Александр Пантелеймонов
Идите к черту
Сверху, за едва слышной торжественной речью, донесся громкий хор голосов. Было ли это началом чего-то или все просто готовились? Правил здешних битв я не знал. А пока из-за угла все еще доносились всхлипывания и звуки возни с причитаниями, я все еще тешился фантазиями о том, как это остановить. Хорошее землетрясение и обвал поперек враждующих сторон был бы кстати, но даже если где-то там пролегала едва уцелевшая подземка, времени на подготовку ее обрушения уже не хватало. Выйдя посреди битвы, я мог бы сделать лужу … раскаленной земли и отпугнуть несколько людей. Или нервы могли бы сдать и не выдержать всей заварившейся каши.
– Почему ты не наверху? – неожиданный вопрос супруги, оказавшейся с другой стороны проема, стал сам собой разумеющимся. Был ли ответ на него таким же непростым, как и причины по которым Олаф не мог оставить свою семью далеко в безопасном месте? – Они умрут, а ты сидишь здесь, ничего не делая. Почему? – потому что так умрет меньше, или я чего-то не знал и ответ на вопрос «как разнять толпу?» торчал из моей спины или затылка, но ничего не делать было по-настоящему тяжело.
– Я защитить, вас. Это глупо, война. Вы выбрали, смерть. Уходить в безопасность, жить там никого не война, защищать свою жизнь. Вы сами воевать, за веру? Глупо. Это всегда личное, никому не интересно. Другие могут смеяться, близкие понимать. Никто не объяснять какая ваша сторона правильная, – из меня вырвался поток оправданий. Может быть, я не боялся. Только выйти, как в прошлый раз, из бункера, не мог.
Бойня.
Что происходит, когда мы отказываемся от определенных поступков, а потом думаем: «взглянуть одним глазком и на этом все»? Сидеть вечно в бункере, все равно бы не вышло. Сегодня воины продержаться, а что будет в следующий раз? Я уже перевел дух, пока мы путешествовали. Требовалось выкинуть из головы свои внутренние и внешние проблемы и вернуться к суровой реальности. Обидно, когда твой относительно холодный разум принимает решения, за которыми ты не следуешь до конца. Не знаю, какая воля или характер выдержат радикальную трансформацию своего тела, и по-прежнему будут следовать своим принципам, не лишившись рассудка. Мне было все равно, но полностью сломанным и безвольным становиться не хотелось.
У прохода наверх, которым являлось два уцелевших центральных лестничных пролета и восстановленная верхушка шахты бывшей крыши, почти никого не было. Трое незнакомых охранников, сгруппировавшись, вышли вместе со мной, поочередно пятясь и переглядываясь. Не обращая на них внимания, я оглядел стены укрепленного форта, на которых расположилось все наше «несметное» войско, насчитывающее не более пары, а может, только сотню человек.
Все, что я мог знать о ведении сражения в подобной ситуации, заключалось в том, чтобы сидеть и не высовываться. Из стрелкового оружия, на которое здесь рассчитывали местные, в лучшем случае были лишь самодельные камнеметы и арбалеты кустарного производства из ржавых и переплавленных винтовок непонятного происхождения. Которые лишь по отдельным сохранившимся участкам выдавали историю своего первоначального происхождения.
На улице под небольшими навесами у стен уже лежали трое раненых. Большая часть женского населения занималась ими, активно помогая остальным получать боеприпасы. В общем, делать мне тут было нечего, внизу оставались дети, несколько женщин и непонятно откуда взявшаяся на военном объекте группа немощных. Чтобы оценить обстановку и прикинуть перевес сил, нужно выйти за ворота или хотя бы подняться на стены, но на меня уже смотрел не один десяток глаз, и некоторые из них принимали меры, выставляя вновь приобретенные копья на изготовку.
– Иден! … Нам не помешала бы твоя помощь! – где-то позади раздался голос Олафа, когда я отвернулся от настороженных воинов и собирался вернуться в мирный погреб. Ну конечно, выкрики солдат не могли остаться без внимания командиров. Еще один голос отдал приказы выстроившимся возле меня людям. Не отрывая от меня глаз, они начали занимать свои позиции. – Нужно уничтожить осадные орудия, я пошлю с тобой Гарва, он покажет безопасный путь, – звучало как приказ, но спорить было некогда, и не с кем, командир уже отправился восвояси, стоило только обернуться на подоспевшего за ним помощника.
