Елена Александровна Асеева
Путь Святозара. Том первый
Спустя какое-то время на середину зала вышел старец с длинной, седой бородой, в белых одеяниях и с гуслями в руках. Он медленно опустился на поставленное для него сиденье устланное легким ковром и запел сказанье, славя рождение Бога Коляды «…. Великий ДажьБог прародитель восурского народа и прекрасная Майя Златогорка родили Бога Коляду, каковой сошел с небосвода, держа в руках книгу Вед, чтобы даровать людям веру и ведические знания. И приветствовали его рождение все небесные Боги, и сам Бог Сварог, и приветствовали Коляду все люди и народы. И пришел, посланный Богом Сварогом, сам Огнебог Семаргл, чтобы поклониться прекрасному младенцу. И увидел Семаргл в пещере Майю Златогорку с младенцом Колядой, который, держал в руках великую книгу Вед. И ударил Семаргл по горе золотым бичом, и разломился камень надвое, и потекла из того рассечения вода. И пили ту воду Златогорка, и Коляда, и сама книга Вед, и пили ту воду люди. И славили Коляду, потому что он принес в Белый Свет Ведические знания, и он карал и изгонял демонов и всю нечесть и все зло!»
Лишь допел последние слова старец, как Керку приблизился Борщ, и, смущаясь возложенным на него поручением, заговорил шепотом:
– Ваша милость, там сын Дубыни, Молчун прибыл и просится вас увидеть. Верно, они собрались нечесть из города, да деревень выгонять.
Наследник кивнул головой, и немного робея, обратился к правителю, повысив голос, потому как гридница была наполнена звуками, смехом и звяканьем посуды:
– Отец, я могу покинуть пир.
– А, что так, Святозар, – переспросил, удивленно глянув на сына, правитель.
Керк посмотрел прямо в зеленые искрящиеся счастьем глаза отца и ответил:
– Просто меня, дружина моя заждалась.
Правитель громко засмеялся, и легонько стукнув наследника по спине, добавил:
– Ну, что ж, сын, тогда иди, не хорошо когда други тебя на морозе ждут.
Керк благодарно зыркнул на отца, радостно в ответ улыбнулся и поспешил из гридницы. В коридоре Борщ подал наследнику короткополый кафтан и теплую одежу: кунтыш на меху, со шнурами и откидными рукавами да соболью шапку. Наспех переодевшись, наследник выскочил из дворца, и увидел Молчуна, который держал под узду двух лошадей, он приветливо помахал рукой Керку.
– О, да, ты уже взял мне лошадь, – засияв улыбкой, заговорил наследник.
– Ага, это твой слуга привел. Расторопный такой. Ну, что мы едим? – радостно приветствуя Керка, спросил Молчун.
– А, то, как же, вперед, – и наследник, принимая поводья, быстро вскочил в седло.
Около дверей дворца ярко полыхали костры, и было видно словно днем. Молчун и Керк понудили лошадей и направили их к крепостным воротам. Выехав за пределы города парни подъехали к поджидавшей их ватаге ребят. Стоило им поравняться с ребятами, как Стоян протянул наследнику длинную метлу со словами:
– А, теперь пора всю нечесть выгнать с улиц города и деревень. И начнем мы с нашей деревни, – да поскакал вперед, улюлюкая и махая точно такой же длинной метлой.
Всю ночь ватага парней носилась по деревням, и улицам города, стуча палками по воротам и дверям домов и изб. Они били метлами и кнутами, по углам и заборам выгоняя всю нечесть затаившуюся там от Велесовых праздников. И попеременно возвещали громкими голосами, что настал праздник Бога Коляды, а значит, всем нечистым духам положено отправляться по своим щелям, деревьям, рекам, болотам…. вон… вон из людских поселений!
