Батискаф вертикально взлетел над поверхностью, завис на несколько мгновений и резко ушёл вправо, сначала превратившись в расплывчатое кольцо красных габаритных огней, а затем и вовсе пропав из виду. Сергей, в этот раз всё же нашедший в себе силы не провожать Кристину и Роланда в полёт, как в последний, с трудом оторвался от прохладного иллюминатора в рубке – драгоценное время, исчезновение которого он в последнее время ощущал всё отчётливее, не стоило тратить по пустякам.
Дело, одновременно и простое и сложное, ждало его в лаборатории – отгороженной тонкой стенкой половине первого научного отсека, ослепительно-белые стены и потолок которой покрывал хитрый состав, препятствующий размножению большинства известных человечеству микроорганизмов, способных существовать в условиях «Дружбы».
В центре, на таком же ослепительно-белом, как и стены, столе, лежал монотонно-серый Змей, надёжно зафиксированный у окончания хвоста и там, где грудная клетка, сужаясь, плавно переходила в голову. Его голову и шею пятнали разноцветные нашлёпки электроэнцефалографа, которые Сергей, не зная точно, где находится мозг существа, просто симметрично расположил во всех зонах, в которых мог бы находиться мозг разных земных животных. К сожалению, сохранность тела первого Змея оставляла желать лучшего, да и инструменты у Елизаветы были лишь самые основные, так что точных данных о строении нервной системы Змеев у землян не было.
По оставшейся части Змея симметрично расположились датчики кардиографа – искать сердце или что-то подобное тоже приходилось методом научного тыка.
Бросив взгляд на идеально чистую поверхность стола, Сергей внимательнейшим образом изучил табло обоих «графов» и задумчиво постучал пальцем по переносице. Змей по-прежнему не двигался, не выделял тепла или каких-то веществ, не проявлял электрической активности, в общем, не делал совершенно ничего свойственного земным живым организмам. Всё это косвенно подтверждало теорию Роланда о сработавшем автозапуске и о том, что Змей – что-то вроде простенького киборга. К собственному искреннему сожалению, Сергей никак не мог так же легко и просто вычеркнуть инопланетянина из списка существ, которым не следует причинять излишних страданий, и сразу приступить к вскрытию. Ибо существо, рождённое в неизвестных условиях, могло обладать жизненными циклами, сколько угодно отличающимися от привычных землянам.
– Полная визуализация. Наращивать мощность до тех пор, пока изображение не будет получено. – Вделанная в потолок огромная лампа мультисвета, способная не только светить, но и генерировать рентгеновское и ультрафиолетовое излучение, мигнула, отзываясь на команду Сергея. Одновременно мигнул связанный с ней генератор ультразвука, и засветился вделанный в стену экран: система создания полноценных изображений живых организмов заработала на полную мощность – впервые за эти несколько дней.
Первое время доктор Демидов, не желая рисковать жизнью подопытного, использовал лишь весьма щадящие параметры рентгена и ультразвука. Увы, на малой мощности земным приборам не удалось «просветить» даже первый слой серой «шкуры» змея. Средняя мощность, она же максимальная для большинства органических существ, если исследователь хотел обойтись без излишних повреждений, продемонстрировала двухсантиметровый слой ткани, чрезвычайно похожей на гладкие мышцы человека, покрытый слоем чего-то, отдалённо похожего на застывший латекс.
Будь у Сергея побольше времени – он постарался бы придумать ещё какой-то способ создать визуализацию внутреннего строения Змея, не прибегая к потенциально опасным мощностям излучений. Но времени не было.
Пока аппарат начинал работу, посылая в Змея пучки излучения и ультразвука, доктор Демидов ушёл в соседний отсек, снабжённый качественной системой записи и сохранения проекционных видео. Получаса, обычно требующегося для создания полной визуализации, должно было хватить ещё на одно дело, сделать которое в присутствии других космонавтов было совершенно невозможно.
Сергей включил про-камеру, пододвинул серый лабораторный стул на толстой круглой ножке, отрегулировал параметры записи так, чтобы в кадр не попадало ничего, что хотя бы в теории можно было счесть секретными разработками ОСР. О нет, он не беспокоился из-за того, что коллеги Юрий Валерьевича не передадут запись по адресу, если такая необходимость действительно возникнет – адресат записи, скорее всего обладал и более высоким уровнем доступа, чем требуемый для того, чтобы видеть внутренности «Дружбы». Но Сергей точно знал – безалаберного отношения к сохранению тайны кадровый генерал Демидов не потерпит даже на, возможно, последнем видео сына.
