Ветер свистел так, что заложило уши. Деревья гнулись и стонали, а Дима всё накручивал натиск воздушной стихии. Он испросил у сил Вайю пришествия бора – ветра сокрушительной крепости с гористых побережий. Вихрь многократно поднял волны выше макушек дубов и на берегу выросли огромные ледяные холмы. Шквальный поток взбирался по ним и устремлялся в воду. Круг за кругом из реки выбивались миллиарды кристалликов, которые снежной бурей неслись на горящую слободу. Река вздыбилась, превратилась в бурлящую стену. Обезумевший народ попадал ниц, никто не решался поднять головы. Ледяная дамба продолжала расти, снег посыпать пожар. Но вот зарево над лесом погасло. Огонь потушен. Дима довольно улыбнулся. Он поблагодарил холодный ветер и отпустил. Тёплый торнадо расширился, прогулялся по берегу, отогрел округу и пропал.
Заранцы искали своих, разожгли костры. Языки пламени взметнулись в небо. И тут Дима ошалело уставился на реку: она изменила русло. Юный волхв зажмурился и снова открыл глаза. Так и есть. Его старания привели к тому, что поток повернул под углом примерно в сорок пять градусов, и река понесла воды по левобережному ерику. Дима расхохотался, но тут же смех застрял в горле: «Сума сойти! Это я наворотил? Я перенаправил реку? Это же вмешательство в дела природы! Так, стоп! Это выдуманный мир! Но он сопряжён с настоящим! Нет. Этот мир с реальностью связываю только я и Глеб. Всё нормально».
Успокоившись, юный волхв помчался за Чернавой и Акелой: шанс сбежать ещё не упущен.
Обильный снегопад отправил пчёл в ульи. Людям пришлось сложнее. Очумевшие от внезапного появления зимы зоранцы, драпали со всех ног, а большинство борзунцев, оторопело издали наблюдали за прошедшим непонятным явлением, не смея бросить поселение, но и опасаясь возвращаться в дома. Миряне, кто полоумно, кто остервенело, таращились на Диму, когда он появился у ворот слободы. Но путь не преграждали. Понимая, что ещё немного и оцепенение с лесной братии сойдёт, юный волхв опрометью ринулся по спирали к дворцу, встречая на пути лишь скорбные силуэты воинов. Огонь потух, павших товарищей они искали в темноте улиц с факелами.
По плитняку багровые ручейки частичками сажи рисовали грязевые разводы. Запах копоти и обгоревшей плоти мутил, но Дима только ускорял темп. Он обнаружил Чернаву около чаши родника. Лунный свет делал девочку блестящей: она только что выбралась из воды. Прижимаясь к Акеле, Чернава тряслась от холода. Шерсть волка сухая. Пчёлы не проявили к нему интерес.
Стуча зубами, Чернава восхищённо воскликнула:
– Это ты! Я знаю! Это всё ты! Ты избавитель! Ты всех спас!
– Тише, тише, – призывал Дима, поднимая Чернаву, но девочка всё не унималась.
Она крепко обхватила Диму за шею, горящие слёзы ребёнка хлынули на юного волхва.
– Ты вернулся! Без тебя мы бы все пропали! Они бы никого не пощадили!
– Ну, будет, будет, – поглаживая плачущую девочку, прошептал Дима.
Он отступил, развернулся и чуть не наскочил на Борзуна. Главарь поигрывал булавой. С четырёх сторон их обступили вооружённые мужчины с факелами. По озадаченному лицу главаря было понятно, что он подслушал разговор.
– Кромсал я недруга, башки непутёвые дробил, а тут вон, оказывается, где благодетель выискался! – строптиво покосился Борзун, но в глазах на долю секунды промелькнул животный страх.
Вокруг них собиралась толпа.
– Дай нам согреться и уйти, – невозмутимым тоном попросил Дима.
Борзун что-то проворчал в бороду и недовольно гаркнул:
– Уходи сейчас, чего доброго передумаю, – он звонко хлопнул себя по брюху и во всеуслышание лениво промолвил, – по заслугам и честь. Свободу дарую и ладью. Бери их тех, что зоранцы оставили, – он зыркнул на Диму, – да плыви скорее, – главарь кивнул кому-то из челяди, – проводить!