– Иди, – оскалившись от разочарования, я смотрел на молящее лицо стражника, медленно последовавшего обратно в торговый центр. – Если мы торопиться, все быстро кончится, – заметил я, глядя на его нерешительные движения и жесты, указывающие направления. В конце, когда мы свернули в противоположную сторону от известного мне тайного прохода, он остановился и только кивнул в направлении длинного тоннеля. – Не можешь говорить?
– Могу, … иди один, – ни у кого в голове не мелькнула мысль, что я там должен был там делать? Или они думали, что я все понимаю и разбираюсь в этих так называемых осадных орудиях? То ли набег произошел слишком быстро, то ли здесь заведено, никого не посвящать в свои планы. Очевидные дела этих людей в плане деталей оставались для меня загадкой, как и в общем случае задачи, пойти туда не знаю куда, раздражали или вызывали апатию.
– Ты, иди вместе, показать, … я, делать, там, – мои попытки выдавить из помощника объяснения выглядели бесперспективными, не говоря уже о том, что будет, когда я появлюсь среди всего этого снега. – Олаф будет недоволен, – или ему только это и нужно. Как отвлекающий маневр в виде нового диковинного противника, вылезшего из чащи лесов, и если бы на шум появилось еще несколько медведей, было бы в самый раз. Но зима все отменила.
Со вздохом отмахнувшись от замешкавшегося охранника, я начал выстраивать небольшой план, которого решил придерживаться. Вырытый тайный вход был завален огромным сугробом, большую часть которого пришлось растолкать спиной и сложенными на ней крыльями, чтобы не вызвать сильного шума. Думаю, после такой демаскировки следовало оставить возле него охрану на всякий случай. Еще раз оглядев проход, выходящий из склона оврага, и снежную поверхность в поисках меньшего сопротивления, я направился в сторону шума и выкриков.
Яркое безоблачное небо и отсутствие ветра располагало битве. Вокруг построек было не так заснежено, и даже виднелась вытоптанная земля с камнями, особенно после того, как по ней прошелся, наверное, батальон солдат. Одинокие палатки стояли далеко от происходящего события, а ближе к форту собралось полтысячи вооруженных человек с дюжиной конных и множеством повозок, на пяти из которых возвышались устройства, похожие на кран. С таким войском от маленького форта, расположившегося на погребенном торговом центре, через час могло ничего не остаться, достаточно выложить тела возле стен, чтобы преодолеть их.
Эффектно выпрыгнуть из столба пара и снега здесь не получилось. Среди пригорков и полян меня начали замечать задолго до того, как я приблизился на сотню метров к первой группе солдат, которую выделили по мою душу. Воевать даже против такой горстки людей рядом с готовой броситься на тебя оравой бесполезно. Единственным моим преимуществом оставалась скорость, но бегать от всей толпы и пытаться разломать то, что находилось на повозках, тоже не представлялось возможным.
Выставив перед лицом свои крылья и расставив руки в разные стороны, я помчался навстречу безрассудству. Направленные на меня копья быстро отлетали от выставленного барьера, а первые пять человек, стоявших на моем пути, получили несколько ожогов и уже не могли вступать в бой. Мне этого хватало, чтобы продолжить безумство, на которое откликнулось еще больше народа. Не было смысла их убивать, достаточно прикоснуться к оголенному лицу или запястью, и человек будет повержен. Нужно только вовремя дотянуться до каждого, кто проявлял инициативу, и при этом не попасть в окружение.
Поняв, что каждая новая группа, отделившаяся от массы, быстро находила расправу от оголтелого бегуна, который подбегал сквозь оборону и возвращался на новый круг, люди начали собираться кучнее и подгонять повозки, складывая баррикады. При таком раскладе добраться до своих целей становилось сложнее, а они уже находились наготове открыть огонь. Конница также не стояла без дела. Скачущие галопом воины оказались умелее, и мне поначалу едва удавалось увернуться от трех перекрёстных шестов, которые они крепко держали в руках. Главное не останавливаться и следовать за одним из них.
К погоне присоединились остальные. Когда лошадь первого, свалилась от многочисленных ожогов, мне тоже порядочно досталось от ударов какого-то оружия с набалдашником, но их скорости не хватало. Азарт начал овладевать мной, и вместо того, чтобы калечить бедное животных, я запрыгивал на них и выводил седока из строя, оставляя ожоги. Устав от постоянного просиживания в углу, я даже не думал останавливаться, получая от этих игр в догонялки больше сил и энергии на открытом пространстве.
