Александр Поехавший
Махавира
Сексуальный оргазм был таким же ярким, как при первом рукоблудии много лет назад средь бела дня. Меня дёргало от вспышкообразных оргазмических припадков. Во влагалище всё было кардинально хуже, барахталось, должным образом не стимулировалось. Другое дело попа – высшее место для обретения внеземного сексуального наслаждения.
Как девушка, как животное тело для дикой любви, она была очень хороша. Мне больше ничего и не надо было от них, поговорить я мог и сам с собой у себя в голове. А как человек – Оксана представляла из себя жадное и эгоистичное создание. Поэтому так сладко было входить ей в задницу для взаимного лечения.
Утром я увидел следы избиения на её многострадальной жопе: она была почти чёрной от сплошных кровоподтёков. Оксана крутилась перед зеркалом, рассматривала боевые раны и улыбалась довольная всем.
Мы никогда не поднимали злободневную тему отношений: всё шло, как надо без заморочек. Я ничего никому не обещал, не давал иллюзорной надежды на светлое будущее. Всё происходило на месте без загадываний. Мы были теми, кем были и просто делали, что нужно.
Спустя столько зим расстался я с невинностью и стал помешан на анальном сношении с женской душой ещё пуще прежнего. Только через анну можно было познать суть женщины, беспрепятственно достичь самой глубокой любви.
После такого шикарного анального перепиха с Оксаной Даша просто померкла. Я стал встречаться с ней реже и реже, занятия нелюбовью стали даваться мне всё тяжелей и неохотней. Даша спрашивала, когда мы могли бы встретиться, а я был занят: лежал на Оксане сверху, а она на животе. Мой отцовский пенис до самого упора находился в её жопе.
Оксана иногда приезжала два раза в неделю на ночь. Мне нужно было всегда её трахать, но из человеческого сострадания я чередовал: в писю, в попу, в писю, в попу. Не успевала она пройти в комнату с дальней дороги, а я уже стаскивал с неё только трусы и накалывал на себя. Оксана была всегда очень рада, но очень хладнокровно и скромно. Она могла позволить мне делать с ней всё, что приспичит. Оксана готова была часами без передышки сосать мне, сама же она была необычайно холодной, как обезглавленный труп.
Задний проход Оксаны оказался её центром, именно через него в девушку стойко вливалась мужская целительная энергия. Вверх и вверх, она становилась более раскована: она давала мне в попу, никто так никогда не делал в этом исчезнувшем селе, может и во всей стране. Ей сначала не понравилось, точнее она не поняла в чём кайф. Ну просто молча наблюдал какой она красавицей стала, ей хотелось ещё больше раздраконивания нежной холёной жопы.
Я попросил Дашу заняться со мной любовью. Она сконфуженно отказала: это было предсказуемо, если она боялась даже смотреть на член. Она спросила меня, кто она для меня есть, а я промолчал.
Я записался на сдачу на права в местном отделе дорожной службы взяточников. Несмотря на то, что меня постоянно отвлекал мой мини-гарем я выучил за короткий период теорию и благополучно сдал. Площадку прошёл на третий раз: проклятая боковая парковка по зеркалам вымотала все нервы.
Город можно было сдавать лишь пять раз: не смог – давай до свидания, приходи через несколько месяцев и снова пошлина, теория, площадка и та же наглая морда. Я запорол четыре попытки, ибо волновался. У хозяина-барина, на которого я работал, был другом инструктор, что сидел рядом во время экзамена. Они обо всём предварительно договорились и мне нужно было просто приехать и сдать наконец этот город с помощью извне.
Всю вакханальную ночь я кувыркался с Оксаной и углублённо занимался с ней любовью во всех мыслимых и немыслимых позах. У неё была просто стальная жопа, ничего не могло произойти с ней такого, всё шло, как надо. Я даже уснул на боку с членом в её заднице и целительный сон мой был настолько блаженным и безмятежным, что я проспал экзамен. Отношения с работодателем кардинально ухудшились, он сказал, чтобы больше я его ни о чём не просил. В другой день пятая попытка была благополучно слита: повернул на один миллиметр левее и выехал на встречку. Инспектор на заднем сидении хотел вкусно и дорого питаться не только пищей, но и женскими телами, а всё это стоило денег: нельзя же, чтобы все подряд сдавали. Дело было весной и мне велели приходить на пересдачу осенью.
