сел и обнаружил себя босым. Кроссовки пропали! И макинтош, и дощечки Вайю, и нож! Коварная ведьма обвела его вокруг пальца, как только он расслабился. Юный волхв схватился за бляшку ремня. Фибула на месте, но как она может ему сейчас помочь?
Сверху что-то промелькнуло. Дима поднял взгляд. Снова какая-то тень. И тут над колодцем показалось голова Клима.
– Очухался?
– Как видишь.
– Дашь что-нибудь ценное – покормлю, – выставил Клим условие.
– А чем потчевать будешь? – тянул разговор Дима, стараясь выиграть время для размышлений.
– Не хнычь! Яства со стола Борзуна.
– И что же каждый обед с новой ценой будет?
Клим зашёлся от смеха.
– Не хошь, как хошь. Я пошёл.
– Подожди. Я согласен.
– Так бы сразу, – он скинул Диме бадейку на верёвке и алчно приказал, – клади, что есть сюда!
Юный волхв положил фибулу. Серебряная пряжка должна заинтересовать того кто носит хламиду. И вот фибула в руках Клима. Диме слышно как он довольно клацает языком. Минута ожидания, затаив дыхание и тишина. Если прикидка верна, то прямо сейчас Клим крепит фибулу. Сосчитав до трёх, Дима крикнул:
– А еда когда?
Не удосужившись до ответа, Клим спустил бадью. В этот раз из неё торчали пироги.
– Поторапливайся! – гаркнул Клим.
Дима выхватил выпечку и степенно поинтересовался:
– Торопишься, да?
– Ага. Сестрица наказала дров нарубить, скрипучую половицу у порога требует подправить. По белью рубелем пройтись нужно, да так чтобы ткань гладенькой сделалась, и чтоб ни единой дырочки не натворить. Ещё золу из печи вымести надобно и бучу свежую наготовить для бученья…
Дима призадумался: «Сейчас он меня своим бученьем-стиркой доконает… Как бы узнать почему Клим делится всем подряд? Это потому что заговорённая фибула уже действует, или этот парень болтун по природе? А если он обидчив? Вдруг сбежит, если тему попробовать сменить? Подожду немного».
Время шло, а Клим всё не останавливался. Казалось перечень дел братца ведьмы значительно длиннее, чем список задач у работника Балды из сказки Александра Пушкина и сиротки Золушки Шарля Перро вместе взятых. И вот юный волхв решился перебить бурный поток откровений.
– Красивая она у тебя, – томно вздохнул Дима.
Братец ведьмы молниеносно переключил жалостливый тон на хвастливый:
– Так и есть. Борзун и тот сразу запал как сестрицу увидел. Но для него дело на первом месте стоит. Не притесняет ухаживаниями. Она ему как ведьма куда больше пользы приносит. Её проклятия действуют без сучка, без задоринки, – Клим усмехнулся, – ещё бы не работали, – и он гордо заявил, – я обеспечиваю.
Дима перешёл к допросу, подловив момент, когда Клим закашлялся.
– Глубоко тут. А как ты меня сюда спустил?
– У меня бадейка поболе имеется. С лебёдкой сущий пустяк. С любым грузом совладаю.
– А чего так со мной? Чем не угодил?
– Подарок ты. Волка твоего Аминта сразу выпросила, а тебя за так отдали. Борзун такую цену за тебя задрал, что ты никому не нужен. Девчонку-то задорого пристроит. Наники втихаря детишек разбирают. А вот ты только сестрице занятен. Обучишь её, в чём сам дока, тогда все в прибытке окажемся.
– А раздели чего?
– Сестрица мыслит, что вещицы не простые, ведические. Ну, бывай!
