Елена Барлоу
Музыка Гебридов
«Старым другом» оказался мистер Скрип. Он уже докуривал трубку, когда Амелия показалась на холме, среди развалин какой-то древней церквушки. Увидав девушку, пират помахал ей, улыбаясь, как ни в чём не бывало. Перед тем, как спешиться, Амелия оглядела береговую линию, посмотрела на чернеющие недалеко скалы, о которые бились взволнованные воды, и сделала глубокий вдох. Её охватило внезапное ощущение беды, даже руки похолодели, но возвращаться было уже поздно. Она сама желала этого, трусить нельзя.
Кобылу пришлось оставить тут же.
– Нам приходится очень часто перемещаться вокруг островов, – будничным тоном рассказывал ей в шлюпке старик, пока грёб прочь от берега. – Его Величество нанял охотников за головами, точнее, поручил это своему сыну, герцогу Камберлендскому. Но результаты, как вы можете судить, мадам, его не порадуют! Можно сказать, что герцог окончательно разочаровал своего папашу! Единственное поручение, и то не шибко сложное, но Уильям Август сумел опростоволоситься снова…
Он болтал ещё что-то о герцоге, о его нерасторопности и неудачах, на протяжении всего пути к стоянке корабля, но Амелии было всё равно. Она глядела на рыжий горизонт и изредка поддакивала. Что с того, если герцог больше не пользуется милостью своего отца? Старый король вскоре умрёт, так все говорят, да и герцог умрёт когда-нибудь, однако их пустые смерти не принесут ей желанного удовлетворения. Они умрут в своих тёплых постелях, окружённые родными и достатком, в отличие от её несчастных родителей и братика. Так какой же был смысл радоваться?
– Скажите мне, господин Скрип, у вас есть семья? – поинтересовалась девушка.
– У меня-то? Есть у меня сын, леди Стерлинг. Единственный и любимый.
– И он отправится с вами в Новый Свет?
– Очень на это надеюсь! – пират коротко хохотнул. – Он упрям и горд, хоть и слегка не уважает мой образ жизни, однако ему наскучило в Шотландии. Он считает затею нашего капитана стоящей. Самостоятельная колония под предводительством столь сильного и смелого человека, как Диомар – ради этого он даже со мной помирился.
– А вы с ним не ладили, полагаю?
– Скажем, так, мадам… Путешествие в Америку и покорение новых земель привлекает его больше, чем грабежи и убийства. А если капитан сумел уговорить моего отпрыска уплыть с нами, я в любом случае доволен…
Амелия удивилась тому, как легко, почти со смехом, старик говорил на эту тему. К тому же, сын этого человека, судя по всему, был заодно с пиратами, пусть и не странствовал с ними. Совсем, как она.
Достигнув пиратского пинаса, Амелия забралась на борт вместе со стариком Скрипом. На корабле царила полутьма. Провожатый пояснил девушке, что большинство членов команды сошли этим вечером на берег, а на судне осталось лишь несколько человек, включая и капитана.
– Он вас ожидал, леди Стерлинг, – вкрадчиво заметил старик, когда они пересекали палубу.
– Что ж, я и сама искала встречи… мне нужно кое-что у него спросить…
Перед тем, как остановиться у двери каюты, мистер Скрип вдруг внимательно взглянул на неё, и взгляд его показался девушке очень строгим.
– Это хорошо, если ваши желания совпадают, мадам. Вы ему нравитесь, даже слишком, так и знайте. Но не переоценивайте собственных возможностей, ибо капитан…
Старик не успел договорить, так как за дверью раздался суровый приказ войти. Пожав плечами, старый пират пропустил девушку в каюту и был таков.
Внутри было свежо, видимо, не так давно открывали окна. Диомар стоял спиной, когда Амелия вошла и сняла шляпу. Она лишь успела заметить, как он ворошил бумаги, словно наводил порядок на столе. Здесь отчётливо слышался запах океана и ещё немного аромат каких-то трав.
С некой долей разочарования Амелия посмотрела на капитана в его полном обмундировании; ей не нравилось, когда он носил этот безмерный плащ, как покрывало ночи. Когда мужчина ласковым тоном поприветствовал её, из угла каюты ему вторил попугай, взмахнувший пару раз крыльями.
