Евгения Ляшко
Приключения ДД. Глебовская Русь
Глава 31
Осень закончилась. Уж треть зимы проходит, а Дима всё томится в схолазо, но не тратит времени даром, мысли чистит, духовный порядок внутри себя выстраивает, крепнет верой. И вот однажды утром всё изменилось…
В трапезной к Диме подошёл грамматик по имени Эгист. Он преподавал крайне редко. Регулярно был в разъездах. По большей части занимался пополнением и обновлением утвари схолазо нежели учительствовал. Привозил для занятий, что требовали грамматики, выполнял поручения игумена. Дима не раз видел, как дружно отца Эгиста встречала учёная братия, разбирая с возов заказанное, и как от нетерпения постукивал ногой игумен, приметив во дворе обоз, облепленный обитателями схолазо. Отец Эгист бодро хлопнул Диму по плечу и, показав жестами на дверь и что надо активнее работать ложкой, уселся завтракать рядом.
Отъезд. Что же ещё? Сегодня он покидает схолазо. Нутро Димы заныло, заходило ходуном, затрепетало. Он снова выходит на шахматную доску. Нет, не так. Его снова выводят на сцену. Юный волхв отогнал эти мысли: «Я не марионетка, не фигурка, которой двигают. Я иду по предоставленному пути, только пока вижу в этом промысел Божий, – он улыбнулся, – мне снарядиться – только подпоясаться: Акела под рукой, котомка за спиной. Готов».
В последнее время Дима с котомкой не расставался, как чувствовал, что может не быть времени на сборы. Он посмотрел на Акелу. Мохнатый товарищ уже расправился с пшённой кашей, вылизал плошку и растянулся под лавкой. Юный волхв почесал шею, наскоро собрал горбушек в дорогу и с бо́льшей чем ранее охотой продолжил поглощать пареную репу с гороховыми блинами.
Отец Пимен вышел проститься. Он появился тогда, когда последние провожающие скрылись. Во дворе остался отец Эгист да его помощники. Доли секунд и они отправятся. Отец Пимен исхудал, имел усталый вид, но на щеках теплился румянец и двигался он довольно-таки бодро. Болезнь неповоротливо, но всё же отступала. Дима выскочил из телеги, под недовольный возглас отца Эгиста. Юный волхв поклонился единственному другу в схолазо и чуть дыша, прошептал:
– Благословите, отче!
Отец Пимен перекрестил и протянул Диме шнурок, на котором висел простенький свинцовый равносторонний крестик с зазубринами. На лицевой стороне пять отметин – штампов: точка в кружочке. Символ пяти ран Христовых.
– Лазука мета, – одними губами вымолвил он.
Дима принял подарок, наспех надел на шею и вернулся к Акеле в телегу. Не успел юный волхв заправить полог, как отец Эгист присвистнул и обоз тронулся. Дима плюхнулся на набитый соломой тюфяк и ближе взглянул на крестик. Странно зазубрины не симметрично выпилены. Наверное, ученик старался или сам отец Пимен смастерил. Юный волхв спрятал под одежду подарок и устремил взор вперёд. Тяжёлых дум нет. Ум ясен. Решать задачи надо по мере их поступления.
Через три дня с телег следовало бы пересесть в сани. Снежный настил становился всё толще. Пролив промерз, белел барханистыми ледяными гребешками. Холод туманил воздух. Снеговые облака висели низко, грозили разродиться. Постоялый двор, на котором они остановились, вёл мену и торговлю гужевого транспорта. Лошади, волы, ослы. Телеги и сани на любой вкус и кошелёк. Дима не знал, что отец Эгист забирается так далеко. Юный волхв разминал ноги, прогуливался с Акелой подальше от животных. Внезапно он ненароком застыл, услышав речь парочки сбитых бородачей. Один другого инструктировал:
– … десять тысяч и четыре тысячи сажен. На мраморном камне так и высечешь, что князь мерил море по льду до Корчева…
Диме показалось, что он что-то смутно припоминает. Какое-то затерянное княжество русичей. Плита из мрамора с древне-русской надписью. Отыскали казаки. Порог в казарме, что ли сделали… Но командир изъял, изучать отдал находку. Длинный путь плиты с юга в Питерский Эрмитаж, экспертизы на подлинность. Плита доказывала, что топография на Руси была уже в одиннадцатом столетии, не только по звёздам предки ориентировались. А что ещё? Что-то важное…
Неожиданно Диму окликнули.
