Елена Барлоу
Музыка Гебридов
– Капитан не знать, что я прийти к вам, госпожа. Никто из его людей не знать. Но вы должны поесть, иначе плохо будет, – изрёк он ласковым тоном и поклонился. – Пожалуйста, поешьте.
– П-постойте! Где мой брат? Вы знаете, где мой брат?
Но он только шире улыбнулся, склонил голову ещё раз и вышел вон. Звякнул ключ в замочной скважине, и всё стихло. Амелия лишь взглянула на поднос и вздохнула. Кажется, в глубокой тарелке был бульон, а рядом лежала не самого свежего вида булочка. В серебряном бокале, судя по аромату, находилось подогретое вино.
Она не ощущала голода, пока, наконец, не почувствовала запахи еды, но сумела откусить лишь пару кусочков хлеба и сделать глоток вина. «Он угощал меня вином с пряностями в самый первый вечер, как я появилась здесь, – подумала Амелия с тоской. – Диомар был любезен и дружелюбен. Он хорошо ко мне относился, пока всё не испортилось».
Она нервно засмеялась и вернулась на своё местечко на ящиках. Как странно теперь было разделять двоих мужчин, вокруг которых так долго сплеталась одна единственная нить судьбы. Её судьбы. И всё-таки… Стерлинг или капитан Диомар? А может быть, спустя несколько лет после их расставания он стал кемто ещё? Кем-то, кого она не знала?
Всё это время судно слегка покачивало на волнах, но настал момент, когда внезапно Амелия услышала над собою возгласы моряков, и стало ясно, что пинас причалил к берегу. Следующий гость в её маленьком карцере не заставил себя долго ждать. Когда Мегера вошла, Амелия без труда догадалась по выражению её лица, что женщина вымоталась и не спала ночью. Пиратка суровым взглядом окинула помещение, сняла с головы шляпу и утёрла платком лоб и шею. От неё слегка пахло потом и рыбой.
– Ну и натворили же вы делов, ты и Стерлинг, – протянула она мрачно. – И как же из этого выпутаться?
– Где мой брат?! – Амелия тут же вскочила на ноги. – Он ещё в замке? Ты должна знать!
– Нет, он здесь. Он и эта монашенка, которая называет себя твоей нянькой. На самом деле, я ведь и из-за них сюда пришла. Эй, там! Снаружи! Заходите!
У девушки словно камень свалился с души, едва она увидела Джона и Магдалену. Когда они появились на пороге, Амелия с тяжёлым вздохом бросилась к ним, в их раскрытые объятья. Несчастная Магда принялась лить слёзы и причитать. Мальчик же, прижимаясь к груди сестры, молчал, но она успела заметить, что глаза его покраснели и слегка распухли. Слава Господу, он и любимая бонна теперь были рядом, они были целы и невредимы!
– Ох, дорогая моя, ну как же, как же всё это могло с вами произойти?
– бормотала Магдалена, гладя воспитанницу по спутанным волосам. – Клянусь, я не знала ничего! Мы с господином Джоном ничего не знали, пока Биттон, этот негодяй-заговорщик, не разбудил нас, рассказал о пиратах и велел скорее отправляться в дорогу.
– Вас не ранили? Не причинили вреда? – Амелия прижала ребёнка к себе, погладив по голове. – Умоляю, скажи, что вас не обижали!
– Нет, нет, не обижали! Нас привезли на берег и проводили сюда. Они сказали, что ты на корабле, – мальчик поднял к ней бледное лицо. – Эта женщина сказала, что лорд Стерлинг – пират! О, Амелия, их там так много! Моряков на палубе! И они все злятся. Злятся, что ты на Томаса набросилась и ранила его.
Улыбка на лице девушки померкла. Она осторожно посмотрела на Мегеру, которая тем временем наблюдала за ними из тёмного уголка, и спросила:
– Так они все – часть его колонии? Кто ещё обо всём знал?
– Прислуга из замка. Многие бродяжки из Сторновей. Некоторые жители ближайших поселений, уставшие от серости и бедности. Стерлинг убедил их к нему присоединиться ещё очень давно. Они шпионили ради него, работали ради него… Но суть не в этом, пташка. Члены команды в бешенстве и требуют тебя казнить. Сегодня же.