Я был глубоко аморальным и несерьёзным мужчиной. У меня не было особой нужды в женщинах, не было нужды быть нужным. Я не просил придавать мне значение. Когда девушка была рядом – хорошо, когда её не было – она занималась своей жизнью, своими делами – я никогда не звонил, не спрашивал с кем она, где она, мне не было скучно без тебя. Если они давали мне любовь я был рад, если нет – я так же хорош, как и всегда. Если они приходили ко мне в гости я принимал их и был счастлив, если нет – я был счастлив, ибо не зависел ни от чьего-либо взгляда, отношения или физического присутствия. Мне были незнакомы такие табунные чувства, как ревность, гнев, зависть, желание обладать. Они иногда и зарождались – из интереса, но в мгновение ока улетучивались, так как я легко наблюдал их очевидную нелепость и безобразие. И Оксана, и Даша говорили мне, что никогда не встречали такого человека, но не уточняли какого.
Как можно входить в раздетую и беззащитную девушку и не говорить вслух то, как это называется, то что я делал. Я любил её и я говорил ей это.
От чудовищных мыслей об анальном сексе я ходил с постоянным стояком, поднимал член и прижимал его к животу резинкой трусов, сверху накрывал футболкой. Так и ходил до свидания с Оксаной. С Дашей я продолжал заниматься нелюбовью при каждой её ночёвке со мной. Не было ни единого раза, ни с Дашей, ни с Оксаной, чтобы просто взять лечь спать и не заняться каким-нибудь сексом. Я никогда не отказывался из-за великого сострадания к неуёмным девочкам.
Месяц усердных тренировок и дудук был освоен на среднем уровне. Я просто смотрел на армян и зеркально повторял за ними: надувал щёки, вибрировал губами и напрягал диафрагму.
Спустя месяцы абсолютно непрерывного секса с двумя девами я дожил до лета. К нам в Саратов на рок-фестиваль собирались приехать сами легендарные Линки, на музыке которых прошла вся школьная пора. Там я встретился с Оксаной и мы весь день до поздней ночи провели в нескончаемой массовой давке пьяного быдла. Когда на большую сцену вышли всеми любимые амеры началось грандиозное движение масс поближе. Мне приходилось крепко держать девушку, чтобы её не расплющило. Пиво лилось рекой, мы были в самом эпицентре миллионной толпы: не близко и не далеко от сцены. Звук был так себе, как и мой слух. Грязные, усталые, но довольные мы подождали автобусы и разъехались каждый к себе. Я заночевал у Вадима, его сестра преждевременно скончалась от излишне полученных доз алкоголя.
С надоевшей работой было покончено. Я купил новый качественный семидесятилитровый рюкзак, крепкую трекинговую обувь, одноместную палатку и самонадувающийся коврик. На почте меня ждала приобретённая дорогая японская акустическая гитара размера ¾ от стандарта. Я уже знал про существование вписок на ночлег для самостоятельных путешественников и сайт, где их можно было пробить во всём мире.
Оксана проводила меня до Самары, а уже дальше я выдвинулся в одиночку. Гитара была закреплена сбоку рюкзака и практически не мешала. Пока ехал до Оренбурга не мог оторваться от красной земли вокруг, никогда не видел такого чуда. Вечером был уже в городе, повезло с водителем. Затхлый городишко, запомнился только мостик в Азию. Я вписался к казашке, мы заранее договорились.
Наутро купил плитку шоколада, занёс ей на работу, отдал ключи от хаты и поехал дальше. Сменил много машинок и с горем пополам добрался лишь до Орска. Смеркалось, я уже собирался сойти с трассы и упасть в лесопосадку, как остановился драгоценный дальнобой. Всю ночь я проспал в кабине фуры на его кровати пока он рулил.
