Борис Петров
Адаптер
– И к тому же после смерти, наверно, хочешь добавить ты, – Роберт утвердительно кивнул, а бармен, вытащив трубку изо рта, принял задумчивую позу. – Наверно, потому, что я виноват в этом. Не удивляйся, ты сейчас видишь добродушного толстяка, готового помочь любому. Так вот не любому, а только тем, кто к этому действительно стремится.
Портрет исчез, и его место занял большой экран, постепенно раздвигавшийся на всю стену.
– У нас тут старые допотопные устройства, не видал таких? Ха! Работает до сих пор. Мдамс, но у меня нет цели перед тобой исповедаться, или покаяться, пока для тебя это пустые слова, – Роберт утвердительно кивнул, слова были незнакомые. – Я не раскаиваюсь и тем более не считаю, что я был неправ. Хочу, чтобы ты это для себя уяснил, мне не нравится, когда из меня делают героя или борца.
На экране появились массивы данных, Роберт привычно произвел их первичный анализ – в одной из ячеек он сразу обнаружил себя, Р012.352.335.389. Дальнейшая информация была в неизвестной ему кодировке, но без труда были видны его биопараметры, специализация.
– Это лишь малая часть, здесь мы отслеживаем тех, кто "проявил" себя. Ты попал в наш список еще в Комбинате, когда смог удрать, ты помнишь, конечно же. Но по правде сказать, тебя мы никогда не рассматривали как кандидата на выход из Системы.
Ячейка Роберта укрупнилась и развернула перед ним данные в расшифрованном виде:
"Смирнов Юрий Алексеевич.
Год рождения: не сохранено.
Пол: мужской.
Входные параметры: адаптивность: низкая, толерантность: низкая, ДЦП.
Развитие центрального контроллера: высокое.
Статус: рабочая станция АБД."
– получается, я не родился рабочей станцией?
– Вывод верный, но мне кажется, ты не первый раз об этом задумываешься.
– Да, но я старался об этом не думать.
– Да, Роберт, или может все-таки Юрий?
– Нет, Роберт, я не готов.
– Хорошо, как скажешь. Так вот, Роберт, у тебя были родители, не думай о них плохо, тебя очень любили. Именно поэтому и отдали в Комбинат.
Роберт попытался движением глаз раскрыть вкладки его карточки, но экран не реагировал.
– Там их нет. Дело в том, что даже если бы они решили растить тебя самостоятельно, у них бы это не вышло, – бармен задумчиво почесал бороду и продолжил, растягивая слова. – Точнее это бы у них не вышло, им бы просто никто не позволил. У нас есть еще минут десять, думаю, что тебе будет полезно изучить историю вопроса.
На экране исчезла карточка с его личным делом, и появился сплошной текст, разбитый на шесть колонок. Роберт, немного напрягаясь от выпитого, запомнил весь текст целиком и дал команду глазами отобразить следующую страницу. Бармен с интересом наблюдал, как Роберт обрабатывает информацию, было видно, что он доволен.
– Тебе стоит еще выпить, – указал бармен на начавший уже подтаивать стакан.
Роберт залпом осушил его и сильно закашлялся. Экран скрылся, открыв обратно стенку с красиво уставленными в ряд бутылками всевозможных цветов и размеров.
– Получается, что никто не вправе решать свою судьбу? – начал Роберт после долгого молчания. Глаза его холодным блеском тихой ненависти смотрели в сторону портрета.
– Первоначально да, ты прав.
– А кто определяет тех, кому дозволено размножаться?
– Никто, тут Система не работает, доверившись воле случая. Система начинает работать после рождения человека.
– Но почему кто-то, как я, становится рабочим агрегатом, а другие, – Роберт скрежетнул зубами. – А другие становятся Горожанами, Эксплуатантами.
– Изначально Система была направлена на социализацию больных детей, детей с отклонениями, давая им возможность жить и работать в обществе. Ты бы без Системы не дожил бы и до девяти лет, только перестроив принудительно твою ЦНС удалось сделать тебя здоровым, но роботом. Ты же знаешь, кто такие роботы?
