Александр Зорин
Законы притяжения
Шаг 38. Жди меня у Чуй-Оозы
По бескрайним просторам российских полей, где молодая поросль настырно пробивалась сквозь прошлогоднюю мёртвую траву, летел скорый поезд.
"Прости,
Я тоже ухожу,
Но всё же не держу
На сердце зла и грусти"
Под равномерный убаюкивающий перестук колёс, утомлённая от бессонной ночи, на груди спящего Сергея лежала обнажённая Жанна и смотрела на мелькающие отражения в дверном зеркале. В окно ласково заглядывало утреннее солнце. Рукой она нежно ласкала его тело. От поцелуя он проснулся, и некоторое время всматривался в неё.
"Пройди
Хоть тысячу дорог,
Но этот уголок
Тебя уже не пустит"
– Как ты прекрасна в лучах утреннего света, – он провёл пальцами по её лицу, собирая рассыпавшиеся волосы.
– Скажи мне правду, – его пальцы скользнули по её губам и она на миг замерла. – Почему ты не захотел на самолёте? За пять бы часов долетели. А так трястись четверо суток.
– Тогда бы мы не остались вдвоём… – он поцеловал её. – Если честно, я просто боюсь летать…
– Ты? А по виду так и не скажешь, – она пригладила его взлохмаченную голову.
– Внешность обманчива, – он намотал на кулак её волосы и прижал к себе.
– А что, по-твоему, поезда не разбиваются?
– Ну, не так часто.
– Знаешь, у кого на роду написано, что утонет, тот в огне… – шутя, она стала выдёргивать волосы на его груди, словно гадая на них.
– Не искушай Господа Бога твоего, – Сергей ловко перевернулся и мягко подмял под себя Жанну, нежно схватив её за запястья. – Жанн, почему ты никогда не была замужем?
"Туда,
Где люди говорят,
Там фонари горят,
Как эти звёзды светят"
– Тебя ждала.
– Нет, я серьёзно. Неужели лучше быть одной?
– Лишь бы с кем-нибудь – я не хочу. А ты не зовёшь, – она потянулась к нему. – Да не дёргайся так, чего испугался? Неужели я такая страшная?
– Да нет, что ты! – он поцеловал её в губы. – Ты как сказка, мечта, – поцеловал в шею. – Просто я… – в одну грудь. – Ну, как бы это… – в другую. – Не созрел ещё… – языком опустился до пупка. – …для семейной жизни… – поцеловал живот. – Ты посмотри на меня… – он отпустил её руки и сполз на пол, целуя её бёдра. – Разве на такого можно положиться?
"Я здесь,
Не закрывайте дверь,
Я знаю, что теперь
Я тоже есть на свете"
– Не прибедняйся! – она томно улыбнулась. – На тебя можно не только положиться, но и подсадиться. В этом ты непревзойдённый, – схватила его за волосы. – Как я по тебе соскучилась! Я сейчас постоянно думаю только об одном, – властно оторвала от себя его голову. – Я как озабоченная стала, всё время хочу секса, – Жанна села, сжав колени и сняла с вешалки длинную футболку. – Тебе подкрепиться надо, – натянула её на себя. – И мне, – нагнулась под стол и достала несколько контейнеров с едой. – Ехать ещё долго, сил потребуется много. Садись.
"Жди меня у Чуй-Оозы
Я туда вернусь, пускай
И не в этом столетьи"
– Ох, ничего себе, – Сергей сел напротив и стал открывать их. – Ещё тёплая, – он с голодной жадностью набросился на еду. – Когда ты всё успеваешь?
"Жди меня у Чуй-Оозы,
Жди и не расспрашивай
Об обратном билете"
– У каждого свои таланты. Ешь, не отвлекайся, – она поднялась и расчесала перед зеркалом волосы. – Ещё целых три дня я вся твоя, – Жанна чуть не упала, потеряв равновесие. – Ну и оголодал же ты! – она рассмеялась. – Даже ноги не слушаются. Тебя что, в клетке держали?
– Хуже, – он обнял её сзади и стал ласкать руками.
– Представить боюсь, что было бы, если б не приехал ко мне.
– И не говори.
– Да, умеешь ты выбирать женщин, – Жанна вырвалась и пьяно вышла из купе. – Ешь, давай. Я сейчас.