Утром меня ждала Челяба. От местных я узнал, что каждый там имел маленький, но свой завод. Они все любили бухать и рыбачить на каких-то озёрцах. Я не мог связать воедино верблюдов и суровых работяг. Социальный страх не давал мне начать играть на улице. Для чего же я взял гитару, чтобы больше страдать от лишнего веса на плечах, потому что я осознал горькую ошибку. Серьёзный промах в том, что рюкзак был альпинистским с тяжеленными стальными пластинами и явно не для чрезмерно длительных странствований.
Наслышавшись о царящем беспределе в городе, я немедленно поспешил свалить оттуда и к поздней ночи выпрыгнул чуть дальше Кургана. Предстояла тягостная ночь под открытым небом наедине с собой.
Рано утром, когда безжалостное солнце ещё не взошло, я выполз из палатки, сел в ароматную траву и схватился за голову, как тот безумный шотландец на унитазе: двойное дно хвалёной палатки вымокло от одной лишь росы, дорогущий коврик за ночь сдулся почти полностью. Одной-единственной вещью, которая не выводила из себя в лесной глуши под Курганом был спальный мешок: он частично напоминал домашнее одеялко, легко скатывался и утрамбовывался в компактный комочек.
Молочно-белый туман устилал федеральную магистраль. Я никогда не сидел просто так, если никто не останавливался. Лучше шествовать и держать левую руку поднятой, если сзади доносился шум колёс. Меня очень часто спрашивали почему я не страшился смерти в дороге. Я обычно отвечал, что тот, кто боится умереть, тот уже мёртв. Я просто знал, что если я умру, то мало того не вспомню об этом, а даже не замечу.
Умереть сегодня – страшно, а когда-нибудь – ничего.
Я очень быстро сбрасывал атомный вес своего тела. Почти все водилы то ли видя мою худобу, то ли из почтения не позволяли мне покупать еду. В любой дорожной забегаловке я всегда вытаскивал из кармана деньги, чтобы наглядно показать, что я сам куплю себе похавать. В большинстве случаев мне приходилось убирать наличку обратно. Почему эти люди так относились ко мне оставалось загадкой, я не мог заглянуть к ним внутрь. Но после таких вещей, что они мне чистосердечно выкладывали по пути становилось немного яснее. От некоторых дичайших истории даже у прожжённого священника наверно бы произошёл приступ фатальной эпилепсии. Исповедь в храме обычно длилась недолго, а с некоторыми я раскатывал в одной герметичной кабине больше суток плечо к плечу.
Я поймал тойоту рав с перегонщиком. Он купил её в Беларуси и ехал через всю страну на Дальний Восток, чтобы вручить заказчику. С учётом всех расходов он всё равно был в большом плюсе. Чтобы срезать, нам пришлось ехать через Казахстан. О, этот незабываемый вкус густого и забористого лагмана навек в памяти моего нежного языка, который так любили сосать девушки не только ртами, но и глазами: как они это и делали сейчас.
Это был самый длинный маршрут – я добрался аж до Новосибирска. Там мне понравилось только метро высоко над землёй и смешная станция с марсианским названием. Там имелась вписка у девушки, я сбросил скарб и отправился разглядывать центр. Совершенно нелепое место, такой огромный город и ничего нет. Я взял гитару и сидел на лавочке в людном скверике, как лох, не мог решиться расчехлить и немного поиграть на людях.
Мне пришлось вернуться вечером, чтобы успеть проявить уважение и побеседовать с владелицей жилья. Её не было, и вместо неё я столкнулся с другой девушкой, что снимала комнату. У неё была очень диковинная внешность: смесь русской и якутки. Глаза бирюзовые, но эти довольно массивные скулы на мощном черепе. Она поначалу боялась меня, но как только я распахнул рот, так всё и уладилось и дело заладилось.
