***
Сытая нега после плотских утех обуяла тело Драгомира. Томление расслабило натруженные за день мышцы. Он покинул почивальню Красамиры под покровом ночи, не желая оставаться до утра. Он привык засыпать в одиночестве, и привычек своих не менял.
Войдя в свою почивальню, разделся до исподнего, лег на расстеленное прислужницей ложе. Стоило лишь смежить веки, как перед внутренним взором снова возникала рыжекосая землянка. А ведь он даже имени ее не ведает…
«Тьфу ты, вздор какой! К чему мне ее имя?» – проворчал в сердцах князь самому себе, и повернувшись на бок, засмотрелся на луну.
Ее яркий свет проливал серебро на голую бесплодную землю без единой зеленой травинки. Когда-то здесь радовал глаз дивный и прекрасный сад. И что только ни росло здесь – и родные цветы златославские и деревца с кустарниками, привезенные из-за морей. Каждую весну его любимый сад просыпался от зимнего сна, распускался, расцветал, благоухал, кружил голову медвяными ароматами. Драгомир любил бывать здесь в редкие минуты уединения – самому или с дорогой зазнобой. Этот сад помнил самые сладостные часы его жизни. А потом он так же медленно умирал, как и сам Драгомир внутри…
Не заметил князь, как воспоминания восстали из минувших лет, подобно призрачному мороку, да царапнули по шрамам на сердце. Он прятал эти шрамы ото всех, и даже самого себя. Он гнал прочь те события прошлого, что вызывали горестные мысли и смертную тоску. Он не позволял себе грустить о том, чего нельзя теперь вернуть. Драгомир больше не желал погружаться в скорбь, но порой это губительное чувство с горьким полынным привкусом само стучалось в его душу, приходило без спроса, заполняло нутро беспроглядной тьмой и вызывало череду воспоминаний, от которых хотелось бежать без оглядки. Бежать и бежать, да хоть на край мира, заталкивать как можно глубже отчаянный звериный вой, лишь бы не сдаваться в их невыносимый плен! Он никогда не станет прежним, никогда. Но Драгомир все еще ждал того дня, когда же его сердце с этим окончательно примирится.
Сознание князя ускользало в объятия сна, и чудилось ему, как в ярком свете полноликой луны распустились чудные цветы, потянулись к темному небу, к россыпи звезд, а теплый ветер шепчется с листвой на гибких ветках. Драгомир уснул.
Он вновь стоял на берегу того озера, где впервые узрел свою невесту. Отражение луны дрожало в его зерцальной глади. Но какая-то неведомая сила манила его прочь – туда, где виднелся высокий забор деревянный, и краснокаменный дом. Вмиг Драгомир оказался у приотворенной калитки, и, недолго думая, вошел. Чужой двор встретил его безмолвием ночи и безлюдными дорожками. Драгомир осмотрелся. Двор небольшой, небогатый, но ухоженный, аккуратный и чистый. Зелень бушует повсюду, и это бросается в глаза – цветы, кустарники, деревья.
Но его тянет отсюда в дом. И Драгомир поддался этой тяге. Легко отворилась незапертая дверь. Князь вдохнул, и знакомый запах заставил вздрогнуть сердце. Малина, вересковый мед… Так сладко и упоительно пахнет! И он словно дикий зверь идет на этот запах, он жаждет вдыхать его глубже, ощущать на языке, наслаждаться им. Увлеченный ароматом, Драгомир почти не видит обстановки дома. Все о чем он мыслит в этот миг – в полной мере ощутить этот соблазнительный запах нежного девичьего тела. Такой сладкий и неповторимый. Такой желанный сейчас.
Вдох и выдох. Снова протяжный вдох. Малина и вересковый мед на языке. Разум туманится порочным желанием. Оно вспыхнуло искоркой лучины где-то в глубине его нутра и быстро разошлось огнем по жилам. Драгомир открыл дверь, и запах стал настойчивей. Это оказалась девичья почивальня. А на койке – та самая девица, его земная невеста. Драгомир застыл, жадно вперив взгляд на распростертое тело. Лунный свет омывал его, прогоняя мрак и тени, подсвечивал кожу. На девице надета странная исподняя сорочица, совсем короткая – едва бедра прикрывает, куцая, на тонких веревочках, завязанных на плечах. Бесстыдный выкат на груди, до неприличия глубокий. Она вздохнула во сне. Пышная грудь приподнялась и опустилась. Одеяло съехало на пол, открыло длинные ноги с красивыми, крепкими икрами.
Желание бьется в крови. Желание к ней прикоснуться уже невыносимо. В лунном свете ее кожа белой кажется, словно молоко. Если прикоснуться… Какова она на ощупь? Так хочется попробовать…
Леденящий душу вой ворвался в его сознание, подернул дымку сна, и нещадно ее развеял.
Драгомир открыл глаза. Звериный вой – пронзительный, протяжный, жуткий, разносился по округе. За окном еще властвует густой ночной сумрак, а значит, до утра еще неблизко.
Хлопнула дверь горницы. В дверь почивальни громко постучали. Драгомир был уже на ногах, споро опоясывая кушаком рубаху.
– Драгомир! – послышался за дверью голос его брата и воеводы – Белояра.
– Входи, – велел князь, и Белояр вошел в почивальню.
– Князь, зверь воет. Только вот слышишь ли – не пес и не волк это.
– Слышу, – кивнул Драгомир.
Вой не прекращался. Стылым ветром он проникал в сознание, остужал кровь, будил потаенные страхи.
– Волколак. Точно волколак, – промолвил Драгомир. – Собирай дружину, Белояр. Мы должны убить его.
На башнях города тревожно заголосили колокола.
– Да, – коротко ответил воевода и покинул почивальню князя.
Прошло совсем немного времени, и Драгомир с дружиной держал путь туда, где до сих пор выл волколак. Дорога вела их к окраине города, в один из посадов, за которым начинался лес.
Тревога неотвратимо расползалась по улицам. По пути к дружине присоединялись вооруженные мужчины – женатые мужи и холостые молодцы. Оставшиеся в домах, спешно запирали двери, закрывали окна и молились богам о милости.
Защита от нападений нежити и опасной нечисти издавна существовала в каждом городе Златославии, и все же, слишком часто в последнее время стали случаться несчастья от встреч с порождениями тьмы. Будто защита городов слабеет. Мысль об этом беспокоила Драгомира, и всю дорогу к месту волколака он думал о причинах. Кажется, ему снова нужен совет старшего волхва. Ведагор словно почуял мысли князя. Его конь тихо заржал, и волхв оказался подле Драгомира.