Элиза Полуночная
Сила, способная изменить мир. Душа
Экстра. Осколки прошлого. Часть 3
Чёрные бесы из дальних морей
Цепи свои обращают к тебе.
Жёлтый и синий, огонь и вода.
Выжжено поле, горят небеса,
Скачут родные с глазами врага,
Брат режет брата, стонет земля.
Но мы не такие, мы слово даём
Стоять до конца, вам руку даём!
«До конца!» («Трибунал»)
Отряд силлинов повстречался нам у подножья хребта Ангилиска. Вернее, это их разведчик вышел к нашему лагерю. Я никогда прежде не встречал эльфов, а после войны Фоден это было не самое надёжное соседство. Он просто вышел, словно из ниоткуда, и встал у границы лагеря, дожидаясь, пока разговоры стихнут. Я помню его, будто видел вчера. Высокий, на удивление черноволосый, с холодными, как лёд, глазами. От него веяло сдерживаемой силой, а взгляд был таким надменным, будто он легко и просто мог перебить нас всех, но из прихоти оставил в живых.
Калатур взял переговоры с эльфом на себя, так как гномы жили рядом с Рохэнделем и поддерживали торговые связи. Быстро о чём-то договорившись, они пожали руки, после чего разведчик сделал шаг назад и словно растаял в воздухе. Так я узнал, что мне довелось увидеть не просто силлина, а настоящего шагающего в тенях. Спустя какое-то время эльф вернулся, обменял рохэндельские лечебные травы на крупу и снова скрылся в тени. Калатур объяснил, что силлины разбили лагерь неподалёку. Таким нехитрым образом нам обозначили своё присутствие и дали понять, что не видят в нас врагов.
Той ночью я впервые увидел её. Иногда я задумываюсь о том, сколько в моей жизни было невероятных случайностей. Случайностью было то, что силлины решили остановиться неподалёку. На рассвете, скорей всего, мы бы разошлись в разные стороны, так и не встретившись, но судьба распорядилась иначе, и той ночью свет нашего костра привлёк иных, совсем нежеланных гостей. Было ли случайностью нападение демонов? Наверное, нам просто не повезло. По какой такой невообразимой прихоти силлины решили вмешаться в бой, я не знаю, а тогда это было не важно. Несмотря на всё, что произошло потом, это было самое волнительное стечение обстоятельств в моей жизни.
Демоны обрушились на стоянку внезапно, но Хорн вовремя поднял шум, предупреждая. Уже через пару мгновений все стояли на ногах, держа в руках верные мечи и молоты. Рядом со мной стояли Кассий и Давид. За нашими спинами Рунарт защищал женщин, вооружившихся луками. Гномы, практически не раздумывая, бросались в атаку. Наш боевой дух был крепок, как гранит, даже несмотря на то, что врагов было намного больше, чем нас. Помню, тогда у меня в голове проскользнула мысль, что эту ночь нам не пережить, но мы всё равно продолжали сражаться просто потому, что никто не желал сдаваться и умирать.
Она упала с неба, сверкая молниями. Я до сих пор помню этот сладкий запах, что она принесла с собой, – так пахнет воздух после грозы. Тогда время словно замедлилось. Я помню, как она выпрямилась, стряхивая с кончиков пальцев маленькие молнии, будто это были капельки воды. Серебристо-белые волосы взметнулись, отражая отблески костра, и она обернулась. Вокруг меня звенела сталь, кровь орошала землю, обрывались чьи-то жизни, а я видел лишь два золотых омута. Мне понадобилось всего одно мгновение, чтобы пропасть на всю жизнь.
Я никогда не верил, что можно влюбиться вот так, просто увидев. Это казалось таким глупым и несерьёзным. Ну как можно было полюбить девушку, которую совсем не знаешь?! И это после того, как я посмеивался над Кассием. И всё же в тот момент я почувствовал, как что-то ёкнуло в груди.