– Дроздовикус! Димитриус де Дроздовикус!
Мотра собственной персоной. Размашистым шагом, раскинув полы собольей шубы с лисьими рукавами, мудрец летел на него как коршун за добычей.
– Приветствую! – с лёгким поклоном поздоровался Дима так, словно они и не расставались, и не было никакой истории с похищением.
– Вот и свиделись! Вот и снова все довольны да счастливы! – пританцовывал Мотра от радости, скинув съехавшую набекрень бобровую шапку.
«Значит, всё-таки были переговоры» – подметил юный волхв.
Мудрец явился налегке, без свиты. Видимо это тоже было частью сделки. Переодевшись в годный для холодной дороги костюм, Дима продолжил путешествие в тёплых санях под медвежьими шкурами. На мягких сиденьях Мотра и Дима, в ногах Акела, как живая печка, да лихой возница на облучке.
Мчались через окованный льдом пролив. Ветер выдавливал слёзы. Мелкие снежинки били в лицо. Глаз не открыть. Только кутаться.
– Антигонос! – выкрикнул Дима.
– Да-да. Уже поквитался, – отмахнулся Мотра.
И юный волхв окончательно уверился, что в разнооком мудреце не двойное и даже не тройное дно. С Мотрой нужно быть предельно осторожным. Больше Дима ничего не говорил. Всё и так понятно.
Глава 32
Вечернее солнце играло по мозаике роскошных окон. Белокаменные хоромы наполнялись разодетыми в пух и прах наниками. Чванливые личности, в основном мужского пола, рассаживались по широким лавкам с резными спинками и высокими подлокотниками. Подсвечников было так много, что казалось они, могли посоревноваться с громадной печью степенью прогрева залы.
Дима в облачном корзно ожидал своего часа в тёмном проходе. Стоял между двумя вместительными горницами. В дверном проёме юный волхв мог видеть всех, а его вряд ли кто-то заметил, даже если бы с ним рядом засияла звезда. Акела смотрел на высокомерную публику исподлобья, периодически лениво зевая.
Позднее предполагался пир. В соседнем помещении сновали слуги, набивая изысканной снедью громоздкие столы. Наконец все приглашённые расселись. Хозяин, предоставил слово Мотре, а тот с небывалым дотоле пафосом сказав вступительную речь, пригласил Диму.
Их появление произвело меньший фурор, чем это было на выездах в селения. Эту искушённую публику так играючи маскарадом не пронять. «Подумаешь якобы крылатый с волком, эка невидаль!» – читалось во взглядах. Не зря Мотра из кожи вон лез, наставлял, чтоб Дима изрёк такие аксиомы и постулаты бытия, которые повергли бы собравшихся, если не в ступор восхищения, то в глубокие размышления, «Будь кратким, но пусть смекнут необъятность твоих познаний».
А юный волхв не собирался никого поражать. Он сдержанным ровным тоном смиренного проповедника вещал непреложные истины, переводя указательный палец по нацарапанным в Свитке символам:
– Имеющий уши, да услышит. Благость сеется нежно, бережно. Ибо без чуткости к человеку, нет отклика в душе народа. Но прежде чем что-то сеять, посмотреть бы Белый свет. Познать хоть толику его совершенства. Выявить собственный шесток. Нащупать свою веточку на Вселенской виноградной лозе. От этой веточки черенки размножать. Чтобы попусту не гоняться за чуждым, чтобы познать себя, чтобы пользу веять. Не скор сей путь. Уклонишься и ма быть лишишься всего. Придётся начинать сначала. По неверной тропке из упёртости нрава пойдёшь до конца – уготовишь себе, а то и другим погибель. Да избави Боже предаваться унынию. Надежда – есть путеводный маяк, ибо из всякого даже самого трудного состояния выход имеется, да не единственный. Истинное бессмертие человек приобретает, коли о душе печётся. Не нужны ухищрения, чтоб век продлить. Умиротворение и благодать наступает, когда по законам справедливым живёшь, бдишь по потребностям, не ищешь с лихвой. А коли прибыток случается, то делишь его между страждущими. Смысл жизни в самопознании – открытии и постижении в себе замысла Творца. Его отеческая любовь в каждом испытании проявлена. Смирись и вкушай, что подано. Обретёшь вечность, не загубишь душу.