При этих словах Магда тут же разразилась гневной руганью, а Джон крепче прижался к сестре, нарочно подтолкнув её назад, словно защищая от пиратки. Мегера рассекла рукой воздух, сделав крикливой женщине знак заткнуться.
– По нашему кодексу предателя и любого, кто намеренно покушается на жизнь капитана команды, немедленно закапывают заживо… Да закрой ты уже рот, противная баба! – рявкнула она на Магдалену. – Морские законы не мною писаны! Я пришла, чтобы разъяснить вам факты, и только! Последнее слово всегда за капитаном, понятно вам?
– Значит, если лорд Стерлинг прикажет Амелию казнить, то так и случится? – Джон испуганно посмотрел на женщину.
Магдалена гневно сверкнула глазами. Её белый чепец давно уже соскользнул на спину.
– Этот негодяй не смеет так поступать с моей девочкой! Он лжец, подлая змея! Иуда! Вертел ею, как желал, свёл с ума и запер в этом кошмарном месте. Он и нас обманывал! Я не позволю ему и пальцем к ней прикоснуться!
– Всё будет так, как положено, по законам чести и кодексу нашей колонии. Никто не спросит мнения какой-то там старой девы!
– Ах, что за низкие слова для женщины! Гляжу я на вас и понимаю, милочка, что благочестие и милосердие для вас чужды! А честь моей девочки никого здесь не волнует?!
– Да поймите же вы, наконец, что эти люди зависят от жизни капитана! – нетерпеливо произнесла Мегера. – Их семьи, их надежды и стремления! А его любовные дела не касаются членов команды, и не должны касаться. Для них самое главное – его благополучие… и собственное.
– Она права, – отозвалась Амелия чуть слышно. – Этим людям не я нужна, а Томас. Для них моя жизнь – ничто. Если он погибнет, тогда настанет конец всему, за что они так долго боролись. Без него они пропадут.
Она сделала глубокий успокаивающий вдох, опустилась на колени перед братом и взяла его лицо в свои ладони. Его щёки были холодными после долгой дороги до берега. Красивые глаза были полны слёз, но мальчик не плакал. На секунду Амелия представила, что больше никогда не увидит этого милого лица, не сможет прикоснуться к его густым волосам и потрепать их рукой, не услышит его смеха, и ужаснулась. Но реальность ожидала её там, наверху, вне этой мрачной комнатки, и близилось время, когда она должна будет взглянуть ей в лицо.
– Помнишь, как я говорила, что не оставлю тебя? Помнишь, что обещала никогда не оставлять одного? – Девушка погладила мальчика по щеке. – Я люблю тебя, Джон, и это правда. Тебя и Магду. И потому, что я люблю вас обоих, я хочу, чтобы вы были сильными и смелыми. Что бы ни произошло сегодня, ты должен позаботиться о Магдалене, слышишь?
Мальчик скривился, сжав губы в тонкую линию, и Амелия поняла, как сильно он старался не заплакать. Ни здесь, ни при Мегере он не желал показывать свою слабость. Девушка улыбнулась против воли. Как же она гордилась им! И как бы им гордился папа!
– Прошу, сестра, не говори так, – прошептал он с болью.
– Пообещай мне, Джон. Пообещай! Ты последний из рода МакДональд, сын своего отца…
– Но я хочу остаться с тобой! Я смогу тебя защитить! Я смогу!
Он попытался её обнять, но тут Мегера громогласно провозгласила о конце встречи. Пиратка взяла ребёнка под руку и потянула прочь, к выходу. Она приказала Магдалене забрать мальчика, и женщине, несмотря на его отчаянное сопротивление, пришлось увести Джона с собой. Мегера мельком взглянула на поднос с едой и ехидно ухмыльнулась.