Керк прибыл домой уже под утро, он так устал от ночной поездки, что еле слез с коня. Расстегнув кунтыш и передав коня Борщу, наследник узнал от него, что пир еще не окончен, и коли его милость хочет… Однако Керк отрицательно покачал головой, взял у слуги факел и направился к своим покоям, пройдя мимо все еще пирующей гридницы. Керк уже подошел к лестнице, на второй этаж, уже сделал первый шаг на ступеньку, когда вдруг почувствовал движение сзади. Он живо обернулся и в свете горящего факела увидел Эриха, тот стоял совсем близко и смотрел на него невидящим, туманным взглядом. Наследник захотел окликнуть брата, и уже было открыл рот, но не успел. Он только вдруг заметил, как правая рука Эриха дернулась вперед и в ней, что-то лучисто блеснуло. Еще морг и Керк ощутил, как в грудь воткнулось лезвие кинжала, сильная боль сдавила сердце и оно два раза стукнув, остановилось. Наследник порывчато покачнулся, потерял равновесие и выронив из руки факел, медленно опустился на лестницу. Уже плохо видя, он кинул последний, угасающий взгляд в прояснившиеся глаза Эриха и еле слышно прошептал:
– О, брат, что ты натворил, – а после уронил голову на ступеньку, закрыл глаза и умер…
Глава двадцатая
Когда Керк открыл глаза, он увидел над собой высокое, золотое небо с белыми пушистыми облаками, плывущими по нему. Юноша лежал на спине в высокой зелени травы, вдыхая аромат цветов, и, не чувствуя боли. По первому наследник удивился, не понимая, где он находится, но когда он поднял руку и разглядел на ее месте лишь легкое очертание в прозрачной лазури, догадался, что он умер. И так стало вдруг ему грустно и обидно, и если бы могла душа его заплакать, потекли бы по лицу Керка горючие слезы.
Наследник посмотрел на небо и подивился его чудности, ведь в отличие от Яви, на небесном своде не зрилось солнца. Да и сам небосвод был не голубым, а каким-то желто-оранжевым, наверно потому кругом было так светло и тепло. Высокие травы, в которых юноша лежал едва колыхались, теплый ветерок доносил до него нежнейшие запахи цветов и тончайший аромат земли. Керк приподнялся на локтях, и усевшись, уставился взором вперед, туда, где за зелеными лугами, да высокими лесами, в какой-то едва обозримой далекой дали лежали скошенные пшеничные поля, со стогами сена на них. Видел наследник на тех дальних полях работающих людей, и долетела вдруг до него песня, которую они запели:
« Вы же все не такие…вы имели славу иную,
И дошли до нашего Ирия, здесь цветы увидели чудные,
И деревья, а также луга.
Вы должны тут свивать снопы, на полях сих трудиться в жатву,
И ячмень полоть, и пшено собирать в закрома Сварога небесного.
Ибо то богатство иное!
На земле вы были во прахе и в болезнях все, и в страданиях,
Ныне ж будут мирные дни»***
Сначала песню было еле слышно, но постепенно слова стали яснее и громче, торжественная музыка уже наполнила весь небесный свод. И слушая ее, Керк понимал, что эта песня звучит для него, что этой песней предки встречают и зовут его к себе. И сразу вся грусть, и обида пропала, душа наполнилась радостью и благодатью, и засветилась золотисто-лазурным светом. Наследник поднялся на ноги, собираясь идти к людям, зовущим его, но внезапно ощутил сзади чье-то присутствие и оглянулся. Позади него стояла высокая, неземной красоты женщина и нежно, с любовью глядела на него. Женщина была белолица, с небесно-голубыми глазами, длинными до земли светлыми волосами, красиво заплетенными в не тугую косу, и в бело-золотом одеянии. Керку показалось знакомым и лицо женщины, и ее красота, а мгновение спустя пришло понимание, что пред ним сама Богиня Буря Яга Усоньша Виевна проводник усопших душ и мать Бабы Яги.
Керк низко до земли поклонился Богине, а та засветилась еще ярче и сказала:
– Здравствуй, милый, Святозар. Вот ты и прибыл на границу двух миров.
– Разве – это не загробный мир, в народе прозванный Ирий-сад? – переспросил Керк.
– Он, он, Святозарушка. Только он дальше, там вот где начинаются поля. А здесь, где ты сейчас стоишь, проходит граница между Явью, в котором живут люди и Ирий-садом, где живут души мертвых, – пояснила Богиня.
– Значит – это граница, – протянул Керк. – И мне надо туда, – и он махнул в сторону полей, откуда все еще звучала призывная песня.