Дима поставил Чернаву наземь.
– По дороге согреешься, – ласково пообещал он девочке.
Юный волхв взял Чернаву за ледяную ладошку и поспешил к пристани. Акела не отставал, кружил рядом, отпугивая любопытных янтарным взглядом.
И вот они взобрались на указанную набойную ладью. Борзунцы оттолкнули судно от пристани, и течение на пару с попутным ветром понесло троицу в неизвестность.
Как управлять лодкой Дима имел не только понятие, но и практический опыт, а вот руление ладьёй представлял смутно. Судёнышко примитивное: длина метров двадцать, ширина с пару телег, прямой холщёвый парус, пять пар вёсел. Но всё-таки, это почти настоящий корабль, и для нормального управления требовалась команда. До самого утра Дима стоял на корме, опасаясь выпустить из рук стерно́: рулевое весло досталось впервые, раньше юный волхв его только на картинках видел, а тут ещё река вьётся, как если бы русло гигантская змея прочертила. Под тусклым светом луны Дима осваивал, приноравливался, старался уловить каждый отзыв ладьи, которая покорно слушалась на любое движение стерно. Другая сложность состояла в том, что возможность причалить к берегу напрочь отсутствовала: заросшие тростником, осокой, рогозом и другой влаголюбивой растительностью лиманы и плавни выглядели неприветливо и Дима продолжал выбранный судьбой курс, с досадой понимая, что в развороте смысла нет, ибо чтобы плыть против течения, нужны гребцы.
На рассвете запахло рыбой и солью, чаще раздавались возмущённые крики чаек. Дима занервничал. Всё предвещает скорую встречу с морской стихией, а они мчатся на всех порах. Того и гляди выбросит в открытое море. Двигаться вдоль берега до ближайшего порта – хорошая идея, но перед тем как отправиться в морское путешествие, как минимум, необходимо запастись провизией и чистой пресной водой. А чтобы определить в какую сторону следовать, нужна карта. Дима поморщился. Хоть дневной бриз и вступил в права – подул с моря на сушу, но парус всё же лучше пока убрать: мало ли в водоворот угодят, и будет их кружить до скончания веков. Но как это сделать? Течение шустрое. Отпустишь стерно, и куда занесёт? Не ровен час, перевернутся и что тогда?
Подгадав удачный миг, Дима рискнул. С проворством белки он скатал парус, предварительно просчитав каждый шаг, и метнулся обратно на корму. Вцепившись в рулевое весло, он облегчённо выдохнул, удовлетворённо усмехнулся, и вдруг его перекосило будто от острой боли. Дима только сейчас прозрел – он совсем позабыл о Чернаве, всецело передав её на попечительство Акелы. Юный волхв резко обратил взор на нос ладьи, где под треугольным деревянным навесом, точно в вертепном ящике, на драных шкурах, прижимаясь к волку, скрутилась девочка. Даже на таком расстоянии стало понятно, что Чернаву одолел серьёзный недуг. Утренняя дымка не скрыла признаки болезни: щёчки девочки полыхали ярким румянцем, на лбу блестели бисеринки пота. Ночь под открытым небом посреди реки, усугубила состояние подстывшего ребёнка. Высокие борта защищали от дуновений ветра, но не от холода. Хворь всё глубже пробиралась в щуплое тельце. Чернаву лихорадило.
