– Я больше не хочу перемещаться ни в чье тело, – тяжело вздохнув, сказал Дэн. – Не хочу видеть эти дурацкие сны. Уж лучше вообще ничего не видеть, пока спишь, лишь бы не их. Это какое-то проклятье.
– Проклятье или дар, это уже решать Вам, – заметил Виктор. – Но это, однозначно, две стороны одной медали.
– Что же…
Вдруг вдалеке послышались чьи-то шаги. И Дэн, и Виктор на мгновение затаили дыхание.
– Это Ванесса, – облегченно выдохнул Виктор. – Я всегда узнаю ее шаги.
Он оказался прав. Через какое-то время в левом углу широкой арки, которая соединяла атрий и коридор с личными комнатами, показалась Ванесса Стикс собственной персоной. Выглядела она, как и Виктор, да и как сам Дэн наверняка, какой-то помятой. От задорного взгляда не осталось и следа, смотрела она на брата и Дэна как-то недоверчиво. Она была в той же одежде, что Дэн ее видел и вчера, волосы были растрепаны и похожи на птичье гнездо.
– Вы смогли заснуть? – спросила совершенно без интереса к собеседникам Ванесса. И, не дав ни тому, ни другому ответить, продолжила. – Лично я – нет. А едва я начала хоть как-то расслабляться, ты, Дэн, прошел мимо моей комнаты… И все.
– Ну, извини, – сказал Дэн скорее из вежливости. Он знал, что никогда не ходил громко, и Ванесса, думалось ему, просто искала, к чему бы придраться.
– Да чего уж там, – скривила губы-ниточки женщина. Лицо ее переменилось, и стало совсем непривлекательным. – Ладно, думаю, нужно сейчас решить, что делать дальше.
– Нужно, – согласился Виктор. – Но неужели, сестра, ты считаешь, что в сложившейся ситуации мы можем строить хоть какие-то планы? Я совершенно не знаю, чего ждать дальше от римлян и от…
Тут он осекся, вопросительно посмотрев на Дэна. Конечно, то, что Дэн ему рассказал было, мягко говоря, информацией не для «широкой аудитории», слишком личной и слишком странной для того, чтобы рассказывать ее такому человеку, как Ванессе. Быть может, она бы ему и поверила, но все же Дэн совершенно не желал, во всяком случае, пока, с ней на эту тему говорить. Он лишь едва заметно покачал Виктору головой.
– От кого? – нахмурив брови, спросила Ванесса.
– Да от нас самих, – выкрутился Виктор, но сестра заметила, что тот что-то скрыл.
– Ладно, неважно, – сказала она с явной обидой в голосе. – Так или иначе, хоть что-то да нужно придумать. Не останемся мы ведь на вилле у этих Императоров. А мы ведь еще и им кучу всего наобещали! Что будет по истечении нескольких месяцев ли даже лет, я даже представить себе боюсь…
– Если честно, я надеюсь, что женщина, которая встретила нас по прибытию, хотя бы еще раз да объявится, – сказал Виктор. – Судя по всему, она тоже не местная, и она знает, кто мы такие. Может, она и укажет, что нам следует делать.
– Мечтай-мечтай, – фыркнула Ванесса, запустив руку себе в спутанные и уже грязные волосы. – Эх, всегда хотела умереть в каком-нибудь необычном месте. Что же, пусть это будет Римская Империя, почему бы и нет!
Ни Дэн, ни Виктор не стали ей противоречить. Ведь сказать в данной ситуации, что все будет хорошо было равнозначно вранью. Они не знали и знать не могли, будет все хорошо или нет. И ни Генри, ни Виктор, которые первое время были эдакими «лидерами», «вожаками» их стаи в воображении Дэна и других членов экипажа «Шторма» не могли что-либо сделать или сказать, чтобы собрать команду воедино. Они сами казались совершенно растерянными и сломленными, чего Дэн совершенно от них не ожидал. Отчего-то в голове его за несколько недель знакомства с ними возник их образ как непоколебимых, уверенных людей, которые знают, именно всегда знают, что нужно делать.