– Все, кто приходит сюда, – продолжала Буря Яга, не сводя сияющего взора с лица Керка. – Идут туда, вперед, там ждут их предки. Отцы, матери, деды и бабки. Они встречают своих потомков этой песнью, лобызают и обнимают их. Но ты… – Богиня стихла, не договорив, и, с такой нежностью посмотрела на Керка, что душа его нежданно затрепетала и по ней точно пробежали мурашки. – Ты, можешь выбрать, куда тебе идти. Туда вперед к своим предкам, или назад.
И она повернулась да показала наследнику то, что находилось позади нее. Вначале Керк увидел лишь темно-черную стену, по оной торопко побежали небольшие волны. Стена пришла в движение, покрылась рябью и показала ему Явь: темную заснеженную землю, огромный утопающий в огнях дворец, гридницу наполненную теплом, смехом и весельем, в которой все еще пировал отец со своей верной дружиной.
Наследник перевел взгляд на Бурю Ягу и спросил:
– Значит выбор за мной?
– Да, Святозарушка, выбор за тобой, – не громко ответила Богиня и бросила на него пронзительный взгляд, своих небесно-голубых глаз.
– Но, почему, ты даешь мне право сделать выбор? – удивленно поинтересовался Керк.
– Почему, даю тебе право выбора? Что, ж, – очень тихо произнесла Буря Яга и посмотрела на него с какой-то нежностью и даже любовью, словно пытаясь передать ему с помощью того взора, что-то дюже важное. – На, это есть несколько причин. Во-первых, потому что за тебя попросила, моя дочь Дарена, а она никогда ничего не просила у меня и я не могу отказать ей в ее просьбе. Во-вторых. – И Богиня на миг прервалась, она повернула голову к далеким и скошенным полям и уже более громко добавила,– потому как совсем недавно на испытании ты подвергал опасности свою жизнь, чтобы вывести брата. И, увидев то, ДажьБог просил меня за тебя. И, в– третьих. – И тогда Буря Яга полыхнула лучистостью взгляда в Керка, будто пронзая им его душу насквозь и прошептала, – а, в-третьих, ты и сам скоро во всем разберешься.
Богиня, закончив говорить, отвела глаза в сторону от Керка, устремив его на золотой небосвод, красота ее точно озаряемая изнутри вдруг заполыхала золотистой лазурью. А наследник посмотрел на ее прекрасные волосы, чистое белое лицо с нежно очерченными алыми губами и снова затрепетал весь, словно видел, что-то давно забытое, но единожды дорогое. Малеша погодя он вперился взором в неблизкие, великолепные поля, откуда все еще вытекала, точно долгая река, музыка и ответил:
– Я хочу вернуться обратно, в Явь.
– Что ж, – встрепенулась от долгого затишья Буря Яга. – Твой выбор, но я должна прежде тебя предупредить. Так как на кинжал твоего брата был наложен черный заговор, то зло до конца не сможет выйти из твоего раненого сердца.
– И, что… – дрожащим от волнения голосом спросил Керк.
– А, то, что ты не выздоровеешь до конца, – грустным голосом молвила она.
– Я, что буду больным? И нет никакой надежды на выздоровление? – взволнованно вопросил наследник.
– Надежда всегда есть. Но, чтобы ты выздоровел, тебе придется применить все свои знания и силы, чтобы найти лекарство, – очень мягко произнесла Буря Яга.
– А, до тех пор…– понизив голос, почти прошептал Керк.
– До тех пор, ты будешь слаб и болен. Ни отец, ни другие ведуны не смогут тебе помочь. Ты должен сам себя вылечить, такова воля Богов, – пояснила Богиня и только теперь повернула лицо к юноше.
Наследник тяжело вздохнул, и вдруг вспомнил зеленые искрящиеся счастьем глаза отца, и уже более громче сказал:
– Хорошо.
– Да, и главное, – Буря Яга как-то по озорному глянула на Керка, и нанова озарилась золотисто-лазурным сиянием.
Она протянула ему навстречу свою тонкую с длинными пальцами руку, и когда юноша вложил свою ладонь в ее, ощутив необычайное тепло исходящее от Богини та добавила:
– Помни, Керк – сегодня умер, а к жизни я возвращаю тебя, Святозар, – и повела его к черной стене.