– Да, знаю – это мы.
– Первоначально роботы – это они, – бармен указал на почтительно показавшиеся манипуляторы из стойки, готовые выполнить задание. – Но развитие науки и промышленности в итоге пришло к выводу, что проще не собирать робота, а переделать человека. Может это и звучит негуманно, но разве нет гуманности в продлении жизни человека, разве нет гуманности в счастливом труде? Большинство счастливы, и ты это знаешь.
– Знаю, и сам был. Но разве можно отбирать у человека его волю?
– Воля, ты это слово прочел только что, и вряд ли действительно понимаешь его значение. Никогда, запомни, никогда человек не имел своей воли. Всегда, находясь уже на достаточной стадии интеллектуального развития, человечество всеми силами подавляло в себе волю, понимая, что свобода воли приведет лишь к хаосу и гибели всей популяции. Так устроен весь мир, не только человеческий, но и животный. Мы ничем не отличаемся от них.
– Возможно, я еще много не понимаю. Но почему такая разница в уровне, почему нельзя сделать всех равными?
– Равенство порождает деградацию. Открою тебе маленький секрет, Эксплуатанты или Горожане, как тебе больше нравится, не свободнее вас. Они такие же рабы своего образа жизни, который выбран не ими, во многом они имеют меньше выбора, чем вы.
– Не понимаю, как это? Они живут в лучших домах, питаются вкусной едой, ездят на отдельных машинах.
– Да, все так, но у них меньше уровней развития. Вспомни, сколько ступеней ты уже прошел?
– Семь, меня перевели на верхний уровень.
– Но кто из вас счастливее?
– А разве может быть счастье без свободной воли?
– Может, конечно. Для большинства свободная воля является наказанием.
– Если все так, то зачем вам понадобился я, ведь я правильно понимаю, что разговариваю сейчас с Системой?
– Браво, браво! – бармен похлопал в ладоши. – С ней самой. А нужен ты мне, именно ты, по очень простой причине, может сам догадаешься?
– Вам нужна новая переменная, иначе функция уйдет в константу?
– Все-таки не зря мы тебя выбрали, но не зазнавайся, таких переменных много. У тебя есть выбор – это твоя свободная воля.
– Она, – Роберт замешкался, не хотелось получить подтверждение гнусной мысли, коловшей его последние минуты раскаленной иглой. – Даша с вами заодно?
– Нет. Можешь не беспокоиться, она как и ты, переменная. Кто ищет, тот всегда найдет, а вся информация лежит открыто, ее просто надо захотеть увидеть.
Роберт вспомнил, как Даша, в те короткие минуты, когда им удавалось встретиться как бы случайно то в коридоре, то около столовой, всегда тихо передавала ему пару слов, которые он позже выделял в ее заданиях и сопоставлял с найденными им самим ранее неточностями. И вот он здесь, теперь было понятно, как в старой сказке, дорожка из дремучего леса была отмечена кусочками раздавленного мела, надо было только открыть глаза.
– я согласен, это мой осознанный выбор.
– Хорошо, рад, что ты сам пришел к этому решению, – Бармен показал на большой зеленый стол в конце. Роберт встал и пошел к нему.
Размышлять было особо не о чем, он просто лег на него, вытянувшись во весь рост. Руки и ноги его скрутило жесткими ремнями, лампа над столом сильнее ударила по глазам. Справа появилась рука манипулятора, сдавила его руку, заставляя вену набухать под давлением крови. Второй манипулятор вырос из стола, держа наготове внушительный шприц с темно-желтой жидкостью.
Укола он не почувствовал, с первой же секунды ввода жидкости в вену его тело превратилось в одну большую пружину, сдавленную непомерной тяжестью, бешенная судорога разбивала все тело о жесткое сукно, рука манипулятора твердо фиксировала руку, отчего кости начали хрустеть, еще мгновенье, и их раздробит безжалостная машина. Выключение.