– Здравствуй, Георг. Давно я тебя не видела!
Какаду принялся забавно пританцовывать на своей жёрдочке и повторять:
– Давнооооо! Давнооооо!
– Не поощряйте его, дорогая, иначе он не умолкнет весь вечер, – заговорил Диомар, оторвавшись от своих занятий. – Иногда от его визга у меня так раскалывается голова, что я порой подумываю свернуть ему шею и поджарить над огнём.
– Поджаррррить! Поджаррррить, капитан!
Амелия негромко засмеялась, да и мужчина, судя по его тону, говорил несерьёзно. Когда он пригласил гостью присесть за стол, они ещё немного поговорили о будничных делах, а узнав о том, что до отплытия галеона осталось около трёх месяцев, Амелия искренне обрадовалась. Поздравив капитана с этой новостью, она с удивлением отметила его реакцию: голос его стал глуше, а движения резкими, словно он испытал стеснение. Видимо, он не привык слышать похвалу в свой адрес. Как дитя, которое никто не поощрял уже очень давно.
Через некоторое время в каюту вошёл старик Скрип, улыбаясь и держа поднос с хрустальным графином и парой высоких бокалов.
– Вы ведь не будете против отметить столь приятные вести, сударыня, – это не было вопросом, что Амелию слегка удивило. – И заберите эту буйную птицу с собой, мистер Скрип! Не хочу в конце концов пальнуть по ней из мушкета! Уж слишком он сегодня болтает…
И вот, гогочущего Георга унес на своём плече пират, за ними закрылась дверь, стало гораздо тише и спокойнее. Но не для Амелии. Чтобы хоть как-то усмирить нервозность и волнение, она сделала пару лишних глотков вина, однако ничего, кроме сладости и лёгкого жжения во рту, не ощутила.
Ей нужно было сказать ему что-то, но всё, что она могла – пить вино и смотреть на чёрный рыцарский шлем напротив себя. На эту кажущуюся огромной фигуру человека, которого она так часто видела в своих снах. Она думала, что он её отец, а затем вдруг вспомнила слова Мегеры. Амелии хотелось смеяться. Тем более, она уже ощущала слабость в конечностях. Напиток, наконец, возымел своё действие и придал ей смелости.
– А ведь я хотела сообщить вам, капитан, что завтра Томас увезёт меня в Англию, – начала она, ощутив лёгкое головокружение. – Принц обещал ему титул барона! Понятия не имею, как долго мы будем отсутствовать, но я хотела, чтоб вы знали это…
– Ночь будет холодная. Вам уже нельзя ехать назад.
Ей показалось, будто он нарочно проигнорировал её слова. Дело шло к закату, и каюта наполнялась ярко-рыжим светом, который со временем ускользал прочь. Почему капитан ничего не сказал о её отъезде? Амелия пыталась вглядеться в прорези его шлема, но ничего увидеть там не могла. Движение её стали совсем плавными. Как будто она пыталась вынырнуть с глубины на поверхность. – Что… что вы сказали? Мне кажется, я вас не расслышала…
Её собственный голос зазвучал, словно со стороны, словно ей вовсе не принадлежал. Амелия вспомнила, как в детстве, когда ей было около тринадцати, она стащила со стола своего дяди бокал с хересом и выпила его. Её сморило так быстро, что она задремала там же, в кабинете, не удосужившись сбежать с места преступления.
Амелия смеялась, слегка раскачиваясь на месте, будто непоседливый ребёнок.
– Вы не поедете назад в таком состоянии, сударыня. О своей лошади не беспокойтесь, я пошлю кого-нибудь, чтобы о ней позаботились до утра… – Д-до утра?
Перед её глазами вся каюта плыла, как по волшебству превратившись в размытое пятно. Или просто затонул весь корабль?
Снова смех послышался! Кто смеялся?! О, как же ей хотелось вскочить и танцевать! Так легко и свободно она себя давненько не чувствовала!
И стало так жарко, что она решительно скинула с себя весткоут и шёлковый жилет.