«Теперь же, – поклялся себе Дэн. – Я всегда буду тысячу раз думать перед тем, как выполнить любое из их указаний. Сообщество распадается на глазах как коллектив, мы не можем уже действовать воедино… Наверное, каждый скоро станет и вовсе сам по себе».
В скором времени так и вышло.
После разговора троих возле фонтана, к ним присоединились Кристен, Глеб и Генри, адекватной беседы с которыми не получилось. Кристен была убита горем, поэтому Дэн решил, что, наверное, о чувствах Дениса к ней лучше будет вообще никогда не рассказывать. Все лицо ее опухло от слез, но она была по-прежнему красивой, самой красивой, по мнению Дэна, из всех женщин-ученых, что он когда-либо встречал, если не брать в счет Трэйси Морган. Такими и были последние, до долгой разлуки, мысли о Кристен Пирс у Дэна.
Генри же запомнился ему тем, что, потеряв в его глазах авторитет, он стал выглядеть для Дэна теперь совершенно иначе. Уши Генри, как Дэн теперь заметил, слишком сильно торчали, что выглядело совсем нелепо, учитывая то, что мужчина был лысым. Взгляд глаз, вероятно, едва-едва сомкнувшихся за всю ночь, был пустым и уставшим, обеспокоенным, не выражающим ни доли надежды на светлое будущее. Он словно говорил: «Да, это я вас всех подвел, всех подвел… Простите». Словно пес, который натворил дел, Генри смотрел на них так, и оттого выглядел особенно жалко.
Глеб же, в отличие от всех остальных, не выражал ровно никаких эмоций. Он был просто сонным. Казалось, если этому человеку дашь сейчас чашку кофе, так он и придет в себя, трава для него зазеленеет, а небо снова станет голубым. И это было самым поразительным для Дэна. Как ни странно, Глеб просто одним своим видом смог хоть как-то поднять ему настроение.
«Я вижу, что его жизнь не кончена, – подумал он. – А раз не кончена его, то не кончена и моя!».
– Я уйду в Рим, – в конце недолгого и очень неловкого разговора сказала Кристен. – Я буду жить там, мне не место здесь…
– Как же Вы уйдете? – возмутился Виктор, нахмурившись. – Одна, без знания языка, в этот дрянной город? Да Вас там, простите за беспардонность, в первый же час похитят и продадут в рабство!
– Рабства уже не существует, – сухо возразила Кристен. – Да и лучше где угодно, чем здесь, это место… Это теперь самое ненавистное мне место. Я вообще не могу находиться тут.
Дэн изумленно посмотрел на нее, удивляясь, когда и как она успела разузнать про рабство. В то же время он понимал, о чем Кристен говорила. Такое же самое чувство он испытывал, находясь в доме у Генри в последние дни. В сознании тогда все время эхом отдавались воспоминания о Трэйси, о том, как она, живая была там, на втором этаже. Как ему казалось, что, может, ее никогда не было на свете, и все часы, что они провели вместе, Дэну просто причудились. Это леденило душу, разъедало ее неприятными сомнениями. Человек жил, он дышал и двигался, заполнял своей этой жизнью комнату, а теперь в комнате или месте, где его не было, каждая часть пространства будто бы вопила о своей потере.
– Я поддерживаю ее, – сказал Генри, осторожно положив руку Кристен на плечо. Хотя и было понятно, что намерения мужчины были искренними, он хотел выразить сочувствие, тем не менее вышло это у него совсем не так, как должно было, как-то неуклюже.
По никому неизвестной причине есть такие люди, все действия которых естественны. И все, чтобы они не сделали никогда не вызывает негативной реакции. А есть такие, которые делают все до крайности нелепо и странно несмотря на то, что побуждения руководят и теми, и другими одни и те же. Конечно, большинство людей, по мнению Дэна, находились где-то посередине. Но в тот момент, может быть, из-за разочарования в нем, Генри ему казался человеком совершенно из второй категории, которую он, Дэн, внутренне не переносил совершенно.
– Вы хотели бы начать жить в Риме? – иронично поинтересовалась Ванесса, считавшая, по-видимому, все шуткой. – Вы серьезно?