"Прости,
Я тоже ухожу,
Но всё же не скажу
Тебе всего словами"
Оставшись наедине, Сергей проверил телефон: ни писем, ни звонков за ночь не появилось. Света упорно молчала, не отвечая ему.
Безвозвратно уходящее прошлое, увеличивающееся с каждой секундой расстояние и горячие ласки Жанны анестезирующе действовали на него – он становился всё свободней, веселей, беспечней.
Странно, что он раньше не представлял себя с Жанной. Может, городская суета вечных проблем, тень прошлой жизни и мечты о Свете не давали её разглядеть как следует. Пусть она другая, не такая как Света, но… С ней так хорошо, легко, свободно. Она всегда обо всём позаботится, всё распланирует. С ней как за каменной стеной!
"И пусть
Я буду далеко,
Мне тоже нелегко,
Но это всё же с нами"
– Держи, – вернувшись, она протянула ему кружку кофе. – Я и забыла, каково кататься в таких поездах.
– М-м, спасибо, – он вдохнул запах кофе. – А мне нравится. Сурово так, по-русски. Может, только в таких условиях и рождаются богатыри? – он привлёк к себе Жанну, посадив на колени, и стал ласкать её груди и живот.
"Воды
Холодной бирюза,
И серые глаза
И ожиданье встречи"
– Ты ведь это не серьёзно? – целуя его, она повернулась к нему лицом, роняя на постель. – К комфорту, конечно, быстро привыкаешь, но ведь дело не только в этом, – она словно в лодке плавно качалась на волнах его ненасытного тела. – У нас как будто на форму вообще не обращают внимания, – она двигалась медленно, наслаждаясь его неторопливостью. – Всё делается тяп-ляп, пару раз ударил топором по бревну и, – вперёд, Буратино! Иди строгать свою Мальвину.
"И снег,
И сны, и облака,
И звёзды, и река,
И ночь, и день, и ветер"
Вагон вдруг дёрнулся, Жанна полетела куда-то в сторону, а потом наступила кромешная тьма.
В ней он вдали, где-то в другой жизни, увидел Свету, в блике горящих свечей, стоящую перед иконой Богородицы. Лицо её было мокро от слёз. Она что-то шептала, но слов её из-за огромного расстояния никак не получалось разобрать.
Внезапно тьму разрезал яркий луч, ослепляя Сергея и выдёргивая в другую реальность. Он открыл глаза и увидел, что окно вагона смотрит вверх, в небо. Жанна лежала в углу, неестественно изогнувшись. Под ней быстро росло пятно крови.
– Жанна? Что с тобой? Ты слышишь меня? – кричал Сергей, но сам не слышал своего голоса, в ушах стоял свист.
Она не отвечала, не дышала. Пульс на сонной артерии не прощупывался. Пятно крови расползалось внизу, между ног, по футболке и простыне.
Сергей дёрнул ручку двери, но дверь от падения заклинило. Он осторожно выпрямил тело Жанны, не обнаружив ни открытых ран, ни видимых переломов.
– Твою мать! Твою мать! Твою мать! – ударяя ладонями по своей голове, он запаниковал, не зная, что делать. – Стоп! – Сергей жёстко и холодно приказал себе остановиться и несколько раз сделал глубокий выдох и вдох. – Дыхание!
"Жди меня у Чуй-Оозы,
Я туда вернусь, пускай
И не в этом столетьи"
Он нащупал на груди у Жанны мечевидный отросток и, прикрыв его двумя пальцами, ударил ребром кулака в область сердца. Снова приложил пальцы к артерии – ничего. Но больше бить не стал, боясь сломать рёбра. Тогда он свернул матрац, подложив его под ноги. Глубоко вдохнул, зажав ей нос, и выдохнул в рот. Стал ритмично надавливать на грудную клетку.
"Жди меня у Чуй-Оозы,
Жди и не расспрашивай
Об обратном билете"
– Давай! Давай! Давай! Давай! – как заклинание на каждое надавливание он повторял это слово; после пятнадцати надавливаний он снова дважды вдохнул ей воздуха и опять по новой; Сергей не стеснялся в выражениях, маты сыпались из него как из рабочего на стройке. – Дыши, сука! Дыши, бл*дь! Дыши, твою мать!
"Жди меня у Чуй-Оозы"
– Осторожней. Я всё слышу, – прошептала Жанна, открыв глаза.