– Что вы делаете, дорогая?
Амелия вдруг обнаружила, что стоит посреди каюты, прямо перед капитаном, а он нависает над нею, будто гигантская чёрная тень. По-совиному хлопая глазами, Амелия заулыбалась и напустила на себя серьёзный вид:
– Я крайне разочарована вашим… вином, господин! Оно было очень… очень странным.
– Вам не понравилось?
– Нисколько!
– Но вы выпили почти всё, что было в графине.
– А вы мне это позволили! – она показала ему язык и засмеялась. – Почему, кстати говоря, вы не пили? Вы никогда не ужинаете вместе со мной! Ах да, дело в этой штуке… Вы словно приросли к этому шлему! Так, возможно, стоит просто снять эту дурацкую посудину с головы, и вам станет немного легче? Я ведь уже просила вас об этом!
– Возможно, если я сниму «эту дурацкую посудину» с головы, вы не будете больше заинтересованы мной. Присесть не желаете?
– Почему вы разговариваете со мной, как с маленькой? – она искренне возмутилась, даже притопнула ножкой. – Я давно уже не ребёнок, и, кажется, мы выяснили, что вы не мой отец! Так нечего вести себя, как заботливый папаша…
– Ваше счастье, что я не ваш папаша. Но желание отшлёпать вас за подобное поведение и дерзкие слова от того не убавилось.
На задворках сознания она понимала, о чём именно он говорил. И как она вела себя. Но ведь у неё так сильно кружилась голова, даже ноги едва держали теперь! Капитан был прав, стоило бы присесть куда-нибудь, пока она не свалилась на пол без чувств. Амелию клонило в сон, несмотря на всю её борьбу. Она отвернулась от мужчины, не заметив даже, как он взял её под руку и потянул в сторону постели. Всё, что виделось ей – как она сама дошла до этого уютного мягкого уголка.
– Зачем вы дали мне это вино? – захныкала девушка, схватившись за голову. – Я очень странно себя чувствую! Очень и очень странно…
– Скоро пройдёт, не бойтесь. Вы же помните, что я вам обещал? Здесь вы в безопасности.
Ей хотелось спросить, отчего его голос стал таким отстранённым, почти грустным, но она не смогла произнести даже этого. Язык едва ворочался во рту, и хотелось поскорее преклонить куда-нибудь голову. Через несколько мгновений она ощутила мягкое давление на плечи, а затем, едва её лицо коснулось мягкой подушки, Амелия коротко застонала, пролепетав неразборчивые слова благодарности.
***
Очнулась она из-за шума со стороны, словно кто-то перебирал одежду или раздевался. Хотя, сложно назвать подобное состояние пробуждением. Глаза Амелия открыла, однако увидеть ничего не смогла – было слишком темно. Ни каюты, ни привычного убранства вокруг, совсем ничего. Конечности её едва шевелились, но пальцы всё же нащупали край узкой постели.
«Всё в порядке, ты до сих пор на корабле», – убедила она себя с неким облегчением. Но разум словно окутал густой туман; девушка очень медленно приходила в себя, и это было странное ощущение из смеси лёгкости и тепла, разливающегося по телу.
Откуда-то слева всё ещё доносилось копошение. Амелия хотела подняться, но едва сумела свесить с постели ноги. Во тьме, приглядевшись, она увидела свои босые ступни, белеющие на фоне тёмного ковра. Посидев так неподвижно с минуту, Амелия поняла, наконец, что кроме длинной рубашки, которую она носила под жилетом, иной одежды на ней не было. Стоило бы забеспокоиться, однако из-за неясного состояния всё, на что она оказалась способна – удивлённо себя разглядывать. Когда из темноты каюты неожиданно раздался знакомый голос, она даже не вздрогнула:
– Не пугайтесь, это всего лишь я. Представляю, что вы сейчас чувствуете, поэтому советую остаться в постели и не делать резких движений, – заговорил Диомар каким-то совершенно далёким голосом. – Видимо, я слегка переборщил с дозой…
– П-переборщил? Вы меня… опоили? – с трудом переспросила Амелия.
