Анна Никки
Дотянуться до солнца
Абиссинец внимательно смотрел на воду, растекающуюся по грязному полу. Его усмешка заставила Далматинца нахмуриться.
– Как поступить с данным человеку сокровищем, он решает сам. То, во что ты превратил данную тебе жизнью воду, последствия лишь твоих необдуманных действий. За хорошие и плохие поступки отвечать лишь тебе… Но именно жизнь дала тебе эту воду! И раздавать ее или бессмысленно растрачивать – решать не тебе! Ты – не Господь Бог! Опомнись, пока не стало слишком поздно!
Далматинец внезапно разжал пальцы, и пустой чайник с грохотом упал, покатившись по мокрому полу.
– Да. Ты прав. Сотни, тысячи, миллионы раз, ты снова прав, мой друг Сашка! Но мое открытие принесет пользу! Не веришь? Просто послушай. Я могу дать людям новые возможности – излечение от болезней, долгую жизнь, вечную память… Я могу сделать все это! – Он пнул чайник и навис над бывшим другом. – Ты был со мной, и я был счастлив. Ты можешь вернуться?
Глаза Абиссинца удивленно расширились:
– Ты… Как ты можешь? Твое открытие принесет лишь хаос… Спроси себя, ты готов убить сотни или тысячи невинных, ради одного высшего человека? Готов заплатить настолько высокую цену? А как же Алиса? Ей ты тоже готов пожертвовать? Она же выросла на твоих глазах!
– Ты просто не понимаешь, когда наступает новая эра, всегда приходится чем-то жертвовать. Люди будут только благодарны потом. Только представь: все, о чем они могли только мечтать – дам им я! Я! Они хотели помнить счастливые моменты, они будут помнить каждую долю секунды. Человек всегда хотел жить вечно, и я смогу дать ему и это тоже! Болезни, считающиеся неизлечимыми, уйдут в историю. Разве не замечательно?! Представь…
Наставник чувствовал накатывающие приступы тошноты.
Его пальцы сжались в кулаки, а голос наполнился презрением, когда он оборвал эту пафосную речь:
– Замечательно. Только ты забыл несколько важных вещей.
Далматинец, будто забыв об осторожности, вдруг сел рядом с ним и заинтересованно склонил голову набок.
Абиссинец закрыл глаза. Чувство отвращения к этому человеку сегодня накрывало его волнами с невероятной силой. Казалось, что даже кожа испытывает это мерзкое чувство, потому что, когда он ощутил прикосновение его одежды к своей, то сразу невольно отодвинулся. Но, с другой стороны, внезапная потеря бдительности Далматинца могла сыграть ему на руку. Несмотря на то, что наставник был прикован, вторая его рука все еще оставалась свободной и готовилась схватить за горло это чудовище в человеческом обличье.
– О чем же я забыл?
Абиссинец сел поудобнее и немного развернулся к нему.
– Для тебя несколько тысяч жизней… – Он громко вздохнул, пытаясь сохранить последние остатки самообладания. – …несколько тысяч живых людей, мечтающих о том же… это всего лишь пожертвовать чем-то?
Далматинец усмехнулся:
– Если измерять миллиардами, то да.
Наставник положил свободную руку на колено, готовясь ударить:
– Твоя мать…
Далматинец нахмурился. Улыбки, как не бывало.
– Вспомни, как было больно тебе?
– Это сейчас не относится к нашему разговору!
Ученый вскочил. Ударить Абиссинец не успел.
– Нет, относится! Подумай, что будут чувствовать дети, которых ты уже априори обрек на смерть? Только представь, сколько родителей, которым будет казаться, что другого выбора нет, потеряют своих детей ради такого твоего иллюзорного будущего…
– Это будет их решение, нет?
– Но не этих детей, пойми! Не этих детей, идиот! Не их… Разве ты когда-то хотел, чтобы твоя мать поступила с тобой именно так?!
Далматинец поднял глаза к потолку:
– Для науки нет понятия гуманности. Мы жили бы до сих пор в каменном веке, если бы великие ученые прислушивались к зову сердца…
– Если не у нее, то у кого должно возникать это чувство? Наука не должна переступать через трупы, она должна стремиться спасать жизни!
