– Ты же знаешь, что я не разговариваю на твоём языке. Так ты дашь мне пройти?
Махризе лишь широко улыбнулась, показав ровные белые зубы, и гордо вскинула голову. Амелия посмотрела ей в лицо с нарастающей тревогой и раздражением. Теперь среди фраз на незнакомом языке из уст цыганки прозвучало имя её мужа. Тогда Амелия всё поняла. Покачав головой, она скривила от недовольства губы.
– Нам с тобой нечего делить… – она попыталась было рвануться вперёд, к двери, но цыганка стояла твёрдо на своём месте.
– Ты ему не жена! Ты не вместе с ним! – произнесла она, гневно сверкнув глазами в темноте. – Никогда вместе с ним! Тебя не быть, лиса. Тебя никто не принимать. Ты чужая.
Амелия фыркнула себе под нос, мысленно воззвав к Господу и его милости. Бог видел, сейчас ей меньше всего нужен конфликт с этой маленькой наглой особой, возомнившей себя великой ревнивицей. Когда Амелия сделала широкий шаг в сторону, дабы скорее проскочить мимо, Махризе успела схватить её за запястье, потянуть назад и повернуться вместе с ней. Они снова стояли лицом к лицу, на этот раз обе пылая от гнева.
– Не смей трогать меня! – рявкнула Амелия, погрозив девице пальцем. – Я тебя не боюсь! А что до Томаса… Он мой законный муж, и здесь ты ничего сделать не сможешь.
Она бы никогда не подумала, что человеческое создание способно шипеть и рычать, будто дикий зверь, так что цыганке удалось её удивить. И это её,
Амелию Сенджен Гилли, племянницу многоуважаемого графа Монтро,
Магдалена когда-то звала сумасбродной и дикаркой? Когда Махризе попыталась броситься на неё и поднять для пощёчины руку, Амелия ловко увернулась, однако ей не стоило поворачиваться к обозлённой сопернице спиной. Махризе толкнула её в спину, и девушка едва не налетела на кронштейн судового колокола. Благо, он был надёжно закреплён, иначе от любой сильной качки загремел бы так, что поднял бы со дна океана даже потонувшие корабли.
Амелия резво обернулась, приподняв полы юбки, чтобы не запутаться, а заодно и встретить новый поток из турецких фраз, тон которых говорил за себя. Цыганка её явно оскорбляла, а то и проклинала, как знать? Амелия покачала головой, сжав кулаки. Никто не смеет оскорблять дочь Джона МакДональда и оставаться безнаказанным! Поэтому она сделала первое, что пришло ей на ум: оттолкнула цыганку в ответ, да так, что та врезалась спиной в дымовую трубу. Махризе едва ли ощутила боль; тут же с рёвом она бросилась на соперницу, и они сцепились руками. Амелия попыталась толкнуть цыганку плечом, но промахнулась, и та нырнула ей за спину, затем крепко-накрепко схватила за волосы и толкнула к фальшборту. Так она оказалась прижата животом к перилам.
Она не могла вырваться, несмотря на всё своё сопротивление. В лицо тут же ударил резкий запах океанской воды, а перед глазами стояла лишь непроглядная тьма пучины. Затем цыганка сильно оттянула ей голову, вцепившись в волосы так, что у девушки слёзы выступили на глазах. Ещё бы немного, ещё одно лишнее усилие, и Махризе сумела бы перебросить её через борт! Но Амелия смогла выгнуться и ударить её локтем в живот. Цыганка согнулась пополам и отскочила, правда, всего лишь на мгновение. Она готова была снова броситься, только теперь у Амелии в руке оказался более веский аргумент. Она выхватила закреплённый на кожаном ремешке под коленом маленький клинок, подаренный Мегерой, и разрезала им воздух перед собой. Затем ещё раз и ещё.
Внезапный возглас прозвучал над ними, словно раскат грома. Затем вдруг где-то наверху зажглась яркая вспышка света, и обе молодые женщины подняли глаза.