В результате оставшиеся семеро отказались от бестолковых скачек и присоединились к кучным командам, собравшимся по семьдесят человек возле атакующих машин. В ответ на безвыходное положение меня начали закидывать стрелами, оставив идею осады форта. Нескольким метким стрелкам удавалось не раз попасть мне по ногам, но заостренные древки либо отскакивали, либо быстро отваливались, оставляя оранжевые подтеки от затягивающихся ран. Это не сильно замедляло меня, но приносило несомненный дискомфорт при движении. Странно, как моя физиология вообще позволяла что-то чувствовать.
Продолжаться так долго не могло. Глядя на то, что я не решаюсь нападать на большие группы людей, они начали выстраиваться вокруг, разбредаясь в разные стороны. Мне оставалось держаться подальше от центра. Так это превратилось в новое развлечение, на которое у меня уже не хватало фантазии для более эффективной стратегии. Бегая вокруг, я надеялся, что их бдительность ослабнет, но они продолжали закидывать форт камнями, а меня стрелами. Выделив отдельный отряд из сорока человек для постоянного преследования, они пытались отогнать меня, когда их план взять в кольцо не увенчался успехом. Должен признать, это была хорошая командная работа, несмотря на то, что поначалу они пугались, потеряв во всей этой возне с одним противником больше полсотни.
Положение осажденных быстро ухудшалось. После первых двух повторных выстрелов из каждой установки часть стены легко начинала ломаться, так что продолжать занимать на ней оборону становилось невозможно. Внутри тоже было несладко: после попадания снаряда то и дело доносились крики. Кто-то пытался поджечь орудия, пуская зажжённые стрелы, но их быстро забрасывали снегом, а сами устройства становились мокрыми. И все же веревки не выдерживали и лопались, это останавливало атаку на некоторое время, пока окружающим не удавалось натянуть новые.
Хотя стены и ворота все еще стояли, ждать, когда враги закидают весь бункер, было нельзя. Некоторые покалеченные воины приходили в себя или продолжали притворяться мертвыми. Это сразу стало понятно после того, как я использовал одного в качестве щита, пытаясь сбрасывать поверженных противников на сооружения. Накидывая их, на выстроившуюся оборону, чтобы разбить строй, я обезоруживал на некоторое время первых, но их столпилось слишком много, чтобы прорваться и успеть сделать что-то, прежде чем меня настигнут. К тому же преследовавшая меня группа не давала задержаться долго на одном месте.
Мешая таким образом сделать новый залп, я опять переключил все внимание на себя. Возле требушетов оставалась только тройка человек, в то время как остальные выстроились вокруг, не позволяя мне подойти ближе. Честно говоря, мне не верилось, что это происходило. Все эти действия сопровождались четким руководством отдельных людей, командовавших какими-то странными названиями, меняющими форму строя солдат. Я был для них не больше чем пляшущей вокруг мартышкой, и хоть мои достижения в человеческом сравнении казались большими, их неприступность начинала раздражать.
Что бы я ни делал, они выстраивали новые ловушки, грозящие поймать меня, пусть и лишаясь при этом некоторых преимуществ. В этот момент отчаянного поиска решений я заметил, как мои ладони начали краснеть. Это походило на тот случай, когда они вспыхнули пламенем. Да, я должен был постараться вспомнить что-то, чтобы повторить этот эффект полностью, или я мог попробовать утолить свой несуществующий голод. При такой постоянной беготне любая медитация отходила на второй план, осталось надеяться на пламенные ладони и брошенные повозки.
Цепляясь за свою ярость, я искал в своей памяти все то, что можно по-настоящему ненавидеть. Свое новое существование изгоя, или старое положение в обществе, от которого бежали все, издеваясь друг над другом, провоцируя на глупости и издеваясь еще больше, когда это получалось. Приятного от разжигания в себе этого огня было мало, казалось, я теряю контроль над собственными воспоминаниями, которые утонули глубоко за бытовыми проблемами и теперь решили взять свое.
