Александр Пантелеймонов
Идите к черту
– Да, … это так, это так…
– Хорошо, у меня нет на это времени, – перебил он. Стало понятно, что играть со мной он точно не будет. – Сколько ты здесь после яйца? – возможно он хотел знать, сколько мне лет. Если предположить, что для него я только что родился, то этот вопрос имел больше смысла. Что было делать? Говорить ему, что мне уже за тридцать или дальше строить из себя вундеркинда, говорящего с пеленок? А как насчет вундеркинда, проводящего магические ритуалы? И как я ему должен описать 150 дней, если не знаю числительных? А если я пробыл без сознания больше года, как я вообще мог знать, сколько я здесь?
Пожав плечами, я начал раскрывать и закрывать ладони, отсчитывая десятки пятнадцать раз. Воспринял ли он это как года или дни, я не знаю, но удивления на его лице не было. На столе лежала небольшая стопка измятых бумаг, которые он периодически листал. Такая письменность мне ничего не напоминала, но на одном из листков показался рисунок, который трудно будет забыть. Он сразу поторопился его прикрыть после того, как сам его заметил.
На нем не очень хорошо, но доступно были изображены мои внутренности, а точнее их отсутствие. Видимо дело не дошло до грудной клетки, такой панцирь не брал ни один из металлов, я сам это проверял. А вот брюшную часть они разобрали по кусочкам. Да, я выглядел худым, но я не думал, что кроме кишечника там больше ничего не находилось. Возможно, я просто не успел все разглядеть.
Чему собственно удивляться, ведь демоны и ангелы духовного плана существа, создания абсолютно потусторонние и незримые для обычных людей. А я, наверно, продукт генной инженерии, у которого, как пелось в песне, вместо сердца пламенный мотор. С другой стороны, терять мне уже нечего, если там просто пусто. Да и помирать из-за этого я пока не собирался, скорее наоборот, учитывая все, что я перенес.
Также я заметил, что мне не просто подстригли волосы, а срезали скальп. От этой мысли я почувствовал прилив ярости, моя кожа на ладонях начала заметно краснеть. Конечно, они и так были красными, как краска, включая все мое тело, но обычно кожа так не сияла. А теперь она буквально горела на глазах. Рябь воздуха стала настолько сильной, что привычный, плавающий от высокой температуры вид окунулся в языки пламени. Это напугало всех, включая командира. По их реакции я понял, что мне лучше вернуться в свой угол. Какое-то время Олаф еще стоял возле стола, но уже и так стало ясно, что разговору конец.
– Постарайтесь никого не подпускать, – отдав свои распоряжения, он удалился, а охранники, переставив стол со стулом, встали на свои места.
В моем же случае фраза «жопа подгорает» приобрела буквальное значение, поскольку, сидя на не прогоревших углях, спустя некоторое время я услышал треск костра. Это заставило меня осмотреться, ведь все это время я просто сидел с закрытыми глазами, стараясь не распыляться понапрасну. В моих фантазиях люди, проделавшие со мной нечто подобное, коротко говоря, горели в аду. Пламени было не много, я сидел на разгоревшемся костре, от которого слегка веяло знакомым теплом. Недолго думая, я попробовал лечь на бок, сгребая коленями и руками горку пепла и углей как мягкое одеяло, чувствуя, как тепло проходит от живота к лицу. Это оказалось настолько убаюкивающим, что я сразу уснул без задних ног.
Удивительно, что все это время мне ни разу не приходило в голову разжигать костер. Греться около чего-то, не намного теплее себя самого, когда холод был лишь поводом лишний раз вздремнуть, не казалось практичным. Но это приятное чувство после принятия теплой ванны заставляло меня млеть. В первый раз мое условное рождение вызвало больше страха, а теперь я хотел забыть обо всем на свете, и вернуться назад в свой погреб.
Я так этим увлекся, что не заметил, как бетон вокруг начал плавиться, окружая приятной теплой массой и превращая все поблизости в кипящую магму. Мне казалось это сном, который не хотелось отпускать. Я чувствовал себя снова в своем подвале, окруженным чем-то вязким, но все это длилось недолго. За решеткой выстроилась толпа, закидывающая преображённую лежанку снегом и водой, которая на глазах превращалась в пар. Никакого огня не было, но все бегали оголенными по пояс, а в воздухе клубился густой туман. От костра, который я держал в охапку, ничего не осталось, моя половина тела тонула в ярком сиянии вещества, похожего на лаву.
