Борис Петров
Адаптер
8.
Усталые руки дрогнули, и ключи упали на коврик. Лиза тяжело наклонилась и подняла их, шепча про себя ругательства. Последние дежурства дались ей очень тяжело. Тело буквально отказывалось слушаться, требуя заслуженного отдыха.
– Привет, – она вошла в квартиру и неряшливо бросила сумку на вешалку.
– Чего так долго? – из комнаты вышел отец, неодобрительно смотря на дочь.
– Да опять аварии. Ох, мне кажется, этому не будет конца! – Лиза умоляюще посмотрела на него, зная, что он сейчас начнет тираду о том, что не стоит работой подменять свою жизнь, и что ей уже пора бы всерьез подумать о семье.
– Понятно, – кивнул он. – Пойдем, ужин тебя уже заждался.
– Пап, я не хочу есть, я хочу только спать, – зевнула она, косо глядя на себя в зеркало, бледное лицо уже давно потеряло красивый загар и осунулось, делая ее старше на несколько лет.
– Поешь, и спать, – тоном, не терпящим возражения, ответил он.
Лиза повиновалась, понимая, что он безусловно прав. Кое-как заставив себя переодеться и умыться, она пришла на кухню, где отец уже раскладывал по тарелкам заманчиво пахнущую еду.
– А где мама? – Лиза уселась за стол и набила себе рот жареной индейкой под сметанным соусом, фирменным блюдом отца.
– Она пошла с подругой в театр, – он сел напротив и стал, не торопясь, есть.
– Ты не спеши, подавишься.
– Да-да, – ответила она, продолжая набивать рот.
– А помнишь, как я в детстве давилась от жадности?
– Как не помнить, конечно, помню. Это ты вся в мать пошла.
– Но в остальном же я в тебя, правда же?
– Ух, подлиза. Ладно, засчитано. Ну, рассказывай, что у тебя там стряслось?
– Ой, не хочу. Сплошной кошмар! Все как всегда – кровь, мозги, ну, сам понимаешь, на кого училась.
– Да, хорошо, что матери нет, а то бы началось.
– Ага, что вы тут за разговор за столом затеяли! – Лиза расхохоталась. – Лучше ты расскажи, что в мире творится?
– Да что в мире, не знаю, все то же – вранье и войны, ничего нового. Ну, царь путешествует, что-то там открыл. Лето, говорят, аномальное.
– Ну да, а потом будет аномальная осень и зима – и так каждый год!
– Каждый год, да. А что ты хотела? Больше не о чем говорить. А вот если говорить о том, о чем бы следовало, тогда думать придется, а это работа.
– Я вот бы хотела хоть пару деньков ни о чем не думать.
– Могу устроить. Езжай со мной на дачу, я как раз баню стругать начал, мигом и думать обо всем забудешь.
– Да какой из меня плотник, смеешься что ли?
– А из меня? – он показал ей свои руки, не знавшие тяжелой работы.
– Главное захотеть. Твоя мать, правда, все бухтит, что лучше бы нанять кого-нибудь, но я не хочу.
– Правильно, папа! Могу топором помахать, помнишь, как я дрова колола?
– Да, мастерски. Ты тогда всех мужиков переплюнула. А, да, центр ваш показывали.
– Да? – Лиза вздернула брови, она и думать забыла о нем, полностью влившись в бесконечную пучину реанимации.
– И что показывали?
– Парня этого презентовали, как кукла, честное слово.
– Черт, а когда новости?
– Да через пару минут, включить?
– Да! – она с нетерпением посмотрела на экран, где шутили вялые шутки престарелые комики.
Пока шел основной новостной блок, выборочно показывая события мировой политики, Лиза успела съесть вторую тарелку. Она молча следила за новостями и пила чай. Отец не мешал ей, понимая, насколько важен будет скорый сюжет.
На экране появилось здание научного центра. Лиза отложила чашку в сторону и выпрямилась. Журналист вкратце рассказала о деятельности центра, заставил своими неточностями, улыбнуться Лизу.
В большом конференц-зале были заняты все места. В президиуме восседал Александр Иванович и научный совет центра. На другом конце суетливо ерзали ординаторы, нервно поглядывая на спокойного Артема, смотрящего куда-то поверх зала.