– А нас нет других выходов, сестра, – сказал с долей суровости в голосе Виктор. Несмотря на то, что он так же, как и Генри, ровным счетом ни в чем не был уверен, он не выглядел таким беспомощным. В голосе чувствовалось желание поскорее найти выход из сложившейся ситуации, и это желание однозначно пересиливало слабости, которые явно потянули на дно страхов и сомнений Генри Мэтчерса.
– То есть, мы здесь останемся навсегда? – равнодушно спросил Глеб, зевая. – Это уже точно? Просто я поздно встал, может, пропустил что…
– Смешно, приятель, – сказал Дэн, и губы его и впрямь искривились в подобии улыбки.
– А я не шутил, – удивленно отозвался Глеб. Взгляд его заметался по членам Сообщества. – Так что же, мы совсем обречены?
– Похоже на то, – заключил Виктор Стикс. – Во всяком случае, стоит сейчас действовать согласно поговорке «готовься к худшему, надейся на лучшее». Это мое мнение. Нужно попробовать начать жить здесь, в этом мире.
– Но как же нам быть с языком? – спросила Ванесса, на лице которой было написано недовольство. – Ведь из нас из всех латынь знают только Генри и Дэн.
– Вернее, только Генри, – поправил ее Виктор. – Дэн умеет только говорить на латыни, язык он никогда не изучал, и потому на вряд ли сможет научить ему других.
– Думаю, Вы, неглупые люди, сможете совсем скоро овладеть азами, – вмешался Генри. – Начнем учиться прямо с сегодняшнего дня. И будем жить, как семья, в одном доме, работать и так далее.
– Вот это жизнь, вот это я понимаю! – Ванесса вновь включила свой всем уже порядком поднадоевший язвительный тон. – Всегда о такой мечтала!..
– Боже, – Кристен поднесла ладонь к височной доле, закатив глаза. – Тебе уже почти сорок, ты когда-нибудь сможешь вести себя адекватно?! Сейчас совершенно не до твоих этих…
Яростный взгляд Ванессы, которым она испепеляла Кристен, заставил ту осечься. Ванесса открыла уже было рот, как Виктор тихо сказал ей: «Несс», но сказал он это таким тоном, что она промолчала.
– В общем, мы все уходим, правильно? Покидаем виллу? – осведомился Глеб, который все так же безучастно наблюдал за происходившим.
– Нет, – вдруг сказал Дэн. – Я не уйду никуда.
Он сам не знал, почему так ответил. Парень понимал, что его умение говорить на языке римлян могло сослужить хорошую службу, но внутренний голос усердно сопротивлялся тому, чтобы уйти жить вместе с Сообществом. Отчего-то он знал, что такая жизнь не принесет ему, как и всем остальным, никакого удовольствия и уж тем более, счастья.
«Да, держаться вместе, может, неплохая идея для Кристен, Виктора с Ванессой и Генри. Но нам с Глебом нужно остаться здесь, узнать, хотя бы для начала, побольше о городе. Они уходят, и их можно не останавливать, но нам там пока точно делать нечего».
– В смысле, никуда не уйдешь? – нахмурился Глеб.
– И ты тоже, – с нажимом ответил Дэн. Он не любил, когда на него кто-то давил, но теперь сам понимал, что невольно делает это. – Я предлагаю мне и тебе остаться здесь, пожить какое-то время с Императорами.
– Думаешь, это будет безопасно? – подал голос Генри. – Для вас двоих оставаться в месте, где за обедом…
Он не закончил фразу, но все и так прекрасно поняли, что Мэтчерс имел ввиду.
– Я думаю, – сказал уверенно Дэн. – Что разделение нам сейчас не повредит. Так мы будем знать, что происходит в разных сферах жизни из первых уст. Да и Ромул с Кассианом нас пока, вроде, не гонят.
– Не гонят, – согласился Виктор. – Идея, мне кажется, неплохая, Дэн. Только нам бы, конечно, нужно будет как-то контактировать между собой.
– Естественно, – пообещал ему Дэн, в душе почему-то чувствуя, что несколько месяцев они все же не увидятся. Ему стало гадко от этой мысли, но он знал, что это всего лишь правда.
