Елена Александровна Асеева
Путь Святозара. Том первый
Правитель помолчал еще немного, и поборов в себе желание отказать в просьбе наследнику, сухо ответил:
– Сын, я так долго искал тебя, перебывал во многих городах и деревнях нашей славной Родины. Вся моя дружина, вся Восурия искала тебя, а они догадывались, кто ты и не давали мне о тебе знать. Я не могу их простить.
– Но, отец, – не унимался Святозар. – Посмотри на это с другой стороны. Быть может и хорошо, что они не давали знать тебе обо мне. – И когда после тех слов Ярил яростно и отрицательно закачал головой, наследник положил ему руку на плечо и, пояснил, – что было бы, если б я ребенком вернулся сюда? Ты думаешь Нук, оставил бы меня живым?
Наверное, Святозар нашел нужные слова, оно как правитель провел по лежащей на его плече руке сына, и произнес уже более миролюбиво:
– Может ты и прав, мальчик мой. Я, подумаю, о твоей просьбе.
А наследник обрадованный, как он уже чувствовал, согласием отца, крепко стукнул Храбра по плечу, и позвал его стрелять из лука.
Глава двадцать пятая
Так как ни с отцом, ни с Дубыней Святозар не мог теперь поговорить о Беловодье, то слышавший об этой стране лишь из поверий и преданий, наследник решил поискать знания о ней в книге. Чем и занимался, по вечерам в светлой комнате.
Однажды Святозар перелистывая книгу, наткнулся на сказанье о Богомудре и его походе в страну Беловодье, сказ начинался так: « Да было тогда Богомудру двадцать пять годков. Да занедюжила его любимая супруга. Да много дней подряд не могла подняться с ложа. Да тогда, сказал ДажьБог Богомудру, а ступай-ка, ты, сын мой любезный во далекую то страну Беловодья. Да принеси своей супруге, воды из молочной реки, что течет прямо из вымени твоей матери, небесной коровы Земун. Да еще познай ты там Богомудр душу свою. Да послушал, Богомудр, ДажьБога. Он собрал свою дружину, другов славных и ратных. Да поплыл со дружинушкой на ладье по реке Бурная, ко великой Ра-реке. А по Ра-реке до ейного устья, чтоб войти во Восточное море. Да направил Богомудр ладью свою прямо к острову Буяну. Но дорожку ту охраняли великаны горные, стали те великаны бросать камни с гор, да топить ладью, но Богомудр произнес заговор, усмирил их. Да поплыла ладья далее, но тут вышел из моря сам поддонный царь Черномор, возжелал он потягаться силой с Богомудром. Да пришел Богомудру на помощь ДажьБог, метнул в Черномора молнии горящие прямо от лука самого Бога Перуна, склонил голову поддонный царь, опустившись на дно морское. Да поплыла ладья далее, да пристала к дивному Буян острову. Да пошли по берегу к стране Беловодья Богомудр и други верные, да через горы Сарачинские. Да увидели ворота в ту страну волшебную, охраняли ворота те василиск и грифон. Долго-коротко ли бились с ними дружинники, да одолели тех в конце концов, и тогда открылись великие ворота. Да пошли они по стране Беловодья да видели деревья различные, да цветы, да плоды разные. На деревьях сидели птицы в опереньях золотых, да багряных, синих, да зеленых, красных, да белых. Да пели те птицы разные песни, а непохожими голосами, а где тихо, а где громко, а то звонко, а то нежно. Да звери диковинные бродили по той стране. Да встретил в той стране Богомудр мать свою небесную корову Земун. Да познал он душу свою, набрав воды из молочной реки. Да вернулся обратно, излечив дражайшую супругу свою. Да дорога та была долгая, да три месяца длилась она».
– Вот, значит, как, – сам себе вслух сказал Святозар. – Значит, Богомудр, был в той стране, добыл воду и вернувшись, излечил супругу.
Однако из всего повествования наследника больше всего заинтересовал не сам путь, который подробно там не был описан, а те преграды, которые смог преодолеть Богомудр: великаны, василиск и грифон. « А с Черномором ему помог справиться ДажьБог », – подумал Святозар.