Лиза пропустила мимо ушей вступительную часть, ловя глазами кадры, когда показывали Артема. У нее неприятно кололо сердце от его вида, слегка затравленного взгляда оглушенного препаратами мозга.
– Они его в овощ превратят, – с нажимом проговорила она.
– Возможно, ты же знаешь, как я к медикам отношусь, – ответил ей отец, следя за показанной выжимкой из пресс-конференции.
– Послушай, хорошие вопросы задают.
Камера выхватила холеного журналиста, который говорил грамотно, но с большим акцентом:
– Александр, не кажется ли Вам, что использование данной технологии позволяет продлить жизнь, скажем честно только состоятельного человека, и сделать его практически бессмертным?
– Главная миссия нашего института – это поиск новых методов лечения неизлечимых на сегодняшний момент заболеваний, – ответил ему Александр Иванович, – я не вижу ничего плохого, если и состоятельные люди смогут излечиться от своих смертельных недугов.
– Но все же вы не ответили на мой вопрос. Я уточню. Мы все знаем, что наше тело имеет определенный ресурс, а как быть с мозгом, разве он не имеет временной или другой износ, если можно так сказать?
– Конечно же и мозг изнашивается, это безусловно. Но преимущество данной технологии заключается в том, что посредством внедрения сети наноконтроллеров, которые повторяют уже имеющиеся нейронные сети – все это позволяет говорить о бессмертии мозга!
Зал разразился бурными аплодисментами.
– Получается, что сейчас перед нами прототип бессмертного человека? – вскочил на ноги другой журналист.
– Ну, это из области фантастики – мы тут не занимаемся поиском философского камня! – рассмеялся Александр Иванович.
– И все же, мой коллега задал правильный вопрос – является ли Артем человеком, получившим вторую жизнь? Разве не это и есть бессмертие? – журналист волновался, и от этого акцент его стал еще более заметным.
– Артем получил возможность вести новую полноценную жизнь, – ответил Александр Иванович, он напрягся и стал вертеть ручку в пальцах.
– А ведь это дорогое удовольствие, не правда ли? – спросил второй журналист.
– Не могу с Вами согласиться. Лечение – это не удовольствие. Да, операция стоит значительную сумму.
– Насколько известно из открытых источников – это не под силу даже бюджету города Москвы! – сказал второй журналист, зал рассмеялся, – получается, что круг пациентов ссужается до списка Форбс.
– Скажите, а возможно ли пересадить мозг мужчины в тело женщины? – молодая журналистка подняла руку и сразу же задала вопрос.
– Я бы хотел повторить, что основной миссией нашего института является поиск методов лечения неизлечимых заболеваний, – с нажимом ответил им Александр Иванович.
– Я думаю, что нет ничего плохого в том, чтобы человечество дало возможность продлить жизнь выдающимся ученым и деятелям, которые всю свою жизнь отдали на служение человечеству, – сказал сидевший рядом с Александром Ивановичем председатель Совета директоров научного центра.
– То есть речь идет о том, чтобы дать избранным людям вторую жизнь, все верно? – не унимался второй журналист.
– Если это в интересах мирового сообщества, то да – это в наших общих интересах, – ответил председатель.
– Но мозг не вечен, не кажется ли вам, что в конце концов вместо мозга выдающегося человека останется лишь матрица искусственной нейронной сети, помещенной в пустое тело? Можем ли мы тогда считать таких людей киборгами? – зал напряженно вздохнул.
Александр Иванович закрыл микрофон руками и стал о чем-то переговариваться с членами президиума.
– Мы не будем давать комментарии на подобные псевдонаучные бредни, – сухо ответил он журналисту.
– А как может быть урегулирован вопрос о донорстве тела живого и здорового человека? – спросила журналистка, иностранный журналист кивнул ей, одобряя вопрос.
– Я прошу обратить внимание, что никто и никогда не будет использовать тело здорового человека – это невозможно и преступно! – ответил Александр Иванович.
– Но тогда как же вашему центру удалось провести подобную операцию?
– Здорового человека определяет сознание. Наш питомец имел достаточно оснований для проведения данной трансплантации. Вы можете направить запрос и получить подтверждающие документы, – ответил Александр Иванович.