Вода била сильным напором в раковину, отправляя крупные брызги на живот и брюки. Роберт смотрел стеклянными глазами на свое отражение в зеркале. Ему стоило больших усилий заставлять безвольно повисшие руки вновь и вновь погружаться в холодную струю и вбивать резким движением холодную воду в сухое, слегка посеревшее от напряжения ночи, лицо. Вода разлеталась в разные стороны, обливая его грудь и плечи. Ему хотелось направить струю прямо на себя, но маленькая уборная бара не позволяла такой вольности. Расстегнутая до живота рубашка мятой тряпкой повисла на плечах, навсегда потеряв свою форму.
Сколько времени он уже стоит тут, не отрывая взгляд от мутного зеркала, как он дошел, или быть может ему помогли дойти, но тогда кто? Как не пытался Роберт собраться, но не мог даже сдвинуться, врастая в кафельный пол, обливая себя с ног до головы. По количеству воды на полу он предположил, что стоит тут более часа. Но все это было неважно – на него глядел незнакомый ему человек. Терзавший душу вопрос "Кто я?" сдавливал грудь свинцом.
Роберт увидел, как человек в зеркале сказал ему: "Хватит, надо переодеться". Голос был его, несомненно, ухватившись всеми руками за эту мысль, он наконец закрыл воду и начал переодеваться.
Все было предусмотрено. Процедура не могла закончиться безболезненно для его одежды, на которой присутствовали всевозможные отметки живого организма. Живого, это была радостная новость, не дававшая ему провалиться в пучину мучительного сна, уверенно заявившего свои позиции. Но спать было нельзя, иначе можно и не проснуться.
Закончив с туалетом, он переоделся в удобный костюм спортивного стиля, он шел ему пожалуй больше, чем классический, тонко подчеркивая достоинства его подтянутой фигуры.
Выйдя из уборной, Роберт мельком посмотрел на стол, сукно было чистое. Ни малейшего намека на события этой ночи, тусклая лампа помаргивала, подсвечивая неизвестно откуда взявшуюся пыль.
– Пришел в себя? – бармен был на посту, деловито протирая бокалы.
– Нет, очень тяжело.
– Понимаю, пройдет через пару дней. Ну а как себя ощущаешь, разобрался?
– Не знаю, не знаю, – Роберт подпер голову руками, возле него появилась дымящаяся чашка чая. – Для чего все это?
– Все?
– Да, все это, – Роберт обвел руками вокруг. – Почему нельзя жить без Системы?
– Редко кто спрашивает, но вопрос не такой сложный. Знаешь ли ты, что такое война?
– Теперь да, раньше значение этого слова было мне недоступно.
– Дело не в словарной статье, по сути, понимаешь ли ты ее истинное значение, ее причины?
– Нет, я не могу понять, почему раньше люди воевали.
– Ключевое слово раньше, точнее более ста лет назад. Мы находимся сейчас во втором веке, когда человечество перестало убивать друг друга, пожалуй стоит поменять и летоисчисление в честь этого события, не правда-ли? – бармен дотер бокал, и тот тут же исчез.
– Но люди не перестали убивать друг друга, я обрабатывал сводки.
– Мелкие бытовые склоки, ревность, уличный грабеж, проходя по старому городу встретился с аборигенами?
– Аборигенами? Вы так называете жителей старого города.
– Аборигенами мы называем большинство населения. Ведь не думал же ты, что Система способна охватить все население планеты? – бармен развел широко руки, и между ними появился земной шар.
– Я пытался найти ответ, но не смог подсчитать необходимые ресурсы.
– И не старайся, не трать время впустую. Не хватит, никаких ресурсов не хватит.
– Но почему же они, видя, как живут Горожане..
– Мне понятна твоя мысль, – перебил его бармен. – Дело в том, что мало кто из них способен на самостоятельную мысль. Они погружены в созданную нами информационную среду, где видят то, что хотят видеть. Там есть и социальная справедливость, и наказание тех, кто стоит выше них, полнейший экстаз. Нельзя сказать, что они живут плохо, уровень жизни более чем соответствует потребностям. Все гуманистические идеи прошлых веков по сути своей не приемлют понимания потребностей большинства. Заметь, речь не идет о мнении большинства— у большинства не может быть своего мнения.