Дима вдруг увидел, что Мотра приблизился к нему почти вплотную. Видимо мудрец мелкими шажочками подбирался, а увлечённый Дима и не заметил его перемещения. Но сейчас игнорировать было нельзя. Юный волхв умолк, вопросительно посмотрел на Мотру.
– Благодарим тебя, – вежливым голосом громогласно заявил мудрец, положив Диме руку на спину.
Дружеский жест покровителя на самом деле был железным пинком вон. Мотра вдавил ладонь так, что Дима едва устоял на ногах. Юный волхв понял, что выступление закончилось. Он свернул Свиток и вышел. Разгорячённый речами и жаром свечей, Дима потянул корзно, чтобы снять, но застёжка с первого раза не поддалась. Навстречу шли двое с запечённым лебедем на блюде – не разойтись. И Дима с Акелой сместились за бочонки с вином. Злополучная застёжка расстегнулась. Юный волхв хотел идти в выделенные ему покои, но тут застыл как столб. То, что говорил Мотра, показалось ему весьма любопытным. Изображая, что всё ещё возится с застёжкой, Дима хватал и мотал на ум всё, что к нему долетало…
– Наники прозрейте! Мы лишены настоящей мудрости, ибо не переходим в архетип отцов, дедов. Бездетному невозможно приблизиться к азам учёности бытия. Хочешь в чём-то разобраться начни это преподавать. Вместо яркой жизни, где ценится каждый вздох мы погрязли в поиске развлечений. Довольно! Приелось! Пора поговорить с князем и пересмотреть законы, заново оценить дар княжеский.
– Что предлагаешь?
– Оставить наников, что есть, но не плодить боле. Мы уйдём в горы, будем созерцать, будем в вечности трудиться на благо державы, а то и держав… Создадим свой Олимп!
Раздалось ликование по типу того, что издаёт ребятня при объявлении карнавала. Им предложили поиграть в богов и они согласны примерять божественные одеяния. А Мотра? Эта хитрая бестия всё это видит. Его всё устраивает. Он поднимает толпу. Поднял! Вот только на что? Что он там, в вечности делать собрался? Это вообще как? Что и как он собирается осуществить?
Внезапно поднялся недовольный гомон. Пока Дима отвлёкся на размышления, наники что-то не поделили.
– А если свергнуть захотят?! Рано или поздно кто-то да восстанет?! Да! Так и будет! Всем не угодишь! У свергнутого правителя две дороги на казнь или в монастырь! Всё до поры до времени! Да! Всё приедается! Нам ли не знать?!
Голос Мотры грянул зловеще:
– Не будет… Некого свергать.
– Что ты задумал? Да! Ответь нам! Что?
– Наш Олимп не должен быть явным. Мы поставим тех, на кого шишки посыплются. Их и будут свергать. А мы будем ставить новых князей. И так бесконечно.
– Это будет потом, а что ты сейчас намерен сделать?!
Заговорил Горыня.
«Он тоже здесь!» – Дима превратился вслух.
– Мы принесём невинную жертву. Сделаем из него символ, за которым пойдут массы. На первое время сойдёт.
В глотке Димы пересохло, пульс неистово заскакал: «Жертву… Невинную… Из него… Из НЕГО… Это Горыня о ком? Обо мне?!».
Мотра вкрадчиво вставил:
– Для начала он нам поможет свергнуть князя. Поправит чуток, лето, а ма быть два, а потом и сгинет вместе с волком своим. Животное тоже оплакивать станем. Это так трогательно. Так проникновенно. Что нам и надо. Жалость чувство вины увеличивает. Ой, не доглядели! Ой, не уберегли! Сочетание страхов растёт и множится, давит камнем могильным. Управление мягкотелыми страдальцами проще пареной репы.
