Евгения Ляшко
Приключения ДД. Глебовская Русь
Глава 18
Рассветный воздух ещё отрадно пробирал холодком, когда Дима и Мотра натощак выдвинулись расследовать исчезновение не кого-нибудь, а самого тысяцкого. Одетый в статусное, но без изысканных излишеств платье, Мотра снова выглядел доброжелательно. Он был учтив, суховат в общении, погружённый в глубокие думы, шествовал прогулочной походкой, словно спешки никакой и не было. Дима не прерывал его размышлений вопросами, хоть и горел ими безмерно. Волочась позади, юный волхв сосредоточился на изучении обстановки – искал метки ориентирования. Такие, как Православный крест на маковке купола церкви, поднятый вверх наклонной перекладины которого, указал бы север. Но храмы на пути не попадались. Божий компас отсутствовал. Товарные склады да житейские мастерские составляли основу продуманной, но весьма плотной застройки.
На одном из поворотов с широкой вырубкой старых вязов юный волхв взобрался по бревну в проём обрушенной стены забора и разглядел вдали обширный пирс. На просторно пришвартованных судах реяли пёстрые флаги. Там были и галеры венецианцев, и кнорры скандинавских мореходов, и купеческие ладьи поморов, и мощные корабли купцов-гостей – бесстрашных торговцев многоликой Руси, покоряющих заморские базары. Международный товарообмен шёл полным ходом. Дима невольно залюбовался, но тут, несмотря на начинающее припекать солнце, его плечи передёрнуло от внезапного морозца. Он безрассудно спрыгнул на булыжники и, прихрамывая, поспешил за Мотрой, тоже впав в размышления.
«Тот, кто контролирует торговые пути, вполне может назначать цену на каждый ввозимый товар, управлять количеством и качеством пропускаемой в регион продукции. В руках такого актора сверхмощный рычаг. Наступит голод или возникнет изобилие. Дефицит или достаток. Геополитика. Всякую территорию можно поставить на колени или спасти при неурожае. Хм-м-м… Европейские державы регулировали морские торговые пути услугами каперов и корсаров, разрешая им грабить коммерческие суда. Выступали регуляторами рынка через пиратов. А в двадцать первом веке ограничителями являются обременительные пункты договоров перевозчиков-монополистов, которые диктуют условия тем, кто не в их союзе, гильдии или как ни там ещё называются… Плюс разного рода санкции по надуманным причинам. В итоге исключение целого ряда стран из процесса товарообмена. А он связывает между собой промыслы, ремесло и сельское хозяйство, является одной из важнейших опор экономики. Через искусственные препятствия в снабжении можно разжечь войну. Какие только процессы мирового масштаба не находятся под колпаком владельцев логистики. О! Ещё подоплёка противоборства Запада с Россией высветилась: глобальное потепление подарило Северный морской коридор. Путь от Питера до Владивостока стал почти в два раза короче, чем через Суэцкий канал, значит существенно выгоднее. Так как это наш путь, то платить за проход никому не надо. На мировом рынке появятся русские товары с более привлекательной ценой, чем раньше. Идёт ожесточённая борьба за господство в логистике. Запад опасается недополучить прибыль, – Дима затряс головой, – надо сосредоточиться». И юный волхв возвратился к наблюдениям.