Она смотрела на меня мгновение, а затем развернулась, бросаясь в самую гущу боя, лёгкая, как весенний ветерок, и могучая, как ураган. Сам не знаю почему, я ринулся следом. Тело словно действовало отдельно от разума. Такому прекрасному, хрупкому созданию не место на поле боя, так я думал. Я хотел уберечь незнакомку, а в итоге сам глупо подставился, пытаясь защитить красавицу.
Мне посчастливилось пережить ту ночь. Кассий, мой верный друг, умудрился вытащить меня, тяжелораненого и истекающего кровью, в безопасное место. Уже после того, как всех демонов одолели – никак не могу назвать это победой, вспоминая о том, сколько тех, кто шел со мною рядом, погибли в ту ночь – Рунарт хмурился, пытаясь остановить кровь и спасти мне жизнь. Полагаю, что вид разорванной когтями груди мог оттолкнуть любого. Рунарт был непривычно хмурым, но отчаянно пытался сделать хоть что-то. Мне казалось, что я уже стучусь в ворота Звёздных чертогов, а потом она снова оказалась рядом. Похожая на прекрасное видение, она опустилась рядом и что-то заговорила на своём языке, обращаясь к кому-то. После этого к нам подошел мужчина из её народа, оказавшийся целителем. Раны начали зудеть и почти мгновенно срослись. Уходя, она обернулась и улыбнулась, а у меня не было сил, чтобы подняться и догнать, поговорить, узнать, как её зовут.
Общий враг объединяет даже тех, кто совсем недавно воевал друг против друга. Уверен, силлинам не было дела до того, что Артемис не принимал участия в войне Фоден, но вторжение демонов изменило многое, и эльфийские воины держались неподалёку. У нас была одна цель – закрыть разлом, а значит, и путь был один. К моей огромной радости и, одновременно с этим, горю. Она была близка и недосягаема одновременно. Пришел черёд Кассия насмехаться надо мной. У него хотя бы был шанс, я же понимал всю безрадостность собственного положения.
Калатур взял на себя обязанности парламентёра между нашими отрядами. Очень быстро я узнал, что моя прекрасная незнакомка не простая воительница, а близкая подруга самой королевы силлинов. Оказалось, что Ард Рена Азена собственной персоной возглавляла отряд. Правительница силлинов отправилась на войну, окружив себя исключительно сильными магами, среди которых были и представители эльфийской аристократии, – о них гномы отзывались с каким-то особым почтением и придыханием – и воинами.
Я и по сей день не понимаю, почему Азена приняла решение взять под своё покровительство небольшую группу людей. Калатур только пожимал плечами и говорил о том, что у Ард Рены древняя кровь и нужно быть благодарным за защиту. Впрочем, мы были не единственными не силлинами, прибившимися к сопровождению королевы.