В Кемерово меня вписала молодая семейная пара. Девушка была выходкой из российского города Яя. Эти были весьма дружелюбные и приятные люди. Я играл им бабочку Люмен. В Кемерово мне очень понравилась уютная набережная с многочисленными скульптурами. Я подолгу пристально разглядывал фигуры и восхищался их творцом: всё располагалось гармонично и к месту. Часто попадались граффити на стенах: это самая вышка уличного декоративно-прикладного искусства, когда пишешь без какой-либо прибыли. Аэрозольные баллоны очень дорогие и быстро заканчиваются и самое отвратительное и мерзкое, что есть только в России – полное закрашивание и уничтожение картин умственно отсталыми коммунальщиками. За несколько минут в ничто превращалось то, над чем корпели всю ночь, тайно и рискованно. Даша была художницей.
Они катали меня по всему Кемерово, чтобы я мог увидеть все мегалитические памятники и монументы. Они предлагали поесть шашлык, но я категорически отказался, ибо они и так прожгли со мной столько бензина, а ещё и эти изысканные яства. Эти люди были очень добры ко мне, как и все, с кем я неизбежно сталкивался в этом безумнейшем путешествии.
Красноярск встретил меня, как надо. Я вписался к настоящему стритрейсеру, как в нид фор спид два, эрон дон дон вживую. К нему завалилась компашка его приятелей, таких же гонщиков. Они нюхали увядшие цветы. Они мне показывали видосы со своими дрифтами по кольцу в гололёд. Я удивлялся, как они умудрялись стойко держать постоянный управляемый занос при движении и не задевать обычных гражданских. Окосевший от дурманных ароматов хозяин квартиры предложил мне прокатиться с ним до магазина. Мы сели в прокачанный праворульный чейзер. Он специально поехал в самый дальний супермаркет, чтобы можно было разогнаться под двести. А я вцепился в подлокотники и уже видел себя грузом двести. Я тоже перед вылазкой насладился тёмно-зелёными цветами и ожидал, что мы врежемся в толстяков, как называли в игре ботов на белых газельках. Они вечно выскакивали на трудных поворотах и просто жаждали, чтобы в них впендюрились с чрезмерно жёсткими матами и страшными ударами кулаком по клаве. Особенно если это последний круг. Спасительная истина непередаваема. Мы как-то выжили и купили буханку хлеба.
В большом Красноярске было очень много пригожих девушек. И часы на площади и потрясающая советская фреска на одном из домиков. Там играл музыкант на гитаре. Я тяжело смотрел на него и размышлял, почему он мог, а я нет. На автостоп хватило ума, а на спонтанный уличный концерт нет. Тем не менее я всё же исполнял тем, кто меня тепло принимал, как гостя. И меня хорошо подбирали водители, потому что видели, что я бременский горемузыкант. Но всё же было бы лучше, если б я её не брал. Кто в теме, тот поймёт, что значит лишний вес на спине в таких экстремально долгих походах на край света. И я вообще не нуждался в деньгах. Я мог спокойно в любое время и из любого места сесть на любой транспорт и вернуться назад. Фото на фоне моста с исчезнувшей зелёной десятирублёвой купюры.
Путь из Красноярска в Иркутск был просто волшебным. Я подсел к парню на раздолбанной семёрке без заднего сиденья. Вместо привычного кресла всё свободное пространство было забито бутылочками с синим энергетиком. Мы ехали через жуткие сибирские леса по лесным тропам. Этот чувак каждые полчаса осушал пластиковые пузыри. Я вежливо отказывался пить это, ибо до места назначения было ещё очень далеко. Удушливая ночь плавно опускалась и веки этого водителя тяжелели пропорционально сгущавшейся вокруг тьме. Как машина не развалилась непонятно.