– Насколько нам стало известно, – к микрофонам вышел четвертый журналист, все уважительно расступились, – Ведется работа по продвижению законопроекта об изменении статуса в гражданском обществе лиц с отклонениями в развитии и душевно больных. Можете это прокомментировать?
– Мы не вправе комментировать законодательную деятельность, – быстро ответил председатель.
– Что ж, подобные инициативы также продвигаются и в других странах. Не кажется ли вам, что это бы сильно упростило проведение подобных операций на коммерческой основе?
– Мы не даем комментариев по этому вопросу, – ответил председатель.
– Зазвучал голос диктора, тезисно рассказывающего о дальнейшем ходе пресс-конференции, но сквозь его монотонную речь Лиза услышала вопрос, выкрикнутый из зала, – Разве это не новый мировой фашизм?!
– Ты слышал, а? – спросила она отца.
– Да, режиссер молодец. Ты не замечала, что часто новости идут в утвержденном русле, но, как бы случайно, вставляются ляпы или явные неточности? Я думаю, что это делается специально, чтобы проверить реакцию населения, а заодно и внимательность.
– Папа, но это же ужасно! Я когда пришла в этот проект, то речь шла об использовании тел людей с умершим мозгом. Но не живых и здоровых!
– А как же тогда удалось сделать операцию Толе? Мне кажется он вполне здоровый мальчик.
– У него были показании! Я сама это читала в его карте… – она запнулась.
– Читала в карте, а ведь я никогда не проверяла это.
– Ну, моя дорогая, если не верить в систему, то ничего работать не будет.
Она задумалась. Отец налил ей свежего чая и поставил рядом тарелку с пирожными.
– Пей чай, нечего голову себе забивать.
Она взяла пирожное, потом еще одно.
– Хватит, – Лиза отодвинула от себя тарелку, – нельзя столько жрать.
– Ничего, не разнесет. Иди спать, а то уже носом клюешь.
– Угу, спасибо за ужин, пап, – она подошла к отцу и поцеловала его в щеку.
– Может тебе коньяку налить?
– Ну ты что, мне же завтра за руль садиться, – Лиза помотала головой.
– А куда это ты собралась? Завтра же у тебя выходной.
– Я хотела к Ульяне съездить, помнишь, я тебе рассказывала?
– Да, хорошая девушка. Так давай я тебя отвезу, а потом заберу.
– Да ну, что тебе туда мотаться?
– Ничего, мы с твоей матерью по городу погуляем, – он встал и налил ей на донышке пузатого бокала.
Лиза повертела бокал в руках и выпила.
– Еще! – протянула она ему бокал.
– Ты так в детстве требовала молоко, – улыбнулся он и налил. Она быстро выпила.
– Все, я спать, – Лиза поставила бокал возле мойки и побежала в ванную.
Потом она еще долго ворочалась в кровати, вспоминая карту Толи, ей стоило больших усилий заставить себя не броситься к своим записям. Усталость мягко успокаивала, и сон медленно овладевал ее сознанием.
9
.
Артем сидел за столом и еле заметно улыбался. Ему нравилась легкость в голове, освобожденной от чрезмерных доз препаратов, которыми его пичкали вот уже три недели. За окном шумел ветер, лил плотной стеной дождь, в голове было пусто и приятно, хотелось петь. Он посмотрел на свои пальцы, отбивавшие ритм засевшей в голове песенки. За ним наблюдали, но его это больше не беспокоило. Ощущение себя, как образца с витрины не вызывало в нем жгучей ненависти, она конечно же никуда не делась, более того она росла и крепла в нем, но он научился не показывать ее окружающим, пряча глубоко внутри себя. И ему это удавалось, скоро снимут строгий режим и тогда… впрочем не стоит об этом думать здесь.
– Ну что, Артем, как ты себя сегодня чувствуешь? – к нему за стол подсел лысый как шар психолог, доброжелательно глядя на него своими бесцветными глазами.
– Спасибо, все хорошо, – улыбнулся ему в ответ Артем. Он не доверял этому человеку, подсознательно чувствуя, что он также не верит в затеянную Артемом игру.