И теперь перелистывая книгу он, не только искал путь в страну Беловодья, но постигал мудрость всех заговоров и оберегов, кои могут помочь ему победить врагов во много раз превышающего его силой и мощью, так как чувствовал и знал юноша, что, как и в случае с Богомудром волю ДажьБога выполнить необходимо.
Как-то читая книгу, Святозар нашел заговор, который обращал ведуна в зверя или птицу. Заговор был короткий, лишь две– три строчки, но, что интересно название зверя и птицы было не написано. Наследник уставился в книгу, многократно перечитывая заговор и думая, почему же он не окончен, а попозжа догадался. Ведун должен, понять какой зверь и какая птица есть отражение его души, и только тогда он сможет обернуться в нее. Святозар решил тут же его испробовать заговор.
Он суматошно вышел из-за стола, расчистил для обряда место, отодвинув в сторону сиденья и табуреты, да замерши недвижно, принялся шептать заговор, выбрав зверем-волка… Однако никакого превращения не произошло, он все также оставался человеком. Немного подумал, и, выбрав теперь быка, сызнова прочитал заговор, да вновь ничего не случилось. Наследник стал перебирать в памяти всех зверей, которых когда-либо видел, и о которых слышал. Он читал заговор, называл имя зверя и прислушивался к себе, к своей душе, но заговор всякий раз не действовал. Уже был назван медведь, кабан, росомаха, бобер, лось, олень, лиса. Святозар терялся в догадках, ну, не заяц, же, в конце концов.
« Фу, не заяц…»….
Оставался последний зверь, он конечно не дикий и верно не последний, но почему-то, стоило только вспомнить о нем Святозару в душе вроде, что-то восторженно крякнуло. Наследник вздохнул и зашептал заговор: « На море, на окияне, на острове, на Буяне, светит месяц на волшебный пень, а тот пень не простой. Коли я его рукой трону, коли я его мыслью задену, да через него перекувыркнусь, то силой, которую мне Боги даровали, превращусь в коня». И только вымолвил наследник имя зверя, как сейчас же перекувыркнулся он через голову и обратился в белого, как снег коня. Топнул конь – Святозар копытом, огрел себя по спине хвостом, и, довольно оглядев себя, прочитал обратный заговор. « О, ты, пень Буянский, пень Волшебный, скинь образ зверя с меня, и отдай мне мой истинный, образ – Святозара », – и топнул копытом напоследок, да наново перекувыркнувшись, упал на пол, в своем истинном образе.
– Ого, – обрадовано вскрикнул наследник, поднимаясь с пола и отряхивая одежу. – Значит, я могу конем оборачиваться.
Так же долго выбирал Святозар и образ птицы, в которую может превращаться. Наконец заговор вновь подействовал, и, перекувыркнувшись через голову наследник, превратился в орла. Святозар-орел сидел на полу и раскрыв громадные крылья оглядывал их, затем он стремительно подпрыгнул, взметнул ими и оказался на столе. Оперенные когтистые пальцы ног крепко впились в поверхность стола. Орел снова взмахнул крыльями и на малость оторвался от стола, но тут, же ощутив страшную боль в левом крыле, упал обратно. Наследник оглядел грудь и увидел, как на перьях выступила алая кровь, и чтобы не потерять силы, открыл клюв и зашептал обратный заговор.
Когда Святозар поднимался с пола на каковой свалился со стола, то увидел как рубаха обильно напиталась кровью. Занятый найденными заговорами-оборотами, он не приметил, что зашло солнце, и рубец пропал, а из образовавшейся раны потекла кровь. Наследник поспешил сесть на нагакское сиденье и прочитал заговор, через мгновение на месте раны вновь красовался рубец. Святозар поднялся и только теперь заметил на столе, куда приземлился орел, глубокие дыры, оставленные его мощными когтями. « Завтра исправлю», – подумал он, чувствуя легкую слабость, и направился к себе в опочивальню, желая поскорей переодеть кровавую рубашку.
« Странное сочетание, – думал Святозар. – Лошадь и орел. Лошадь – это друг воина, опора его и поддержка. А орел – это по преданию птица Бога Перуна, именно в эту птицу превращается Перун, вылетая в Явь».
