Александр Поехавший
Махавира
Сосочка-девочка, почему одна, щас будет два. Не стесняйся давай, полчасика на подмыться и жду на своём одноместном кабриолете телесного цвета, букет тебе *\*
Я был всегда мелким, глупым, недалёким человеком, не льсти мне.
Но впервые в жизни я кончил не в резиновую шляпу, а как положено истинной природой в девушку. Это было очень приятно. Тайские девушки любят. Русские любят при условии. Это главный мотиватор уехать из РФ, потому что в России всё условно, всё только за что-то или за почему-то. Русские женщины были способны лишь терпеть: терпеть мужчину, терпеть секс, терпеть нищету.
Эта девушка очень хотела забеременеть. После завершения классного перепихона между нами она пошла к столу попить воды и сильно прижала полотенцем промежность, чтобы моя сперма не вытекала.
На следующий день мы поехали к всемирно знаменитому белоснежному джайнскому храму. Я снова вызвался рулить. Она постоянно ныла мне в ухо слоудаун. Я не знал, что это значило и поддавал газу. В одном месте мы чуть не врезались в лоб машине. Эта девушка постоянно с улыбкой талдычила, что я крейзи. Мы практически не общались, но она не сводила меня глаз. В храме неподвижно сидел какой-то лысый монах в оранжевом. Там были даже скульптуры хищника и чужого: они были частью сущего и не могли быть неуместными в джайнской гурудваре.
Мы вернулись назад. Она занималась своими делами, я ненадолго отправился снова гулять по Чианграю. Эта девушка попросила меня остаться навсегда. Я купил ей мороженое, и она была очень довольна. Мы загрузили в тачку несколько мешков риса и поехали навестить её тётю. Она жила в убитой хижине, но выглядела очень счастливой, когда нас увидела. Родители же моей знойной девочки жили в горах ближе к Китаю. Когда она в первый раз меня подобрала, она как раз ехала от них.
Вечером дома в постели я сообщил ей, что эта наша последняя ночь. Я немедленно попросил её заняться со мной любовью, на что она ответила, что даёт туда только своему бойфренду. Экстенсиональная логика конечно сногсшибательная. Интересно какой же у меня был статус исходя из её левых взглядов.
Её парень был британцем ну или бараном, разницы нет.
Утром я попрощался с ней, нахлобучил свой неприподъёмный рюкзак и поплёлся на трассу. Не прошло и времени, как она меня догоняет на машине и везёт на тот самый автовокзал. Тайка купила мне билет до самой границы с Лаосом.
По-честному: я очень устал и решил больше нигде не задерживаться больше одной ночи. В Лаосе я ехал никуда не сворачивая по одной лишь дороге в Китай. Меня вписал водила на бензозаправке куда он меня довёз на грузовике. Там они и жили. Мы играли в шахматы, у пацанов была электрогитара. Я всегда проигрывал, потому что не был способен просчитывать ходы наперёд, тем более соперника. Мы сидели за ночным столиком, они выпивали пивас.
Утром мне несказанно повезло застопить китайцев. Давно меня так жутко не мутило, как на тех горных извилистых серпантинах. Я уже вытащил пакет с недоеденным хлебом и приготовился блевануть туда, но мы приехали. В Лаосе я запомнил только одинаковые блестящие юбки у женщин, в основном фиолетовые.
В Китае снова при виде этих рож я наблюдал возрастающее пронзительное отчаяние. До Куньмина было, как до Камчатки, а я ещё топтался у границы, выходил пешком из населённого пункта к трассе.
Кто-то остановился, но мы проехали расстояние с гулькин хер.
Упал вечер, упал дождь. Я так был благодарен ей за зонтик: лило не хило. Джунгли, дорога, ночь, никто больше не тормозил, а я и никогда в жизни не стопил в темноте: только людей путать.
