Спозаранку братья испросили Диму, что надобно для изготовления Свитка. Юный волхв, хоть и был спросонок, остался верен себе и не открещивался от ранее придуманной версии с коровьей кожей и дубовыми угольками. Усложнять дополнительными выдумками не стал – и без того мороки предстояло немало, а подсказал, где можно отыскать подходящую шкуру – в ладье зоранцев их лежал целый ворох. Поэтому Диме выпало плыть с Бояном, который намеревался взяться за починку судна. Это вышло очень кстати, появилось время на размышление. Хоть Боян и отягощал забористым пением думы юного волхва, но Дима был рад оказаться вдали от пристального внимания Нежи и обстоятельно обдумать причины странного поведения дочери Судислава. Наставник Михаил не раз говаривал, что прежде чем помогать людям, нужно в них самих разобраться. А то как бывает, может быть, человек сам причина собственных невзгод, а пеняет на других. Дима не спешил, желал вникнуть в суть, но житейского опыта не хватало. Одно дело рассуждать с наставником и делать выводы под его наводящие вопросы, и совсем другое оказаться нос к носу с реальным клубком человеческих взаимоотношений.
Повреждённая ладья накренилась и прежде чем на неё попасть, Диме с Бояном пришлось порядком попотеть. Но была и хорошая новость – ремонт предстоял не сложный. Пока Боян громыхал топором, Дима перебрал шкуры. На его счастье, коровья среди них отыскалась. Юный волхв отрезал прямоугольный кусок и призадумался: чтобы рисовать на коже, её предстояло очистить от шерстяного покрова. Но как это сделать? Всезнающий интернет остался в другом измерении. Дима с кислым видом скрутил отрез шкуры в рулон, вырезал для него поясок, обвязал, параллельно думая над тем, что изображение можно состряпать и на внутренней стороне. Но тут, кивнув на рулон, высказался Боян:
– Такой за седмицу точно отмокнет.
Дима кашлянул.
– Что?
– Душана мучной кисель сварит. Как он забродит, сунешь в него шкуру. Через пяток дней отскрести шерсть попробуешь.
Юный волхв внутренне возликовал, но виду не подал. Он нахмурился и, оглядывая тростниковый простор, задумчиво проронил:
– Покуда мокнуть будет, я дубовых веток отыщу, чтоб угли заготовить.
– С этим не торопись. Ма быть Судислав вечерком что-нибудь привезёт с родимой сторонушки.
– Откуда?
Боян хмыкнул.
– Уж не думаешь ли ты, что мы на воде невылазно аки бочан живём?
– Кто?
– Ты что, оглох?
– Э-э-э недоспал, – признался Дима.
– Так прикемарь! – отмахнулся Боян и, ворчливо прибавил, – этого белокрылого жабоеда ещё лелека кличут.
Теперь Дима догадался, что имеется в виду аист. Дедушка так называл аистиху, которая гнездо свила на водонапорной башне, и пришлось жилище птенцов перемещать. Юный волхв радостно закивал, но Боян уже взялся за работу, затянув новую песню. Почесывая шею, Дима перебрался в лодку Бояна и под присмотром Акелы забылся глубоким сном.
Судислав действительно привёз сырьё для углей. После ужина он выкатил Диме дубовый бочонок, доверху забитый деревянным барахлом: плошки, толкушки, корытца… Чего там только не было. Душана, завидев всё это добро, почернела точно грозовая туча, но, крепко поджав губы, смолчала. Однако же когда углядела прялку и резную шкатулку, утащила их в бабий кут. Супруг и бровью не повёл. Дима тоже изображал сдержанность. Ему предстояло выбрать из всего оставшегося, какому из предметов материалом послужил дуб, которому минуло сто лет. Это же не бревно или целое дерево: по годовым кольцам не посчитать и по обхвату ствола через формулу среднего прироста примерно не прикинуть. Задача выглядела невыполнимо. Юный волхв тщательно перебирал вещи, прикладывал к уху, тёр и скоблил, пробовал на зуб. И задумал в случае чего объяснить, что вездесущие духи подсказали ему точный возраст древесины. Однако окружающие не придали значения замысловатым выкрутасам Димы, они были поглощены забавной игрой Чернавы с малышом, который теперь чаще смеялся и лишь изредка хныкал. У девочки явно имелся опыт няньки. Чувствовала она себя прекрасно и веселилась от души.