Они подошли вплотную к стене и остановились, наследник в последний раз обернулся, точно бросив прощальный взгляд тем кто его ожидал в Сварожьих лугах, и, приметив, что музыка уже стихла, спросил Бурю Ягу Усоньшу Виевну:
– Скажи, Богиня, почему в народе говорят, что ты приходишь в образе страшной, черной старухи с косой в руке, а я тебя вижу красивой, молодой женщиной.
Буря Яга усмехнулась, и, качнув своей божественной головой, нежным голоском, наполненным разом трепетом звонкой капели и пением птиц, сказала:
– Ты видишь меня красавицей, потому что у тебя доброе и чистое сердце, потому что в Яви ты не кому не делал зла. Если бы твое сердце было полно зла, порочности и нечистот ты бы меня увидел уродливой старухой в черном длинном плаще с косой в руках, которой я бы гнала тебя прямо в само Пекло. Ну, а теперь, если ты готов? – добавила Богиня и бросила на юношу пронзительный взгляд.
А когда Керк утвердительно кивнул головой, выпустил ее руку, да сделал робкий шаг в тьму… Буря Яга легохонько подтолкнула его в спину, и он стремительно понесся вниз в черную пропасть. Наследник летел, как ему показалось, очень долго, не чувствуя своего тела, но ощущая ускоряющуюся быстроту движения, а когда вдруг приземлился, то почувствовал сильный удар, будто он плашмя всем телом упал на что-то твердое, и, испытав страшную боль в груди, глубоко вздохнул, да потерял сознание.
Глава двадцать первая
Святозар очнулся от глубокого обморока и почувствовал острую боль в сердце, он с трудом открыл глаза и первое, что увидел – это потемневшее от страданий и горя лицо отца. Наследник лежал на своем ложе, а рядом сидел правитель и держал его за руку.
– Отец, – еле слышно прошептал Святозар.
– Молчи, молчи, сын, тебе нельзя говорить, – с тревогой в голосе сказал правитель, и поправил холодную тряпицу, которая лежала на лбу сына.
Наследник посмотрел на отца и вдруг заметил, что виски его темных волос побелели, ему так захотелось поддержать его, рассказать ему о встрече с Богиней Смерти, и, конечно же, успокоить. Святозар было, опять попробовал, что-то сказать, но лишь невнятно простонал. Правитель приложил свои пальцы к губам сына, и, замотав головой, добавил:
– Мальчик мой, не говори ничего, тебе нельзя. Ты лучше поспи, поспи сынок, – и тогда Святозар вытянул губы, поцеловал пальцы отца, и, закрыв глаза, забылся гнетущим сном.
Каждое последующее пробуждение наследника было весьма тяжелым и болезненным. Вся грудь и левая рука не просто болели, они пылали, словно Святозар очень сильно обжог их, но только боль была не снаружи, а шла изнутри. Впрочем, горела не только рука и грудь, жар не спадал со всего тела, временами наследника лихорадило, а впадая в забытье, он бредил. Сколько это, длилось времени, Святозар не мог, понять, изредка приходя в себя, он зрел лишь встревоженное лицо отца, да слышал жалостливое всхлипывание доброжила.
Наконец ему стало легче, это случилось ранним утром. Как и прежде Святозар открыл глаза и заметил, что солнечный свет заливает его опочивальню, грудь и рука все еще болели, но жар уже пошел на убыль. Наследник осмотрелся и узрел подле себя отца, тот сидел на сиденье, положив голову на ложе сына. Правитель, видимо утомленный бессонной ночью, крепко спал. Святозар аккуратно так, чтобы не потревожить отца, приподнялся на правой руке, и, опершись на подушку, оглядел опочивальню. В покоях еще находилась няня Бажена, которая сидела в уголке, и что-то перебирала в руках. Как только наследник зашевелился, она подскочила со своего места и бросилась к нему:
– Что, ты, Святозарушка, что? – и легонько погладила правителя по волосам, отец резко поднял голову и испуганно посмотрел на сына, а увидев, что тот жив, туго вздохнул, протянул руку и потрогал ему лоб.
– Прости, отец, я не хотел разбудить тебя, – больным голосом проговорил наследник и с укоризной зыркнул на няню Бажену.