Чуть прибавив сил, чтобы осилить возникший за поворотом подъём, Дима выявил, что улицы имеют уклон к порту. Чувствовалась рука опытного архитектора, но многочисленные поколения жильцов древнего поселения перестройками разметали благоустройство и комфортную планировку в веках. Город оставлял ощущение сломанного уюта. Безликие серые кварталы с одно-двух комнатными строениями из грубых необтёсанных булыжников сменялись улицами с виллами во фресках, жильём не менее ста квадратных метров и роскошными зелёными террасами. Мощёные мостовые соседствами с размытыми дождями грунтовыми тропами. Одни объёмные хранилища забиты сушёной рыбой и зерном, другие уж давно обветшали и пустуют. Глухие проулки сочетались с хаотичной толчеёй базарных улиц. Сутолока торга граничила с чванными шествиями разодетых мужчин и женщин, в безупречной размерности которых Дима распознал скучающих наников. Было что-то между ними общее. Проскакивали схожие черты. Точнее некая похожесть из-за отсутствия индивидуальности. Постная рисованная макияжем и настроением геометрия лиц. Диме даже вспомнились идентичные куклы или безликость тех, кто прибегнул к услугам пластического хирурга. Тела ухожены, расплывшихся от переедания форм нет. Однако нет в них бодрости. Фигуры вроде атлетические, а походки спесивых хозяев жизни. Павлиний дух ими правит. Дима сравнил Мотру и Горыню с этой публикой и пришёл к выводу, что отец с сыном на вчерашней трапезе с демонстрацией статуса выглядели примерно так же, может на градус менее заносчиво. К счастью, они не пребывали постоянно в образе высокомерных зазнаек.
Заговорил Мотра на подходе к центру ярмарочной площади. Усеянная лавками шумящая бойкой торговлей она заглушала всё. Тем не менее, вместо громогласных высказываний, Мотра вплотную приблизился к Диме и тихо поделился мизером данных:
– Тысяцкий Колояр не явился на какое-то важное разбирательство к посаднику. Забеспокоились. Нарочного послали. Нигде нет. Пропал. В последний раз Колояра видели, ещё река скованна льдом была. Кто-то говаривал уж не на зимней ли ловле в проруби сгинул. Но это злые языки болтают. А кто посмекалистей, тот кивал на пришлых. Князю весть отправили, но пока гонец с ответом вернулся, уж прорва времени минула. Ведать велено в Глебург доложить, как дела обстоят. Вот наш недалёкий посадничек Изяслав и засуетился.
– А что ж посадник такой нерасторопный? – спросил Дима, как настоящий детектив, цепляющийся за любую деталь предстоящего дела.
Мотра будто полоснул взглядом:
– Бесспорно, что скаредный интерес его к погибели толкает.
– Корыстолюбца князь в посадники избрал?
– Не всяк испытание властью проходит…
– А Колояр каков нравом?
Последовало недовольное фырканье.
– Сказано «витязь». Нет в нём хитрости. Прямой как оглобля. Для надзора сбора податей да порядка в торговом суде такой и нужен. Потому-то на вече и избрали. Но с людьми иной раз не жёстко бы надобно…
– Потому кому-то и не угодил, – пробормотал Дима. – А что его семья?
– Один он тут соколик был, не успел обзавестись ни домом, ни женой. Жил в казённых палатах.
– Откуда Колояр прибыл? Может туда след тянется?
– Погоди! – вдруг сказал Мотра и сердечно помахал кому-то.
Дима оглянулся. Ничего особенного. Сырная лавчонка. На куцем прилавке типичные мягкие местные сыры и стопки неприглядных кругляшей с длительной выдержкой. Видимо торговец своё творение продает, а за одно и то, что скупил у потомков римлян. Мотра поприветствовал владельца лавки и повёл дружескую беседу. Дима не упуская нить разговора, присмотрелся к покупателям и заметил, что сыры с плесенью не пользуются спросом. Их выставил хозяин, чтобы свой свежий сыр выгоднее представить. Тем временем Мотра уже дегустировал и нахваливал товар. И Диме перепал знатный ломоть. Они распрощались и двинулись дальше к молочнику, где попробовали молоко, от вскормленной фруктами овцы, поговорили о погоде и надоях и пошли к бондарю. Осведомились у плечистого мастера о кадках для засолки и отправились к бортникам, с которыми энергично обсудили цветение трав и влияние на пчёл недавнего урагана. Через некоторое время лоснящийся от обилия угощений Дима взял в толк, почему они вышли из дома без завтрака, но уловить, почему ни как не перейдут непосредственно к делу, не выходило.