Близился праздник масляницы, и за два дня до его начало братья Святозара Сем и Лель приехали во дворец.
Наследник ожидающий их приезда с утра, даже не пошел в тронный зал. А когда братья сопровождаемые дружинником отца Богданом подъехали на лошадях, Святозар выскочил на площадь и крепко обнял сначала Леля, а потом Сема. Лель был невысоким, худоватым юношей с волосами, цветом налитой в поле пшеницы, нешироким лицом на котором красовались два больших серых глаза, с высокими тонкими, светлыми бровями и ресницами, небольшим носом и ртом. За спиной у него на ремне висели гусли, с которыми тот никогда не расставался. Сем в отличие от брата был высоким, дородным, крепким, юношей с большими широкими руками, и сразу виделась в нем необычайная сила, да удаль. У Сема, так же как и у Леля были пшеничные волосы, светлые брови и ресницы, небольшой рот и нос да темно-серые глаза.
– Керк! Мы так долго не виделись. Мы так рады опять обнять тебя брат, – сказал за себя и за Леля Сем и крепко по-старинки стукнул кулаком Святозара в грудь.
От удара наследник покачнулся, сердце так кольнуло, что на мгновение перед глазами поплыл белый, густой туман. Он глубоко вздохнул и тихонько промолвил брату:
– Святозар, Сем. Я теперь Святозар. – И когда оба брата тревожно глянули на побелевшего наследника, тот оперся на плечо Сема и добавил, – не бей больше в грудь брат, я ранен. Я все вам расскажу, только немного погодя.
На пороге дворца внезапно появился правитель, он оглядел дородную фигуру Сема, утвердительно хмыкнул и сказал:
– Ого, Святозар, так Сем истинный богатырь. – Братья низко склонились перед правителем, а тот перевел взгляд на наследника и уже с тревогой в голосе, спросил, – что с тобой, сын? Ты так бледен, тебе нехорошо?
Святозар замотал головой, потихоньку приходя в себя, но все еще держась за плечо брата, и медленно растягивая слова, ответил:
– Нет, отец, не беспокойся, со мной все хорошо.
– Все хорошо? – недоверчиво осматривая сына, переспросил Ярил.
– Да, отец, все хорошо, – уже более бодро молвил наследник и, чтобы окончательно успокоить правителя, кивнул ему.
– И все же ты зайди во дворец, ты слишком бледен. Да, проводи братьев в гридницу, я распоряжусь, чтобы их накормили… да, верно, вам есть, что обсудить. А позже Дубыня отвезет их к себе, – велел Ярил.
И правитель, еще раз бросив беспокойный взор на сына, подозвал к себе Богдана и пошел с ним обратно во дворец.
Глава двадцать шестая
Сытная, разгульная масляница уже въезжала во дворы Восурии. Наверно этот праздник был особенно любим всем народом. Ведь еще бы, восуры провожали холодную, злую зиму, а встречали добрую, веселую весну. Празднования масляницы начиналось двадцать второго березозола и длилось семь дней.
В первый день масляницу радостно встречали, накрывая столы и начиная печь блины, вспоминая своих предков.
Во второй и третий день молодежь, детвора, да и кто постарше ходили кататься с ледяных горок, устраивали катание на лошадях, на санях и качелях которые для этого праздника были построены на площади престольного града, и, конечно же, ходили в гости и на пиры.
В четвертый, пятый, шестой дни, когда праздник уже был в полном разгаре молодежь, устраивала ратные состязания и кулачные бои, показывая свою силу и удаль.
А седьмой день заканчивал празднования масляницы, в городах и деревнях делали чучело, обряжали его в злобную старуху зиму, да принародно сжигали, символизируя уход холодного времени года, при этом бросая в огонь поминальную пищу.
Правитель великой Восурии на масляницу устраивал пиры не только в общей зале гридницы для ближайших другов и вельмож, он также выставлял столы возле дворца на площади и выкатывал бочки с медовухой, чтобы побаловать и повеселить свой любимый народ.
Святозар обрадованный приездом братьев и наступившим праздником, думал было погулять со всей молодежью. Но правитель рано утром вызвал его в светлую комнату, и сказал сыну, что во время праздника ему придется быть рядом с отцом, и на гулянья он его не пустит.