Меня понесло в деревню. Я постучал в первую дверь. Открыла женщина, я ей убедительно показал сложенные вместе ладони под голову. Меня впустили, там ещё был её муж. Мы посидели, посмотрели телек. Я глянул, как женщина обрабатывала диковинные овощи и затем поплёлся спать. Они постелили мне в отдельной комнате. Эти люди вели себя очень спокойно и сдержанно, будто знали меня всю жизнь.
Утром отец привёз свою юную дочь. Она немного объяснялась по-английски. Эта девчонка смешила меня повторяя, что они не знают, как мне помочь. Они думали, я так заблудился по жизни, что аж оказался в южном тропическом Китае, где никогда не ступала нога европейца. Эти люди накрыли на стол, китайцы очень любили от всей души наесться. Они пичкали меня всем, чем можно и нельзя. Какие-то травы в бульоне, что ни ешь, неважно что: всё острое. Стол был изобильный, но что в рот ни положи, всё одного вкуса. Радовали лишь овощи и фрукты: их они ещё не решались перчить и чесночить.
Мне обязательно пришлось отдалиться от них далеко по трассе, потому что эти добрые люди вышли со мной на дорогу и стояли напротив, смотрели на меня. Остановилась серьёзная тачка, потому что по платным дорогам бомжи не ездили. Этот парень довёз меня до ближайшей автостанции и купил мне билет на автобус до Куньмина с питанием в дороге. Одновременно становилось всё холоднее. Мы поднимались всё выше и выше над уровнем моря. Я никогда в жизни не видел таких феерически грандиозных дорог: они возвышались над джунглями на настолько огромной высоте. Невозможно было представить, как эти дороги вообще возводились. Далеко внизу из окошка было видать лишь необъятную крону. Я больше не отождествлялся с мыслями. Если до рождения я не думал и после смерти не думал, зачем тогда нужно было думать при жизни тела.
По пути мы сделали остановку и пришли в столовую. Я предъявил билет и мне дали пищу в отсеках. Очередное китайское хрен пойми из чего харчо.
Автобус не въехал в Куньмин, а выкинул нас на окраине. Пришлось брать такси и ехать очень далеко и дорого до центра, где уже ждала меня вписка.
Меня встретил парень, он был студентом и снимал хату. В квартире тусила какая-то девушка, кто она была такой, хер разобрать. Он даже не прикасался к ней.
Хозяин ушёл. Вечером в отдельной комнате я остро почувствовал, что моё тело начало тошнить. Я отравился. Эта девушка сидела в своей комнате, а я не слазил с толчка в душевой. Дристал какой-то чёрной субстанцией, будто веном выталкивался. Вот так я залип на несколько часов в душе. Понос был непрекращающимся. Посрал – в душ, вышел из кабинки – снова на насест. Было печально из-за китаяночки в квартире, она полюбас подумала, что я был безнадёжно больной. Осталась ночевать, хотела, чтобы я ей впердолил. А я стоял в кабинке и который раз мыл жопу. Хотелось блевануть, но ничего не выходило, такой сильный и нескончаемый понос не пощадил даже желудок. Внутри всё разнесло. Виноваты либо деревенщины, у кого я переночевал либо повара забегаловки-обрыгаловки. Мне было очень плохо. Когда я ещё в своей жизни мог совокупиться с самым многочисленным белым народом планеты. Она была миллиард сто десятой девчонкой-коммунисткой. Эх, как же было бы хорошо чпокнуть в задницу такое низкорослое типичное женское тело китаянки. Среди же русских тёлок не встретишь ни одну похожую на другую, всё перемешано в хлам. Жопы всякие разные и здоровые и маненькие и отсутствующие полностью, а у китаянок у всех этих миллиардов одинаково и лицо и тело.
На следующий день я пошёл с ней гулять. Я вёл себя с ней, как полный кретин. Она рассказывала по телефону голосовыми на своём о том, какой же я был конченый. Понос не прекращался, меня штормило. Не было ни одного лекарства, кроме лоперамида, но даже пачка этого чудо средства не сдерживала не утихающую дрисню при тяжёлом отравлении. Мы ели с ней в кафе лапшу палочками, спасибо вьетнамцам, что научили пользоваться. Я ни о чём не думал кроме туалета. Эту девушку наверн попросил хозяин, чтобы она мне показала этот горный и прохладный мегаполис. А я просился быстрей домой, потому что замучил понос. Весь день провалялся. Пробил вписку в Сиани.