– Тогда как только мы обустроимся, найдем себе занятия… Мы обязательно встретимся, – заверил Дэна Генри. – Глеб, ты согласен? Остаешься тут.
– Пожалуй, да, – ответил Глеб. Голос его звучал уже более бодрым. – Посмотрим, как оно пойдет.
– Вот и славно, – выдохнула Кристен, все еще чувствовавшая на себе злобный взгляд Ванессы. – В таком случае, подождем, когда проснутся Императоры, попрощаемся с ними, спросим совета и… Куда глаза глядят, лишь бы не задерживаться здесь.
Бывший экипаж «Шторма» переглянулся между собой. Все чувствовали, как в их жизнях происходит революция, как все, чему они учились, чем они жили, оказалось совершенно не нужным в этом мире, в который они прибыли. Этот мир, как ни странно, даже не был нов, скорее, он был стар, он был совсем другой, и учиться жить в нем предстояло еще очень долго, а учеба эта не обещала быть легкой.
– Что же, тогда пойдемте их ждать? – предложил Виктор. – В триклинии.
Остальные лишь согласно закивали.
На памяти Дэна, это раннее утро, когда все они собрались возле фонтанчика в атрии, было последним, когда он видел Астрономическое Сообщество в таком составе. Ни разу больше не обходились их встречи без чьего-либо отсутствия, а первые полгода они и вовсе едва контактировали, давая лишь знать друг другу о том, что живы. И, хотя это все случилось уже позднее, в те секунды, когда они покидали атриум, у каждого из них внутри пробежал недобрый холодок, означающий приближение чего-то нового, которое принесет конец всему старому в их мирах.
18
После отбытия из виллы большей части Сообщества прошло около недели. Дэн и Глеб, которые все еще не придумали, как им предстоит выкручиваться из ситуации с отсутствием Шторма или какого-либо другого корабля, легкомысленно решили провести какое-то время в свое удовольствие, изучая город. «Удовольствие», конечно, было слишком громко сказано, потому как смерть Дениса, несомненно, омрачала их жизни не меньше, чем в свое время потеря Трэйси. И тем не менее, каждый день они в сопровождении Кассиана или Ромула ходили в город, знакомясь с местной архитектурой и культурой. Люди и улицы, которые они наполняли, казались Дэну какой-то кровеносной системой, поддерживавшей жизнь в организме под названием Рим. N, в котором Дэн родился и провел большую часть своих девятнадцати прожитых лет, казался ему по сравнению с Вечным Городом лишь какой-то жалкой пародией на город, он был таким медленным и сонным, и большинство людей жили словно бы потому, что просто привыкли жить, а не потому, что хотели. В Риме же все было совсем иначе. Все здесь, казалось, было словно пропитано каким-то азартом, интересом, волей.
Эти новые ощущения даже притупили боль, вызванную смертью товарища, хотя и она, несомненно, возвращалась, как только Глеб и Дэн приходили обратно на виллу. Беседы в комнате не ладились, они едва перебрасывались парой слов, зато, когда они гуляли в городе, парни говорили, не переставая, обо всем, что видели. Поэтому и Глеб, и Дэн старались как можно раньше выйти на улицу, что не поддерживал Ромул, любивший поспать подольше, однако, делавший ради гостей исключение и выходивший вместе с ними на прогулку.
– Знаешь, наверное, мне стоит выучить латынь, – в конце недели изъявил желание Глеб за ужином. – Надоело, что ты постоянно как переводчик, хотя и не нанимался, насколько я помню.
Голос приятеля уже звучал более прохладно, в особенности, казалось Дэну, он был таким потому, что они находились в триклинии, пусть и не в той, где был отравлен Денис.
– Да мне не сложно, – пожав плечами, ответил Дэн. – Я же ни одной извилины даже не напрягаю!
– Ну, это тебе так кажется, – усмехнулся Глеб. – Странная штука, конечно, твоя эта способность. Как psychic (psychic – телепат), ей богу. Только настоящий, а не мошенник. Не мошенник же?