Закусив губы, юный волхв прикинул варианты как поступить. Чернаве нужно срочно дать лекарство! Мысли разбегались как пауки. Надо освежиться. Дима изловчился, загрёб речной воды и умылся. Порция влаги из второго захода пошла на очистку зубов. Если полоскание рта он ещё совсем недавно проделывал колодезной или родниковой водой, засим методично разжёвывая пчелиный забрус, то теперь страшась прихватить какую-нибудь заразу, юный волхв едва набирал прохладную жидкость в рот и после лёгкой промывки ретиво сплёвывал. От процедуры омовения на малую толику полегчало. Насупившись, Дима старательно вспоминал всё, что он знал о лекарственных свойствах речных растений. Чтобы не клонило в сон, юный волхв рассуждал вслух:
– Гравилат: общеукрепляющий, останавливает кровь, хорош при ангине, листья съедобны, полезны корневище и наземная часть, собирают весной. Осока потогонная жар сгоняет, отхаркивать помогает, но не всякий вид подойдёт и «побочка» в виде слабительного эффекта имеется…
Дима так глубоко ушёл во врачебные думы, что слишком поздно заметил опасность: ряд мелких островков, куда прибило старые деревья, преградил путь. Не успевая совершить обходной манёвр, не задев топляк, Дима закричал:
– Держись!
Юный волхв пролетел вверх тормашками до мачты, когда ладья, с треском пробив проход, налетела на твердь. В районе кормы образовались пробоины. Вода хлынула внутрь и бурливо затопила ту часть судна, которая осталась в реке. Дима вскарабкался на задранный нос ладьи, на котором торчала в натуральную величину умело вырезанная голова тура. Рога выставлены угрожающе. Сразу видно, что предназначение судна не торговое, а военное.
Чернаву забросило в самый угол. Она то ли глубоко заснула, то ли без сознания. Дима забрался под навес, уложил ребёнка удобнее и бегло осмотрел: видимых травм и ушибов нет, пульс нитевидный. Акела усиленно вылизывал лоб девочки. Юный волхв взобрался на борт и осмотрелся. Ивняк. Густые куртины камыша. Суша размером с детский стадион, напоминает по форме восьмёрку. С обратной стороны островка просматривается продолговатый клин с застойной водой. Юный волхв удовлетворённо забормотал:
– В заводи могут быть кувшинки! Это мощнейшее средство против жара. Листья снимают воспаление. Корневая часть ядовита, но прекрасно заменит горчичник. Эти цветы должно быть расцвели! На ночь они погружаются в воду, а сейчас наверняка поднялись.
Дима скинул макинтош и лихо перемахнул через борт. Комары взвились в небо, а почуяв добычу, нахлынули тёмной тучей. Отмахиваясь от зудящих насекомых, юный волхв подобрал в топляке длинные прочные сучья, чтобы раздвигать острые листья осоки и направился к заводи.
Юный волхв, ставя крестики на местах укусов комаров, остановился у кромки воды, где у поверхности показались бутоны кувшинок и мирно плавали «жёлтоухие» ужата. Срезать цветы не проблема, а вот выдрать растение с корнем не каждому богатырю под силу: корневище, бывает как позвоночник бизона. Дима ощупал дно палками, спугнув змеёнышей. Глубина по грудь. Толщина ила с ладонь. Юный волхв разделся, вооружился ножом и нырнул в мутную прохладную воду. В несколько подходов он вырезал два растения. Пальцы задубели и не сгибались. Дабы тоже не стать жертвой простудной хвори, Дима, не дерзнул больше нырять и выбрался на берег. Кожа сделалась мертвенно-бледной и покрылась пупырышками, пробрал озноб, но юный волхв, прежде чем взяться за одежду, внимательно себя осмотрел. Хорошо, что не поленился это сделать: на бедре присоседились толстые пиявки. Осторожно убрав кровососок, подковырнув их ножом, Дима торопливо оделся. Он кое-как отжал отросшие волосы и, размахивая узловатыми стеблями, точно верёвками, с тревожным волнением пустился обратно.
Не пробежал он и пяти метров, как справа что-то громко треснуло. Дима приник к земле, прислушался. Низкое хрюканье и нарастающий шелест. К нему приближается зверь. Палки! Остались у заводи. Нож! Он словно пёрышко для грубой щетины вепря! Сила ведуна не в мышцах, а в слове! Юный волхв закрыл глаза и, отбросив смятение, обратился к Земле-Матушке: «Отведи родимая беду. Позволь выйти невредимым. Сохрани жизнь мою. Не имею я иной помощи кроме тебя. Не оставь меня в трудный час. Избавь от напасти».