Накануне рассвета мы триумфально въехали в Иркутск. Энергетик уже не помогал. Он стал вырубаться на доли секунд, но одного раза хватило, чтобы неплохо так чиркнуть отбойник. Я умолял его позволить мне сесть за руль, но он доблестно держался. Можно было уже выпрыгнуть из тачки и пойти пешком, но я сидел рядом, поддерживал руль и постоянно ему что-то произносил.
В Иркутске меня приютила девушка, а сама свалила на дачу и оставила мне ключи от дома. Кроме многочисленных бомжей там особо ничего и не было. Махавира говорил, что единственная вещь, которую надо осознать – это то, что вас нет.
По пути в Улан-Удэ я ехал с бурятской семьёй. Они направлялись на побережье Байкала, где должен был состояться какой-то местный праздник. На месте знаменитое озеро не очень меня впечатлило из-за неважной штормовой погоды. Говорили, что дно заметно, а я видел такую же непроницаемую поверхность, как и у себя на Волге. Мне разрешили остаться с бурятами. Я разбил свой лагерь среди многочисленных палаток. Приезжало телевидение, у меня взяли интервью. Буряты варили суп в огромных чанах. Я основательно познакомился с юной девушкой. У всех были русские имена. Когда мы укладывались спать каждый в свою палатку, она беспокоилась обо мне, потому что я громко ворочался и не мог заснуть. Если бы между нами что-то реально произошло и нас засекли, что бы они со мной сделали: скормили моё позорное тело Байкалу, не забыв откромсать длинноствольное орудие преступление и вручить этой очаровательной азиатке в память о русском залётном.
В Улан-Удэ я вписался к учёному биологу. Кроме циклопической головы Ленина особо ничего нет. Он жил в общаге, где не работала канализация. Этот парень очень смущался, хорошо что я посрал заранее утром у легендарного водоёма. Я не решился спросить как и куда он это делал, но искушение было очень велико: что могло быть интереснее в жизни людей, чем всегда актуальная тема говна и всё что с этим связано. Он рассказывал, как изучал мышек в лесу, очень познавательно.
Чита стал единственным населёнными пунктом биполярного мира, где реально хотелось только одного – умереть. От суицида меня спасли люди, что пригласили меня. Это был мужчина лет сорока и его дочь лет десяти. Жена имелась, но временно отсутствовала. Каждый квадратный метр города навевал тлен и шизофренический распад. Машин было очень мало, потому что как только ты покупал автомобиль в Чите, так на следующий день, а лучше ночь ты дарил его пока никто не видит. Этот мужчина мне упорно твердил, как они все отчаянно хотят покинуть это каторжное место, я его так понимал. Всё кривое, косое, раздолбанное, протёртое. Мы весь день шлындали по всем районам. Они были очень рады мне, как свежему глотку воздуха из средней полосы Поволжья. Они утомились и пошли домой, а я ещё бесцельно бродил и разглядывал полную разруху тюремной столицы. В голове постоянно держал предостережение не вступать в контакт с местными гопарями, которые забирали всё вплоть до трусов.
Мне предстоял смертельно опасный трек до Хабаровска. Меня пугали и медведями, и волками, и отморозками, сволочами, беспредельщиками, но я не мог бояться просто пустых слов: как увижу сам своими глазами – там видно будет и на месте разберёмся.
С простым парнем моего возраста мы доехали до Могочи. Он вписал меня на ночёвку сказав, что бог придумал Сочи, Чёрт – Могочу. Очень повезло, что дорога была новой с отбойниками, как обычная скоростная трасса. Никакие зверюшки не хотели перелазить через такие перила, чтобы меня сожрать.
В Хабаровске я встретил множество уличных музыкантов – студентов: кто на балалайке, кто на саксофоне. Все играли и не стремались, один я уже почти всю Россию проехал с гитарой и всё чего-то боялся не пойми чего. Дальневосточный город очень приятный, познакомился с девочкой-старшеклассницей. Я со своим тяжёлым и массивным скарбом важно привлекал внимание людей любого возраста и пола. Эта милая девочка любезно провела мне мини-экскурсию по центру и набережной. Вписка была на грани срыва, ибо я долго добирался и планы изменились. В запросе на ночлег я всегда указывал ориентировочную дату приезда из-за специфики автостопа. Тем не менее женщина сжалилась и скрепя сердце впустила меня к себе.