Дима вгрызся в пироги. С одной стороны выяснить удалось предостаточно, но с другой мизерно мало для того, чтобы осуществить побег. Мысли уныло скитались между островков добытой информации и гипотезами: «Брат и сестра. Аминта нужна Борзуну для выполнения мелких колдовских пакостей, за выполнением которых стоит Клим. Каким-то образом эти двое попали в услужение. Их не поселили рядом, потому что главарь понимает, что ведьма дружбу с сельчанами начнёт водить, тогда стращать ей не выйдет. Получается, что кудесника или какого-нибудь серого кардинала нет. Борзун предпочитает тоталитарную диктатору. Интересно, тут все лидеры такие или это одиночный случай? Итак, Борзун огородил себя от советников, завёл послушную ведьму, которой пугает поданных. Вряд ли он посылает крутые проклятия тому же князю. Сомнительно, что руки Клима дотянутся до Глебурга. Хм-м-м… Непонятна логика мышления главаря. Обычно даже тираны прибегали к помощи мудрецов. Пусть далеко не всегда их слушали, но всё же имели тех, с кем могли проговорить сомнительные для исполнения планы. И вообще, верит ли Борзун в чародейство или рассматривает его как суеверие, использует как рычаг управления массами? Если так, то очень хотелось бы знать, какие ещё у них есть поверья, особенно те, которые внушают ужас…».
В час, когда небо окрасилось нежными закатными песочно-красноватыми лучами, и показался бледный диск луны, к Диме явилась Аминта. Она пробудила его галькой. Юный волхв возмущённо ругнулся, испытав на себе колкие удары. А ведьма, поняв, что камешки достигают цели, запустила для верности в яму ещё горсть, и спросила:
– Жив ли мой любезный соколик?
– А то как же – безучастно просипел юный волхв, пересохшим от жажды горлом.
С долей ехидства она кокетливо упрекнула:
– Что же ты моему братцу подношение сделал, а меня без даров оставил?
– Тебе ли жаловаться?
Она издала злорадный смешок и что-то сбросила. Дима резко отпрянул, чуть не ударившись о твёрдые как камень земляные стены. Никаких движений или подозрительного шороха не слышно. Уповая на то, что в Аминте есть хотя бы капля гуманизма, и она не швырнула в пленника клубок змей, юный волхв осторожно ощупал нежданный презент. К дикому изумлению он обнаружил свою обувь и прапрадедушкин макинтош. Дима облизнул потрескавшиеся губы и озарился широкой улыбкой.
Ведьма презрительно фыркнула:
– Не к лицу мне твои обноски, – она сменила тон и язвительно проворковала, – есть, что пригожее или пухнуть с голоду изволишь?
Счастливый Дима, радуясь, что Аминта не видит его, не переставая улыбаться, судорожно натянул кроссовки и накинул макинтош. Вернулся боевой настрой и юный волхв дерзнул напугать ведьму. Материзовавшись с помощью макинтоша за спиной Аминты, он подождал пока ведьма, устав изрыгать проклятия на молчание пленника, обернулась.
– Ты! Как ты?! Как ты тут очутился?! – захлёбываясь от ужаса и ярости, прошипела Аминта.
На её плече блестела фибула. Сестрица позаимствовала подарок у братца.
– Где Клим? – без обиняков спросил Дима, поглаживая затылок, который без устали напоминал о проявленной халатности.
– Понёс заказ Борзуну, – выдала ведьма, вытаращив глаза.
– Где, то, что себе приберегла? – спросил юный волхв о дощечках Вайю и ноже.
Прибывая в полном неведении, почему слушается пленника, она растерянно протянула складной нож Диме. Не зная, что этот предмет прячет в себе лезвие, Аминта осталась без оружия. Юный волхв живо запихнул нож в карман и снова выставил раскрытую ладонь.
– Остальное!
– На что мне твои деревяшки? В огонь их!
Диму словно пробило электрическим током с головы до пят, из глубин горла вырвался утробный рёв. Юный волхв грубо схватил Аминту, прижал к себе, представил горницу в её доме и перенёс их обоих.
Душно. Помещение охвачено сумраком.
– Зажги лучину! – грозно скомандовал Дима, но выполнять было некому.
Аминта не выдержала шока от прыжка в пространстве. Ведьма обмякла, она в обмороке. Знакомый звук. Это Акела, жалобно заскулив, задёргался на привязи. В потёмках Дима отыскал мохнатого друга и освободил, перерезав верёвку. Юный волхв наощупь пробрался к печи. Холодная. Он отодвинул заслонку. Мысли Димы отстукивали кувалдой кузнеца: «Еду не готовят, носят из слободы. Разжигают только на ночь? День вроде выдался тёплый, ещё не топили?».
