Евгения Ляшко
Приключения ДД. Глебовская Русь
Глава 17
Проливной дождь вдруг иссяк, поэтому внезапная починка кровли, несмотря на хлипкость конструкции, вышла без особых хлопот. Дима высокомерно подмигнул ещё клокочущей на горизонте стихии. Пора слезать с крыши. Но тут юный волхв рассмотрел верный признак опасности и остановился: Акела навострив уши, обшаривал закоулки двора. Дима, вторя мохнатому другу, обследовал округу с высоты и вздрогнул. Состояние утёса после ливня предвещало близость катастрофы. Устремляясь вниз, обильные потоки вымыли рыхлые рвы. Кое-где горная порода и вовсе просела. Того и гляди масса грунта сдвинется и под собственным весом неминуемо вызовет масштабный оползень. Ветхое жильё канет в море, грязевой кисель их тоже не пощадит, утащит и погребёт под собой. Бездействие равно погибели.
Волевой ресурс моментально мобилизовался, Дима, чеканя слова, произнёс Горыне:
– В любой момент случится обрушение.
Сын Мотры отмахнулся.
– Ой, ли? Видали мы тут всякое… Обойдётся, – он шагнул к приставной лесенке и, разворачиваясь, усмотрел, что прежнего выхода из ворот нет, Горыня охнул, – там, что ямища зияет?!
Дима мимолётом взглянул, и тут же оценив обстановку, предложил:
– Яма немного шире котла. Если его скинуть в провал и использовать как опору, а сверху положить жерди от шалаша, то неплохая выйдет переправа. Если поторопиться…
Они, не мешкая спустились, осмотрелись.
– Твоя правда, – пробормотал Горыня, – только в одном загвоздка, – тятя наотрез откажется покидать своё логово отшельника.
Обстановка требовала стремительности и окончательно осмелев, юный волхв твёрдо выдал:
– Меня он послушает!
– Погоди ты! – Горыня перегородил путь, – хоть раз надавишь и утратишь голос навеки! И ещё…, – он таинственно изрёк, – когда тятя светлым глазом шалит, разговор веди, если тёмным – сворачивай.
Сумбурно сказанное немало поведало юному волхву. Направляясь в дом, Дима мысленно определился с тактикой в разговоре: «Мотра имеет обострённое самолюбие. Он должен сам принять решение. Что же, он его примет! Подсказки на лице мудреца мне в помощь! Пусть и умён, но тщеславием ни один человек не обделён!».
Горыня не заходил, предоставил Диме вольное общение. Чернава интуитивно подалась во двор, на бегу пискнув «Пойду, найду Акелу!». Мотра же сидел, раскладывая душистые травы, как будто собирался составить букет.
– Влажно сделалось, – издалека начал Дима.
– Моим прутикам самое то, не придётся заваривать.
Дима присел.
– Так это вы что ли корзины из лозы мастерите?
– Плету. Любо-дорого посмотреть. За каждой моей работой очередь стоит.
– Талантливый человек, талантлив во всём, – польстил Дима. – Отчего же новый дом себе не сладите? Неужели не справитесь?
Нервный тик захватил карий глаз мудреца.
– Думай, что говоришь! – гаркнул Мотра.
Дима, ничуть не смутившись, продолжил:
– Так я и удивляюсь! С чего это вы вроде как на все руки мастер, да тут прозябаете? – к показному изумлению прибавились нотки сожаления и трогательной заботы, юный волхв завздыхал, – времечко для себя родимого никак не сыщете, а такую голову как вашу беречь надобно, ой, как беречь. Добро оно наживное, а вот голова одна, пуще всего её хранить должно. Не ровен час, по бревнам избушка ваша рассыплется…
Улыбнувшись как сытый кот, Мотра замигал голубым глазом.
– Под размышления я лозой балуюсь. Где уж тут сруб ставить, когда вот как нынче призвали отыскать, куда вельможа один подевался. С зимы ни слуху о нём, ни духу, а тут вдруг спохватилися… А дом-то у меня в городе есть. Лишние хоромы нерачительно содержать.
Лицо Димы приняло участливое выражение, как если бы клерк из кожи вон лез, стараясь угодить высшему руководству.