Решетка была еще целой, а вот задняя стена наполовину развалилась, за ней была только земля, которая осыпалась время от времени. Хотя бетон дальше двух боковых стен плавиться не стал, для людей такая температура воздуха в закрытом помещении показалась опасной. Глядя на их тщетные старания, я решил что-то предпринять. Используя открывшуюся землю, я начал забрасывать медленно растекающуюся лужу под собой. Края, подступающие к выходу, уже успели затвердеть, создавая слой за слоем естественную преграду. Глядя на то, как я быстро забросал пекло выкопанной землей, все успокоились и разошлись.
Благие намерения.
Хотя это не казалось серьезной проблемой, и воздух начал быстро остывать, на взопревших лицах людей попеременно читались недовольство и страх. Стены бункера все еще остывали. Многие поняли, как легко я мог избавиться от решётки и сбежать в любое время, применив свою силу, которой я по-настоящему не умел управлять. Вопрос доверия был спорным. Во всяком случае, меня все еще никто не пытался убить. Единственный плюс в сложившейся ситуации – это появившаяся возможность удобно расположиться на осыпавшейся земле. Но мое настроение от этого не улучшилось.
Разговоров никаких не намечалось, даже охраны не появилась на своем месте. Изредка поглядывая в мою сторону и опасаясь новых катаклизмов, все быстро начали собираться. Конечно же, планов оставаться здесь надолго ни у кого не было, но из-за меня с этим пришлось поторопиться и двигаться дальше. Вариант остаться здесь до весны и после истощения припасов, переправленных из форта, отправиться в путь налегке, теперь отпадал.
Кроме меня в плане побега были разные непредвиденные обстоятельства. Чем дольше все здесь находились, тем больше приближалась опасность, что преследователи, прочесав ближайшие окрестности, смогут найти убежище. И теперь пар, который валил столбом из всех щелей, оказался весьма некстати. Я не знал, какие потери понесла группа командира после прошлой стычки, но если бы в этот раз кто-то напал на них, я бы вступился, а не сидел взаперти. По крайней мере, это помогло бы искупить мою вину перед ними.
Пока я размышлял, вдалеке к стене напротив незаметно подошла дочь Олафа. Даже у ее матери и подручных хватало забот, и она осталась без присмотра. Пробираясь за импровизированными перегородками и подглядывая из-за них как разведчица, она не торопясь пробиралась ко мне все ближе и ближе.
– Это потому что мы назвали тебя Угольной Леди? – раздался детский голос. Я сразу обратил внимание на ее глаза. Сильный контраст оттенков можно было различить даже в привычном для этого места полумраке. На вид казалось ей не больше пяти лет. Не у каждого хватило бы смелости, подходить вплотную к решетке зная, что она не является препятствием для заключенного. Бесхитростная детская наивность с легкостью преодолевала предрассудки людей и взгляды на них.
– Нет, … меня так сделали, – стоило бы придумать хорошую сказку, чтобы не пугать ребенка, но кроме языкового барьера мне совсем не хотелось быть взрослым, имея на своей шее и так гору проблем.
– Ты так родился? – кто бы знал. Человек рождается из одной клетки, претерпевая множество изменений, все может быть. Но куда девать мою прошлую жизнь и куда делись мои новоиспеченные родители?
– Нет, … твой … Олаф, будет злиться, иди, – чтобы припугнуть ребенка я выбрался из своей землянки, вставая в полный рост, и медленно приблизился к решетке. Пытаясь побороть себя, она медленно и неуверенно пятилась назад. А может, просто напугавшись, не смогла быстро убежать от меня. Многие люди, вспоминая свой самый сильный ужас, рассказывают, как ноги становятся ватными, и они просто таращатся в оцепенении. Глядя на это со стороны такая сцена может показаться смешной, но вам будет не до смеха в подобной ситуации.
– Я тебя не боюсь, – да, это не походило на реальный страх. И все же ее лицо выдавало гримасу, после которой любой другой ребенок мог расплакаться. Но с ними никогда не угадаешь, одни ревели и капризничали невпопад, лица других вызывали сожаление и сочувствие, в то время как они могли бы подойти и ударить между ног.
– Боишься или нет, огонь гореть, … ты будешь гореть. Хочешь?