Ученый поднялся и направился к двери:
– Знаешь, ты – все такой же безмозглый солдафон.
Абиссинец согласно кивнул:
– Да, я – солдафон, потерявший родных в угоду твоей науке! Но я принял это в наказание за все, что натворил! Ты говоришь о вечной жизни, но люди все равно будут умирать. Пусть на пятьдесят или сто лет позже, но ни тебе, ни кому-либо другому не преодолеть то, что заложено природой и Богом!
– Это…
Но он не дал ему ответить:
– Избавление от болезней? Вспомни любую новую эру – на место излеченной болезни приходит другая, ранее неизученная! От болезней не избавляются, они все те же, просто эволюционируют, приноравливаясь к той новой жизни, которую создают люди. Каждая новая эра всегда обходилась человечеству слишком дорого… Вечная память? Не смеши меня! Помнить каждую секунду своей жизни захочет только полный дурак… А, если она будет длиться пару сотен лет, то нормальный человек, несомненно, сойдет с ума от подаренных тобой воспоминаний… Ты согласился бы помнить каждое мгновение ужаса, что пережил сам? Вижу, что нет. Тогда почему стремишься навязать это другим? В жизни случаются не только счастливые моменты, которые мы хотим сохранить, но есть и те, которые хочется похоронить и никогда не возвращаться к ним… Ты – сумасшедший, который хочет обречь остальных быть экспериментами, но сам при этом ни за что не пройдешь через это свое счастье!
– Это необходимые жертвы, чтобы двигаться вперед.
Абиссинец прикусил губу. Этот человек не слышал его. Не желал услышать. Все было бесполезно, но все же он хотел попытаться, пусть и было уже поздно.
– Я еще не сказал самое важное…
– Ты все же вступил в дискуссию?
– Я же всегда уступал тебе. Это неизбежно.
– Не всегда.
Наставник улыбнулся, поняв, о чем тот говорит.
«Действительно… она выбрала не тебя… Один раз проиграл мне… и до сих пор не забыл… Это означает, что ты не уступишь?»
– Это было не мое решение, ты должен понимать. Не знал, что ты настолько злопамятен, что сейчас припоминаешь мне Таню.
Далматинец вернулся и снова опустился рядом с ним на кровать:
– Это имя… Прошу, оставь его глубоко внутри и не произноси больше.
Абиссинец вздохнул.
«Даже у чудовища могут быть чувства, ранящие его, даже спустя столько лет? Неужели он действительно до сих пор не оправился?»
– Так, что же самое важное по твоему мнению?
Далматинец оторвал его от мыслей о жене и когда-то лучшем друге.
Абиссинец кивнул и негромко спросил:
– Ты думал, для кого хочешь создать твое прекрасное будущее? Ты дашь его бесплатно? Поделишься безвозмездно со всеми своими знаниями?
Ученый хмыкнул:
– Думал, конечно, отдам и обучу. Мой организм не вечен. Не думай, что я не осознаю таких элементарных вещей. Зато мое имя навечно останется в памяти людей…
Абиссинец вдруг рассмеялся, чем очень удивил Далматинца.
– Прости, но это так смешно… Элементарных? Ха-ха-ха… – Он выставил вперед свободную руку, тщетно пытаясь успокоиться. – Прости-прости… О, Боже, ты смог рассмешить меня… Все-все, не злись. – Наконец он смог взять себя в руки и задать вопрос. – Тогда скажи мне, а те люди, которые поддерживают тебя сейчас – готовы ли они отдать твое творение бесплатно на благо людям? Простым людям?
– Я сам решаю, как распорядиться своим открытием.
– Но о тебе никто не знает, кроме них. Уверен, что они готовы бесплатно отдать тебя и твои открытия человечеству? И еще… как только этот эксперимент станет достоянием общественности, думал ли ты о том, как это воспримут миллиарды, о которых ты так печешься? И как ты будешь контролировать своих новых экспериментальных людей, вообще не боящихся боли, а только звереющих от нее?
Далматинец встал и, устало вздохнув, зло проговорил:
– Ты так ничего и не понял.