Со ступеней, что вели на палубу полуюта, спускались капитан, Фредерик
Халсторн и мавр Эмир, высоко державший в руке масляную лампу. Увидев Стерлинга, цыганка тут же бросилась ему под ноги, смиренно встала на колени и запричитала на родном наречии. Амелия, тяжело дыша, медленно опустила клинок и взглянула на мужа.
На его суровом лице словно отразилась вся тьма этого мира. Будто бы она подобралась со стороны, проникла в него и завладела его внимательными серыми глазами. Их взгляды пересеклись, и Амелия снова поразилась тому, каким переменам был подвластен этот мужчина. Иногда казалось, что демоны воют у него в ушах, заставляя творить ужасные вещи. Потому что именно в этот момент она ощутила это в пространстве. В его глазах, его фигуре, в самом воздухе вокруг них.
– Я предупреждать вас, господин, что эта цыганка – дочь шайтана, – первым произнёс в напряжённой тишине Эмир. – Она слишком часто крутиться вокруг и спрашивать о вас! А теперь она нападать на госпожа!
Махризе подняла к Стерлингу голову и воззрилась на него так, словно он загипнотизировал её, словно он был каменным идолом, которому она поклонялась. По её щекам текли слёзы, а полные губы тряслись в попытках молвить хоть слово в свою защиту. Амелия посмотрела на эту несчастную, и её гнев улетучился, будто и не было его. Это жалкое несчастное создание вдруг напомнило ей тот день, когда она на коленях тряслась перед зеркалом в спальне, в замке своего дяди, в попытках воззвать к фантому умершего отца. Какое жестокое сравнение! Теперь со своей стороны Амелия наблюдала не менее поразительную картину.
– И так ты отплатила мне за то, что я принял тебя и твоих родных на свой корабль? – прозвучал суровый голос капитана. – Вот так ты платишь за искренность и добро? За то, что я позабыл о твоём прошлом?!
Амелия вздрогнула, будто от колкой пощёчины. Ей стало жутко холодно. Вместе с остальными она смотрела, как Стерлинг схватил Махризе под локоть, тряхнул и, словно куклу, поставил перед собой.
– Стоило мне отвернуться, стоило лишь ненадолго потерять бдительность, и ты решила, что можешь покушаться на жизнь моей жены? – Стерлинг схватил цыганку за подбородок и больно сжал пальцами. – Что за повод я дал тебе думать, будто ты имеешь на меня хоть какие-то права? Если бы хоть одна царапина, оставленная твоими руками на теле моей жены, я придушил бы тебя здесь и сейчас! Я совершил ошибку, когда сжалился над тобой, Махризе… Воровкой ты была, ею и умрёшь!
И он оттолкнул её к стальным объятиям Эмира, ухватившего рыдающую цыганку за талию. На всё происходящее Амелия глядела растерянно, недоумённо, словно предыдущие события не коснулись её. Словно ничто не угрожало её жизни несколько минут назад.
– И что нам с ней делать? – послышался со стороны вопрос Халсторна.
– Мне всё равно… Но чтобы уже утром её не было на этом судне! – он послал Эмиру полный презрения взгляд. – Ты слышал меня? Да будет Аллах мне свидетелем, и да простит он мне грехи, но прикончите эту змею сегодня же и бросьте за борт! А с её отцом я разберусь сам!
Эмир отдал фонарь Халсторну и кивнул. Холодок прошёлся по коже Амелии, когда она услышала визг и причитания молодой цыганки, которую мавр без промедления поволок в трюм. Всё произошло так скоро и так внезапно, а она сама будто бы ото сна очнулась, и вдруг обнаружила, что Стерлинг стоит прямо перед нею и пытается разглядеть её печальное лицо.
– Хорошая вещица, этот клинок, – невесомым жестом он указал на оружие в её руке. – Мегера всё продумала, не так ли?
Девушка беспокойно выдохнула. Хватило сил лишь на то, чтобы просто кивнуть
в ответ.