– Жанна! Милая! Я думал, всё! – Сергей рассмеялся, стирая слёзы. – Кина не будет!
– Как бы не так! От меня так просто не отделаешься, – приподняв голову, она огляделась по сторонам. – Что случилось?
– Что? – Сергей пытался понять, что она говорит. – Похоже, мы упали, – прокричал он. – Дверь заклинило, в коридор не выбраться.
– Надо в окно, – показала она. – Разбей его чем-нибудь.
– Да-да, сейчас, что-нибудь тяжёлое. Как ты? Нигде не болит? Ты вся в крови.
"Жди меня у Чуй-Оозы"
– Да? Странно, – она провела по голове и вдруг рука её дёрнулась, метнувшись вниз, к ногам. – Что это? Серж? – она смотрела на окровавленные пальцы огромными от страха глазами. – Скажи, что со мной всё хорошо. Что это просто… – её лицо исказила гримаса мучительной боли. – Серёженька! Милый мой! Что происходит? Мне страшно…
"Жди меня у Чуй-Оозы"
Сергей не слышал, что говорила Жанна, но видел, что ей больно и безумно страшно. Он услышал, как где-то очень далеко раздался звук, похожий на тиканье часов, отмеряя последние минуты жизни для неё. Прикрыв Жанну одеялом, чтобы не поранить стеклом, Сергей разбил окно и выбрался наружу.
Шаг 39. Сретенка
Света видела, что Сергей звонил ей, но не могла ответить. Просто не могла. Не было сил.
"Как бы нам дружить,
Чем бы дорожить"
Словно в её дом забрались воры и произвели в нём великое опустошение, вынесли всё, что могли, всё, что она с такой любовью собирала и лелеяла, – ничего не оставили. Только голые стены, с ободранными обоями. И то ли для смеха, то ли из необходимости, то ли из желания оставить после себя на "добрую память" беспечным хозяевам, уходя, обгадили все углы.
"Отчего ножи
Так остры?"
Света зашла в церковь, свернув в сторону от привычного пути с работы домой и долго стояла у иконы Богородицы. Она сразу узнала её, из сна вчерашней ночи, как только вошла внутрь, хотя никогда сюда раньше не заходила. Но не понимала, что делать, что говорить, что просить у неё. Она не хотела новых отношений. Она боялась их. На работе всё шло своим чередом. С Владой вроде как тоже всё неплохо…
"Вечные бега,
Злые берега,
И горят мосты
Да костры"
Света прокручивала вновь и вновь все моменты жизни, связанные с Сергеем, все сказанные им слова, все его прикосновения и поцелуи. Она не понимала, где произошёл сбой. Неужели их встреча была случайной, их отношения – ошибкой? Такого просто не могло быть!
"Кто тебе сказал,
Что нельзя назад"
А как же слова старика в парке на скамейке, о том, что им нужно держаться друг за друга, не выпуская рук… Когда она отпустила его? Когда упустила тот момент? Когда?
"Что нельзя в глаза
Заглянуть?"
Может, нужно было тогда отдаться ему, там, у Жанны? Или ещё раньше, когда он первый раз пришёл к ней домой? Или в первую их встречу в кафе? Или вообще, намного раньше, когда она только пришла к ним на кафедру?
Господи, неужели всё из-за этого? Из-за этой ерунды? Это же как-то, по крайней мере, странно, неправильно. Так не должно быть! Его возвышенные слова о любви и это… даже не знаю, как это назвать. Как это вообще можно сравнивать?
"Зиму дотерпеть,
Песенку допеть"
Или мужская природа такова, что им это просто необходимо? Как дышать? Что без этого они чувствуют себя какими-то неполноценными, ущербными, уязвлёнными? Или они все просто помешаны на этом? И ничего кроме этого их больше не интересует? Не интересует их внутренний мир, их мысли, чувства, переживания? Им нужна только плоть?
Как вообще отношения можно начинать с этого? Что потом останется открывать друг в друге? Куда двигаться?
"Сретенку к тебе
Протянуть"
Но если… Если у него всё это перемешано? Если он сам не понимает того, что с ним происходит? Если он чувствует как бессмысленное животное какое-то внутреннее беспокойство, позыв? Мечется в мучительной тоске.