– И всё же есть среди этих тупоголовых кретинов сердобольные души, – сказала она, затем обернулась к Амелии. – Прежде чем я уйду, ты должна знать. Я пыталась уговорить его как можно скорее всё раскрыть. Поверь мне, я не хотела, чтобы тебе причинили зло… Он много страдал, пташка, и однажды перестал доверять людям. Тебе он тоже не доверял. Более того, не собирался ничего говорить. А после, когда время прошло, я поняла, что он влюблён, и тогда я испугалась! Знаешь, почему? Потому что он не понял, что нужно делать с этой любовью, и его разум затуманился. Он говорил о тебе, как о птенчике со сломанным крылом, которого стоило вылечить, но он заигрался и забыл, кем ты была. Прости.
Амелия молчала, глядя на неё бесстрастным взором. Мегера покачала головой. Она не могла больше вынести этого взгляда. «Несчастный ребёнок! – подумала пиратка вдруг. – Он держал в руках её жизнь и её любовь, но сдавил кулак слишком сильно! Что за дуралей!»
– Мне очень жаль, пташка, – повторила она бесцветным голосом. – Но знай, будь у меня выбор, я встала бы на твою сторону.
И она ушла, а для Амелии её неожиданное откровение показалось сном наяву. Чем-то мимолётным, но согревающим душу. Девушка встала у стены, подперев её плечом. У неё было время обдумать искренность слов Мегеры. Эта женщина всегда была язвительной и смешливой, но вместе с тем она относилась к ней, как к подруге, часто защищала и оберегала. Возможно, потому что Стерлинг так велел. Возможно, Мегера просто оказалась добродушной гордячкой.
Сколько времени прошло с ухода Мегеры, она не могла точно угадать. Сквозь решётку Амелия могла слышать шум на палубе, топот и незнакомые голоса моряков. Когда в двери повернулся ключ, и некто высокий, прячась в тени, вошёл в комнатку, все звуки в мире будто бы стихли. Амелия так и отпрянула к стене, подняв лицо к своему последнему посетителю. Она замерла, широко раскрыв глаза, когда вошедший отвесил ей церемонный поклон.
– А вот и он, господин и повелитель всея Земли. Бог и Судья всех неверных, – сказала Амелия, не скрывая сарказма. – Как вы бледны, капитан! И как взволнованны!
– Отнюдь, я чувствую себя вполне уверенно.
– Раньше я не могла заглянуть под эту маску, за которой вы прятались. Но теперь я всё вижу. Вижу по глазам, что вы предпочли бы отправиться на виселицу, чем стоять здесь, передо мной.
Вместо того, чтобы разозлиться, Стерлинг лишь небрежно пожал плечами. Затем скривился от боли и шумно втянул носом воздух. Плечо под белой шёлковой рубашкой, жилетом из тёмной кожи и длинным кафтаном было туго перевязано. Его левая рука висела у груди на плотной ленте ткани. Амелия снова окинула мужчину недовольным взглядом. Ей стало мерзко, но не смотреть на него, нет – выглядел он гордо и, на её взгляд, чересчур великолепно с чуть растрёпанными волосами и в широких тёмно-красных штанах, заправленных в высокие потёртые сапоги – а всё от того, что она хотела смотреть на него, она почувствовала в этом необходимость, и возненавидела себя за это.
– Что же, с тех пор, как вы осмелились напасть со спины, полагаю, в вас действительно открылась новая способность – видеть меня насквозь.
Говорил он ясно и достаточно сурово. Амелия едва сдержала напрашивающееся само собой ругательство. Она смотрела ему в лицо – это ненавистное красивое лицо с голосом Диомара – и мечтала о том, чтобы хоть на мгновение не ощущать его влияния над собой. Одним лишь присутствием Стерлинг подавлял её волю и заставлял её мысли путаться. А она так сильно хотела его ненавидеть и больше ничего при этом не чувствовать!
– И вы смеете ставить в укор то, что я повела себя, как недостойный воин? – вскипела Амелия, сжав кулаки. – Да хоть бы я из-под земли набросилась, мне всё равно! Даже не думайте бросаться обвинениями, когда весь мой мир пошатнулся в одно мгновение! Вы едва раскрыли, что лгали и дурили меня столько времени, как полную идиотку… Так что же мне оставалось?
– Вы абсолютно правы, сударыня, – ответил он бесстрастно. – На вашем месте я бы довёл дело до конца.
– Я не желала вас убивать. Ярость застила мне глаза. Я хотела сделать вам больно, и сделала.