– Не хочет, и мы не хотим. Поэтому ты будешь оставаться здесь, – из-за угла вышел Олаф, подхватив свою дочь на руки. Возможно, он уже давно наблюдал за нами, ожидая подходящего момента для подстраховки. И моя угроза стала для него сигналом.
– Показать мне город из такого камня и больше ты меня не увидишь, – это был мой шанс вернуться к какому-то подобию цивилизации. Возможно, их община могла жить в спартанских условия, но я должен был во всем разобраться и вернуть себе свою жизнь.
– Таких городов нигде нет, этим руинам десять по десять по десять лет, – это означало тысячи? Или я что-то не понял? Даже за сотню лет от меня не остался бы и следа. Конечно, от какого-то сарая, где я проснулся, и за десять лет могла остаться куча мусора, но это просто заброшенные здания в глуши, которые возможно всегда были такими. Или все настолько плохо, и на земле не осталось ни одного современного города? Куда сгинул весь прогресс прошлых лет?
– Это не так, я жил, город из этого камня, много мест, много город, – именно так, почти вся планета была забетонирована современными постройками, остальное использовалось для пашни, даже парки строились на бетоне и других материалах в несколько этажей.
– Тогда ты соврал мне про яйцо и тебе тысячи лет, – как ему объяснить про то, о чем я сам только догадывался? У него в кармане был подробный отчет о моем вскрытии и при этом он разговаривал со мной живьем и не верил ничему – логика. Но люди всегда отрицают то, что видят, когда хотят простого и знакомого ответа на свои вопросы и не верят никаким сказкам.
– Я не совал, и мне десять, десять, десять лет, до яйца я был, как ты, я спать, – какая разница, сколько мне на самом деле, тридцать, сорок или пятьдесят. Как я мог так долго проспать? Если это правда, тогда, то здание могло быть лабораторией похитителей. Раньше я просто шутил, думая про апокалипсис, но если все так…
– Мне некогда играть с тобой в игры. Для тридцати лет ты слишком молодо выглядишь и просто не понимаешь, с чем приходится иметь дело другим, – я тоже не собирался с ним играть, но остального, им сказанного, полностью мне понять не удалось. Что тут скажешь, я сам себе не верил, уже одно то, что отражалось в зеркале, выглядело полным бредом. Я не знал, что ему еще сказать и что сделать. Стоящая между нами стена непонимания, в лучшем случае, имела температуру в несколько сотен градусов.
– Ты идешь, и я идти, город из камня, – мне не хотелось верить, что все так, как он говорил, поэтому я стоял на своем.
Покачав головой, Олаф ушел, отведя свою дочь к матери, продолжая заниматься своими проблемами. Я тоже не мог сидеть без дела, зная, что им не хватает повозок. Взрослые могли бы идти пешком, но по снегу долгий переход даже для них будет испытанием. Сани могли бы стать решением, но животные как тяговая сила в сугробах не помогут. В прошлый раз они шли по расчищенному пути, подготовленному задолго до отправки, а сейчас их пропажу наверняка обнаружили и уже рыскали повсюду. Но даже если я захочу помочь им и возьмусь изготовить сани, мне понадобится металл, остальное сгорит.
Бомбоубежище просто так в чистом поле никто не строил, а в больших городах под землей прокладывались целые магистрали, которые могли использоваться как альтернатива убежищу. Метро в транспортной инфраструктуре – это не только выкопанное подземное сооружение, но и сеть путей, протяженностью несколько километров.
Обычно вход в укрытие делался небольшим, поскольку их месторасположение считалось военной тайной, так его легче спрятать. Но тот вход, по которому я прошел, больше походил на подземный переход, широкий и просторный, если не считать обвалов. Такой переход мог быть в районе достаточно большого города со своей канализационной сетью. Будет неприятно, если это окажется всего лишь убежище торгового центра, но даже в этом случае это будет означать наличие большого города с другими подземными сооружениями.
Наверняка те, кто нашли это укрытие, поблизости находили и другие. В этом случае можно не беспокоиться, что они по дороге умрут от голода, поскольку следующая остановка была не так далека. На этой мысли я начал чувствовать себя болваном, испытывающим лишние переживания. Мне оставалось только убедиться, что они не уйдут слишком далеко, чтобы по необходимости вернуться за частью припасов.