Если это так, то…
Если б я могла знать об этом раньше? То в первую же с ним встречу затащила бы его куда-нибудь, ну, не знаю. Куда угодно. Да! Куда угодно, если это уж так необходимо. И отдала бы ему всю себя. На, делай со мной, что хочешь. Если уж без этого никак.
Но разве об этом знаешь? Знаешь заранее, что ему нужно? Или как он будет смотреть на тебя после всего этого? Что думать?! Да и откуда мне знать о его чувствах, если он их никак не проявлял? То шутит, то молчит, то общителен, то замкнут. В какой-то момент вообще показалось, что он избегает меня, что ему неприятно меня видеть. А потом и вовсе пропал.
Господи! Почему всё так сложно? Так запутано? Так…
"Сретенье в душе,
Свет на этаже,
Как же мы теперь,
Петенька?"
Сергей вдруг пропал, перестал писать и звонить. Сначала Света испытала облегчение от наступившей тишины, но вчера стало так тревожно на сердце, словно он попал в какую-то беду.
"Столько тысяч лет
Ищем этот свет,
У меня к тебе,
Сретенка"
Она осторожно поинтересовалась о нём у соседей, где он снимал комнату, но те его не видели ещё с ноября. У Жанны в квартире не горел свет, – ни утром, ни вечером, ни ночью. На киностудии её тоже не было. Сказали, что она уехала куда-то в Казахстан, на неопределённый срок. Большего она ни от кого не смогла добиться. А сегодня вокруг все только и говорят о вчерашнем крушении пассажирского поезда, что есть погибшие, несколько десятков человек…
"Так мы в темноте
Веруем не в тех,
Пробуем взлететь,
Курицы"
Господи! Почему так болит за него сердце?! Ведь не обязательно же он должен оказаться именно в том поезде? Он мог быть где угодно. Жанна вообще со своим ритмом жизни презирает поезда за их медлительность. Они, скорее всего, самолётом…
Матерь Божья, хоть бы знать. Хоть бы самую малость. Что с ним всё в порядке. С ними. Пусть она живёт. Я не желаю ей никакого зла. Тем более, что внутри неё ребёнок.
"Многого хотим
Долгого пути,
Чтобы перейти
Улицу"
Недавно Влада что-то говорила о законе Мёрфи, о каких-то пирожках и упавшем маслом вниз бутерброде. Нет-нет, это всё враньё, выдумки. Пустые слова. Что она может понимать в этой жизни кроме своих глупых песен, шмоток, роликов? Она же ещё совсем ребёнок. Просто услышала где-то, бездумно повторила…
Лишь бы только знать.
В сумке прожужжал телефон. От Сергея пришло сообщение.
"Видел твой пропущенный вызов. У меня телефон был сломан, не мог ответить, прости. Ты, наверно, уже в курсе. В общем, мы живы. Жанна в больнице, у неё выкидыш. Прости меня за всё".
"Не зажил ожог,
Как же хорошо
И идёт снежок
Реденький"
Телефон в руках задрожал и упал на пол. У Светы подкосились ноги и она, разрыдавшись, сползла по стене вниз.
"До тебя – века,
До тебя – рука,
До тебя пока
Сретенка"
– Деточка, что случилось? – к ней подскочила перепуганная бабушка, дежурная по храму.
– Он жив! – едва слышно выговорила она. – Жив! И она. А ребёнок…
– Ну, будет, будет убиваться-то. Жив, и – слава Богу! Радоваться надо.
– Нет, вы не понимаете. Это я во всём виновата. Это из-за меня они… там… в поезде, – она махнула в сторону рукой. – Я желала ей зла. И ему. Чтобы им было так же больно как мне. А умер невинный малыш.
– Тише, тише, милая. Кто умер?
– Малыш. Его ребёнок… неродившийся… крушение поезда… выкидыш…
– Господи, помилуй нас грешных, – бабушка перекрестилась и стала поднимать с пола рыдающую Свету. – Вставай, золотце, не сиди на холодном. Мы с тобой сейчас успокоимся, хорошо? Скоро выйдет отец Евгений служить вечерню, вот ему всё и расскажешь. Давно не исповедовалась, поди-ка? Давно, по глазам вижу. Ну, ничего, ничего. Это дело наживное. А пока давай-ка почитаем с тобой молитовку за умерших в утробе. Повторяй за мной, можешь про себя: "Помяни, Человеколюбче Господи, души отшедших рабов Твоих младенцев, кои во утробе православных их матерей умерли нечаянно от неведомых действий, или от труднаго рождения, или от некоей неосторожности. Окрести их, Господи, в море щедрот Твоих и спаси неизреченною Твоею благостию"…
"Сретенье в душе,
Свет на этаже,
Как же мы теперь,
Петенька?"