– Кто принёс вам еду? – неожиданно спросил Стерлинг. Амелия закатила глаза.
– Тот высокий чернокожий мавр.
– Добрый Эмир. Рад, что он позаботился о вас без моего веления. Почему вы не поели? Вы едва на ногах держитесь. Нельзя доводить себя до такого состояния…
Амелия больше не могла сдерживаться, гнев забурлил в ней с новой силой. Она ударила кулаком по дереву и воскликнула, что даже голос сорвался до хрипа:
– Это вы довели меня! Вы свели меня с ума! Кто вы такой? Я не знаю! Вы ли сын своего отца, немой мальчишка, которого я повстречала в Абердиншире? Мальчишка, который был добр ко мне, которого я даже… Ах, да к чёрту! Я любила вас тогда, а вы исчезли! Да, мне тоже было больно, вы и не представляете, как больно! А потом этот договор, и вдруг вы появляетесь, а я должна броситься к вам в объятья и воспылать от радости? Вы промолчали, когда я появилась на корабле, ничего не сказали. Всё это время я считала, что стала зависимой от власти Диомара, и мне было стыдно смотреть собственному мужу в глаза! О, Господи!
Пальцы Амелии скользнули по пылающим щекам, но она не плакала. Её разрывало изнутри жгучее чувство несправедливости и ярости.
– Я же каждый божий день пыталась полюбить вас. Меня заживо сжигал огонь – это безумие, откуда я не могла выбраться. А я даже не знала, за какие именно грехи. Вы виноваты во всём, вы его разожгли, это адское пламя! Вы играли со мной, как с безвольной куклой, превратили в это… И вы взяли меня той ночью… Боже мой, вы же взяли меня, не позволив взглянуть вам в лицо. Зачем вы так поступили?
– Потому что я хотел. Я хотел вас, и я вас взял. Всё просто.
Она не нашлась, что сказать на подобную бесцеремонность. Нужно было ответить колкостью или остротой, чтобы сбить спесь с этого самоуверенного мужчины. Но её предательски одолели обрывки воспоминаний о той ночи здесь, на борту «Полярис», и Амелия мгновенно почувствовала себя слабой, беспомощной. Возможно, Диомар – такой, каким она его когда-то представляла – навсегда исчез, и, казалось бы, она не должна ощущать себя так, однако всё стало лишь хуже. Стерлинга она теперь боялась сильнее всего.
Выражение его лица не менялось, как и взгляд, то ли жалостливый, то ли скорбный. Амелия не шевельнулась, когда он сделал шаг к двери, будто бы намереваясь уйти, затем снова обернулся. Казалось, он сомневался в том, стоило ли остаться или же сбежать. Стерлинг встал у противоположной стены так, что свет, падающий сюда сквозь решётку, не попадал на него. Когда он заговорил, Амелии пришлось собрать все силы, чтобы побороть желание отвернуться, дабы не смотреть на него:
– Много лет назад мы с отцом повздорили, да так, что нанесённые им оскорбления оставили шрамы глубже, чем те, что я получил в диких краях Квебека. Я был совсем юн и слишком глуп, чтобы не поддаться желанию отомстить ему. Но я отомстил – забрал у него единственного ребёнка и наследника и оставил до конца дней в большом пустом замке, в одиночестве предаваться горю. Жалею ли я об этом? Нисколько! Видимо, считаешь меня за это негодяем? Но я никогда не мог похвастаться своей любовью к нему. Как отец он был жалок и скуден на чувства. Твоя дядя был тебе больше отцом, чем лорд Стерлинг для меня. И вот, родной отец стал первым, кто научил меня взращивать ненависть, питаться ею, жить с нею и мириться, словно она моя неотъемлемая часть. Но ведь ты тоже была там. Появилась из ниоткуда – девочка с волосами, будто огонь – и я понятия не имел, что с тобою делать. Жалею ли я, что ушёл тогда, не попросив твоей руки, не заявив на тебя права так, как мог бы? Первые несколько месяцев, как покинул родину, я сожалел об этом больше всего. Я вспоминал о тебе и всё больше ругал себя: лучше бы я потерял в твоём лице друга, чем потерял тебя всю и навсегда. Но было уже поздно.