Ох, это чувство заставило меня остановиться и напрячь все свое тело. Я больше не хотел никуда бежать, все должно просто сгореть и питать этот огонь, больше. Мир пред глазами начал плавиться, пока я стоял как вкопанный и не мог пошевелиться. Как будто мурашки начали бегать по моему телу насквозь, от головы до пят. Почва под ногами, которая совсем недавно казалась каменной как бетон, стала мягкой, а на голове зашевелились волосы, заставляя прикоснуться к ощетинившейся лысине.
Шквал стрел вывел меня из ступора, подпитывая с каждым уколом все, что начинало кипеть внутри. Развернувшись в направлении ближайшего камнемета, я медленно побрел к нему, едва не проваливаясь в образовавшееся болото и смакуя все эти взгляды в свою сторону. Преследовавшие уже настигли меня, но боялись подойти ближе и даже не могли дотянуться копьями, прикрывая лицо или отворачиваясь от палящего жара, словно неумелые кочегары.
Одну из машин начали разворачивать в мою сторону. Шаг, второй и еще один. Этим моментом я наслаждался, глядя на тщетные попытки сделать со мной хоть что-нибудь. Один из спешившихся кавалеристов разбежавшись, решил рассечь меня мечом, но уже после замаха споткнулся и покатился кубарем по пройденной мною тропе, вскрикивая от полученных ожогов. Отчаявшиеся бросали в меня снегом, создавая клубы пара.
Постройка вместе с тележкой даже не успела загореться, шипя и шкваркая, сырое дерево плавилось на глазах как пластмасса и только после вспыхивало. За ней должна настать очередь второй, но под крики и возгласы поторапливания на меня свалился булыжник, разбив остатки первого орудия. От начала и до этого момента, пожалуй, впервые, меня так плющило и колбасило. Безрассудство и неосторожность всегда приводили к чему-то плачевному, но на этот раз я не терял сознание. Как бы мне хотелось, чтобы в один момент все выключилось, и к следующему пробуждению только ноющая боль в суставах напоминала о прошедшем. Это позволило бы избежать какофонии чувств, которую мне теперь пришлось перенести.
Как бы быстро я ни восстанавливался, ужасная боль заставила время остановиться и страдать каждое мгновение бесконечно долго. Камень потрескался и рассыпался, а я даже не заметил на себе царапины. Это был не больше чем удар, впечатавший меня в землю. Его хватило, чтобы я погас. Крики или ликование отвлекали от агонии. Этих людей уже не заботило взятие форта, они победили меня в изнуряющей погоне, но не торопились проверять результат. И только один из них, одернувшись, поторопился отойти, когда встретился со мной взглядом, пока боль держала меня своей хваткой в земле.
Вздыхая и охая, я с трудом передвигался, борясь со своими впечатлениями. Выбравшись из вмятины под новые звуки толпы, не похожие на аплодисменты, уже второе орудие поворачивалось в мою сторону, пока предыдущее активно готовили к выстрелу. Встав на четвереньки, мне все еще было трудно выйти из ступора и собраться с мыслями. Враг не ждал, когда это произойдет и вдогонку я получил несколько уколов копьем, заставив мои крылья резко расправиться, а мне оставалось наблюдать как несколько половинок тел, хлюпая, падают на землю.
Настал конец моим попыткам взять себя в руки, конец ненависти и начало погружения внутрь собственной жалости и отвращения к тому, чем я был, и всему, что меня окружало. Чья здесь вина или это просто война без правил? Как и всегда, победителей не судят, и даже в мирском существовании все сводится к этому. Зачем мне нужны ответы на вопросы, из-за которых я ввязался во все это?
Неважно, что произошло в этом мире или со мной. Я просто цеплялся за прошлое, чтобы найти путь назад к жизни полной самообмана, в том, что все в ней будет хорошо, что все впереди. Хотел вернуться к простым проблемам с неправильным выбором фирмы или компании людей, с которыми не нужно работать, чтобы найти понимание или поддержку. Не той девушкой, на которую стоило бы тратить время, не в том мире, в котором стоило бы жить. Все это должно идти к черту!
Легко сказать, но только моменты благополучия избавляют людей от всего этого по-настоящему. Кто-то еще пытается погрузиться в бытовые проблемы, отвлекаясь на заботу о близких. А тем, кому уже нечего терять, не имея рядом никого, есть только один путь потери всякого самообладания и здравомыслия. Когда даже обыденные разговоры и подбадривание людей, не желающих быть безучастными, превращаются в издевательство.