– Ты вся дрожишь. Ты испугалась? Я и подумать не мог, что Махризе способна на такое! – Стерлинг положил обе руки ей на плечи и чуть сжал горячими пальцами. – Халсторн прав, ты умеешь постоять за себя. Наверное, я больше испугался, чем ты сама…
Когда она подняла к нему глаза, он был так близко, что их губы едва разделяли несколько дюймов. Она ощутила горячее дыхание на собственных устах, и сердце отозвалось на это неясным волнением. Амелия почувствовала, как сладостное тепло приятно сосредоточилось в самом низу живота. Это пугало и восхищало одновременно. Она думала, что он поцелует её, не смущаясь присутствия Халсторна. Думала, что вот-вот возвратит это утраченное жгучее ощущение блаженства от его прикосновения. Однако он всего лишь тихо произнёс:
– Тебе нужно возвращаться в тепло, дорогая. Я распоряжусь, чтобы Джон немедленно спустился к тебе. Хватит и с него этой ночи.
Капитан убрал руки, вмиг заставив Амелию очнуться от забытья и всё осознать.
Вот, как он умел влиять на женщин. Если хотел, конечно. Вот, что ощущала Махризе рядом с ним, хотя он даже повода не давал. Амелия тряхнула рассыпанными по спине рыжими локонами и прежде, чем уйти, спросила первое, что пришло на ум:
– А что будет с цыганкой? Вы и правда казните её?
Фредерик Халсторн издал вымученный вздох:
– Будет так, как того велят морские законы. Слово капитана – закон.
– Но это жестоко! Подумайте хотя бы о её семье!
– Не играйте в милосердие, сударыня. Для этого не слишком подходящее время.
– Я не спорю о том, что её нужно наказать, но разве убить молодую женщину – это единственный выход? Это всё, что знает ваше чёрствое сердце?
Халсторн явно был настроен настойчиво отстаивать свою точку зрения, но
Стерлинг перебил его, вскинув руку. Капитан очень внимательно посмотрел Амелии в глаза. Повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь лёгкими ударами волн о борт. Фредерик знал: любой другой уже сдался бы и отвёл взгляд, но эта девушка оказалась достаточно смелой, чтобы противостоять бездне, взывающей к ней из этих самых серых глаз.
– Abyssus abyssum invocat, – пробормотал мужчина едва слышно и упрямо отвернулся.
Стерлинг тем временем пристально следил за реакцией супруги, затем вдруг улыбнулся. Бесхитростно и искренне, чему Амелия была явно удивлена.
– Она могла навредить тебе. Более того, угрожала твоей жизни. Подобного не стерпел бы ни один уважающий себя моряк. И всё же… ты ей сочувствуешь?
Амелия молчала, глядя на него едва ли не с испугом.
– Внезапно я поняла, что разделяю её чувства… Да, она повела себя бесчестно, но она влюблена. Не более. И она ещё молода. Если бы у меня был голос, если бы вы прислушались ко мне, то…
– Что?
– Я бы смела просить вас её помиловать. Не отнимайте у неё жизнь.
Со стороны послышался смешок, но вступать в новую дискуссию Халсторн был не намерен. Капитан выпрямился и, словно коршун, обведя взглядом палубу, издал вымученный вздох. Поведя широкими плечами, он снова обратился к жене:
– Заманчивое предложение. Но я вынужден его отклонить.
– Даже не подумав?! Что вы теряете, если пощадите цыганку?
– Свою честь, возможно, – сказал он абсолютно откровенно. – Да и пощадив её, я ничего не получу.
Амелия всё ещё была возмущена.
– Вы просто… жестокий тиран! – отпарировала она. – И так вы решаете любой конфликт? За борт каждого, кто решит подраться?
– Не припомню, чтобы мне доводилось разнимать двух дерущихся женщин, сударыня! – усмехнулся Томас. – Мало же вы знаете обо мне, считая меня тираном.
– Но я знаю, что перед вами многие годы были примеры жестокости и зверства! В любом случае я не приемлю подобную расправу. Это кошмарно!
Стерлинг в удивлении вскинул бровь и усмехнулся:
– Так ты считаешь, что я кошмарен?
– Да!
– А если я пощажу её, ты изменишь своё мнение?
Его вопрос едва не ввёл её в ступор. Он говорил так бесхитростно и в то же время властно, что это попросту обескуражило девушку. Амелия смутилась и даже сама не осознала, почему.