– Зачем ты поднялся, мальчик мой. Сейчас же ложись, – беспокойно сказал отец и помог сыну лечь, поправив под ним подушку. – Не подымайся, пока. Тебе нужен покой.
– Отец, мне кажется, что тебе надо отдохнуть. Ты плохо выглядишь, очень уставшим. А, за меня не тревожься, со мной все будет в порядке, – негромко произнес Святозар.
– О, сын, пусть твои слова исполняться. Но сейчас для меня важно одно, чтобы ты поправился, – добавил правитель и вновь ощупал лоб сыну.
– Отец, – продолжил наследник. – Я хочу с тобой поговорить.
– Нет, нет, сын, оставим все разговоры на потом. Тебе нельзя волноваться. Ты должен отдыхать, – поспешил ответить правитель, и отрицательно качнул головой.
– Я, чувствую себя намного лучше, отец. А мой разговор не может ждать, – все еще слабым голосом протянул Святозар.
Правитель вгляделся в лицо сына и явно терзаемый сомнениями, по поводу его состояния, сказал:
– И с этим разговором мы не можем повременить?
– Нет, отец, не можем, – очень твердо вымолвил Святозар, не сводя с него упрямого взора.
– Что ж, хорошо. Бажена. – Ярил повернул голову в сторону няни. – Будь добра, сходи и принеси для наследника теплого молока, нам надо побеседовать.
Бажена кивнула головой и неторопливой, старушечьей походкой вышла из покоев, тихонько прикрыв за собой дверь.
– Отец, скажи мне, что с Эрихом? – спросил Святозар.
Лицо правителя враз потемнело, уголки рта дрогнули, он тяжело вздохнул, и, смахнув со лба сына каштановые локоны, негромко ответил:
– Он в темнице.
– Отец, – сказал, наследник и губы его слегка затрепетали. – В том, что случилось, виноват я. – И когда отец недоуменно посмотрел на сына, продолжил, – да, виноват, я. Если бы я рассказал тебе то, что знал. Может быть, я сейчас не лежал на этом ложе. Тогда в лесу после испытания, когда я отправился на выручку к брату, я видел около костра, за которым сидел слуга Эриха – Нук. Видел очертания и глаза волка, а позже когда я дотронулся до него, спящего, я почувствовал словно не живую плоть, а каменное, бездыханное тело. Отец я уверен, что Нук не просто вурколак, человек – волк, он злой ведун. Именно он натравил Эриха на меня, именно он заговорил кинжал, именно его злобный взгляд и дух я видел в глазах брата перед нападением. Ты должен отправить его в темницу, это все он, поверь, я знаю. – Святозар замолчал, и от долгой речи тяжело задышал.
Отец, услышав прерывистое дыхание сына, беспокойно осмотрел его, и тихо пояснил:
– Я не могу взять Нука. После нападения на тебя он исчез из дворца. Но я пошлю своих людей на его поиски и сообщу во все города о нем как о тате!
– Нет, отец, он не тать, он ведун, злой ведун, – повторил наследник.
– Хорошо, мальчик мой, я сообщу людям кто таков Нук, – отец смолк. А мгновение погодя дрогнувшим голосом добавил, – я думал, что потерял тебя, навсегда.
Святозар протянул руку и погладил правителя по лежащей на ложе руке:
– Ты, думал, что я умер? – и когда отец утвердительно качнул головой, досказал, – я, думаю, что теперь должен быть до конца честен с тобой, отец. И я, верно, умер. Но Богиня Буря Яга Усоньша Виевна – разрешила мне вернуться.
– Почему? – изумленно спросил правитель, и крепко сжал руку сына, передавая тем пожатием всю свою заботу и тревогу за его судьбу.
– Потому что за меня попросила Баба Яга, и, потому что за меня попросил ДажьБог, который видел, как я спас Эриха, – закончил Святозар.
Наступило молчание, которое в этот раз прервал отец:
– Слава великому ДажьБогу, что он просил за тебя, видя твой светлый поступок! Спасибо светлой ведунье Бабе Яге, что она попросила за тебя Богиню! И спасибо Буре Яге Усоньше Виевне, что она вознаградила тебя жизнью, мальчик мой. А, теперь, Святозар, если у тебя все… То я посоветую тебе отдохнуть, так как жар, хоть и спал, но рана твоя еще не зарубцевалась, и это меня очень беспокоит.
