Александр Зорин
Законы притяжения
Шаг 22. Прощай, Москва
Возбуждённые спором, возвращаясь домой после спектакля, Сергей и Света горячо доказывали друг другу свою единственно правильную позицию.
– Ты пойми, что вода – это объёмный, очень яркий живой образ. Вода как начало жизни, как основа мироздания, как… Вспомни, когда в ней плывёт Платонов, он словно смывает с себя всё наносное, лживое, очищается…
– Да ёлки-палки, что ты такая трудная? Это же натурализм на сцене, патология! Чехов-то где?
– А что такое – Чехов? Кто и когда сказал, как надо ставить Чехова? Самого-то Чехова не спросить, да и время, видишь, сейчас другое. Мы же совсем не такие, как…
– Ну, конечно! Мы же теперь ходим в блестящих скафандрах и питаемся солнечной энергией! Ты пойми, что человек не меняется, он тот же, что и тысячу лет назад! Если нет живого конфликта, взаимодействия между партнёрами, если каждый занят только самодемонстрацией…
– Подожди, Серёжь!
– То никакие образы…
– Да подожди ты! Влады ещё нет! Где она? Времени-то уже одиннадцатый! – Света достала телефон и набрала её. – Сбросила, – она ещё раз набрала. – Опять сбросила! Что это ещё за новость? Серёжь, наверное, идти надо, искать её? Я что-то волнуюсь.
"Не плач, не верь, не бойся, не проси,
Не пей, Гертруда, этот яд.
Кому легко живётся на Руси,
В кино не говорят"
Не успели они переступить порог, как дверь открылась и в коридор вошла Влада, бледная, с опущенной головой, небрежно скинула ботинки и, не раздеваясь, быстро прошла к себе, не сказав ни слова. Света вопросительно проводила её взглядом, с недоумением и тревогой оглядываясь на Сергея, и зашла к Владе.
"А я иду, шагаю по Москве,
Не признающей слёз,
Где небеса не тонут в синеве,
Где каждый шаг всерьёз"
– Почему ты бросаешь трубку? Где ты была? Почему так поздно? Почему куртка на полу? Что вообще происходит? Подбери немедленно и повесь её в коридор. Слышишь меня? Влада? Что случилось?
– Ничего, – невнятно пробормотала Влада, отвернувшись лицом к стене.
– Ты не заболела? Почему ты не раздеваешься? Что у тебя с джинсами?
– Не знаю. Я упала. У меня живот болит.
– Упала? Где упала? Что ты сегодня ела? Влада! Ты сегодня что-нибудь ела?
– Не знаю. Пирожок в школе.
– И всё? С чем был пирожок?
– Я не помню, мам. Отстань. Мне плохо. Меня тошнит.
– Давай я скорую вызову? Может это кишечный грипп.
– Не надо, – вяло ответила она. – Я спать хочу, – не успела она договорить, как её вырвало.
– Всё, я вызываю скорую. Серёжь, принеси ведро и мокрую тряпку.
– Не надо. Всё нормально, – пыталась остановить мать Влада.
"А я иду, шагаю по стране,
Которой больше нет в живых,
Где шёл когда-то ливень по весне,
Где жил когда-то стих"
Скорая приехала через пятнадцать минут, показавшиеся для Светы вечностью. Через пять минут после вызова она снова позвонила. Её успокоили – скорая уже в пути. Ещё через пять ей сказали, что машина уже подъезжает к дому, что ей нужно успокоиться и просто дождаться врачей. Ещё через пять они наконец-то позвонили в дверь.
"Где ты, мой яростный и светлый мир,
Где каждый миг до дна прожит,
Где восхитительный пломбир
В стаканчике дрожит"
– Я ничего не понимаю, – волнуясь до дрожи в руках от неизвестности, Света вводила в курс дела женщину-врача. – Пришла, сразу легла в постель, не раздеваясь. Ужинать не стала. Сказала, что болит живот, что съела в школе пирожок. А потом её стало рвать какой-то жидкостью. У неё ещё речь какая-то странная, заторможенная. И губы почти не шевелятся. Скажите, инсульт в таком возрасте может быть?
– Сейчас всё узнаем, – успокаивая взволнованную мать, врач с холодным спокойствием обследовала "больную". – Температура 35,9… Зрачки расширены… Координация нарушена… Давление ниже среднего… Общая слабость…
– Дайте мне проспаться! – раздражённо, плохо выговаривая слова, Влада оттолкнула от себя врача.