– Я не… не совсем понимаю, – промямлила она, – о чём идёт речь…
– Всё гораздо проще, чем кажется. Я дам слово, что сохраню жизнь Махризе, если ты скажешь, что я вовсе не кошмарен… А так же согласишься отужинать со мной завтра вечером.
Амелия словно пропустила мимо ушей его странное предложение об ужине. С огромным нетерпением, как на духу, она выпалила:
– Я не считаю вас кошмарным, капитан! Этого достаточно?
– Вполне.
Подошло время зажигать кормовые огни, и над палубой стало немного светлее. Стерлинг распорядился запереть Махризе в трюме до утра, а после он расскажет о произошедшем её отцу, и тот обязан будет сам наказать свою дочь. В присутствии капитана, разумеется.
Перед тем, как спуститься в кубрик, Стерлинг снова напомнил о совместном ужине. На этот раз предложение больше походило на приказ, по крайней мере она ощущала это в его твёрдом голосе. После всего случившегося Амелии так и не удалось заснуть. Задремала она лишь после рассвета, однако вскоре её разбудил взволнованный Джон.
Так она узнала, что ночью старик Скрип скончался.
Глава 28. Сирена
Несмотря на промозглую пасмурную погоду, большинство пассажиров и членов экипажа собрались на верхней палубе, не страшась простудиться. Как не уговаривала Магдалена свою воспитанницу, не смогла заставить её остаться под навесом. Амелия не обращала внимания на накрапывающий дождь и заметную качку. Старалась быть ближе к шкафуту, куда уже через несколько минут должны вынести носилки с телом покойного.
Девушка оглянулась и справа заметила Мегеру в компании нескольких матросов. Лицо её было непривычно бледным, глаза покраснели, а пальцы то и дело нервно сминали полы шляпы. Где-то рядом всхлипывал молодой лоцман, всячески стараясь утаить от присутствующих слёзы, но это у него плохо получалось. Амелия взглянула влево и тут же заметила своего брата, стоящего рядом с Клейтоном и Клодетт. Беременная Дженни, разумеется, осталась в кубрике, несмотря на своё желание попрощаться со стариком и проводить его в последний путь. Но жених настоял на том, чтобы она лишний раз не поднималась, тем более в такую паршивую погоду.
С недавних пор, став частью команды Диомара, постепенно Амелия узнала, как близки были жители Гебридов и подчинённые капитана. Какие узы связывали их, кто был знаком друг с другом едва ли не с детства. И многие хорошо знали старика Скрипа. Братья Лионелл даже теперь пустили скупые мужские слёзы в память о нём. Бедняжка Клодетт, вспоминая, как старый пират заботился о ней после спасения, утирала глаза платком, положив руку на плечо опечаленного Джона. Другие тихонько перешёптывались, обсуждая болезнь, подкосившую бывалого пирата. Большинство моряков восседали на бочках возле грот-мачты или у левого фальшборта и молчали.
– А ведь скоро конец июня, – пробормотал чей-то хриплый голос недалеко от Амелии. – До чего отвратительная погода! Кабы до конца плавания не наткнуться нам на шторм.
На самом деле им уже повезло. За всё время путешествия им удалось миновать две бури, развернувшиеся вдали от их одинокого судна. Что до Амелии, то она уже потеряла счёт дням. Дети жаловались всё чаще, им скоро надоел и этот корабль, и однообразная еда; от членов экипажа пошли слухи о том, что до ближайшей суши – островов у границ Северной Каролины – остаются считанные дни. Однако опытные вояки знали, что до конца июня им не видать желанных берегов.
Амелия бездумно глядела в одну точку, и в тот момент, когда солнце, наконец, показалось из-за туч и лучами коснулось глади океана вблизи их галеона, прозвучало три громких удара колокола. Собравшиеся на палубе расступились, и по открывшемуся живому проходу к левому борту прошли шестеро мужчин, державших на своих плечах носилки с телом мистера Скрипа. Впереди процессии, с библией в руках, медленно шагал пастор Лиох. Моряки поснимали свои шляпы и платки и слезли с бочек. Большинство женщин склонили головы и принялись шёпотом молиться.