– А вы знаете, что индейцы могавки очень хорошо разбираются в травоведении? В Северной Америке полным-полно растений, которые, если хорошенько изучить их свойства, можно применять в быту. Из такой густорастущей лианы, луносемянника, они извлекали токсичные выделения, схожие по своей структуре с морфином… О, как много знают эти племена! А французы, идиоты, пытаются научить их строить деревянные дома…
Амелия тихо застонала при попытке подняться на ноги. Она не понимала, отчего этот человек, прячущийся в тени, рассказывал ей о каких-то индейцах и их ядовитой траве, ей это было не интересно. Голова до сих пор кружилась, а в груди, словно тугой ком, горело и плавилось нечто, что заставляло её тело пылать. Становилось очень жарко.
– Я же говорил вам, не вставать! – со злой заботой произнёс капитан. – Вы никому не подчиняетесь, верно? Честно говоря, едва вы появились среди моих людей, я стал задумываться, надолго ли хватит вашей преданности. Но вы принесли мне важные сведения, хоть это и навредило вашему мужу… Почему вы мне доверились?
– Не стоило, да? – Амелия попыталась улыбнуться. – Вы что-то сделали со мной, и это было не простое вино…
– Тот напиток и вовсе не был вином, моя дорогая. Могавки научили меня некоторым своим снадобьям. Но я бы ни за что не применил ни одно из них, если бы не был уверен в результате. Вы одурманены, не более. Считайте, что это небольшая доза лауданума в сочетании с настойкой, состав которой, я, к сожалению, раскрыть не могу, поскольку обещал моим индейским приятелям молчать… Через несколько часов вы очнётесь, ничего не ощутив, клянусь. Вас тошнит?
– Н-нет… совсем нет… но тело меня н-не слушается… и это пугает.
– Вы не должны бояться ничего в этих стенах, – в его тоне явно слышались повелительные нотки. – Хотите, расскажу, как впервые встретился с тем племенем? Вы сразу же успокоитесь…
– Да не желаю я слушать о том, что вы там делали! Просто скажите, зачем вы так со мной… чего вы пытались добиться…
Она инстинктивно вцепилась руками в спинку ближайшего кресла, дабы не упасть, но была близка к этому. Амелия только ощутила, как за считанные мгновения мужчина оказался рядом, и вдруг его руки покровительственно обняли её, поддержав. Она расслышала слова утешения над своим ухом и поняла, наконец, что капитан снял свой шлем – его горячее дыхание коснулось её лба. От этого ощущения, словно от удара молнией, её тело дёрнулось, но мужчина только крепче прижал её к себе. Никакой грубой материи, нет, её тело прижалось к нему, и сквозь опиумную дымку Амелия почувствовала его напряжённые мышцы под тонкой тканью, а ещё едва уловимый запах табака.
Мягкая ткань коснулась её лица, затем легла на глаза, полностью скрыв обзор. В каюте и так было темно, а теперь, из-за повязки Амелия вовсе ничего разглядеть не сможет. Она попыталась сопротивляться, но безвольные руки наткнулись на преграду из чужого тела. Её ладони почти упёрлись Диомару в грудь, пальцы проскользили по мышцам чуть ниже, и Амелия по-детски всхлипнула.
– Зачем вы так? – сорвался с губ девушки жалобный стон. – Разве вы не понимали… я же сама к вам пришла…
– Да, ты пришла ко мне, но с какой целью? В очередной раз потребовать у меня открыть лицо?
Она не понимала, отчего он говорил так насмешливо, почти грубо. Он всё ещё держал её в своих руках, прижимал к себе так крепко, будто не желал отпускать вовсе, но его прекрасный голос потерял былую нежность и привлекательность.
– Ты хоть представляешь, сколько лет я готовился к тому, чтобы осуществить свои планы? Чтобы собрать всех этих людей, разных национальностей и характеров, в одну большую семью и увезти их в землю, где они обретут свободу и независимость? Я ни о чём ином думать не смел все эти годы. Я будто вовсе не жил. Я принадлежал кому-то другому, но никогда себе.
Амелия попробовала увернуться, тогда его рука настойчиво легла ей на затылок, так что она могла лишь слепо держать голову так, чтобы Диомар её видел.