Амелия со смешанным чувством наблюдала, как он порой ворошил свои волосы и кривил губы, будто ему было больно говорить.
– Что дают сожаления? Очередную дыру в сердце да душевные раны. Я полагал, что с годами всё забудется. К тому же я не планировал выжить там, куда отправился на вшивом торговом судёнышке с кучкой набожных лютеран. На дальних берегах повсюду лишь опасности подстерегали. С одной стороны воинственные коренные племена, а с другой – проклятые французы, с которыми тоже приходилось считаться. Ты даже не представляешь, какие ужасы предстают перед глазами путника на длинной дороге от злополучного Роанока до земель потаватоми!
Капитан утёр рукой глаза и вздохнул так тяжело, что Амелии показалось, будто эту тяжесть он нёс с собой на протяжении всех семи лет.
– Несколько десятков раз я был близок к смерти. Так близок, что порой мне хотелось умереть, и я ждал смерть, как давно потерянного друга. Но у судьбы свои причуды. Оказавшись в милости у вождя мохоки, я выжил. Они вылечили меня, вернули голос, и я иначе взглянул на некоторые аспекты своей жизни. Я перестал, наконец, бежать, сломя голову, от цивилизации и её разрушительной силы. Я взглянул на жестокость, распространявшуюся по Америке, как чума, на несчастных индейцев, которых всё дальше и дальше оттесняли с их законных земель, и понял вдруг, что должен потратить силы не на поддержание этой жестокости, а на создание чего-то правильного и справедливого. Не так уж сложно оказалось отыскать себе союзников. Это были такие же одинокие и разочарованные люди, как и я. Они поддержали меня, стали моей новой семьёй, и я поклялся никогда не подводить их. Я вернулся к берегам Британии с надеждой, что сумею отыскать на земле своих предков достойных людей, тех, кто доверится мне и попросит помощи. А через несколько лет о Диомаре и его ловкой команде знали все – от последнего пастуха на Гебридах до
королевского двора. Разумеется, Георг ничего не заподозрил. Он слишком плохо разбирался в людях, чтил память о моём отце и ценил моё молчание… Думаю, оно его даже забавляло. Я долго собирал людей и ресурсы для обратного путешествия, однако война перевернула все наши планы. Пришлось стать осторожнее и тише. Скоро «Полярис» сильно пострадал, и не осталось средств, чтобы вернуть его на воду, тогда я отчаялся и обратился за помощью к твоему дяде… Благороднейший человек! Но такой несчастный! Он волновался за тебя, ибо предрекал свой скорый уход. Он доверил мне свои богатства… и твою жизнь.
Внезапно он вынырнул из темноты, словно соскользнувшая тень, неумолимой тяжёлой поступью приблизился к девушке и остановился прямо перед нею. Глядя на него, Амелия неожиданно подумала о том, что при любых иных обстоятельствах она уже принадлежала бы ему. Один его острый взгляд стоил всех усилий противостоять его власти, его несгибаемой воле. О чём бы он там ни говорил, в чём бы ни каялся – он всё равно был сильнее, потому что однажды её душа уже потянулась к нему и, кажется, с тех пор так и не вернулась.
– Ты говоришь, что я свёл тебя с ума, но ведь всё как раз-таки наоборот, – произнёс он сурово, затем коснулся пальцами её подбородка и заставил взглянуть ему в глаза. – Честно говоря, в глубине души я надеялся, что ты уже вышла замуж, что ты любима кем-то другим… Но твой дядя забрал у меня эту надежду. Амелия, я не хотел тебя любить, этому я сопротивлялся до последней минуты, клянусь! И всё же, как только ни старался, ты заставляла меня хотеть тебя ещё сильнее. Ты притворилась, будто забыла меня, да, пташка? Забыла своего несчастного скромного друга Томаса? Я думал, что, оставив тебя в покое, позже сумею с лёгкостью вычеркнуть из своей жизни. Я не собирался ничего рассказывать, предпочёл действовать жестоко и твёрдо, я бы спокойно уплыл… но один твой прыжок со скалы решил всё! Когда тем дождливым утром ты появилась здесь, я глаз не мог оторвать от тебя! В тот момент ты принадлежала океану больше, чем я сам когда-либо, и я понял, как заставить тебя вернуться к жизни. Но только вот силы не рассчитал. Ты слишком сильно привязалась к Диомару, совершенно позабыв о Томасе.