Когда Томас прошёл мимо неё, упрямо глядя перед собой и побелевшими от напряжения пальцами держа носилки, Амелия словно на расстоянии ощутила ту горечь, что он испытывал; лицо и этот прямой хмурый взгляд выдавали его состояние с потрохами. В своих тёмных одеждах он походил на чёрного вестника смерти или, скорее, на взъерошенного ворона.
По правое плечо от Стерлинга шёл Альварадо, а чуть позади, словно за одну ночь постаревший, – Фредерик Халсторн. Амелия долго всматривалась в него, и сердце у неё сжималось от тоски. Она знала, как и все на этом судне, что отец и сын давно не ладили. Но перед смертью обиды испарялись, и Амелия догадывалась, что Халсторн сожалел, не сказав отцу последнее утешительное слово.
В воцарившейся тишине пастор зачитал молитву по усопшему. Пока мужчины бережно снимали с носилок завёрнутое в парусину тело, ветер усилился, и теперь с рвением трепал убранные паруса галеона. Где-то вдали прокричала чайка. Амелия проводила её взглядом, затем сняла с головы капюшон плаща и приблизилась к Халсторну. Когда тело его отца было сброшено за борт, а через несколько минут океан, озаряемый редкими лучами солнца, поглотил его, девушка услышала над собой тяжкий и полный отчаяния вздох. Для старика Скрипа, при рождении Сэмюэля Джозефа Халсторна из рода МакКиннон, покинувшего родные Хайленд более полувека назад, расставшегося с наследием клана и посвятившего всю жизнь морю, всё было кончено здесь, посреди просторов Атлантики. Именно так, как он сам того желал.
Когда продрогшие пассажиры стали расходиться, а на палубе остались лишь несколько человек из команды, откуда-то со стороны полуюта послышалось тихое пение. Протяжное и тоскливое, будто льющееся из самого воздуха. Эфемерное, как призрак. Амелия ненадолго прислушалась и тихо повторила печальные слова песни. Кто бы из женщин ни пел сейчас, оставаясь в стороне, она была благодарна ей за это.
Девушка стёрла с раскрасневшихся щёк капли дождя и обратилась к Фредерику, стоявшему рядом:
– Он был очень сильным, ваш отец. Знаете, однажды он сказал мне, что здесь, на галеоне, очень надеялся сблизиться с вами… Он любил вас, пусть и плохо это показывал.
Благодарная улыбка на лице Халсторна показалась ей чересчур натянутой и неестественной. Но всё же то была улыбка. Мужчина поправил свой старенький камзол, сшитый на английский манер, вернул на голову шляпу и отрешённо произнёс:
– Этот человек всю жизнь бежал от прошлого, которое так сильно ненавидел. В отличие от вашего отца, мадам, он предпочёл забвение и изгнание. И никакие законы, никакие родственные узы в Шотландии не смогли его удержать. – По крайней мере, он выжил и прожил полную жизнь. И подарил жизнь вам…
– Да, он выжил, – Халсторн обернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. – Поверьте мне, Амелия, не стоит цепляться за прошлое. Иначе его пучина утащит вас во тьму, откуда уже не выбраться. Мы с вами не такие, как наши отцы, запомните это. Наш путь, полный неожиданных опасностей, ещё впереди. Мы как пауки, вцепившиеся в свою паутину. Опасайтесь дождя, что может нежданно грянуть и унести вас прочь бурным потоком. Крепко держитесь за паутинку, Амелия.
С его стороны это было странное и занятное сравнение, оставалось только кивнуть в ответ. Многие на этом корабле успели предупредить её об опасностях, ожидавших там, на берегах Америки, и она была готова взглянуть в лицо каждой из них. Она собиралась сделать это, как истинная МакДональд – с высоко поднятой головой. Халсторн, разумеется, прав в одном – пора прекратить цепляться за прошлое. Но она не собиралась забывать свою природу, для этого у неё попросту не хватило бы сил. Умирать она будет, как МакДональд, и останется ею даже на краю Земли.