«Год-два подарили… Обнадёжили…, – Дима приходил в себя после шокирующей новости, – я думал Горыня хочет договориться с князем. Рвётся навести порядок на окраинах. Думал, Мотра за мир выступает. Но миссия иная у них. Сын с отцом власть захватить желают. Дистанционно. Умертвить крылатого с волком, использовав, как жертву, на которую повесить всех собак. Я возомнил себя умником, а меня обвели вкруг пальца! Нет! Ещё не обвели!».
Под тенью благородства проявилась чёрная корысть. Горыня с Мотрой хотели мира на своих условиях. Вот почему они так легко приняли чужака, и пошли с ним. Назрели перемены. Диму хотят использовать как хворост революции.
Юный волхв ушёл. Он услышал достаточно. Никто не должен прознать, что он узрел. Дима испил воды, улёгся на кровати с балдахином и уставился в бревенчатый потолок. Сформировалась и не отпускала бредовая концепция будущего… Будущего в которое он однажды вернётся.
Он представил, что все известные фамилии мировых богачей уйдут в тень. Искусственный интеллект их спрячет. Ни одна строчка информации не просочится в интернет. Последнее что прочтут или увидят жители Земли о веками узнаваемых «кошельках кукловодов», это то, что постаревшие Дюпоны, Ротшильды, Рокфеллеры и им подобные отбыли на тот свет. А дальше пустота. Потомки кукловодов тоже растворятся в тени. Они, конечно же, физически будут существовать, но исчезнут из информационного поля. Ни один запрос в поисковой строке не выявит их местоположение, размер состояния… Ничего. И свергать будут других. А власть дьяволопоклонников не поменяется. Однако энергетический поток негатива снимется. А это значит, что без пресса проклятий народов, они будут вредить больше. Это пошатнёт баланс энергий. У тёмных появится шанс одержать победу.
Дима резко сел: «Никому нельзя позволить уйти в тень. Держи друзей близко к себе, а врагов ещё ближе. Насильно внедряемый на все уровнях искусственный интеллект, не должен вымарать истинных виновников проблем человечества, – Акела запрыгнул рядом, словно разделял его мысли, – учёные нового поколения, молодые учёные! Они не допустят. Они адекватно смотрят на вещи, не запылённым почётными званиями взглядом. Они видят алгоритмы, которые навязываются. Должен быть и параллельный интернет, чтобы отслеживать, перепроверять информацию на вшивость и высвечивать, то, что недруги пытаются скрыть. Спецслужбы. Особые отделы. Они наверняка, уже над этим трудятся. Силовые структуры над политикой, какие бы «кроты» туда не проникали. Они выстоят. Должны выстоять».
Юный волхв потрепал холку Акеле:
– А мы по-своему будем помогать. Каждому сверчку свой шесток. И мы свой раскумекали.
Хлопок в коридоре. Спешные шаги. Дима уставился на дверь. Явился Мотра. До крайности возбуждён или разъярён? Красный как варёный рак. Акела спрыгнул на половик и почему-то принял боевую стойку. Лицо мудреца сразу подобрело. Голос зазвучал сладко. Обмахиваясь пятернёй, он спросил:
– Не лёг ещё? А пора бы. Завтра в Глебург. В столице дел премного ждёт. Ты должен быть свеж как огурец!
– Дайте мне поговорить с князем с глазу на глаз, – в лоб заявил юный волхв.
– Нет, – замигав сильнее, отрезал Мотра. – Поперёд батьки в пекло не выйдет!
Он наигранно засмеялся.
Дима стойко выдержал утюжащий взгляд, и размеренным темпом внятно проговаривая слова, точно гипнотизируя, сказал:
– У меня нет умысла секретничать. Всё по-старому. По договорённости. Я ваш наперсник. Это типичная самая обыкновенная принятая в высших кругах обоюдовыгодная дипломатическая уловка. Посредник. Переговорщик. Он снижает накал первой встречи между противоположными лагерями, потому как предварительно обговаривает со сторонами их пожелания. Ничего лишнего не сообщает, но выведывает.