– Что? Что она сказала? – Света обернулась на Сергея. – Почему она сказала "проспаться"?
– У неё обычное алкогольное опьянение! – так же спокойно врач вывела окончательный диагноз.
– Что? Как? Не может быть! Она же у меня никогда… – Света подошла к Владе вплотную и ещё раз вгляделась в неё с новым осознанием.
– Всё бывает в первый раз. Давайте ей побольше пить простой воды, можно угля активированного дать, – положив на стол упаковку таблеток, она привычно быстро заполняла бланк. – Да не переживайте вы так! У неё всё хорошо. Завтра, конечно, её ждёт похмелье.
– Господи, как стыдно! – Света в ужасе закрыла лицо руками. – Мне так перед вами неловко! Простите.
– Да что вы?! – немного удивившись поведением матери, женщина поднялась, меняя безотносительную интонацию на сочувствующую. – Ну, всяко бывает! Правильно, что вызвали. Могло быть и хуже. А так – у вас всё хорошо. Нет повода для беспокойства.
"Где для друзей найдётся пара слов
И несколько минут,
Где не меняют адресов,
Где даже писем ждут"
Проводив врачей, Света растолкала Владу и учинила ей строгий допрос.
– Что ты пила? Говори!
– Ничего, – постепенно приходя в сознание, Влада заметно оробела перед взбешённой матерью. – Вино из коробки…
– С кем? С кем, я спрашиваю?
– С Дашей…
– С какой Дашей? С Дашей?! Сколько вы выпили?
– Я не знаю. Вино было в коробке.
– Ты не знаешь, сколько ты выпила? Хорошие дела. А коробка какая была? Какого размера? Литр, два, три?
– Я не знаю, – Влада заплакала, не выдержав давления.
"Прощай, Москва, сиреновым пеньём
Манящая на свет,
А может, это не её,
А нас тогдашних нет"
– Господи, стыд-то какой! – Света не находила себе места, мечась по комнате. – И это моя дочь? Моя дочь напилась как…
– Успокойся, – Сергей постарался её остановить, схватив за плечи. – Ничего страшного ведь не произошло. Ну, выпила. Ну, кто не пил? И я подростком тоже. Интересно же попробовать что-то новое. И перед друзьями как-то…
– Не сравнивай себя с ней! – Света вырвалась и подбежала к Владе. – Она девочка! Ты посмотри на неё! Посмотри на её куртку. Она же валялась где-то! Прямо на земле.
– Ну, упала разок, ну, бывает, – защищая Владу, Сергей взял её за руку. – Пойдём, пусть она поспит.
– Разок? – она выдернула руку и стала раздевать дочь. – Ты посмотри на её джинсы. Её же словно по земле таскали, туда-сюда. А если её изнасиловали? Она же ничего не соображает!
– Ну, уж сразу изнасиловали! – Сергей помог ей стянуть брюки. – Она же сказала, что с Дашей была.
– С Дашей! – Света брезгливо бросила на пол грязные джинсы. – Ты знаешь, кто эта Даша? Ять малолетняя! – она пристально посмотрела на голые ноги дочери и снова стала тормошить её. – Влада! Влада, тебя кто-нибудь трогал?
Та ей что-то невразумительное промычала в ответ.
– Солнышко, давай с тобой успокоимся, – Сергей накрыл Владу одеялом, крепко обнял Свету и вывел из комнаты. – Всё равно мы сейчас ничего не добьёмся. Подождём до утра. И она тебе сама всё расскажет.
– Да я поседею до завтра! Не переживу эту ночь!
– Хочешь, я останусь?
– Нет, – она подала ему куртку. – Иди домой, – открыла дверь. – Если что, я наберу тебя.
Сергей видел, что Свету сейчас лучше всего не трогать, что ей необходимо остаться одной со своими мыслями, что ей нужно время осмыслить и принять неприятное, то неизбежное новое, так внезапно ворвавшееся в её жизнь.
"Как ни крути медовым леденцом,
Не утолить печаль.
Прощай и ты, Садовое кольцо,
И прошлое, прощай!"
Молча с ней попрощавшись, он осторожно, стараясь не скрипеть, прикрыл за собой входную дверь.
