На душе у Драгомира царила смута. И как не старался гнать он дурные мысли от себя, выходило из рук вон плохо. Ему казалось, что все это – только начало, что маячит впереди нечто еще более ужасное, и он никак не сможет это заранее отвратить.
– Отчего же волколак защиту колдовскую города смог одолеть, Ведагор? – спросил у волхва подошедший к нему Изяслав.
Волхв тяжело вздохнул. Все кто рядом был, замолчали, внимая каждому слову старца.
– Защита наша неполная. И полной быть не может, покуда сила ее однобока. Испокон веку мир и все сущее стоит на единении начал – мужского и женского, и это единение дает продолжение жизни. Так же и в колдовстве – для самых стойких заклинаний нужно единение двух колдовских сил – мужской и женской. А у нас только мужская и осталась. Без женской она быстрее слабнет.
– Беда у нас с этим, Ведагор, сам знаешь, – Светозар развел руками. – Неужели нет иного выхода?
– Нет, – припечатал волхв, и повисло напряженное молчание.
Мужчины хмуро переглянулись. Сказать на это было нечего.
[1] Пядь – 17,78см. Древнерусская мера длины
Остаток ночи прошел в суете. Со всех посадов города ко двору покойного приезжали старосты, осматривали тело бывшего волколака, но никто так и не узнал этого молодца. А посему выходило, что покойный не из здешних мест. И как его сюда занесло – случайно или по чьему-то злому умыслу – оставалось неизвестным.
С восходом солнца, когда все старосты города осмотрели покойника, его тело предали огню, а прах затем развеяли над полем. Огнемира с женой родные готовили к погребальному обряду.
Все утро и до самого обеда Драгомир с Ведагором и его учениками ворожили над защитой города. И пусть у них не было женской колдовской силы, они должны были сотворить хотя бы то, что могли по мере своих сил. Заговоренную соль, смешанную с засушенной и измельченной крапивой и окопником рассыпали у каждых городских ворот и у тынов по окраинам. В каждом дворе, избе и хоромах приказано было жечь все те же крапиву, окопник и чертоплох – в Златославии верили, что дым от этих трав отгоняет злые силы и защищает от дурной ворожбы. Запах тлеющих трав окутал княжеский двор. К обеду великому князю казалось уже, что никакой морс или сбитень не перебьет привкус дыма во рту. Он пропустил обед, желая управиться с защитой города за этот день.
Свечерелось. Драгомир вернулся в родные хоромы.
Ужин подали в гриднице – просторном зале, где князь заседал с младшей и старшей дружиной, а потому, здесь столовались только мужчины. Женская половина дома ужинала в общей хоромной трапезной. Княжеский стол изобиловал яствами. Были здесь и закуски из овощей и птицы, и пироги – курники, грибные, расстегай с капустой, с телятиной и зеленью, и холодец говяжий и птичий, и жареная дичь, и блины с икрой и красной рыбой, и солонина, и буженина, и каши с грибами и овощи с огня. Да только князь, уставший за бессонную ночь и хлопотный день бездумно поглощал еду, не чувствуя особо ее вкуса. Его мысли витали далеко. И как назло, нет-нет, да и появится в них та самая девица с огненными косами. «Ну почему она так врезалась мне в память?» – сетовал про себя Драгомир. И злился. На себя за слабоволие, на мать за ее молчание, да на девицу…
– Уж больно ты задумчив в последнее время, князь, – тихо произнес сидящий рядом с ним воевода. – Не случилось ли чего?
– На мой город напал волколак – этого по-твоему мало для задумчивости?
– Немало, – согласился Белояр. – Только ты не первый день отрешенный ходишь.
– О походе предстоящем думаю на Изворск, – ответил Драгомир.
И не соврал ведь, а все же утаил от давнего друга свои знания нежданные об уральской невесте. Он не желал, чтоб о ней проведала хоть одна живая душа. Весть об этом должна была остаться между ним и волхвом и уйти в небытие.
– Мы проучим мятежника Горислава и его прихвостней, даже не сомневайся. Изворску пора напомнить, кто в Златославии есть власть, – Белояр поднял серебряный кубок с медовухой. – Ты же знаешь, Драгомир, твои люди тебе верны и никогда не подведут. Я всегда буду верен тебе.
– Мы утихомирим мятежный Изворск и вернемся с победой, – заверил его Светозар.
Звон кубков наполнил гридницу. Мужчины смеялись, разговаривали, наслаждались трапезой, и только князь не мог прогнать из сердца навязчивую тревогу. Почему он узнал о существовании невесты именно сейчас?
После ужина Драгомир, минуя хоромы своих наложниц, сразу ушел в свою почивальню. После омовений вышел из помывальной, обернувшись холстиной. Лучина была потушена и вместо нее горела свеча. Драгомир остановился напротив зерцала. До полуночи он старался лишний раз в него не заглядывать. Все равно в отражении ничего не изменится – все то же лицо и тело, покрытые змеиной кожей, заостренные уши. Не змей, не человек, а застывшая между ними ипостась – вот оно, его проклятие. Вот, чем наградил его, умирая, темный волхв, полоумный служитель Чернобога. Так и носит Драгомир с тех пор эту личину с рассвета и до полуночи. Так и забудут скоро люди, каков из себя был их князь, пока его не прокляли. Если бы дело было только в лице…
Драгомир отвернулся от зерцала. Отмахнулся внутренне от горестных дум. Что-то часто они в последнее время к нему приходят. Что с ним происходит?
Князь расстегнул фибулу на своем плаще-корзне, снял его. После него освободился от кафтана, рубахи верхней с кушаком и исподней, стянул штаны с онучами, и остался в одних тонких шелковых портах. Сложив аккуратно одежду в сундук, Драгомир подошел к столу, желая испить воды, и налил себе из кувшина в канопку[1]. Он стоял как раз напротив зерцала, когда в его гладкой поверхности что-то изменилось. Князь тут же повернулся к зерцалу и замер от изумления. Да этого не может быть! Что за чертовщина творится?
Не было сейчас в отражении самого Драгомира. Там виднелась уже знакомая ему обстановка чужой почивальни. Той самой, куда он пришел во сне в прошлую ночь. Почивальня его нежеланной невесты, будь она неладна! А вот и она. Подошла простоволосая к стулу и стянула через голову легкое цветастое платье, оставшись в некоем странном, жалком подобии исподнего, что с трудом прикрывало лишь самые потаенные места женского тела. Или совсем не прикрывало. Да что это на ней надето? Вроде и ткань богатая, кружевная, да только, что ж она такая куцая-то? Верхняя часть исподнего еле закрывала выдающуюся грудь, а нижняя…Стыд какой! Крошечный кусочек ткани, едва прикрывающий женский холм. Драгомир и сам не заметил, как подошел ближе к зерцалу, не в силах отвести взгляд от почти обнаженного девичьего тела.