– Отец, рана моя не зарубцуется, – еле слышно проронил наследник. – Ни ты, ни какой другой ведун не сможет вылечить мою рану. Это одно из условий, с которым я вернулся в Явь.
– И боль не пройдет, – тревожно спросил правитель.
– Нет, отец, боль не пройдет. Но есть надежда, отец, Буря Яга сказала мне, что я смогу выздороветь, если применю все свои знания и силы и найду лекарство, такова воля Богов, – дрогнувшим голосом молвил Святозар.
– Что ж, сын, хорошо, что есть надежда, – муторно вздыхая произнес Ярил.
– Отец, прошу тебя, выпусти из темницы Эриха, он ни в чем не виноват, – начал было наследник.
Но правитель вдруг грубо перебил сына, и, повысив голос, сказал:
– Нет, Святозар, не проси за Эриха. Он будет сидеть в темнице. Так будет мне спокойней. И это будет до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.
В опочивальню тихо постучали, открылась дверь и вошла няня Бажена, неся в руках кувшин с молоком. Она поставила кувшин на стол возле ложа Святозара и налила в чашу молока. От молока вверх повалил густой пар. Правитель взял чашу и поднес к губам сына, а другой рукой приподнял его голову, чтобы было удобно пить.
– Отец, я сам смогу пить, дай мне чашу. Что ж ты со мной словно с маленьким, – возмутился наследник и резко протянул правую руку, чтобы забрать у правителя чашу, но тут, же ее уронил и застонал, почувствовав острую боль в груди.
– Тише, – негромко и очень мягко сказал отец. – Нетрепыхайся, а то сызнова кровь пойдет, лежи пока смирно и позволь мне самому напоить тебя молоком.
Святозар посмотрел в лицо отца, на складку, что залегла между бровями, на поседевшие виски и молча, принялся пить молоко. По телу стала разливаться живительная влага, которая словно источник живой воды предала ему сил. Допив чашу почти до конца, наследник оторвался от нее и промолвил:
– Спасибо, отец, я больше не хочу.
Правитель бережно опустил голову сына на подушку, передал чашу Бажене, да осторожно раскрыв рубаху, снял с раны кровавую тряпицу. Няня спешно подала чистую, и прежде чем положить ее на рану, отец зашептал заговор, и в том месте, где он водил рукой, почувствовал Святозар едва легкое покалывающее тепло. Он закрыл глаза, и утомленный долгим разговором и теплым питьем, уснул.
А когда наследник пробудился, то в комнате уже горели свечи, скорее всего был поздний вечер, на том месте, где с утра сидела Бажена, теперь поместился Борщ, и, опершись головой о стену, да приоткрыв рот, громко похрапывая, спал. Отца в опочивальне не было, но зато на краю ложа сидел доброжил и своей маленькой ладошкой утирал глаза.
Святозар ласково улыбнулся старичку, и, позвав его к себе, сказал:
– Добрый доброжил, да не расстраивайся ты так, ведь я жив, – и протянул ему правую руку.
Старичок тут же поднялся, подошел к руке наследника и приник к ней мокрой бородой.
– Жив, я, жив, доброжил, – негромко повторил юноша.
– О, хозяин, если бы я не загулял в общем зале во время праздника, если бы не пил медовухи и не ел кутьи, ты бы мой милый, Святозар не лежал бы сейчас тут, – закончил старичок, громко всхлипнул и уткнулся в ладонь наследника.
– В этом нет твоей вины, доброжил. В том, что случилось, повинен только Нук. Это он одурманил ум Эриха и заставил взять в руки заговоренный кинжал. Послушай вот, что доброжил, когда я летел с Ирий-сада в Явь, я вдруг увидел, как Нук отдает Эриху заговоренный кинжал и приказывает брату убить меня до восхода солнца…До восхода оно как восходящие лучи изничтожат всю нечесть и сила кинжала иссякнет… И еще я видел как плакал брат, как он мучился и не хотел слушать Нука, – торопливо поведал наследник.