Шаг 23. С крыши видишь
Сегодня у Жанны был выходной. Она попросила Сергея заскочить к ней вечерком домой и помочь передвинуть мебель: шёл затяжной ремонт. Он ожидал увидеть её в заляпанной краской футболке, но вместо этого двери открыла незнакомая леди в коротком бледно розовом вечернем платье.
– Ну, чего встал? Не узнал, что ли? Проходи, давай! – улыбнулась Жанна, пропуская Сергея внутрь квартиры.
– Ты уходишь куда-то? – робко оглядываясь на неё, он разулся.
– Нет. С банкета только пришла. День рожденья мой отмечали. Проходи.
– Твой? А я и не знал. И подарка нет.
– Да не парься ты! Если захочешь, потом подаришь.
– Хорошо. Это что, всё твоё? Ни финты себе баян! – он вошёл в просторную комнату со старой лепниной на потолке и камином в углу. – И там тоже? – заглядывая за плёнку на дверном проёме, Сергей пошёл исследовать соседние комнаты.
– Ну да, – крутясь на кухне, Жанна смолола в кофемолке зёрна и поставила вариться кофе. – Я здесь родилась и выросла. Постепенно выкупила всю коммуналку. Только вот никак ремонт не закончу. Сил и времени не хватает.
– Я могу помочь… Ну, если хочешь.
– Хочу, конечно.
– Хорошо.
– Ты ведь снимаешь комнату? Не хочешь ко мне перебраться? Квартплата за ремонт. Как тебе? У меня места, как видишь…
– Заманчиво. Я подумаю.
– Думай, – и когда Сергей вернулся в гостиную после экскурсии по квартире, она спросила. – Ну, что?
– Что?
– Подумал?
– Уже? – он улыбнулся на её ко всему деловой подход и мгновенное решение задач.
– А чего тут думать? Сегодня соберёшь свои пожитки и завтра ко мне. У тебя, наверное, и собирать-то нечего?
– Ну как, книги… – Сергей пробежался пальцами по сложной деревянной резьбе старинного дивана, перетянутого в новую тёмно-розовую ткань с лиловым отливом, и осторожно присел на него, пробуя на мягкость.
– Бумажные предпочитаешь?
– Да, я люблю, знаешь, взять в руки, почувствовать на ощупь, вес, запах, – он погладил пальцами подушки с коротким ворсом. – Они же все разные. У каждой свой характер. Только всё, что хочется, конечно, не купишь. Деньги, да и места вечно не хватает.
– Ничего, у меня, как видишь, места всем хватит, – она подошла к нему и протянула маленькую чашечку на блюдце. – Держи.
– Я думал, ты в машине…
– Исключительно только в турке! Всё остальное – для ленивых дураков. Чего вскочил? Садись.
– Запах ничего так, – сев на диван, он принюхался к содержимому в маленькой чашке и глотнул. – А что это? Что за кофе?
– Не понравился? – Жанна обошла диван и села на него с другого края, поджав под себя ноги.
– Да не то слово! Я такого в жизни не пробовал. Где ты его берёшь?!
– Не скажу. Это мой маленький секрет, – она поправила платье. – Я хочу, чтоб ты его пил только со мной, здесь.
– Договорились, – он улыбнулся ей. – Ты… невероятно… красивая… сегодня, – любуясь её точёными икрами и оголившимися коленями, обжигаясь её близостью, произнёс он.
– Только сегодня? – Жанна убрала за ухо упавшую на лицо прядь волос.
– Нет, конечно, – её открытые плечи, руки, глубокий вырез платья безнадёжно притягивали его горящий взгляд. – Но сегодня… – он закрыл глаза, сосредотачиваясь на аромате кофе и отгоняя вскипающую страсть. – Я сперва даже не узнал тебя. Подумал, что ошибся дверью. Мне казалось, что ты вообще не носишь платья. А они… так… тебе идут. Я… теряюсь… путаюсь в мыслях… У меня мозг от тебя кипит… плавится. Что ты со мной делаешь! – шутя, воскликнул он, растирая лицо рукой. – Я не могу себя контролировать! Ты не боишься, что…
– А может, я как раз этого и жду? – она ласково провела рукой по его затылку, обдавая тонким ароматом духов и запахом дорогого вина.
"С крыши видишь города тысячи лиц,
Слышишь песни ангелов, ветра и птиц"
Сергей вскочил с дивана и подбежал к раковине, включив холодную воду и несколько раз умыв лицо в попытке успокоить себя, остудить, взять ситуацию под контроль.