Из бакалейных рядов людской поток вынес их к галантерейной вотчине: кувшины с жемчугом, груды домашней утвари, вал изделий из кожи, кипы индийских шалей… Затылок подпекало. Душистые благовония дурманили. В узких проходах холщёвые навесы над витринами с редкостями и прилавками с ходовым товаром удерживали спёртый воздух. Лишь в редких просветах меж ними заскакивал озорной ветерок освежить разгорячившихся продавцов и покупателей. Диму изнуряла жара и бездействие. Он инстинктивно помалкивал и следил за поведением Мотры, карий глаз которого всё чаще дёргался. Мотра мрачнел. Любезная улыбка становилась менее радушной. Внезапно Диму осенило: «Информаторы! Мы пришли сюда к ним!». С этого момента юный волхв вошёл в раж охотника преследующего добычу.
Небесное светило подкатилось к полудню. В конюших рядах Дима сразу приметил косого мужичка подле гнедого красавца. По́том обливается, рукавом утирается, а от коня ни на шаг. Слепни кружат, ужалить товар норовят. Мужичок их веточкой отмахивает, укусить коня не даёт. Нежные слова гнедому нашёптывает, успокаивает.
– Свирид, какой же знатный у тебя аргамак! – восхитился Мотра.
Мужичок погладил гнедого и скупо, без расхваливания, процедил:
– Самые выносливые и неприхотливые. Персидский царь на таком перед войском выезжает.
– Эх, да не каждому с его норовом совладать! – ахнул Мотра.
Гнедой, словно понял, что речь идёт о нём взбрыкнул и грозно заржал. Свирид ловко приструнил коня.
– Тише Манас, тише… Шли бы вы… Не любит он… Зевак таких как вы не жалует…
Грубость мужичка поразила Диму: подобное услышать от продавца невероятно. Мотра назвал его по имени. Знакомы. Старые счёты? Свирид сдержался, чтобы не сказать нечто более жёсткое, а слово «таких» прозвучало с явным оттенком ненависти и даже призрения. О ком это он? О наниках? Откуда столько злости? Дима приметил верёвочку на шее мужичка. На подобных обычно крестик нательный носят. Но поручиться, что перед ним христианин Дима не мог. Кротость и смирение, вот первые добродетели православных.
Мотра же всё «проглотил» и вида не подал, что ему что-то не по нутру. Он спокойно произнёс:
– Хорошо, что не объезжен. Я давно ждал, когда такой дивный конь у тебя появится.
– Ты любитель пеших прогулок, всем известно! – огрызнулся Свирид.
– Подарок искал княжеского толка, – Мотра протянул туго набитый кошель, – приведи к моему двору.
Свирид сменил гнев на милость, взял кошель, даже выдавил кривенькую улыбку:
– Благодарствую.
– Располагаешь ли ещё чем-то, что пытливо было бы уму моему? – невзначай приглушённо спросил Мотра, любуясь покупкой.
Острые хитринки заплясали в очах косого мужичка, сроднив его лисьим выражением с пронырливым пройдохой.
– Чем же любопытненьким подивить мудрого человека? – с издёвкой спросил Свирид. – А! Есть! Как запамятовал?! Намедни сон меня кошмарил. Будто змейка из моего меньшего перста, прям из-под ногтя высунулась. Тоненькая. Блестящая. Вёрткая. Ох и гонялся я за ней… Насилу изловил. Выдрал из перста, да и размозжил! Скажи мне, мудрый человек, что сон сей предвещает?
Дима увидел, как сильно сжал губы Мотра, и вмешался:
– Позвольте мне?
Мотра небрежно махнул и Дима, получив согласие вступить в беседу, участливо сказал:
– В каждом из нас есть зло. Заложил его Творец, чтобы отличать могли мы доброе от худого. Но зло черно по сути. Не хочет в ноготке отведённом сидеть, желает всем обладать: захватить и плоть, и разум, и душу. Уничтожена змейка, стало быть, падёт зло, не одержит в испытании верх над добрым сердцем, не сгубит душу.