– Сейчас над этим расследованием трудитесь, да?
Мотра прищурился.
– Так и было, пока вы не нагрянули, – протянул он, выжидательно глядя на Диму.
– А где происшествие случилось? В городе, да?
– Там стряслось.
Дима с жаром спросил:
– Призвали тут выведать, что случилось там?!
– Посыльный поутру явился, – кивнул Мотра с озадаченным взором, словно не понимал, куда клонит гость.
Юный волхв с нарочитой строгостью придирчиво спросил:
– А как же это вы без тщательного осмотра места преступления, без опроса свидетелей версии строите?! Кого обвинять будете?! Откуда у вас доказательства возьмутся?!
Воспылав азартом, Мотра подался вперёд.
– Неужто и тебя по судебным делам посадник али воевода сотрудничать просили?!
– Там, откуда я родом, случалось, что наместники князей просили услугу оказать, – соврал Дима и перешёл к основному вопросу, – в ваших краях я гость. Хотел вам Свиток показать. Сам изготовил по стародавним преданиям… Но если вам недосуг, так я в город снесу, там может какой мудрец найдётся, кому моя вещица приглянется…
Букетик полетел кувырком.
– Ты мой гость! У меня заночуешь, – Мотра встал, покачал головой, – сыро тут… До дома моего недалече. До темна пешим ходом доберёмся. Поведаешь, как ты дела сыскные ведёшь. Уж больно занятно мне стало. Сам безус, а такой почестью похваляешься! Диву даюсь, что не закрадываются у меня сомнения от речей твоих! Излагать гладко ты отменно обучен, да предстоит разобраться, насколько глубиной сказанного владеешь!
Дима поднялся и, выражая согласие, отвесил учтивый поклон. Он-то знал множество детективных историй. Сочинить на их базе легче лёгкого. Увлечение сериалами про гениальных сыщиков всех времён и народов не впустую потраченное время.
В дом Мотры добрались, когда совсем свечерело. Зашли в потёмках через плотно засаженный сад, поэтому Дима не сразу понял, как он оказался в домовладении античного образца. Вот они только спустились с холма покрытого цветущим яртышником, пересекли дубовую рощу, перемахнули через развалины похожие на остатки крепостной стены, шагнули в потаённую лианами плюща калитку и, пробравшись через заросли кустарника, по длиннющим шипам которого Дима распознал боярышник, неожиданно вышли к журчащему переливному фонтану с великолепной лепниной.
Открывшийся мирок пахнул пряным ароматом белых лилий, коих было огромное великолепие в расписных керамических вазонах. Кованые масляные лампы на высоких витых треногах и изящные канделябры в специальных нишах мягко освещали окружённый колоннадой внутренний двор, дополняя картину запахов специфическими нотками костра.
Дима отметил изящество и простоту. Полукруг низких диванов, обитых тафтой с глянцевым блеском. Резные деревянные столики с греческим орнаментом. Двухэтажный дом с выбеленным фасадом. Постройки из сырцового кирпича соседствовали с мраморными ступенями, остатки ливневой канализации с хозяйственными отходными ямами, мощёные идеально подогнанной плиткой дорожки с песчаными тропинками. За ветвями всё опоясывающей глицинии виднелись следы старого фундамента и разные виды кладок, что говорило о неоднократных перестройках. Диме пришло в голову, что люди обитают здесь с давних времён: «Некогда богатое архаичное поселение, переживает очередной виток развития. В архитектуре дома просматриваются классические эллинские черты: эстетичность, лаконичность, совершенство форм, натуральные оттенки, гармония…».
Зазвучала трель соловья, прервав размышления юного волхва. Райские кущи – вот на что походил дом Мотры. Курильницы обдавали сладковатым дымком, разгоняя мошкару и навивая Диме настроение грустной радости: уютный уголок не подарит отдых, это только перевалочный пункт.
У фонтана с кувшином появились девушка в будничном вишнёвом сарафане. Из украшений на белой рубахе расшитый ворот да повязка с простеньким узором. Увидев их, девушка вскрикнула «Господин!» и, отставив сосуд, стремглав умчалась, сверкая из-под подола кожаными поршнями, а через миг домашняя челядь в полном составе ублажала хозяина с сыном. Дима, Чернава и даже Акела также угодили в сноровистые руки. Под твёрдым взором статного управляющего закрутилось колесо гостеприимства.