– Я – всего лишь солдафон, поэтому мы с тобой вечно будем спорить о реалиях жизни и ее ценностях в масштабах человека – и не важно, только лишь четверых, либо нескольких миллиардов… Это бесполезный разговор, давай просто закончим? Мы не услышим друг друга. Спрошу еще раз, почему ты не убил меня сразу?
Мужчина направился к выходу, проигнорировав его вопрос:
– Ты дал мне информацию к размышлению. Я собираюсь подумать, как защитить себя и свое открытие.
– Тот человек, приходящий сюда ежедневно… У него приказ избавиться от меня?
– Он больше не придет, не трясись. Кстати, знаешь, твоя дочь… – Далматинец остался доволен его реакцией. – Теперь я готов ответить на твой вопрос?
Абиссинец, не замечая боли в запястье, вскочил на ноги, пытаясь вырвать руку из сжимающего кольца.
Ученый широко улыбнулся:
– Я не убил тебя только потому, что не мог решить: дать тебе умереть в неведении или все же успокоить перед смертью. Но, судя по твоей реакции, стоит сказать, чтобы тебе стало больнее?
– Что ты знаешь?! Прошу тебя! Если что-то знаешь…
– Я скажу тебе об этом завтра? – Далматинец открыл дверь. – Сегодня не хочу. Ты расстроил меня.
– Нет! Прошу!
Далматинец вышел, оставив Абиссинца с чувством полного опустошения.
«Почему я снова решил, что переиграю его? Зачем говорил ему все это? Он пришел не за этим… Как всегда, я не понял его? Я никогда его не понимал… Он знает, что с моей дочерью? В этот раз Далматинец не играет… О, Боже… Таня, неужели, я нашел? Таня, слышишь, Таня, завтра я могу все узнать…»
Он опустился на пол и заплакал, сжав свободной рукой карман с фотографией дочери.
Глава 64
Максим чувствовал тошноту и головокружение, но игнорировал их. С его организмом происходили необъяснимые изменения, но сейчас он не мог позволить себе отвлечься от поставленной цели. Увиденное во сне подстегивало игнорировать предупреждения мозга о том, что с ним не все в порядке.
Единорог вел машину, время от времени переглядываясь с Самуилом. Они тоже заметили его нездоровый вид, но понимали, что спрашивать его об этом или просить осмотреть, только тратить время впустую.
Влад сидел на лавочке у больницы, держа в руках кофту Кати. Его пальцы сжимали тонкую ткань сильнее и сильнее. Кровь на ней напомнила ему о том, что он не сделал того, зачем пришел в то здание.
Парень закрыл глаза и зарычал, изо всех сил пытаясь подавить желание со всех ног броситься обратно в больницу.
Когда он прибыл на место, приступ усилился настолько, что ему впору самому было просить медицинской помощи…
Все чувства и реакции обострились. Влад почти перестал контролировать себя, действуя на автомате. Парень огляделся. У больницы маячили пациенты и посетители. Кто-то сидел на лавочке и, кивая, слушал рассказ о процедурах, кто-то просто гулял, кто-то курил, кто-то спешил навестить родных, кто-то…
Влад настолько четко улавливал движение и обрывки слов вокруг…
Машина с визгом остановилась прямо перед входом в больницу. На секунду он замер, приказывая себе успокоиться и выполнить то, зачем приехал…
Выскочив из машины, парень открыл дверь и вытащил девушку. Катя не реагировала. Он проверил дыхание. Оно почти не ощущалось…
Не думая больше ни о чем, Влад бросился внутрь…
В приемном покое после быстрого осмотра девушку положили на каталку и повезли в операционную. Парня попросили подождать. Медсестра проводила его на пост и попросила ответить на вопросы, чтобы оформить госпитализацию. На вопрос, кем он ей приходится, он машинально ответил: «Братом». Следующие полчаса Влад провел в приемном покое, продолжая повторять про себя одно и то же: «Она не умрет…».