Дима открыл глаза и снова прислушался. Шум удалялся. Вепрь прошёл стороной. Возблагодарив Землю-Матушку, юный волхв помчался как угорелый и опомнился только, когда взобрался в ладью.
Чернава очнулась.
– Пить…
Дима протянул лепестки кувшинок и строго сказал:
– Пожуй, тебе полегчает.
Свежие лепестки следовало прокипятить, настоять и давать два раза в сутки. Но юный волхв не имел условий для приготовления настойки. Чернава, даже не скривившись, послушно выполнила повеление, откинулась на шкуры и свернулась клубком.
– Это жаропонижающее и одновременно снотворное средство. Поспи. Всё будет хорошо, – проговорил успокаивающим докторским тоном Дима.
Юный волхв измельчил корень. Отрезал часть рукава от футболки, выложил в него кашицу и приложил на спину Чернаве поверх рубахи. Подмостил шкуры так, чтобы девочка случайно во сне не перевернулась и, прикрыв макинтошем, прошептал:
– Через часок другой горчичник уберу, согревайся.
Он не заметил, как уснул. Когда очухался, солнышко припекало. Юный волхв убрал горчичник. Проверил лоб Чернавы – не горячий. Болезнь ослабила хватку: цвет лица ребёнка выровнялся.
Подозрительная возня и шушуканье снаружи заставили Диму напрячься. Акела, пригнув голову и открыв пасть, приготовился к прыжку. Юный волхв посмотрел на весло и тут же отбросил эту затею: сражаться трёхметровой дубинкой не выйдет. Он выпрямился, вздохнул полной грудью, затем расслабился, чуть сгорбился и принял отрешённый вид, производящий впечатление спокойствия и смирения.
Над бортом показались головы двух косматых молодцов с короткими кудластыми бородами. От гостей разило тиной и рыбой.
– Приветствую вас, рыбаки! – тепло вымолвил Дима.
– Мы ловцы! – хмыкнул щербатый. – Торгует у нас старшой брат, он в нашей семье единственный рыбак.
Второй с острым носом, цокнул языком и ткнул в бок щербатого:
– Млад, чего треплешься?
Млад понурился.
– А чего, брат? Приглядись, какой из него вояка?
Остроносый зафыркал:
– Вижу, не слепой! – и спросил у Димы, – признавайся, сам стянул ушкуй у разбойников, али сподручные тут неподалёку гуляют?
Дима расставил руки и величественно, без горделивости произнёс:
– Ладью эту я в дар получил.
Братья громко заржали, разбудив Чернаву. Девочка заползла за спину Димы.
– Вот так подарочек! Сейчас лопну от смеха! – гоготал Млад. – Слыхал, Боян, «в дар получил»?!
Стирая слезу, Боян, неожиданно рявкнул:
– Одурачить хочешь?! Не на таких напал!
Подала голос Чернава:
– Он самого Борзуна спас. По заслугам…
– Не знаем мы такого, – остановил её Боян. – Корма в щепки. Длани ваши без мозолей, сами не почините. Так что топайте, пока целы. Мы себе ушкуй забираем.
Чернава устремила взгляд вдаль: с поднятого носа ладьи, куда ни глянь, сплошь камыш качается. Она пискнула:
– Куда ж нам тут? Сгинем же!
– Это не наша забота! – осклабился Боян.
– Девочка больна, дайте подлечить и уйдём, – ровно попросил Дима.
Боян сощурился.
– На кой нам два лишних рта кормить? Есть чем платить?
– А я вам пригожусь. Рисунки мои у наников высоко ценятся, – предложил юный волхв.
Братья обменялись выразительными взглядами. Боян встрепенулся, подобрел:
– Что верно, то верно. Эти ребята до развлечений охочи. Как-то же надо им время убивать. Малюй, испытаем, насколько ты искусен.
Чернава бойко вставила:
– Если по нраву мастерство придётся, так и ладью залатайте в обмен на картинки.
– Лады! – загоготал Млад. – Если дело встанет, то мы себе новое судно и поболе этого прикупим!