По иконе Богородицы скользили блики от горящих свечей. Света, повторяя слова молитвы, постепенно успокоилась. Она стояла у аналоя и ожидала наказания свыше.
"Столько тысяч лет
Ищем этот свет
У меня к тебе
Сретенка"
Скоро началась служба и к ней вышел худощавого телосложения батюшка со строгим внимательным лицом. Испугавшись, она хотела сбежать, но позади неё плотной стеной уже стояли беспокойные бабульки, подталкивая её к аналою. Сжавшись в комок от страха, она подняла свой взгляд на терпеливо ожидавшего её батюшку. Глаза его светились теплотой и любовью.
"У меня к тебе
Сретенка"
Света сглотнула подступивший к горлу страх и решительно шагнула к нему.
Шаг 40. Романс для себя
Жанна лежала в тесной обшарпанной палате маленького провинциального городка. Она открыла глаза и посмотрела на сидящего рядом с ней Сергея. Заметив, что Жанна проснулась, он подсел к ней поближе.
"Как это было, лишняя горечь,
Как это будет – нам ли судить!
Близится полночь, милый, близится полночь,
Можно будильник не заводить"
– Проснулась? – Сергей провёл пальцами по её лицу, собирая рассыпавшиеся волосы. – Как ты себя чувствуешь?
– А ты как думаешь? – безжизненно ответила она, с тоской глядя на него.
– Надо жить дальше, милая, – он взял её за руку и поцеловал. – Главное, что ты жива.
– Я уже не понимаю, что главное, что нет, – она закрыла глаза, борясь со слезами.
– Мы выжили! Понимаешь? – сжимая её руку, он пытался приободрить её. – А могли бы…
– Перестань. Не надо… – она отвернулась к стене, пальцем ковыряя краску.
– У тебя ещё будут дети.
– Нет. Не будет. Его не будет. Твоего сына, – глухо сказала Жанна, сдерживая рыдания.
– Я понимаю, – Сергей пересел к ней на кровать, постаравшись её обнять.
"Близится полночь, милый, близится полночь,
Можно будильник не заводить"
– Ни хрена ты не понимаешь! – Жанна, не сдержавшись, разрыдалась. – Я ведь сначала думала сделать аборт! Сечёшь? Ничего тебе не сказав. Думала, что ребёнок будет только мешать нам, работе, создавать сложности, что он совершенно не вписывается в мой график, в моё расписание, в мою жизнь. В мои представления о жизни, – он обнял Жанну, крепко прижав к себе и целуя её мокрое от слёз лицо. – Но потом посмотрела на Свету… Вспомнила твою Аню… Оглянулась на свою жизнь… А что в ней? Что в ней такого, из-за чего стоит жить? Пашешь как… как лошадь, изо дня в день. Тащишь всех за собой. А как упадёшь на землю без сил, не сможешь встать, – так через тебя перешагнут или просто подвинут в сторону, чтоб никому не мешала… и забудут. И всё! Понимаешь? – Сергей хотел ответить ей, но она схватила его за голову и закричала. – Молчи! Я не закончила, – и вдруг резко прижала его голову к своей груди и стала легонько раскачиваться. – Я в какой-то миг вдруг почувствовала, что мир вокруг меня изменился, стал другим, непривычным. Даже можно сказать, необыкновенным. Появились оттенки, сложные цвета. Понимаешь, о чём я? Я вдруг ощутила себя частью этого мира. Ощутила, как с ним меня соединяет какая-то нить, пуповина, что ли, через которую каждый день вливалась радость от простого существования, от обычной мысли, что я есть! Я словно наполнилась изнутри каким-то глубоким смыслом. И, наконец, успокоилась. Внутри себя, где-то очень глубоко. Не хотелось больше никуда бежать. Мне стало хорошо с собой наедине, спокойно. Захотелось просто тишины. Раньше я не могла выносить одиночества, всё время стремилась быть среди людей, в какой-то движухе. А потом… Я решила оставить ребёнка. Даже если бы ты ушёл от меня. Дальше-то уже некуда. Дальше только старость и смерть, – она выпустила его из рук, упав на подушку. – И вот, я здесь, опустошённая, без сил, потерявшая веру и смысл… – и замолчала, глядя в окно.