– Что мы будем сейчас делать?
– Хм, да, собственно, ничего особенного. Давай мы с тобой просто поговорим.
– Хорошо, о чем Вы хотите поговорить?
– Ты знаешь, я бы хотел рассказать тебе одну историю. Случилась она со мной в очень раннем детстве. Мне иногда кажется, что я никогда не мог быть таким маленьким, представляешь, вот таким я был, – он показал рукой маленького человечка на столе, а потом похлопал себя по лысине.
– И волосы у меня тогда росли, густые, да.
Артем кивнул, что понимает, но внутри весь напрягся, не понимая к чему клонит этот человек. Часто разговоры с ним заканчивались для Артема плохо, его уводили в процедурную или палату, где вкачивали очередную дозу желтоватой или белесой жидкости, после который он на время терял себя в этом мире, собирая по крупицам сознание. Это называлось коррекцией, как-то при нем проговорился любимчик Александра Ивановича Антон.
– Я помню себя маленьким, – Артем решил подыграть ему, думая, что стоит идти на контакт.
– Я любил играть в песочнице, строил красивые замки, рыл каналы.
– Я тоже любил покопать в песочнице, за уши не оттащишь. Мне всегда казалось, что если копнуть поглубже, то можно отрыть настоящий клад!
– Ну и как, нашли?
– Да, пару жестяных банок и бутылочных осколков, – рассмеялся психолог, глаза его не смеялись.
– А чтобы ты хотел откопать?
– Не знаю, никогда об этом не думал.
– А давай подумаем. Где можно что-нибудь найти?
– Да где угодно, хоть здесь.
– Вот, верно. Ну мы с тобой тут не будем копать, ведь настоящий клад зарыт в нас самих, не правда ли?
– Наверно, – Артем максимально наивно отыграл лицом, но все же чуть дернувшаяся рука выдала его напряжение.
– Что бы ты хотел найти в себе?
– Найти в себе? Как это?
– Ну как, легко и, в то же время, неимоверно сложно. Вот так. Каждый человек в процессе жизни отрывает в себе новое – это бесконечный процесс. Попробуй, ведь это так просто. Вот смотри, я всегда хотел быть поваром, но стал врачом. А если бы я тогда глубже посмотрел внутрь себя, то понял бы, что я не хочу быть поваром, я хочу вкусно есть, но не готовить. Видишь, как все просто, а?
– Нет, не вижу, – Артему вдруг надоела эта игра. – Зачем лишать себя удовольствия неизвестности? Если каждый будет глядеть внутрь себя, то скоро придет к выводу, что он ничего не хочет делать, ничего!
– Мне кажется, что у тебя слишком пессимистичный взгляд, неужели все люди таковы, как ты описал?
– Это заложено природой.
В комнату вошел ординатор и жестом показал психологу идти за ним.
– Мы продолжим, этот разговор, – психолог встал и вышел следом, поблескивая лысиной.
Через час Артему вкололи еще одну дозу. Это был какой-то новый препарат, от него голова не кружилась, а просто медленно отделялась от тела. Еще чуть-чуть, и он бы смог положить ее рядом с собой. Руки не слушались, роняя на пол отделившуюся голову. Голова что-то шептала немыми губами, а тело то раздувалось, то ссужалось в такт речи.
Александр Иванович нервно ходил по кабинету, сильно сжимая кулаки. Его лицо, обычно открытое для окружающих, с неизменной подкупающей улыбкой, было исковеркано гримасой гнева и страха. За журнальным столиком спокойно сидел лысый психолог и пил кофе с пирожным.
– Что-то мне кажется, что вы все сговорились, да? – Александр Иванович метнул на него гневный взгляд. – Сначала эта мне мозги крутила, теперь ты!
– Саша, никто тебе ничего не крутит. А Елизавета тебе все верно говорила. Конечно, у нее не было текущих данных, но чутье у нее что надо. Зря ты ее спровадил, она стоит всех твоих холопов.
– Да эти дебилы ничего не помнят! Все время копаются в своих планшетах и смотрят на меня детскими глазками. Вот ты мне скажи, они что все такие?
– Кто они?
– Да молодежь! Им же ничего не надо!