«Чернава стремительно пошла на поправку, – подумал Дима, еле сдерживая улыбку, и в очередной раз отметил необъяснимый интерес наников к искусству, – за какие-то каракули они готовы платить цену сопоставимую со стоимостью целой ладьи! Чем траты обоснованы? Эти ребята настолько зажиточны или настолько глупы?». Дима встречал информацию, что художественные творения, имеющие мало-мальски историческую ценность порой обходились коллекционерам в кругленькие суммы, но то, что происходило здесь выходило за имидживые рамки, которые по обыкновению выставляют богачи, накручивая ценником значимость приобретённого товара и искусственно возвышая собственное эго.
В ранних сумерках Дима и Чернава попали в жилище промышлявшего рыбой семейства. На лиманном раздолье одиноко возвышался турлучный дом с объёмной камышовой крышей. Он примостился на каменном пьедестале, обильно обмазанном смолой. По периметру широкий опоясывающий деревянный настил. Поручни и балясины со всех сторон, кроме той, где причал и площадка с дровами. Удобная конструкция позволяла, не промочив ног, попадать внутрь и лодки не оставлять без присмотра. Время до ужина они коротали на верхних ступеньках крылечка, которым хозяева пользовались, когда вода сходила. Изучая дикий край, Дима усмотрел поодаль и другие островки из сложенного природного камня со следами кладочного раствора. Создавалось впечатление, что не такой уж необжитый край это был когда-то – новые постройки разместились на остатках древнего городища. Чернава покашливала, но на месте не сидела. Поскольку Диме любезно выдали кипятка, заварить лепестки кувшинки, он продолжал лечить заметно повеселевшую девочку, которой почти полностью вернулась детская непосредственность. Прогулявшись вокруг дома, Чернава собрала сведения о нежданном пристанище, и шепотком доложила Диме:
– На нижнем ярусе три раздела. В сенях печь и бабий кут – там уж караваем и ухой пахнет. Лабаз с отдельным входом, там на бечёвках тарань сушится и Боян подле сидит. Он старый невод перебирает, гневается, что рваный. В горнице, кроме стола да лавок, большой угол пологом отгорожен. Там кровати. Млад зубцы остроги затачивает, и болтает с Нежей. Это дочка Судислава, старшего брата, стало быть. Ещё Броник. Он совсем кроха, в колыбели агукает. Тоже Судислава отпрыск. Душана, супруга старшого брата, меж дитятей и печкой снуёт. Нежа из конского волоса лесу плетёт. Еже ли мужчины надолго отбывают, ей приходится ловлей заниматься. Млад племянницу хвалил, что сама удить умелица. А Младу острога только к листопаду потребуется. Он её, таясь от Судислава, мастерит. Чтоб на острогу ловить, нужна тёмная ночь, прозрачные воды и погода тихая. Рыба тогда со дна понимается. Но чтобы прокормиться, они должны каждый день с сетями в море или на реку выходить, острога в этом не сподручна. Потому видать и прячет её, а то выхватит от Судислава, что лоботрясничает.
Заплакал ребёнок. Чернава подпрыгнула к открытому окну и запела:
Одуванчик на восходе я вплету в венок,
На жёлтом хороводе завяжу платок.
Маменьке в угоду букетик соберу,
Нравится народу гулять тут поутру.
Плач прекратился, и Душана позвала Чернаву утешать дитя.
– Куда без повязки?! – вовремя опомнился Дима, успев схватить Чернаву за подол. Девочка оторопела от такого обращения и буравила непонимающим взором, а юный волхв оторвал целый рукав и протянул Чернаве. – Повяжи себе на лицо так, чтобы прикрыть нос и рот.
Не уразумев просьбы, Чернава строптиво сдвинула брови и выпятила губки.
– Вот ещё!
– Ты же не хочешь, чтобы нас обезглавили, если малец или кто-то другой из членов рыбачьей семьи подхватит от тебя кашель? – сдержанно спросил Дима.
Девочка икнула, торопливо закивала, затянула повязку и поспешила в дом, а юный волхв невольно подивился: «Неужели дочь совсем не помогает матери, раз Душана с такой лёгкостью постороннего к младенцу допустила? Странно как-то…».