Мотра заколебался. Глаза задёргались как кости в кубке заядлого игрока. И видя сомнения мудреца, Дима поставил жирную точку в их диалоге:
– От меча не ищут мира. Что вы принесёте оружием? Разумом следует пользоваться… Коли он есть… Позвольте мне переговорить, выслушайте, а после делайте, что хотите…
– Чарами речей правителя вразумишь…, – словно говоря сам с собой, задумчиво протянул Мотра.
– Вам дорогу скатертью приготовлю, – дурманящим голосом пообещал юный волхв.
На удивление, Дима всё же получил положительный ответ, но это сейчас, здесь, вдали от покоев князя, а что произойдёт в Глебурге?
Глава 33
Юный волхв протёр очи. Ему хотелось впиться взглядом. Глебург! Наконец-то! Столица Глебовской Руси обосновалась на территории древнего града-крепости. Половина Глебурга входила с крутого берега в море. Заледенелые сизо-серые бугры щетинились вдоль почти всей северной стороны. Внушительной высоты стены, выложенные из добротно подогнанного камня, хранили следы вереницы цивилизаций. Столица возвышалась над проливом, выпирала мощным форпостом. Верхняя часть града белела, припорошённая снегом, угадывался облик величественных зданий и мраморных античных барельефов. Где-то там, в недрах обитал князь. А пока Диму окружила, не отпускала голая вьюжная пустынь. Лошади двигались черепашьей рысью. Возница, похлопывая по одеревенелому тулупу, тем самым отгоняя мороз, сокрушался, что эта зима необычно лютая выдалась. Кто мог, тот шубой обзавёлся, чтоб до костей не промёрзнуть.
Как они выехали, студёный северо-восточный ветер нахлынул пургой и видимо разогнал толчею к воротам. По крайней мере, Дима так думал, предполагал, что в хорошую погоду в столицу непременно должна стоять очередь из страждущих внимания князя. Наледь на мощеной булыжником дороге и встречные вихревые потоки не позволили прытко попасть внутрь столицы. Сани скрежетали, тряслись на ухабах, Дима порядком озяб, но радовался. Он прижимался к мохнатому тёплому другу и радовался. Он так давно мечтал сюда добраться. Эта ступень приблизит к другу.
Только Мотра сидел недовольный. Он отправился вместе с Димой, не отпустив к князю одного. Хотя наверняка была возможность выбрать доверенного провожатого. Дима опасался, что мудрец передумает и развернёт сани обратно. Но вот и ворота. Каменный затишек. От непрекращающегося гула заложило уши, а тут тишина. Дима с трудом сдерживал улыбку. Он здесь! ЗДЕСЬ! Мотра переговорил со стражей и их легко пропустили.
Дорога шла в гору спиралью. Чем выше, тем дома лучше, солиднее, богаче. Улицы пусты. Как странно? Совсем пустые улицы… Как если бы город вымер…
Поворот и они въехали на площадь, украшенную множеством скульптур: атлеты со спортивными снарядами, воины в боевых позах – нападают и отражают удары, стайки томных дев с цветами, арфами, кувшинами. Поодаль горстка лавок, гостеприимно манят огоньками. В морозном воздухе витают ароматы свежеиспечённого хлеба. Наники прогуливаются парами. Предобеденный променад. Дальше на санях прохода нет.
Мотра сдвинул брови:
– Корзно?
Дима молча распахнул тулуп, высветив облачную мантию.
– Если князь примет, то проповедуй, пока язык не отсохнет. Он должен внимать к тебе аки телок к матке. Усёк? А мы в корчму, – он кивнул на край продолговатого здания на параллельной улице, – там нас сыщешь.
– Будет сделано, – смиренно ответил юный волхв и, пропустив вперёд Акелу, сошёл с саней.
Прогулочным шагом Дима вступил в каменный сад. Через пару минут оглянулся. Сани Мотры скрылись за углом. Юный волхв моментально стянул корзно и наскоро запихал в котомку: «В таком виде в терем правителя я не пойду. Зачем князя гневить, на манер правителя нарядившись? На тон, а то и на два-три ниже следует одетым быть, чтоб на свою беду нечаянного притеснения от высших особ не вышло».