Устыдился Свирид. Сдуло спесь. Потупил взор. Вздохнул. Дважды кашлянул, привлекая внимание Мотры, и приглушённо поведал:
– На площади после заката преславное представление намечается. Помост заезжие скоморохи уж сколотили. Никто не пропустит веселья. Никто.
Дима уловил ударный акцент на повторном слове «никто». Мотра достал второй кошель. Перебросил его из ладони в ладонь.
– Таки все? – Мотра буравил испытывающим взглядом.
– Вот те крест! – Свирид осенил себя крестным знамением.
Лучезарная улыбка озарила Мотру. Он подбросил звонкий кошель. Свирид без особой охоты поймал вознаграждение и, сдвинув брови, сквозь зубы предостерёг:
– Не всякое должно стать явным, иначе твой бесконечный век превратится в бесконечную пытку.
Мотра чуть заметно кивнул и, приосанившись, как ни в чём не бывало, пошёл в обратном направлении, а Дима, устремившись за ним, лихорадочно разбирал услышанное: «Это только кажется, что все заняты обывательскими разговорами да торгом. Все про всех всё знают. Каждый уж слыхал, какие кому посадник задания выдал. Наверняка есть и слухи о причастных к хищению. Но информация есть не у всех. А те, кто владеет, по неким идейным соображениям может не поделиться. Итак, ориентировка получена. На представлении будет тот, кто имеет отношение к пропаже тысяцкого или что-то знает о случившемся». В целом всё встало на свои места. Но угроза, произнесённая в конце, не вскрылась, Дима трактовал её двояко: то ли не суй нос в чужие дела, то ли не упоминай о моём участии. Что конкретно имел в виду Свирид, осталось загадкой.
Глава 19
Погружаясь в ночь, площадь сверкала факелами, махала цветными флажками, гудела гусельными трелями, свистела флейтами. Царило неистовое оживление. Уставший от будничных трудов люд предвкушал зрелищ. Собралась на праздник и знать. И богатые, и бедные выстроились подле высокого помоста. Пешие плотно обступили конных и крытые носилки. На площади яблоку негде упасть. Крыши, галереи, окна купеческих и казённых палат, тоже облепили зрители. Только юркие мальчишки-торговцы сладостями продолжали корпеть, выкрикивая наперебой:
– Медовые коврижки! Леденцы на палочках! Царские орехи! Хрустящие заедки!
Труппа артистов разных мастей ютилась в размалёванных повозках, входом к задней части сцены, подперев торец постоялых палат. С телеги рядышком гремела разносортная музыка. Трубачи, барабанщики, гусляры. То и дело мелькали фигуры в пёстрых костюмах, выставляя декорации и добавляя факелы по периметру сцены. С минуты на минуту начнётся представление. К публике вышел трубадур и, медленно перебирая струны крошечной арфы, лирично затянул грустную песню. Толпа умолкла, внимая печальной мелодии.
Дима и Мотра намеренно прибыли задолго раньше других. Развлечение их не интересовало. Искали неприметное место, чтобы видеть собравшуюся публику, а не кривлянья заезжих комедиантов. К тому же, присматривали для себя такой укромный уголок, чтобы беспрепятственно покинуть площадь. Мотра поставил задачу. Дима принял к исполнению.
Юный волхв смекнул, что вычислить преступника будет совсем не просто. Поэтому с горячим рвением старался быть полезным. «Подозрительных личностей мы обязательно выявим, – думал он, – те, кому есть что скрывать, выглядят иначе. Грех как похищение человека, непременно отразится на лике злоумышленника, он не сумеет всецело отдаться веселью представления».