Убедившись в том, что форменный комбинезон застёгнут, нигде не перекошен и не запачкан, а футболка виднеется из-под него в полном соответствии строгим законам симметрии, Сергей устроился на стуле и, глядя на синий огонёк начавшей запись про-камеры, скупо улыбнулся.
– Привет. Я помню, как ты не любишь долгих предисловий, да и в моих глазах ценность секунды нынче резко увеличилась, так что сразу к делу. Ты был прав, говоря, что однажды мне придётся взять на себя ответственность за чужие жизни и судьбы, и к этому следует быть готовым. И, пожалуй, даже в том, что уметь это должен каждый, какие бы планы на жизнь он не строил. Я шёл в команду «Вестника» корабельным врачом, специалистом по контактам с нечеловеческим разумом. А теперь, волею случая, оказался временным капитаном для команды из двоих человек, которые, кажется, так и не осознали, что болезни, приходящие с недостатком питательных веществ, могут убить нас намного раньше, чем настоящий голод доберётся до нас. Я смотрю на них и вижу, что они верят в то, что я что-то придумаю, найду способ вернуться домой. И, признаюсь честно, я был бы готов к этой ответственности больше, если бы в своё время чаще слушал тебя. Но, имей в виду, я по-прежнему считаю, что популяризация трудов Вишнёва в конце восьмидесятых – благо. И декларируемый им социал-гуманизм намного лучше подходит для столь несовершенных существ, как мы. Существ, обременённых тяжким наследием биологических механизмов, крайне полезных для выживания в саваннах и весьма вредных для жизни в цивилизованном обществе. И не показывай это видео маме – ей я запишу что-то правильно-героическое, потом, когда все будем записывать прощальные видео.
Сергей слез со стула, отключил про-камеру и убрал ХИнКО13 в потайной карман комбинезона. Судя по доносящемуся из лаборатории жужжанию, он успел как раз вовремя – до завершения создания визуализации оставались считанные минуты.
Наконец на экране появилось долгожданное изображение, и Сергей, в душу которого постепенно возвращался исследовательский азарт, раздражённо тряхнул рукой – изображение снова было неудачным. К двум верхним слоям добавился третий – схожий проницаемостью с верхним, псевдо-латексным. И всё. Ни трёхмерной карты органов и полостей, ни строения скелета – а у Змея Лазаревой скелет был совершенно точно! – ничего, совершенно ничего.
Оставалось только вскрытие. Вынимая из встроенных в стены шкафов скальпели, зажимы, герметичные контейнеры и прочие необходимые инструменты, Сергей размышлял о том, что не отказался бы иметь в качестве напарника доктора Лазареву. Во-первых, как он признавал без излишнего стеснения, Елизавета была из тех талантов, которые рождаются раз в столетие и крайне редко остаются безвестными. Во-вторых, и это было чуть ли не важнее первой причины, во времена Елизаветы к рискованным экспериментам над людьми и животными уже относились как ко злу, но всё ещё – как ко злу необходимому.
Доктор Демидов, рождённый спустя почти сто лет после Елизаветы Лазаревой, имел доступ к знаниям и технологиям, которые человеку середины двадцатого века показались бы сошедшими прямиком со страниц книг Стругацких и Ефремова. Микроскопы самостоятельно выделяли внесённые в их память участки и искали сходные на соседнем предметном стекле; секвенирование генома из утомительной трёхэтапной процедуры превратилось в обыденную, получасовую; синтетические нервные волокна имплантировались во все устройства, для которых подобный функционал считался достаточно безопасным, и эти устройства становились надёжными помощниками человечества.
Но ни одно из этих устройств не могло облегчить совесть Сергея Демидова, большого ценителя древней литературы и убеждённого социал-гуманиста, сделать первое движение скальпелем и, возможно, собственноручно убить представителя внеземной цивилизации.
Некстати вспомнилась «клятва Ульянова» – повторённое в книгах, фильмах и песнях обещание найти сородичей погибшего на Венере Змея, и рассказать им о гибели мученика науки. Так и не сумев внятно ответить на вопрос, приближает он сейчас выполнение клятвы или отдаляет, доктор Демидов разозлился сам на себя и, выведя на половину экрана сведения из отчётов Лазаревой, сделал первый разрез.