Он не видел нападавшего, но точно знал, кто он…
Когда медсестра, наконец, сжалилась над ним и отпустила, опустившись на банкетку у одной из палат, парень закрыл глаза. Теперь для него не существовало ничего, кроме ожидания. Время медленно растягивалось сначала в минуты, а затем в часы. Мозг отсчитывал время, а тело замерло в одной позе, позволяя хоть немного прийти в себя. Но страх, что он опоздал, так и не оставил его ни на секунду…
Через несколько часов врач, вышедший из операционной, неловко опустил глаза и помотал головой…
Влад поднялся, сжимая ее кофту в руках. Теперь он действительно не вернется. Это был конец.
«Надеюсь, ты успеешь вовремя… и спасешь ее… С этой минуты, здесь и сейчас, я умер… вас только двое в этом мире…»
Подготовка лаборатории завершилась.
Далматинец сидел у себя в кабинете, прокручивая детали, предстоящей операции. Он чувствовал облегчение, что Феникс нет рядом. Согласившись на ее план, ему в итоге пришлось изрядно попотеть, разгребая последствия необдуманных действий этой девчонки. Его старшая дочь провалилась. У него осталась только Элис и последний эксперимент. Именно он решит его судьбу.
«Если я не справлюсь – жить незачем… Они убьют меня? Отвернутся от меня? В чем я ошибся? Я лишь хотел показать им новый мир…»
Он хотел вернуть Кирина, но, послушав Феникс, отдалил его еще больше. В ее плане было все идеально, кроме…
– …кроме них самих?
Мужчина стукнул кулаком по столу. Страх за Элис, вместо покорности судьбе и возможности находиться рядом, пробудил в его сыне желание освободить ее, противопоставляя себя своей сущности.
– И он таки переступил эту черту… Это должно восхищать? Несомненно.
Идеальный человек – его мечта. И она воплотилась в жизнь, несмотря на столько неудачных попыток. Кирин превзошел все его ожидания. Все недостатки Феникс и Дракона этот мальчишка превращал в достоинства. Это стало его победой. Хоть и недолгой. И, когда пять лет назад Далматинец, наконец, открыл способ провести эксперимент на взрослом человеке, его выбор, естественно, пал на Элис. А кого еще он должен был выбрать?
Но Далматинец совершил ошибку, дав услышать Кирину их разговор с дочерью. Хотя позже он и убеждал себя, что поступил правильно, но в глубине души точно знал, что, желая увидеть их реакцию, просчитался именно в этом моменте. Данное обстоятельство, конечно, дало ему возможность полностью контролировать Элис и рассмотреть ее истинный потенциал, но… также и усилило сожаление о том, что восемнадцать лет назад он поддался чувствам и не выбрал вместо Кирина ее.
И причиной такого решения стало лишь одно обстоятельство – Алиса была дочерью Тани, жены его лучшего друга Сашки… бывшего лучшего друга…
Когда, спустя столько времени, они встретились с ним у школы, Далматинец хотел признаться ему во всем, но, увидев, как тот страдает, передумал. Признание могло еще больше запутать ситуацию и стать по-настоящему опасным. Элис почти поверила в его «правду», но Абиссинец, судя по реакции, не стал бы и сомневаться. Пришлось использовать Дракона. И, как всегда, упрямство того сыграло Далматинцу на руку.
Он простил Феникс восемнадцать лет назад, когда та чуть не убила мать Кирина перед самым экспериментом, и спрятал, готовя для своей защиты, но…
Снова «но»… Всегда есть какое-то «но»…
Но снова просчитался. Превратить своих детей в суперлюдей он смог, а вот заставить повиноваться…
Каждый раз, глядя на Феникс, перед его глазами возникал образ матери, подстегивая быть более жестоким, непримиримым и не прощать никому даже малейших оплошностей. Девушка очень напоминала ее. Ее ненасытность в знаниях и излишняя жестокость все больше бросались в глаза. Очень часто она действовала в порыве, отметая доводы разума. Ему ужасно не нравилось это, поэтому он и вернул ее, заставив поверить себе и потерять бдительность.
Ведь именно по этим же причинам, по которым сейчас боялся Феникс, он не мог допустить, чтобы женщина, родившая его, Далматинца, гения от рождения, продолжала жить, заставляя сына вздрагивать при каждом своем появлении.