Уловив, что предоставлен сам себе, Дима отобрал вещи похуже, чтобы ещё больше не гневить Душану, которая судя по печальному виду, единственная из всех имела отношение к данному скарбу, потому и горевала по утрате. Дима хотел было выдохнуть, но сообразил, что перед ним встала новая задача – как это всё превратить в уголь? Если засунуть в печь, то всё сгорит, обратится в пепел. А если попросить битой глиняной посуды, запалить под ней костёр, а потом счистить копоть водой и приготовить копчёные чернила? Но чтобы они не растекались, нужен вишнёвый клей, а откуда его взять? Идеи прыгали, как шарики у ловкого жонглёра, но каждый раз Дима упирался в какое-нибудь ограничение, основным из которых было то, что он изначально заявил, что нужны угольки. Тогда он обратил внутренний взор в чертоги памяти, вороша знания о том, как природа создаёт уголь и тут же припомнил один из уроков химии. Бескислородное разложение органики. Дима преобразился: глаза заблестели, стан выровнялся.
– Далеко ли до твёрдого берега? – спросил он у Бояна.
– Чего приспичило?
– Яму вырыть надо. Запалить в ней вот это, – Дима сгрёб нужное в бочонок, – и когда разгорится накрыть таким образом, чтобы дым под землёй остался, наружу не выходил. За день если не выгорит, то на ночь оставить и…
– В таком я не смылю, коваль нужен. Это они на зиму уголь заготавливают, – протянул Боян, пробирая бороду пятернёй.
– Так отвезите его на остров, пусть сам мается. Что вам заняться, что ли нечем? – прогремел Судислав и младшие братья, тут же отправились наверх спать.
Дима не знал, навестит ли его Нежа этой ночью, но ждал, ведь она обещала поведать о загадочных наниках. Он не хотел потерять ценный источник информации, оскорбив дочь Судислава тем, что заснул и прилагал усилия, чтобы не прикорнуть. Нежа явилась под утро, визит был краток. «Берегись! На острове опасно!» – прошептала она и упорхнула. С той минуты юный волхв не в силах уснуть, ломал голову над тем, чего же ему надо опасаться.
«Остров» выглядел несколько иначе, чем его изначально представил Дима. Уходящая за горизонт морская коса, усыпанная сплошным слоем хрустящих ракушек, состояла из отдельных фрагментов суши с частыми проплешинами в обильном растительном покрове.
Погода с утра незаладилась – брюзжала глухими выстрелами грома. Не прогретый солнцем по ночному холодный ветер походил на предштормовой. Даже Акела хмуро поглядывал на затянутое сизыми тучами небо, когда нет-нет и издали доносился раскатистый рокот. Однако Млад выглядел так, будто бы вовсе нет причин для опасений. Сообразив, что отложить затею на другой день вряд ли удастся и, не желая прослыть мнительным трусом, Дима безропотно обдумывал план действий. Следовало скорее отправиться на поиски подходящего клочка земли, способного не только предоставить условия для поддержания долговременного костра, но и защитить от непогоды. И юный волхв, не дожидаясь, когда лодка пристанет к берегу, спрыгнул в пенистую воду, засунул узелок с едой в бочонок, взвалил ношу на спину и отправился в ту сторону, где зеленела шапка некой возвышенности. Дима рассчитывал на то, что там толще слой почвы и грунтовые воды не затопят костровую чашу.
Он выбрал тропой прибрежную полосу и свободно переходил между островками вброд. Идти по прямой с грузом через остролистые дебри путешествие не из приятных. Юный волхв не раз поругал себя за выдумку с дубовым углём, но тут уж ничего не поделаешь – надо играть спектакль до конца.