Быт дышал умеренностью. Внешне эллинский роскошный, а внутри типичный славянский интерьер владельца зажиточной избы. Комната Димы не стала исключением. Сундук исполнял роль места хранения вещей и служил кроватью. Другой мебели не было. После посещения купальни у Димы появилась новая одежда – ноский наряд точь-в-точь, какой был у Горыни: такие же узкие коричневатые портки, почти до колена лазоревая рубаха, кожаный поясок и коровьи воловьи чёботы. Для макинтоша и Свитка юный волхв испросил себе котомку, а фибулу, нож и дощечки Вайю сложил в поясной кошель. Но немного подумав, нож переложил. Хоть руки и чесались взять котомку с собой, но Дима преодолел соблазн: лишнее внимание к его вещам ни к чему, а оружие и вовсе может испортить ещё не оформившиеся отношения. Он обязан полагаться на собственный разум, в решениях задач окрепнет способность рассуждать.
Дима причесался пятернёй и вышел к фонтану. Чернава тоже в обновках. В расшитом серебряными нитями сарафане и сафьяновых туфлях она походила на маленькую царевну. Но поведение осталось прежним. Девочка резвилась с Акелой, шерсть которого сияла шелковистым блеском – заботливый управляющий приказал и его привести в порядок. Появился Мотра с сыном. Горыня переоделся, походная одежда сменилась на барскую светлых тонов. Тятя предстал в боярском красно-золотом, но украшений особо не добавилось. Чувствовалось, что Мотра нисколько не тяготиться многослойной сложностью удлинённого кроя, движения сделались вальяжными, речь плавной. Былая непринуждённость выветрилась, всё сквозило церемониальностью. В одном человеке уживалось два полюса: неординарный мыслитель-корзинщик, добровольно ограничивающий себя от многих аспектов материального комфорта и бережливый богатей-полускряга. Смена платья высветила социальный статус, с которым приходилось считаться. Но ни в коем случае нельзя было «просесть» в глазах Мотры, Дима ведической природой ощущал, что интересен лишь до той поры, пока общается на равных.
После ужина Акела как верный гвардеец сел у ног юного волхва и уставился вглубь сада немигающим янтарным взором. Дима поймал изучающий взгляд Мотры. Его мысли читались легко: тема необычной дружбы волка и человека встала на заметку, но до поры до времени поднята не будет.
Отправив Чернаву и прислугу спать, мужчины завели серьёзный разговор, в котором Горыня в основном помалкивал. Он налегал на фрукты, словно не ел их целую вечность. Но от Димы не укрылось, что это напускное безразличие. Сын Мотры исподволь следил за беседой, стараясь не пропустить ни единого слова. Отныне он бесшумно ставил чашу, не бряцал костяными бляшками наряда, а если случалось кашлянуть – сдерживал громовые порывы прочистить горло, чего ранее за ним не замечалось.
– Поведай нам, искал ли ты убивцев? – спросил Мотра.
– Довелось. Как заведено, чтоб сомнений в расследовании избежать, гонением следа занимаются не только сами потерпевшие, но и их родичи, уважаемые люди, добровольцы всякие. Вот и я так же угодил не раз и не два, – и, размеренно почесав шею, юный волхв объявил, – прежде чем перейти к тяжким случаям, я начну с лёгкого, с татьбы.
– Как гонение следа шло? Всегда ли злодея отыскать удавалось? – засыпал вопросами Мотра, но вникнув, что гость иное предложил, махнул рукой, – так и быть, давай для разогрева о краже, а потом и душегубах поговорим.
Дима выдержал паузу с видом, будто припоминает былое, и поведал:
– Задумал как-то один смерд хищение. Заморский купец не лестным словом обидел, да ещё и не сполна расплатился за льняное масло, обвинив, что якобы товар горчит. Но пока смерд думал, как вернуть неоплаченное и за обиду поквитаться, купец уж масло всё по амфорам разлил, воском закупорил и в трюм погрузил. Тайно не забрать. Тогда смерд на порчу отважился: «Горчит оно тебе, так я устрою чтоб как следует горчило!».