Элис же за эти годы удалось внушить, что ей не избежать эксперимента. Ее покорность заставила его поверить в правильность своих убеждений.
Далматинец хмыкнул:
– Чтобы спасти Кирина, она готова пожертвовать жизнью… Это мое лучшее открытие, ее преданность безгранична… кроме меня и Ольги, она забудет их всех… Ну что, Сашка, все еще считаешь, что я не прав?
Мужчина встал и направился в лабораторию, мысленно прощаясь с прошлым и сыновьями. Если Бульдог не проколется, то с Кирином и Драконом, как бы прискорбно для него это не звучало, он больше не увидится.
Люди, нанятые для охраны лаборатории, окружили периметр и заняли свои позиции, готовые в любой момент к обороне. Им были даны четкие указания, насчет посторонних – убить любого, кто попытается проникнуть внутрь.
Доктор уже ждал его.
– Что с Феникс?
– Она готова.
Далматинец нахмурился и вздохнул:
– Начинаем. Доставь ее и изолируй помещение.
Доктор кивнул и нажал кнопку в кармане, когда повернулся спиной. Диктофон пискнул и начал запись. Люди, платившие за эксперимент, не хотели совершить ту же ошибку, что и Финансист. Они поставили условие Далматинцу о его присутствии на эксперименте, а ему приказали записать весь процесс. Но камеру установить так и не удалось. Оставался только диктофон. Доктору посоветовали задавать больше вопросов и запоминать все манипуляции. Но, зная этого человека, мужчина предполагал, что его не допустят дальше стола с инструментами.
Через пятнадцать минут он доставил из подготовительной комнаты каталку с Феникс. Элис уже находилась в лаборатории. Ее пульс волновал его со вчерашнего дня, но говорить об этом Далматинцу мужчина не собирался. В конце концов, тот сам несет полную ответственность за эксперимент. Сильнее его волновал факт его допуска внутрь и предоставление возможности участия в процессе. Вопреки ожиданиям, ученый сам предложил ему ассистировать. Мечта Доктора стать новым Далматинцем вот-вот могла осуществиться, ведь, если от него планировали избавиться, вскоре он мог занять его место.
Приготовления закончились, и в последний раз все было проверено и обговорено. Доктор нажал кнопку на пульте. Бетонная стена поползла вниз.
Эксперимент начался.
Доктор подошел к операционному столу и застыл в изумлении. Мужчина смотрел, не отрываясь, на постоянную спутницу Далматинца, Ольгу. Обернувшись на дверь, он снова перевел на нее взгляд, не понимая, откуда та появилась. В помещении никого не было, когда они пришли.
Ольга тепло поприветствовала его и склонилась над Элис.
Питбуль, не спеша, шел по коридору. Его мысли роились вокруг длинноногой блондинки, которую ему доставили вчера. Она казалась богиней, сошедшей с небес, похожая на ту, первую… его жену, оставшуюся навсегда его любимой…
Мужчина улыбнулся, вспомнив свой первый раз, и с чего все началось… Он любил эти воспоминания, они всегда заставляли его снова проживать счастливые моменты, приводившие в трепет сердце…
Родик никогда не жаловался на жизнь. Просто плыл по течению, как все. Окончив университет, устроился на работу. Заработок небольшой, но на жизнь хватало. Встретив девушку, через несколько месяцев женился. Не сказать, что это была такая уж большая любовь, просто так случилось, так заведено в обществе. Он старался, как мог, не гнушаясь подработок и часто забывая о собственных потребностях, не обижался на постоянные упреки, жалобы на низкую зарплату и неспособность вырваться из рутины.
Рутина разлетелась вдребезги, когда его жена через два года объявила, что уходит к однокласснику, приехавшему в командировку в их город. Родик сделал вид, что принимает ее решение, а, оставшись один, понял – это слишком большое потрясение для его самолюбия, предательство он простить не сможет.
Этой же ночью мужчина выехал на машине вслед за поездом, уносившим его бывшую жену, растоптавшую его сердце без зазрения совести, в новую жизнь…
Через несколько дней Родику сообщили, что на девушку совершено нападение, в результате которого та погибла.