Благодаря круговому обходу препятствий, примерно в том месте, где Дима предполагал должен быть холм, он случайно обнаружил заросшее плотной шуршащей стеной тростника значительное расширение косы. Юный волхв пошёл бы дальше, но путь преградила протока, дно которой не просматривалось. Зловеще бурлящая болотного цвета муть не внушала доверия. Длинного шеста прощупать глубину не нашлось. Возвращаться не хотелось, и юный волхв доверился маршруту, проложенному природой – пошёл вдоль протоки вглубь зарослей. Несколько поворотов и зигзагообразный путь привёл к уютной яйцевидной бухточке с каменистой пляжной лентой. В таком укромном уголке, укреплённом низкими нагромождениями выщербленных скал, преодолев полноводный неприметный вход-лабиринт, поместился бы небольшой лодочный флот, а сейчас на зеленовато-жёлтых волнах базировалась стая чаек. Морские птицы мирно качались на волнах. Юный волхв улыбнулся. Добрая примета. Бури не будет.
Серебристопёрые птахи апатично смотрели на Диму, пока он исследовал береговую линию, на которой в изобилии проступали выглаженные стихией просветы скальной породы. Отыскав впадину подле неглубокого грота, юный волхв подкатил бочонок и взялся за копание ямы. Лопатой послужила миска из дубового скарба. Помощь Акелы пришлась очень кстати: волк орудовал когтями умело, он рыхлил, а Дима выгребал. Работа спорилась, постепенно росла куча, в основном состоящая из песчано-ракушечной массы. Ещё немного и готово, как вдруг раздалось ужасающее бульканье и шипение, точно закипел гигантский самовар. Подозрительный шум нарастал. Но откуда идёт гул Дима определить никак не мог: звук рассеивался. Тогда юный волхв покинул бухточку. От увиденного в груди ёкнуло. В море клокотал высоченный грязевой фонтан, наплавляя вязкий остров. Смрад душил округу. Зрелище жуткое, точно огромная рыбина с рёвом изрыгает гнилостное содержимое брюха.
Дима прикинул, что находится на безопасном расстоянии, и беспечно хмыкнул: «Так вот на чём страх Нежи основан!».
Неожиданно земля колыхнулась. От повторного толчка юный волхв упал на одно колено. Бежать некуда! Акела заскулил и зло оскалился. Но тут всё разом стихло. Фонтан исчез. Извержение закончилось, оставив после себя грязевой остров и специфическую вонь.
– Да уж по доброй воле сюда никто не сунется. Место гиблое, потому и слава о нём дурная, – пробормотал Дима и поспешил продолжить начатое.
Млад обещался забрать его следующим утром, и юный волхв не хотел опоздать к сроку и застрять тут ещё на сутки.
Немного погодя яма готова. Сухая. С ровными краями. В меру узкая, чтобы плотно накрыть бочонком и присыпать щели землёй. Дима заполнил дубовыми деревяшками яму и вздрогнул. Огонь! Как добыть пламя?! Подходящей древесины для розжига тут не отыскать. Интуитивно он схватил узелок, которым снабдила Душана. Помимо сушёной рыбки, лепёшек и пресной воды во фляжке, сделанной вероятно из родственника тыквы, там лежало огниво. Юный волхв несказанно порадовался дальновидности супруги Судислава. Добрая хозяйка тихо позаботилась о том, чтобы поход прошёл удачно.
Поверхностный взгляд Димы скользил по ночному небу от созвездия к созвездию. Под ненавязчивый шёпот волн и дымок, томящегося под землёй костра, мягко накатывал сон, но дрёма всё ещё не овладела юным волхвом. Акела тоже бодрствовал. Его янтарные глаза светились маяками на фоне грота. Дима отбросил ракушку, которая успела потеплеть в ладони. Та звонко шлёпнулась, словно приглашая поиграть. И Дима принял вызов. Он подобрал диск пошире и зашвырнул дальше. Сон отошёл на второй план, юный волхв пытался забросить ракушки до воды. И вот у него получилось. Плюх! Плюх! Но тут тяжёлой поступью захрустел ракушечник. Дима насторожился. Мохнатый друг встал в боевую стойку. Кто-то пробирается в темноте. Животное? Хочет полакомиться незваными гостями бухты? Но следов крупного хищника Дима не приметил. Коса не обитаема. У входа в бухточку замелькали языки пламени. Человек! Дима сглотнул. Ладони вспотели. Пульс зачастил. Юный волхв хотел было спрятаться в гроте, но вовремя осознал, что окажется в ловушке – из каменного мешка не выбраться. И тогда Дима запрыгнул в проходную нишу между валунами и на корточках приник к лазейке. Акела юркнул за ним.