"Выбрали сами, некуда деться,
Что там созвездия, карма и рок!
Хватит ли сердца, милый, хватит ли сердца,
Встретить с улыбкой новый урок"
– Ничего не кончено. Слышишь? У тебя всё ещё впереди. Это случается, да. И мы ничего с этим не можем сделать. Можем сколько угодно жаловаться, материться на судьбу, на Бога. Рвать на себе волосы. Но не можем изменить неизбежного. Мы можем его только принять.
– Как? Скажи мне, как? – она схватилась за его джемпер.
"Хватит ли сердца, милый, хватит ли сердца,
Встретить с улыбкой новый урок."
– Для начала нужно просто переключиться. Не зацикливаться на том, что случилось, а сфокусироваться на другом. Ты жива, я жив, впереди съёмки, да много всего впереди. Вспомни, как ты шла к этому фильму, сколько всего вынесла. И теперь готова отказаться? Вот так?
– Я ничего уже не хочу! Мне всё равно. Будет он или…
– Это пройдёт. Поверь мне. Я был на твоём месте. В том смысле, что ничего не хотел, только умереть. Всё тяготило тогда, угнетало. Откроешь с утра глаза и думаешь, зачем я проснулся? Но это – путь в никуда. Только бесконечное падение в бездну. Милая моя, доверься мне, просто доверься. Тебе ничего не надо делать. Просто… держись за меня. А дальше… никогда не знаешь, что приготовил для тебя новый день, как сказал великий философ Толя.
– Кто?
– Не важно. Один… хороший человек.
"Пусть всё даётся так по дурацки,
А не иначе, главное – нам!
Платим по-датски, милый, платим по-датски,
А это значит напополам"
– Серёженька… Я хотела тебе сказать… Спасибо, что не бросил меня, что слушаешь это нытьё, что…
– Милая моя, любимая, ты что? Не надо, перестань. Я никуда не уйду. Что бы ни случилось. Даже если у нас больше никогда не будет детей. Пойми, что я люблю тебя, не смотря ни на что! Но если тебе так понравилось быть беременной, я… могу постараться… снова наполнить тебя… смыслом… – он шутливо полез к ней под одеяло.
"Платим по-датски, милый, платим по-датски,
А это значит напополам"
– Дурачок! Что ты делаешь? – она оттолкнула его и стыдливо оглянулась на дверь. – Мне же нельзя… сейчас.
– Я же с ума сойду! Рядом с тобой. С такой…
– Мы что-нибудь придумаем, – она ласково провела рукой по его бедру и вдруг схватила его "хозяйство" в кулак. – Только не смей мне изменять, понял? Убью скотину, – она отпустила его и продолжила ласково поглаживать. – Нет, не переживай, не сразу. Сначала замучаю, кастрирую тупым ржавым серпом, пожарю твои сладкие шарики на сливочном масле, заставлю сожрать, а только потом убью, нежно перерезав глотку, – и глядя как Сергей на неё испуганно смотрит, истерично рассмеялась.
"Хватит вокзалов, дай наглядеться,
Может до встречи тысяча лет!
Будет ли петься, милый, будет ли петься,
Будет ли петься, прочее – бред!"
Сергей не мог понять, – шутит она или всерьёз. То, что у неё был посттравматический синдром, сомнений не возникало, но если повредилась психика и уже не восстановится? То как быть?
– Иди сюда, дурачок мой! – Жанна привлекла Сергея к себе, обнажив ему свою грудь. – Напугала маленького! – она гладила его по голове. – Не бойся. Мама шутит, малыш. Мама тебя не обидит, – и вдруг с силой прижала к себе, заплакав. – Господи, какой же ты у меня дурачок! Любимый… ненаглядный…родной…
"Будет ли петься, милый, будет ли петься,
Только бы пелось, прочего – нет!"
За окном давно стемнело. Как и в палате. Они не зажигали свет, боясь встретить в глазах другого то, что понести уже не сможет.