– Так и есть. Они не знают жизни, привыкли, что все есть. Это то же самое, что с собаками – будешь перекармливать, не будут работать, нюх потеряют.
– Да какие там собаки! Мартышки одни. Вот этот, прикинь, Антон, приходит ко мне и радостный такой сует мне сводку, а даже сам вижу, что это чуть ли не еще Лиза делала! Идиот!
– Ну, в этом ты сам виноват, – пожал плечами психолог, принимаясь за второе пирожное. – Присядь, толку от твоего хождения нет, только ковер протрешь.
– Да черт с ним с ковром! Ты понимаешь, что нас могут прикрыть?
– Понимаю. И думаю, что в итоге прикроют. Ты же чувствуешь, какая шумиха началась?
– Да, конечно. Вот зря я этого старого еврея послушался, зачем мы ввязались в эту грязь?
– Мне инвесторы каждый день звонят и требуют ответа, а что я им могу ответить?
– Правду, больше нечего.
– А в чем правда? Ты можешь мне сказать, в чем правда?
– Давай сначала определимся, чья правда.
– Ты мне эти свои психованные штучки прекрати. Не на приеме!
– Если бы ты был у меня на приеме, то уже давно сидел бы в рубашечке и заколотый, понимаешь? Ну, а если смотреть на ситуацию со стороны, то ты кинул этих людей, что в итоге то и всплыло. Зря ты, конечно, поломал им жизнь, зря. Тут скорее надо было бы им ребенка отдать.
– Да я уже готов! Этот прототип нам не подходит. Как ты сказал, повтори?
– Средняя личность, – психолог, наевшийся сладкого, довольно откинулся на кресле.
– Если обращаться к классической школе моей первой профессии, то я бы это назвал маниакальной депрессией с раздвоением личности.
– Ну конечно. Так можно любого человека обозвать.
– Не любого, но очень многих. Так вот, сейчас же мы имеем иную ситуацию – на наших глазах рождается новый человек, я бы назвал его сверхчеловеком. Ты помнишь вчерашний отчет?
– Да, помню. Черт возьми, мне кажется, что его никакая зараза не берет! Мы уже принудительно вводили ему вакцины, он даже не кашлянул, вообще никакой реакции.
– Я конечно не иммунолог, у тебя своих спецов хватает.
– Да какие спецы! Все приходится перепроверять!
– А ты не хочешь с Лизой поговорить? Она тут порядок бы навела.
– Я пробовал, – Александр Иванович сел за стол и залпом выпил остывший кофе.
– Она не хочет, ей нравится там, куда я ее сослал, прикинь, нравится! Меня чуть ли не каждый день Бодров благодарит.
– Это тамошний воевода?
– Да, главврач, козел.
– А, я не закончил. Что хотел сказать, что даже я вижу, что мы имеем дело с иммунной системой другого рода, не знаю, более совершенной, если можно так сказать.
– Именно! У него все другое – ты же заметил, что он мало ест, да? Вот, а сил больше чем у других.
– Мне кажется, что это твое субъективное мнение, возможно, что тебе хочется так думать. Интересное у него будет потомство, как, кстати, у него с материалом, на анализ брал?
– Не получается, не дает.
– Как так не дает? В его возрасте должен стоять при любом намеке на близость.
– А вот так, стимулировали, все тщетно.
– Может он гомик?
– Нет, проверяли, – ведет себя как бесполое существо.
– Интересно-интересно, – загорелся психолог.
– Да все у него нормально, – Александр Иванович сделал вид, что мастурбирует. – Прямо на камеру, ничего не стесняется. Он над нами смеется.
– Смеется. Это точно. Надо снимать препарат, он уже начал к нему привыкать.
– А что тогда делать? Так мы им хотя бы управляем.
– Нет, не управляем, а подавляем. А делать ничего не будем – надо его отпустить.
– Как отпустить? Не понимаю.
– Да все просто: вошьем чип вот сюда, – психолог показал на точку около запястья, – и дадим убежать.
– Ты думаешь, что он захочет убежать?
– Захочет. Я думаю, что он уже все продумал, просто ждет удобного момента. Мы сделаем вид, что ищем его, потрясем слегка родителей Артема, ту медсестру, как ее звали?