– Вы играли в эту игру так же, как и я, – прошептала Амелия с трудом.
Её дыхание сбилось, потому что он находился слишком близко. От его речей у неё в горле пересыхало, а сердце начинало судорожно колотиться. Амелия сумела вздохнуть лишь тогда, когда его пальцы в последний раз скользнули по её коже, и он сам отстранился с неясным выражением недовольства на лице.
– Я перестал разделять реальность и вымысел, сударыня, – произнёс он с тоской. – Чем ближе вы были ко мне, тем больше боли я желал причинить. Это сумасшествие, но именно так я и поступал с людьми последние несколько лет!
Так было проще существовать, никому не подчиняясь. Привязанность к вам лишила меня рассудка и здравомыслия. Я не знал, что делать. Я срывался и снова бросался к вам, а потом вдруг вспоминал, что я – уже вовсе не я, а кто-то другой, и его вы презираете… Господи, что же я с нами сотворил?
Один шаг, и он уже вплотную стоял перед нею. Его одежда пропахла океаном и ледяным солёным ветром, Амелия всё это почувствовала. Зато прикосновение оказалось обжигающим и властным. Когда его ладонь легла ей на затылок, Амелия и не сообразила увернуться, лишь замерла на месте. Перед лицом внезапно сверкнули его серые глаза, и тяжёлое дыхание коснулось её пылающей щеки.
– Один поцелуй! Дай мне только один поцелуй перед тем, как всё закончится, и мы, наконец, проснёмся от этого кошмара, – прошептал он почти яростно в дюйме от её губ. – Неужели я многого прошу?
И как она могла отказать, если её саму так неотвратимо тянуло к нему, несмотря на всю боль, что он ей причинил, и гнев, который она испытывала из-за его лжи? Он наклонился и прижался сомкнутым ртом к её губам, и неожиданно она ощутила привкус собственных слёз. Но какой же это был жестокий и собственнический поцелуй! Когда Амелия, ошеломлённая и дрожащая, невольно сделала очередной вдох, он поцеловал её снова, чуть сильнее надавив рукой на её голову. А после его длинные пальцы успокаивающим жестом погладили вьющиеся локоны, рассыпавшиеся по её спине, и ещё раз, и ещё. И вот тогда Амелия осознала, что после этого поцелуя никто и никогда уже не сможет подарить ей подобных ощущений. Этот человек украл её у других, эгоистично украл, и окончательно разрушил её для любого из мужчин.
Амелия непроизвольно лизнула губы, когда он медленно отстранился. Она взглянула на Стерлинга и в который раз поразилась бесстрастному выражению его лица. Всё верно, он сумасшедший, и признался в этом. Он заперт в своём собственном непостижимом мире, там, где ей не было места. Где никому не было места. И пусть его близость до сих пор волновала, пусть даже его самый мимолётный и жестокий взгляд заставлял её трепетать, она поняла вдруг, что не имеет право позволить себе простить его. А между тем её губы горели после поцелуя.
– Через несколько дней до Виндзора долетит новость о том, что у западного побережья были найдены обломки пиратского судна, как и изуродованное тело Диомара, – изрёк он несколько апатично, всё ещё глядя на девушку. – Он исчезнет вместе с кратковременной славой. А вы прибудете в Англию с прискорбной вестью о том, что ваш муж тяжело заболел и скончался по дороге. Они пожалеют вас, сударыня, уж поверьте. Халсторн позаботился обо всех документах, я возместил ваше приданое с лихвой. К тому же с вами остаются Биттон и Дарнли! Ни вы, ни Джон ни в чём не будете нуждаться… Замечу, что у этого мальчика явная тяга к военному делу. Он станет отличным офицером, если вы ему поможете.