Святозар вздохнул и опустил на ложе мокрую от слез доброжила руку. Старичок приблизился к наследнику достал из кармашка крохотную глиняную кубышку, откупорил ее и поднес к его губам, со словами:
– Выпей хозяин – это предаст тебе силы.
Святозар не торопясь выпил предложенное снадобье, которого на удивление оказалось, дюже много, в такой крохотной кубышке, и вскрикнул. Потому что в тот же момент и рот, и все внутренности нежданно обдало ледяным огнем, но огонь тот пылал лишь мгновение, а после и верно появились силы и боль вроде как притупилась. Наследник так громко вскрикнул, что чуть было, не разбудил Борща, тот даже приподнял голову, пытаясь разлепить скованные сном глаза. Однако доброжил живо дунул в его сторону, и слуга вновь уронил голову, всхрапнул, да уснул еще крепче.
– Это старинное снадобье, которое давно, меня научила готовить моя мать. Я каждый вечер его приношу, отец твой, видя, что заговоры не затягивают рану, разрешил меня давать его тебе. И хотя я слышал твой разговор с правителем о том, что только ты сам сможешь себя вылечить, все же я думаю, оно придаст тебе силы, – молвил старичок.
– Знаешь, доброжил, может я неправильно сделал, что выбрал Явь, – глянув в черные бусинки глаз домового, спросил Святозар. – Может мне не стоило возвращаться. Ведь, что я теперь – больной какой-то, совсем отца уже измучил. И сколько пройдет времени, прежде чем я смогу найти лекарство.
Доброжил отрицательно покачал головой, еще раз бедственно всхлипнул да ответил:
– Что ты такое говоришь, хозяин. Если бы ты видел горе твоего отца, ту боль которую он пережил, чуть не потеряв тебя…, – старичок вдруг хлюпнул носом и досказал. – Разве ты не заметил, как побелели его виски.
Святозар пристыженный доброжилом немного помолчал, а потом спросил старичка:
– А, как, отец, узнал, что со мной случилось?
– Это я ему сказал. Ведь я, как и другие мои братья, тоже празднуем рождение Бога Коляды. Мы всю ночь пируем в гриднице, примостившись, на снопах ржи, пьем медовуху и едим кутью. Я видел, как ты уехал с сыновьями Дубыни, знал, что Эрих наказанный сидит в своей опочивальне и позволил себе повеселиться. Внезапно я услышал стон и твои слова хозяин: « О, брат, что ты натворил», я почувствовал, что случилась беда. И ринулся к тебе на выручку, но ты лежал на полу с кинжалом в груди и уже не дышал, рядом с тобой на полу сидел Эрих, и громко рыдал. Я вернулся в общий зал и закричал твоему отцу, который как раз поднимал чашу с медовухой: « Торопись Ярил, твой сын, убил твоего сына»,– доброжил утер концом бороды струящиеся по лицу слезы. – Правитель вскочил с места, выронив чашу из рук, и побежал вслед за мной. Он бежал так скоро, что почти нагонял меня, но в отличие от меня он в темноте не видел и тогда я прочитал заговор, факел, лежащий подле тебя, вспыхнул. При свете факела правитель увидел тебя, на полу, всего в крови. Эрих лежал рядом и словно маленький кутек лишь изредка всхлипывал и стонал. Прибежавшие следом за правителем дружинники принесли факелы и увели Эриха. Отец встал на колени и принялся осматривать тебя, но ты, верно, был уже мертв. Он вынул из тебя кинжал, положил подле и зажал рану на груди руками. О, если бы ты видел его в этот момент. Я сказал, ему не молчи, говори заговор. Но он только мотал головой и твердил: « Убил, убил, моего сына, моего мальчика». Я так разозлился, мне казалось, что он теряет последнюю возможность вернуть тебя к жизни. И я опять закричал: « Да, не молчи же ты хозяин, не молчи». И прибольно ударил его по макушке, – старичок замолчал, сжав кулачок, и показывая как он, стукнул правителя по голове. – И тогда он вроде как бы очнулся и зашептал заговор. Но ничего, ты был недвижим, он зашептал вновь и вновь и сызнова ничего. Все дружинники обступили правителя и многие из них, я это видел, утирали глаза. « Шепчи, шепчи…» – говорил я ему и он шептал. А после ты вдруг весь дернулся и тихонько вздохнул. Правитель прошептал еще заговор, а когда приклонил голову к твоему рту, прислушался, то радостно сообщил всем: «Дышит, дышит, мальчик мой». Храбр и Дубыня подняли тебя на руки и осторожно отнесли в опочивальню. Отец сам раздел тебя, непрерывно продолжая шептать заговор над тобой, сам отер всю кровь с тебя и десять дней не отходил от твоего ложа. А, ты… ты говоришь, что сделал неправильный выбор. Глупый ты еще… глупый мальчишка, – проронил горькие слова доброжил и нанова залился слезами.