Владивосток меня ошеломил. Я попал как раз на День города. На сцене выступали чуваки с белыми обоями и чёрной посудой, они находились на самом пике популярности. Меня вписал известный путешественник и неформал города Вова. Я не терял времени и подал заявление на китайскую месячную визу.
Это очень прекрасный город. Я решил искупаться в разъярённом океане. Не зная брод, полез в воду. Первой же волной меня кинуло пузом на скалу. Удар был настолько сильный, что была бы она чуть поострее, я бы увидел, как вывалились мои кишки. С глубокой ссадиной я выполз на берег: кровь повыступала, но быстро свернулась.
На главном мосту активно готовился рекорд Гиннеса. Всем выдали листы триколора. В определённый момент все подняли квадратики над головой. С вертолёта была сделана фотография самого большого флага России.
Виза делалась не одним днём. Я взял гитару и пошёл досконально исследовать Владивосток. Чуть дальше от центра я неожиданно наткнулся на девушку, что играла и пела за подаяние в очень хорошем и проходимом месте. Она заметила меня и решила, что ей пора освободить площадку. Но я просто смотрел. Девушка пожелала мне удачи и кинула в чехол мой первый счастливый червонец, как первые десять центов у Скруджа Макдака.
Так незаметно прошло моё высшее посвящение в уличные музыканты. Поначалу голос дрожал, но я очень старался. Один мужик вытащил несколько соток и дал мне в руки, когда я отлично закончил прогулки по воде. За два часа вышло где-то косарь – немалые деньги. Грубо говоря – посидел на пеньке – рубль на кармане. Русский рок не так и плох, особенно из нулевых, когда постоянно слушали одно и то же по сто раз и по сто раз одно и то же пели.
Этот начитанный и замечательный собеседник Владимир собирался уехать, а значит мне нужно было освободить жилплощадь. Мы попрощались, но виза была ещё не готова. Я решил пока временно пожить на острове Русский. Там как раз проходил суперважный саммит для медвепутов и поэтому там должны были быть интересности.
Классно, что пока добирался до места, проехал несколько грандиозных мостов.
На острове я уже пошёл пешком вдоль берега дальше от скопления людей. Это была самая глухая часть суши, до которой можно достигнуть лишь на лодке. Но я самостоятельно добрался дотуда на своих двух, ибо умел ходить по воде, особено солёной.
Шуршащие волны ласкали ноги и фиолетовые светлячки мельтешили вокруг. Я был там только из-за того, что мне хотелось побывать во всех местах кроме того, где я находился. Во время собирания палатки лопнула дуга, что растягивает крышу. Я пнул её ногой и ещё что-то отлетело не менее важное. Она ещё была двухместной, а я мечтал об одноместной, но перерыл всё перед выездом и не отыскал ничего кроме очень дорогих вариантов из Европы. Пришлось ложиться в этот никчёмный и развалюшный домик, единственной полезной функцией которого стала лишь предохранение от насекомых. Одним лишь развлечением по-прежнему оставалось перелистывание фоток на фотике. Для максимально полного человеческого счастья не хватало сексапильной женщины под боком будь та стерва, дура или сука.
В таких диких местах она могла быть лишь любящей.
Я помастурбировал на анальных принцесс из памяти и под стрекот живчиков уснул. Рукоблудием я занимался каждый день, если выдавалось уединённое место. Если б я это не делал, то я бы постоянно отвлекался на стояк: как такое могло быть с врождённым отсутствием тестостерона ума не приложить. Я был всегда очень сексуальный, но слепые и зацикленные лишь на себе женщины это совсем не замечали. У меня была не брутальная внешность, от которой текли половозрелые самки, а саркастическое лицо вечно молодого сосунка, который ещё не дорос до того, чтобы мять сиськи.