Он так искренне плакал… искренне скорбел…»
Питбуль облизнулся, вспомнив ее молящие о пощаде глаза…
Он постарался все забыть и начать жить обычной жизнью. Но не смог… Ее взгляд кружил вокруг, даже днем… А через полгода, когда он возвращался домой с работы, к нему подошел человек в костюме и показал результаты экспертизы. Его отпечатки и ДНК нашли на месте преступления…
В тот момент Родик даже пожалел о своем порыве… на секунду раскаялся…
Но лишь на секунду… короткую и бесполезную…
Потому что вместо наказания ему предложили работу. И довольно быстро чувство вины за совершение непоправимого поступка и стыд перед самим собой вытеснили новые чувства…
Ее глаза с того дня поблекли в его памяти…
С того дня Родик выполнял различные поручения, которые не всегда приносили радость, а иногда доводили и до отчаяния, но он все выдержал и доказал, прежде всего самому себе, что его новая личина, названная хозяином Питбулем, намного привлекательнее той, что звалась Родиком-неудачником.
Через некоторое время его направили к Далматинцу, а, самое главное, со временем его тяга к глазам, умоляющим о прощении, стала необходима ему, как воздух…
«Безнаказанность порождает вседозволенность…»
Он не помнил, где слышал эту фразу, но она ему безумно нравилась.
Питбуль наклонился и протер свои начищенные до блеска лакированные ботинки.
Он не знал, кто те люди, которым он служил, и даже не пытался выяснять. Не все ли равно, если тебе дают то, в чем ты нуждаешься? Он вспомнил последнее задание, после которого его направили сюда, и передернул плечами…
В тот вечер, открыв дверь своей квартиры, мужчина обомлел от красоты, представшей перед ним. В дверях стояла девушка, одетая во все черное. Высокая, стройная, лицо скрыто под кепкой. На мгновение ему стало страшно, что ее послали убить его. Он даже подумал, что, если погибнет от рук женщины, то такой расклад будет особенно смешон и несправедлив…
Но уже через секунду девушка улыбнулась и попросила следовать за ней. На вопрос: «Куда?», ее губы лишь скривились в ехидной усмешке. Родик сглотнул и, схватив ключи, выбежал следом. На ходу мужчина обдумывал, как бы ему познакомиться поближе с этой красоткой и привлечь ее внимание…
Дорога заняла около часа. За это время не было произнесено ни слова. Родик боялся подать голос, чувствуя опасность, исходящую от нее, тем более она так ни разу больше и не посмотрела на него…
Они приехали в шикарный особняк. Мужчина уже и не знал, что думать. Мысль, что сам хозяин хочет видеть его, упрямо крутилась в голове, наполняя Родика радостью и гордостью…
Широкая улыбка выдавала все чувства, бурлящие у него внутри…
Но, вот, они спускаются зачем-то в подвал… Проходят несколько метров по длинному темному коридору… Входят в просторную комнату… Он улыбается… Улыбка гаснет…
Тогда ему пришлось забыть, что он человек. Было страшно, и потом неделю он не мог даже есть…
«Нет-нет, это лучше не вспоминать…»
Родик прошел проверку. Ему дали новое имя и отправили к Далматинцу. Теперь он – начальник. Он знал, что только тем, кому доверяют, дают имена. А, значит, теперь он поднялся вверх на целую ступень. Убивать и убирать последствия чужих грехов не так уж и сложно, раз уж Феникс, которая приходила к нему в тот день, давала то, без чего он не мог прожить и дня – умоляющие и просящие глаза.
Совесть и вина больше не беспокоили его. Он мог мириться с ними. Мало ли, кто и как избавляется от врагов и ненужных людей. Деньги и похвала хозяина – больше не нужно ничего.
Периметр он обходил, чтобы не клонило в сон.
Сегодня Далматинец лично предупредил его, что эксперимент, запланированный на завтра, перенесли, поэтому от его бдительности зависит безопасность детей ученого. Конечно, можно было остаться в прохладной каморке и просто наблюдать в монитор, а обход поручить охране, но ночью ему всегда приходилось тяжко. Да и обходя периметр, он мог заглядывать в камеры. Но осторожно.