"Ждёшь на вопросы ответ,
Видишь потерянный свет,
Ищешь добрые вести"
– С тобой всё хорошо? – с тревогой спросила Жанна, осторожно касаясь его спины.
– Да… просто… мне… надо…
"Видишь, тут хоть ведая, хоть ворожи,
Выйдешь, а вокруг тебе нет ни души",
Он повернулся к ней, хотел извиниться, сказать, что не совсем, вернее, совсем нехорошо себя чувствует, что ему надо домой…
"Кто бы мог просто помочь
Сделать прозрачнее ночь,
Разрешить твои "если"
Но вдруг властно прижал её к себе, впиваясь губами.
"Долго ли коротко сказочка скажется"
Руки заскользили по её горячему телу, под платьем не оказалось нижнего белья.
"Песенка пишется, ниточка вяжется"
Он грубо развернул её спиной к себе, разодрав сзади платье и как зверь безжалостно набросился терзать на куски свою жертву.
"Мне тебя не о чём спрашивать буднично"
Все демоны, дремавшие в нём, пробудились и вырвались наружу.
"Прошлое – мелочи, мы с тобой – в будущем"
Все страсти, так глубоко им спрятанные и, казалось, навсегда похороненные, вдруг ожили с десятикратной силой.
"Если"
Какие бы Сергей ни испытывал к Свете возвышенные и нежные чувства, мужская природа жестоко, цинично и бесповоротно требовала своё.
"Ядом будет или лекарством настой,
Взглядом ой как просто сказать тебе "стой!"
Каждый раз, возвращаясь домой после очередной с ней встречи, он пытался переключить мозги на что угодно: то читал книги, то смотрел кино, то занимался гимнастикой, растяжкой, физически себя изматывая, принимал холодный душ, – но всё это только ненадолго успокаивало его кипящую страстями плоть.
"Жаль, что никак не понять,
Что ещё нужно отдать,
Чтобы просто быть вместе"
Жанна сидела, вжавшись в спинку дивана, прикрываясь разорванным платьем, и смотрела на него огромными от удивления и страха глазами. Волосы на её голове сбились и торчали в разные стороны.
"Долго ли, коротко, сказочка скажется,
Песенка пишется, ниточка вяжется"
– Прости меня. Я… у меня крышу совсем снесло. Я… куплю тебе новое… Я… всё исправлю…
– Ну… ты… даёшь! Ты же настоящий зверь! Монстр! Как… как ураган! Я чуть не умерла от страха. Налей мне вина! Полный бокал.
"Мне тебя не о чём спрашивать буднично,
Прошлое – мелочи, мы с тобой – в будущем"
Подойдя к ней как приговорённый на смертную казнь к безжалостному палачу, он протянул бокал красного вина без надежды на спасение.
"Если"
– Сядь! Ты понимаешь, что натворил?
– Да, – покорно ответил Сергей, присаживаясь на край дивана и готовый понести любое наказание. – Понимаю.
– Ни хрена ты не понимаешь! – она залпом выпила весь бокал и поставила его на пол. – Ударь меня!
– Что?
– Ударь, говорю! Ударь, как плохую девчонку!
– Зачем? Я… я не могу! Я не стану тебя бить!
– Ну, прошу тебя! Умоляю! Хотя бы просто легонько, любя, – раздался лёгкий шлепок по лицу. – Да! Сильнее! – ещё шлепок. – Лучше! Ещё сильнее, что ты как тряпка?! – он врезал ей пощёчину.
От боли слёзы выступили на её глазах, щека покраснела, из носа потекла кровь.
– Ты меня ударил? – она схватилась за щёку, удивлённо глядя, как капает на платье кровь. – Ты… Какой ты жестокий! Зверь! Я боюсь тебя! – она заплакала. – Не бей меня больше, пожалуйста!
– Прости, я… Прости меня! – Сергей вытирал ладонью кровь и слёзы с её лица. – Я больше никогда пальцем тебя не трону, – Жанна укусила до крови его за руку. – А, что ты делаешь?
– Накажи меня! – прошептала она сквозь слёзы. – Накажи свою непослушную, грязную девочку! – она легла на его колени, устроившись лицом вниз, и замерла, ожидая наказания.