– Ульяна.
– М-м, какое красивое старое имя. А ведь сейчас так детей больше не называют.
– Ну, ее же назвали.
– Это скорее исключение.
– А как мне это объяснить инвесторам?
– Скажи им правду.
– Какую правду?
– Скажи, что это продолжение эксперимента – возвращение питомца в естественную среду.
– Может быть, может быть. Так и этот скандал утихнет, а то уже от журналюг прохода нет, этим гадам все равно, кто им платит, ни стыда ни совести!
– Третий закон Ньютона.
– Да-да. А ты, кстати, видел последний отчет по среднему возрасту?
– Нет. А что он показал, сколько он проживет?
– Более трехсот лет.
– Ого, – психолог аж присвистнул.
– Может это ошибка, ведь пару недель назад было только сто с небольшим.
– Нет ошибки, нету! – Александр Иванович хлопнул рукой об стол, – я же тебе говорю, у него иной метаболизм, износ органов минимальный.
– Ну, вот мы и родили бессмертного Голума, – покачал головой психолог.
– Тебе самому не страшно?
– Страшно. У меня контракт заканчивается через два года.
– И что потом?
– Потом? – он криво улыбнулся. – Меня здесь не будет.
Артем сидел на траве, прислонившись спиной к толстому дубу. Жаркое солнце грело левую щеку, ослепляя наполовину. Вокруг было ни души, куда-то делись все его надзиратели. Он взъерошил волосы, чувствуя, что начинает дуреть от солнца. Правая рука вновь ощупала карман джинс, деньги были на месте. Он больше их не прятал, постоянно нося с собой, освобожденная от дурмана голова без устали обдумывала план побега, но ничего дельного пока в голову не приходило. Он встал с земли и осмотрелся. Странно, центр будто вымер, такое бывало и раньше в часы затянувшегося обеда. Артем прошел в глубь худой чащи, ведущей прямо к высокому бетонному забору, окантовавшему всю территорию научного центра. Он открыто смотрел на камеру наблюдения, повернутую в сторону. Слабый ветерок совсем стих, было слышно только его нарастающее от волнения дыхание. Легко вскарабкавшись по скользким уступам забора, Артем оказался снаружи, в нос резко ударил запах свободы, от которого сильно закружилась голова. Он побежал вперед, сквозь неухоженную чащу леса, интуитивно чувствуя верность выбранного направления, солнце оставалось позади него, он бежал на север. Ноги, непривычные к неровной земле, усыпанной камнями и сухими корягами, сперва начали болеть, вспоминая гладкость беговых дорожек в тренажерном зале, но, подстегнутые все более нарастающей эйфорией от желанной свободы, уверенно несли его вперед. Солнце было спрятано за пышными кронами деревьев, было прохладно и легко дышать. Через час лес кончился, и дорога вывела его к пыльной магистрали. Пройдя несколько километров по обочине, он остановился на автобусной остановке. Первый автобус пришел через двадцать минут, почти пустой.
– Куда идет этот автобус? – спросил Артем, сунув первую попавшуюся бумажку водителю.
– А помельче не будет? – возмутился водитель.
– А сколько проезд стоит?
– Хм, для тебя сто, – хмыкнул водитель.
Артем нашел нужную бумажку и отдал ему, решив ехать до конечной, а там разберется.
В салоне пахло открытым пивом и застарелым потом. Пассажиры изнывали от жары и вяло обмахивались. Артем сел в свободной зоне, нещадно разогретой солнцем, клонило ко сну, и он уснул, не обращая внимания на недоверчивые взгляды пассажиров в его сторону.
– Слышь. Дай позвонить? – окликнул Артема на конечной хмурого вида парень, постоянно что-то сплевывая в сторону.
– У меня нет телефона.
– Че, больной что ли?
Артем с интересом посмотрел на него, примеряясь, куда ударить в первую очередь, в под дых или сразу в челюсть. Парень это почувствовал и быстро ретировался, крикнув ему что-то нечленораздельное. На автобусной стоянке было безлюдно и жарко, хотя солнце уже начало скатываться за горизонт. Интересно сколько он ехал и где он. Он дошел до киоска с газетами и купил карту. Вместе с продавщицей они с трудом нашли "себя", до желанной точки ему оставалось чуть более сорока километров. Он решил идти вдоль магистрали, чтобы не сбиться с пути. Оставалось только дождаться заката.