Обзор почти нулевой и время тянется как резиновое. Лабиринт изрядно задержал пришлых. Огни смещались то влево, то вправо. Но вот на противоположном берегу появилась гружёная лодка, которую бечевой тащил маленький отряд. Факелов много. Прикреплены на носу и корме. Поклажу не разглядеть – укрыта чем-то вроде паруса. Одеты не бедно, ни как ловцы рыбы. Идут спиной вперёд. Дорога хорошо знакома. Остановились. Озираются. Что их потревожило? Неужели обнаружили следы посторонних? Запах! Ну конечно, они учуяли костёр. Так и есть! Ринулись к лодке. Размахивают факелами. Вооружились копьями и секирами. Двое остались на страже. В лодке что-то ценное? Это не рыбаки. Разбойники?
Дима в бешеном ритме соображал, пока незнакомцы рьяно прочёсывали пляж: «Если выйти, разговаривать не будут – порешат на месте или в рабство утащат. Макинтош на плечах. Прыгать по косе как заяц? И куда я запрыгаю? Вдруг там пиратский флот? Можно угодить прямо в лапы бандитов. А как же Чернава? Пропадёт… Мой уголь разбросают… Их много… Одолеют… Мне бы крылья…, – пораженческое настроение внезапно улетучилось, – да что я ною, сейчас я вам устрою!».
Юный волхв на мгновение отвлёкся: достал дощечки Вайю. Увидев их, Акела прижался к валунам. Внезапно послышался резкий возмущённый женский голос. Дима продолжил наблюдение. Появилась скрюченная женская фигура в светлом одеянии. Опирается на посох. Волосы седые, почти белые. Орлиный нос. На шее блестит гривна. Старуха гневалась. Вновь негодующий крик. В этот раз более велегласно. Обыск прекратился. Мужчины дружно схватились за бечеву и потащили лодку.
«Кто она? Повелительница? Жрица? Что они задумали?» – гадал юный волхв, уповая на то, что своевременный приход женщины не просто отсрочил, а отметил схватку.
Уже через минуту выяснилось, что стычки не миновать. Стража сбросила материю. Дима остолбенел. Да как же так?! Люди. Точно поленья, живые люди лежат поперёк лодки. В стеклянных взглядах отблеск факелов, а разум спит. Как куклы… Откуда покорность? Опоили чем-то?
Старуха ударила посохом в бубен, поднесённый карликом. Хоровое пение взлетело в ночь. Покачиваясь, старуха низким грудным голосом задавала пунктирный темп. Ритм ровный с редкими всплесками. Музыка действовала на нервы, тяготила, теребила душу. Сострадание чужому горю всецело охватило юного волхва. Дикари (в этот момент Дима для себя их окрестил именно так) складывали людей в штабель на берегу.
Приготовление к казни? Жертвенный костёр? Если освободить этих несчастных, удастся ли их спасти от токсичной отравы? Но не вмешаться нельзя. Юный волхв сжал дощечки Вайю и грозно прошептал:
– Сейчас вы у меня попляшете! Вот как подниму грязь на вулканическом острове! Да как осыплю комьями грязи! Как пушечные ядра полетят!
Он хотел уже воспользоваться самой мощной дощечкой, как вдруг остановился. Словно невидимая сила повернула его голову и заставила ещё раз взглянуть на происходящее. Уж как-то лихо дикари закидывали верхний ряд. Чучела! Это же действительно куклы! Куклы солдат. Дима ошалело вглядывался. Для чего понадобилось изготовить армию чучел? Какие же они жуткие… Тряпьё как после реальной битвы. Ритуал? Хотят использовать как устрашение или обмануть кого-то, выдав соломенных воинов за живых?
Внезапно между лопаток что-то кольнуло, позади заскрежетал противный голос. Непонятно, но перевод не требуется. Медлить больше нельзя и юный волхв обратился к силам Вайю, а Акела напал на лазутчика дикарей. Наскоро отчитав заветные слова, Дима выскочил из ложбинки укрытия. Неприятель один. Щит и копьё отброшены. Лазутчик порывается вынуть нож и отбиться от волка, который взобрался ему на грудь. Дима схватил каплевидный щит с изображением птицы с женской головой и с размаху ударил им по руке врага. Лазутчик замер, оскалился, но почему-то своих не зовёт. Ослушался приказа старухи? Какой же властью она обладает?