Наследник повесил голову, и тяжело вздохнув, спросил:
– Но, отец, почему я не могу повеселиться, я, же чувствую себя хорошо, рана моя не болит, почему я должен провести все праздники подле тебя?
– Святозар, – ответил правитель, положив руку сыну на плечо. – Нук еще не объявился и не найден. И я не хочу, чтобы масляница была испорчена, очередным нападением на тебя.
Затем Ярил показал рукой на дыры на столе оставленные когтями орла, которые наследник занятый приездом братьев, забыл убрать и спросил его:
– Что это, сын?
Святозар глянул на дыры, и, покрывшись холодным потОм, еще ниже опустил голову, не отвечая отцу. Правитель повысил голос и переспросил:
– Сын, ты слышишь меня? Я спросил, что это? Сейчас же подними голову, посмотри на меня и ответь.
Наследник поднял зардевшееся лицо, зыркнул в строгие глаза отца, наполненные беспокойством, и, ругая себя за свою оплошность, рассказал правителю о заговоре-обороте.
– Я забыл поправить стол, отец. Просто из головы вылетело, – закончил он.
Правитель некоторое время хранил молчание, и, разглядывал сына так, точно зрел его впервые, а позже более мягко заметил:
– Святозар, знаешь такие превращения, очень опасны. Когда ты их совершаешь, будь предельно собран. Иначе ты можешь не вернуть себе истинный образ. Я бы конечно мог бы пожурить тебя за использование такой сильной магии, но не буду. Так как понимаю, что может быть тебе, когда-нибудь это пригодится. Только прошу тебя быть осторожным, – и на малеша смолкнув, опосля вопросил, – и в кого же ты обращаешься?
– В коня и орла, – звонко проронил Святозар, чувствуя, что буря миновала. – А ты, отец, в кого?
– О, нет, сынок. Я ни в кого, ни я, ни мой отец, ни мой дед. Нет, мы не можем обращаться. Ведь на это способны лишь великие кудесники. Такие, как Богомудр, и такие как ты. – Правитель с нежностью погладил перстами дыры на столе и добавил, – орел – птица Бога Перуна, в нее мог обращаться Богомудр, ты знал? – И когда Святозар отрицательно покачал головой, правитель пояснил, – что ж, почитай об этом. И вообще, сын, я как погляжу, ты очень мало посвящаешь времени изучению жизни нашего рода и своих предков. Однако помни! Не быть тебе достойным человеком, если ты не будешь знать летопись своего рода – племени. Так как без истоков своих, человек подобен луже, взойдет солнце, и она испарится. Таким же человеку быть недолжно, всякий человек, словно величавая река, что выплеснулась и потекла по матушке земле, и помнит, хранит в своем сердце, откуда взяла исток и где ее устье. – Ярил замолчал, вновь бросил строгий взгляд на сына, досказав, – а теперь поправь стол и пойдем в гридницу, дружина нас заждалась.
Святозар провел рукой по столу и зашептал заговор. И в местах дыр вдруг стали расти небольшие деревянные пузыри, они закрыли впадины, еще немного приподнялись, да резво лопнув, растеклись по поверхности стола. А когда наследник дочитал заговор, все лишнее дерево, будто вода впиталось в стол.
– Замечательно! – проведя по столу рукой, молвил правитель, и, развернувшись, направился из комнаты.
Святозар же тронулся вслед за отцом. Они прошли по коридору, и, повернув направо, подошли к общему залу. Слуга шибутно открыл двери перед правителем и тот в сопровождении наследника величаво вошел в гридницу. Святозар увидел празднично уставленные едой столы, дружинников и вельмож с супругами, которые поднялись и поклонились своему правителю и наследнику.
Святозар шел за отцом, то кланяясь, то благодушно улыбаясь дружинникам и вельможам, а когда сел, как и положено, по правую руку от отца, то заметил, что в гриднице нет Тура и матери. Правитель поднял чашу с медовухой и громко на весь зал крикнул: « Выпьем же други за приход светлой красавицы весны, Богини Живы, за тепло и плодородие, которое она дарит нам восурам!» И тогда в гриднице раздались крики славящие Богиню жизни и весны Живу. Чаши поднялись вверх и опустели. Святозар выпил, почти половину чаши, и не успел поставить ее на стол, как к нему наклонился отец и негромко сказал:
– Сын, ты, не очень-то на медовуху, налегай, а то ты молод и быстро захмелеешь. И придется тогда мне тебя под белы рученьки выводить из гридницы.