Обшарив закоулки площади, пока Мотра вёл светские беседы с лавочниками и купцами, Дима обнаружил чердачную коморку, слуховое оконце, которой выходило на площадь, точь-в-точь над повозками артистов. В торговом городе предоставлялся ночлег на любой карман, у расторопного хозяина всякая комнатушка приносила доход. Сегодня цены взлетели до небес, поэтому в самой проходной части города имелось свободное жильё, и нужная комнатка также пустовала. Мотра с удовольствием оплатил приют для чужестранца Димитриуса де Дроздовикуса. А уж как изъявлял радость такой удаче владелец, который обязал по безумной стоимости заплатить за три ночи вперёд.
Когда трубадур смолк и сменялся под овации со сказителем былин, стоявшие на ящиках у оконца в снятой комнатушке Дима и Мотра. Обменялись мнением.
– Передний ряд зрителей подсвечен факелами и изучен, но лиц остальных, что позади совсем не разобрать, – посетовал Дима.
– И не надо, – утешил Мотра.
Сердце Димы бешено застучало, соревнуясь в необъявленном первенстве сыщиков, он выложил ещё не осознанную версию:
– Посадник Изяслав!
Глаза Мотры прошиб попеременный тик.
– Продолжай, – по-кошачьи мягко попросил он.
– Зрители восторженны, а он как камень, ни разу бровью не повёл, ни единожды не засмеялся.
– Положение обязывает, да и о любовных страданиях трубадур горланил, какой уж тут смех? – осклабился Мотра.
Дима заупрямился.
– Нет. И ещё был момент, когда Изяслав даже осерчал!
Мотра надменно сообщил:
– Изяслав узнал кое-кого…
– Кого?
– Видимо того, кто вместо выполнения поручения смылся на представление…
– За ним! – спрыгнул Дима. – Он приведёт к Колояру!
– Но ты же не знаешь, кого преследовать, – победоносно заявил Мотра.
– Зато вы знаете!
– О, мой золотой, я даже знаю куда надо идти, ибо речь идёт о младшем дружиннике посадника…
– В гридницу! Там темницы!
– Сметлив, – похвалил Мотра, и добавил, – кроме того я уверен, что младой дружинник ослушался и остался тут, спрятавшись так, чтобы более не попасться Изяславу под грозные очи.
Снаружи внезапно стало тихо. Они приникли к окну. Публика затаила дыхание. Над головами зрителей по верёвкам акробаты с шестами пересекали площадь.
– Идём же! – скомандовал Мотра. – Лампу потушишь, перед тем как окажемся в проулке. Нас никто не должен видеть.
Схватив масляную лампу, Дима опрометью ринулся вон.
Давно Диме не приходилось так быстро бегать. На удивление Мотра дал ему фору, успевал на лету осматривать и тёмные подворотни. Этот пожилой мужчина бежал легко, без отдышки, чего нельзя было сказать о Диме. В правом боку кололо. Дыхание сбилось. Приходилось останавливаться. В который раз он пообещал себе выделять время на регулярные пробежки.
– Да где эти треклятые палаты?! – ошалел от нагрузки Дима, когда дорога устремилась вверх.
– Сажень пятьсот или боле, – прикинул Мотра.
Дима чуть не взвыл, пробежать ещё километр в горку выше его сил. Вдруг ему под ноги с отчаянным лаем кинулся пёс. Обезумевшая псина сбила Диму и помчалась дальше, а юный волхв откатился к двери и с размаху стукнулся головой. Во дворе раздалось шарканье и ворчание. Мутило, попытка встать не удалась, а хозяин уже гремел засовом.
Мотра отступил во мрак, шикнул:
– Нас не должны видеть! Возвращайся на площадь и жди меня! – он жёстко повторил, – жди меня!
И ушёл. В темноте улицы пару раз мелькнул его силуэт и растворился вдали как дым. Негодуя, что по глупой случайности пропустит вызволение тысяцкого, если оно вообще состоятся, Дима приготовился к встрече с побеспокоенным горожанином.