Сергей ожидал, что упорно сопротивлявшаяся ультразвуку и рентгену покровная ткань инопланетянина не сразу поддастся и лазеру. Но нет – тончайшее лезвие лазерного скальпеля с лёгкостью рассекло «кожу» Змея в районе грудной клетки – и искусственность существа стала очевидной.
То, что должно было быть кожей, подкожным жировым слоем и мышцами, оказалось чем-то вроде трёхслойного мешка с весьма слабо соединёнными между собой слоями. Ничего даже похожего на органы или иные функциональные образования в открывшейся полости не было – только со свистом улетучившееся сквозь разрез какое-то газообразное вещество, да идущий вдоль всего тела полупрозрачный трёхгранный столб.
Летучее содержимое Змея не имело ни цвета, ни запаха, но Сергей всё же отвлёкся от вскрытия – газ вполне мог оказаться чем-то очень токсичным, но пока ещё неизвестным землянам.
– Вывести на экран диаграмму изменений состава атмосферы в лаборатории за последние пять минут.
Искс сработал практически моментально – не прошло и десяти секунд, как изображение тканей Змея сменила диаграмма идеальной для человека смеси газов, находящейся в лаборатории. Лишь микроскопическое повышение содержания водорода свидетельствовало – вышедший из Змея газ Сергею не почудился.
– Интересно, в Змее Лазаревой тоже был водород?
Сергей снова склонился над операционным столом, изучая единственный внутренний «орган» – тонкий трёхгранный сегментированный столб, сужающийся к низу. Судя по фотографиям столетней давности, Лазарева приняла его за позвоночник: делая вскрытие на Венере и имея весьма ограниченный набор инструментов, доктор Демидов тоже пришёл бы к такому выводу. Но сейчас, находясь в прекрасно оборудованной лаборатории и имея под рукой весь накопленный человечеством опыт, Сергей понимал – перед ним продукт технической эволюции, но никак не биологической.
Столб начинался от центрального хвостового отростка, шёл к «грудной клетке», где обзаводился точно такой же поперечной перекладиной, которую можно было легко спутать с ключицами, и заканчивался примерно в середине головы. Поперечная перекладина, в свою очередь, разделялась на двенадцать (по шесть с каждой стороны) пружинистых трубочек, обтянутых покровной тканью и выведенных на внешнюю поверхность «тела». Манипуляторы, принятые за чуждый аналог рук. Определить точно назначение аналога пальцев Сергей не смог, но это и не требовалось. Было вполне очевидно, что здесь нужен не врач и не биолог. Изучать сие чудо инопланетной техники следовало инженерам.
Теперь первоначальный трепет перед чуждой сложной жизнью казался смешным и даже немного стыдным. Написав заключение, Сергей отправил результаты исследований и видеозапись на Землю и, на всякий случай, на «Вестник». Окончательно поверить в то, что смешливая Людочка, надёжный как скала Власов, непоколебимый Костя и прямолинейный Муха действительно сгинули безвозвратно, было выше его сил. В конце концов, «Дружба» тоже на какое-то время пропадала с экранов радаров.
***
Карта поверхности Безымянной составлялась очень легко и просто: действительно, что может быть сложного в том, чтобы фиксировать отсутствие любого рельефа?
Батискаф облетал планету по спирали, сужая витки и постепенно приближаясь к самой северной точке Безымянной – там должно было завершиться картографирование. Исследователи внутри него по очереди спали, глотали карликовые порции пищевого концентрата со вкусом курицы (Роланд и Кристина единогласно решили, что лучше есть понемногу, но три раза в день, чем всю порцию, но только один раз), и по одному следили за «пейзажами», сменяя друг друга тогда, когда приступы парейдолии становились особенно сильными.
Иногда – когда казалось, что однообразная белёсая муть под днищем немного истончилась – батискаф останавливался, и космонавты пытались разглядеть, что представляет собой поверхность планеты. Увы, ни просветить, ни разогнать туман так и не удалось, слепое же ощупывание не добавляло ничего нового к уже известному набору сведений: упругая, идеально гладкая поверхность, не издающая доступных человеческой аппаратуре звуков.
На второй день утомительно-размеренного существования Кристину посетила идея. Следует отдать девушке должное: с желанием воплотить свою идею она честно боролась целых несколько часов. Но любопытство всё-таки победило.