"Долго ли, коротко, сказочка скажется,
Песенка пишется, ниточка вяжется,
Мне тебя не о чём спрашивать буднично,
Прошлое – мелочи, мы с тобой – в будущем,
Если"
Спустя пару часов, утомлённые и освобождённые от пожиравших изнутри их демонов, они лежали на полу и молча курили одну на двоих сигарету. Зазвонил телефон Сергея. Он дотянулся руками до брюк, вынул его и увидел, что вызов идёт от Светы.
"Если"
– Вот чёрт! – он в ужасе закрыл глаза рукой, осознавая, что натворил.
– Давай только без пафоса. Мы с тобой взрослые люди. Можем делать, что хотим. Да не переживай ты так, – Жанна поднялась на дрожащих от перевозбуждения и усталости ногах. – Я никому ничего не скажу. Тем более ей, – она кивнула на телефон, набросив на себя рубашку Сергея, и подошла к плите. – Это только между нами. Можешь и дальше плести с ней амуры, пока не надоест. Мне всё равно. Я не ревнивая, – она поставила вариться кофе. – А насчёт переезда – я серьёзно, – она улыбнулась и повернулась к нему. – Обещаю больше не приставать. Перебирайся ко мне хоть завтра.
"Если"
Шаг 24. Иерусалимская песнь
Сергей, пошатываясь, брёл домой сквозь шумную, заполонённую отдыхающими людьми субботнюю ночь. В кармане брюк лежал телефон, отяжелевший от пропущенного вызова и теперь терпеливо ожидающей его звонка. Перезвонить ей для него было простой необходимостью, как дышать полной грудью. Но что-то чёрное, вязкое, удушливое и огромное накрыло его с головой.
"Я сегодня едва понимаю, где я,
Хоть и знаю ответ на вопрос,
Я иду в белокаменной Иудее,
Где когда-то ходил Христос"
– Да, Свет, привет, – с трудом выдавил Сергей. – Только сейчас увидел, что ты звонила.
– Да я так, просто погулять хотела. Что-то случилось?
– Нет… – он едва не проговорился, вовремя вставив короткое спасительное "нет". – А почему ты спрашиваешь?
– У тебя голос какой-то… странный, как будто не твой. Ты не заболел?
– Не знаю, – душа сжималась от страха, но просила всё ей рассказать. – Может быть, – ум понимал, что если он это сделает, то между ними всё разом закончится. – Похоже, что да, – она сама предложила ему идею болезни, и он с благодарной готовностью поддержал её.
– Температуру мерил?
– Нет. Но, да, наверное, грипп подцепил. Немного потряхивает…
– Ты где? Тебе бы лежать сейчас надо.
– Да я до аптеки вышел.
– Хочешь, я приду к тебе?
– Нет! Не надо, – холодный пот ужаса пробился на его спине. – Боюсь тебя заразить. Грипп опасный очень. Несколько человек уже умерло.
– Да, я слышала. Ты, наверно, в больнице подхватил.
– Наверно.
– Померь температуру обязательно. Если высокая, звони сразу в скорую, не геройствуй. Договорились?
– Хорошо. Я тебе потом перезвоню, ладно? Просто уже к аптеке подошёл.
"И пока скороспелый закат сочится
На булыжник у Яффских ворот,
Я отчётливо чувствую, – всё случится,
Всё изменится, всё пройдёт"
В аптеке Сергей купил пару бутыльков боярышника и прямо на улице опустошил их один за другим. Море безмятежного спокойствия подхватило его и понесло мимо дома, на свободу. Хотелось идти и идти, идти как можно дальше от случившегося, затеряться в тени самых светлых воспоминаний. Но произошедшее сегодняшним вечером холодной жабой неотступно следовало по пятам, не собираясь никуда от него сворачивать.
Он забежал в рюмочную, успев захлопнуть дверь перед жабьей мордой, купил себе стакан водки и залпом выпил его под неодобрительный, немного жалеющий взгляд продавщицы. Захотелось курить, но не здесь, в душном маленьком помещении, а на воле. Выйдя на улицу, он с облегчением отметил отсутствие жабы: вероятно, она, так и не дождавшись, увязалась за какой-нибудь новой жертвой. Сергей закурил, обдумывая, что и как теперь делать.
"Не наступит беды ни за что на свете,
Не войдёт в эти двери вор,
И у всех влюблённых родятся дети,
И излечится всяк, кто хвор"
Ясно, что всего теперь не вернёшь. Ясно, что это так просто не вычеркнешь, не сотрёшь. Ясно, что то, что с ним сегодня случилось, встало огромной стеной между ним и Светой. Как он будет теперь смотреть ей в глаза? Как целовать её? Как? Неужели это конец? Вот так, внезапно, глупо, бесповоротно?