Налетел вихрь. Повинуясь внутреннему порыву, Дима встал на щит. Акела без команды запрыгнул рядом. Мысленно управляя воздушной стихией, юный волхв с мохнатым другом взмыли вверх. Их заметили сразу. Пение оборвалось. Послышались крики. Но это не паника. Дикари приклонили колена и, преисполнившись умиротворения, затянули другую песню сродни гимна. Старуха отстукивала торжественный марш.
«Кого это они восхваляют?» – недоумевал Дима, летая кругами над бухтой и не представляя, что делать дальше.
Юный волхв быстро продрог. Макинтош развивается, не удержать. Равновесие удерживать хитростно – того гляди опрокинутся, хорошо если в воду, а если нет.
«Всё. Шоу закончилось» – принял решение Дима, взмыл выше и, облетев косу, вернулся, но не снижался.
На берегу догорал костёр. Дикари спалили чучела и отбыли. Юный волхв возликовал, но и удивился:
– Сколько же нас не было?
Акела щёлкнул пастью, как будто хмыкнул. Дима издал короткий смешок.
– Согласен. Какая разница куда они сгинули. Главное, что сгинули. А на будущее конечно надо быть куда осторожнее и не соваться со своим уставом в чужое племя.
Он опустился на землю, возблагодарил силы Вайю и вернулся в пещеру, около которой продолжал готовиться древесный уголь.
«Надо будет освоить полёт…» – только и успел подумать юный волхв, но на этот раз сон сморил Диму едва он прилёг.
На изготовление Свитка Дима потратил ни много ни мало месяц. Чернила никак не держались на облысевшей коровьей коже – растекались и размазывались. Потребовалось ножом чертить борозды, а потом затирать в них угольную крошку. Чтобы выглядело эстетично, пришлось изрядно повозиться. Отремонтированная ладья давно ждала своего часа, а пока её использовали Млад и Боян. Казалось, она не очень-то и нужна братьям – улов по объёму примерно, что и раньше. Как будто они отправлялись в море и на ней только для того, чтобы Дима в их отсутствие не смылся.
Нежа по ночам больше не приходила. Для общения хватало времени днём. Чернава полностью вошла в роль няньки, а сестра и рада стараться отлынуть от крохи-братишки. Душана за праздность дочь не гоняла – лишь осуждающе смотрела, когда Нежа с неохотой шла ей помогать.
Свиток, натянутый на деревянной раме с длинными ножками (Дима сымитировал мольберт), пленял внимание дочери Судислава. Сегодня Нежа более тщательно чем обычно вглядывалась в изображение. Даже в какой-то момент перегородила юному волхву доступ к работе. Дима хотел рыкнуть, но сдержался и вежливо попросил:
– Будь добра, отойди к перилам. Тень есть и дальше. Пойди за дом, там после полудня благодать.
Нежа вальяжно отмахнулась.
– Когда ты уже завершишь?
– Я закончу быстрее, если не буду отвлекаться… Ни на что отвлекаться не буду…, – попытался Дима скрыть раздражение в голосе, но это удалось плохо, Нежа моментально взъерепенилась.
– Ах вот как?! Из этого явствует, что на мне вина, что ты такой нерасторопный?
– Кхе… Не о том ты думаешь… Краше должно быть, да не всё слажено выходит… Верчусь как уж на сковородке…
Она сменила гнев на милость и с лукавыми глазками лисички осведомилась:
– Ты поэтому такой гневливый? Не на меня выходит, злишься?
– Ну, разумеется!
– Потолкуем? – вдруг кротко предложила Нежа.
– Давай, – согласился Дима, еле подавляя бушующее внутри раздражение, замешанное на разочаровании – ничего как раз таки толкового узнать до сих пор не удалось. Нежа вещала без удержу, но выглядел её трёп как примитивные бабские жалобы. Подружки далеко. Платья далеко. Ни спеть, ни сплясать. С малых лет от травника до листопада как квакушка на болоте прозябает. Когда уже батюшка сподобится её замуж выдать. Да кто же без приданого возьмёт. А приданое готовить надо, а она вместо того чтобы полотенца ткать, лесу плетёт. И так вокруг до около опостылевшего бесцельного существования. Иногда Диме казалось, что чего-то этими жалобами Нежа добивалась, но вот чего? Как её разговорить и вникнуть в соль проблемы мудрости недоставало, да и подходящий случай пока не представился.