Наследник посмотрел на отца, широко улыбнулся и согласно кивнул головой.
Стол как всегда ломился от явств, но теперь в отличие от праздника в честь Бога Коляды, на столе было не много мясных и рыбных блюд, а в основном разнообразные каши; пироги; расстегаи; пирожки; крашенные в луковой шелухе бурые яйца, как символ Золотого Яйца, что в начале времен явил Всевышний и в котором был заключен сам Род – Родитель всего сущего; а также всевозможные блины, которые воспринимались восурами источником новой жизни, съедая блин восуры верили, что они съедают подаренное Богиней Живой тепло и могущество самого солнца.
Святозар слегка подкрепившись, принялся оглядывать гридницу и людей собравшихся в них. Ему было очень скучно сидеть в кругу другов отца, которые веселились, пили медовуху, ели и вели разговоры. Он тяжело вздохнул и подумал о своих братьях и сыновьях Дубыни, которые наверно сейчас веселятся где-то. Подумал о младшем брате Туре, оный, скорее всего вместе с мальчишками катается на санях с ледяных горок. И сызнова муторно вздохнул.
– Что ты, сын, так тяжко вздыхаешь? Словно тебе тут воздуха не хватает, – негромко спросил правитель.
Святозар повернул в сторону Ярила голову и воззрившись на него, также негромко ответил:
– Отец, да, что ж ты хочешь. Ведь здесь лишь твои други, мне даже и поговорить не с кем.
– Что ж, мальчик мой, со мной поговори, – молвил улыбаясь Ярил. – А хочешь вон гусляра послушай. Знаешь Соловей, так его зовут, пел еще твоему деду и прадеду. И когда я его слушаю, то словно нанова вижу своего отца и деда. Вспоминаю гридницу, наполненную их другами, которых уже нет на свете, и слышу далекие и родные голоса. Вот и ты послушай его и наполнишься своими предками, дедами и прадедами.
Правитель резко смолк и устремил свой взор на гусляра, верно, наполнившись воспоминаниями. А Соловей нежно, точно оглаживая волосы любимого дитяти, провел пальцами по струнам гуслей и запел сказанье: « В начале времен, колесницей Солнца правил Бог Ра. Тысячи лет правил он колесницей, вывозя на небесный купол Солнечное светило. Но пришло время и состарился великий Бог, устал он от трудов своих праведных, да обратился в Ра – реку, что течет по небу и отделяет Явь от небесного царства, да течет по Восурской земле и впадает в Восточное море. И тогда сын его светлый Бог Хорс взял колесницу отца своего и стал ею править:
Иди, Солнце, в свои синие луга,
Ты должно подняться в колесницу свою
И взойти с Зарей на Востоке».***
Дослушал Святозар сказанье до конца, и впрямь засветился внутри каким-то светом, какой-то теплотой к своим предкам, прадедам и дедам, которые из самих веков заглянули через те слова в душу своего потомка.
Наследник улыбнулся, посмотрев на отца, разговаривавшего с Храбром, что сидел от правителя по левую руку. И вдруг, не с того не с сего, вспомнил про мать свою, каковой нынче не было на пиру. Печаль легла на чело юноши, и припомнил он как на празднике в честь Бога Коляды, входила она следом за отцом в гридницу такая красивая, с высоко поднятой головой и туго заплетенной косой, в длинном ярко-голубом сарафане. Вспомнились ему и слова доброжила, что мать плачет и причитает по нему, что отец запретил ей приближаться к сыну. Что с праздника в честь Бога Коляды Святозар еще ни разу ее не видел, так как они не трапезничает более в белой столовой, верно именно из-за него нет и сейчас ее на пиру в гриднице. И так нежданно стало ему обидно за мать, что лицо его все зарделось и начало покрываться красными пятнами. Наследник взял чашу отхлебнул пару глотков оранжево-желтой, сладкой медовухи, немедля ударившей в голову, и придавшей ему смелости, и позвал правителя:
– Отец, отец…
Но Ярил не слышал наследника продолжая беседовать о чем-то своем с Храбром. Святозар протянул руку и похлопал правителя по руке, и когда тот остановил жестом наставника и развернул свое улыбающееся и довольное лицо к сыну, спросил его:
– Отец, скажи мне, а почему нет на празднике матери?