В руках мужчина сжимал пульт управления для немедленной блокировки любого помещения, находящегося под землей.
Питбуль обернулся на двух охранников, следующих за ним по пятам, и довольно улыбнулся.
«Как король… чувствую себя важной персоной… Может, заглянуть к тому, у которого кошачье имя? Нет, не сегодня…»
Поток его позитивных мыслей отвлек звук шагов, которых не должно было быть здесь в такое время.
Питбуль обернулся…
Перед ним, на расстоянии пяти метров стоял подросток…
Охранники выбежали вперед и встали перед ним.
– Кто ты? Как попал сюда?!
Парень проигнорировал оба вопроса, смотря прямо в глаза Родику. А тот сразу узнал его – высокий, красивый, спортивного телосложения. Белоснежные, как снег, волосы и глаза небесно-голубого оттенка, казалось, отражали в этой полутьме подвала приглушенный свет светильников, свисающих с потолка, которые, в свою очередь, невидимыми лучами, исходящими от них, очерчивали фигуру парня такой же невидимой сияющей аурой.
На несколько секунд Питбуль завис, словно в трансе, не в силах оторвать взгляд от нереально-завораживающей картины, внезапно нарисованной его воображением.
«Как он прошел? Пройти на территорию невозможно, даже если он кандидат… Там целая армия снаружи…»
Машинально он двинулся в сторону Максима, настолько притягательным казался взгляд этого парня, но один из охранников схватил его за руку.
– Нельзя. Мы разберемся.
Питбуль с ухмылкой пропустил их вперед, продолжая отчаянно соображать, как обезвредить кандидата, не умея даже драться.
Когда они приблизились к дому, то решили сначала понаблюдать. Самуил оббежал периметр и сообщил, что дом окружен плотным кольцом из наемников и подключен к системе защиты. Обходы больше не проводились, каждый оставался на отведенном ему участке. Вокруг царила тишина, скрывавшая под вуалью темноты вооруженных до зубов людей.
– Они могли уехать?
Максим помотал головой:
– Нет, накануне эксперимента, он не будет рисковать… тем более Алиса в коме. Это может повлиять на результат. – Он всматривался во тьму. – Думаю, я смогу пройти. Отключу сигнализацию, потом вы за мной…
Единорог достал ножи, а Самуил обнажил меч.
Максим осторожно начал пробираться к дому. Остановившись перед первым препятствием, парень усмехнулся. Каким бы плотным кольцом они не стояли, но участки рядом с окнами, находящимися на уровне земли, все равно, оставили пустыми, понадеявшись на невидимые лучи новейшей системы защиты, установленной в доме и вне его.
Закрыв глаза, Максим замер, отбрасывая ненужные мысли. Ему все еще было нехорошо, и голова кружилась. Постояв пару секунд, он двинулся дальше. Из-за темноты, окутавшей окрестности, парень без проблем проскользнул мимо двух постов. Передвигаясь быстро и бесшумно, у него получилось слиться с толпой наемников. Никто даже не понял, что в их стане враг.
Максим торопился. Судя по предпринятым мерам, эксперимент уже начался. Но все же осторожничал. Если придется драться, времени он потеряет больше.
Остановившись рядом с третьим постом, парень замер. Охранник двигался к нему. Максим шагнул в сторону и растворился в темноте, словно его и не было. Подкравшись сзади, он резким движением обездвижил его и, наконец, добрался до окна. Провозившись с инфракрасными датчиками еще некоторое время, ему, наконец, удалось влезть внутрь.
Максим перевел дыхание.
На первом этаже охранников оказалось меньше, и все они были рассредоточены возле кабинета Далматинца.
«Я не ошибся… эксперимент сегодня… Черт, он не стал рисковать и дожидаться своих сыновей, вычеркнув их из жизни… Дракон и Катя в опасности? Надеюсь, он понимает, что никого из нас так просто не отпустят… Защитит ли он ее?»
Парень опустился на пол, спрятавшись за шкафом, прикрывающим дверь, ведущую в подвал, и удивленно посмотрел на главный вход. Он вообще не охранялся.