Юный волхв неосознанно втянул голову в плечи, ожидая, что польётся ушат жалоб. Однако сетований не последовало. Нежа настроена иначе. Вместо обычного нытья, она вдруг спросила:
– Что у тебя тут?
– Э-э-э это пока не готово…
На самом деле Дима давно сочинил, как подать смысл изображения, но пока ещё не репетировал. Надо бы завершить Свиток и уж тогда отшлифовать придуманную версию. Но Нежа недовольно хмурится. Вот-вот закипит. И Дима таинственным голосом предложил альтернативную тему для беседы:
– Есть кое-что, что я давно хотел у тебя спросить…
– Вновь взалкал! А я всё думаю, когда это ты о своих наниках обмолвишься!
Дима дёргано улыбнулся и прошептал:
– То, что я хочу рассказать, постыдно для истинного мужчины. И я бы умолчал, если бы не лютое любопытство.
Нежа приблизилась. Гнев отступил. Она въедливо вглядывалась, словно пытаясь рассмотреть, не потешиться ли он надумал за её счёт.
– О чём это ты? – строго спросила она.
– На острове опасно, – Дима огляделся и ещё тише сказал, – я их видел.
– Кого? – так же тихо спросила Нежа.
– Тех, о ком ты предупреждала.
– Ты о чудище? Так их много?!
Лицо Димы вытянулось.
– Чудищ?
Нежа взволновано поведала.
– Судачат, что около длинного острова обитает морское страшилище. Когда оно ревёт сердце так и рвётся наружу. Там рыбы полно, но смелых нет, чтоб сети ставить. Коли к чудо-юду попадёшься, несдобровать. Громадное оно прегромадное. Когда шевелится, то аж гниль и тухлятина со дна моря поднимаются.
Теперь Дима сосредоточенно разглядывал Нежу: голос дрожит, раскраснелась. Она не шутит. И тут юный волхв всё понял. Грязевой вулкан. Вот что страху нагоняет. Выдался случай, напустив загадочности, на чуток возвеличиться – обзавестись малой толикой авторитета. И Дима не упустил его. На мгновение, прикрыв глаза, он замотал головой, словно избавляясь от навязчивого видения, и серьёзно произнёс:
– С чудищем я общался. Оно мирное. Можете вдоволь рыбачить. Оно вас не тронет. А на звуки внимания не обращайте. Это оно так брюхо чешет.
Нежа раскраснелась сильнее. Сомнение. Оторопь. Восторг. Но момент восхищения быстро улетучился. Её удивлённый взгляд заметался, она с шумом втянула в себя воздух:
– Что? Что там было?
– Я… Я не из робких. Но мне… Мне пришлось прятаться, – скованно сказал Дима, как если бы сообщал о непростительно постыдном поступке. – Какие-то странные воители… Они сжигали людские чучела…
Нежа тяжко вздохнула. На лице отпечаток мыслей: «И всего того?». Проявляя превосходство по-царски вскинутой головой, Нежа с издёвкой спросила:
– Которые одеты в рвань рванскую как сразу после битвы вышли?
– Д-да. Ты знаешь, что это за ритуал?
Дима спокойно проигнорировал смену настроения дочери Судислава. Нежа должна ощущать, что она на коне, что она главная. Он уже почти привык угождать – всё что угодно лишь бы не потерять временного союзника.
– Не ты первый кто их видел. Элины таврами кличут. Которое лето они приносят «жертвы». Умилостивить Деву желают. Чтоб своих в бою меньше пало. Мол воздаём, тока потом меньше возьми наших на поле брани.
Юный волхв про себя отметил, что слепым пятном стало меньше – дикари пели гимн, пялясь на изображение щита, на котором он летал. Видимо птица с женской головой и есть та самая Дева, которой преклоняются тавры. Но из сказанного Дима вывел и ужасающий вывод – грядёт война! Глеба следует отыскать до того как начнётся кровавая неразбериха и хлынут потоки беженцев.