Правитель сразу перестал улыбаться, и, нахмурив лоб, весьма тихо ответил сыну:
– У нее нет желания быть на празднике, – да тотчас отвернул лицо от наследника к Храбру и вновь продолжил с ним прерванный разговор.
– Я знаю, это все из-за меня. Это из-за меня ты не пустил ее на праздник. Но ведь, отец, она, ни в чем, ни виновата, – чуть громче так, чтобы правитель обязательно услышал, молвил Святозар, и посмотрел в затылок правителю.
Тот точно не слыша сына, беседовал с наставником, но, по-видимому, слова Святозара все, же долетели до слуха правителя и он изменился в лице. Потому что наследник увидел, как внезапно беспокойно вытянулось лицо Храбра и тот кинул недовольный взгляд на него.
Святозар взял чашу и допил из нее медовуху, а когда почувствовал, как у него закружилась голова, сказал правителю:
– Да, отец, она ни в чем не виновата. Уж если кого и наказывать то только меня. Потому что это я все скрыл от тебя про Нука. И это я не заслужил прощения. Однако, погляди, я сижу здесь, вместе с тобой по правую от тебя руку, пью медовуху и ем, а мать сидит одна в своих покоях и плачет… Плачет… причитает… – Святозар повторил то несколько раз, и лицо его обидчиво исказилось, уж так ему было жаль мать. – Я ведь все.. все знаю, отец. Знаю, что ты запретил матери ко мне приближаться, пригрозив ей, что ежели она тебя ослушается, то будет отправлена в темницу… – стоило наследнику проронить сердито те слова, как он суматошно прикрыл рот рукой, побледнел и уставился на правителя.
Отец услышал обидчивую речь сына и неторопливо развернул голову да так глянул на него, что наследнику захотелось провалится сквозь пол, и оказаться прямо в комнатах слуг.
– Будем считать, – зыркнул на пустую чашу Святозара, молвил правитель. – Будем считать, сын, что это просто хмель ударил тебе в голову. Но я все, же тебя спрошу, откуда ты знаешь, что я запретил матери видится с тобой и пригрозил ей темницей?
Наследник опустил голову, и все еще прикрывая рот рукой, замотал головой.
– Ну, так, что ж, сын, коли ты сам начал этот разговор, так давай продолжим его, – ровным голосом заметил Ярил. – И откуда ты знаешь, что я запретил ей видится с тобой?
Святозар отнял руку ото рта, и дотоль не подымая головы, прошептал:
– Прости, отец, прости, меня. Я, верно, такой неблагодарный, верно совсем тебя измучил. Иногда мне кажется, что правильно Боги меня такого неблагодарного забрали от тебя. Ты не заслужил такого непутевого сына, который вечно… вечно ведет себя ни так как положено наследнику, и постоянно приносит одни неприятности и боли.
– Ну, – глубокомысленно протянул правитель и усмехнулся. – Верно, не без этого. Но все, же я очень рад, что у меня такой живой и славный сын. Однако я не хочу, чтобы ты уходил от ответа, на мой вопрос.
Наследник робко поднял глаза и когда увидел, что правитель улыбается, ответил:
– Мне доброжил рассказал. В тот первый вечер, когда я пришел в себя…. Рассказал мне, что мать приходила и хотела меня видеть, а ты отец, запретил ей приближаться ко мне, в противном случае обещав посадить ее в темницу.
– Ах, этот доброжил! Ведь я запретил ему, что либо тебе рассказывать, и как– либо волновать тебя… – Ярил приподнялся на своем сиденье и стал оглядывать зал, в надежде, наверно, заметить доброжила, но, так и не увидев его в гриднице, добавил, – ну, ничего я с ним вечером поговорю.