Красивые истории о том, как вера спасает людей, меркнут на фоне того, на какое жалкое существование обрекают себя массы. И теперь эти люди гибнут за право верить в своих богов, которых они никогда не видели и не увидят. Безумная борьба не за мирное существование, а за наркотик вожделения их благословенной благодарности.
Для меня это был момент, когда все перестало иметь значение. События начали мелькать вспышками осознания происходящего вокруг. В один миг я стоял возле ближайшего солдата и его соратников, в другой за мной оставались только пепелища от повозок, окруженные трупами. Следующий, я стоял у разрушенных ворот. В последний раз я почувствовал ужас, вырвавший меня из лап настоящего безумства, держа в руках чью-то оторванную моргающую голову, посреди криков ошарашенных людей в стенах форта. Единственная мысль теперь правила мной, я должен был бежать без оглядки подальше от этого места, чтобы не натворить большего.
Новые горизонты.
Я не знал, что делал в стенах форта в последнюю минуту, но сейчас, когда его силуэт скрылся за бледными снежными холмами с голым лесом, до меня начал доходить весь ужас содеянного. Одним взмахом я лишил жизни около пяти сотен человек, и кто знает, сколько еще смогли скрыться в убежище. Так ли люди на войне теряют свою человечность? Из разных рассказов и сплетен я мог слышать о бесчувственных истуканах, вернувшихся с боевых действий и мучающихся оставшуюся жизнь от периодических ночных кошмаров.
Определенно я боялся потерять самообладание еще задолго до того, как стал монстром. Выгорание в офисе приводило к недовольству окружающими, или поголовное тунеядство с надменностью и предвзятым отношением окружающих были его причиной. Трудоголику или увлеченному человеку трудно чувствовать себя нормальным в этом повседневном разгильдяйстве, приводя либо к преследующим страхам лишения работы, либо желанию изувечить чью-то наглую рожу, требующую уважения. В последнем случае я мог только терпеть до конца, пока в моей трудовой деятельности не будет стоять отметка «уволен по собственному желанию», под недоуменные разговоры сослуживцев.
Последний вид моей деятельности мог бы походить на работу наемника, в очередной раз отработавшего больше своей нормы. Нельзя было сказать, что я вообще могу выдержать какую-то норму подобного рода занятий. Впору искать себе новых работодателей с прилагающимся психоаналитиком, которые обойдутся без подобных спринтов и начнут с объяснения всего происходящего, хотя бы с их точки зрения. Но мне оставалась сожаление о произошедшем и ненависть к самому себе за глупое ввязывание во все это.
Закопавшись поглубже во впадине ближайшего склона, я старался забыть обо всем произошедшем, как о страшном сне, ловя себя на мысли, что даже под угрозой собственной жизни не вернусь выяснять, что и как там произошло. Зная, как легко я могу потерять себя, дорога в общество сумасбродных противостояний мне была противопоказана. Времени для самобичевания у меня хватало, а альтернативных тем для продуктивного размышления не попадалось, пока я не начал думать о странной канализации. По крайней мере, после проведенного времени с этими людьми, мне открылся целый мир загадок, погребенный под слоями земли, который еще предстояло открыть.
Больше ничто не держало меня от возможности отправиться на подробное исследование. Раньше я даже подумать не мог, что все эти леса и поля скрывали под собой целый мир, но теперь я знал что искать. Смешно было представлять туземцев, увидевших первый раз корабль, и непонимающих на что они смотрят, замечая только волны от воды. Теперь я был в похожей ситуации, но мысль о том, что под обыденным диким ландшафтом скрываются бескрайние руины городов, все еще не укладывалась в голове. Сколько времени должно пройти, чтобы все это скрылось под слоями перегноя оставленного от растений и животных или природный катаклизм постарался сравнять останки в считанные дни?
В последний раз, отбросив мысли о прошлом, я почувствовал, как тяжесть упала с моих плеч. Теперь предстояло найти первые ориентиры, указывающие на массивные подземные конструкции. Форт я сразу исключил из этого списка, но учитывая размеры увиденной мной подземной магистрали, наткнутся на что-нибудь подходящее по близости, не составило бы труда. Неизвестно была ли это полностью подземная дорога или всего лишь участок, ныряющий под центральные городские строения и парки, я мог отметить только предполагаемые направления.