Роберт нахмурился и стал медленно пить остывающий чай, в голове постепенно прояснялось.
– Люди хотят хлеба и зрелищ, элиты хотят власти и злата, кстати совершенно бесполезные вещи – нынче каждый получает то, что хочет, поэтому и воевать нет никакого смысла.
– но ведь рождаются другие, кто видит все? А как быть с нами?
– С вами? – бармен почесал бороду. – Де-факто ты уже не относишься к Комбинату, есть одна общая черта между Горожанами и аборигенами – они все не считают вас за людей.
Роберт угрюмо молчал, медленно барабаня пальцами по пустой чашке.
– Пророки рождаются в любое время и в любом слое общества. Система отслеживает рождение пророков, и затем интегрирует их в себя. Система – это все мы, каждый может изменить ее, но не поменять.
– Кто я теперь?
– Ты.
– Как меня зовут теперь?
– Решай сам – это твоя воля.
– Тогда я хочу остаться Робертом.
– Хорошо, фамилию тебе подберет каталог, документы будут готовы через пару минут.
– Что я должен делать?
– Что посчитаешь нужным.
– А если я захочу сломать Систему?
– Тогда Система сломает тебя, и сделает это ближайший к тебе человек.
– Так себе перспектива.
– Ты уже говоришь как человек. Тебе еще многому придется учиться заново, например, смеяться.
– Я никогда не умел смеяться.
– Умел, как и все мы, при рождении. Но давай к делу, у нас еще будет время поспорить, – бармен подмигнул ему, и на столе появился темно-бордовый браслет. – Твои документы, средств на счете достаточно. Через полгода тебе будет сделано несколько предложений, право выбора за тобой. На этом все. На проспекте тебя ожидает такси, и она.
– Спасибо, – Роберт повертел браслет в руке и медленно надел его. – Можно еще один вопрос?
– Можно, но этот последний.
– Почему вы боитесь нас?
– Система должна уметь защищать себя.
– То есть мы и есть та сила?
– И да и нет, ты должен сам прийти к решению, а главное понять, кто и от кого и кого защищает.
Бармен помахал ему рукой на прощание, и голограмма исчезла. В помещении погасло освещение, и Роберт увидел, как сквозь приоткрытые жалюзи в бар пробивался солнечный свет. Он встал, поправил на себе одежду и вышел на улицу.
Солнце уже успело прогреть воздух, но от небольших порывов ветра было довольно прохладно. Роберт скорым шагом направился к проспекту.
Дашу он увидел сразу, она стояла около остановки для такси и нервно сжимала в руках зонтик. Ему хотелось побежать к ней, скорее обнять, но что-то внутри его останавливало, в голове привычно зашумело, но это было не так как раньше. Не было ни паники, ни нарастающей тупой боли, просто он знал, что они рядом.
Из-за угла вальяжно покатилась к ним сканирующая станция, с двумя гвардейцами. Они остановились возле их такси, о чем-то оживленно переговариваясь.
Даша закусила губу, лицо ее мертвенно побледнело, руки ломали ручку зонта. Роберт уверенно подошел к ней и, взяв за руку, спокойно произнес:
– Это я.
Даша смотрела на него большими от страха и радости глазами, две крупные слезы упали ей на руку. Роберт взял у нее зонт и поцеловал руку. Сидевшие в станции гвардейцы начали истерично ржать, и станция так же вальяжно покатила дальше.
– Это я, – повторил Роберт.
Даша бросилась ему на шею начала целовать его нездоровое, осунувшееся лицо.
– Что они с тобой сделали? Как ты себя чувствуешь? – тихо шептала она, водя мокрой ладонью по его лицу.
– Все хорошо, хорошо. Давай уедем?
Они сели в такси, терминал услужливо ожидал запроса.
– Куда поедем? – ее глаза светились от счастья, но лицо было бледным, от долгих переживаний.
– Туда, где нет людей, – проговорил он, и с любовью посмотрел на нее.