Дверь с тихим скрипом отворилась. Выпорхнула егозливая старуха в засаленном балахоне. Белые клочковатые пакли торчат из-под чепца – причёска «птичье гнездо». Похожа на свирепую фурию, готова устроить скандал из-за выеденного яйца. Она поводила по сторонам зажжённой лучиной. Несмотря на неприветливый вид, морщинистое лицо с бородавками уставилось слеповатым взором на непрошеного гостя вполне миролюбиво.
– Чего тебе?
– Да вот, шелудивый пёс опрокинул, – пожаловался Дима и, привстав, пообещал, – вы не беспокоитесь, я оклемаюсь скоро и уйду.
Она отхаркнула и, закрывая дверь, заворчала:
– И везут, и везут этих собак, будто своих мало. Заморских им подавай зверя травить. Цацкаются с пёсиками, а те удирают. Только люд пугают. Говорила же, привязывать накрепко надо. Никакого спокойствия соседям!
Когда старуха утихомирилась, Дима расслышал слева многоголосое щенячье повизгивание. Поблизости жил купец, промышлявший мохнатыми помощниками и вероятно к тому же занимающийся разведением охотничьих пород собак. Неожиданно в ладонь упёрлось что-то мокрое и холодное. Пёс вернулся.
– Погулял и домой пожаловал? – шутливо спросил Дима и, почесав шею, обречённо пробормотал, – а у меня нюх послабее твоего будет, мне ещё дорогу отыскать надобно…
И тут созрел незамысловатый план. Дима ласково подманил пса, погладил, взял на руки. Пошатываясь, он добрался до ворот купца и смело постучал. В обмен на беглеца Дима выяснил путь на площадь и уныло побрёл в указанном направлении.
Глава 20
Два дня и две ночи в прокопчённой тусклой коморке, выстланной против клопов листьями фасоли, Дима изнывал от пассивного ожидания. Думал отдохнуть и оправиться, раз уж такая доля выпала, да куда там, вволю не выспаться: тюфяк соломой колется, зной воздух жарит, треклятый ушиб ноет, а мысли отплясывают безумный хоровод. Какие только сомнения не одолевали юного волхва: «Выгорело дело, отыскал ли Мотра тысяцкого? Следит ли, проверяет, ослушаюсь или нет? А если Акелу себе присвоил или продал? И чего я его с собой не взял?! А как взять волка на прогулку по городу?! А вдруг Мотра мою котомку с магическими вещами захватил и пользу в них угадать пытается, да и попортит так, что не восстановить? А если он позабыл обо мне и подался куда-нибудь? А Чернаве что уготовано? Глеб, где же ты? Не сгинем ли мы с тобой, друг…».
Единственным утешением было то, что в оплату входил каждодневный кувшин с водой и утреннее питание. Скудная луковая похлёбка да ржаные горбушки, незначительно утоляли голод, но позволяли не протянуть ноги.
– Завтра утром либо вносить плату, либо съезжать, – отрешённо пробормотал Дима, следя за бледнеющими на потолке отсветами солнца.
Но тут явился Мотра. Строг, сияет, Димина котомка на плече.
– Как? Сладилось?! – подскочил Дима, стараясь не пялиться на котомку.
– Как здравствуешь? – изрёк Мотра, выражая спокойствием и серьёзностью, что не время для обсуждений.
Дима прикусил язык. С той ночи всё поменялось. Теперь за ними вполне могли и следить. Он витиевато ответил:
– Бывало и получше, да и похуже тоже бывало. На всё высшая воля.
– Да-да, всяко случается. Тебе бы переодеться, – Мотра кинул на тюфяк котомку и достал кошель, – в корчму зайди. Небось, на харчах тутошних исхудал, – он приблизился вплотную и, в медленном темпе звонко выкладывая монеты в Димину ладонь, в самое ухо бегло проговорил, – обожди чуток и выходи за мной вслед. Отужинай хорошенько, а как стемнеет, ступай якобы размяться, но сперва закажи пирог, да тот, что дольше других стряпать. Они должны ждать, что ты ещё вернёшься. А сам поспеши ко мне во двор.