Вздохнув, Дима оторвал остаток второго рукава, подготовив его как сменную повязку для подопечной, отбросил мысли о случайном наблюдении и, сложив руки на колени, задремал.
Тягостные ощущения охватили Диму, едва он погрузился в марево сна…
Тело обездвижено, точно сверху навалили неподъёмный груз. Дима сидел там же на ступеньках, не имея возможности пошевелиться. Отдалённым эхом доносился плеск воды. Лениво вздымался расплывчатый туман, навивая неуловимую грусть. И тут юный волхв почувствовал, что не один. «Всё хорошо, – прошептал внутренний голос, – это свои». Дима не видел прапрадеда, но явственно слышал его послание:
– Не спеши с выводами, возьми срок. Веди себя осмотрительно. Остерегись сеять пустые надежды…
Тряска. Сон помутнел. Ещё тряска и видение окончательно рассеялось, не успев уложиться в сознании в отчётливый образ. Дима промассировал веки. Миндалевидной формы, серые глаза девушки было первое, что он увидел. Непослушные завитки светлых волнистых волос выбились из-под платка и предавали сероглазке вид пленительной чаровницы.
– Нежа, – любовно сорвалась догадка с уст юного волхва.
Девушка, примерно одногодка Димы, смотрела в упор. Она забавлялась его замешательством. Слегка вздёрнув подбородок, Нежа изящно прикрыла веки. Резкий взмах пушистыми ресницами вверх и Дима едва не отпрянул. Глубокий взгляд насмешлив. Вокруг чётко очерченных алых губок от подавления улыбки проявились мелкие морщинки, что отнюдь не портило прекрасный лик, а лишь добавляло шарма.
– Пожалуй за стол, – проговорила Нежа с интонацией покровительницы и, плавно покачивая бёдрами, скрылась в доме.
Дима похлопал по щекам, сгоняя остатки сна. Разумом юного волхва всецело завладела Нежа, но это было не вожделение, заговорил первобытный инстинкт самосохранения: «Красотка обладает нравом львицы, обожает всеми руководить и тешить самолюбие, пользуясь любым поводом. Такой дивчине лучше угождать, иначе однажды попав в список её врагов, никогда из него не выберешься – будет мстить до последнего вздоха. Что там предок говорил? – юный волхв напряг память, но мысленно воссоздать цепочку образов не получалось, неожиданное пробуждение вытеснило предупреждение, смысл сказанного напрочь улетучился, – так, так, так основной мотив – быть осторожным. Буду. Ещё как буду!».
Старший брат вернулся домой после вечерней зари. Домочадцы сразу распознали, что Судислав не в духе. Млад отпихнул ногой острогу подальше под лавку. Душана скрылась с малюткой за шторкой. Боян ринулся поправлять лучины. Только Нежа безмятежно разглядывала тряпицы, на которых Дима угольками старательно вывел схематичные рисунки: легковой автомобиль, вертолёт, ракету, подводную лодку, спутник. Цветы, снежинки и другие природные узоры он не чертил, предполагая, что на такое способен каждый ребёнок в любые времена. Задачу ставил поразить невиданными вещицами и, слыша, как охают вокруг, думал, что ему это удалось.
– Торговля худая! Не оклемались от грабежа ромеев, – гремел Судислав, тряся окладистой бородой. – Хошь выбрасывай, а хошь в ледники клади, а это считай задаром!
«Ромеев?! Выходцы из Западной или Восточной римской империи чудят погромы? Скорее византийцы… Но в любом случае «ромеи», ведь термин «Византия» появился в шестнадцатом веке. Где это он был? Война или набеги?» – Дима приготовился чутко внимать каждое слово, чтобы разведать обстановку, но Судислав заметил в дальнем углу стола незваных гостей и потребовал держать ответ среднего брата. Боян вкратце, обрывками фраз, дал понять, что есть возможность заработать и Судислав, выпятив нижнюю губу, придирчиво просмотрел Димино художество, но презрительно отшвырнул.