Чтобы убить время, он решил прогуляться по маленькому подмосковному городку. Перед ним извивались узкие улочки, сплошь заставленные автомобилями, томившимися под лучами августовского солнца. Сильно постаревшие угрюмые дома были облеплены кричащей рекламой и аляпистыми вывесками бесконечных салонов красоты и живого пива, около которых неизменно толпилась очередь страждущих. Артему стало интересно, и он вошел в один из таких магазинов. С порога его обдал крутой запах пива и вяленой рыбы, в животе призывно заурчало. Он прошелся вдоль прилавка, читая неизвестные названия и совершенно не думая о выборе.
– Ну что, выбрал? – окликнул его молодой мужчина, отпуская очередному страждущему две полные "сиськи" пива.
– Нет, не знаю, что и брать, – пожал плечами Артем.
– А тебе есть разве 19? – мужчина внимательно посмотрел на него, но потом кивнул ему одобрительно. – Вижу, конечно, есть. Возьми классический лагер, в жару самое то – и освежает и сильно по шарам не даст.
– Давай, – согласился Артем.
Уже выходя из магазина с пакетом, в котором приятно холодила ногу литровая бутылка пива и коробочка с сушеной рыбой, он подумал, что это странно, почему его приняли за взрослого, сам он себя ощущал гораздо моложе. Подойдя к наглухо затонированной машине, он долго всматривался в свое лицо. На него смотрел молодой человек, который отдаленно походил на Толю, и на него, но это был другой, неизвестный ему человек.
– Что, засмотрелся на себя? – рядом хохотнула молодая девушка, заметив недоумение на его лице.
Она была высокая и худая, как тонкая береза. Ему захотелось сравнить ее именно с этим деревом. Тонкие русые волосы были небрежно затянуты в косичку, яркое летнее платье слегка прилипло от пота, едва скрывая длинные худые ноги. Она открыто рассмеялась, показывая ему ряд ровных белоснежных зубов.
– Да, такая красота, глаз не оторвать, – решил он перевести игру на свое поле.
– Вот то-то я и смотрю, аж засмотрелся! Ты не похож на местного.
– Почему же? – удивился он, на нем не было надето ничего особенного, такие же джинсы и футболка, все как у всех.
– Не знаю, просто не похож, – пожала она плечами, сверкнув на него заинтересованными глазами.
– Да и ты не особо-то похожа, – заметил он.
– А это еще почему? – наигранно коверкая интонацию спросила она.
– У тебя зубы хорошие. Ты определенно из Москвы.
– У, Пинкертон, все знаешь, – она погрозила ему пальцем. – Может ты все-таки спросишь, как меня зовут, а?
– Как тебя зовут? – улыбнулся он.
– Юля, – она слегка присела, делая старомодный книксен.
– Артем, – он задумался и повторил. – Артем.
– Как-то ты неуверенно назвал свое имя, – Юля нахмурилась, суженные глаза поблескивали озорной улыбкой.
– Не знаю, наверное перегрелся.
– Понятно, а куда идешь?
– Да никуда, просто гуляю.
– Я иду на дамбу, пойдешь со мной?
– Пошли. А где это?
– Покажу. А ты не маньяк?
– Почему ты так решила?
– Не знаю, уж больно твое лицо мне знакомо
– Обыкновенное лицо.
– Нет, необыкновенное, – Юля повертела в руках косичку.
– Ну ладно, пошли!
Она повела его козьими тропами, насквозь через безликие кварталы хрущевок, беспорядочно натыканных на крутых холмах. Проходя мимо этих домов, он чувствовал запах их застывшего быта, поддернутого нотками бесцветной крикливой музыки, доносившейся из каждого утюга. Пробираясь сквозь кварталы, Юля мимоходом вела для него экскурсию, дополняя услышанные им запахи рассказами о нравах обитателей этих мест. На мгновение ему показалось, что они с ней как два исследователя, попавшие в дикую местность с недружелюбным населением. В рассказе проявлялся ее упрямый характер, оценки она делала жесткие и бескомпромиссные, но не было в них пренебрежения, скорее чувствовалась затаенная боль и обида.