И точно так же могут подумать преследователи, увидев оставленное хозяйство, и наверняка устроили бы засаду, а со мной этого бы им не удалось сделать. Теперь я стал чувствовать себя дураком, которого использовали. Олаф мог именно поэтому оставить меня здесь, понимая по виду отчета, что любое другое существо на моем месте давно бы умерло. Это заставило смотреть на него как на опытного шахматиста, у которого всегда были запасные ходы. В любом случае нужно быть осмотрительнее и не впадать лишний раз в панику.
– Мы оставим это так? – три дня спокойной жизни, и они уже покидали место своего ночлега, взяв с собой самое необходимое. Оставались Олаф и пара охранников, интересующихся моей условной камерой. В очередной раз, покачав головой, он ушел и увел с собой остальных.
Не собираясь чего-то дожидаться, я убрал решетку, так же как и дверь в подвале форта, не утруждая себя ее переплавкой в фольгу. Сначала я хотел осмотреть это место в поисках заваленных проходов, которые могли привести к альтернативным путям передвижения. Как я и подозревал, просторный холл оказался малой частью восстановленной подземной инфраструктуры большого города.
Само бомбоубежище имело еще несколько разрушенных залов и несколько комнат технического назначения. Здесь стоял раскрошенный генератор и вентиляционная турбина, спрятанная за стеной с обрывками огнеупорной ткани. Ее хватило, только чтобы обмотать запястья. У входа я заметил привычную каменную кладку, характерную для нынешних строителей. За ней скрывался еще один проход, ведущий глубоко вниз.
Не знаю, для чего использовалась эта подземка в мирное время, но никаких станций, указывающих на наличие подземной железной дороги, я не нашел. Множество знакомых обвалов говорили об аварийном состоянии всей этой постройки. Пускай метро здесь отсутствовало, канализация в этом городе выглядела знатно. Не то чтобы я был знатоком таких мест, но даже крысиный хвост в согласии со мной перестал подавать признаки жизни. Футуристичные проходы оказались тесноваты для просторных коридоров. Формы арок больше напоминали технические сооружения на космических кораблях, которые показывали только в новостях и научно-познавательных передачах, чем заплеванные грязные отстойники.
С этого момента я стал понимать, что человечество могло шагнуть далеко вперед за те тысячи лет, что я пропустил. Вполне возможно, что бетонные города были далеко в прошлом по сравнению с новой архитектурой. Все эти разбитые конструкции оставались только в качестве архитектурных памятников или аварийных частей города, требующих перестройки. Но куда тогда делись эти чудеса прогрессивного будущего, если они должны быть гораздо прочнее, чем то, что я видел при своей жизни? Неужели осталась одна канализация?
Коридоры, как им и полагалось, ветвились и вели себя непредсказуемо. За каждым выходом меня ждал полуразвалившийся бетонный проход. Сама канализация на удивление сохраняла свою форму и прочность, скорее всего она даже не требовала обслуживания, но некоторые проходы все же были сломаны и раздавлены верхними строениями. Необычный материал, похожий на кафель, но в то же время более мягкий, медленно восстанавливался от нанесенных на него царапин, которыми я метил свой путь. Если бы я этого не заметил, то легко потерял бы обратный путь спустя несколько часов блуждания.
Даже с учетом неясных обозначений, которые еще сохранялись на необычных стенах, закономерность построения всех этих путей была для меня загадкой. При помощи камней я отметил для себя один из длинных путей, ведущих на поверхность без опасности для жизни, и некоторых сохранившихся помещений поблизости. Исследования этих катакомб под слоем земли и деревьев заняли много времени. Я надеялся найти более современные инструменты или хотя бы их останки, но все оказалось бесполезно. Мародёры и катаклизмы давно все обчистили, не оставив за собой ничего, говорящего об истории этих мест.
Вернувшись в бомбоубежище, я решил проследить за Олафом. В наступающих сумерках еще удавалось находить свежие следы, пусть их и пытались замести. Но стало бы еще хуже, если тропа, оставленная мной, привела злоумышленников прямиком в новое перевалочное место. Если я хотел без проблем догнать Олафа, преследователей нужно было сбить с толку, оставив следы бурной жизнедеятельности в разных направлениях. Долгой ночью времени для прогулок хватало с избытком. За это время я успел оставить след в пяти направлениях, возвращаясь по проделанному пути. По всему лесу я находил множество пещер, которые вели к туннелям. Так картина становилась реалистичнее, поскольку моя тропа не обрывалась в пустой глуши, а вела к очередному укрытию.