На следующий вечер я познакомился с Амадеем. Старый менестрель по-свойски подсел к нашему костру, предложив сыграть пару баллад. Это казалось чем-то странным и даже нелепым, но отказывать было неловко. Я заснул под его пение, а на утро чувствовал себя так, будто проспал неделю. Уже после войны я узнал, что Амадей – лазенис. Порой я думаю о том, что этот менестрель уже был стариком, когда я родился, и не изменился, хотя я уже состарился. Это кажется чем-то немыслимым – жить так долго. Амадей часто гостит в Лютеране, каким-то невероятным образом угадывая важные события, приходя точно к ним. Был он на моей официальной коронации, играл на моей свадьбе и, спустя пару лет, пел колыбельную для моего первенца. Я всегда рад видеть боевых товарищей. Увы, не многим посчастливилось пережить Второе Вторжение, а тех, кто прошел плечо к плечу со мной через тяготы войны, жизнь раскидала по разным уголкам Акрасии. Вернулся в Йон Калатур, уплыл в далёкий Аньшу Сиен, а Кассий положил к ногам прекрасной Кталхи целое королевство, стремясь завоевать сердце неприступной кочевницы. Из близких друзей на закате жизни рядом со мной остались лишь Рунарт и Хорн…
Тот самый рог, что сейчас хранится в сокровищнице как бесценная реликвия, подарил мне Кадан. Тогда будущий эсдо вечерами со скучающим видом слонялся то у одного костра, то у другого. Не знаю, где он взял этот рог, наверное, снял с какого-то мертвеца. Откровенно говоря, его интересовал не я, а Хорн, хотя я и по сей день не понимаю, почему Кадана заинтересовал орёл, но эти двое, на удивление, даже поладили. Кадана вообще интересовали только сражения. Лишь во время битвы он выглядел живым, а в его глазах появлялся какой-то странный огонёк азарта. Поговаривали, что он ищет смерти, но это не так. Мне кажется, он искал себя, хотя я не особо разбираюсь в хитросплетениях чужой души. Я не знаю, кто такой Кадан. В ответ на мои вопросы о нём Амадей загадочно улыбался и отвечал общими фразами, в которых можно было найти десятки смыслов.
Менестрель был не единственным лазенисом, в нашем разношерстном отряде. Рядом с Каданом часто крутилась красавица Нинав. Нежная, как лепесток розы, немного наивная молодая лазенис могла поразить из лука любого. Говорили, что она была одним из стражей таинственной Эльгасии – острова, на который ушли лазенисы, после того как Руфеон лишил их крыльев. Я не знаю, так ли это. Мы с Нинав никогда не были особенно близки, хотя мне нравилось, когда она пела под аккомпанемент Амадея.
О НЕЙ мне писать сложнее всего. Столько лет прошло, но каждый раз, когда смотрю на её портрет, к горлу подкатывает ком горечи. Порой я думаю, что нам не стоило встречаться, и тут же проклинаю себя за эти мысли. Увы, но рядом со мной нет никого, с кем я мог бы поделиться этими чувствами. Может, поэтому я изливаю душу бумаге? После той ночи я то и дело находил её взглядом. Мне не хватало решимости узнать у Калатура, кто она и как её зовут. И уж тем более я и помыслить не мог, чтобы подойти к прекрасной незнакомке и заговорить. Я страдал молча и издалека.
Всё изменилось в один вечер. Я пытался отмыть котелок, от всей души вымещая этим действом скопившееся за день раздражение. Пригоревшая крупа никак не хотела отрываться от дна, что злило меня ещё больше. Я, признаться, уже и не помню, что случилось в тот день, отчего я был так рассержен, но тогда мне казалось, что повод весомый. Может, причиной этому было особенно язвительное замечание Кассия или натирающие ноги сапоги с чужой ноги. Всё это потеряло смысл, когда я обернулся, услышав позади шуршание гравия. Я ожидал увидеть там кого угодно, хоть легион демонов, но к реке спускалась моя прекрасная незнакомка.
Не знаю, какими словами можно описать то смятение, что я испытал в тот момент. Это было нечто восхитительно-невероятное. Она будто плыла над землёй. Лёгкая, как летний ветерок, но я видел, как в бою она становится смертоносна, словно торнадо. Я до последнего не верил, что она идёт ко мне. Это казалось невозможным. Скорее небо и земля поменялись бы местами.
«Тебя зовут Лютеран?»
Она улыбалась, а у меня язык к нёбу присох. Собрав остатки решимости, я смог кивнуть.
«Меня зовут Энвиса эр Наарт».
До сих пор смешно и стыдно вспоминать наш первый разговор. Вернее, говорила Энвиса, а я стоял столбом и просто кивал, надеясь, что она не посчитает меня дураком. Не знаю, что она во мне увидела. Она – могущественная чародейка приближенная к королеве, а я тогда был простым воином без гроша за душой. Но тогда, просто подойдя и заговорив со мной, Энвиса вдохнула в меня уверенность в своих силах. Я захотел стать равным ей.