Училась она на третьем курсе какого-то ВУЗа, название которого она сильно коверкала, давая понять свое отношение к учебе. Он никак не мог понять, зачем учиться, если тебе не нравится, но слушал молча, не желая прерывать ее спич.
– Ты, наверное, думаешь, что я болтливая, да? – Она остановилась и посмотрела ему в глаза.
– Нет, не особо. Мне нравится.
– Правда? Ну, тогда я продолжу! – она заулыбалась.
– А почему ты ничего не рассказываешь?
– Мне особо нечего рассказывать, – пожал он плечами, стараясь придать себе безучастный вид. – Ничем особо не выделился.
– Ха, а ты думаешь, я чем-то выделилась? Я вот с детства всегда хотела стать балериной. А что, я высокая, худенькая, но не взяли – разрушены все мои детские мечты! Все время делала только то, что от меня хотели. Какая хорошая девочка!
– А разве это плохо?
– Конечно же нет, но это я сейчас такая умная, а вот тогда! Я хочу, чтобы ты знал сразу – я истеричка, ужасная истеричка.
– Понял, буду наготове.
– В смысле?
– Буду держать наготове ведро с холодной водой.
– Только попробуй! – Юля сверкнула на него глазами и побежала вперед.
Он проследил за ней, смотря, как ее худые ноги невесомо несли ее от него в сторону откоса, а тонкая рука плотно прижимала маленькую сумочку к груди.
Догнал он ее у самой воды, Юля запыхалась и стояла с широко раскрытыми глазами. На все еще ярком солнце они показались ему бесконечно голубыми, отливая легким серебристым блеском.
– Пошли купаться! – она скинула с себя платье, оставшись в простом раздельном купальнике.
– Я не готов, – начал он, но Юля махнула рукой.
– Вот уж трусами своими ты меня не испугаешь. Пошли, не бойся, не укушу.
– Ну хорошо, – он скинул с себя одежду, небрежно бросая ее на песок, и побежал за ней.
Уже в воде Артем вспомнил, что он не умеет плавать, но тело уверенно держалось на воде, быстро настигая изящную фигурку впереди. Он почувствовал, что Толя над ним смеется, взяв бразды правления на себя. Наплававшись вдоволь, они рухнули на песок. Юля облокотилась на локти, подставляя свое лицо лучам начавшего заходить солнца, по ее почти не тронутому загаром телу катились капельки воды, не желая сохнуть. Стройные ноги слегка подрагивали то ли от наступавшей прохлады, то ли от возбуждения. Его рука сама собой скользнула ей на бедро, видимо Толя не удержался. Юля ничего не сказала, а только сжала его ладонь, скрестив ноги, и повернула к нему лицо.
Он смотрел на нее, на горделивый орлиный нос, серо-голубые глаза, тонкие, обесцвеченные после купания губы. Она была немного угловата из-за своих оттопыренных ушей, которые она даже и не старалась скрыть волосами, она была совсем другой, чем Уля, с ее большой, плотной красотой. Она не была похожа и на Лизу, будто бы выточенную из мрамора, нет, Юля была совершенно другая, такая близкая и настоящая, сейчас, рядом. Они поцеловались, недолго и осторожно, изучая друг друга. Юля прикусила губу и игриво посматривала на него.
– Я хочу пить, – сказал она, заметив, что к ним приближается группа таких же запоздалых купальщиков.
– А, да, – Артем опомнился от ее дурмана и потянулся к пакету.
Юля сделала большой глоток и закашлялась.
– Это я от жадности, – сквозь кашель сказала она.
Артем сделал первый глоток пива и застыл с бутылкой в руках. Напиток моментально освежил его, и возбудил дикий аппетит, он не ел со вчерашнего дня. Малая доза алкоголя развеселила, и он открыто посмотрел на нее. И не было в его взгляде ни пошлости, ни болезненного вожделения, они смотрели на нее горячо и честно. Артему с трудом удавалось сдерживать Толю, желавшего задушить ее в своих объятьях.