Доехал в типично переполненном поезде, всю дорогу я дристал в вагонном очке. Хорошо, мыл жопу душиком, как в Таиланде и Татарстане. Направлял струю себе в дырку и представлял, сколько китайцев срали в этом помещении и так же держали своими руками это же самое.
Я добрался до Сиани и стал сидеть на толчке и там. Было интересно, как пищевое отравление убивало моё тело, не было ни таблеток, ничего. Вечером я встретился с каучом. Приятный мужчина, приехали на хату, там вписывался ещё австриец, такой же пройдоха, как я. Такой на рожу типичный футболист сборной Германии Швайнштайгер. Я чистосердечно признался китайцу, что третий день дрищу без конца и края. Он дал мне таблетки и о чудо, мне становилось легче. Я сначала подумал, что он был гей, но он вскользь сказал о сыне каком-то, но меня это не разубедило. Он преподавал английский в Сианьском универе.
Мне стало легче, вечером поехали в центр. К нам присоединились двое парней американцев, потом поляк со своей голубоглазой девушкой из Аргентины. Какие-то ещё люди, наша компания стала человек под восемь. Мы еле уместились за столиком. Заказали себе одинаковые блюда. Они общались между собой, а мне присели на уши янки со своими сраными историями, как они в Индии факинг локал бейбис. Они рассказывали, а я как обычно улыбался, и они хаха ловили, что всё так просто.
Спустя три дня гостевания я пришёл в норму. Осталась одна дорога, очень протяжённая и опасная. Из Сиани до Казахстана, ну или считай, что почти до дома. Я сидел за компом и пытался пробить вписку в Алма-Ате. Запоминал в голове на гугл карте трассу и названия городов. Главным маяком ориентиром стал Урумчи – столица мусульманского Китая.
Удачно стартанув, я отдалился от Сиани километров на двести за один день с разными людьми. Оставалась всего ничего тысяча с небольшим до Казахстана.
Ночью я оказался в каком-то провинциальном городке. Шастал между хижин и домиков. Запёрся в какую-то общагу, там на карте показал, что я из России. Свалил оттуда, попёрся обратно к трассе, чтобы лечь спать на чистой, безопасной и ограждённой забором обочине.
Я заблудился и провалился в неглубокий колодец, за счёт рюкзака не сломал ноги. Он зацеплялся и смягчил всё. Меня догнал на машине китаец и отвёз в гостиницу. Я так понял, что из общаги той ему позвонили, он был похож на мэра города. С него не взяли денег за мой номер. Он купил мне целую копчёную курицу, и его друг дал мне интернета.
Чтобы девчонка и в России так же под меня залазила, как в Таиланде. В Сиаме, чтобы заняться с девчонкой соединением тел нужно просто быть, в РФ же быть недостаточно.
Я умолял водилу не въезжать в город, а выкинуть на трассе, чтобы я дальше ловил тачки. Этот придурок завёз меня в город через платильник, а обратно на трассу мне не позволяла пройти полиция. Я впервые так ярко наблюдал крайнее отчаяние. Там была пропасть с перилами. Нужно было просто выкинуть эту гитару, что неизменно висела на боке рюкзака. Она была, как новая. Всё было потаскано или убито, как я, но не она.
Я пошёл куда ноги идут в сторону города. Парень какой-то посадил на такси и заплатил, чтобы меня довезли до автостанции. Водила привёз куда надо, но не сдал мне сдачи: мы проехали мало, а уплачено много. Я убедительно показывал этому дятлу то на счётчик, то на бардачок, куда он прятал бабки. Он ни в какую не возвращал разницу и мне хотелось разбить ему морду за чужие деньги.