До неё не сразу дошёл смысл его слов, но вот, прошла решающая минута, и Амелия покорно опустила глаза, уставясь в пол. Стерлинг вышел вон, не проронив больше ни слова, и она уже не увидела того несчастного взгляда, который он послал ей перед уходом.
***
Казалось, будто наверху стояла гробовая тишина, но Томас прекрасно видел каждого из команды со своего места, на палубе полуюта. Несколько минут назад его матросы побросали свои дела, чтобы проводить долгими взглядами Амелию и её сопровождение. Некоторые бормотали что-то себе под нос, другие, не стесняясь, благодарили Бога за то, что Он избавил их от сумасбродной девицы, посмевшей поднять оружие на их капитана. Сам Диомар бесстрастно наблюдал, как только что поднявшуюся на палубу девушку встретили младший брат и нянька (до чего же нервная и шебутная дама!), затем Мегера проводила всех троих на берег. Там, недалеко от песчаной полосы, в самом удобном месте находилась деревенская повозка, которую Стерлинг вызвал из ближайшего поселения.
Томас скривился от внезапного неудобства, его плечо всё ещё сильно болело, и левой рукой он старался не шевелить. Но ему наносили раны и похлеще. Все они затянулись со временем.
Солнце скрылось за тучами, и стало прохладнее, но он до последнего не отрывал взгляда от жены. Вот так, в мнимом спокойствии команда «Полярис» проводила Амелию, смирившись с решением капитана судна – никакой казни, разумеется, и не планировалось. Девушка просто сошла на берег.
– Вот и славно, – ворчал кто-то из мужчин, – пусть лучше так! От этой рыженькой одни неприятности! Горные кланы всегда оставляли после себя разруху да кровь.
Однако нашлись всё же и те, кому её уход не пришёлся по душе. Молодой лоцман Жеан, болтаясь на вантах, был мрачнее тучи, наблюдая за девушкой, спускающейся по трапу к высокому деревянному причалу. Старик Скрип молчал, с досадой поглядывая то на берег, то на своего капитана, и сжимал в руках свою шапочку моряка.
Амелия так ни разу и не обернулась, покинув палубу. Но Стерлинг видел, как крепко она сжимала руку Магдалены, как опиралась на неё, будто ей было тяжело идти. «Ничего, скоро она вернётся домой и сможет отдохнуть, – отчаянно успокаивал себя капитан. – Она наберётся сил и сможет обо всём забыть». За подобные мысли он себя люто ненавидел. Но близилось время отплытия. Когда Мегера возвратилась на корабль, её глаза метали молнии. Она молчала, хотя Томас готов был поклясться, что ей многое хотелось высказать. После того, как его рану обработали, и он пришёл в себя, первая помощница отчитала его, как последнего школяра. Никогда ещё он не видел её такой злой. Жаль, что Амелия так и не узнала, как яростно Мегера защищала её честь.
– Прикажете поднимать якорь, капитан? – как ни в чём не бывало, спросила пиратка, поравнявшись с ним на палубе.
Их взгляды пересеклись, и всё, на что ему хватило сил, лишь кивнуть в ответ. Мегера крикнула, чтобы поднимали трап, а после уже тише произнесла:
– Скоро всё станет, как прежде. Нужно только потерпеть.
Её слова эхом отдались у него в ушах. Стерлинг взглянул на опустевший берег, на волны, омывающие песок, и его сердце вдруг заныло. Тоскливо, жалобно, как после долгой разлуки с матерью, когда наяву кажется, словно её протяжная колыбельная слышится где-то вдали. Капитан подошёл к левому фальшборту и с силой сжал планширь пальцами. Томас уцепился взглядом за следы телеги на берегу, уходящие вдаль, за зелёные холмы. Он не услышал свиста одного из своих матросов. В мыслях он неожиданно оказался вдали от «Полярис».
Вот-вот судно отчалит, и тогда уже серые берега островов окажутся потеряны для него навсегда. Он никогда больше не вернётся на землю своих предков. Его влечёт другая культура, далёкая цивилизация, принявшая его тогда, когда он больше всего в этом нуждался. А что Амелия? Однажды она сумела
притвориться, что не знает его, и теперь сможет. Стерлинг убеждал себя в этом каждую секунду с тех пор, как украл у неё последний поцелуй и решил подарить свободу.