– Роланд, а давай попробуем рассеять туман, заставив его с чем-нибудь прореагировать?
– Что сделаем?! – Роланд с тревогой взглянул на напарницу, пытаясь увидеть в её лице или жестах: шутит она или начинает бредить.
Кристина пожала плечами.
– Это самый быстрый и просто способ рассмотреть «землю». Все химические вещества с чем-то реагируют, я это ещё со школы помню. Найдём, от чего углекислота выпадает в осадок, поставим что-нибудь больше и прозрачное, запустим туда нужную штуку, потом уберём как-нибудь осадок и будет видно, что внизу. Георадар не работает, взять пробы не получается, что ещё делать? Если здесь не найдётся ничего подходящего – скажем Сергею, пусть на «Дружбе» поищет, там много всякого химического.
Роланд всесторонне обдумал предложенную идею. Из рамок приказа это не выбивалось, серьёзного вреда причинить не могло, каких-то неочевидных последствий тоже вроде как не несло. Возможно, они бы даже успели найти и испробовать подходящее вещество, если бы не вызов от «Дружбы».
– Вы молодцы, что нашли и притащили Змея. Я сейчас передам идентификаторы, забьёте их в спектрометры. Земля считает, что таким образом получится найти ещё Змеев. Всех, кого найдёте, – взвешиваете. Находите самого толстого, и сообщаете мне. И больше никакой – вообще никакой – самодеятельности!
– Будет сделано, товарищ временный руководитель! – Роланд шутливо отдал честь, затем, заметив умоляющую рожицу Кристины, аккуратно уточнил. – А нам можно узнать, в чём дело? Как-то странно: похвалить-похвалили, а за что – непонятно.
– Если Родион прав, то вы нашли… – Сергей замялся, пытаясь двумя словами передать суть сообщения ученика Арины Ройской, затем махнул рукой. – Сейчас пришлю его про-видео, сами послушаете.
Проекция земного учёного радовала глаз кислотно-оранжевым горнолыжным вязаным шлемом и иногда появляющимися в «кадре» оранжевыми же лыжными палками – по всей видимости, Родион Зубов выходил на связь прямиком с одного из всесезонных лыжных курортов Объединения. И, судя по манере разговора, зрителями про-видео изначально должны были быть только сотрудники его лаборатории.
– Вы, ребята, только сразу меня в психушку не запирайте. Значит вот, – рука Зубова описала круг и в «кадре» впервые появилась лыжная палка, – у нас планета. Слишком большая для нормальной планеты и, при этом, слишком тяжёлая для своего размера и состава. Категорически странная планета, короче. И вот катаюсь я и думаю: а что, если это вообще не планета, а? Ну то есть у нас есть некая крайне продвинутая цивилизация, пользуясь наработками которой мы всего за сто лет из технологических обезьян превратились в технологических кроманьонцев. И есть планета, подозрительно похожая на неправильную звезду. И я задаю себе вопрос: а не могла ли наша загадочная мегацивилизация превратить зародыш звезды в планету? Зачем? Ну например ради синтеза каких-то интересных соединений … Не, неправильно выражаюсь. Не в планету они превращали зародыш звезды, а в маленький свечной заводик. Быстро охладили, получили нужные условия, а, может и сразу нужное вещество, и теперь его оттуда потихоньку достают. Как достают? Да как угодно, хоть теми же змеями таскают. – Здесь Родион задумался на пару минут, за которые чуть не получил по голове возникшим из ниоткуда куском лыжи. – Уточните у Демидоваа, у него при разборе водород, кажется, из змея выходил…
На этом моменте про-видео обрывалось, но всё было понятно и так.
– Ну что, вперёд, на поиски самого толстого змея? – Роланд был очень-очень доволен, практически счастлив. Наконец-таки в путешествии появились правильные, нереально технологически развитые инопланетяне.
Кристина только грустно кивнула. Несмотря на хорошие новости, ей всё-таки было очень интересно, сработала бы её идея, или нет.
***
Передав на батискаф распоряжение с Земли, Сергей принялся за работу. Если Зубов прав, то где-то в начинке змея обнаружатся координаты, по которым аппарат должен доставить свой груз. И тогда уже будет не до изучения «платочков» – нужно будет лететь по змеиному маршруту, надеясь, что там обнаружится хотя бы постоянно обитаемая база, если не та самая материнская планета расы, создавшей «Объект 1». Ибо это – единственный реальный шанс не умереть голодной смертью в пятидесяти тысячах световых лет от Земли.