– Отец, отец, доброжил ни в чем не виноват не надо его ругать, – просящее зашептал Святозар.
– Это, что ж, сын у тебя все время никто не виноват. И верно опять… и в этот раз виноватым станешь ты? – вопросил правитель, и, не сводя пристального взгляда с наследника, покачал осуждающе головой.
– Что ты хочешь этим сказать, отец, я тебя не понимаю, – пожимая плечами, поинтересовался Святозар.
– А, что ж, тут не понимать. Эрих на тебя напал он не виноват. Мать сюда этого подлого Нука привезла опять не виновата. Доброжилу я, хозяин дворца, велел молчать, не тревожить больное сердце моего мальчика, и наново он не виноват. И положа руку на сердце, я думаю, во всех этих бедах ты снова обвинишь себя, да скажешь мне, что виновен лишь ты, – сказал правитель и усмехнулся.
Святозар смотрел в усмехающееся лицо Ярила и молчал, уже ругая себя за то, что вообще начал этот разговор и задел отца обидными словами.
– Ну, чего примолк, – продолжил правитель. – Ты же вроде хотел поговорить, ну вот давай с тобой и обговорим все. Да выясним, почему я так оберегаю тебя… Почему тревожусь за тебя и словно, как это ты сказал… А! словно диковинную птицу во дворце держу. Давай я тебе объясню, почему охрану к тебе приставил в виде Борща, Дубыни и Храбра, почему каждый шаг твой под моим бдительным оком, – дрогнувшим голосом добавил Ярил.
Святозар услышал некогда говоренное наставнику, тотчас побледнел, казалось кровь, отхлынув от лица, вдарила своей массивностью не только в больное сердце, но и в голову, отчего тягостно стало дышать, и юноша торопливо нащупав верхнюю застежку на лазурном кафтане, расстегнул ее.
– Я то, отец, Дубыни говорил, не думая, что он тебе передаст… – проронил Святозар трепещущим гласом. – Тот разговор был лишь между нами, зачем он рассказал тебе, зачем, – и отер ладонью выступивший пот на лбу.
Правитель глянул на побледневшего сына и сам уже пожалел, что молвил ему это. Он поспешно поднял стоящий рядом с блюдом высокий, хрустальный сосуд и налив Святозару в чашу воды, обеспокоенно произнес:
– Выпей, мальчик мой, тебе наверно не хорошо. – А когда увидел, что наследник взял чашу и отпил из нее, пояснил, – это случайно у Дубыни вышло. Он не хотел говорить, просто беспокоясь за тебя, начал обвинять меня в моей не обдуманной заботе…. И слово за словом передал всю твою обиду на меня.
– Отец, ты меня не верно, понял, как я могу обижаться на тебя, как могу обижаться на твою заботу, нет, это не обида, это просто… Просто я к вольной жизни привык, а как сюда попал, так ее и потерял. А после болезни и вовсе, вовсе, вроде как я … – наследник замолчал, не зная как объяснить.
А Ярил меж тем протянул руку, потрепал сына по каштановым волосам и мягко заметил:
– Погоди совсем чуть-чуть, как только мы съездим на Синь-камень и я нареку тебя наследником, то сразу успокоюсь…Я успокоюсь, оно как ты тогда будешь защищен магией, и никто не захочет тебе навредить… Никто не захочет до тебя дотронуться… даже Нук. А по поводу матери…
– Мне ее просто жалко, – еле слышно дохнул Святозар.