– Ерунда! Поди лисьим умом ты отрок наделён, но меня не обманешь! В чём от вас толк?
– Он может нарисовать Свиток! – ошарашила всех Чернава.
Жизнь висит на волоске. Судислав гневно вращал очами, и Дима решительно кивнул, тотчас сняв накал.
– Что ты знаешь про Свиток? – заплямкал Судислав, словно разжёвывал приставшую к кривым зубам конфету.
Дима сглотнул, на прямой вопрос следует дать прямой ответ. Философствовать не получится. Надо что-то сказать, но что? И юный волхв принялся сочинять, неспешно роняя слова:
– Кожа нужна телячья… Или можно коровья… Овечья или свиная нет, не подойдут… Угольки… Их из векового дуба заготовить…
Пришло спасение, откуда Дима не ждал. Нежа проворковала:
– Папенька, чего его слушать? Он же правду не скажет, это тайна, за раскрытие которой по слухам живота лишаются. Пусть себе делает, а ты снеси потом его работу Мотре. Уж он-то отличит подделку и цену достойную назовёт.
– Толк есть в сказанном, – прохрипел Судислав и скомандовал, – Душана, неси что поесть!
Нежа незаметно подмигнула Диме. Юный волхв сообразил, что он для неё прозрачен – прозорливая дочка Судислава догадалась, что ни про какой Свиток он и не слыхивал. Дима перевёл взгляд на Чернаву. Она всем видом выказывала покорность и благодушие. Юный волхв заподозрил неладное: «Эта девочка лихо перевоплощается. Так ли уж она беззащитна? В чём кроется умысел? Не обвела ли она меня своим нежным возрастом вокруг пальца? Чего же она добивается? Зачем усложняет? Тогда у Борзуна проболталась, сейчас тоже чуть не состряпала дурную службу. Но когда надо, то в «молчанку» играла. Ох, непростая ты Чернава, не простая…».
В эту ночь Диме не спалось, сказывалось волнение, к тому же короткие перерывы на сон днём сбили дрёму. Юный волхв притворился, что уснул, но сам держал ухо востро. Подле него на соломенных тюфяках беззвучно спал Боян. В противоположном углу под скатом крыши в куче тряпок зарылась Чернава. Млад натурально посапывал на лежанке у лестницы, которая вела вниз в горницу, откуда нет-нет раздавался отборный храп Судислава, изредка попискивал малыш, и вслед доносилось мелодичное пение Душаны. Юный волхв находился в напряжённых раздумьях. В два счёта можно улизнуть. Бросить здесь у незлобного семейства вызывающую подозрение Чернаву, перемахнуть к Акеле, который отдыхает снаружи и… А вот что делать дальше Дима никак не мог придумать. Что ему представить для перемещения? Он знал только слободу Борзуна, а туда ему однозначно не надо. Ему нужен Глеб. Но вызвать образ Глеба не получалось. Казалось, он стирается из памяти. Словно в этом мире существовал другой Глеб, совершенно не похожий на того прежнего. Но как-то же Дима сюда попал… Неужели след утрачен, потеряна энергетическая ниточка с другом. Закрадывались сомнение и по поводу Чернавы. Вдруг это просто совпадение, а не намеренное поведение? Она же ещё совсем ребёнок. А как с ней поступят, обнаружив его бегство? Нужен знак. Пусть проведение откликнется.
Вдруг Диме почудилось, что кто-то крадётся. Юный волхв нутром ощущал, что это не Акела. Дима открыл глаза. Крохотное оконце позволило распознать силуэт Нежи. Она находилась совсем рядом. Горячее дыхание девушки обожгло щёку.
– Надо словом перемолвиться, – шепнула она и покинула мансардный этаж.
«А вот и знак! – сдержанно улыбнулся Дима, словно игрок которому выпал козырь, – главное не спугнуть и уловить даже то, что случайно вскроется между строк».
По характерным скрипам Дима вычислил, что Нежа вышла из дома. И юный волхв, крадучись проследовал за ней.