Утречком к уединённому берегу пристала моторная лодка с отдыхающими. Это были очень добрые и приятные люди. Я сказал им, что дошёл пешком до Владивостока из Сызрани, а они смеялись и предлагали мне перекусить с ними.
Я забрал паспорт с визой и немедленно отправился в Китай, просто в Китай, а куда конкретно хрен его знает. Переночевал у славного парня с его родителями в Уссурийске. Великолепно провёл в городе целый день, мы гуляли, резались в волейбол.
До границы оставалось всего ничего. Покрапывал мелкий хлещущий дождь. Скользкую дорогу начала перебегать собака и водила, чтобы не задавить беднягу резко вырулил влево. Грузовичок повело и начало кидать. Мы вымахнули сперва на встречку, а затем улетели с дороги. Машина несколько раз перевернулась, но я был по привычке пристёгнут. Грозная смерть была снова очень занята и не пришла ко мне, а я был в полном сознании, чтобы посмотреть в её глаза и не моргнуть. Первым делом я пощупал гитару: всё в порядке, человеческое тело в порядке, водитель тоже. Кто-то даже соизволил остановиться и помог нам вылезти из покорёженной кабинки. Мне было так жаль этого мужика. Он стоял и пристально разглядывал всё, что осталось от его единственного источника дохода. Я не мог сразу немедленно взять и свалить, просто молча взирал на эту грустную картину. Беспризорная собака осталась жива, мы ещё дышали тоже. Мы не пополнили своими больными телами ужасающую статистику кончин на российских дорогах. Я попрощался с мужичком и на другой попутке доехал до автобуса, что за немалую плату транспортировал в поднебесье.
Моим дебютным городком стал Суйфэньхэ или на языке местных Сунька. Там наши закупались дешёвым хламом и шмотьём для последующей перепродажи на родине. Русская женщина очень помогла мне: проводила до обменника, где я купил юани, а затем привела меня в гостиницу, где мне сделали значительную скидку. Там были повсюду торгаши всем и вся. Но у меня ещё оставалась своя еда, и я очень вымотался, а также окончательно не отошёл от жёсткой аварии. Весь апатичный вечер просто смотрел в окно на всю эту купле – продажную суматоху, разглядывал купюры с Мао, и смеялся с трёхколёсных автомобилей, а также с названий торговых лавок корявыми русскими именами. У меня имелась только одна вписка в Чаньчуне и одна довольно сомнительная в Пекине. Я собирался перемещаться лишь по платным дорогам. У меня была в голове ориентировочная карта Китая и на блокнотном листочке буквенно-числовые названия нужных трасс.
Свежий, отдохнувший, рано поутру я начал своё абсолютно поехавшее путешествие в самой густонаселённой стране планеты. Еда в кафешках была не такой уж и дешёвой, но порция очень большая. Китайцы на первых порах производили впечатление вполне сносных людей.
Я остановил первую машину и водителем оказался гомосексуалист. Он поведал, что женат, но жена ничего до сих пор не знает. Этот мужчина попросил меня продемонстрировать ему член, но я отказался. Он признался, что в Китае сотни миллионов геев, но почти все они латентные и вынуждены скрываться от карающего меча революционного коммунизма. Я подметил вслух, что это наборот было очень хорошо для голубой планеты, ибо столько людей не явится на свет.
Мы доехали до Муданьцзяна. Там какой-то очень важный полицейский на рэнжаке тормознул для меня автобус, который ехал в Харбин. В кабине я впервые встретился с болезненно повышенным вниманием ко мне со стороны китайцев, они все снимали меня на телефоны. Там я познакомился с парнем, который учился в России и изъяснялся по-русски. Во время поездки я не заметил ни клочка пустой земли, либо всё застроено, либо засеяно.
Мы въехали в Харбин. Все городки в Китае огромны и необъятны. Он снял комнату в гостинице. Я лёг на полу на своём надутом коврике.