Акела клацнул зубами, как будто одобряя действия Димы. Юный волхв подмигнул, развернулся и столкнул нос к носу с Чернавой. Закутанная в пуховый платок она напоминала матрёшку.
– Приветствую! – выпалил Дима.
Но девочка захлюпала.
– Что случилось?
– Она…. Она…
– Кто?
– Мама. Моя мама. Моя мамочка. Я нашла её, нашла. Она… Она…
Слёзы хлынули. Чернава глухо зарыдала.
– Что она? Заболела? Умерла?
– Она не хочет меня знать…, – выдавила девочка, закусив кулак в варежке.
Сбитый с толку Дима, взял за плечи Чернаву, встряхнул и посмотрел пристально.
– Может ты что-то не так истолковала?
– Всё так, – проревела Чернава.
– Где она?
Девочка мигом утёрла слёзы. В ждущем взоре замаячила надежда.
– Ты поможешь? Ты мне поможешь? Ты обещал!
– Где она?
– Я покажу!
Короткая перебежка, и они оказались у женской статуи, на которую с деланным равнодушием смотрела такая же прекрасная и такая же холодная красотка-наник. Она крутила хорошенькой головкой, поигрывала мехом на воротнике собольей шубы. Неоспоримо, она родственница Чернавы. Те же черты. Всё-таки Чернава не обычная девчонка.
– Мама! Мамочка! – жалобно позвала Чернава.
– Опять ты! Чёртово отродье! Ты случайное дитя, стало быть, на выброс! По-другому не будет! – сморщила хорошенький носик красотка. – Я же сказала, что если ещё раз появишься, я сдам тебя стражам как беспризорницу. Мне поверят, а не тебе! – она заметила Диму с Акелой, и злобно спросила, – твои приятели из леса? Подмогу вызвала?!
Дима внутренне содрогнулся. Удерживать внешнее спокойствие в такой ситуации невероятно сложно. Мать не принимает дочь. Гонит. Насильно мил не будешь. Более того, он здесь по делу. Появление стражи разрушит и его планы…
Юный волхв склонил голову на бок, обратился ласково к Чернаве:
– Примериться не выйдет. Ты же сама всё видишь.
– Будь добр, ты же обещал мне помочь! Пробуди её!
Красотка вставила руки в боки и нервно ухмылялась, но не кричала. Поблизости никого. Стражей тоже не видно и Дима предпринял попытку. Он надеялся, что в глубине этой самовлюблённой статуи осталось ещё что-то живое, завалялись зёрнышки материнского инстинкта.
– Однажды вы не вытравили плод. Девять месяцев вы были единым целым. Вы сохранили дочери жизнь. Нашли тех, кто позаботится о крошке. Любовь есть в вашем сердце. И ваш крик – это вопль боли. Вы ничего не можете исправить в прошлом. Ничего. Но ведь будущее в вашей власти…
Зрачки красотки расширились. Она часто задышала. Рот перекосила презрительная усмешка. Она зашипела как кошка. В такой момент ярости ей хватит духу кинуться и расцарапать даже волка.
Чернава ринулась к матери, упала низ, обняла её ноги. Но жестокая красотка оттолкнула дочь и поспешила прочь. Девочка заскулила как раненый зверёк, метнусь вслед:
– Мама! Мамочка! Не бросай меня! Я хорошая, я послушная…
Она впопыхах наступила на подол, покачнулась, другим сапожком зацепилась за скользкий булыжник и с размаху упала, подняв столбики снежной пыли. Чернава заголосила. Подбородок в крови. Алые капли орошают белый снег.
Дима не двигался сам и придержал Акелу. Юный волхв приметил, что женщина замедлила шаг. А теперь и вовсе остановилась, ссутулилась, заламывает руки. Он ждал. Красотка обернулась. На лике печать страха и душевных терзаний. Что-то надломилось в этой холодной женщине. Пали предрассудки.
– Доченька! Моя малютка!
Она бросилась к ребёнку, прижала к груди. Мать и дочь слились в объятиях.
– Мама! Мамочка! – визжала от счастья Чернава.
Дима потрепал холку Акеле, и со смесью горечи и радости, произнёс:
– Здесь мы уже не нужны.