Сегодня, когда настали мирные времена, такой союз кажется невозможным. Ведь она – силлин, а я человек, даже не маг. Но в те годы это не имело значения. Неважно, сколько ты можешь прожить в мирное время. На войне ты можешь не дожить до завтра. На войне нет рас, есть лишь союзники и враги. Мы были союзниками. Я хотел защищать её и, разумеется, впечатлить, а остальное не имело значения.
Переход через хребет Ангилиска занял несколько дней. Вечерами я упорно тренировался в обращении с мечом, доставая всех подряд. Мне нужен был умелый противник, чтобы стать лучше, и я его нашел. Вернее, он нашел меня при содействии Амадея. Не знаю, что такого менестрель сказал Кадану, но тот каждый вечер приходил в наш лагерь, чтобы истязать меня. Тренировкой это сложно было назвать. Ни разу мне не удалось одолеть этого воина. Я ходил весь побитый и грязный, наглотавшийся земли и пыли, но оно того стоило – после тренировок всегда приходила Энвиса. Она мило улыбалась, обрабатывая мои ссадины и царапины, а я чувствовал себя самым счастливым во всей Акрасии.
Признавать собственную слабость перед той, что заставляла моё сердце трепетать, было стыдно, но шансов на победу у меня не было. Кадан был выдающимся воином. Вряд ли его мог одолеть неопытный мальчишка.
Тогда я тихо недолюбливал Кадана за его надменные взгляды во время тренировок и едкие комментарии в адрес моей неуклюжести, но уже неделю спустя понял, что в бою я стал чувствовать себя в разы увереннее. Сейчас я с благодарностью вспоминаю те вечера. Ни до, ни после у меня не было такого строгого и умелого наставника, каким был (и наверняка всё ещё есть) Кадан. Со временем мы даже смогли стать друзьями. Увы, после празднования победы Кадан покинул отряд, и мы больше не встречались, хотя я верю, что пятьдесят лет для него – просто слишком маленький срок, и однажды я увижу старого друга вновь. Хотя старым стал я. Порой я представляю, как он удивится, увидев, как моё лицо испещрили морщины, а волосы стали седыми, как снежные шапки гор…
После того как наш разношерстный отряд преодолел хребет Ангилиска, остро встал вопрос о том, как нам продвигаться дальше. Юдейские корабли давно и надёжно лежали на дне у южных берегов Артемиса. Силлины, прибывшие в Артемис порталом, не могли перенести такую толпу. Кроме того, они не имели чёткого понимания, куда именно строить переход. Корабли, даже при наличии магии, строятся очень долго. Гномы вообще не горели желанием отправляться вплавь. А идти нужно было. Разлом, из которого лезли фетранийские отродья, был за морем.
Ситуацию спасли Нинав и Амадей. Пока все спорили до хрипа, менестрель просто сел на берегу и принялся играть, а Нинав что-то пела на языке, который был мне незнаком. Никто и внимания не обратил. Многим и до этого казалось, что Амадей немного не в ладах с головой, а уж Нинав порой и вовсе вела себя как ребёнок. Старый лазенис играл весь день, а затем вечер и всю ночь напролёт. И всё это время Нинав пела, не смолкая ни на мгновение. Я помню, как Энвиса несколько раз подходила к менестрелю, что-то говоря на своём языке, который я не знал в те годы. Амадей лишь качал головой и продолжал играть. К ночи даже я начал переживать за Нинав. Песня та была красивой, но какой-то грустной. Так поёт ветер в скалах. Тоскливо, с надрывом, рассказывая о своей судьбе.