Перед тем, как набросить на голову капюшон и спуститься вниз через квартердек, Амелия заметила Томаса, внимательно наблюдавшего за нею с палубы полуюта. Он был не один, рядом находился Альварадо и с самым виноватым видом пытался что-то разъяснить капитану. Амелия не слышала ни его, ни ответа Томаса со своего места, только заметила, как сверкнули глаза её мужа перед тем, как тот отвернулся к испанцу и, грубым жестом дёрнув его за плечо, заставил вместе отойти прочь.
Словно во сне Амелия подошла к фальшборту, положила руки на перила и взглянула за борт, на беспокойные воды океана. «Прощай, старик Скрип!» – подумала она и внезапно ощутила, как закружилась голова. Пришлось отпрянуть назад. Неприятные воспоминания о случае с цыганкой Махризе тут же возникли в памяти, и пришлось приложить усилия, чтобы заставить себя от них избавиться. Но это было нелегко.
Механическим жестом она прикоснулась к кончикам волос, собранных в небрежную косу, перекинутую через плечо. Как несчастный Халсторн старший, всю жизнь пытавшийся убежать от прошлого, она будет убегать от своего, одинокого и пугающего. Может быть, таким образом мистер Скрип искал в океане утешение?
Чтобы отыскать утешение для себя, ей придётся стать ещё сильнее.
Амелия взглянула в сторону полуюта, затем снова за борт. Она пообещала себе, что будет крепко-крепко держаться за свою паутинку, какие бы жестокие ливни не пытались унести её прочь.
***
Магдалена всё ещё пребывала в естественном шоке после увиденного. Теперь в полутьме кубрика женщина наблюдала за тем, как Амелия примеряла новое платье – подарок от капитана, подготовленный для грядущего вечера. Клодетт держала перед девушкой зеркало и свободной рукой поправляла белоснежный шифон на её плечах. Это был очаровательный наряд из плотной бежевой ткани, украшенный узорами из тонких алых нитей, с короткими рукавами, припущенными на плечах, и прямой белой юбкой.
Пока Магда критично оглядывала свою подопечную, мысленно посылая проклятья на всех, кого только могла припомнить, в кубрик прибежал улыбающийся Джон. Ненадолго задержавшись на месте, он с восторгом взглянул на сестру, подошёл к нахмурившейся бонне и крепко обнял её, прижавшись позади.
– Ах, молодой человек! Вы так задушите меня! – воскликнула Магдалена, оказавшись в его объятьях-тисках. – Что смешного?
– У тебя лицо такое, словно миска молока прокисла и ещё неделю простояла на солнце!
– А тебе, мой дорогой, не мешало бы помыться! Я знаю, ты хочешь во всём походить на этих неопрятных волосатых мужланов наверху, но это не значит, что ты должен пахнуть так же отвратительно, как и они…
Началась привычная безобидная перепалка между строгой католичкой и новоявленным юнгой, во время которой Амелия успела едва ли не до слёз посмеяться. Она мысленно поблагодарила брата за то, что он развеял своим появлением их общее хмурое настроение. После столь неожиданного поступка Амелия и вовсе боялась, что Магда отлупит её, будто маленькую, как когда-то давно, в детстве. Но большее, на что теперь оказалась способна упрямая нянька, это презрительные взгляды и долгое гнетущее молчание.
Ещё раз причесавшись и посмотрев на своё отражение, Амелия поднялась со скамьи и отпустила Клодетт. Как раз зазвонил колокол, призывавший к вечерне.
Однако вместо того, чтобы поторопиться занять места на верхней палубе, Магдалена приблизилась к девушке, преградив ей путь, и самым строгим голосом произнесла:
– Я знала, что вы на многое способны, моя дорогая, но на этот раз вы перешли все границы дозволенного! И вы ещё улыбаетесь, словно я с вами шутки шучу!
– А разве нет? – Амелия едва сдерживалась, чтобы не засмеяться в открытую.
– Мне казалось, вы повзрослели. Казалось, этот утомительный путь остудит ваш пылкий нрав и хоть чему-то научит… Но вы всё ещё ведёте себя, словно малое дитя! И это, по-вашему, поведение, достойное племянницы графа Монтро?