– Теперь ты удовлетвори моё любопытство! – потребовала Нежа. – Что сиё значит?
И принял юный волхв, что настал час открыться. Скрупулёзно обдумывая каждое слово будущей речи, Дима бережно погладил край Свитка. Юного волхва переполняло небеспричинное волнение: оттого как он поведёт себя с этой минуты, зависит вся миссия пребывания в сотворённом пространстве, ибо ненароком вознамерился он сказку сделать былью, наречь миф пророчеством и всколыхнуть людскую память о первичных смыслах. Любовно обведя взглядом почти завершённый шедевр – мощное дерево с узорными символами на краях крупных ветвей, Дима, преисполнившись нравственного достоинства, кротко произнёс:
– Пред тобой Древо мудрости. Плоды его, что всесветное мерило. Раскусишь все до единого и отведаешь науку – уразумеешь ключевые законы бытия. Это отправная точка всех начал. Наставление тем, кто желает пройти путём истины и блюсти основы его, идя дорогой жизни.
– Прямо-таки для всего мерка? – усомнилась Нежа и ткнула на символ «растопыренная пятерня». – Это как понимать?
Дима одобрительно закивал:
– Хвалю, как и полагается с истока ты мудрость постигать начала. Первое что познаёт человек от рождения это родительское слово. Но потом он делает Выбор, – юный волхв философски вздохнул, – однажды каждый из нас делает Выбор чем руководствоваться. Идти ли дорогой предков или рыть русло для своей реки и…
Нежа взбеленилась:
– И что тут плохого?!
Дима опешил.
– Почему обязательно плохого? Прошу дай досказать…
Она взглянула исподлобья, но не издала и единого звука и он продолжил.
– Итак, Выбор сделан. Человек устремился вперёд, но сберёг ли он устав, по которому воспитан? Запомнил ли уроки предков, которые мать и отец кропотливо денно и нощно передавали? Что стало его моралью? Оставил то, чем одарил его род Создатель Вселенной или отверг? Решил ли самолично определять, что есть для него благо, а что вред?
– Я сама разумею, что есть польза! – опять вспылила Нежа.
– Разве твои помыслы разительно отличаются от того, чему научают родители?
– Да! Мне тут делать нечего. Мне в столицу надо! – выпалила Нежа и осеклась, опасливо поглядывая по сторонам не услыхала ли её мать.
Диме наконец-то дошло, о чём соль недовольных возгласов дочери Судислава. Подавляя отголоски растерянности, он тактично спросил:
– Ты хочешь отправиться с нами?
Его душевный тон старшего брата и мягкий взгляд заставили Нежу зажмуриться. Пару минут девушка боролась с нахлынувшими чувствами: губы подрагивали, дыхание участилось, по коже пошли красные пятна. Когда она открыла глаза, в них стояли слёзы.
– Умоляю… Я не буду обузой, – жалобно пробормотала Нежа.
– Вижу, что до своего ума ты ещё не доросла. Дурёха. Чужаку встречному готова довериться… Разве это дело? Кто же тебя защищать по-настоящему будет? Кроме как родители – некому. Если война выдастся, как справишься? – он ласково протянул её имя «Не-е-е-жа», – Какое красивое имя. Тебя нарекли так, ибо ты желанный ребёнок. В тебя с рождения вложили, что забота и внимание – добродетель. Так соответствуй. Не урони величины родительской нежности.
Она стояла как громом поражённая. Словно оправдываясь, Нежа пробормотала:
– А чего они тогда этого нытика завели? Старших сыновей мало что ли было? Зачем им ещё Броник понадобился?
– Стареют родители. О тебе думу думают. А ты младшенькой была, залелеяли видать. Тепереча ревнуешь к крохе…
– Я к холодам сбежать в Глебург хотела. Гадала как. А тут ты… Люб ты мне Димитриус де Дроздовикус…
Диму пригвоздило к стене. Беседа свернула совсем не туда. Образ не возмутительного волхва пошатнулся.
– К-как это? – сипло спросил юный волхв.
– Ты давал знаки, что рад мне… Потворствовал каждой пустячной прихоти… А теперь… Теперь ты отказываешь от меня?