– Я был рассудителен и строг, я держал под контролем всё, чего с таким трудом добился! А потом появилась ты… и что ты натворила?
– Ничего… я ничего не сделала…
– О, женщины! Да будьте вы прокляты со своей невинностью! – рявкнул он яростно. – Подумать только! Ты, моя рыжеволосая Сильфида, словно из глубин океана вынырнула ко мне на корабль… и я голову потерял из-за тебя! Ты хотела жизни лишиться, убить себя желала! Ты хоть представляешь, как я ненавижу подобные слабости? Даже несмотря на это, и твоё безумие по отцу… и то, что ты не моя вовсе, потому что только у Стерлинга есть на тебя права, Дьявол его раздери! Но я хотел тебя, будто сумасшедший!
Его внезапное признание, словно буря, ворвалось в её затуманенное сознание. Ослабевшие ноги подкосились, и Амелия издала волнительный вздох, но сильные мужские руки подхватили её, подняв над полом. Он отнёс девушку на постель – несколько мгновений она ощущала себя вне пространства,
парящей – затем тело её коснулось мягкого ложа.
Она не чувствовала, что найдёт в себе силы подняться снова, настолько была одурманена и расслаблена. Её руки метнулись к лицу, к проклятой повязке, но голос над ней, прозвучавший так близко и так строго, предупредил:
– Запомни, пташка, и запомни хорошенько. Я знаю, что ты слышишь меня. Если снимешь эту повязку, если хоть попытаешься к ней прикоснуться, чтобы меня увидеть, всё кончится сей же час! Я уйду, понимаешь? И мы никогда больше не встретимся. А если решишься прийти, мои люди тебя убьют…
– Нет, нет, пожалуйста! – взмолилась она, выгнувшись, протягивая к этому голосу руки. – Не оставляй меня… я обещаю не смотреть, обещаю…
Ей хотелось плакать, хотелось рыдать так громко, чтобы он понял, как тяжело ей принимать его условия. Но одна лишь мысль о том, что Диомар бросит её, пугала сильнее, чем его желания, чем то, чего он от неё добивался. Что это была за ужасающая игра? Он знал, что она придёт, даже догадывался, по какой причине, а теперь как будто наказывал за это. Или он себя так наказывал?
– Успокойся, Амелия. Я не уйду. Слышишь? Знаю, что слышишь. Более того, я знаю, что ты всё почувствуешь. Всё, кроме боли, – зазвучал его голос удивительно нежно. – Разве так не проще? Притвориться, что всё правильно. Почему бы хоть раз не уступить собственной слабости, Амелия? Все смертные рано или поздно поддаются своим слабостям. Вот и я оказался… как все, не смешно ли?
Но его смех показался ей горьким и невесёлым.
– До твоего появления я существовал размеренно, мирские страсти и желания меня не волновали. Но ты что-то сделала со мной, и каждый раз, стоило взглянуть на тебя, меня разрывало изнутри ощущение неполноценности. Эта пустая дыра в груди всё растёт и растёт, и я ничего не могу поделать с нею. Поэтому ты здесь сегодня. И ты в сознании, потому что мы оба заслужили это ощутить…
Он говорил о её сознании, но чем стало её сознание при таком помешательстве? Амелия едва чувствовала прикосновения чужого тела, однако отлично слышала любой звук. И всё, что произошло дальше, сплелось в один бессвязный поток из того, что она смогла ощутить и услышать этой ночью.
Он поцеловал её лишь раз. Только один раз за всю ночь, но, даже умирая в лихорадке, она не сумела бы стереть их первый поцелуй из памяти. Его губы были обжигающе горячими и требовательными. Этот мужчина даже не желал притворяться робким. Вся его нежность и вся ненависть, копившиеся в нём, клокотавшие внутри и порождающие эту пугающую страсть, такую
примитивную и дикую, были заключены в этом поцелуе. Его рот лишь ненадолго коснулся её губ, Амелия не успела даже потрогать его лицо, как ей того хотелось. Она смогла только дотронуться до волевого подбородка и гладкой щеки пальцами, когда Диомар неожиданно отстранился.