– Заплутаю, – одними губами едва слышно прошептал Дима.
– Так и быть перехвачу. Как выйдешь из корчмы, сверни направо за угол и держись левой стороны. Идти недолго придётся. Усёк?
Дима кивнул, не решаясь повторять для сверки.
– Вот и ладно, – заговорил Мотра обычным голосом, – не скупись, переведи дух ещё ночку, а завтра посмотрю твой труд.
Благодетель ушёл, а Дима неспешно обмылся, переоделся в принесённые одежды точь-в-точь как на нём только чистые и, незаметно проверив, что все его сокровища в котомке целёхоньки, отправился на вечернюю трапезу.
Опустилась ночь. Редкие факелы освещали придрёмывающий город. Запоздалые прохожие перемещались торопливо. Пыльные улицы с жадностью задышали прохладой. Тонкий сладковатый аромат фиалок испускали сады. Знакомый запах теребил чувства. Дима отважно шагал по мостовой в полутьме. Минул несколько кварталов. Никого. На сердце трепетно. Ветерок лохматит волосы и едва остужает разгорячённое лицо. Ещё перекрёсток… Вдруг позади раздался цокот и грохот. Юный волхв обернулся. Быстро приближалась основательных размеров крытая кибитка, запряжённая парой приземистых сумных лошадей. Как только этот дом на колёсах протиснулся в узкую улицу? Не уступить путь объёмистой дорожной повозке нельзя – лошадь подомнёт или телега притрёт. Дима вжался в ещё заряженную солнечным теплом каменную ограду. Мгновение и он поравнялся с облучком. Неожиданно возница натянул поводья. Кони послушно встали. Полог приподнялся.
– Залезай!
Мотра собственной персоной, выглядывал из полумрака кибитки, прячась за спиной возницы.
– Зачем такая секретность? – спросил Дима, как только полог опустился за ним.
Но тут кибитка покатилась и он, едва не полетел на пол. Второе падение? Вот уж дудки! Судорожно размахивая руками, чуть не опрокинув светильник под потолком, Дима уцепился за подлокотник и, подпрыгнув в воздухе, завалился на средней жёсткости диванчик-сундук. Беглый взгляд по кибитке и непрошенная оценка не заставила себя ждать: по-домашнему уютная обстановка не вызывает сомнения – предстоит длительное путешествие.
– Куда подевалась твоя смекалка? – усмехнулся Мотра, черпая землянику увесистой ложкой из пузатого лукошка.
В лукавом вопросе слышалась опаска. Невольное трюкачество Димы могло привести к возгоранию, ведь в светильнике мерцало приглушённое пламя. Подвесной фонарь снаружи, свет которого лишь рисовал желтоватое пятно на холщёвой материи не позволял рассмотреть лицо Мотры, но по азартному тону Дима и без того знал, что карий глаз мудреца прямо сейчас отплясывает козлиную кадриль. Юный волхв собрался с мыслями и монотонно выдал:
– Господин мыслитель пожелал тайно покинуть сей град. Неужели с нами сам помощник посадника?
Дожевав, Мотра засмеялся:
– Димитриус де Дроздовикус, ты не прекращаешь меня удивлять! Тебя ничем не смутить! Только зачем же «тайно»? Ехать выгодно по ночам: днём пережидать пекло в тени. Так скорее цели достигнешь и лошадей меньше загонишь. В одном ты прав. Зачем разглашать свои планы? Пусть будет отрыв. Если кто и спохватится, то меня уже не догнать.
– Если так, то где мои спутники? – спросил Дима, имея в виду Акелу и Чернаву.
– Мы к ним скоро присоединимся, – заверил Мотра. – Обоз за городом давно ожидает. Девчонка и зверь там.
– Куда мы отправляемся?
– Сейчас ты сам ответишь, кто куда отправляется, – впечатлил Мотра новой шарадой. – Помнится, ты обещался лихой прытью, аки белка с орешками справляется, отыскать тысяцкого. Так?