На рассвете я проснулся от того, что земля подо мной заходила ходуном. Скалы дрожали, а море будто вскипело. Никогда в жизни мне не доводилось видеть ничего подобного. Я не одарён магией и не способен видеть тонкие материи чар, но то, что происходило тогда, до сих пор за гранью моего понимания. Амадей продолжал играть на лютне, Нинав пела, а море перед нами отступало, оголяя дно. Шустро сновали мелкие рыбки, уходя вместе с водой, а земля дрожала оттого, что дно поднимается.
Сейчас эти земли зовутся Кабатией. Дно моря стало богатым цветущим краем. Мне довелось там побывать однажды, когда навещал Кассия. Я до сих пор не понимаю, как два лазениса смогли сделать то, что сделали. Когда я спросил Амадея об этом, старый лазенис просто улыбнулся и сказал, что они ничего не сделали – всего лишь попросили богиню Гивену позволить им пройти. Я слышал, что прежде, на заре Акрасии, младшие боги часто проявляли себя, помогая смертным, но тот случай был первым и единственным, который мне довелось видеть воочию.
К полудню море окончательно отступило. До самой линии горизонта раскинулись песчаные холмы и высокие скалы. Кристаллы соли ярко блестели в лучах солнца.
Мы отправились в дальнейший путь, преодолевая барханы солёного песка. Пожалуй, эта часть путешествия была самой сложной: днём нас донимала жара, ночью воздух быстро становился холодным, магам приходилось поднимать пресную воду из-под песка, а съедобных растений или животных, на которых можно было бы охотиться, не было вовсе. И всё же я с улыбкой вспоминаю те дни, а вернее вечера. Наверное, именно тогда и начался наш роман.
В начале это были просто разговоры по вечерам у костра – да и какая может быть романтика, когда вокруг столько народу – и всё же я радовался каждому её взгляду и каждой улыбке. Стоило нам встретиться глазами, как, казалось, все остальные просто исчезали, оставляя нас вдвоём. Я и по сей день храню в сердце те краткие моменты, когда мне удавалось коснуться кончиков её пальцев, передавая чашку с травяным отваром.
Кассий посмеивался надо мной, Калатур пытался давать советы, Рунарт неодобрительно поджимал губы, а Кадан только молча качал головой. Думаю, он с самого начала понимал, что эти чувства обречены, но не хотел вмешиваться, позволяя мне ошибиться…
Демонов становилось больше с каждым днём. Порой мы не могли толком поспать несколько ночей подряд – на нас то и дело нападали. До Загорья дошли не все…
Помню, как мы радовались, завидев на горизонте полосу леса и вершины гор. К тому моменту мы все уже слились в один большой разношерстный отряд, забыв про расовые различия. Я бы не сказал, что мы стали друзьями, но все понимали, что наличие рядом товарища увеличивает шансы выжить.
Загорье поразило меня удивительной природой. Там, где демоны ещё не выжгли землю, высились огромные сосны, а горы, казалось, достают вершинами до небес.
Тренировки с Каданом стали в разы сложнее – если раньше он колотил меня голыми руками, то теперь вооружился палкой. Наверное, это можно было считать прогрессом в моих навыках. В остальном выживать стало заметно легче. В Кабатии – так Кассий назвал эти земли – нас постоянно мучила жажда, так что первое время вода из горных источников казалась сладкой, как нектар. Хорн снова приносил добычу, а чай с сосновыми почками и местными травами получался таким душистым, что можно было выпить три чашки за вечер.
Темнело в горах быстро, и с наступлением ночи становилось прохладнее. Много костров не жгли, чтобы не привлекать внимания демонов, и вокруг лагеря по ночам царил таинственный полумрак. Я часто уходил в темноту. Сидеть у костра и слушать вечернюю болтовню ни о чём было невыносимо. Меня разъедали изнутри невысказанные чувства. Я видел, как заигрывает с Кассием Кталха, и порой они двое куда-то исчезали среди деревьев на пару часов. Я понимал, для чего, и искренне радовался за друга, но это не мешало мне умирать от любви. Сердце невозможно заставить разлюбить. Энвиса была мила и добра со мной, но точно так же она была мила со всеми вокруг, и это вызывало в моей груди бурю ревности. Наверное, если бы в то время какой-нибудь демон вздумал искушать меня, я бы сдался с потрохами.