Её торопливо освобождали от рубашки, это она чувствовала ясно. Чужие руки были ловкими и смелыми, а у неё попросту не было сил сопротивляться. На мгновение мелькнула мысль о том, хотела ли она вообще сопротивляться? Как всё случилось бы, позволь Диомар действовать ей самой. Только взглянуть на него, прикоснуться к нему, а остальное было бы не важно. Да будь он последним уродом во всей Шотландии! Разве она уже не доказала свою преданность?
Она обманывала своего мужа ради Диомара… нет, не так… она обманывала Томаса ради Диомара, а он выбросил её чувства, словно ненужный хлам, именно в эту ночь. Он поступил по-своему. Он не был её отцом, не был даже её другом. Диомар был пиратом, не более того. Разве не это было достойно такой грешницы, как она?
Когда её, обнажённую и ослеплённую, потянули за лодыжку, Амелия попыталась упереться рукой в стену, но это выглядело, скорее, смешно и нелепо. Кровать прогнулась под весом мужчины, когда он подтащил девушку чуть ближе, а затем, разведя её колени в стороны, устроился между ними и прижал телом к матрасу. Его губы оказались всего в дюйме от её рта, и ему пришлось сжать её подбородок пальцами, ведь иначе она бессвязно пыталась что-то бормотать и ускользала от него.
– Ещё останется время для ненависти, поверь мне, – прошептал он с пугающим спокойствием. – Но сейчас всё, чего я желаю – это ты, и, Бог видит, однажды это будет мне оправданием.
Она сама не знала, что делала. Не представляла себе, что делал с нею он. Наркотик сработал так, как Диомар на то рассчитывал. Всё, что у Амелии осталось – это неясные ощущения первого соития. Не было поцелуев, не было нежного шёпота о том, что всё хорошо, как это будет прекрасно и сладко. Она не видела над собой влюблённого взгляда, она даже не могла разглядеть и дотронуться до горячего твёрдого тела мужчины, который собирался взять её, сделать своей. Её руки скользили по его широким плечам и спине, покрытой крохотными капельками пота, но Амелия оказалась лишена даже этого.
Она застонала, когда что-то коснулось внутренней стороны её бедра и дёрнулась в слабой попытке противостоять тому, о чём лишь подумать успела. Когда толстый горячий член упёрся ей между ног, Амелия могла только хныкать. Когда он медленно скользнул в неё, влажную и расслабленную, она боли не почувствовала, и на задворках сознания возненавидела Диомара даже за то, что он отнял у неё эту первую и единственную боль.
Её тело подчинялось теперь новому хозяину, а она даже испугаться толком не могла, потому что он контролировал даже её эмоции.
Она не поняла, что неосознанно сжала его плечи руками, пока Диомар, чуть приподнявшись на локте, наблюдал за ней сверху. Затем он стал двигаться, и больше он не действовал медленно и осторожно. Он входил всё глубже, а она могла чувствовать только сильное распирание между ног и то, какой она стала скользкой и липкой там, где когда-то пыталась касаться себя, будучи ещё неопытным любопытным подростком.
Как же сильно он должен был её ненавидеть! Лишь за то, что она оказалась женщиной, которую он отчаянно захотел! В каждом его движении была эта неугомонная ненависть, эта почти ярость, которая не давала ему покоя по ночам. В конце концов прикосновение его губ к её плечу оказалось сравни прижатому к коже раскалённому железу. Его зубы впились ей в кожу и цепко сжали, и эту раздражающую боль Амелия ощутила в полной мере, как и темп его движений. Когда она попыталась двинуться и сжать бёдра, то услышала стон над собой – прекрасный стон согрешившего ангела, утонувшего в собственном пороке. О, как же не хотел этот ангел останавливаться, она даже не догадывалась об этом!
Его член выскользнул из неё полностью, затем вторгся снова, целиком и так глубоко, что томное ощущение боли отдалось в её голове очередной неясной волной.
Когда мужчина кончал, он полностью накрыл её своим телом, прижался так тесно, словно желал вдавить девушку в постель. Он ещё двигал бёдрами, даже содрогаясь, хотя Амелия не почувствовала его оргазма, но слышала долгий стон, прервавшийся хрипом.