– Отчего этот свободный земледелец к посаднику не обратился? Как так стало, что у труженика заступников не нашлось? – перебил Мотра.
– Кто его знает? – пожал плечами Дима. – Так вот, взял смерд лубяной короб, насыпал в него всякой мелочёвки и, притворившись коробейником, перед самым отплытием пробрался на корабль.
Мотра опять перебил.
– Никак в толк не возьму что за коробейник такой?
На миг брови Димы сошлись на переносице: «Что я такого сказал? Мелкие торговцы повсеместно же были? Или нет? Только купцы что ли «из варяг в греки» мотались?». Он благосклонно улыбнулся и любезно пояснил
– Странствующий торговец. Предлагает и гребни, и иголки, и… всякие дешёвые радости. А также лечебные снадобья, – Дима снова перешёл на тон сказителя, – а кто перед дальней дорогой такой товар обойдёт? Смерда стража и пропустила.
– Какая такая стража? – вскинулся Мотра.
Дима взмок: «Осечка вышла. Откуда охране взяться?! В эти времена только разбойники краденое добро сторожили! Честный люд не имел привычки дома и сундуки запирать! А купеческому слову и вовсе за просто так доверяли, могли отпустить, знали, что долг принесёт, раз пообещал!».
Пришлось выкручиваться.
– Во-о-от и я тоже сразу заподозрил, что не чист на руку купец, потому и стражу выставил.
– И что этот смерд сотворил-то? – поторопил распалённый Мотра.
– Пока всучивал лечебный товарец, он же берёзовый дёготь, рассказывал люду корабельному, что сказочным образом снадобье сработает, если втирать его вместе с льняным маслом. Все и так знают, что дёготь царь среди снадобий – от каких только недугов не спасает, а смерд и того больше наобещал. И разом все болезни сгинут, и усталость вмиг испариться, и от качки в бурю впредь не замутит, и мужская сила прибудет, чуть ли не как у молодого арабского скакуна прыти станет. Пыли в глаза напустил преизрядно. Ну как такое чудо-то не испытать? Вот и, поди, докажи, что смерда вина, что он науськал. Не он-то по амфорам лазил. Не он-то масло попортил. К тому же не оговаривалось, для каких целей масло приобретается. Хоть с меньшим наваром, но продать товар можно: в пищу не пойдёт, а вот на пропитку дерева и кожи вполне. Купец знал, что грешен, потому сразу на смерда подумал и по возвращению к воеводе в ноги кинулся: «Не уважили, обидели чужестранца, накажи лиходея!».
Мотра причмокнул:
– И как же ты клубок сей раскрутил? Как по мне у обоих братцев рыльце в пушку!
– Так-то оно так, оба сумасброды, – усмехнулся юный волхв, – расколол я их, когда очи на очи глядеть заставил и расспрашивал, подстрекая всё как есть, выложить. Сперва они категорично держались своих трактовок, поочерёдно отнекивались, но как страсти закипели от вопросов моих подковыристых, во всём и сознались, – и гордо подняв голову, Дима произнёс, – слушать людей надо, они ведь никогда не врут.
– Не лгут? Таки никогда? Даже на горсточку не приукрасят? – не поверил Мотра, приперев Диму чугунным взглядом.
– Никогда. Если в речи подсказки искать и вопросы подходящие выстраивать, то на чистую воду любого получится вывести. Надо слушать и думать для чего тебе то или иное говорят. Тогда учуешь, что в действительности от тебя хотят. Большинство намерений можно просчитать. Уловить смысл. Разглядеть то, что лежит не на поверхности сказанного, а сокрыто в речи. Знаете какой обет у сыщика самому себе должен быть? Сомневаться и перепроверять, помня, что любое говорение есть желание чего-то достигнуть! – Дима про себя улыбнулся: «коммуникация равно манипуляция», и мягко вымолвил, – всем чего-то да надо, ведь так?
– И что тебе от меня надобно?! – с дознанием обрушился Мотра, будто хлыстом поясницу огрел.