Нутро Димы тяготил жалостливый вид Нежи. Хотелось её побыстрее успокоить. Хотелось, чтобы это побыстрее закончилось. Хотелось, чтобы этого дурацкого разговора и вовсе не было. Прижать что ли к себе? Но нынче Дима не смел прикасаться к дочери Судислава. И он наотмашь выдал:
– Ты неправильно меня поняла… Я же по-приятельски…
– Тебя постигнет кара, так и знай! – пылая негодованием, проскрежетала Нежа.
Из-за угла показалась Чернава. Сомнений не возникало, что девчушка давно подслушивает разговор. От неё разило дерзкой смелостью и щемящей душу печалью. Серьёзный взор обращён к Неже. Тихий голос Чернавы зазвучал отрешённо, как у бывалого взрослого человека:
– Не понимаешь ты счастья, когда не просто близкие, а родичи рядом. Как мамка никто не приголубит… Слышишь? Никто!
– Много ты понимаешь! Сама ведь тоже хороша. Чем у «Бочан» худо? Чего куда подальше подалась? Несладко было, да? Так что не тебе в меня пенять!
– Я ищу своих родителей, а ты от родной крови сбегаешь.
Нежа проскулила:
– Они отраду новую завели. И горевать не станут, когда пропажу мою обнаружат.
– Так это они для тебя старались, – миролюбиво проговорила Чернава.
– Неужели? – опешила Нежа, повторно услышав иной к её разумению повод появления на свет братишки.
Чернава криво усмехнулась:
– Они в летах, а на малыша отважились. Стало быть, тебя вековать готовят. А как иначе научить дочурку с дитём обходиться-то? Вы же не всегда кочевать будете, не правда ли?
И не дожидаясь ответа, Чернава юркнула в дом.
Нежа шагнула к Диме, поймала его мечущийся взгляд и сдавленным голосом второпях сказала:
– Не будет дышаться мне вольно без тебя, что мёртвой стану.
На Диму нахлынула безмолвная неприязнь. Нежа ему не нужна. Как от неё отвязаться? Как сохранить спокойствие и не нагрубить? Как не попасть под гнев Судислава? Да и имидж кудесника не должен в этой склоке пострадать. Подходящие слова всё не приходили, а Нежа ждала ответ. Юный волхв только и смог вымолвить:
– Это как-то само получилось… Ты сама… Сама ошиблась…
Она всхлипнула.
– Не видели бы тебя мои очи!
Дима думал случится худое, но Нежа ускорила его отбытие. В этот же день вечером за ужином, желая скорейшим образом спровадить свидетелей собственного позора, она заявила отцу:
– Мудрён наш постоялец оказался. Коли хотим скорее откуп за починку ладьи заполучить, то он решеньеце любопытное предоставил. Можно не дожидаться, что там Мотра скажет, подтвердит ли значительность Свитка, али нет. Можно не скучать пока найдётся покупатель, коли вообще он сыщется…, – она выдержала паузу, и когда интерес Судислава возгорелся так, что он перестал поглощать пищу, сказала, – тайну Димитриус де Дроздовикус открыл – свободна ловля на острове, чудище там приветливое, что добрый пёсик ласковое.
Боян и Млад засияли улыбками и Судислав лицом просветлел и, похлопывая ладонью по столу, отчеканил:
– А нам сказочные богатства и не нужны, лишь бы промысел не прекращался. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. На зарянку втроём съездим, коли правду сказываешь, так и отпустим с миром.
Несметный улов выписал Чернаве и Диме вольную. Пока Судислав не передумал, Дима, лишь испросив дорогу к Мотре, на ночь глядя собрался отчалить. Акела с Чернавой устроились на носу. Девочка волка наглаживает, щебечет всякое ласковое. Провожать некому. Братья в торг подались. Душана с сынком. Как вдруг на причале вырисовался девичий стан. Дочь Судислава с мешочком едва жива ступает.
– Я, я…, – Нежа запнулась, шмыгнула носом, утёрла набежавшие слёзы и протянула подарок, от которого веяло сушёной рыбой.
Почёсывая шею, Дима покосился на неожиданный дар.
– Бери, бери, не бойся. Никто не подумает, что ты украл. Этот запас я тайком собирала из своей ловли.