Её голова была откинута, а рот чуть приоткрыт. Руки теперь обвивали его влажную шею, но Амелия не чувствовала его в себе. Она была пустой и сломанной. И это всё, что ей осталось? Она даже не смогла заставить себя заплакать, несмотря на то, что её душил плач. Где-то ещё глубже жгло ощущение тошноты, но ничего так и не произошло.
Амелия даже не знала, сколько прошло времени с тех пор, как всё стихло. Повязка ещё закрывала ей глаза, было темно. Казалось, она парила в невесомости, одинокая и разбитая. Словно рыба, выброшенная на берег. В реальности же Диомар уложил её на бок и прижался сзади, зарывшись лицом в её спутанные волосы. Его рука легко заскользила по линии её талии, вверх-вниз, опять и опять, и неожиданно Амелия услышала, как он лениво произнёс:
– Твои волосы пахнут льном и травами… Любовь моя! Ты даже не представляешь, что сделала со мной!
Понемногу сознание стало возвращаться к ней вместе с ощущением, будто всё её тело внезапно отяжелело. Когда Диомар поцеловал её в плечо, затем немного приподнял её ногу над своей, прижавшись сзади, она никак не отреагировала. Он снова оказался в ней, большой и твёрдый, с силой толкнулся вперёд, потом вновь отстранился. Теперь она чувствовала его, этот горячий пульсирующий орган, не понимая, как она вообще могла принимать его внутри. И пришло ощущение раздражения и грязи, жжения и тягучей боли, которая сковала её мышцы. А он всё продолжал растягивать её. Он брал её сзади, направляя её бёдра и толкая к себе.
Тогда он кончил на простынь, предварительно помогая себе рукой, и Амелия знала, что именно он делал. Она чувствовала головку его члена рядом со своими ягодицами и боялась даже пошевелиться, когда мужчина резко перестал двигать рукой, сжимающей его плоть. Теперь это было липко, и так странно – ощущать происходящее и даже собственное тело после того, что случилось. Девушка попыталась зажмуриться и заставить себя успокоить сбившееся дыхание, но не заметила даже, как вскоре уснула.
***
Было раннее утро, и погода стояла паршивая. Амелия ощущала себя почти так же гадко. Моросил кусачий дождик, где-то вдали то и дело грохотала приближающаяся гроза. Полчаса назад Амелия проснулась в каюте капитана, нагая, без повязки на глазах. Он не солгал, по крайней мере, о том, что при пробуждении она ничего не почувствует. Ни боли, ни похмелья, ни головокружения. Ничего не было. Совсем, как той ночью, после смерти Сары.
Её, словно мягкий плод, выжали до капли и оставили в одиночестве. И всё-таки хорошо, что Диомара рядом не было. Девушка встала и, отыскав свои вещи, оделась, делая механические движения, принимая механические решения. Покидая каюту, она даже не взглянула на нишу с постелью капитана. Она прекрасно знала, что увидит там, и ей было мерзко от одной мысли о собственной крови на этих простынях.
Она быстро отыскала их на верхней палубе, Диомара и его помощницу, они разговаривали, стоя на кормовой надстройке. Капитан себе ничуть не изменял, снова облачившись в шлем и тяжёлый плащ. Возвышаясь над собеседницей, он напомнил Амелии огромную чёрную птицу, неподвижную, мрачную. Мегера явно гневалась, и девушка успела заметить, как побагровело её лицо перед тем, как прервался разговор. Мегера отступила прочь от капитана, и её взгляд, устремлённый на Амелию, был красноречивее любых слов: она всё знала, и более того – она её жалела.
– Как вы себя чувствуете, сударыня? – начал Диомар, без всяких приветствий.
Амелия думала, что, взглянув на него ещё хоть раз, попросту лишится дара речи. Но разве этой ночью она уже не достигла точки невозврата? Ей нечего было терять, так к чему все эти прелюдии и объяснения?
Её руки инстинктивно сжали шляпу, от ярости и несправедливости ей хотелось выть, но она пересилила себя, решив не устраивать лишних истерик. Нужно быть выше этого.