Было бы легче, если в торговом центре я мог заметить хоть какие-то обозначения ближайших построек, которые любили рекламировать себя перед посетителями таких людных мест. Но руины могли напомнить лишь о себе. В этих размышлениях я не заметил, как наступил вечер. Чувствуя, что за этот день мои силы истощились как никогда, мне быстро удалось погрузиться в сон, убаюкивая себя грезами о предстоящих путешествиях. А на следующий день я уже брел в поисках необычных углублений или торчащих из снега странных форм, пока не провалился.
Бесполезно надеяться на то, что земля покрытая снегом легко откроет свои тайны, но путешествовать в этих местах оказалось опаснее, чем выглядело на первый взгляд. Повезло, что место, куда я упал, не было утыкано копьями или другими заостренными остатками, и мне повезло дважды, поскольку падать пришлось не долго. Кучи щебня от старого бетона вперемешку с землей полностью забивали разрушенные помещения, переплетенные корнями. Одна обвалившаяся крыша на верхнем этаже имела тонкую сеть еще не сформировавшихся промерзших и скрытых сугробом ростков, которые легко оборвались от моего веса.
Структура, похожая на офисное здание или шикарное жилище, ничего не могла рассказать о себе. Я также с трудом представлял, как мне протиснуться в оставленные щели, но это уже было что-то. Выбравшись наружу и осмотрев это место, оставалось понять связь ухабов и возвышенностей с подземными формами. Пришлось поломать голову над тем, где могло кончаться это здание и начинаться улица или проход между соседним сооружением. Но уже вскоре после этого в голове начал вырисовываться план ближайших окрестностей, когда я представил вместо углубленных снежных полян площадки между зданий, а небольшие холмики заменил в своем воображении возможными постройками.
Рисунок повторяющихся застроек мог легко показать, где формы еще держались, пока время скрывало их от посторонних глаз, а где они изначально обрушились, оставив только предположения о своем существовании. Возможно, местным археологам, не знакомым с современными планами городов, было бы сложно понять, что здесь находиться, но мне, изучая в течение дня снежные насыпи, получалось угадать местоположение трасс. Буквально каждый холм представлял потенциальное убежище для здешних жителей, а лощины вполне естественно из современных дорог превратились в новые тропы и устья рек. А места, где вместо надземных магистралей и развязок откровенно красовались длинные насыпи, говорили за себя.
Впервые я был доволен новыми открытиями и проведенным временем, отвлекаясь и забывая обо всем прошедшем ужасе, пока не вышел на предполагаемую дорогу, ведущую к уже знакомому форту. Блуждая в поисках путей, я настолько потерял ориентиры, что сам не заметил, как вернулся обратно. Определенно мои выводы были верны, осталось выбрать правильное направление, чтобы идти дальше в поисках крупных строений возле широких и неестественно ровных ущелий. Сразу понять, что это за убежище, я не мог пока не подошел ближе. С этого ракурса форт выглядел целым и нетронутым, и лишь поднявшись на пригорок возможного туннеля стали заметны следы сражения.
Обнаружить дозорным столб приближающегося пара не составило бы труда, но я сомневался, что кто-то подумает спускаться за мной в проклятые катакомбы, которые меня интересовали больше, чем местные жители. Смогу ли я обнаружить там что-то новое, кроме того, что уже удалось разглядеть? Перспектива общения с людьми, на глазах которых я возможно разорвал нескольких из них, вызывала рвотные позывы, поэтому мой путь был в противоположном направлении.
Солнце уже садилось, и оставшаяся часть дня ушла на то, чтобы добраться до нового укрепления. Признаков жизни, в сравнении с тем, что я видел раньше, не наблюдалось, но и считать его полностью необитаемым – опрометчиво. К моей радости в округе нашлось достаточно признаков разных строений, которые я мог обследовать, не привлекая внимания возможных жителей. Несмотря на их отсутствие, следы жизнедеятельности оставались довольно заметными на снегу и говорили о том, что обитаемыми могли быть не только новый форт, но и те цели, которые я для себя отметил.
Вряд ли кому-то могло прийти в голову, бродить ночью по этим подземельям, поэтому вероятность нарваться на чью-то засаду казалась крайне малой. Выбрав путь с наименьшим количеством следов, я быстро нашел признаки расчищенного от земли входа на разрушенной крыше. Место окружали завалы, и свободного пространства для заселения оставалось немного, наверное поэтому никаких попыток обосноваться здесь я не заметил. Но техническая шахта с лестницами находилась в удовлетворительном состоянии. Похоже, что здесь велись какие-то раскопки, хотя останки здания не обещали больших находок.