"И отыщет клад у дороги нищий,
И войдёт весна в Тель-Авив,
И у всех голодных найдётся пища,
И на всех влюблённых – любви"
А с Жанной? Как ему теперь быть с Жанной? Что делать? Ведь то, что между ними произошло, это же навсегда изменило то, что было до этого. Как они теперь смогут работать вместе? Найдут ли силы забыть случившееся или это останется с ними навсегда? Ведь это она его вытащила со дна жизни. Это она дала ему "зелёный свет" в кино, да что там – кино?! Просто обеспечила достойной работой, где он мог спокойно заниматься своим делом и не думать, заплатят ему или не заплатят; заходить в магазин за едой и не искать товары по жёлтым ценникам, скидкам и акциям. Только с ней он смог наконец-то откладывать деньги для своей Влады на банковский счёт.
"И не врежутся боинги в рёбра башен,
И Чернобыль останется цел,
И не попадёт Джей-Эф Кеннеди-младший
В чей-то качественный прицел"
Похоть! Внезапная вспышка неуправляемой похоти в одно мгновение перечеркнула всю его жизнь, так старательно складываемую им кирпич за кирпичиком каждый день, каждый час, каждую минуту.
"И печали своей не пытаясь скрыться,
Словно письма в камине сжечь,
Я иду и смотрю на чужие лица,
Понимая чужую речь"
Рядом с ним остановился сгорбленный человек, одетый в вонючие грязные лохмотья, с избитым лицом, в коростах и синяках. Он робко показывал Сергею жестами на сигарету, видя, что тот где-то очень далеко от него и его нельзя так просто вырвать из забытья.
– Эй, парень, сигареткой не угостишь? – отложив отчаянные попытки невербально связаться с ним, бомж перешёл к последнему приёму.
Сергей некоторое время вглядывался в человека, стараясь осознать, кто он такой и чего хочет. Бомж вопросительно стоял, терпеливо дожидаясь сигареты или очередного облома.
– Хочешь выпить? – вдруг произнёс он и пока бомж осмысливал свалившееся на него счастье, сбегал в рюмочную и вынес два пластиковых стакана водки и несколько бутербродов со шпротами и колбасой. – Держи. Твоё здоровье! – чокнувшись с бомжом, он вылил водку в рот, не закусывая.
"И не чувствую мест и не верю в даты,
Я шагаю себе в веках,
И горит, и болит поцелуй проклятый
На обеих моих щеках"
Бомж бережно держал в скрюченных грязных избитых руках белый стакан и слезливо смотрел в него. Короткими глотками он осушил стакан, блаженно прислушиваясь к протекающей спасительной жидкости по его нутру. Трясущейся рукой он благодарно принял бутерброды и заботливо положил к себе в пакетик. Сергей открыл ему пачку сигарет.
– А две можно?
– Бери. А бери всю! Только я себе одну оставлю. Не возражаешь?
– Пожалуйста, – расплылся тот в беззубой улыбке. – Угощайся.
Сергей закурил вместе со своим новым ночным "другом".
– Сергей, – он протянул бомжу руку.
– Толя, – схватившись за неё как за спасательный круг, ночной "друг" смахнул с небритой щеки подступившую к горлу слезинку счастья.
– Слышь, Толян, я смотрю, ты человек много чего повидавший, скажи, что мне делать? Я в полной жопе!
– Ты? – Толян смерил его вопросительным взглядом. – Ну… – он затянулся, прищурив глаз. – В общем, чё я тебе, Сергунь, скажу… – начал он прожжённо и делово. – Если не знаешь, чё делать, то ничё не делай! Просто живи, ешь, пей, кури! Ты ведь не знаешь, чё принесёт с собой завтрашний день?
– Да вы философ, батенька! – улыбнулся Сергей.
– Ну, дак! Не вчера ж родился! – засмеялся Толян.
На их смех из-за угла выглянула знакомая жабья морда. Противно квакая, она приближалась к ним, угрожающе глядя Сергею в глаза. Перед последним на него прыжком Толян, случайно, в смехе, не заметив, наступил на неё. Из-под подошвы во все стороны брызнула зеленоватая жидкость.