– Определенно, нет, – замотал головой Дэн. – Поверь, я слишком ленивый для того, чтобы выдумывать всякие там обманы, трюки… Чтобы произвести впечатление. Латынь я не учил. Ни в школе, ни вне ее. Деньги, сам знаешь, на что у меня все шли.
Глеб грустно посмотрел на него и улыбнулся одними кончиками губ.
– Ну, ладно. Тогда мне придется подыскать учителя.
– Хочешь пойти к Генри? – Дэн спросил без энтузиазма. Он отчего-то не очень хотел, чтобы Глеб контактировал с Мэтчерсом. Логичной причины Дэн для этого не видел, знал только, что просто не хотел, чтобы Глеб проводил время с ним.
– Думаю, у него сейчас и без того достаточно дел, – к облегчению Дэна ответил Глеб. – Наверное, стоит спросить у Кассиана и Ромула про кого-нибудь из детских учителей, да и самому начать пытаться понимать, о чем идет речь на улицах города.
– Будет нелегко, – сказал Дэн, понимая, что говорит и без того известную Глебу вещь, радуясь в глубине души своему внезапно открывшемуся дарованию. Конечно, оно было жутким в то же самое время, однако Дэна эта «суперспособность» собственного мозга беспокоила меньше прочих других.
– Лучше пусть какое-то время будет нелегко, чем всю жизнь прожить тут, не зная язык и надеясь на чудесное спасение.
– Думаешь, его не будет? – спросил Дэн разочарованно.
Сам он все же питал надежду еще хоть раз увидеть кого-то из своего времени, если так можно было выразиться. Ведь несмотря на то, что Рим ему нравился, а сам он понимал язык местных жителей, римляне казались ему совсем чужими. Да, они его привлекали, да, что-то и в них, и в облике города было нового и необычного, но это не было его родным, не было частью его души. Ни за что бы Дэн не подумал прежде о том, что будет скучать по месту, где родился. Теперь же его охватывала невероятная тоска при мысли о том, что он больше никогда не увидит даже свою родную «лачугу».
– Будем честны, – ответил Глеб. – Вероятность этого… Ну просто минимальна, насколько только может быть минимальной. Не скрою, я бы снова хотел там очутиться, но это на вряд ли произойдет. Было проще, когда мы улетали, согласись?
Дэн кивнул.
– Так или иначе, к слову, о честности… – начал было парень, думая, что настало время рассказать другу о своих ночных «перемещениях», как вдруг в комнату, в которой они обедали, ворвался Ромул.
Император, который, как думали Глеб и Дэн, занимался на улице физкультурой с кем-то из своих сокурсников (как ни странно, они вообще довольно часто посещали Императорскую виллу, особенно во время ежедневных обедов) выглядел встревоженным.
– Где Кассиан? – спросил он, понимая, что его соправителя в комнате не было. – Вы не встречались с ним?
– Он вышел прогуляться с Октинием, – отвел Дэн, хмурясь. – Что-то случилось?
– Да, именно, – Ромул закусил нижнюю губу. – И мне срочно нужно уехать из Рима!
Закончил свою фразу он довольно уже не встревоженным, но скорее взволнованным голосом.
– Мне срочно нужно найти Кассиана, – быстро бросил Ромул, когда Дэн снова было открыл рот. – Я все вам сообщу позже, сейчас мне нужно поговорить с ним.
После этого он выбежал из обеденной, и Дэн быстро передал Глебу слова Ромула.
– Думаешь, это что-то серьезное? – озадачился Глеб, отложив гроздь винограда, которая представляла собой десерт.
– Не знаю, – пожал плечами Дэн, аппетит которого, однако, не был испорчен тревогой, и потянулся за своей гроздью.
Выпечку Императоры не особенно любили, хотя и могли себе позволить повара, который бы готовил сладкие пироги, а вот фрукты у них были в почете, потому ни один обед не обходился без обилия вкуснейших плодов. Ни Дэн, ни Глеб никогда подобных не пробовали, видимо, климат Цезаря или же генетические модификации, произведенные учеными, сильно повлияли на вкус практически всех овощей, фруктов и ягод.
Стол в Риме вообще был непривычен для цезариан, ведь вкусы блюд были иными. Дэн не мог их даже назвать лучшими или худшими, просто все было именно другим, вся культура римского питания.