– Повторите ваш запрос, – вежливо произнес терминал, не определив направление.
– В аэропорт, пожалуйста, – Роберт попытался улыбнуться, и ему это впервые удалось.
Р28565752 долго смотрел в окно, небо было затянуто серым бархатистым одеялом, поблескивающим тонкими нитями пробившегося октябрьского солнца. Сравнивая течение времени с движением облаков, он подумал, что времени слишком много для них, и слишком мало для него.
Он огляделся вокруг, хотя в этом не было необходимости, сканер и так заметил бы его возбуждение. Обеденный перерыв подходил к концу, группы организованно разделились по очередям, ожидая свое место на травалаторе.
Но Р28565752 решил не спешить, что будет, если он пропустит свою очередь, да, скорее всего это повлечет сеанс сканирования, но он давно уже научился получать от этого какое-то болезненное наслаждение. Он смотрел на непрерывно движущуюся толпу, строго размеренным шагом подходящую к подъемнику. Толпа в его голове постепенно исчезала, превращаясь в неподвижные стволы деревьев, вот уже и скрылась последняя группа, опаздывающих, и остался только лес, безмолвный, темный.
Р28565752 почувствовал, да он отчетливо почувствовал, что свободен. Свободен! Только бы не забыть, не забыть это ощущение! Взгляд его метался из стороны в сторону, пытаясь найти для себя ориентир зрительной памяти. Глаз уловил легкий отсвет белого пятнышка справа, около дороги, был втоптан маленький кусочек мела, раскрошенный и чуть припорошенный землей.
1.
Осень выдалась в этом году холодная и, откровенно говоря, мерзкая. С начала сентября дождевой циклон самовольно вступил в права, закрыв густой свинцово-пурпурной массой все небо, ревниво отстаивая каждый, даже самый малый клочок неба, перед робкими попытками лучей слабеющего солнца.
Тонкие струйки воды стекали с опущенных под тяжестью намокших ветвей деревьев, еще старавшихся крепко держатся былой красотой летнего оперенья. Яркими пятнами на мокрой земле горели желтые и красные листья, в легком пурпурном полумраке они казались чем-то инородным в облике стерилизованного города.
Евгенией затянул потуже шарф, мокрый ветер пробирался сквозь легкий свитер, хватая его за лопатки, холодя сердце и легкие. Он закашлялся, снова укорив себя за забытый на работе зонт. Дождь начал усиливаться, и он шмыгнул под ближайшее дерево.
Земля у ствола была почти сухая, только несколько крупных капель весомо ударили по козырьку кепки. Евгений несколько раз чихнул, мысль о возможности простыть сейчас виделась ему как довольно неплохая, все лучше, чем снова возвращаться на работу.
Несколько крупных листьев упали ему на плечи, Евгений хотел было стряхнуть, но удержался, разглядывая желтый листок. Что это было за дерево, он не знал, но определенно не клен, это, пожалуй, единственное, что можно было определить точно. Рука привычно потянулась, чтобы навести браслет на предмет, но он остановился, продолжая разглядывать лист. Решив попробовать разобраться самостоятельно, Евгений спрятал его в карман.
Время уже подходило к шести часам, начало темнеть. Домой идти не хотелось, отголоски паршивого обеда, с трудом съеденного в автоматической столовой, отбивали желание идти на ужин. Он прикинул свои запасы, следовало бы их пополнить, еды оставалось дня на два.
Стоя в раздумьях под деревом, он не заметил, как полностью стемнело, дождь начал медленно стихать, отбивая редкими каплями сонный марш. Проходивший мимо мужчина кивнул ему и показал рукой на ботинки, они потемнели, набрав влаги. Назойливо зажужжал браслет, выхватывая ярким экраном его лицо из мрака.
«Необходимо посетить медстанцию, высокая вероятность заболевания!» – сообщение настойчиво мигало, предлагая сразу выбрать ближайший маршрут. Евгений хотел было отклонить, но следом пришел отчет об отправке уведомления к нему на работу, если он не посетит медстанцию сегодня же, его лишат страховки. Коротко выругавшись про себя, он медленно направился по предложенному адресу.