И по сравнению с этим шансом все загадки Безымянной должны отойти – и отойдут – на второй план.
Нет, земляне на Безымянную, конечно же, ещё прилетят, если позволят её неведомые хозяева-создатели. Окончательно изучат природу платочков, восхитятся неведомой технологией, позволившей заморозить звезду, возможно даже, смогут однажды сотворить нечто подобное. Но, даже если «Дружба» вернётся домой, войдёт ли он, доктор Демидов, в состав ещё одной экспедиции? Сергей не мог ответить на этот вопрос. Ещё перед отлётом две глобальных научных школы, включающие в себя и астрофизиков, и биологов самых разнообразных направлений, и врачей, сошлись в непримиримой битве: насколько полёт «Вестника» подорвёт здоровье находящихся на борту людей?
Так называемые «позитивисты» утверждали, что использующиеся сплавы и технологии целиком и полностью воссоздают космонавтам земные условия, а моменты выхода в открытый космос и прочих ситуаций, требующих использования всех возможностей скафандров – незначительные эпизоды, не способные серьёзно повлиять на здоровье изначально крепких людей. За психическое здоровье космонавтов они тоже не беспокоились – не зря же каждому члену экипажа дали возможность обставить каюту по собственному вкусу и захватить с собой в полёт удобную одежду и дорогие сердцу безделушки.
«Негативисты» настаивали, что сам стресс от участия в настолько ответственной миссии уже способен изрядно подпортить если не физическое, так психическое здоровье космонавтов. И рисковать случаями проявления каких-то расстройств головного мозга, заставляя людей переживать подобное во второй раз – есть эксперименты в стиле доктора Менгеле.
И если изначально Сергей поддерживал «позитивистов», то теперь, видя, как в напарниках всё чётче вырисовываются качества, первое время казавшиеся всего лишь незначительными составляющими их личности, был склонен соглашаться с «негативистами».
А раз так, то кто знает, каким вернётся на Землю он сам?
Следовательно, пока Роланд и Кристина путешествуют по Безымянной, разыскивая самого заполненного змея, есть время как можно ближе изучить «платочков». И даже если это будет расходиться с идеалами социал-гуманизма – он, Сергей Демидов, это как-нибудь переживёт.
Собственно говоря, у него было ровно одно хорошее предположение, которое стоило бы проверить. Для этого нужно было сделать резервуар, в котором бы поддерживались условия Безымянной, и выловить «платочек» подходящего к резервуару размера. Затем следовало предлагать существу крупицы простых и сложных веществ с заведомо известными пространственными формулами. И следить за результатом.
Первым делом Сергей задал земным инженерам вопрос, есть ли возможность сделать нужный резервуар на «Дружбе», если его вероятный создатель хорошо умеет разрезать и зашивать и плохо – разбирать и запаивать. Через три часа он получил про-видео, озаглавленное «как в домашних условиях превратить очистительную камеру в камеру для содержания пленного инопланетянина». На нём незнакомый Сергею крупный усатый мужчина в клетчатой рубашке, представившийся ведущим сотрудником Калининградского Завода Очистительных Приборов, описывал, что и куда нужно переподключить в очистительной камере, чтобы заполнить её СО2 и добиться давления в семьдесят четыре атмосферы и температуры в тридцать градусов по Цельсию.
Подобное исследование потенциально грозило «платочку» ранней гибелью, так как воссоздать в переделанной камере все привычные аборигену условия, было совершенно невозможно. В первую очередь потому, что никто не мог поручиться, что ему эти условия известны. В лучшем случае за время жизни «платочек» успел бы сожрать достаточно материала, чтобы подтвердить или опровергнуть предположения Сергея.
Несмотря на то, что автор видео разжевал всё, как он сам выразился, так, чтобы даже его дурная кошка поняла, Сергей провозился целых шесть часов. Правда, один час из них заняли два приёма пищи – тщательно пережёвывать однородный пищевой концентрат, имеющий текстуру картофельного пюре, было крайне неприятно. Но полезно – так мозгу какое-то время казалось, что его покормили порцией обычного размера.