На Цезаре, Дэн знал, была острая нехватка разнообразных круп, потому как многие земли на планете пустовали, будучи непригодными для посадки. Да и климатические условия были тоже не такими, как на Земле, поэтому над многими из культур предстояли еще долгие годы генетической трансформации. А с ресурсами на Цезаре, увы, были проблемы. Человечество выживало, а не жило, и на пищевую промышленность большая часть стран временно решила не тратить драгоценные средства и людской труд. Собственно, поэтому, очень многое в питании, по сравнению с тем, что было на Земле, было упрощено и сведено к банальному «белки-жиры-углеводы», без особенной погони за разнообразием и вкусом в рационе.
«Мы понимаем, – говорил с видом поверженного война врач, пришедший проводить лекцию о здоровом образе жизни в школу N. – Что из-за этих проблем могут возникнуть другие, в том числе, те, с которыми мы боремся сейчас. А именно – Новейшие болезни. Вы все они слышали, не так ли? К сожалению, существует много препятствий на пути к избавлению от них, но самая главная – неспособность нашего иммунитета работать должным образом. Конечно же, мы будем работать над вакциной, которая бы предотвращала возникновение хотя бы большей части Новейших, но самое лучшее, что можете сейчас сделать именно вы, так это принимать витамины в нужном количестве. Иного способа, к сожалению, их поступления в ваш организм мы сейчас обеспечить не можем».
Разумеется, Дэн тогда не придал его словам особого значения, однако год спустя, после смерти бабушки, задумался над тем, чтобы начать принимать добавки. Он чувствовал, что это было неестественно, что это было как-то неправильно, но иного выхода сохранить здоровье не видел. Вся пища, за исключением той, что можно было отведать только в дорогих ресторанах, была пресной, невкусной, и слишком много технологии было применено для того, чтобы сделать брикеты, что были заменителями для каш, мяса и овощей по энергетической ценности.
Здесь же, в Риме, еда была едой. У нее был вкус, пусть не всегда приятный, зато он был. Это было также приготовлено людьми, но все на столе было вот-вот, с пылу с жару сделано природой. А начиналось все с завтрака, когда, вместо батончика или брикета Дэну и Глебу приносили кашу из полбы и хлеб с сыром и маслом. Кашу, конечно, ни тот, ни другой не ели (во всяком случае, такой каши), потому как вкус ее был ну уж слишком для них странный, зато еще от одного запаха хлеба, свежего, горячего, корочка которого хрустела, когда его надламывали, у них начинала кружиться голова.
Затем был второй завтрак, который походил чем-то на первый. Ели они обычно стоя, в какой-нибудь из городских таверн, где люди нередко узнавали Императоров. Те же совершенно не гнушались немного поговорить с простолюдинами, пожать им руки. Даже всегда осторожный Кассаин находил это занятие необходимым, ведь их предшественник, Максимиан, презирал все классы, которые не относились к высшим. Порой, встретив старых университетских товарищей, Ромул тут же звал их на ужин, а они с радостью соглашались.
На самом же ужине происходило настоящее пиршество, хотя и, по меркам императорским, оно считалось вполне себе скромным. На нем была закуска, главное блюдо и десерт. В богатых домах, как однажды сообщил Кассиан Дэну, обычно количество этих блюд удваивалось, а то и утраивалось (и особенно так было до отмены рабства), а сами пиры могли длиться целыми ночами. Дэн же не понимал, как всем тем количеством, что приносили слуги в императорском доме, можно было не наесться. Смутно он вспоминал какие-то отрывки из школьных уроков по земной истории, когда учителя рассказывали им о том, как пала римская цивилизация.
«Римская Империя была самой могущественной, но могущество это не длилось вечно, – преподаватель тогда совсем разгорячился. – Возможно, такова будет судьба всех великих человеческих объединений… Порок – вот что погубило Рим на самом деле. Жители Империи стали погрязать в грехах, они забыли о той цене, которую заплатили их предки за то могущество, за славу. Рим ранний совершенно отличался от того, каким он стал в первые века нашей эры. На смену царям пришли консулы, на смену консулам пришли диктаторы и императоры… Многие из них были сумасбродны, что, отчасти, конечно, не было их виной. Кровосмешение тоже сыграло свою роль, не обошлось и без этого».