Женщина, у кого я ночевал в Хабаровске дала мне физическую карту Китая, и как раз от неё сохранился кусочек, где я был. До Урумчи было ещё далеко, и я купил билет до того, что было поближе.
Кругом степи и пески, женщины в платках. Это мусульманский Китай. И народ там как-то назывался по-особенному. Они ещё раньше независимыми были. В автобусе подружился с пацанами. Я написал им, что мне нужно переночевать в каком-нибудь сарае. Они дошли со мной до гостиницы, сняли мне номер. Меня долго допрашивали по телефону спецслужбы Китая. Я ей талдычил, что я продоветс одежды из России, просто путешествую в отпуске. Сама по английскому ни бе ни ме ни кукареку и ещё меня доставала со своими расспросами. Да, приехал в одиночку свергать вашу фальшивую компартию надо было сказать, ибо никаким коммунизмом тут и не пахло так же, как и во Вьетнаме. Одна и та же партия только лишь для того, чтобы одни и те же люди сидели долго и без замены, как в РФ.
В клетку запустили старых и молодых крыс. Старые заняли лучшие места, а молодые решили не размножаться. В России продолжали разделять и властвовать престарелые гнилые пердуны. Ну ведь кретин кретинами, но настолько изворотливые и гнусные, что не только держались на плаву, но и поднимались выше и выше. Только в России чем больше человек был мелким, ничтожным говном, тем больше у него имелось шансов продвинуться в политической карьере и не только в политической. Чем честнее и порядочнее был человек, тем скорей он был раздавлен, растоптан и залит помоями. Одни и те же хари, десятилетиями, они прекрасно понимали, что от них всех уже воротит, но слишком любили Отечество, чтобы бросить всё на произвол. Какое любили, только деньги и деньги, да власть и престиж и самое главное – это плотская любовь пятикопеечных женщин, которым всё равно кто перед ними и на них, главное, что платит и по телеку показывают. Нищенки-приспособленки любили дяденек или кого угодно только пока те подкидывали мелочи на пропитание, но главное ни те ни другие вообще ничего полезного не делали кроме шевеления языком или сидения за столом. Деградирующие дедки не могли вот так просто расстаться с таким количеством и разнообразием удовольствий и передать своё местечко кому-то ещё, как с лёгкостью поступали чиновники в Гейропе из-за малейшей провинности перед народом. Эти жирнющие от величин зарубежных счётов кощеи кидали в темницы с убийцами за слова про их дела. Так они поступили и с пресвятым великомучеником Алексием. Он был изъявлен за грехи наши и мучим за беззакония наши, ранами его мы не исцелились.
Утром зашли те пацаны, мы похавали их нацхлеб. Я чудом вышел к трассе на Казахстан. Впервые остановилась девушка. Мы проехали очень мало. Она махала ладонью на себя, предлагала себя. Эта китаянка была не очень, ну не мог я на неё залезть. Хвала Махавире я остановил архата дальнобойщика. Он ехал до Урумчи. За всю дорогу он не сказал ни слова, только просил знаками чай заварить в термосе. Мы ехали часов десять, дорога была в основном прямой. Этот китаец просто давил гашетку и прикладывался к чаю. Мы останавливались пожрать в столовке по типу шведского стола. Этот человек заплатил за меня. Я набрал полную миску только одних окорочков. Китайцы смотрели и угарали с этого. Я ел в два раза больше мяса, чтобы один веган думая, что он чёта меняет на самом деле ничего не менял. Невозможно было хотеть дрюкать девчонок в задницу и при этом отказываться от жареной дичи. Перевариваемая животная мертвечина внутри подстёгивала к анальному совокуплению с приятной и милой женщиной.
В Урумчи я застопил тачку до приграничного города. Эти мужики сняли проституток и мне было завидно, что они не брезговали покупать лёгкую любовь. Меня не пустили в гостиницу. Переночевал во дворе у дороги под мелким моросящий дождиком. Это была одна из самых скверных ночей за всю историю существования человека. Как можно было уснуть, когда по тебе били капли воды.