Акела лежал, свернувшись кольцом, но изредка, как неустанный защитник, бросал пристальный взгляд на перешёптывающуюся в ночи парочку. Дима и дочь Судислава держались так, словно давно знакомы. Они примостились на корточках на углу дома, подальше от окон и лунного света, и вели оживлённую беседу.
Рассматривая водную гладь, Нежа сказала:
– Мотра – чудак, но не злой, любит всё необычное. Твоё потешное молевание вполне сойдёт. Сотвори из чёрточек и колечек нечто, чтоб на дерево походило и довольно. Каков настоящий Свиток Мотра не ведает. Он ушлым мудрецом слывёт, но тут на слово поверит.
– Почему ты думаешь, что он не знает, как Свиток выглядит? – деланно удивился юный волхв.
– Об этом вряд ли хоть кто-то знает. Нелепица из древних сказок, истинного смысла которых уже никто и не помнит. Якобы пройдёшь путь, указанный на древе Свитка и почерпнёшь неведанное, уподобишься мудрейшему из мудрейших. А далеко ходить не надо. Всё в самом Свитке располагается, только внимай. Да есть ли те, кто растолкует?
Диме на мгновение сделалось дурно: «Она что толкует о Древе познаний? Мне предстоит нарисовать библейское Дерево познания добра и зла?!». Он замотал головой, подобные мысли следует отмести: ответственность не по плечам. И тут зародился план что именно изобразить, юный волхв про себя усмехнулся: «Так и быть! Будет вам дерево!», и спросил то, о чём не успел разузнать от Судислава.
– Ромеи атаковали… Слушай, а что нечасто, что ли в этих краях князь с дружиной бывает?
– Князь в столице может делать что пожелает, а у окраин свой закон. И деньгами соседскими вольны пользоваться, и торговлю вести знатную, не хуже столичной. Тут что ни крепость, то свой обмен. Кто за рыбу злато сыплет, кто ткани даёт али зерно, кто рабов предлагает. А сейчас туго. В долг всё брать стали. Сами нашу рыбу из ледников подъедают, то бишь так плату за хранение взимают, а платить за товар не платят. Отец торговому люду предложил вместе снаряжать корабли и возить товары за море. Хоть и дальше, да выгоды больше.
Ответ прозвучал заносчиво, разило чванливым гонором, но слышались и нотки обиды. Дима нутром почуял, что за напускной бравадой кроется досада, такая же какая бывает у повзрослевших, но ещё непутёвых детей к родителям: мало пороли – вовремя не остановили. Всегда кто-то другой в их бедах виноват. Дима осторожно спросил:
– А что за крепости? Кто в них обитает?
– Разных понатыкано. Границу охранять надо! А без этого прут все кому не лень и соседи, и гости заморские. Опорные пункты выстраивают, а баят что для торговли места обустраивают. Не ровен день, и быть войне. Но кто ж нас послушает? Не жалует нас князь. Да и ну его! Сами мы себе хозяева. Наступит час роковой, за своё встанем, а может, кто и к врагу переметнётся…
Дима взмок от таких вестей.
– Не разобрал что-то я. Князь не только не защищает вас, но и окраин опасается?
– Нет ему до нас дела. Князь только о наниках своих печётся. Их няньчит и милует. Потому соседские повелители без зазрения совести сюды рылом лезут.
– Чего так? – недоумевал Дима.
– Нечему дивиться. Сказывают, что от всех кто не схотел стать наником, княжеский род отрёкся.
– А как можно наником стать?
Нежа резко встала. В тоне появилась неприязнь.
– Что сладкой жизни захотелось? Это ты поэтому в Глебург путь держишь?
Дима поймал её за руку, чуть сжал, чтобы Нежа не убежала, не дав ему объясниться. Девушка застыла в удивлении, но руку освободить не пыталась. Дима, заглядывая Неже в глаза, мягко проговорил:
– Если честно, я о наниках совсем мало знаю. Думал, что они просто в искусстве лучше других разбираются.
Нежа довольно хмыкнула. Засветившись улыбкой, она уверено убрала ладонь Димы. Щёлкнула легонько юного волхва по лбу и бегло проворковала:
– Завтра поговорим. Светает уж.