Его отвлёк какой-то мягкий толчок в ногу. Дима встрепенулся. Акела ещё раз ткнул мордой и хозяин обратился к нему, теребя холку:
– Ищи, друг! Ищи!
Акеле не нужны разъяснения. Он ринулся в бок печи, где в углублении лежали поленья, и усердно заскоблил. Спотыкаясь, юный волхв добрался до волка. Тот уже пытался перевернуть объёмную плетёную корзину, набитую шишками. Дима ринулся помогать. Опустошив плетёнку, на самом дне среди мелкой древесной щепы, он нашёл заветную связку. Наконец-то! Они у меня! Что-то ласково приговаривая, Дима очистил от пыли и мусора дощечки Вайю и, спрятав их за пазуху, взялся за ведьму. Для начала он вытянул её наружу. Затем полновесными пощёчинами привёл в чувство. Аминта заохала. Жива. Всё, можно уходить. Дима отстегнул фибулу с хламиды ведьмы и, победно хмыкая, приладил артефакт обратно к ремню на поясе.
– Чао, красотуля! – отсалютовал юный волхв, приобнял Акелу и, мысленно вызвав образ избы, в которой томился с Чернавой, переместился туда.
Диме почудилось, что он запрыгнул в преисподнюю: жар убийственно опаляет лёгкие, над головой бесится пламя, всё заволокло чёрным дымом. Я не ошибся! Эта та самая изба! Где же Чернава?! Его заколотило от дурного предчувствия. Юный волхв лихорадочно выхватил дощечки Вайю, выбрал ту, что с наибольшей свастикой и призвал ледяной вихрь.
Время как будто остановилось. Секунда, другая ничего. Въедливый дым душит, жжёт, впивается в глаза. Как вдруг разом взревел ветер. Вокруг Димы и Акелы незримым барьером вырос морозный буран и двинулся на огонь. Кружась, безудержной воронкой, он загасил пламя, с треском выдавил окна, проломил засов и распахнул дверь наружу. Штормовое вторжение закончилось так же внезапно как началось. Резко потемнело и стихло. Только отвратная вонь гари, да обугленное пространство напоминали о том, что здесь только что бушевал пожар. Где Чернава?! Наугад снуя по горнице, Дима с надеждой рыскал обезумевшим взглядом, в то же время, страшась наткнуться на обгорелый трупик. И вот юный волхв обшарил все углы и закутки. Пусто. Забрезжило тусклое упование на чудо. Может, Чернаве удалось сбежать? Ну конечно, она же маленькая проныра, она выбралась…
Поток мыслей прервал протяжный вой Акелы. Дима вздрогнул. Нет, это не погребальный мотив. Внезапно зарево снаружи заиграло с новой силой. Тени заплясали. В открытом дверном проёме отблески высветили волка и неподвижную Чернаву. Она лежала ничком у самого порога. Вероятно, до того как потерять сознание, дышала через щель у пола. Одним махом Дима оказался подле Чернавы. Он подхватил тщедушное тельце девочки, рванул к роднику у бани.
Выбежав на крыльцо, Дима увидел, что стряслась беда. Некогда безмятежная слобода изменилась до неузнаваемости. Постройки полыхают, треть дворца объял огонь, пытаясь совладать с клокочущим ненасытным «красным петухом» с вёдрами носится челядь. В таких условиях не до пленников…
Короткое расстояние до флигеля Дима преодолел в два счёта и окунул Чернаву прямо в каменную чашу родника. И тут над его ухом со свистом пронеслась стрела и воткнулась в стену.
– Да что здесь творится?! – заорал Дима, прижимая Чернаву к себе.
Холодное купание и резкий ор привели девочку в чувства. Она закашлялась. И слабым голосом отстранённо изрекла:
– Зоранцы.
– Что?!
– Недруг Борзуна лютует. Набег затеял.
Дима сообразил, что это самые обыкновенные бандитские разборки.
– Идти сможешь?