Медстанция располагалась в двух кварталах, уводя его к себе в глубину рабочих поселений городского уровня «С».
Высокие бетонные муравейники светились тысячами огней, освещая улицу лучше устаревших диодных фонарей с солнечными батареями, не успевшими набрать положенной мощности, и поэтому тускло мигающими желтым светом, не способные даже достичь тротуара, моментально поглощенный тягучей мглой. Станция находилась на первом этаже крайнего муравейника, после которого улица резко уходила вправо, теряясь далеко за горизонтом в бетонной пустыне.
Дверь приветливо открылась перед ним. Станция была уже сильно устаревшей, с потертыми оранжевыми креслами анализаторов и потускневшим, казавшимся грязным бледно-голубым полом.
– Добрый вечер, – поприветствовал его дежурный врач. Это был плотный мужчина с большими руками и широкими пухлыми ладонями. Старомодные поседевшие усы придавали ему облик молодого профессора, но чуть насмешливый взгляд карих глаз выдавал озорство натуры. – Не стесняйтесь, молодой человек, Вы точно по адресу. Вылечим в один миг любую болячку, заштопаем любую рану, даже душевную.
– Здравствуйте, – Евгений неуверенно подошел к стойке, протягивая снятый браслет.
– Давайте его сюда, сейчас посмотрим. Что он тут начудил, – врач подмигнул ему и, ловко выхватив браслет, положил его на стол, в поле считывателя. – Присаживайтесь, да вот сюда. Вы не производите впечатление умирающего, думаю, чашка крепкого чая никогда не повредит в такую погоду.
Евгений сел в обшарпанное кресло неподалеку, с сожалением взглянув на свою обувь. Кресло зажужжало, подергиваясь внутренним механизмом, и справа выдвинулся лоток с парой чистых одноразовых больничных туфель.
– Переоденьтесь, а свои ботинки поставьте сушиться, – не глядя на него бросил ему врач, колдуя над чайным агрегатом.
Евгений суетливо переодел обувь, поставив мокрые ботинки на сушильную решетку около входа. Ноги, почувствовав сухость и тепло чистой обуви, приятно заныли, стала проходить изжога, сменяясь здоровым чувством голода. Он сел обратно в кресло, постепенно расслабляя все мышцы.
–Держите, – врач протянул ему кружку с ароматным чаем, – А я пока посмотрю Ваш лог.
Крепкий аромат шиповника с медом только раззадорил аппетит, настроение постепенно улучшалось. Евгений решил не забыть в следующую закупку обязательно заказать такой же чай.
– Ну что ж, ничего особенного в Вашем логе я не вижу, – сказал врач, вглядываясь в линии графиков на экране. – Все, как и у многих, Вы плохо питаетесь, недостаточно и, стоит отметить, довольно скверно. Вас не обижает моя откровенность?
– Нет, Вы все верно подметили, обижаться не на что.
–Хорошо. Сон Ваш почти ниже допустимого уровня качества, над этим стоит поработать, но мне бы не хотелось прописывать кучу препаратов или процедур, что-то мне подсказывает, что болезнь Ваша имеет совсем иную породу.
– Болезнь? Я разве болен? – удивленно спросил Евгений, чувствуя себя вполне неплохо после чая.
–Если следовать прямому анализу – да, Вы больны. Мне придется назначить Вам курс лечения.
– А что это за заболевание?
– К сожалению, я не могу называть Вам его, Вы же знаете правила.
– Да-да, знаю, чтобы не стал заниматься самолечением.
–Для полноты процедуры придется сдать пару анализов, положите правую руку на подлокотник.
Крышка подлокотника разъехалась, открывая подставку под кисть руки из блестящей стали, густо усеянную маленькими точечками отверстий. Он положил кисть, в ожидании десятка микроуколов, как всегда внутренне готовясь к этой по сути безболезненной процедуре. Внизу что-то опять зажужжало, легонько постанывая. Укола он не почувствовал, но напряжение не отпускало тело до последнего, пока красная лампочка не замигала, призывая его убрать ладонь.