До Чаньчуня доехал на поезде, заранее позвонив приглашающему. Это был приятный и добродушный на вид и по общению парень моего возраста. Он, как и я был отрицательным мастером в английском, поэтому мы в основном молчали.
Я поиграл на гитаре в центре города у торговых средоточий, заработал немножко юаней. Мы посмотрели уличный театр скверно поющих артистов, массовую зарядку, поели в ресторане. Он угощал, а я был и не против. Я выбрал жареную собаку: вполне так ничего, если не думать, что жуёшь.
Каким-то невероятным, немыслимым, невообразимым способом перед въездом на трассу молодые сотрудники платильника поймали мне машину прямо до Пекина. Я лишь сказал слово Беджин и этого было достаточно. Это были серьёзные дяди в пиджачках на Фольксвагене бизнес-класса. Я не простоял и пяти минут. Они вообще не говорили по-английски – единственное в чём наши народы близки.
Меня высадили у знаменитого русского ресторана. Там я спросил мобилу и позвонил вписчику. К счастью, он готов был меня принять. Я добрался на метро до нужной станции. Пока шёл по подземному переходу ко мне подкатила довольно привлекательная китаянка, что было огромной редкостью. Она спросила в каком отеле я остановился, и я понял, что это была мессалина. Я ответил ей, что я хомлесс и пошёл дальше. Мой инглиш был только в настоящем времени, а для будущего просто вил прибавлял и дело в шлямпе.
На хате кроме меня был ещё летучий голландец Анжело. Он возвращался в Нидерланды из Австралии, где прожил несколько месяцев и работал в разных местах. Как и подобает самому высокому в мире народу он был гораздо выше меня. Очень редко мне приходилось смотреть на кого-либо снизу вверх и тут такой замечательный случай. Мы ютились втроём в очень-очень узкой каморке. У Анжело имелась гитара. Он играл разные популярные мелодии, показывал свою превосходную девушку на телефоне. Единственное, что я смог разобрать из его речи это то, что многие голландцы уезжают в Австралию то ли не в силах терпеть мигрантов, то ли, чтобы заниматься сельским хозяйством, ибо там им давали землю. Хозяин постоянно норовился меня потрогать: помассировать спину и плечи. Этих азиатов притягивало ко мне. Им было мало меня, они хотели больше. Анжело был намного симпатичнее и выше меня, но нет, надо было именно меня допекать. От меня распространялись повышенные вибрации нарушенного сексуального вожделения. Многие мужчины их чутко улавливали и ошибочно полагали, что я готов это делать не только с девочками, но и с ними.
Вдвоём с моим европейским приятелем мы отправились на китайскую стену. Весь день шли и шли, то вверх, то вниз. Это было действительно впечатляюще, если представить её длину в несколько сотен километров. Мы дошли очень далеко, до непротоптанных мест, где уже камни опутывали лианы и зелень.
Уже дома я попросил компьютер и пробил вписку в Шанхае. Мои две ночи в гостях истекли и мне ничего не осталось, как уйти. Я смотался на площадь Мао Цзэдуна. Поиграть на гитаре удалось минут пять. Меня прогнали полицаи. Я сходил в парк, где стояла белая пагода, потом устремился в печально знаменитый пекинский зоопарк только ради панд. Мне не хотелось платить за вход. Я долго искал место, где можно было перелезть через стену. Но было слишком высоко. Это был последний раз, когда я ходил в такие места, которые, как и цирки должны были давно исчезнуть согласно здравому смыслу.
Бедные панды не знали куда себя деть от ликующих и тыкающих своими пальцами зрителей. Жираф, бегемот, косолапые в яме и прочая живность всех размеров и окрасов.
Тот самый момент, когда я шёл важно посмотреть что-то ещё и резко остановился. Настолько невероятная усталость сковала всё тело, второй месяц ни дня без передышки. Я переводил дыхание лишь по ночам. Рюкзак выдирал лопатки и разрезал надплечья. Стояла нестерпимая жара и духота, столько народу с абсолютно одинаковыми тыквенными лицами.