В остальное время он отсоединял, переподключал и припаивал, тщательно сверяясь с про-видео и тихо радуясь, что его первая специальность – нейрохирург – требовала не только теоретических знаний, но и умения работать руками. Наконец, убедившись, что в камеру с поверхности нагнетается СО2 в нужном состоянии, Сергей принялся искать подопытного.
Поняв за время нахождения на Безымянной, что местные жители крайне неохотно попадаются на глаза просто так, зато мгновенно собираются к месту, в котором сильно изменяется химический состав «атмосферы» или энергетическое поле планеты, Сергей решил схитрить: положил кусок полиэтилена прямо возле шлюза, через который углекислота попадала внутрь челнока. И, подсветив шлюз и направив на него одну из внешних камер «Дружбы», принялся ждать.
Первое пришедшее к «чему-то новому» создание было очень велико. Сергей не был уверен, что видит его целиком – нижняя часть «платочка» уходила под челнок и, вполне возможно, там даже не заканчивалась. Не будучи уверен в том, что насос сможет втянуть в себя существо целиком, и что «платочек» не повредится, двигаясь по узким трубам, доктор Демидов приготовился наблюдать за тем, как абориген будет изучать приманку. И каково же было его удивление, когда «платочек» лишь на пару минут завис над полиэтиленом и растаял, оставив приманку практически нетронутой. Вслед за ним появились несколько совсем мелких существ, поймать которых для исследования, конечно, можно было… Но они были не идеальными объектами эксперимента. Сергей ждал небольших созданиьц размером от десяти до пятнадцати сантиметров – именно они, по его наблюдениям, были самыми любопытными. Если, конечно, их поведение вообще можно было описывать этим словом.
Мелочь не собиралась пропадать, поглощённая «пережёвыванием» доселе неизвестного материала и Сергей, предвидевший подобное развитие событий, сдул подальше и приманку и аборигенов. А перед шлюзом выбросил ещё один кусок такого же полиэтилена. И тогда появились и они – три прекрасных экземпляра нужных размеров и живости. Сергей включил насос, понаблюдал за тем, как «платочков» вместе с углекислотой втягивает внутрь камеры, и закрыл шлюз, оставив мелюзгу развлекаться снаружи, но под присмотром камеры.
Оказавшись в камере, «добыча» повела себя странно – исчезла. Сергей, зависший возле приёмного бокса с кусочком сахара в руках, сначала решил, что «платочки» каким-то образом спрятались в клубах углекислоты. Но, тщательно просветив камеру, доктор Демидов убедился: в камере осталась лишь углекислота, объекты исследований просто перестали существовать. Это было невероятно, но это было.
Немного подумав, Сергей решил, что «платочки» попросту не перенесли движения внутри насоса. И, раздражённо бросив сахар в резервуар, принялся натягивать скафандр – следовало постараться поймать новую жертву. Возможно, даже двух. И, на сей раз, сделать это собственноручно. И каково же было его удивление, когда присоединённый к камере микроскоп подал сигнал «обнаружено движение, включаю запись». Как был – в натянутом до пояса скафандре, с волочащимися по полу рукавами, Сергей кинулся к микроскопу.
Один платочек, подрагивая, буквально обнял своим полупрозрачным телом кубик сахара и, судя по выведенной на отдельный экран многократно увеличенной проекции, сейчас «увлечённо» занимался тем, что создавал в своём теле аналогичные сахарозе пространственные формы. Ещё два пытались подобраться к сахару снизу, то и дело отталкиваясь друг о друга. Рассмотрев их увеличенную проекцию, Сергей узнал пространственные формы полиэтилена и, к собственному удивлению, графита. Несмотря на то, что он искренне не понимал, откуда на Безымянной вообще мог взяться графит, на этом первую часть эксперимента можно было считать успешно завершённой.
Через несколько часов Сергей удовлетворённо обозрел троих очень крупных, можно даже сказать, раскормленных, «платочков», с трудом умещающихся в объективе микроскопа. Существа последовательно скопировали строение молекул сахарозы, целлюлозы, нескольких аминокислот и – как высший пилотаж – целого гемоглобина. Впрочем, материал камеры они тоже не обошли своим вниманием, но как-то очень выборочно – например, добросовестно воспроизвели цинк и медь с латунных деталей камеры, но проигнорировали металло-стекло её стенок. К сожалению, понять, как именно «платочки» это делают, так и не получилось. Сначала аборигены зависали над предложенным веществом, «пробуя» его разными участками тела, а затем немного увеличивались – и в проекции было хорошо видно, как одномоментно на краю существа появляется соответствующая молекула. Причём оригинальное вещество уменьшалось на некий процент, всегда разный, но зафиксировать момент перемещения «откушенного» и приращения его к телу существа так и не удалось. К тому же, новые участки «платочка» состояли из того же, из чего и старые – из водорода, собравшегося в пространственные формы органики. Чего, строго говоря, вообще не должно было происходить. Насос бывшей очистительной камеры даже не пытался создавать давление, при котором существование металлического водорода стало бы возможным.