«Он не ждет меня? Конечно, нет… Раз биологический образец умер, он думает, что и я тоже… А все это… лишь меры предосторожности…»
Максим вспомнил машину, проехавшую мимо, когда они выезжали на трассу. Тогда ему показалось, что за рулем сидит Бульдог. Сейчас он знал наверняка, что не ошибся.
«Дракону действительно нужно быть осторожнее, но мне все на руку… Лаборатория изолирована… Значит, Бульдог не сможет связаться с Далматинцем до окончания эксперимента… А тот не узнает, что меня упустили… Сколько ему потребуется времени, чтобы найти Дракона и вернуться? Много… Одной проблемой меньше…»
Максим немного приподнялся и выглянул из-за шкафа.
Свет внезапно погас. Парень мысленно поблагодарил друзей за помощь. Расстояние до кабинета он преодолел меньше, чем за минуту. Никто из охраны даже не успел среагировать, когда один за другим их товарищи стали падать на пол и замирать. Они недоуменно озирались по сторонам в кромешной тьме и не понимали, от кого должны защищаться. Гостей они явно не ждали.
Отключив сигнализацию, Максим открыл нишу в кабинете Далматинца и быстро побежал по лестнице вниз.
Бойцы Абиссинца не собирались осторожно красться, как кандидат. Как только они увидели, что парень проник в дом, то просто вышли из укрытия и начали прокладывать себе дорогу к дому привычным способом.
Еще раньше Самуил заметил, что жалюзи на окнах первого этажа очень плотные, и свет сквозь них фактически не виден, хотя и угадывался за ними. И ему тут же пришла в голову мысль, как помочь Максиму.
Когда свет включился, а территория у входа была зачищена, бойцы, наконец, с видом победителей открыли дверь в дом и переглянулись. Кандидат тоже не терял времени даром. Оставшиеся в сознании охранники отправились вслед за товарищами на пол.
Все закончилось в течение нескольких минут. Конечно, они понимали, что их скоро обнаружат, но времени до того момента у них оставалось предостаточно. Когда начнутся разбирательства, они уже будут в лаборатории.
Самуил подмигнул Единорогу:
– А в этом доме прекрасная звукоизоляция, не находишь?
Заместитель кивнул и перешагнул через стул, который не давал двери в подвал закрыться.
– Надеюсь, нам не придется подбирать код к нижнему замку, и он захватил еще один стул.
– Сейчас увидим. Вперед.
Самуил предусмотрительно убрал стул, и проход медленно закрылся. Теперь путей для отступления не осталось.
Они спускались вниз, озираясь по сторонам. Опасения Единорога оказались напрасными, дверь подпирал деревянный ящик, но им все равно пришлось поторопиться. Спустившись на один пролет, они услышали сзади громкий скрежет. Обернувшись, оба удивленно уставились на опускавшуюся вниз бетонную перегородку, отделявшую лестницу от входа в дом. Не теряя времени, парни бросились вниз.
Преодолев лестницу, они с ругательствами ускорились. Стена, отделявшая помещение лаборатории от лестницы, тоже медленно опускалась. Они ринулись к ней.
Глава 65
Максим шел по коридору, озираясь по сторонам. Все осталось в точности, как и в предыдущей лаборатории. Он завернул за угол и внезапно остановился. С губ парня сорвался смешок. Только теперь он внимательно рассмотрел типа с поляны. Катя оказалась права, он выглядел нелепо.
Мысль о девушке тупой болью отдалась в груди. Он никогда не узнает, выжила ли она, и успел ли Влад помочь ей?
Двое бросились к нему, на ходу доставая дубинки, но через минуту оба лежали без сознания. Видимо, нормальной обороне их не обучали.
Максим улыбнулся и поднял взгляд на Питбуля:
– Где сейчас Далматинец?
Мужчина испуганно отступил на шаг и начал быстро набирать комбинацию блокировки периметра. Послышался скрежет. Движение справа подсказало Максиму, куда ему идти, и он быстрым шагом направился в ту сторону. Но внезапно остановился, почувствовав резкую боль в груди.