– Пекур, это ты? Я же сказала ребятам, что останусь здесь на ночь! Ты меня не выкуришь отсюда, у нас был уговор! – звучало достаточно угрожающе.
Очевидно, убежище, в котором на самой глубине в одном из коридоров стояла прилично оббитая железом дверь, оказалось обитаемым. Я даже не успел к ней прикоснуться, когда послышался довольно молодой голос неизвестной мне девушки, затем торопливый шаг в моем направлении явно указывал о приближении неизбежной встречи. – Кто бы ты ни был, лучше тебе быть готовым к последствиям.
Трудно бежать назад по обвалившейся и местами восстановленной лестнице, проще скрыться за поворотом дальше по проходу. За углом оказался небольшой разрушенный зал, похожий на парковку, где мест для игры в прятки я не нашел. Но прямо возле остатков большой выездной арки виднелся еще один проход, похожий на потрескавшуюся дыру, ведущую глубоко вниз.
– Эй, я же предупреждала, это моя территория, и все, что здесь будет найдено, принадлежит мне! – всего в три прыжка мне удалось скрыться из виду в расщелине, возле которой лежал моток веревок. Не сумев удержаться, меня выкинуло по длинному желобу в огромное помещение, напоминающее подземную станцию. Боль пришла не сразу, когда я треснулся об остатки железной магнитной шпалы и постарался выбраться на платформу. Но от такого жесткого приземления, я покатился по платформе с жутким ноющим ощущением, беззвучно хватая воздух ртом. – Придурок! Ты думаешь, я полезу за тобой, чтобы тебя вытащить? Надеюсь, ты себе все ноги переломал!
Что ж, теперь осталось расслабиться и не беспокоиться о преследовании, и спокойно обследовать обстановку. Отойдя от падения, я заменил на стене надпись крупными буквами «..СИЛИКО..». Было ли это все название или осталась только часть, неизвестно, но ни одна из станций, которых я знал, не имела такого сочетания. Местами тут и там лежали ржавые куски неизвестных форм. Слои поднявшейся пыли не доставляли мне неудобств, быстро выгорая в носу и оставляя лишь обожжённый пепел.
На первый взгляд искать среди серого камня казалось нечего. В конце павильона еще один более глубокий тоннель вниз намекал на дополнительную пересекающуюся ветку. Широкий проход после длинного спуска заканчивался обвалом. В этом тупике за правым поворотом на стене я нашел частично сохранившуюся выгравированную схему станций. Названия не сохранились, вся карта была испещрена рваными линиями, и не выглядела похожей на то, что я мог вспомнить.
– Попался! Ва-а-а-ах! – неожиданностей хватило для нас обоих. Одновременно я испытал озарение и испуг, пока появившаяся собеседница не выскочила из-за угла, за которым находился подъем наверх, и впопыхах успела грохнуться со всем своим обмундированием на пол. – А-а-а-а! – о, этот пронзительный визг ознаменовал окончание ее торопливого разглядывание меня с ног до головы, на что я неохотно отвернулся и даже прикрылся руками, пока снова не стало тихо.
На вид ей было около восемнадцати лет. Из-под странной козырки, обитой мехом, торчали черные волосы. В руках она держала достаточно острый меч, судя по его необычным зазубринам и блеску. Лицо скрывала тряпичная маска, вероятно предназначенная для защиты от окружающего тяжелого воздуха. Полушубок, обшитый металлическими вставками на военный манер, не принадлежал типичным женщинам, которых мне приходилось здесь встречать. Остальное не удавалось разглядеть в темноте, поскольку она обронила свою керосиновую лампу и та незамедлительно погасла.
– А-а-а-а! – еще одна порция визга после серии коротких вздохов заставляла меня нервно отворачиваться, пока я пытался зажечь ее брошенный светильник. – А-а-а-а! – да сколько можно…
– Ты, … заткнись! – в ответ на свою просьбу я услышал звонкий глотающий звук. Воспользовавшись более качественным освещением, мне удалось разглядеть остатки выцветших надписей на схеме. В географии я не силен, но название города что-то напоминало «Саранпауль». Далеко же меня занесло. – Знать Саранпауль? – пока я изучал расположение линий, пытаясь угадать что-то знакомое, ее уже и след простыл.