– Так-с, посмотрим, – врач что-то пощелкал на манипуляторе, где-то зажужжал принтер.
–Вот что нам предлагают, мдам, тут список на пятнадцать позиций, такое ощущение, что Вас сюда привезли на носилках и скоро дни Ваши будут сочтены, колоссально, чтобы так лечиться целой жизни не хватит.
Он показал ему список из многочисленных препаратов и рекомендации по приему.
– Честно, не хотелось бы, – Евгений поморщился, глядя на список.
–Главное, что и не нужно – Вы абсолютно здоровы, – врач доброжелательно улыбнулся.
–А как же быть с этим? Система передаст это в компанию, и меня лишат страховки.
– Не лишат. Это предварительный диагноз. Я, пожалуй, пропишу Вам другое лечение, но, попрошу, чтобы Вы добросовестно выполняли мои рекомендации, договорились?
– Хм, смотря о чем речь, – прищурившись, ответил Евгений, давно уже бросивший привычку сразу что-то обещать.
– Деловой подход, это правильно, – врач вновь поиграл на манипуляторе, и принтер вывел новый лист назначений, теперь там было только три пункта. – Читайте, если согласны, тогда я занесу это в Систему.
На листе значилось его имя, возраст, параметры тела, общественный статус. Назначения были следующие:
Побольше гуляйте, минимум четыре раза в неделю;
Общайтесь с другими людьми, встречайтесь с друзьями, находите друзей;
Любите.
Евгений удивленно посмотрел на врача, тот продолжал улыбаться, а в глазах горел тот же озорной огонек.
–Это самые оригинальные назначения, которые я когда-либо видел.
– Ну, так что же, все бывает в первый раз. Вы согласны?
– Конечно, меня это вполне устраивает. Вот только не очень понятен последний пункт.
–Тут Вам придется разобраться самому. Вот, – врач протянул ему небольшую баночку с яркими таблетками. – Это обычные витамины, я не могу отпустить Вас без назначения, сами понимаете, Система.
– Понимаю, Система, – кинул Евгений. – Я могу идти?
– Да, конечно, хорошо поужинайте.
Обувь уже высохла, ее было приятно надевать. Евгений поежился от мысли, что придется еще долгое время идти под дождем домой.
–Не беспокойтесь, я вызвал Вам роботакси – это покрывает страховка.
– Большое спасибо! Вы меня выручили.
– Не за что, главное, не забывайте, что Вы мне обещали.
– Я помню, буду следовать рекомендациям. До свидания.
– До свидания, и не попадайтесь вновь, – врач заразительно рассмеялся, приветливо помахав рукой.
Евгений вышел и с удовольствием сел в такси.
Машина быстро довезла его до дома, совсем не хотелось покидать теплый салон, но робот настойчиво, но не теряя вежливости, напоминал ему, что точка маршрута достигнута. Евгений вышел из такси и быстрым шагом направился к своему подъезду. Дверь, опознав его метку, открылась, обдавая его многослойными запахами многоквартирного дома, сверху играла музыка, кто-то жарил что-то несъедобное.
Темный лифт, пустой желудок, немилосердно стянутый резким ускорением, и вот он на своем этаже. Вокруг было тихо, в слабом освещении едва угадывались номера квартир.
Евгений жил в этом доме уже больше трех лет, как получил новое распределение. Платили чуть больше, квартира чуть лучше, вроде бы малый, но успех. Странно, но он все чаще вспоминал старый дом, на окраине города, где он знал почти каждого… а тут он не знал никого. За все время он только пару раз встретился с другими жильцами в лифте или подъезде, вспомнить точнее было сложно, тем более вспомнить их лица или, хотя бы фигуру и пол.
С другой стороны и на работе он с трудом мог припомнить своих коллег, собственно как и они вряд ли помнили его. Каждый был занят своим делом, шел к с детства намеченной цели – накопить н-ную сумму и уехать из Города. Мало кому приходило в голову уточнить, а какую сумму надо накопить, а куда надо ехать? Атмосфера была такова, что ответы на подобные вопросы не требовалось давать, каждый едва родившийся малыш знал, что денег должно быть достаточно, а жить надо там, где хорошо.