Утром я поспавший минут пять вернулся к отдыхающим в ту гостиницу, один из них обещал помочь. Он проводил меня до маршрутки, на которой я благополучно приземлился у самого перехода границы. Я поменял всё маоцзедунское на назарбаевское. Бумага на бумагу. Чтобы пересечь границу я должен был быть в транспорте, пешком незя: такой дибилизм. Автобус ехал до Алматы, и проезд стоил тысячу тенге, женщина казашка выудила у меня последнюю пятисотку. Я думал за пятьсот, это хотя б половину проеду, а там заавтостоплю сам уже кого-нибудь. Меня вышвырнули из салона сразу же, как въехали в Казахстан. Ничего страшного, меня задаром кормили все кому не лень, давали мне свой ночлег или покупали мне отдых вне себя. А девчонки так и вообще за так со мной тёрлись письками, но мало их, всегда мало. Пока я был жив я во что бы то ни стало бывал в наибольшем количестве женских задов.
На старых жигулях доехал до Алматы. Водила мусульманин о своём мусульманском мне лечил, что божий суд будет, всё вытянется в одну струну. В городе у меня было два знакомства. Меня встретила молодая девушка казашка, но она не могла меня вписать. Я играл ей Аврил Лавин ноубоди с хом. Переночевал у русских девушек. Я так понял они были лесбийской парой. Они сразу сказали, что для меня только ночлег без еды. Ничего страшного, низкий поклон даже за это. Я ночевал у русских, а гулял с казашкой. Мы ездили на велосипедах вдвоём на гору какую-то со спортивными постройками. Мне было интересно способны ли заниматься сексом казашка и русский или тут как на Кавказе потом не найдут. Но я не стал рисковать, ей и не требовалось особо походу. Что я должен был сделать: поцеловать, а где сношаться, открыто предложить где-нибудь нибудь в кустах. А чё так можно было. Просто когда видел полный бесперспективняк нех клеиться к ней вообще. Только на воде зря рисовал. Я видел очень много соотечественников в Алмате. Зачем они вообще там жили, если они не могли заниматься сексом друг с другом. Вместо этого занимались какой-то ерундой. Одно и то же: прогулки, болтовня ни о чём. Эти бабы всю свою затворническую жизнь за жопу тряслись, на что они её так берегли.
В Шымкенте меня подобрала пара супругов лет под сорок. Они ехали на похороны. Эти люди пожелали, чтобы я стал их особым гостем.
Мы только посидели на полу с едой, подержали ладони перед собой и уехали. Они отвезли меня домой. У них было два ребёнка: сын и дочь – школьники. Эта женщина гуляла со мной по ночному Шымкенту и охотно рассказывала про то, что казашки всегда были равны мужчинам и воевали с ними, как в Скандинавии. Что хоть они и типа мусульманки, но платки никогда не носили, как те, а вспомнил – Уйгуры, с кем я был уже в недалёком прошлом.
Я думал в Ташкент заехать, точнее, до него можно было пешком дойти.
Далее были сплошные ночёвки под открытыми небесами. По Казахстану я передвигался так же легко и быстро, как в России. Разницы не было вообще никакой. Можно было просто представить, что это буряты. У них русский лучше был, чем у наших тольяттинских жоподёров.
Подошёл к гаишнику, попросил его остановить мне что-нибудь далёкое. Он велел мне за это сыграть ему Тсоя. Была пыльная буря. Я исполнил про больную девушку ему. Этот казах распетушился, схватил жезл и тормознул мне автобус.
Я доехал до Актобе, зашёл в местную гостиницу, попросился переночевать за бесплатно и меня справедливо турнули вон. Прост я не мылся несколько дней, спал в кустах и хотя б помыться.
Посетил супермуперпуперпочитаемую древнюю исламскую мечеть. Удачно тормознул с помощью гаишника фуру. За рулём был хохол. Очередной раз при общении с этим человеком я убедился какими же добродушными и открытыми были хохлы. Было непонятно как такие добрые люди выживали в таком злобном мире. Они и я, и все уходили туда, откуда пришли.