Сергей уже собирался закончить эксперимент и освободить камеру от не пострадавших «платочков» и от предложенного им угощения, но вдруг вспомнил обстоятельства экстремальной посадки «Дружбы». Особенно то, как Роланд и Кристина стучали по стеклу, а аборигены, вроде как, реагировали на создаваемые стуком вибрации. Это следовало проверить, тем более, что для проверки нужно было лишь принести и установить про-камеру, чтобы заснять происходящее ещё и снаружи.
Подготовившись к эксперименту, Сергей встал боком к очистительной камере и решительно по ней постучал. Аборигены не реагировали. Сергей постучал ещё раз, сильнее, с тем же результатом. Желая проверить – не реагируют ли они на его действия вообще или реагируют, но каким-то неожиданным образом, Сергей включил подсветку. И выругался, а затем протёр глаза древним ритуальным жестом – внутри никого не было. Причём камера по-прежнему была заполнена только углекислотой, в тех же объёмах, что и ранее.
Сергей отправил внутрь ещё один кусочек сахара. Никакой реакции. Добавление в резервуар новых порций прочих веществ, применявшихся для эксперимента, ситуацию не изменило.
Если бы не про-запись исследований Сергей, пожалуй, запросил бы консультацию самого опытного специалиста по психическим болезням космонавтов. Но на про-записи «платочки» был совершенно чётко видны! Вспомнив обстоятельства первого появления аборигена, Сергей пожал плечами и, решив, что хуже всё равно не будет, отправил в резервуар чаинку. И – о чудо! – не прошло и двух секунд, как «платочки» подплыли к чаинке и самый шустрый принялся «жевать» её.
Заканчивать эксперимент однозначно было рано. И обязательно нужно было подобрать ещё какие-то вещества, которые можно было бы предложить аборигенам.
***
Поиски тяжёлых змеев затянулись на несколько дней. К вечеру первого Кристина и Роланд даже засомневались в возможности найти хотя бы одного змея по данным, предложенным Землёй. Только на следующее утро, когда батискаф закончил облетать высокие широты и сместился на несколько градусов южнее, спектрометр впервые сообщил о регистрации приблизительно похожего спектра.
Спустившись по полученным координатам, исследователи обнаружили активно работающего змея – даже без использования каких-то приборов было видно, как его хвосты понемногу раздуваются, заполняясь чем-то, очень нужным его создателям. К сожалению, накачка происходила очень медленно – «хитрец» батискафа счёл, что такими темпами змей заполнится только через шесть – семь дней. И космонавты, отметив место в памяти навигатора, улетели дальше – искать более готовых к отправке роботов.
На следующий день они нашли ещё нескольких – но, к сожалению, совершенно пустых, весящих столько же, сколько весил и первый добытый ими образец.
Несмотря на все трудности и промедления, Роланд был по-настоящему счастлив. Те инопланетяне, о которых он грезил и ради которых отправился в экспедицию, гарантировать успех которой не мог совершенно никто, становились всё ближе и реальнее. Теперь их следы были повсюду: в изрядно надоевшей туманной жидкости, в непонятно как пружинящем под ногами металлическом водороде. Во всём, что напоминало о том, как когда-то раса, обладающая огромным технологическим могуществом, решила заморозить молодую звезду.
И он воодушевлённо искал: самостоятельно, не доверяя приборам, выбегал из батискафа замерять вес и уровень наполненности вновь обнаруженных змеев, пытался найти какую-то систему в их расположении, выстраивал вечерами маршрут на следующий день. И не замечал, что Кристина становится тише и молчаливее не с каждым днём даже – с каждым часом. Она по прежнему выполняла всю необходимую работу, в свой черёд дежурила у руля, связывалась с Сергеем… Но крайне редко поддерживала разговор, не касающийся её непосредственных обязанностей. И всё свободное время сидела в своей мягкой подвесной койке.