В одну из ночей я неприкаянно бродил неподалёку от лагеря в одиночестве. Оставаться одному в такое время было безрассудно, я прекрасно это осознавал, но молодость на то и дана, чтобы совершать глупости. Порой мне хотелось умереть, тогда мерзкое чувство, что будто разъедает изнутри, исчезло бы, но я просто бродил в ночи, а потом возвращался и ложился спать. С утра хотелось есть, потом нужно было шагать дальше или отбиваться от очередного отряда демонов. Рутина отвлекала от душевных терзаний, и умереть не получалось. Конечно, можно было бы как-нибудь подставиться под удар, но если умирать, то как-нибудь героически, чтобы те, кто выжил, потом слагали об этом если не легенды, то хотя бы балладу. К счастью, героические смерти обходили меня стороной.
Однажды ночью я сидел на берегу горного ручья. Вода перетекала по камням с приятным журчанием. В серебристом свете луны можно было рассмотреть, как в небольшой заводи копошатся бледные раки. Я бросал в воду камушки, наблюдая за тем, как после каждого булька раки тревожно замирали, но потом успокаивались и снова принимались шарить среди гальки в поисках съестного. Их вторжение демонов совершенно не беспокоило.
Энвиса практически бесшумно подошла и села рядом, аккуратно расправляя несуществующие складки на подоле мантии. Женщины её народа имели весьма странное понимание того, как должно выглядеть боевое облачение чародейки. С одной стороны, оголённые ноги мне нравились, но с другой – вызывали лютые приступы ревности, когда на Энвису смотрел кто-то другой.
Какое-то время мы молчали. Она смотрела на звёзды. Я не знал, что сказать. В конце концов, решив, что второго шанса может просто не представиться, я выпалил признание. В голове слова подбирались легко, но стоило открыть рот, получалась какая-то ахинея. От стыда хотелось провалиться под землю.
В ответ на моё пылкое признание Энвиса по-доброму улыбнулась. Откровенно говоря, я думал, она засмеёт меня. Не получив отказа, я так осмелел, что рискнул поцеловать её. Не думаю, что в тот вечер в Акрасии был кто-то счастливее меня, потому что спустя пару мгновений женщина моей мечты робко ответила на поцелуй.
Короткие вечерние свидания были нашей тайной. Отдельно друг от друга мы уходили в лес и встречались под покровом ночи. Возвращались так же отдельно друг от друга. Догадывался ли кто-то – думаю, да. Рунарт, Калатур и Кассий точно понимали, в чём причина моего счастливого вида, но с советами не лезли. Да и что можно сказать в такой ситуации. Если бы мой друг завёл роман с женщиной, которая проживёт тысячи лет, я бы попытался его образумить. Наверное. Временами я думаю, что лучше не вмешиваться в чужие отношения. Как любила говорить моя бабка: «Похлёбку проще варить, когда ты снаружи котелка». Уже сейчас я понимаю, насколько она была мудрой женщиной. Я крутился в этой эйфории, будто кусок картошки в кипящем бульоне, и не понимал, что наши чувства обречены. Тогда мне достаточно было знать, что они взаимны. О будущем мы с Энвисой тогда не разговаривали. Отчасти дело было в том, что какого-то определённого будущего на войне не было ни у кого. Мы даже не знали, где будем спать завтра. Сейчас я понимаю, что она, будучи в разы старше меня, не могла не догадываться, что этот роман просто не может закончиться чем-то хорошим. Думаю, понимала, ведь желание скрывать встречи исходило от неё. И всё же мне больно вспоминать о тех словах, что мы наговорили друг другу в тот день. Будь у меня шанс всё исправить, поступил бы я по-другому? Я не знаю…