С Уральска до Саратова я легко доехал ночью. Водитель высадил меня на той же самой остановке, откудова я стартовал четыре месяца назад. Переночевав у родни, я вернулся в свою любимую общажку в Сызрани. Принял душик и сразу мастурбировать на анальное порево с очень худыми девчонками. Смотря на то, как драли их тощие жопы было тревожное опасение, что их там сотрёт всё до костей. Я сладенько кончил в медитации, расширенный оргазм пульсировал. У меня никогда не было двух одинаковых половых удовлетворений. Только анальный секс мог подарить мне такую музыкальную палитру психоделических переживаний, ведь только так можно было соединиться с женским напрямую. Для девушки такая форма инквизиторского выражения любви была самой бесполезной. Но те, кто опробовали уже знают, что за всем этим скрывалось на самом деле.
Моя любовь не была персональной, она свободно распространялась на всех девчонок, от которых у меня вставал вот и всё. Я обожал худых, вытянутых девчонок с длинными волосами. Похер на характер, увлечения, степень женственности: трусы скинула, попу раздвинула и дала, как надо. Вот это своя родная, а не эти все мямли и размазни, вечно всем недовольные. Когда они узнавали какой длины у меня елдак, девчонки дрожащим большим пальцем придавливали отметку на линейке. Они ложились на живот и приставляли к заднице, прикидывали насколько глубоко их зад заглотнёт размер. Они немножко грустили, ибо чётко осознавали, что суровая расплата была неизбежной.
Не-не-не. Чёт слишком просто, ну это для молоденьких девчюшек. Зрелая женщина взяла бы линейку, пометила маркером границу, облепила линейку типа глиной или пластилином, чтобы получить гладкую поверхность. И эти мудрые создания ректально опытно-экспериментальным путём заранее выясняли для себя, смогут ли они столько в себя принять.
Первым делом я записался пересдавать на права. Это было адищем: опять теория, площадка с новым элементом – змейка. Я никогда её не делал. У меня была постоянная галлюцинация этого упражнения. Если я опять бы не сдал, то каким же днищем был. Столько спустить нервов, времени и бабок на автошколу и слить всё это из-за сраной змейки.
Нелегально вернулся на прежнюю работу продавцом. На мне снова прыгали наши старые знакомые: Оксана и Даша. Было интуитивное ощущение, что они готовы были делать это вечно. Оксану в жопу, Дашу в писю, обе не кончали, но всегда были готовы делать это вновь и вновь. Они стали для меня двумя полярными противоположностями, между ними я был в устойчивом равновесии: ярчайший оргазм при трении об Оксанкин зад и бесчувственное выталкивание жидкости от Дашиной бесполезной щели. Полезное – бесполезное, жопа – песда, жизнь – смерть, в центре я. Оксана тщетно силилась хоть немного похудеть, но у неё ничего не получалось. Как она могла это сделать, если она только сидела или лежала.
И когда Оксана редко испытывала заднепроходное стимулирование, подробно раскрывался цветок. Я изолировал расщеплённый мозг и позвоночный столб от тела, посмотрел на эту белизну, этот спящий разноцветный бутон, который распахивается только при взаимном проникновении сверху вверх в её зад. Только так она могла непосредственно увидеть свой глубоко скрытый энергетический потенциал, только через анну, только живым пестиком истинно сущего, касание пробуждённого.
После такого эпического путешествия мне ничего не оставалось, как стать самым бесполезным и никчёмным. Я тут же вспомнил, как воровал шмотки из тэцэшок и решил выучиться на охранника, потому что с лицензией лучше берут и зэпэшка чуть выше.
На гаишной площадке мне выпала змейка или то, что я всех больше хотел. Я настолько был бдителен, настолько слился с этим несчастным жигулёнком, что с первого раза завалил всё к херам собачьим. Мне пришлось остаться и наблюдать, как другие проходили это испытание. Я сел на остановку и жалел, что связался с этими правами в то время, как машина мне вообще не нужна была. Куда на ней ехать, сколько расходов, а денежные траты на что-то влекли напряги с деньгами или их источниками.