Выпад неожиданный, но Дима не испугался прямого вопроса и взыгравшей необузданной господской ярости. Он храбро вымолвил:
– Мне нужно в Глебург. Проводите. В долгу не останусь. Наперёд услугу окажу – отыщу пропавшего, а вы после завершения дела отведёте меня в столицу. И в довесок, если понравиться мой Свиток, при прощанье даром отдам.
Мимика Мотры застыла в холодной учтивости, позабыв на лице ауру подавляемой злости. Он смотрел свысока и как-то брезгливо. Ноздри подрагивали. Взгляд рассеивался. Дима чувствовал, что это раздражение обращено к кому-то другому, не в нём дело стало. Однако в целом такое отношение вызывало неприятное ощущение, но юный волхв внешне никак не реагировал, стойко ждал. После дотошного всматривания Мотра мигнул каждым глазом и ленно процедил:
– Негоже тебе условия мне выставлять. Не в том ты положении, чтобы хорохориться. Пошевелю мизинцем, и нет тебя, и Свиток моим станет без лишних забот, – он зевнул, – ну, да ладно, поглядим… Каких ещё ты злоумышленников выискивал?
Прозвучавшая угроза лишила обманчивых иллюзий безобидности окружения – показная доброжелательность и радушие лишь формат общения, некий измышлённый уставной этикет конкретно взятого наника. Пресловутая игра кошки с мышкой. Такие люди как Мотра с одинаковой улыбкой будут угощать лучшим вином или приказывать лишить жизни того с кем только что сидели за общим столом. Юный волхв нервно сглотнул. Его благополучие висит на волоске. Он тут чужак. Как бы ни хотелось, но вникнуть в суть разновидностей умозрения, не всех людей дано. Чтобы переовремениться до местных нравов понадобиться не год и не два, а так долго Дима здесь задерживаться не собирался. Он медленно испил воды и, запретив себе думать о плохом, опуская маркеры эпохи научно-технического прогресса, стройно пересказал сюжет одной из серий детективной кинодрамы.
Восклицание Мотры огорошило:
– Подумать только вёсен пять назад схожее бесчинство разбирал!
Дима успокоил себя: «Это совпадение. Чего бы дурного на свете не случилось по единым греховным сценариям проходит, всё те же заповеди народ нарушает». Но на всякий случай подробностей прибавил.
– Сознаюсь, почему это расследование без напряг далось. Золовка подельница сглупила. Если бы она сидела смирно, то зацепку бы иную пришлось искать. Так нет же, эта простушка перед смертью брата ходила по соседям советоваться, что ей в наследство перепадёт при его кончине. Намеренье и вскрылось, – и прихвастнул, – я подобные загадки на раз разгадываю, как белка орехи щёлкаю, в тот же день как обратились, могу результат выдать.
– С утра пойдёшь со мной! А к вечеру, если плодотворно всё сложится, то твоим Свитком и займёмся! Растолкаем народ, запустение минует сей град, упадок смениться расцветом!
Мотра потирал руки, подмигивая то карим, то голубым глазом, а Дима поздно спохватился: «Это же я до окончания фильма преступника вычислял, а тут-то доказательства ещё добыть надо!». Из груди вырвался вздох разочарования и, пряча причину обуявшей его рассеянности, юный волхв, еле ворочая языком проговорил:
– Я правильно понял, что у вас наблюдается отток населения? А что стряслось? Почему град покидают? Почему жители бросают дома и уходят?
– Какой же он брошенный? Я там, где мой дом! – бурно вскипел Мотра, что аж слюной брызнул, но обнаружив вспыхнувшую в глазах сына горечь, поостыл, – меня надежда не покидает, однажды князь к нам заглянет…
Неожиданно заговорил Горыня.
– Ходят слухи, что не будет он впрягаться, коли беда грянет, мир заключит на провальных для нас условиях, отойдут земли… Непочатый край тут работы для думных людей, да не внимают нашим советам…, – глас его повысился, – посадник бездействует, надо самим в Глебург податься, нельзя отсиживаться! Задел бы построить такой, чтоб не на одну сотню лет хватило. Соглашение всеохватывающее требуемо сдюжить и подписать. Будущее благополучное обеспечить. Залогом если уж не полного покоя выступить, то за отсутствие вражды поручиться.