Пламенная речь всплыла в голове у Дэна как нельзя кстати. Ведь, по сути, он находился именно в этом всеми презренном периоде истории, хоть история эта отчего-то и пошла иным путем. Насколько он успел узнать, Рим существенно отличался от того, каким его знали все цезариане. Это касалось и отмены рабства, коей, конечно, никогда и в помине не было, и двух Императоров-студентов, да и университетов как таковых. Множества вещей он еще не знал об истории этого государства, а потому и не мог приметить других различий.
«Падет ли этот Рим по той же причине, что и первый? – приходили мысли во время ужинов Дэну. – Или Кассиан и Ромул станут глотком воздуха для страны, в которой начало распространяться зловоние?».
Вот и сейчас, во время очередного застолья, он обратил внимание на то, насколько скромной была трапеза. Она, конечно, для самого Дэна и Глеба, непривыкших к такой вкусной еде, была настоящим пиршеством, но для обычного римлянина это было едва ли излишеством.
Одну за одной, Дэн поглощал сладкие ягоды темного винограда, и в те мгновения ему хотелось вернуться на Цезарь намного меньше.
– Мне кажется, – изрек он, рассматривая в закатном свете пурпурные ягоды на грозди. – Что нас это не касается.
Глеб, судя по его выражению лица, хотел было что-то съязвить в ответ, но тут в проеме показался сам Кассиан.
– Кассиан, тебя хотят видеть, – сразу же сказал Дэн Императору. Они уже и с Кассианом перешли на «ты».
– Спасибо, но я это уже знаю. Я попросил передать, что хочу встретиться с Ромулом здесь, в обеденной, – изрек Кассиан, который, на первый взгляд, пребывал в своей привычной меланхолии. Однако Дэн, уже успевший немного узнать Императора, догадался по его взгляду, что он чем-то слегка обеспокоен. Кассиан присел на ложе рядом с ним и устремил взгляд вдаль, куда-то намного дальше закатного неба.
– Вы голодны, Император? – спросила светловолосая прислуга, вошедшая вслед за Кассианом. Она смотрела на него с неподдельным интересом.
– Я… – начал было Кассиан качать головой, слегка улыбаясь, заметив такой ее взгляд.
– Даже не буду слушать ваши возражения! – улыбнувшись в ответ, заявила девушка. – Сейчас же принесем Вам и Ромулу обед.
– Хорошо-хорошо, принесите мне поесть, – сдался Кассиан. – Но Ромулу это без надобности, он, кажется, звал друзей… О, боги, как же болит голова!
Император начал массировать виски.
– Принести Вам отвар, мой Император? – встревоженно спросила прислуга.
– О, нет, Демия, не беспокойся, – отмахнулся Кассиан. – Эта головная боль пройдет, когда чертовы варвары оставят в покое наши границы!
Девушка, кивнув, удалилась быстрыми шагами.
– Варвары? – тихо спросил Дэн, боясь вызвать раздражение Кассиана.
– Да, да, – ответил тот, однако, более спокойно, чем ожидалось. – Они вновь атаковали наши земли. Эти войны велись постоянно, и последние из них были позорно проиграны Максимианом. Мало того, что он отдал им часть территорий, так он еще и заплатил им сполна. А этому вонючему отродью все мало!..
Кассиан был в гневе. Жила на лбу у него начала пульсировать.
– И как же нам быть?! – воскликнул он, вставая со своего ложа.
В обеденную вбежал запыхавшийся Ромул, который, очевидно, слышал последнюю фразу своего друга.
– Как быть? – повторил риторически он, пытаясь в то же время отдышаться. – Как быть… Давать отпор!
В отличие от Кассиана, глаз его горел не беспокойством, но явным энтузиазмом. Он подошел к Кассиану, и положил руку ему на плечо.
– Мы сможем, у нас хватит на это сил, – постарался он заверить своего соправителя.