Откуда тогда возникло это обжигающее чувство неполноценности и опустошения? Так же, как было там, в кубрике, под отчаянным пронизывающим взглядом его бедной пташки. Она упорхнула от него, наконец, а он-то надеялся, что без неё снова обретёт над собой контроль и возрадуется, ибо ничто более не способно отвлечь его от грядущей миссии. Но сейчас он стоит на палубе своего любимого судна и понимает, что протянул руку не к райским вратам, а куда-то, где было темно и одиноко. И там не было её!
Его команда рядом, галеон ожидает отбытия недалеко отсюда, и всё готово для возвращения в Новый Свет… а он не может отвести глаз от того места, где только что скрылась деревенская повозка! Стерлинг вдруг понял, что его руки дрожат, и взглянул на них, будто они были чужие. Мегера окликнула его, а он не отозвался.
Он дал Амелии свободу в надежде, что однажды сам от неё освободится, но разве могла целая Атлантика заставить его позабыть? Он не смог забыть семь лет назад и каждый раз с тоскливой нежностью вспоминал её, даже когда грозила смертельная опасность. И именно сейчас он понадеялся, что ему хватит прежней воли от неё отречься? Она уже принадлежала ему. Его маленькая подружка, его раненная пташка… дикарка из древнего рода МакДональд.
Его ожидали дивные прохладные леса Америки, бескрайние просторные земли и невообразимые обещания свободы и достатка… И Стерлинг с ужасом подумал: «Да разве всё это могло заменить её?»
До конца своих дней прожить без неё и умереть, не взглянув на неё в последний раз?
Он обернулся к команде, к морякам, доверившим ему свои жизни, и холодный ветер хлестнул его по лицу. Когда Мегера, разговаривавшая в это время со старым пиратом, взглянула на капитана, на её загорелом лице отразилось непонимание, но в следующую секунду, едва Стерлинг буквально слетел с палубы юта вниз, промчавшись по трапу, она истошно прокричала его имя. Уже был поднят якорь, приготовились поднять также и все паруса, но «Полярис» ещё находился вблизи причала. Судно слегка покачнулось, и в этот самый момент Стерлинг перемахнул через левый фальшборт и прыгнул на причал, ловко приземлившись на ноги. Его сапоги с грохотом ударили по дереву, на шум сбежалась вся команда. Опираясь на ограждения, Мегера звала капитана по имени, но он уже умудрился проскользить по доскам и в самом низком месте спрыгнуть на песчаный берег. Пиратка в отчаянии прикрыла рот рукой и взглянула на мистера Скрипа, приблизившегося к ней. Они оба вдруг осознали то, о чём другие члены экипажа даже не догадывались.
Стерлинг бежал по берегу с той стороны, где песок соприкасался с почвой больше всего. Он знал, что, сумев перебежать вовремя крошечную бухту, мелькающую впереди меж скал, обязательно догонит повозку, колесившую в это время выше и севернее, над берегом. Он всегда бегал быстро, умел верно восстанавливать дыхание и не уставать, но теперь он мчался так, как никогда прежде. Даже в те мгновения своей жизни, когда смерть преследовала его по пятам. Особенно теперь, превозмогая дикую боль в плече.
Океанский ветер стих и изменил направление, волны вдруг зашумели, словно обезумевшие, затягивая в свою тёмно-синюю бездну всё до последнего мелкого камушка. От напряжённого бега Стерлинг взмок, его тело до кончиков пальцев пылало, будто в огне, и никакая морская волна не смогла бы погасить это пламя. А в голове лишь одна единственная мысль мелькала: «только бы успеть, только бы вовремя успеть, всё остальное уже не важно!»
Когда неожиданно из-за поворота, за самой дальней грядой чёрных скал, нависших над береговой линией, показалась мелькающая серая точка, с его раскрытых сухих губ вместе с рваным горячим дыханием сорвался болезненный стон. На одно мгновение он помедлил, будто бы не веря собственным глазам, а затем рванул вперёд, оттолкнувшись от песка. Он потерял повязку, что держала его левую руку, и боль стала почти невыносимой, но ему было всё равно.