Наутро я нашел новое укрытие компании Олафа, чему охрана у дверей внизу прохода не обрадовалась. Оно находилось совсем рядом, и как бы хорошо они ни прятались, неподалеку виднелась струйка дыма. Информация о моем присутствии не казалась секретом, но никто выходить не собирался. Сколько бы я раз ни появлялся в проходе, охрана также не пыталась со мной поговорить. Оставив пустую затею, я решил продолжить свой гениальный план по запутыванию следов. В этот раз несколько хищников, похожих на пантеро-волков, решили устроить охоту на неведомого зверя. Месяц назад они могли раз и навсегда отстать от меня, отделавшись несколькими ожогами, но сейчас я хотел стать более полезным.
Не было ни аплодисментов, ни слов благодарности, но туши пары обугленных животных они прибрали к рукам. На следующий день они опять двинулись в путь, оглядываясь по сторонам. Основная часть людей перебиралась с места на место, более выносливые возвращались за припасами, совершая несколько марш-бросков от привала к привалу за день, и все же большая часть ресурсов оставалась в первом бомбоубежище.
Мои необычные следы остались нетронутыми, хотя рабочие по-прежнему пытались скрыть свое присутствие. Следующие два дня расписание повторилось. Вскоре я нашел небольшую речку. Но, к моему сожалению, у меня не было листов металла, чтобы соорудить хоть какое-то подобие ведра. Все оборудование, которым владели люди Олафа на моей памяти, выглядело деревянным, кроме железных прутьев выломанной мною решетки. С их помощью удалось сделать несколько ободков, они были достаточно толстыми для большинства речных обитателей, поэтому подходили только для крупной рыбы, которой попадалось не так много.
На этот раз никто никуда не собирался уходить. Моя скромная добыча не могла прокормить больше сорока человек, но и команда Олафа не сидела без дела. Через неделю небольшой отряд из пяти человек и овцебыков начал подготовку к походу. Первыми вышла пара разведчиков проверить безопасность прежних укрытий. А я, не дожидаясь их медленного приближения, отправился наперегонки, используя подземные туннели одного из предыдущих мест привала.
– Печать сорвана, – послышался голос одного из разведчиков со стороны входной лестницы, когда первые добрались до места назначения. Он не заметил моего присутствия через открывшийся проход к канализациям, но явно был недоволен обрушением каменной кладки. Оба наблюдателя быстро поспешили покинуть это место по непонятным мне причинам.
Я вернулся еще до того, как они успели догнать небольшой караван. Но мне не удалось расслышать разговор после их встречи, что-то заставило всех бросить свою пустую поклажу и вернуться под землю, не успев начать свой путь. Спустя небольшое время вышел Олаф, который даже не потрудился одеться по погоде.
– Ты! Я знаю, что ты здесь! Выходи! – он выглядел очень недовольным и кричал достаточно громко, чтобы я мог его услышать. В том, что я разрушил стены, не было ничего опасного, наоборот, теперь безопасный проход к припасам стал открыт. Какие-то местные предрассудки? Казалось, это единственное, из-за чего он мог так рассердиться. Но в этом еще предстояло разобраться.
– Я здесь, и меня зовут Иден, ты знаешь, – мой сухой ломаный голос уже не казался страшным для окружавших его людей, как само мое появление под струями пара от сугробов, которые мне пришлось преодолеть. – Проблемы?
– Да, ты сейчас моя основная проблема! Знаешь, что находится за стенами, которые ты разрушил? – пожалуй, я был удивлен и растерян. Мне оставалось только пожимать плечами, наблюдая за его разъярённым видом. Очевидно, это просто безопасный проход, что же еще там могло быть? – В этих руинах полно неизвестных болезней, … ах да, я забыл… ты не знаешь таких слов, ну так вот, когда ты их узнаешь, мы все будем мертвы! … Как? … Вот так! – он вынул из-за пазухи сверток бумаг, которые держал при себе, и выкинул на снег один из листков, предварительно продемонстрировав его мне. Тот самый, на котором нарисован я с разобранным содержимым своего нутра. Это то, что ждало их и в чем он меня винил?
Кем я был для него, чтобы так рвать свою глотку? Или его нервы просто не выдерживали долгого ожидания неизвестно чего, а теперь их жизни угрожало что-то более явное и неотвратимое. Как родитель, он мог беспокоиться за жизнь своего единственного ребенка. И никакое чудаковатое существо, увязавшееся за ними, не стоило таких усилий, а теперь ему нечего терять.