Он тоже никогда не задавался этими вопросами, уяснив еще с пеленок, что единственный шанс вырваться был в достойном капитале. Евгений проверил свой счет, последняя зарплата большей частью легла на депозит, живот возмущенно сжался, требуя внимания.
Еда в холодильнике не только не вызывала желания есть, своим видом она подавляла все остальные желания. По меткому выражению его коллеги, как же его зовут? может потом вспомнит, так вот, подобные пайки, столь распространенные в последние двадцать лет И идущие под лозунгом: «Одной преградой меньше!», не вызывают желания жить!
Он бросил серый пакет в индукционную печь и пошел мыть руки. Захотелось принять горячий душ, но червь, засевший в мозгу, возмутился, припомнив, что он уже в этом месяце израсходовал всю норму, так и спустишь все на воду! Тоже, кстати, один из рекламных лозунгов, пропагандирующий сильно пахучие салфетки для гигиены, вместо дорогой воды.
У него была их целая пачка, которая, как-то странно, стала быстрее кончаться. Ему казалось, что раньше салфеток было больше, но припомнить он не мог, а реклама настойчиво уверяла, что все так и было.
Вернувшись на кухню, он вытащил разогретый пакет и стал накладывать в тарелку странную рыже-красную массу. Этикетка кричала о чудесном вкусе, но запах был мягко говоря странным. Но организм был рад и такой пище. Медленно поглощая горячую смесь, Евгений подумал, что это больше похоже на расплавленную пластмассу, а он автомат, для переработки вторсырья.
Кто-то из коллег рассказывал, что эти пайки раньше изготовлялись из компостных червей, что уже давно не вызывало ни у кого брезгливости, а теперь, дескать в целях экономии, лепят это просто из компоста. Евгений поперхнулся и отставил тарелку от себя, в голове один за другим всплывали назойливые лозунги, активно подавляя не к месту возникшую брезгливость.
Самостоятельно включилась инфопанель, опознав его присутствие, передавали последние новости. Он придвинул рыжий паек обратно, под истеричные голоса дикторов эта компостная каша уже не казалась столь отвратительной.
На старой квартире такого не было, дом был отсталый, по современным меркам, все грозили снести. А в новых же многофункциональных домах строже следили за законами, в частности об обязательной информированности граждан, внедряя в каждую квартиру подобные «инфунели», как презрительно называли их в народе. Конечно, никто заставить насильно тебя смотреть не мог, но это было правдой лишь отчасти. Право выбора, свобода – все это было, но не бесплатно. Интересная логика Системы сводилась к простому принципу – не хочешь участвовать в жизни государства – плати дополнительный налог, ведь апатичный гражданин стоит Системе дороже активного, участвующего в общем деле. Участие было тоже неоднозначное, получалось, что разрешалось только наблюдать, не более, но наблюдать следовало воодушевленно.
Евгений стеклянными глазами смотрел на экран, находя больше смысла во вкусе рыжей пластмассы, чем на экране. Череда пустых репортажей, чванливые морды, занимавшие пол экрана, невнятно что-то жевали про экономический рост. Он вспомнил размер своего вклада и горько усмехнулся.
– Теперь срочная новость, – обратилась безликая ведущая к зрителям. – Рабочие станции или Р-ки, как называют их в народе. Все мы знаем о них, как об отличных и безотказных работниках, позволяющих делать нашу жизнь свободной от тяжелого и неблагодарного труда.
На экране появился стандартный сюжет, как группа рабочих возводит новый квартал.
–Но, в любой, даже самой отлаженной системе бывают сбои. Комбинат обращается к каждому жителю, если вы увидите на улице или в подъезде одиноко гуляющего ребенка, просим вас немедленно сообщить об этом в Национальную Гвардию или службу спасения. Мы пытаемся защитить детей, без опеки Комбината они погибнут! Поможем детям вместе!