– Я, тебя, сын, понимаю…понимаю… – и то правитель молвил и вовсе ласково, верно страшась недопонимания сына, а посему всеми силами стараясь обратить его на свою сторону. – Душа у тебя такая добрая и светлая, понятно, почему тебе ее жалко. Но я тебе вот, что скажу. Когда доброжил сказал мне, что ты подозревал в Нуке злого ведуна. Я сразу все понял. Понял, я, мальчик мой, что именно мать повинна во всех наших бедах. Именно она поменяла тебя и Эриха местами, именно она повинна, что тебе украли и возможно именно она повинна, что Эрих напал на тебя…. Потому, как только, ты первый раз пришел в себя, и у меня появилась хоть какая-то надежда, что ты будешь жить. Я пришел к ней и потребовал объяснений. Но она молчала, мотала головой и просила меня оставить ее в покое…. Я, так и сделал, сын … Я оставил ее в покое…. Но запретил ей подходить к моим сыновьям, до тех пор, пока она мне все не объяснит. Ведь, в конце концов, это по ее настойчивой просьбе я разрешил приехать с нами из страны Игников Нуку. По ее настойчивой просьбе дал своему сыну имя ее отца. По ее настойчивой просьбе разрешил Нуку быть слугой своего сына. Я был слишком добр к ней, слишком снисходителен и во, что это вылилось…. Тебя у меня отняли на долгие годы. А тебя, моего мальчика, моего сына и первенца лишили отца, братьев, сестры… лишили тебя семьи… А когда я наконец-то тебя разыскал… Когда я, наконец– то убедился, и за столько лет впервые обрадовался… что род Богомудра, его магия жива и будет жить в тебе. На тебя нападают, тебя убивают, и кто?.. Кто?.. Мой второй сын, сын который мне не менее дорог, которого я все эти годы растил, и сам не понимаю, где его не досмотрел. А, что если бы Святозар, за тебя не заступились ведунья Баба Яга, да сам ДажьБог. Я ведь видел… видел, – и каждая жилка на лице правителя напряглась. – Видел…стоя около тебя на коленях видел… что ты умер… и шептал я заговор так, от собственного бессилия, что– либо поправить. А, Дола молчит… молчит… не хочет говорить, и что мне остается думать, а вот, что…. Наверно, жена моя захотела извести мой род и каким-то странным ужасным образом…ужасным… – Ярил замолчал, тяжело переведя дух, и взяв чашу полную медовухи, залпом ее выпил.
– Отец, – вступил в разговор Святозар. – Послушай, меня. Я думаю, ты не прав…. Не прав, что обвиняешь мать, будто она повинна во всех наших бедах. Разве она владеет магическими знаниями, разве знает заговоры и присухи. Ну, сам посуди, если она собралась извести наш род, какая ей разница, я буду обладать магическими способностями или Эрих. Она ведь наша мать, что я, что Эрих, выросшие с ней, мы бы были ей послушны и любили ее. Не проще ли ей было оставить меня во дворце и растить меня в ненависти к тебе. Однако нет… меня кто обладает магией, украли, а оставили Эриха, который, что может тебе противопоставить…. И потом, если бы мать хотела извести наш род вряд ли бы она родила тебе Тура и Малушу. Нет, отец, ты не прав…. Я вначале точно также как ты думал, но после… после, отец, когда я увидел, как Нук травит на меня Эриха, понял, не мать мне враг, а он – Нук… И мне кажется, отец, что и мать и Эрих они жертвы…. и верно жертвы этого самого подлого Нука.
– Тогда, почему, она ничего не объяснит мне, – вдруг и вовсе выкрикнул правитель, да пронзительно блеснул зелеными очами так, словно Святозар был повинен в молчании матери.
– Вот – это то и странно, отец, почему она тебе не объяснит, но может…, – и наследник посмотрел в расстроенное и встревоженное лицо правителя. – Может она не смеет рассказать тебе. Но возможно… скажет мне. Если бы, отец, ты позволил, нам увидится, поговорить.
– Нет, до поездки на Синь-камень не позволю. Я за тебя боюсь, пойми это наконец-то мальчик мой! – горестно выдохнул из себя правитель.
И Святозар почувствовал такую боль в тех словах, что не выдержав, протянул руку да ласково похлопал Ярила по плечу.
– Отец, я ведь ведун, ну, что она мне сделает. Нука здесь нет, а значит, опасности тоже нет. Ты, позволь ей отец прийти на пир. Она сядет по левую руку от тебя. – Святозар увидел, как торопливо правитель закачал головой, и более настойчиво дополнил, – ну, право молвить, отец… Что ты… ты же будешь рядом со мной, да и что она, хрупкая женщина, может сделать мне мужчине… Ну ты, сам подумай…. А мы с тобой, отец, посмотрим, понаблюдаем за ней. Гляди может она мне и довериться.