Мотра сухо констатировал:
– Тяжёлая пора порождает державных мужей. Они налаживают добрый мир, но растят изнеженных сынов, а не воинов. Сынки эти ввергают землю отцов в тяжёлую пору…
– И рождают тех, кому выпадет стать державным, – закончил за него Дима, озвучив принцип действия маятника истории, и назидательно изрёк, – нежность та самая добродетель, которая и помогает воспитывать крепких духом. Нежный люд умеет наслаждаться бытием, не рвёт жилы, чтоб звёзды с неба достать, нет в нём спеси и чванства. Он ласков, благоговеен, разумеет, что истинный рост требует заботы, а не грубой силы.
Дима умолк, намеренно не делясь мыслями о том, что на одной нежности, конечно же, далеко не уедешь. Он как ученик казачьего класса, был полностью согласен с крылатым выражением – «хочешь мира, готовься к войне». Но юному волхву предстояло заручиться поддержкой Мотры, и он ставил философу место для речевого манёвра, а не поставил точку в беседе.
Мотра пару раз мигнул карим глазом, удовлетворённо хмыкнул, подмигнул голубым, и сдержанно выговорил:
– Честная власть державы, прежде всего, обеспечивает своему народу защиту: и плоть, чтоб цела была, и дух ничем не притеснён. Она что дальновидный родитель действует: законы практичные принимает, с соседями мир налаживает да деревья сажает. Делом показывает, как давать бытие, в коем покойно созидать день ото дня. Всё для того чтобы и внуки, и правнуки сытыми ходили и враг не досаждал. Для всякого племени в такой разумной империи место подыщется, обоюдовыгодно всё сладится. У нашего недруга порода иная. Отобрать у тех, кто слабее да хищнический надзор на всех торговых путях выставить. Других подходов не ведает. Мы ему как кость в горле со своим добродушием и щедростью. Стравливает. Рыщет рваные места, за них и цепляется, в самые махонькие лазейки просачивается. Упустишь мгновение сделать шаг, не воротишь вспять удобный случай. Глядь, а уж границы пошатнулись. Была держава, и нет её. Надёжность испытывается беспрестанно.
– А под «мы» и «они» вы кого подразумеваете? – осторожно поинтересовался Дима.
– Смотри шире… Нет общего названия ни тому, ни сему люду, из разных народов приверженцы различных традиций, – развёл руками Мотра, – вот послушай придание, сам разберёшься как наречь. С двух сторон дремучего леса стояли две крепости. Первая, где огненный диск просыпается, другая, где западает. Однажды чудище явилось к стенам первой: ни войти, ни выйти, грозит обезлюдить округу. Нашёлся смельчак. Вышел к чудищу без оружия. Хотел переговоры провести, на жалость ставку делал. Да куда там. Сожрало чудище его и потопало во вторую крепость такую же напасть устроить. Там тоже смельчак отыскался. Выскочил. Мечом машет. Но и его слопало чудище. Опосля героями обоих провозгласили, ведь оба себя в жертву ради других принесли. Однако же не равные это герои. Косятся жители крепостей друг на дружку, судачат. «Ваш трусишка убоялся к чудищу без оружия выйти!» – говорят первые, а вторые им отвечают – «А ваш-то пресмыкался и угодничал перед недругом!». У каждого своя правда духа истины.
Горыня трепетно провозгласил:
– С мечом отчий дом хранить! Прочее кривда!
Дима нахмурился и отчеканил:
– Противоборство одиночных общин или целых империй возникает из-за несовпадения моральных устоев. Это прочный бич разлада на все времена. И кто-то им хлещет? Кто раздраконивает людскую гордыню, внушает презрение к другим народам? Кому это выгодно? Падшим ангелам. Этим духам злобы. Завидуют по обыкновению своему. Ибо, несмотря на все каверзы с их стороны, если человек сделает верный выбор, то способен восстановить утраченную связь с Творцом, а им вернуться под сень Бога уж не суждено.
– Надо бы поразмыслить, – сосредоточено закивал Мотра.
А в Диме внезапно очнулся сын историка, на краткий миг, озадачившись неуместными вопросами: «Когда же началось противостояние Запада с Русским миром? Что послужило отправной точкой?».