Поначалу Амелия хотела отмахнуться и пройти мимо, однако что-то внутри заставило её ответить немедленно:
– Амелии Гилли больше нет, я уже говорила тебе об этом. Мы больше не дома, Магда, и, поверь мне, это плавание многому меня научило. В том числе и тому, что всё в нашей жизни имеет свою цену. Нужно верно расставлять приоритеты и прекращать волноваться из-за мелочей.
На порозовевшем лице бонны появилось вымученное выражение. Амелия ненароком подумала, что нянька вот-вот заплачет, но женщина только тихо произнесла:
– Но я всегда старалась ради твоего блага, девочка моя! И даже теперь, в компании этих сомнительных личностей, которых твой муж пригрел на груди, я посчитала, что наша маленькая леди ещё не совсем потерянна! Что она где-то здесь…
– Ох, Магда! – Амелия взяла её за руку и ласково улыбнулась. – Я хочу, чтобы ты поверила мне. С нами всё будет хорошо! И не важно, на котором из берегов, останусь ли я леди или же нет… Ты всегда будешь моей любимой бонной!
На этот раз губы строгой католички дрогнули, а глаза наполнились слезами. Ей столько ещё хотелось сказать своей воспитаннице, но голос словно покинул её, когда девушка неожиданно обняла и прижала её к себе.
– Что же скажет твой муж, когда увидит тебя такой! – успела всхлипнуть Магдалена, отстранившись.
На секунду Амелия представила себе эту сценку и озадачилась. От Томаса можно ожидать любой реакции, это несомненно. Но она не опасалась. Девушка широко улыбнулась и медленно провела рукой по своим коротко стриженными волосам на затылке. Довольно странное ощущение, и вместе с тем ей казалось, будто обрезав длинные локоны, она избавилась от чего-то ощутимо гнетущего. Всё же чувство было горько-сладкое.
В этот момент в кубрик заглянул Жеан Брунель и попросил Амелию поторопиться: капитан уже приглашал её прийти на полуют. Магдалена вместе с остальными пассажирами отправилась к вечерне, снова молиться и просить Всевышнего сохранить душу её сумасбродной дикарочки Амелии. Джон находился рядом с ней и всю короткую службу размышлял о том, какое огромное значение женщины придают своей внешности, и как глупо это выглядит со стороны. По его скромному мнению, сестра стала куда привлекательнее и милее с короткими волосами.
Каюта капитана встретила её ароматами мирры и пряностей, названия которым она так и не успела запомнить. Эмир как-то рассказывал ей о бесчисленных запасах смолы, коры деревьев и других необычных сборах, которые Диомар успел приобрести на Аравийском полуострове, и теперь повсюду возил с собой. Амелия в который раз поразилась разнообразию его увлечений.
Убранство каюты здесь, на галеоне, напомнило ей «Полярис». Тут буквально всё было воплощено в привычном первозданном виде. Небольшой овальный стол посреди каюты был уже накрыт, и Амелия успела разглядеть несколько различных блюд, приготовленных особыми стараниями старины Джека. Она вспомнила обычный рацион пассажиров, но не стала заострять на этом внимание. Ведь, как известно, на судне на всё воля капитана.
Амелия неторопливо прошлась вдоль запертых сундучков и книжных полок, мимо старинного трюмо и комодов, нагруженных бесконечным числом бумаг, свитков с картами, а также похищенными безделушками и множеством одиночных свечей, наполнявших каюту светом. Сквозь затемнённый витраж окон Амелия успела поймать заход солнца, затем стало ещё темнее. Едва она обошла стол и заметила знакомую скрипку, покоящуюся на мягкой обивке подоконника, как дверь каюты отворилась и внутрь скользнул сквозняк. Наконец, хозяин этой роскошной комнаты вошёл и запер за собой дверь.
До сих пор она ещё ни разу не видела его таким; по крайней мере, не могла мгновенно припомнить. Он был похож на бродягу, скитающегося где-нибудь на обочине дорог Сторновей или Пластерфилда. На весьма привлекательного бродягу, стоит отметить. На нём была посеревшая от времени изношенная рубашка, скрытая накидкой из грубого плотного волокна тёмно-зелёного цвета, которую он набросил на плечи и закрепил серебристой бляхой на груди, узкие чёрные брюки чуть ниже колена и кожаные сапоги – явно не новые, но всё ещё крепкие. Амелия довольно продолжительное время и с большим интересом разглядывала его, затем услышала спокойный насмешливый голос:
– Знаю, о чём ты думаешь. Не слишком подходящий наряд для кавалера, пригласившего даму на ужин.