Дима понурился:
– Так.
– В обмен на услугу просил сопроводить в Глебург. Так?
– Так.
– И что же получается, я без тебя Колояра отыскал да и вызволил. Так?
– Может и так. Я тысяцкого пока не видал! – огрызнулся Дима, чувствуя, куда клонит Мотра. – Новые условия выставить желаете?
– Дошлый малец, – закивал Мотра, – да норов молодецкий поубавь, а то милости тебе моей не видать.
Дима выдохнул: «Не высадит. Я ему нужен, в ином случае меня бы тут не было. Но делать надо всё по уму». И приняв благодарный вид, юный волхв благоразумно извинился.
Довольный Мотра хмыкнул:
– Итак, я предлагаю тебе стать моим наперсником.
Юный волхв снова напрягся:
– Что вы хотите?
– Если согласен, то ты вместе со мной совершишь кое-какую поездку…
– Обоз направляется в Глебург? – перебил Дима.
– Да, мой нетерпеливый.
– Но не сразу?
– Верно.
– Что вы задумали?
– Ты согласен?
Выбор не из лёгких. Подвязаться неизвестно на что. Юный волхв ощутил, что на спине проступил холодный пот. Он тихо, но твёрдо произнёс:
– На всё воля свыше. Я согласен.
Мотра потёр руки и подсунул Диме лукошко с земляникой:
– Угощайся и внимай.
Покорно приняв ягоды, Дима обратился в слух.
– Горыня везёт князю в подарок скакуна Манаса. Это то, что всем сказано. И то, что ведомо ограниченному количеству лиц – в одной из кибиток Колояр. Он отощал, рубцы кровоточат… Уход требуется, невзгод дороги не перенести может. Потому в одном обозе с конём. Подарок же не измождённым надо бы князю доставить. Идут они прямо и плавно. А мы с тобой налегке излучинами пошустрее поскачем. Прибудем в Глебург в один час обоими обозами. Их путь степь да леса, наш – грады да веси. Люд мне требуемо разный повидать, пообщаться, молву всякую собрать.
Дима воспользовался паузой:
– А что с тысяцким сталось?
Вздохнув, Мотра пояснил:
– Запрет он выставил на изменение торгового пути. От этого выгода заморской братии. А для нас обнищание. И без того град никак былых времён достатка не наверстает. Они товары пропихивать дальше хотят, разнюхать путь к Хвалынскому морю и на Восток. А у нас с арабами и персами свои интересы. Нам не надо, чтобы мира равновесие нарушилось. К тому же эти ещё подкупать народ начнут, лазутчиков своих расставлять. Негоже нам такое. Добру не быть.
– А у тысяцкого есть такие полномочия?
– Откуда? Князю о бесовских намереньях пригрозил доложить. Пригрозил и сгинул. Вестимо, что посадник замешан. Убить Колояра побоялся. Пытками усмирить желал. Покуда тысяцкий заперт, наглецы богатели, а град увядал. А тут запрос из столицы пришёл. Стало быть, была какая-то ниточка посаднику неведомая, что хватится ктось Колояра.
– И что теперь? Погони ждать от Изяслава?
– За кого ты меня принимаешь? Я весточку посаднику отправил ещё до того, как из темницы тысяцкого подкупами вызволил. Так, мол, и так не представляется возможным установить причину исчезновения, ибо минуло премного времени.
– А Изяслав не сопоставит исчезновение тысяцкого и ваш отъезд?
Мотра покрутил головой:
– Стражи скажут, что по неосторожности стая диких собак в темницу заскочила и загрызла узника, ни единой косточки не осталось, токмо лохмотья уцелели.
– Поверит?
– Стражам хорошо оплачено. Да и куда сознаваться? Порешит их посадник, коли правду узнает.
Их оглушил пронзительный свист возницы. Послышался ответный.
– Вот и примкнули к обозу, – сообщил Мотра.
Дорога сделалась мягче и почти беззвучной: каменные мостовые остались позади.