Мне прислали счёт за телефонные разговоры в сумме ста с лишним тысяч рублей. Я не мог поверить своим глазам. Эта общага стояла рядом с вертолётным училищем. Там занимались чернокожие парни из Африки. Я подружился с двумя, один был из Конго, другой из Джибути. Оба гутарили по-французски. Ну и до этого путешествия в перерывах между сношениями с моими двумя я с ними иногда прогуливался и общался. Они сидели у меня в комнате, смотрели в комп всякую дичь. Одному я оформил симкарту.
Так вот, оказалось, пока я в Таиланде чилил, он дал телефон своему корешу, а тот прямо с мобилой в Африку улетел. Оттуда с моего имени он благополучно и наговорил на такую сумму.
Я поймал своего чернокожего приятеля на выходе из учебного корпуса и наглядно показал письмецо от коллекторов. Видали бы вы его лицо. Сумма была разбита на части. Он внёс только один платёж, получил диплом и смотался с концами. Я поймал офицера ВВС на улице, поплакался ему на сложившуюся ситуацию. Он сказал, что надо было раньше думать и сообщить им, они бы его не выпустили до погашения.
Я отправился снова пятый и последний раз сдавать город, чтобы получить эти несчастные на хер ненужные права. Когда я ехал в маршрутке мне впервые позвонили коллекторы. Я им прямо сказал, что я бы не хотел лететь в Африку, брать с собой аппарат, чтобы специально оттуда позвонить в Россию, при этом ясно осознавая в какой же минус уйдёшь от этого поступка. Больше они меня не тревожили.
Я снова запорол пересдачу и гаец с грустным лицом спросил, какая это была попытка. Я ответил, что десятая за год. Он сказал, что я его достал уже и поставил зачёт. Я был очень рад получить Б категорию, дзен-мастер в вождении транспортного средства.
Всё укрощалось: и техника и человек.
Ещё через недельку у меня в кармане покоилось удостоверение честного охранника четвёртого уровня. Я мог бить людей дубинкой так эт ж хорошо. Работа мечты сбывалась на глазах.
Давняя знакомая из Тольятти позвала попробовать переводчиком французского на ТАЗ. Я работал продавцом-консультантом. Сказал барину, что больше не выйду и запись в трудовой за месяц можно и не делать. Забыл про девчонок своих, Даша и Оксана всё ещё приезжали ко мне. Зачем они вообще меня ждали столько времени. Ни ту, ни другую я не удовлетворял, неделями не писал и от них изрядно подустал.
Я всё бросил, вышел на трассу и автостопом до Тольятти. Сразу с помощью этой же знакомой снял комнату на хате с другими жильцами. Я хотел перекантоваться в таких условиях пару месяцев, а потом снять себе однушку ведь обещали хорошенькую зарплатку. Меня определили быть переводчиком у директора по модернизации прессового цеха. Тольяттинки не шастали по улицам, как остальные. Они либо молились, либо трудились. Они мечтали о мужчине, кто пройдётся по их внутренностям. Тольяттинки копили на зарубежный отдых в Турции, чтобы там те, кто их презирает прочистили им задницы, как следует. Они не знали, что в городе был я – анальный дефлоролог качественно высшей категории.
В свой первый рабочий день я пробирался через ТАЗ. Было такое ощущение, что я не на единственном в стране заводе машинок, а в Чернобыле. Всё в масле, в каком-то говне. Обшарпанное, замызганное, никто толком не знал, как пройти в нужный мне цех.
Я зашёл в кабинет директоров, их там было больше, чем рабочих. Этот француз, к которому меня приставили, был неустойчивым и до меня он многих турнул за плохой французский. Так вот, мой французский был вообще нулевой. Мой французский был безмолвным. Я мог лишь читать на нём и понимать, что говорят. Но обратно с русского мне было очень трудно транслейтить.