Чернава чуть заметно кивнула. Он осторожно поставил её на землю. Девочка качнулась, юный волхв еле успел предотвратить падение. Дима прикинул, что использовать макинтош нельзя. Аминте и той поплохело, а что случится с Чернавой? Она ещё слишком слаба, даже во спасение их обоих, рисковать ребёнком он не имеет права. Дима осмотрелся. Убежища не подыскать, кругом дерево и пламя не ровен час, превратит это место в пепелище. Но как уйти? Они в самом центре слободы. Где-то там, в спирали улиц, судя по доносившемуся лязгу и крикам, идёт кровавый бой. Юный волхв сжал дощечки. Улететь! Но ветер раздувает пламя, на открытом пространстве это ухудшит и без того сложную обстановку. Послышался истошный женский вопль. Потемнев лицом, Дима вспыхнул взглядом. Это надо остановить. Решение принято. Он выпрямил плечи. Незыблемая уверенность в собственных силах обуяла юного волхва, поглотила молодецкую горячность, заставила думать хладнокровно. Он будто выключил чувства, нацепил каменную маску.
– Акела, охраняй! – приказал юный волхв мохнатому товарищу, и пристально посмотрев на сбитую с толку Чернаву, пообещал, – я вернусь! Укроетесь в роднике!
Дима представил бортные ухожья и, не таясь от Чернавы, исчез.
В этот предзакатный час дикие пчёлы мирно спали в ульях.
– Простите труженицы, но я вас потревожу, – прошептал юный волхв и вызвал средней мощи ветер, которому приказал отправить пчелиный рой на слободу.
Всего за каких-то пару часов слобода полностью превратилась в кроваво-огненный театр сечи. Теснимые недругом побратимы Борзуна проигрывали. Сам главарь не прятался, он бился с врагом наравне с дружиной. Сидя на вороном коне, Борзун размахивал многошипной булавой под стать располневшему былинному богатырю. Но недруг был куда сильнее. Ещё немного и Борзуну придётся сдаться на милость победителя…
Как вдруг раздался странный гул. Продолжая сражаться, люди оглядывались и посматривали вверх, откуда всё отчётливее доносилось вызывающее тревогу гудение. И тут рассвирепевшие пчёлы, втиснутые ветром в пылающее поселение, обрушились жужжащим эскадроном на дерущихся. Что тут началось… Сначала все безуспешно отбивались от жёлто-чёрных полчищ, а потом и вовсе побросали оружие. Теперь людям было не до баталий. Стремглав и местные, и пришлые помчались вон из слободы. Не одна сотня глоток создала невообразимый шум, отчаянно вопя, натыкаясь друг на друга, люди искали спасения.
Тем временем юный волхв не мешкал. Он вернулся к слободе и, пользуясь общей суматохой, проворно отыскал снаружи поселения выход ручейка. Больше полагаясь на ведическое чутьё, чем на зрение, сломя голову Дима пробежался впотьмах по лесу вниз по течению. Выскочив из-под деревьев, он оказался на широком пологом берегу полноводной реки. Лунное сияние высветило белёсыми дорожками мелкие рукава-ерики. У мощной, надёжно возведённой пристани высились силуэты бесчисленных судёнышек разных мастей. Юный волхв застал момент, когда начал выскакивать ужаленный народ. Ошеломляя бандитов, стоящих на посту у костров, не разбирая дороги, прыгая через пламя, обезумевший люд бросался в прохладные тёмные воды.
Дима рассудил, что ладьи, которые связаны у пристани, принадлежат Борзуну, а те, что с охраной Зорану.
– Приплыли, значит. Убирайтесь же восвояси! – гневно вскрикнул юный волхв и перешёл на не разборчивый громкий шёпот, обращаясь к силам Вайю.
Порыв ледяного ветра качнул юного волхва, но он продолжал вызывать арктического друга, прося его прийти в наибольшей мощи. Чтобы не околеть и оставаться в здравости рассудка Дима предусмотрительно окружил себя тёплым крошкой-торнадо. Теперь он не опасался того, что не удержит разбушевавшегося товарища. Юный волхв вторил мольбу и лютая стужа пришла. Она нахлынула жёсткими объятиями, словно только и ждала, когда ей позволят разгуляться. Ударил трескучий мороз. По краю берега борзо нарастала корка льда. Паруса пожухли. Костры поблекли. Скрипящий хруст и вопли удивления прибавились к всеобщему гомону: народ повалил из воды на сушу.