– Не спрашивайте у меня о моём состоянии, если вам в сущности всё равно, – сдержанно сказала она.
– Это не так…
Она прервала его нетерпеливым жестом.
– Ещё вчера я шла сюда, не до конца осознавая, о чём попрошу или что именно сделаю. В каком-то смысле я виновата сама. – Амелия пожала плечами. – Я считала, что смогу понять чувства, которые к вам испытывала, стоило нам лишь раз поговорить… Я думала, что смогу убедить вас, но это не то, чего вы желали. И вы так уцепились за тайну своей личности, капитан, что она стала для вас дороже моей привязанности.
Со стороны послышался тихий, но возмущённый вздох Мегеры, и пиратка метнула в своего наставника гневный тёмный взгляд.
– Я знаю, зачем вы это сделали, – холодно продолжала Амелия. – Вы не меня защитить пытались, а себя самого. Вы мне не доверяете настолько, что даже прикоснуться к вам не позволили!
– То, что я сделал, было неправильно, – медленно произнёс Диомар. – Но я Богом клянусь, если бы я только мог…
– Вы могли мне открыться, до сих пор можете! Но вы этого не сделаете! Я любила бы вас, но вы не позволили.
– Откуда вы знаете, какой может быть любовь?
– Теперь я знаю лишь то, что вы отняли у меня возможность это понять.
Внезапно стало трудно продолжать, и не только потому, что горло ей будто тисками сдавили. Она вдруг поняла, что очередная минута может обернуться для неё слабостью – той слабостью, о которой он говорил ночью, она это запомнила. Амелия могла ненавидеть этого мужчину за то, что он не дал ей выбора, но саму себя она возненавидела ещё больше, потому что он до сих пор был ей нужен.
– Я боюсь вас, ужасно боюсь. Вашей силы и тех возможностей, которых нет у меня, – прошептала она, чувствуя капли дождя на своём разгорячённом лице. – Я не желаю ваших оправданий или жалости, хотя мне так хочется пожалеть себя!
– Что ж, бойтесь, Амелия, – вздохнул он. – На самом деле, вы должны были бояться уже давно.
Мегера очень тихо шепнула о том, что начиналась гроза, и пора бы укрыться в помещении. По большей части она, наверняка, оказалась смущена сложившейся ситуацией, ей хотелось побыстрее разлучить этих двух отчаявшихся и так до конца не разобравшихся в собственных чувствах людей. Пиратка сообщила, что проводит Амелию до владений Стерлинга, пока не стало слишком поздно. На что Диомар кивнул и отвернулся.
– Возвращайтесь к мужу, милая пташка, – произнёс он таким ледяным тоном, что у Амелии защемило сердце. – Счастливой поездки в Англию.
Она ничего не сказала на прощание. Всё, чего она желала – поскорее убраться с этого корабля.
В замок она вернулась около шести утра. Благо, обеспокоенная Магдалена встретила её у заросшей калитки возле северной стены, где братья Лионелл уже оставили свой ночной караул. Только раз взглянув на девушку, опытная женщина поняла – стряслось нечто непоправимое. Но Амелия молчала о подробностях своего отсутствия, пока Магда помогала ей переодеваться и готовила горячую ванну.
Единственный вопрос, который Амелия решилась задать, был о Томасе. Нянька сообщила лишь то, что он до сих пор не спускался к завтраку, поскольку прошлым вечером допоздна засиделся в кабинете.
– Тогда… я увижу его в столовой. Сегодня мы уезжаем.
Больше она ни слова не произнесла.
Горячая ванна помогла Амелии немного расслабиться. Она нежилась в воде, куда Магдалена добавила немного ароматного настоя для успокоения молодого тела. Хотелось поскорее отмыться от прошедшей ночи, соскрести с себя то, что ей даже прочувствовать не позволили. Амелия держалась за края ванны, закрыв глаза и думала о том, что никогда больше не вернётся к Диомару по собственной воле. Она была глупой и наивной, а он просто взял то, что она и так собиралась ему предложить. Слегка разбавленный горечью их общий грех.