Этот директор был очень самовлюблённым и высокомерным человеком. У него была временная жена – русская, а он на заводе ещё и флиртовал со всеми подряд. Дядя в приличном возрасте, почти дедуля.
Я ходил за ним, как раб по цехам и коряво всё переводил, не знал ещё спецтерминов вроде лё кюль. Русские директора, что сидели рядом и слышали мои затупы, вслух пророчили мне подыскивать работёнку попроще.
В одной съёмной халупе со мной жила немалая семейка. Я приезжал с работы и муштровал словари, читал и запоминал слова по методу Франка. Грёзил, как я буду зашибать огромные бабки на такой непыльной работке. Как сниму квартиру, буду приводить анальных принцесс. Тольятти – столица анального секса РФ. Это как если в Таиланде рождался мальчик, он выбирал какого он пола будет, а в Тольятти девочки уже появлялись на свет такими, они даже не выбирали. Для тольяттинских девчонок анал – это как молитва, не меньше. Это необходимая терапия, это долговременный эффект, это реально работает. Каждая психически здоровая женщина намеревалась бы чувствовать в своей жопе твёрдый хер, но дальше головы не шло никуда.
Там вместе с этим сверхважным директором, которого все нарекли маянезом сидела секретарша. И вот она перед ним выкобенивалась, и юлила и глазки строила. А на меня волком смотрела, я отвлекал от неё его внимание. Этот директор владел английским, итальянским и испанским. Весь день он сидел и болтал по телефону по-испански. Откровенно сказал мне, что я очень рискованный. Это было явное предзнаменование скорейшего завершения моей блестящей карьеры переводчика.
Эта семейка, с кем я соседствовал, завалилась ко мне всей шоблой. А до этого они терпели меня, потому что я вёл себя так, будто меня нет. Поел на кухне молча и свалил к себе в комнату. Батя начал со мной воспитательную беседу, чтобы я не водил девок, потому что они, эти девки будут мыться в ванне, а в квартире маленький ребёночек. У них у всех это была очень больная тема – секс у других людей. Им было стыдно, больно и завистливо слышать, как два человека могли любить друг друга, а они так нет.
Поздно вечером после муштры франкского словаря я активно репетировал на армянском дудуке. Эта девочка мелкая сидела на кресле и слушала. Нах они мне её завели, запретили мне приводить левых шмар, а сами свою дочурку посадили. Больше всего я любил людей, кто выворачивал это двоедушное стадо наизнанку. Мои соседи – пуритане не могли вообразить, что их тепличное дитё услышит, как сношаются живые люди.
Но девушек надо было приводить втихаря, чтобы никто больше не знал, даже беспокойный сосед не увидел. Запрягать перед аналом, чтобы подстраховаться: заклейка или затычка рта. Ни одна девушка в здравом уме и сознании во время задника не могла удержаться от того, чтобы не крякнуть.
Мой босс постепенно отторгал меня. Он заигрывал с другой переводчицей, она только инглиш знала. Этот старый надменный урод при мне попросил её заменить меня.
В конце второй рабочей недели в роли молодого лингвиста меня без сожаления вышвырнули из ТАЗа. Моя великая карьера переводчика усохла, завяла.
В последний рабочий день этот человек, за которым я бегал, как на побегушках… Он устроил мне прощальную экскурсию по цеху. Я не показывал ему ни секунды своего разочарования. Съёмная квартира оплачена на месяц. В Сызрани меня обратно уже не взяли бы на прежнее место. Я рассказал этому директору по модернизации прессового цеха о красотах природы Самарской области. Перечислил на французском ему виды животных. Лось там, кабаны. Он не ожидал такого развёрнутого финального монолога.
Тем не менее он от меня избавился. Я вернулся на хату в авторайоне. Взял дудук, играл похоронную Дле Яман. Несколько дней шлялся по Тольятти и решал оставаться тут или возвращаться в Сызрань. В такой мороз хотелось тупо сидеть дома, а не искать очередную тупую работу. В этом городе меня всё расстроило не на шутку. Тольятти: ни работы, ни девушек, ничего хорошего.