– Ты, верно, издеваешься? – воскликнул Кассиан, скинув руку Ромула со своего плеча. – Это, по-твоему, просто игра? Игра в войну? Пойми же ты, у нас денег едва-едва хватает на то, чтобы Империя не развалилась на кусочки. О какой войне может быть речь! Ты представляешь, сколько будет стоит хотя бы обмундирование армии?
– Не надо держать меня за дурака, я все прекрасно представляю и понимаю, – отозвался Ромул, уже помрачнев. – Но люди у нас есть, и это самое главное!
– Я тебя за дурака не держу, – тон Кассиана продолжал оставаться недружелюбным, и он продолжал заводиться. – Но твои глаза не видят всего, они видят и ищут лишь одного – крови! И тебе все равно, что эти самые люди, о которых ты говоришь, еще совершенно не обучены и не готовы к сражениям! Они – дети бывших рабов, не забывай. И, в отличие от тебя, выросшего в богатой семье, они сражались всю свою жизнь не ради развлечения или из спортивного азарта, они дрались друг с другом из-за куска хлеба. Они просто умрут, для варваров они будут легкой добычей. А если ты и сумеешь их победить, то это будет достигнуто ценой тысяч невинных, и больше ничем. Да и варвары, хоть они и подобны животным, все равно этого не смогут не заметить, а потому вернутся немедля. Но ты не берешь это в расчет! Ты просто хочешь поиграться!.. Маленький мальчик, которого все считают потомком римского царя, ему стало скучно махать мечом в своем домике, ему нужно махать мечом в настоящей драке насмерть!..
– Как ты… – лицо Ромула перекосилось от гнева. – Как ты смеешь обвинять меня в подобном! Я бы никогда и не думал жертвовать впустую жителями Рима!
– Ты отвечаешь мне пылко, но твои слова едва ли бы усмирили никчемного пьяницу! Что ты действительно можешь сказать в ответ? А? – Кассиан, поняв, что выиграл эту битву, заговорил насмешливым тоном. – Ты же молчишь. И ты знаешь, что я прав.
Ромул опустил взгляд и отошел на пару шагов от товарища.
– Да, может, все это правда, – ответил он с горечью. – Но я предпочту не думать о ней. Я же из нас двоих глупее, не забыл? А умирать лучше идти глупым, или хотя бы, претворяясь им. Как и вести людей на смерть, так? Иначе долг перед Империей не будет выполнять никто. Жизнь каждого слишком ценна, она слишком хороша, чтобы по доброй воле и в здравом уме с ней кто-то захотел расстаться.
– Я не хочу, чтобы ты умирал, – Кассиан помотал головой, и вновь сел на ложе. – Я не хочу, чтобы эта война вообще была.
– Другого выхода у нас нет, ты же знаешь, – тон Ромула стал каким-то жалостливым. – Либо мы, либо они. Ведь варварам всегда были нужны наши земли. Если сейчас мы не отбросим их восвояси, эти изверги попросту поработят все население. Они изнасилуют женщин, они заставят работать на износ мужчин. Детей они закуют в цепи и продадут. Этого ты хочешь? Чтобы Империя, которая по воле богов и по нашей собственной попала к нам в руки, просто с позором пала за несколько месяцев, а то и недель?
Кассиан сложил обе ладони и в задумчивости поднес их к подбородку.
– Может, армия наемников нас выручит? – предположил он, но в его голосе уже чувствовались ноты разочарования от ответа, который ему предстояло услышать.
– У нас нет денег, чтобы позволить их купить сейчас, – ответил Ромул. – Ты же сам это сказал. А в долг ни один наемник работать не станет.
Кассиан вздохнул.
– В таком случае, – он опустил взгляд на свою домашнюю тогу, словно рассматривая узоры. – Нам нужно немедленно устроить набор рекрутов. А тебе начать их ускоренное обучение. Нашу регулярную армию нужно отправить к границам. И разведчиков, конечно…
– Не беспокойся на этот счет, – заверил друга Ромул, голос которого вновь наполнился энтузиазмом. – Ты же знаешь, сколько я изучал военное дело. Позволь мне заняться организацией всей кампании. Разумеется, я буду докладывать тебе все происходящее.