– Прости, прости доброжил, это я сказал не подумав, – проговорил расстроенный Святозар и почувствовал, как по его лицу заструились слезы. – Я, правда, еще мальчишка.
Старичок увидев слезы на щеках наследника суматошно подошел к нему и осторожно утер их своей бородой.
– Ну, ничего, не расстраивайся, – добавил он ласковым голоском. – Тебе нельзя волноваться, а то опять кровь из раны пойдет, – дух внезапно затих, вслушиваясь в тишину, и показав пальцами на губы, как бы призывая к молчанию, пропал.
Доброжил появился, через некоторое время, также внезапно, как и исчез, приблизился к Святозару и шепотом сообщил:
– Я у правительницы был, плачет она, – замолчал, поглядел на наследника, и дополнил, – который день плачет, да причитает. И все по тебе.
– По мне? – удивленно переспросил Святозар.
– Вот, вот, по тебе. Плачет…плачет, ходит по своей опочивальне, да причитает : « Сын, мой, сын, Святозарушка, как же я могла это натворить. Прости меня, кровинушка, прости». Она знаешь даже приходила к тебе, у дверей стояла, хотела увидеть, но правитель не позволил. – Доброжил смолк и еще тише молвил, – прогнал он ее. Сказав ей, что это все она намудрила. Своим бабским умом, жизни сыновей перекроила, переломала.
– А, мать, что? – с жалостью в сердце спросил Святозар, чувствуя, как оно застонало внутри.
– Она молчала, только головой мотала из стороны в сторону. А затем ответила правителю, что он ничего не поймет. Да вряд ли она все сможет объяснить и ушла. А он как разгневался… покраснел весь… Как в стену кулаком бахнет и вслед ей сердито закричал, чтобы она никогда…никогда не приближалась к тебе, а если она вдруг его ослушается, то он ее отправит прямо к Эриху в темницу, – и старичок надрывно задышал, по-видимому, сызнова переживая виденную им страшную ссору.
Молчал и наследник, обдумывая рассказ доброжила, и чувствуя одновременно жалость к отцу и матери.
– Доброжил, а ты отцу о Нуке говорил? – прервав наступившую тишину, нарушаемую лишь храпом Борща и стоном духа, спросил Святозар.
– Охо…хо! Хозяин! Сказать то я сказал, да видно поздно, – откликнулся, прекращая стенать домовой. – Когда отец уложил тебя в ложе, отер от крови, так я ему наш разговор весь и передал. Он молча выслушал меня, да тотчас вышел в коридор и приказал Дубыни и Храбру разыскать Нука да привести к нему. Вернулся к тебе, а мне с укоризной молвил: « Эх, ты, хозяин дома, почему же ко мне не пришел и все не рассказал раньше. Ну, ладно, он, Святозар, дитя еще, но ты то…». Смолк и принялся заговор над тобой шептать. А мне то так стыдно стало, хотел было уйти, но пересилил стыд, сел на краешек твоего ложа и ждал. Вскоре явился Храбр и сказал, что они с Дубыней весь дворец обыскали, а Нука не нашли, из конюшни пропала лошадь Эриха, и потому они думают, что он сбежал. Дубыня с двумя дружинниками сели на лошадей и отправились на его поиски. Вот как все было, хозяин, – старичок тягостно закряхтел. – Но, уже поздно, и ты, верно, утомился, от разговоров. Так, что поспи, и пусть твой сон будет спокойным, – и, сказав то, дух порывисто дунул в лицо, Святозара. Веки юноши дрогнули, глаза закрылись, да, как и пожелал старичок наследник уснул спокойным, крепким сном.
Глава двадцать вторая