– В вас умер джентльмен, – был её мгновенный ответ.
– Приношу свои извинения за столь небрежный вид! Я думал, что успею переодеться до твоего прихода. Чтобы произвести опись груза для внесения в судовой журнал, нужно тщательно и долго копаться в трюме. И каких только сюрпризов там не отыщешь, от крысиного помёта до…
Амелия скорчила гримасу и махнула рукой:
– Да-да, разумеется, я всё понимаю!
– Надеюсь, в кубрике вы не встречались с этими назойливыми соседями?
– Нам повезло их не встретить, благодарю!
– А ведь я предлагал занять помещение поближе к…
Когда она обернулась к Стерлингу и резво скинула с головы тонкую шаль, выражение его лица почти не изменилось. И всё же, по её скромному мнению, нечто сравнимое с недовольством вперемешку с удивлением промелькнуло в этих серых глазах. Но он быстро взял себя в руки, и даже некая тень улыбки появилась на его губах:
– Я вижу, что столкновение с Махризе не прошло для тебя бесследно, – констатировал он, буравя её пристальным взглядом, но Амелия всё равно не отводила глаза. – Но ты отрезала свои великолепные локоны не из-за неё, верно? Тогда почему? Я сумел бы защитить тебя и не допустить подобной ситуации снова. Не обязательно было жертвовать волосами…
– На самом деле всё это пустяк, капитан, – она постаралась придать голосу как можно больше лёгкости. – В одной старой книге я прочитала, что на Востоке некоторые воины обрезали волосы, отказываясь от мирской жизни или отправляясь в изгнание. Конечно, я не воин, но, по крайней мере, так я чувствую себя свободней. И хлопот меньше.
В большом зеркале трюмо, что находилось поблизости, Амелия могла разглядеть себя. От прежних длинных прядей, растекающихся по спине огненным плащом, не осталось и следа. Теперь её рыжая шевелюра лишь хорошенько прикрывала уши, и кончики волос едва касались шеи.
Выслушав её, Стерлинг многозначительно покачал головой. Приблизившись на пару шагов, чтобы видеть лицо жены в свете канделябра, он только тихо произнёс:
– Предполагаю, Магда была в ярости, узнав, что ты сделала.
Амелия кокетливо улыбнулась, вздёрнув подбородок:
– Она уверяла меня, что вы сами разгневаетесь, но, судя по вашей реакции, я вижу, она ошиблась.
– Всё в твоих руках, моя дорогая. И, несмотря на то, что мне нравились твои рыжие локоны, и я буду безумно по ним скучать, я не в праве твердить, как именно ты должна выглядеть.
И с хитрой улыбкой на губах Томас прошёл мимо, к столу. Амелия была приятно удивлена его реакции, однако едва не напомнила вслух, что именно он прислал наряд, надетый на ней в это самое мгновение. Всё же она промолчала. И стало до безумия любопытно, как продолжится этот вечер. Пока снаружи пастор Лиох воспевал хвалебные песни Господу, она находилась здесь, в уединении с человеком, которого ей до сих пор не удалось постичь. Где-то на задворках сознания Амелия подумала, что это небольшое богохульство ей простится.
Через несколько минут она уже восседала на роскошном стуле с резной спинкой, и Стерлинг сам наполнял её бокал, как и свой, тёмно-бардовой жидкостью. «Всё как будто повторяется, как тогда, на «Полярис», когда я потеряла бдительность, а он… ну, да, он был Диомаром», – чем дольше Амелия думала о «той ночи», тем страннее казались события, происходящие сейчас.
– Что-то на этом столе привлекло тебя больше винограда и сыра? – сказал Стерлинг, вальяжно расположившись напротив, под витражным окном. – Ты так долго смотришь, не обращая ни на что внимание. Не пьёшь и не ешь. Ты не голодна? Может быть, тебе дурно?